Текст книги "Твоя навеки"

Автор книги: Санта Монтефиоре

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 36 страниц)

– Сейчас я переживаю именно такой миг, когда я абсолютно счастлива.

– И я, – только и ответил он, обняв ее.

Они стояли рядом, наблюдая за игрой солнечного света над горизонтом.

– Ты знаешь, я теперь все подмечаю. Бескрайнее небо над головой, равнину, ее запахи, стрекотание сверчков. Только сейчас я понимаю, насколько соскучилась по Аргентине.

Он поцеловал ее в шею, зарываясь пальцами в ее волосы.

– Помню, как я вернулся из Америки, – произнес он. – Аргентина показалась мне другой. Вернее, она была такой же, но я замечал все мелочи. Я увидел все в новом свете.

– Я понимаю, о чем ты говоришь.

– Я рад, что разлука тебя хоть чему-то научила, – пошутил он, но они не рассмеялись.

Они замерли в молчании. София боялась приближения этого мгновения, и вот оно наступило – мгновение, когда она с ясностью поняла, что она когда-нибудь снова лишится этого великолепия.

Наконец Санти повернул ее к себе. Глядя в его ласковые зеленые глаза, она увидела, что в их глубине отражается ее собственная душа. Она знала, о чем он думает и как сильно любит ее. Санти выглядел грустным – любовь часто становится источником печали, – и они оба отдались этой внезапно охватившей их грусти. Когда он поцеловал ее, у нее подкосились ноги: не прислонись она к стволу дерева, она бы рухнула на землю от слабости. На лбу Санти выступили капельки пота. Он не смог стянуть с себя сапоги, поэтому остался в них. София подумала, что таким первобытным сексом занимаются, очевидно, те, кто решился на адюльтер. Возможно, на этот раз они могли потерять намного больше, и осознание того, что ставки очень высоки, придавало их запретным удовольствиям особую остроту. Наивность юности уступила место искушенности и знанию мира, и драматизм происходящего невероятно возбуждал Софию.

– Бог ты мой, я бы сейчас не отказался освежиться и поплавать, – сказал Санти, приводя себя в порядок.

– Какая хорошая мысль, – отметила она. – Ты думаешь, нас кто-нибудь заметит?

– Думаю, что нет.

Он взял ее ладонь и прижал к своей влажной щеке. Поцеловав ее снова, он с улыбкой сказал:

– Софи, ты вернула мне мою потерявшуюся душу.

Когда они шли назад, держа путь к бассейну, солнце уже скрылось за горизонтом. Воздух был таким влажным, что казался сладким, а запах эвкалипта и жасмина кружил голову. Они с облегчением обнаружили, что у бассейна никого не оказалось. Все было объято тишиной и покоем. Они тихо сбросили одежду, но, когда дело дошло до сапог Санти, им пришлось потрудиться. Подавляя смех, они скользнули в воду, благодарные за темноту и прохладу, подаренную этим великолепным вечером.

– А что ты скажешь дома? – обеспокоилась она спустя какое-то время.

Ни София, ни Санти понятия не имели, который теперь час.

– Маме и говорить ничего не придется. Она догадается. Только надо будет сделать вид, что вечер носил романтический характер, – хмыкнул он.

– А как же Клаудия? – засмеялась София, и в ее глазах блеснул озорной огонек.

Но он лишь покачал головой.

– Ты знаешь, мне очень не по душе то, что я ее обманываю. Она была для меня образцовой женой.

София пожалела, что завела разговор на эту тему.

– Я понимаю, о чем ты говоришь, потому что и сама не хотела бы обманывать Давида. Давай не будем об этом думать. Помнишь историю о драгоценном настоящем?

Она говорила бодрым голосом, но понимала, что волшебство момента уже нарушено.

Они еще немного поплавали, а потом уселись на краю бассейна, чтобы немного обсохнуть.

– Чувство вины – ужасная штука, не так ли? – сочувственно произнесла София.

