Текст книги "Твоя навеки"

Автор книги: Санта Монтефиоре

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 36 страниц)

Глава 20

Только что София была в Санта-Каталине и вдруг исчезла. Когда мама сообщила ей новость, Мария побежала в дом кузины. Ее тетушка выглядела измученной. У нее были красные от слез глаза. Она объяснила, что София отправилась в Европу навестить друзей перед окончанием школы и какое-то время ее не будет. Успеваемость Софии в школе была неважной – очевидно в Буэнос-Айресе слишком много «отвлекающих факторов». Ее отослали, чтобы наказать примерно за это. Анна извинилась, сказав, что у Софии даже не было времени попрощаться. Все решилось в одну минуту.

Конечно, Мария не поверила ей.

– Но я могу хотя бы написать ей? – со слезами на глазах спросила она.

– Боюсь, что нет, Мария. Ей надо изменить свою жизнь кардинально, а для этого она не должна отвлекаться, – ответила Анна, сжав бледные губы и давая понять племяннице, что разговор можно считать законченным.

Она вышла из комнаты, не попрощавшись. Когда Мария заметила, что ее мама больше не пьет чая на террасе вместе с Анной, она поняла, что случилось нечто ужасное, что разрушило мир двух семей.

В выходные после поспешного исчезновения Софии Пако пригласил Мигеля на долгую прогулку, во время которой и объяснил, что случилось. Было раннее утро, и высокая трава блестела от росы. Ничто не нарушало покоя равнин. Анна и Пако решили не сообщать никому о беременности своей дочери. Они не могли допустить, чтобы скандал выплеснулся наружу. Поэтому Пако ограничился тем, что рассказал Мигелю о влюбленности Санти и Софии, не забыв упомянуть и о том, что молодые люди перешли границы приличия и вступили в сексуальные отношения.

Мигель был потрясен. Он ощущал небывалое унижение, оттого что его любимый сын мог скатиться до такого. То, что их дети испытывали друг к другу нежные чувства, еще можно было как-то объяснить – такое случалось. Но то, что они переспали друг с другом, было непростительно. Какая безответственность! Мигель во всем винил своего сына.

– Он старше, поэтому должен был думать за двоих, – сказал он.

Когда спустя два часа они подъехали к дому, Мигель был белым от ярости. Он решительно направился в комнату Санти и сразу же начал выяснять отношения с сыном.

– Все, что мы сейчас будем обсуждать, останется в стенах этого дома, понятно? – сжав в гневе кулаки, выкрикнул он.

Чикита разразилась слезами, когда услышала об этой истории. Она знала, как это отразится на отношениях двух семей, особенно на ее дружбе с Анной. Она ощущала вину за то, что ее сын мог совершить такой проступок, хотя не призналась никому, что ей было жаль Санти до слез.

Мигель и Чикита знали, что Софию отправили в Женеву к их кузенам. Они согласились с Анной и Пако, когда те попросили сохранять эту информацию в тайне. Возможно, в разлуке влюбленные быстрее преодолеют свою нездоровую привязанность. Им нужно какое-то время побыть врозь, вдалеке друг от друга. Они сделают все возможное, чтобы Санти не писал Софии. Несмотря на то, что он умолял родителей Софии сообщить им о месте ее пребывания, они твердо стояли на своем.

Анна была так расстроена, что полностью ушла в себя. Она отказалась видеться с кем-либо под тем предлогом, что занята в доме и в саду. Ей было стыдно, и она благодарила Бога за то, что Гектор не был свидетелем ее унижения. Пако мягко возражал ей: жизнь продолжается и невозможно прятаться все время от людей. Но это приводило лишь к новым спорам, после которых Анна разражалась слезами и отказывалась разговаривать с мужем.

