Текст книги "Твоя навеки"
Автор книги: Санта Монтефиоре
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 36 страниц)
– Очень щедрое предложение, Мэгги, – наполняя руку какой-то зеленой слизью, согласился мастер.
– Но у меня только аренда квартиры стоит восемь фунтов в неделю, – запротестовала София.
– К сожалению, не могу предложить больше. Или это, или ничего, – сложив руки на своей пышной груди, отрезала Мэгги.
– Я тоже снимаю жилье. Что, если мы объединимся? – отозвалась Дейзи.
Она жила в какой-то затрапезной квартирке, добираться до которой с каждым днем становилось все труднее.
– Ты живешь неподалеку?
– На Квинс Гейт.
– Конечно, там высокая плата. А откуда ты, дорогуша? – спросила Мэгги, которая плохо понимала ее говор.
– Из Аргентины, – ответила София, и ее горло сжалось от переполнивших ее чувств. Она давно не произносила этого слова.
– Чудно, – сказал Антон, который и понятия не имел, где это.
– Если хочешь, мы сможем поселиться вместе, и плата за аренду будет в два раза дешевле.
Софии меньше всего хотелось жить с компаньонкой. Она вообще не привыкла ничем делиться. Но ей не приходилось выбирать, да и лицо у этой Дейзи было приятное, так что она согласилась.
– Хорошо, и вот тебе первое задание: пойди и купи бутылку дешевого вина.
Мэгги открыла ящик и зазвенела мелочью.
– Ведь у нас есть повод отпраздновать этот день, Антон?
– Повод отпраздновать день, только послушать! – произнес Антон, взмахивая рукой и демонстрируя безупречный маникюр.
Спустя пару недель салон стал для Софии вторым домом, а Мэгги, Антон и Дейзи – ее новой семьей. Мэгги оставила мужа и начала собственный бизнес, чтобы свести концы с концами.
– Глупая, – прокомментировал Антон, когда Мэгги не слышала его. – Он был очень богатым и с хорошими связями. – Антон жил со своим другом Марчелло, темноволосым итальянцем с волосатой грудью, который иногда заходил к ним в салон, плюхался на софу, обитую тканью леопардовой расцветки, и слушал истории Антона. Мэгги открывала бутылку вина и присоединялась к ним. Но как бы она ни старалась хлопать своими искусственными ресницами, он не отводил взгляда от Антона. Мэгги флиртовала и с клиентами, так как им льстило ее внимание.
– Я рассыпаю перед ними лесть, как бисер, и они уходят домой, к своим женам, но образ волшебницы Мэгги остается у них перед глазами.
София и Дейзи только смеялись, слушая такие речи.
Дейзи была очень остроумной и сообразительной, но самое главное, она была добродушной. У нее были густые светлые волосы, тугими локонами обрамлявшие ее красивое лицо сердечком. Она была и энергичной, и покладистой. Сначала София с большим трудом воспринимала присутствие другого человека в своей маленькой квартире, но со временем научилась доверять новой подруге, которая спасала ее от одиночества. Дейзи сумела заполнить пустоту, которая образовалась вокруг Софии с исчезновением из ее жизни кузины Марии.
Родители Дейзи были родом из Дорсета, который она показала Софии на карте.
– Там все в зелени и холмах – невозможно не влюбиться, но это провинция, а меня всегда манили огни большого города, – рассказала она Софии.
Ее отец и мать находились в разводе. Отец Дейзи, строитель, колесил по северным графствам в поисках работы, а мать, Джин Шраб, жила со своим любовником Бернардом, по случайному совпадению тоже строителем, в Тонтоне и работала маникюршей.
– Я всегда хотела быть похожей на нее. Ходить по домам и делать клиентам маникюр, но, получив специальность, я оплошала во время первого же визита. Пролила горячий воск на собачку миссис Хембвелл. Бедняжку ошпарило до костей. Это была катастрофа. Я отложила в сторону маникюрный набор и приехала сюда. Не надо рассказывать всего этого Мэгги, потому что я подумываю о том, чтобы попробовать снова, ведь ей понадобится маникюрша, как ты полагаешь?