– Точно, – ответил он, обнимая ее за плечи и привлекая к себе. – Но сожалеть о том, что сделано, я не желаю.

– Правда?

– Абсолютно. Завтра я жду тебя пораньше. Придешь?

– Конечно, ведь я хочу провести с Марией как можно больше времени. Она так хорошо выглядит по сравнению с тем, какой была в больнице.

– Да, Софи, но...

– Что?

– Она умрет.

Его голос дрогнул.

– Чудеса...

– Случаются, – задохнувшись, закончил он.

София прижалась к нему всем телом. Она не могла найти слов утешения. Да их и не могло быть в подобной ситуации. Она обняла Санти и позволила ему выплакаться, чтобы хоть как-то облегчить боль.

– Санти, любимый, поплачь, и тебе станет немного легче, – сказала она, замечая, что слезы помимо воли катятся по ее щекам. Она знала, что если позволит себе разрыдаться в его присутствии, он будет безутешен, так как поймет, что она плачет не только из-за бедной Марии.

Глава 42

Когда София вернулась в дом, было уже поздно, но родители все еще ждали ее на террасе вместе с Рафаэлем и Жасмин. Она попросила разрешения позвонить домой. Ей не хотелось бы этого делать, но она знала, что Давид будет волноваться, если не получит от нее никаких вестей.

– Как твоя кузина? – спросил он.

– Она не выздоровеет, – грустно отозвалась София. – Но, по крайней мере, я смогу провести с ней последние дни.

– Послушай, дорогая, ты можешь не беспокоиться. Оставайся там, сколько считаешь нужным. Девочки в порядке, у нас все хорошо.

– А лошади?

– Ничего нового. Но, конечно, дочки по тебе скучают.

– Я тоже очень соскучилась, – сказала она, пристыженная тем, что в любовном тумане иногда забывала о них.

– Оноре дали в этом году ведущую роль в школьной постановке. Она в восторге. Всем девочкам, которых допустили к участию, по семнадцать лет, а ей только четырнадцать, поэтому можешь себе представить, как она вознеслась.

– Еще бы, – ответила София.

– Вот она, выхватывает у меня трубку. – Давид передал трубку Оноре.

Когда София услышала знакомый голос дочери, ее горло сжалось от чувства вины и от внезапно охватившей ее тоски по дому.

– Привет, мама. Я исполняю главную роль в «Белой колдунье», – радостно воскликнула Онора.

– Знаю, папа мне уже сообщил. Ты молодчина.

– Мне надо учить текст. Очень много текста, больше, чем у всех других, вместе взятых, и костюм у меня будет особый. Мне его пошьет мисс Хайндлип. А еще мне поставят голос и интонацию. Специально для пьесы.

– Вижу, что ты будешь занята.

– Очень. Поэтому на уроки у меня времени совсем не остается.

– Ничего нового ты мне не сообщила, – хмыкнула София. – А как Индия?

– Папа говорит, что будет лучше, если она не станет с тобой разговаривать, а то совсем расклеится.

Онора не скрывала, что считает себя взрослой по сравнению с сестрой.

– Я поняла. Но ты поцелуешь ее от меня? Мне очень не хватает вас обеих.

– Но ты ведь скоро приедешь, разве не так?

– Конечно, моя милая. Очень скоро, – стараясь подавить свои чувства, произнесла София. – Ты не передашь трубку папе? Целую вас всех и очень люблю.

Онора чмокнула в трубку, и через мгновение Давид был снова на связи.

– Индия в порядке? – взволнованно спросила она.

– Она чувствует себя абсолютно нормально, только очень скучает. Но тебе не стоит так беспокоиться. Дорогая, у тебя такой встревоженный голос. Я понимаю, каково тебе там приходится. Мне жаль, что я не рядом с тобой.

В его голосе звучало искреннее сочувствие, и София ощутила укол совести. Она была на грани нервного срыва.