Спустя пару недель она решила написать Софии. В спокойных тонах Анна объясняла дочери, по каким причинам ее отправили в Европу. «Пройдет совсем немного времени, ты вернешься в Санта– Каталину, и вся эта история будет забыта, как страшный сон». Она ощущала вину перед Софией, поэтому пыталась вложить в письмо всю свою любовь к дочери, однако даже после третьего письма София хранила молчание. Анна не могла понять этого. Пако тоже писал письма, разница была только в том, что он не бросил писать ей, даже после того как Анна, отчаявшись, отказалась от надежд восстановить отношения с дочерью.

– Если она не отвечает, то, что я могу сделать? Я не собираюсь тратить на нее свои силы. Так или иначе, она приедет домой, – сердито сказала она.

Проходили месяцы, но ответа так и не последовало. София не отозвалась даже на письма Пако.

Чикита пыталась поговорить с Анной, но та, завидев ее, тут же скрывалась в доме. Она несколько раз звонила, однако Анна отказывалась с ней разговаривать. Только когда Чикита написала ей письмо, умоляя о встрече, Анна сдалась и согласилась поговорить. Сначала обстановка была крайне натянутой. Они сидели друг напротив друга, напряженные, готовые в любой момент взорваться. Поговорив на нейтральные темы, например о школьной форме Панчито, женщины немного успокоились и начали вести себя так, как будто это была обычная встреча, но обе понимали, что рано или поздно они должны будут обсудить случившееся с их детьми. Чикита не выдержала первой. Она разрыдалась и принялась корить себя:

– О, Анна, я так виновата. Мне так жаль! – Она протянула своей невестке руку.

Анна смахнула слезу.

– Мне тоже жаль. Я знаю, какой вертихвосткой может быть София, поэтому считаю, что они виноваты оба.

Она бы с удовольствием свалила все на Санти, но прекрасно знала, что ее дочь сыграла в этой истории не последнюю роль.

– Мне следовало быть более внимательной, – продолжала стенать Чикита. – Я не видела ничего предосудительного в том, что они проводят столько времени вместе. Всегда так было, и откуда нам было знать, что они поведут себя так безответственно? Они оставались наедине, но мне и в голову не пришло бы, что они могут так подвести нас.

– Я знаю, и именно поэтому Софии будет очень полезно провести какое-то время вдалеке от дома. Надеюсь, что за это время она перерастет свою глупую привязанность.

– Они наверняка поймут, как это глупо, – с надеждой в голосе проговорила Чикита. – Ведь они такие молодые. Это всего лишь юношеское увлечение.

Анна застыла.

– Я бы не сказала, что они всего лишь увлеклись друг другом. Не надо забывать о том, что они спали, – холодно напомнила она.

– Ты права. Конечно, физический аспект их отношений не стоит сбрасывать со счетов, – согласилась Чикита.

– Сексуальный опыт был у Санти. София, несмотря на все ее недостатки, была девственницей и осталась бы такой до своей первой брачной ночи, да поможет ей Бог.

Анна театрально вздохнула.

– А теперь ее мужу придется принять ее такой, какой она стала в результате этой истории. Подпорченный товар.

Чикита хотела напомнить невестке, что на дворе семидесятые годы. Тема секса уже не относилась к разряду запретных. В 1960-е годы мир пережил настоящую сексуальную революцию. Но, если послушать Анну, революция коснулась Европы, но никак не Аргентины.

– Европейские женщины могут опускаться до уровня шлюх, – как-то сказала она. – Моя дочь сохранит девственность до замужества.

– У Санти, конечно, есть сексуальный опыт. Он мужчина, поэтому я не снимаю с него ответственности. Знаю, что нет таких слов, которые загладят мою вину. Я думаю, Санти должен явиться с извинениями лично, – произнесла Чикита, готовая на любые жертвы, лишь бы наладить отношения.

– Я не могу в данный момент встретиться с Санти, – ледяным тоном отрезала Анна. – Ты должна понять, что нервы у меня на пределе. Я не смогу сейчас посмотреть в глаза соблазнителю моей дочери.

Чикита едва не разрыдалась. Ей хотелось защитить сына от таких жестоких нападок, но она промолчала, не желая ссориться с Анной.