Она все время шутила по поводу своего имени Дейзи Шраб и представлялась «Дейзи, как цветок, Шраб, как куст». Она сказала, что ей повезло, что она не садовник, иначе ее никто не воспринимал бы всерьез. Дейзи сама скручивала себе сигареты и курила у окна, поскольку София не выносила табачного дыма в квартире. Они разговаривали о своих мечтах, однако София, конечно, не открывала ей всей правды. Она бы никому не могла рассказать свою печальную историю.
У Мэгги София подметала полы, удивляясь иногда тому, какие разноцветные пряди попадают под ее щетку. Антон обожал красить волосы. Это было его любимой работой.
– В радуге столько цветов, милая, что нам остается только выбирать, – говорил он.
У него была клиентка Рози Моффат, которая приходила перекрашивать волосы каждые две недели.
– Она уже перепробовала все цвета. Придется мне начинать сначала, – пожаловался он.
Еще София мыла клиентам волосы. Эту работу она не любила, так как она портила ногти. Однако спустя короткое время привыкла. Посетители, особенно мужчины, давали ей щедрые чаевые.
– Она не много о себе рассказывает, не так ли, Антон? – спросила Мэгги, сидя на софе и сортируя талоны.
– София восхитительная.
– Восхитительная.
– И трудолюбивая. Но если бы она еще не была такой грустной, – сказал он, наливая себе бокал вина.
Была половина седьмого, время делать перерыв.
– Но она ведь смеется твоим шуткам, дорогой?
– О да! Однако она все равно грустит, это видно по ее глазам. Она переживает какую-то драму.
– Дорогой, ты такой романтик. Надеюсь, ты не оставишь меня ради поэзии, – засмеялась она и закурила.
– Я сам поэзия, красотка. Я не стал бы отнимать кусок хлеба у всех этих доморощенных поэтов.
Он принес ей пепельницу. Мэгги глубоко вздохнула и расслабилась.
– Ты знаешь, почему София приехала в Лондон?
– Нет, она очень скрытная. Мэгги, а зачем это тебе?
– Я ужасно любопытна, дорогой.
– Я тоже. Давай дадим ей время. Уверен, что у нее припасена для нас потрясающая история.
Когда наступило время Рождества и улицы Лондона украсились гирляндами разноцветных лампочек и елочными игрушками, София невольно задалась вопросом, скучают ли по ней дома, в Аргентине. Она представляла себе, как они готовятся к празднику. Она вспоминала жару, сухие равнины и эвкалиптовые деревья, пока, казалось, до нее не начал доноситься их запах. Интересно, думал ли о ней Санти или он уже забыл ее? Мария перестала писать ей после того письма, полученного Софией весной, – письма, после которого разбились все надежды на возвращение домой. Они были самыми близкими подругами. Неужели все так легко позабылось? Неужели они стерли ее из памяти? Когда она думала о родине, все в ее душе переворачивалось.
Дейзи поехала к матери на Рождество. Она позвонила сказать, что там выпало так много снега, что люди не могли выйти из дому, поэтому ее мама приходила делать всем маникюр и педикюр.
Софии было грустно, как никогда, потому что ей не к кому было поехать, и отсутствие подруги она переживала особенно болезненно. Она провела Рождество с Антоном и Марчелло в розовом, словно припудренном, доме Мэгги.
– Я люблю розовый цвет, – объяснила Мэгги, протягивая Софии розовые тапочки и проводя ее по коридору.
– Я бы ни за что не догадалась, – ответила со смехом София, хотя ей было очень тоскливо на душе. Она заметила, что даже крышка на унитазе была розовой. Они открыли шампанское, и Антон танцевал в комнате, соорудив на голове тюрбан из шарфа. Марчелло раскинулся на софе и курил. Мэгги целый день была занята в кухне, и София ей помогала, чтобы хоть как-то избавиться от охватившей ее ностальгии. Они обменялись подарками. Мэгги вручила Софии лаки для ногтей, которыми та ни за что бы не воспользовалась. Антон подарил ей большую косметичку с зеркалом и пудреницей. София ощутила себя нищей. Раньше она была членом одного из самых богатых и влиятельных в Аргентине кланов. Теперь у нее не было ни гроша за душой.
После ужина и большого количества выпитого вина они сели у камина, наблюдая, как вспыхивают языки пламени, окрашивая стены из розового в оранжевый. Внезапно София опустила голову на руки и разрыдалась. Мэгги посмотрела на Антона, и тот кивнул ей. Она уселась на пол рядом с ней и обняла ее сильно надушенной рукой.