– Послушай, мне лучше идти. Звонить отсюда так дорого. Поцелуй наших девочек.

– Конечно, дорогая, береги себя.

Положив трубку, София поняла, что рискует запутаться. После звонка в ее душе остался неприятный осадок. Она чувствовала себя коварной и двуличной, особенно когда представляла доверчивые лица своих родных. Давид никогда не подводил ее. Его мягкий, утешающий голос заставил ее мучиться угрызениями совести. Но когда, переодевшись, спустя несколько минут она появилась на террасе, Англия снова отошла на задний план. София решила до конца исповедовать философию драгоценного настоящего, тем более что вечер, влажный и теплый, к этому располагал. Она дышала тем же воздухом, что и Санти, и этого ощущения было достаточно, чтобы сделать ее счастливой.

Ужин прошел в очень приятной обстановке. Стол освещали красивые лампы в виде свечей, а из открытых окон гостиной доносились звуки моцартовского «Реквиема». Софии очень нравилась Жасмин, они болтали с ней, как старинные подруги.

– Мы живем в подвешенном состоянии, – поделилась с Софией Жамин. – Для детей жизнь продолжается. Думаю, что они даже до конца не осознают всей трагичности происходящего. В понедельник они снова отправятся в школу. Но для нас это время невыносимо. Фактически мы застыли в ожидании момента, когда Марию у нас отнимут навсегда. Никто не знает, сколько это продлится.

– Но что же вы будете делать? – спросила София. – Вернетесь в Буэнос-Айрес, как обычно?

– Нет, дети отправятся с Ханом-Пабло, нашим водителем, завтра вечером. Мы останемся. Я думаю, что мы должны быть в ожидании.

– Когда уедет Клара, мне будет очень не хватать ее. Я так привязалась к ней!

– Она тоже будет грустить. Она просто без ума от тебя, – рассмеялась Жасмин. – В следующие выходные она вернется, так что, думаю, она успеет тебе надоесть.

– Нет, что ты? Она очаровательная.

– Рафа сказал, что она напоминает тебя в детстве.

– Я только надеюсь, что она проявит больше благоразумия в будущем, – невесело пошутила София.

– Думаю, что, если она станет похожей на тебя, этим можно будет только гордиться, – воскликнула Жасмин. – Знаешь, Мария так счастлива, оттого что ты приехала. Она тосковала по тебе, часто вспоминая старые времена.

– Мы были очень близки. Мне жаль, что судьба преподнесла столько сюрпризов.

– В жизни все всегда происходит неожиданно, и в этом ее прелесть. Не надо сожалеть о том, чего не изменишь. Надо радоваться тому, что есть.

В этот момент вошла сияющая гордостью Соледад, которая радовалась, что может снова побаловать свою молодую хозяйку ее любимым банановым десертом.

– Ты кудесница, Соледад, – сказала София, пытаясь подластиться к верной служанке. – Не знаю, как я жила без тебя целых двадцать три года.

– Сеньорита София, вам больше не придется идти на такие жертвы.

– Сколько ты собираешься еще пробыть здесь? – спросил Рафаэль, не дожидаясь, когда ему предложат десерт, и щедро угощаясь им.

– Я не знаю, – ответила София.

– Любовь моя, она ведь только приехала, а ты уже спрашиваешь об отъезде, – с мягкой укоризной произнесла Жасмин.

– Ты должна остаться с нами как можно дольше, – вмешался Пако. – Это твой дом, София, ты принадлежишь Санта-Каталине.

– Я с тобой согласен, папа. Я сказал ей, что она может привезти сюда и детей, и мужа.

– Рафа, но ты же знаешь, что это невозможно. Что здесь будет делать Давид? – с искренним изумлением воскликнула София.

– Дело не в этом. Ты же не можешь исчезнуть на годы, потом появиться на несколько дней и снова пропасть!