– Анна, мы обе страдаем, – осторожно проговорила она. – Давай переживем этот период вместе. Не будет ничего хорошего, если мы начнем бросать друг другу в лицо обвинения. Что сделано, то сделано, и мы не в состоянии повернуть время вспять, хотя я отдала бы все, чтобы изменить прошлое.

– Да, я тоже, – ответила Анна, думая о своих разбитых надеждах. – Пусть меня Бог простит, – понизив голос, сказала она и нахмурилась.

Анна произнесла эти слова шепотом, как будто забыв о присутствии своей невестки. Она грустно улыбнулась, не поднимая взгляда. По крайней мере, они хотя бы поговорили. Вернувшись домой, Чикита обессиленно опустилась на кровать и погрузилась в беспокойный сон. Хотя они и нарушили тяжелое для обеих молчание, она знала, что вернуться к прежним отношениям им вряд ли удастся.

Августину и Рафаэлю сказали, что София влюбилась в своего кузена, поэтому ее немедленно отослали из дому. Отец не стал драматизировать ситуацию, но братья знали, что она приняла серьезный оборот, коль скоро сестру отослали в Европу. Рафаэль, который болел душой за Софию, немедленно отправился к Санти выяснять отношения. Он обвинил его в безответственности. Санти был старше Софии, жил в разных странах, обладал сексуальным опытом, поэтому не должен был поощрять глупые девичьи мечты. Она же была ребенком. Он погубил ее будущее.

– Когда София вернется, я приказываю тебе держаться от нее подальше.

Он, конечно, не знал, что она не вернется, как и того, что Санти планировал отправиться к Софии, как только получит от нее весточку.

Августин радовался скандалу. Ему всегда нравилось все, что было связано с интригами и сплетнями, поэтому он часами обсуждал ситуацию, лежа на траве в компании своих кузенов Анджела, Никито и Себастьяна. Он даже пытался завязать дружбу с Санти, чтобы выведать у него подробности. Спали ли они? Был ли у них настоящий роман? Что на это сказали родители? Что будет, когда София вернется? Он любил ее? Но, к великому разочарованию Августина, ни на один вопрос Санти не спешил давать ответ.

Фернандо пришел в восторг, узнав, в какой переплет попал его брат. Санти упал со своего пьедестала. Упал с сокрушительным треском. Он больше не был тем золотым мальчиком, каким его вечно выставляли родители. Фернандо вдвойне радовал тот факт, что в скандале оказалась замешана София, которая безмерно раздражала его, вмешиваясь в их игры и задирая нос, когда она на пару с заумным Санти бродила по ранчо, глядя на всех сверху вниз. Будет теперь ей наука! Фернандо казалось, что он даже вырос от сознания собственной важности.

Санти пытался держаться, но боль была слишком сильной. Он начал заметнее прихрамывать. Ночами он плакал, так велико было его нетерпение. Он мечтал получить от Софии письмо и поскорее покончить с неопределенностью. Ему нужно было подтверждение того, что она все еще помнит об их уговоре. Теперь, когда София была далеко от него, он как никогда нуждался в ней. Ему хотелось поскорее заверить ее в том, что он все еще любит ее, все еще ждет своего шанса.

Узнав, что София была влюблена в ее брата, Мария закричала на Чикиту:

– Как ты могла не сказать мне, мама? Почему я должна была узнать обо всем от Энкарнасион? Разве ты не доверяешь мне?

Она была в бешенстве и готова была выместить свою обиду на всех. Дядю и тетю она старательно избегала. Мария винила во всем своего брата, поэтому была уверена, что скоро получит от Софии письмо с объяснениями. Она была поражена собственной недальновидности. Почему она ничего не заподозрила? Однако потом Мария вспомнила, как давно, летом, София, доверившись ей, сказала, что любит Санти. Они часто оставляли ее играть с Панчито, а сами отправлялись верхом к заветному дереву. Мария так привыкла к тому, что ее исключают из компании, что ничему не удивлялась. Когда они приглашали ее, она была так благодарна, что не замечала ничего вокруг. Никто ничего не замечал.

София была очень коварна. Однако Мария никогда не думала, что станет жертвой интриг своей любимой кузины. Пару лет назад они сильно повздорили. Возможно, именно тогда ей надо было выслушать Софию, а не нападать на нее с обвинениями. Тогда она открылась бы ей. Мария с грустью подумала, что, возможно, сама виновата в скрытности Софии. Но в глубине души она была очень рассержена и обижена. Когда ожидание письма растянулось на недели, ее чувство отчужденности только усилилось.

Спустя месяц письмо пришло. На имя Санти. Он ходил по комнате, как посаженный в клетку зверь. Каждое утро он ждал появления на туалетном столике тонкого голубого конверта, который решил бы его судьбу. Мигель приказал Чиките просматривать почту и не давать Санти писем, которые придут от Софии. Но сердце Чикиты вскоре смягчилось. Она видела, как несчастен ее сын, как он погружен в тоску, поэтому оставляла почту так, чтобы Санти мог просмотреть ее, до того как она спускалась и выполняла приказание мужа.

Санти был благодарен матери, хотя они никогда и не обсуждали этого. Оба притворялись, как будто ничего не происходит. Каждое утро он лихорадочно просматривал письма, но они большей частью были адресованы его отцу. С замиранием сердца он ждал, что вот-вот придет письмо от его возлюбленной. Однако ни Санти, ни Чикита не знали, что первой письма получала на руки Мария, которая по дороге в университет пробегала глазами имена всех адресатов.

Когда она увидела то письмо, она не узнала почерка Софии. Письмо было отправлено из Франции, но оно точно должно было быть от Софии. Кого еще Санти знал во Франции? Это было любовное послание, замаскированное под обычное письмо. Они снова пытались обойти ее. Марии показалось, что ей влепили пощечину. Обида сдавила ее горло так, что на мгновение прервалось дыхание. Ее обуяла ревность. Ей хотелось кричать на весь дом от несправедливости. Почему они так обошлись с ней? Разве она не была им обоим лучшим другом? Разве ее чувства не берутся в расчет?

Мария тихонько вошла в свою спальню и закрыла за собой двери. Сняв туфли, она нырнула под одеяло. Долгое время она просто глядела на конверт, не зная, что предпринять. Как бы она ни сердилась на Санти, ей все-таки следовало отдать письмо ему. Однако ее ослепила обида. На этот раз они не выйдут сухими из воды. Зачем они обрекли ее на такие страдания? Она надорвала конверт и вытащила листок, сразу узнав небрежный почерк своей легкомысленной кузины. Она прочла первую строчку: «Моему любимому». Мария не стала читать всего письма, а сразу пробежала глазами его конец. Ей было интересно, как София подписала письмо. И она нашла это место. «Мое сердце бьется от предвкушения встречи. Без обещания того, что наша встреча состоится, боюсь, оно не будет биться совсем. Софи».

Мария с горечью подумала, что Санти уедет вслед за ней. Ее вдруг охватила злость. Нет, это невозможно. Они планировали уехать вместе и больше никогда не возвращаться? Но что будет с папой и мамой? Они умрут от горя. «Я не позволю, чтобы это произошло, – решила Мария. – Санти будет жалеть об этом до конца своих дней. Он ведь не сможет вернуться в Аргентину!» Сердце Марии забилось, когда она начала лихорадочно соображать, как лучше поступить. Если она сожжет письмо, София поверит в то, что Санти изменил свое решение. Как ожидалось, она проведет в Европе три года, а за это время многое может случиться. Она вернется другим человеком. В ее сердце умрет эта глупая страсть. Если же Санти уедет вслед за Софией сейчас, то они исчезнут из жизни своих семей навсегда. Она не может потерять их обоих.