София взглянула на мать, сидевшую напротив. Анна перехватила ее взгляд. Софии было интересно узнать, что занимает ее мысли, но, в отличие от отца, Анна ничем не выдала своего настроения.

– Я польщена. Правда, – обронила она и принялась за десерт.

– Августин уехал в Америку. Я не знаю, но в наше время было принято держаться друг друга. А сейчас молодежь... – И Пако покачал убеленной сединами головой.

– В твои дни, папа, ничего не оставалось делать, как только держаться друг друга. Никто не знал, что будет с семьей, ведь людей могли выкрасть прямо на улице. – Рафаэль вспомнил о том, что случилось с Фернандо.

– Да, времена были тяжелые.

– Я помню, как вы всегда волновались за нас, когда мы были детьми, каждый час проверяя, где мы находимся, – добавил Рафаэль.

– Действительно, дети исчезали очень часто. Поэтому вы задавали нам работы, особенно София, которая любила надолго пропадать где-то вместе с Санти и с нашей дорогой Марией, – включилась в разговор Анна.

– Что изменилось? – спросил Рафаэль, и София не знала, говорит ли он о настоящем или о прошлом.

– Мама, ты чересчур волновалась, и я считала, что ты перегибаешь палку, – сказала София.

– Нет, София, ты считала, что я специально порчу тебе настроение, но это было не так. С тобой у нас всегда было полно хлопот.

Она говорила строгим тоном, хотя и старалась, чтобы в ее голосе не прорывалась горечь.

– Мама, мне очень жаль, – обронила София, сама удивившись тому, что говорит искренне.

Она никогда раньше не смотрела на себя со стороны, но теперь, когда сама стала матерью, могла понять мотивы некоторых поступков Анны. Она взглянула на нее через стол, и ей стало грустно.

В тот вечер София отправилась спать довольно рано, оставив родителей сидеть на террасе. Их лица освещал мерцающий свет, а приглушенные голоса звучали вместе со стрекотанием сверчков, нарушая тишину пампы. София направилась через внутренний дворик, освещенный луной, в комнату, украшенную геранями. Она легла, но сон не шел к ней. Ей хотелось увидеть Санти. Она не знала, сколько времени у них в запасе: день или неделя? Но она знала одно: так или иначе ей придется покинуть его. О, неужели у них есть шанс побыть вместе? Разве после перенесенных испытаний они не заслужили этого? Она не знала ответа, и это приводило ее в отчаяние.

Наконец она встала, раздраженно сбросив простыни. Ей необходимо было увидеть Санти. Ей надо было знать, чем закончатся их отношения теперь, когда они снова обрели друг друга. Она выскользнула в ночь, одетая только в одну ночную сорочку. Светила полная луна. София перебиралась от одной тени к другой, и ее босые ноги омывало росой. Она понятия не имела, как найти Санти, не могла же она разбудить его и не потревожить Клаудию.

Перед домом София задумалась. Потом двинулась вдоль стены, заглядывая в окна и пытаясь понять, где находится спальня Санти. В отличие от их дома, дом Чикиты был одноэтажным, так что Софии не пришлось карабкаться по лестницам, цепляясь за уступы. Большая часть окон была прикрыта ставнями, а она совсем забыла о том, как аргентинцы любят ставни. Сквозь них мало что можно было увидеть, а тем более понять, где чья комната. София прошла к террасе и остановилась, обдумывая дальнейший план действий, как вдруг ее внимание привлек мерцающий огонек. Кто-то курил у дома.

– Я бросил эту привычку много лет назад, – раздался голос.

– Санти! Что ты здесь делаешь? – с облегчением выдохнула она.

– Вообще-то это мой дом, и это я тебя должен спросить, что ты здесь делаешь?

– Я пришла, чтобы увидеть тебя, – громко прошептала она, на цыпочках проходя к нему и присаживаясь на скамейку.

– Ты сумасшедшая, – усмехнулся он. – Но именно за это я тебя и люблю.

– Я не могла уснуть.

– Я тоже.

– Что же нам делать?

– Не знаю.

Он вздохнул и потушил сигарету. Притянув Софию к себе, он прижался к ней небритой щекой.

– Я не могу представить, чтобы мы снова расстались, – пробормотала она.

– Я думал о том же. Мне так жаль, что мы с тобой не убежали много лет назад.

– О, если бы только...

– Нам выпал всего один шанс, но мы не сумели им воспользоваться.

– Не говори так, Санти! Мы хозяева своей судьбы, – сердито прошептала она.

– То, что ты пришла сюда, – это верх безумия, – еще крепче прижимая ее к себе, произнес он. – И я очень надеюсь, что в эту ночь больше никого не будет мучить бессонница.

– Ты же знаешь, что мы всегда чувствовали друг друга.

– И в этом-то и была главная проблема. Даже если мы снова окажемся по разные стороны океана, связь между нами сохранится.

– Сколько у нас времени, Санти? – спросила она с нарочитым спокойствием, не желая показывать, что на самом деле в отчаянии.

– Завтра вечером Клаудия увозит детей в Буэнос-Айрес, – сообщил он.

Она не знала, намеренно ли он не ответил прямо на вопрос.

– Значит, мы проведем это время вместе?

– Ей приходится довольно тяжело.

– Что?

– Ей трудно смириться с тем, что ты так внезапно появилась.

– Она знает о нас? – полюбопытствовала София, втайне желая услышать утвердительный ответ.

– Она знает, что мы когда-то были любовниками. Я ей все рассказал, чтобы она не подумала, что это была какая-то грязная история. Рано или поздно она услышала бы обо всем от других, ведь такой скандал, как этот, трудно удержать в стенах дома. Клаудия заслуживала того, чтобы я был с ней откровенен. Она заполнила пустоту в моей душе, Софи, когда тебя не было. Она сделала меня счастливым в то время, когда я думал, что жизнь моя закончена.

– О чем ты? – медленно вымолвила София, понимая, однако, что он хочет этим сказать.

Санти поцеловал ее в висок, и сердце ее учащенно забилось в груди.

– Не знаю, Софи, я просто не хотел бы причинять ей боль.

– Давай не будем сейчас думать об этом, – храбро проговорила она.

Она верила, что, пока не признано поражение, всегда остается надежда на победу.

– Нам нет необходимости принимать судьбоносное решение прямо сейчас. Давай просто наслаждаться тем, что дарит нам настоящее.

– Да, мы не должны принимать судьбоносных решений, – согласился он.

София не сомневалась, что неопределенность так же мучительна для него, как и для нее.

Когда она вернулась к себе в комнату, уже брезжил рассвет, окрашивая все вокруг в розово-голубые тона. Она решила не думать о будущем, ибо слишком боялась неизбежной разлуки.

София проснулась очень поздно, но на этот раз точно знала, что находится в родном доме. Она надела короткий сарафан и бодрым шагом направилась к террасе. Беспощадное аргентинское солнце палило немилосердно. Она вспомнила, как проводила большую часть таких дней у бассейна, наслаждаясь жарой. Как ей не хватало такой погоды в Англии! Прошло время, и она почти забыла, каким бескрайним бывает прозрачное синее небо.

Рафаэль и Жасмин читали, когда София вышла им навстречу. Анна и Пако сидели под зонтиками. Дети лежали на солнышке и занимались рисованием. Она бы тоже так жила, если бы вернулась тогда? Могли бы они с Санти расчитывать на совместное будущее на родине? Ее мысли вернулись к малышу Сантьягито. Она тут же ощутила острое желание обнять и его, и двух своих дочерей. Где сейчас был ее сын? Ему сейчас исполнилось двадцать три года, и он был уже не юношей, а молодым человеком. Он ни за что не узнал бы ее, даже если бы произошло чудо, и она встретила своего сына. Они были чужими, незнакомыми людьми.