Мария записала адрес Софии в свой дневник в обратном порядке, на случай, если Санти его увидит, а потом приписала лишнюю букву, чтобы окончательно сбить с толку того, кто, возможно, увидит запись. Потом вложила письмо в конверт, так как не могла заставить себя прочесть его целиком. Даже ее любопытство померкло, когда она представила, что узнает подробности их постыдного романа. Мария вышла на балкон с коробком спичек и торжественно сожгла письмо в цветочном горшке. Когда от него осталось лишь перышко золы, она вдавила его в землю пальцами. После этого опустилась на кафельный пол и, ощущая его холод, поежилась, дав наконец волю слезам, которые душили ее с того самого момента, как ей открылась страшная правда. Она знала, что поступает некрасиво, но была уверена, что они еще поблагодарят ее за вмешательство. Ведь она делала это не только ради себя, но и ради них самих. Она делала это ради родителей, которые не переживут разлуки с любимым сыном.

Мария ненавидела Софию, она скучала по ней, она хотела ее видеть, как никогда прежде. Ей хотелось вновь поговорить с ней, выслушать ее резкие замечания, посмеяться вместе с ней. Они росли, как сестры, они делили все. София всегда была эгоистичной, но не скрытной. Мария не могла понять, почему она не написала ей, как будто это все для Софии не имело никакого значения. Ей было горько думать, что она всегда была для кузины лишь верным щенком. Получается, что София никогда не ценила их дружбу, раз она могла так поступить. Теперь она поймет, каково это – мучиться ожиданием, страдать от обиды, быть неважной. Когда Мария позже вспомнила о своем поступке, она ощутила укол совести и поклялась никому не открываться. Она смотрела в зеркало и не узнавала себя, настолько горько ей было от осознания своей низости.

Следующее письмо не заставило себя ждать, и Марию стало мучить чувство вины. Она не думала, что София напишет снова. Она быстро спрятала письмо на дне сумки и позже подвергла его экзекуции огнем, как и первое. После этого она каждое утро спускалась вниз, подобно вору, прельстившемуся легкой добычей. Она уже оплела себя паутиной лжи и не могла из нее выбраться, даже если бы захотела.

Выходные без Софии проходили скучно. С ее исчезновением семьи перестали общаться, как прежде. Лето уступило место осени и зиме. В воздухе пахло сожженной листвой и сыростью. На ранчо все, казалось, погрузилось в меланхолию. Субботние пикники прекратились, и от площадки, где всегда жарилось мясо, осталась лишь грязная лужа, символизировавшая конец былой дружбы.

Недели сменялись месяцами, и Санти погружался во все большее отчаяние. Он не мог понять, что помешало Софии написать ему. Неужели она пытается забыть его? Его мама проявила сочувствие, но просила быть реалистом. Он должен снова повернуться лицом к жизни, свет ведь не сошелся клином на Софии, говорила она. Вокруг столько девушек! Отец тоже велел ему выбросить из головы эти глупости. Он добавил, что в юности с людьми часто случаются подобные неприятности. Очевидно, для него лучший выход – с головой уйти в учебу, отбросить все сомнения и ждать, когда наступит лучшее время. Было видно, что родители очень разочарованы в нем. Однако они понимали, что наказывать сына презрением слишком жестоко. «Он и так получил урок», – говорили они.

София не выходила у него из головы – все мысли Санти были только о ней. Во сне он часто скакал верхом, преследуя ее, словно мираж, но не мог догнать, и просыпался совершенно обессиленный. Санти не переставал вспоминать дни, когда они были вместе с Софией. Он с тоской проводил рукой по зарубкам на волшебном дереве, представляя, как вновь увидит ее. Он мучил себя сомнениями и воспоминаниями до тех пор, пока у него не осталось слез.

В июле того года Хуан Доминго Перон, президент Аргентины, умер в своем кабинете всего через восемь месяцев после возвращения из ссылки. Любимый одними и ненавидимый другими, он оказался связан многими узами со страной, потому что его имя было на слуху тридцать лет. Тело Перона не было забальзамировано, а похороны прошли без лишней помпы, как он сам завещал. Вторая жена Перона Исабель сменила его на президентском посту, и страна начала угасать. Исабель полагалась на своего коварного советника, в прошлом полицейского и астролога Жозе Лопеза Регу, который получил прозвище Колдун. Он утверждал, будто может воскрешать мертвых и разговаривать с архангелами. Он писал для Исабель речи, заявляя, что слышит их от самого Перона. Но страна была уже доведена до отчаяния, и никто не в силах был остановить неизбежное, ни Исабель, ни Жозе Лопез. Началась партизанская война, которую пытались подавить головорезы Колдуна. Пако предсказал скорое свержение президента.

– Она танцовщица в ночном клубе, и там ей и место. Этой женщине нечего делать в политике, – ворчал он.

И он оказался прав. В марте 1976 года военные отстранили Исабель от власти и посадили под домашний арест. Генерал Виледа развязал войну, борясь со всеми непокорными. Людей, которых подозревали в несогласии с политикой государства, хватали, пытали и убивали. Началась эпоха Большого Террора.

Глава 21

Женева, 1974 год

София сидела на скамейке лицом к голубому озеру. Ее взгляд был устремлен куда-то вдаль, где виднелись горы. Глаза Софии покраснели от слез. Было довольно холодно, хотя небо поражало волшебной синевой. Она сидела, закутавшись в замшевое пальто своей кузины. На ней была шерстяная шапочка, но она все равно дрожала от холода. Доминик не уставала напоминать, что София должна есть. Что скажет Санти, если она вернется в Аргентину увядшей и исхудавшей? Но Софии не хотелось есть. Она поест, как только получит письмо, говорила она.

София прибыла в Женеву в начале марта. До этого она никогда не выезжала в Европу. Ее поразила разница между Аргентиной и Швейцарией. Женева была похожа на опрятную девушку. Ухоженные улицы сияли чистотой, витрины маняще поблескивали, а внутри магазины были роскошно обставлены и приятно пахли. Машины на дорогах были все красивые и современные, дома не хранили следов прошлого, как будто умытые свежей краской, в отличие от зданий в Буэнос– Айресе, свидетелей волнений и перестроек. Однако, несмотря на то, что Женева была начищена до блеска и поражала порядком, Софии не хватало сумасшедшей энергии ее родного города. В Женеве рестораны закрывались в одиннадцать, а в Буэнос-Айресе в это время они только начинали заполняться. Люди веселились до самого утра. Ей недоставало шумных кафе, вечеринок, которые устраивались прямо на улице, запаха бензина и жженой карамели, лая собак и крика детей. Она нашла Женеву скучной. Вежливой, культурной мировой столицей, но скучной.

София до этого ни разу не виделась с Антони и его женой Доминик, хотя она слышала, как родители говорили о них. Антони был кузеном по отцовской линии. Она знала это, потому что папа вспоминал «лондонские дни». Они осваивали столицу вместе, а Анна, оказывается, останавливалась у них в Кенсингтоне во время их помолвки. София догадалась, что Анна питает не очень теплые чувства к Доминик, находя ее «слишком рафинированной», хотя София и не ручается, что до конца понимает, о чем идет речь. Доминик тоже не испытывала к Анне симпатии, распознав в ней амбициозную простушку, которая решила проложить себе дорогу в общество с помощью удачного замужества, однако когда Доминик встретилась с Софией, то сразу прониклась к ней теплыми чувствами. Она решила, что София пошла в Пако.

К удовольствию Софии, Антони и Доминик оказались самой замечательной парой, которую ей только доводилось встречать. Антони был высоким и смешливым. Он говорил по-английски с заметным французским акцентом. Вначале София думала, что он делает это специально, чтобы рассмешить собеседников. Сейчас, когда она покинула родину, София особенно нуждалась в положительных эмоциях. Однако потом она поняла, что акцент Антони не наигранный, его же позабавило ее удивление.