Заглушая боль, она поздоровалась с семьей и села за стол. Вскоре Соледад принесла чай, тост и сыр. София заметила, что Жасмин держит малышку у груди, прикрыв ее красивой белой шалью. Ребенок спал, и Жасмин спокойно читала. Если бы София умела, то нарисовала бы Жасмин – прекрасную и полную достоинства, назвав картину «Мать и дитя».

Посидев немного с родителями, с братом и его женой, София ощутила горячее желание увидеть Санти. Она с нетерпением ждала вечера, когда Клаудия отправится в город и оставит их вдвоем. Все молчали, погруженные в свой маленький мир, где каждому была отведена определенная роль. Она вспомнила дни юности, когда и она была частью этого мира. Она следила за тем, как читает ее мама, спрятав лицо под широкополой шляпой. София всегда помнила ее в шляпе – это была визитная карточка матери. Она не могла припомнить, что носила Анна зимой. Казалось, здесь все время было лето. Пако просматривал воскресные газеты. На его крючковатом носу сидели маленькие очки с круглыми стеклами. Почувствовав взгляд дочери, он поднял глаза и улыбнулся ей. Пако искренне любил Софию. Но теперь она странным образом ощущала себя чужой. Они сидели в молчании, потому что настолько хорошо знали друг друга, что им не требовались слова. София не принадлежала этому миру; только в воспоминаниях о тех далеких днях сохранилась неясная, а от этого еще более притягательная картинка прошлого.

Она пила чай, не нарушая тишины. Прибежала Клара, чтобы показать ей свой рисунок. Для ребенка ее возраста он был очень хорошим. Девочка владела цветом, а на картинке изобразила счастливые лица. Она рисовала уверенными штрихами, смело экспериментируя с формой. София искренне изумилась.

– Ну, разве ты не настоящая маленькая художница? – воскликнула она горячо.

Клара вся засияла от гордости.

– Кто научил тебя рисовать?

– Никто. Но я рисую лучше всех в классе.

София с улыбкой всмотрелась в лицо эльфа.

– Ты станешь художницей, когда вырастешь.

– Нет, – уверенно ответила Клара. – Я стану актрисой.

Она широко усмехнулась.

– Думаю, что из тебя получится прекрасная актриса, Клара.

– Ты и вправду так думаешь? – крикнула девочка, подпрыгивая на одной ноге.

– А какой у тебя любимый фильм?

– «Мэри Поппинс».

– И кого бы ты хотела сыграть. Маленькую девочку?

– Нет, только Мэри Поппинс. Я знаю все слова.

И она начла петь. София рассмеялась.

– Мама говорит, что если учить песенки, то можно быстро научиться английскому.

– Она права.

– Я сегодня уезжаю в Буэнос-Айрес, – пожаловалась Клара.

– Но тебе же нравится школа, и потом... В выходные ты снова приедешь.

– Ты все еще будешь здесь?

– Конечно, буду, – ответила София, не желая разочаровывать девочку.

Она не знала, когда ей придется уехать, и ей не хотелось думать об этом.

– Папа сказал, что ты останешься навсегда.

София взглянула на Рафаэля. Тот оторвался от газеты и виновато улыбнулся.

– Я не думаю, что останусь навсегда, но ты обязательно приедешь в Англию, потому что лучшие театры находятся в Англии.

– О, я знаю. А еще Мэри Поппинс живет в Лондоне, – с серьезным видом добавила Клара.

– Точно.

– Смотрите, повозка!