Доминик было немного за сорок. У нее было доброе лицо, женственная фигура и открытый взгляд. Когда она хотела продемонстрировать интерес к теме разговора, то по обыкновению широко раскрывала свои большие голубые глаза. Она перевязывала свои светлые волосы (которые, по ее же признанию, стали светлыми после посещения парикмахерской) носовым платком в горошек. Всегда носовым платком в горошек. Доминик сказала Софии, что она познакомилась со своим будущим мужем благодаря такому платочку. Заметив во время одного представления в парижской Опере, как Доминик льет слезы, утирая их рукавом шелкового платья, он передал ей платочек. С тех пор она носит их как напоминание о том счастливом событии.

Доминик громко говорила, была весела и отзывчива. Она напоминала большую экзотическую птицу. Ее эксцентричность проявлялась даже в манере одеваться. Она любила яркие широкие брюки и туники, которые покупала в лондонских магазинах на Мотком-стрит. Пальцы Доминик были унизаны перстнями. Она сказала, что они служат ей средством самозащиты. «Лондон такое странное место. Единственное, где на меня пытались напасть. Это всегда происходило в метро, – сообщила она Софии, а потом жестко добавила: – Помню, как один мужчина, который едва достигал мне до пояса, подошел ко мне и сказал: «Я сейчас тебя отымею». Я взглянула на него сверху вниз и ответила, что если он только попытается, то я очень и очень сильно рассержусь. Он настолько опешил, что вылетел на следующей станции, как ошпаренный кот». Доминик гордилась собственной смелостью.

Софию потрясло и то, как был оформлен интерьер дома. Доминик закрывала окна шторами фиалкового цвета, чтобы они оттеняли цвет ее глаз. «Какой смысл в скучных тонах? Природа наделила нас фантазией», – пошутила она в ответ на вопрос Софии, почему в доме преобладают такие яркие тона. Доминик курила, как принцесса Маргарет, вставив сигарету в мундштук, а ногти красила в кроваво-красный цвет. Она была очень уверенной в себе, обо всем имела собственное мнение. София теперь отлично видела, почему Анна не испытывала к Доминик ни малейшей симпатии. Именно те качества, которые вызывали у Анны неприятие, были для Софии особенно привлекательны. София и Анна во мнениях редко приходили к согласию.

Антони и Доминик жили в роскошном доме, выходящем окнами на озеро. Антони работал в финансовой области, а его жена писала книги. Когда София спросила Доминик, о чем ее романы, та ответила с широкой улыбкой: «В них много секса и убийств». Она дала Софии одну из своих книг, чтобы немного развлечь ее. Книга называлась «Обнаженный подозреваемый». Даже София, с ее небольшим читательским опытом, поняла, что книга не имеет никакой художественной ценности. Однако ее романы хорошо продавались, и Доминик всегда готовилась к интервью и встречам, и романы всегда переиздавались. У пары росли двое детей-подростков, Делфин и Луи.

София доверилась Доминик, рассказав ей все без утайки.

– Ты знаешь, дорогуша, много лет назад у меня был потрясающий роман с итальянцем. Я любила его всем сердцем, но мои родители сказали, что он недостаточно хорош для меня. У него был магазин кожаных изделий во Флоренции. В те далекие дни я жила в Париже.

Мои родители отослали меня во Флоренцию изучать искусство, а не мужчин, но я хочу тебе сказать, дорогуша, что с Джованни я изучила Италию гораздо лучше, чем если бы просидела все это время в классе.

Она рассмеялась гортанным смехом.

– Я не могу вспомнить даже его фамилии, но рассказываю все это, милая моя, чтобы ты знала: я прекрасно понимаю, как ты себя чувствуешь. Я рыдала целый месяц.

София плакала больше, чем месяц. Однажды дождливым днем, лежа на белом покрывале, она рассказала Доминик всю свою историю, начиная с того момента, когда Санти вернулся домой и заканчивая той ночью, когда они слились в страстном поцелуе под деревом омбу, пообещав друг другу быть верными. Она погрузилась в воспоминания, как в реку, а Доминик, опершись о подушки, курила одну сигарету за другой и внимала каждому ее слову. Она не упустила ни одной детали, рассказав даже о том, как они любили друг друга. Она не смущалась этим ничуть, так как прочла некоторые романы Доминик и поняла, что ее трудно чем-то шокировать.