Из-за деревьев показалась двуколка. Роль возницы выполнял Пабло. София вспомнила, как она с бабушкой каталась по ранчо, когда была еще совсем маленькой. Бабушка Соланас говорила, что самой большой радостью для нее было путешествовать по пампе. Каждый раз, когда они приближались к месту, где была плохая дорога, она тихим, но твердым голосом напоминала Жозе, что тот должен быть осторожным. Иногда она приказывала ему остановиться, если замечала какое-то интересное животное или птицу. Бабушка сказала, что когда была молодой, то ездила на этой двуколке в город. София ответила, что это, должно быть, отнимало у нее много часов, и бабушка заметила, что жизнь в то время двигалась не на такой бешеной скорости, как сейчас. «Ты состаришься, не успев насладиться вкусом юности, если будешь спешить», – неодобрительно говорила она, когда София просила Жозе ехать побыстрее. Она получала огромное удовольствие от окружающего пейзажа, от размеренного стука колес и церемонных приветствий встречных гаучо.

Пако направился к лошадям. Он похлопал их по лоснящимся шеям и обернулся к дочери.

– София, не хочешь прокатиться со мной?

– И я, и я! – закричала Клара и, бросив рисовать, побежала к дедушке.

– Я с удовольствием, – отозвалась София.

Пабло сошел на землю, и Пако легко поднял Клару, как если бы она была маленькой собачкой. Он сел в центре, а с двух сторон от него расположились София и Клара. Пако вручил вожжи Кларе и терпеливо начал учить ее, как правильно управлять лошадьми. София следила, как Пабло исчезает за деревьями. Они помахали Рафаэлю и Жасмин. Анна отложила книгу и улыбнулась им из-под шляпы.

– Они смотрят? Они смотрят на нас? – шептала Клара возбужденно.

Она, со сосредоточенным, лицом поворачивала лошадей.

– О, они не отводят от тебя глаз, – заверил ее Пако, и София вспомнила, как отец говорил ей то же самое, когда она была маленькой.

Они поехали по парку. София пожалела, что они направились в сторону, противоположную дому Чикиты. Ей так хотелось увидеть Санти, что она не могла заставить себя думать ни о чем другом. Ее отец внимательно слушал свою внучку, которая тараторила без умолку. Наконец наступила долгожданная пауза, и Пако обратился к Софии.

– Раньше ты тоже любила водить, – сказал он.

– Я хорошо это помню, папа.

– И в поло ты играла очень прилично.

– Поло я очень любила, – рассмеялась она.

– Ты помнишь кубок Санта-Каталины? – спросил он с улыбкой.

– Как я могу это забыть? Благодаря Августину, который упал, я вышла на поле вместе с мальчиками.

– Я с самого начала хотел разрешить тебе играть.

– Правда?

– Но я знал, как это расстроит твою мать. Ей не нравилось то, что ты легко находишь со всеми общий язык. Ей так и не удалось приспособиться к жизни в поместье.

Он помолчал, задержав на дочери внимательный взгляд. Она заметила в его глазах сожаление.

– Но она выбрала себе новую родину, – пробормотала она.

– Клара, посмотри-ка, вон освободились качели. А сколько там детей! – сказал Пако, заметив, что девочка, оставшись без внимания, начинает скучать. – Почему бы тебе не пойти поиграть?

– А можно?

Она соскочила с повозки и, весело подпрыгивая, помчалась через парк к своим кузенам.

София поняла, что отец хочет поговорить с ней. Она ждала этого разговора с тяжелым сердцем. Он тронул поводья, и в воздухе зазвучали колокольчики.

– Нам не так-то легко пришлось, – сказал Пако через некоторое время, глядя перед собой.

– О чем ты говоришь?

Он помолчал немного, раскачиваясь в такт движению повозки.

– Я люблю твою мать. Мы пережили с ней нелегкие времена. Ты уехала и пропала. Вычеркнула нас из жизни. Мама кажется такой холодной, но это обманчивое впечатление. Ей тоже нелегко. Ты заставила ее сильно страдать.

– Что ты имеешь в виду, папа? – удивленно спросила София.

– Она не вписалась в семью. А тебя все любили. Поэтому она с большим трудом находила в себе силы.

– Но раньше она разве любила меня?

– Она любит тебя и сейчас, но...

– Да?

Пако молчал. Она поняла, что он собирается выдать какую-то ужасную тайну.

– Боюсь, что я виноват в том, что все так получилось. Твои напряженные отношения с матерью объяснялись тем, что... Я давно хотел рассказать.

– Папа, но ты всегда был на моей стороне! Только ты и поддерживал меня. Баловал, пестовал, и благодаря тебе я узнала, что такое родительская любовь.

– София, когда мама была беременна тобой, у нас начались проблемы.

Он с трудом подбирал слова.

– Мы оба были несчастливы, и я не мог справиться с разочарованием.

– У тебя был роман? – прервала его София.

Он опустил плечи, но было очевидно, что он испытал облегчение. Ему не пришлось произносить слова ужасного признания.

– Да, – только и ответил он, и она увидела, что его до сих пор мучают угрызения совести.

Похоже, в этой семье все сначала совершают проступок, а потом раскаиваются. Что делать?

– Влюбившись в твою мать, я решил, что это навсегда, потому что никогда прежде не испытывал ничего подобного. Она была веселой и беззаботной девушкой. В ней была природная красота, которую трудно описать. Когда я привез ее в Аргентину, она сильно изменилась. Ее словно подменили. Я пытался достучаться до ее сердца, но она только еще больше отдалялась от меня. Я начал искать утраченную любовь и оказался в объятиях другой женщины. Твоя мама, узнав об измене, так и не сумела меня простить.

Повисла долгая пауза. София поняла, почему ее мать была так резка с ней, когда узнала, что дочь завязала скандальный роман с кузеном. Наказывая Софию, она наказывала отца за предательство. Ее бедный отец оказался, словно под ножом гильотины, не имея никакого выбора, как только подчиниться воле жены.

– Но как можно наказывать собственного ребенка только за то, что он родился в непростое для семьи время? – воскликнула София. – Я не верю, что она ненавидела меня только оттого, что я служила ей напоминанием о твоей неверности.

– Она не ненавидела тебя. София, этого никогда не было. Ей было нелегко с тобой. Она пыталась найти с тобой общий язык, но ревность к тому, как легко ты завоевываешь сердца, мешала ей. Я любил тебя, как и дедушка О'Двайер, сильнее всего на свете, и она почувствовала, что ты отняла у нее двух самых важных в ее жизни мужчин.

– Самыми важными мужчинами в ее жизни всегда были Рафа и Августин, – с горечью заметила София.

– Она очень сожалеет о прошлом.

– Неужели?

– Она так хотела, чтобы ты вернулась!

– Папа, я не понимаю. Я была почти ребенком, когда меня отправили из дому, и чувствовала себя отверженной. Я никак не ожидала, что все отвернутся от меня. Я чувствовала свою вину, за то, что подвела, разочаровала вас. Мне показалось, что будет лучше, если я исчезну из вашей жизни.

– Мне очень жаль, моя красавица, но мы не можем вернуть то время. Я отдал бы все сокровища мира за то, чтобы изменить прошлое, но нам приходится мириться со своими ошибками. Я заплатил за свои сомнения очень дорогую цену.

– А я за свои, – хрипло проговорила София, вглядываясь в бескрайние равнины.

– Мне высадить тебя возле дома Чикиты? Ты сможешь навестить Марию.

Он направил лошадей в сторону дома.

Когда они подъехали к дому Чикиты, София повернулась к отцу и, к своему удивлению, заметила в его глазах тот озорной огонек, который когда-то делал Пако неотразимым в глазах женского пола. Впервые после возвращения домой София ощутила, что между ней и отцом снова установилось полное взаимопонимание. Она думала, что ей уже не удастся вернуть отцовскую любовь, но она ошиблась. Он ласково улыбался ей, и София почувствовала, что не в силах сдержать слез. Когда отец коснулся ее руки, она поняла, что встреча с родиной подарила ей и родительскую нежность. Она наклонилась к отцу и обняла его, и он держал ее в своих объятиях, как бывало раньше.