Доминик поддержала Софию, она не могла понять, как Анна и Пако могли занять такую позицию. Почему они не позволили Софии выйти замуж за Санти, при том, что София беременна? Будь она на месте матери Софии, неужели она встала бы на пути своей дочери? Доминик во всем винила Анну. Когда Антони услышал эту историю, он покачал головой и сказал: «Это так не похоже на Пако».

Они обсудили ситуацию с беременностью. София твердо настаивала на том, чтобы сохранить ребенка любой ценой.

– Я написала Санти о том, что жду ребенка. Я знаю, что он хотел бы его, из Санти получится великолепный отец. Я привезу малыша в Аргентину. К этому времени все успокоится, и никто не сможет помешать нам. Мы станем семьей.

Доминик поощряла Софию. Конечно, она не должна делать аборт. Какое варварство! Она должна сохранить младенца, чтобы ей было кем гордиться. Пусть это останется секретом, пока София не решит, что пришло время сообщить всем о рождении ребенка.

– Ты можешь оставаться здесь, сколько посчитаешь нужным, – сказала она. – Я буду любить тебя, как родную дочь.

Сначала Софии все было в диковинку. Она написала Санти письмо, а Доминик подписала конверт, желая быть полезной. Потом они отправились за покупками на главную улицу, чтобы отпраздновать их встречу, и Доминик купила Софии все модные новинки.

– Носи эти наряды, пока можешь. Скоро они будут тебе малы, – смеялась она.

В выходные они отправились кататься на лыжах. У них было великолепное шале с видом на долину. Луи и Делфин привезли своих друзей, и дом наполнился смехом. Они играли перед камином и хохотали. Письмо на имя Санти было отправлено с большими предосторожностями. Доминик с Софией остались очень довольны тем, что перехитрили всех. София представляла себе, как Санти получит ее письмо, удивившись тому, что оно пришло из Франции, и тут же сядет писать ответ. Они с Доминик вычислили, сколько дней придется ждать ответа. Когда прошли намеченные две недели, которые сменились затем двумя месяцами, настроение Софии заметно ухудшилось. Она не могла ни есть, ни спать, заметно побледнела и осунулась.

София заполняла дни тем, что посещала разные курсы, на которые ее записала Доминик. Она ходила на занятия по французскому, по музыке, рисованию и искусству.

– Мы должны максимально занять тебя, чтобы у тебя не оставалось времени скучать по дому и Санти, – пояснила она.

София с головой погрузилась в учебу, так как эти занятия давали прибежище ее угнетенному духу. Она выбирала самые грустные произведения, исполняя их на фортепиано Доминик, а картины, которые она рисовала, отличались мрачными мотивами. Рассматривая картины итальянского Ренессанса, София проливала слезы. Но каждую минуту она ждала, что получит от Санти ответ. Иногда она верила в то, что Санти вдруг появится на ее пороге. Ее настроение менялось беспрестанно. В искусстве она находила способ выражения своего чувства безнадежности и тоски. Она снова писала ему, боясь, что он не получил ее первого письма, но от него не приходило даже короткой весточки.

Она смотрела на озеро и думала: могло ли Санти настолько поразить известие о ее беременности, что его чувства к ней изменились? Может быть, ему не хотелось вникать в ее проблемы? Возможно, он решил, что им лучше попробовать начать с чистого листа? А как же Мария? Неужели она тоже забыла свою подругу? Софии хотелось написать ей, она даже начинала пару раз послание, однако уже через минуту комкала бумагу и отправляла ее в огонь. Ей было слишком стыдно. Она не знала, как объяснить все Марии. Она оглянулась вокруг, вдыхая запахи весны – тающего снега и пробивающихся сквозь него цветов. Весна обещала наступить совсем скоро, и ребенок Софии рос и креп. Она должна была ощущать счастье. Но ей не хватало родных мест. Ей хотелось в Санта-Каталину, чтобы вернуться в те жаркие дни, когда все удалялись на сиесту, а их с Санти уединение сулило радость.