– Что случилось, дорогая? Можешь довериться нам, ведь мы твои друзья.
И София все им рассказала, опустив только историю малыша Сантьяго, оставленного в Женеве. Этот секрет был слишком постыдным, чтобы София могла раскрыть его кому бы то ни было.
– Чертовы мужики! – воскликнул Антон, когда София закончила свой рассказ.
– Но ты ведь тоже мужчина, дорогой.
– Наполовину, дорогуша, – ответил он, осушая свой бокал и наполняя его снова.
Марчелло спал на софе, видя во сне холмы далекой Тосканы.
– Тебе будет лучше без него, – мягко заметила Мэгги. – Если он не выполнил своего обещания написать, то, считай, ты легко отделалась.
– Но, Мэгги, я его так люблю. До боли, – рыдала София.
– Ты переживешь это. Все мы, в конце концов, избавляемся от наваждений, да, Антон?
– Это точно.
– Ты познакомишься с каким-нибудь приличным англичанином, – успокоила ее Мэгги.
– Или с итальянцем.
– Я бы на твоем месте не искушала судьбу. Симпатичный англичанин – это все, что нам требуется.
На следующее утро София проснулась со страшной головной болью и с отчаянным желанием обнять своего ребенка. Она свернулась калачиком и лила слезы в лоскут муслиновой ткани до тех пор, пока не ощутила, что еще немного, и ее голова треснет пополам, как дыня. Она вспоминала маленькое лицо Сантьягито, его невинные голубые глаза, с таким доверием глядевшие на нее. Она предала его. Как она могла быть такой бездушной? О чем она думала? Как могла Доминик позволить ей отдать кому-то ее малютку – ее плоть, ее кровь? Она прикоснулась к животу и плакала, заново переживая утрату сына. София вдруг представила, что больше никогда не увидит сына, и стала плакать так сильно, что боль в горле на мгновение стала невыносимой. Она потянулась к телефону и набрала номер в Швейцарии.
– Да? – по-французски ответили на другом конце провода.
София расстроилась, услышав голос домработницы.
– Мадам Иберт, это София Соланас из Лондона. Могу ли я поговорить с Доминик? – с надеждой в голосе вымолвила она.
– Боюсь, что нет, мадемуазель, потому что ни месье, ни мадам нет дома. Они выехали из страны на десять дней.
– Десять дней? – удивленно переспросила она.
Они не говорили ей, что уезжают.
– Да, на десять дней, – нетерпеливо ответила домработница.
– Куда они уехали? – в отчаянии спросила София.
– Они ничего не сказали.
– Ничего не сказали?
– Ничего, мадемуазель.
– И не оставили номера?
– Нет.
– Они не оставили номера контактного телефона?
– Мадемуазель София, – раздраженно произнесла женщина, – они не сказали, куда едут, они не оставили мне ни номера, ни адреса. Они просто сообщили, что их не будет десять дней. Боюсь, что ничем не смогу вам помочь.
– Мне очень жаль, – прорыдала София, кладя трубку.
Слишком поздно, слишком поздно.
София снова свернулась калачиком. Она вспомнила, что последний раз ей было так плохо, когда дедушка О'Двайер умер рядом с ней. Она больше не увидит Сантьягито. Она больше не увидит своего любимого дедушку. Все вдруг предстало перед ней с такой ясностью и обреченностью, как если бы Сантьягито умер. Она не сможет себя простить. Никогда. Никогда.
Глава 25
Рождество было безрадостным. Вспоминая Санта-Каталину и всех своих родных, София плакала, пока не засыпала обессиленная. Антон и Мэгги присматривали за ней все выходные, стараясь уберечь ее от одиночества, которое только усилило бы ее депрессию. Когда после Рождества салон открылся, София была рада вернуться на работу. Она надеялась, что 1975 год принесет ей больше радости, чем предыдущий. София решила последовать совету своего дедушки, который говорил, что надо смотреть вперед, а не оглядываться назад. Это помогло.
Доминик регулярно приезжала в Лондон, так как дела требовали присутствия Антони в Сити. Когда София встречалась с кузиной, та выводила ее ужинать в дорогие рестораны и за покупками в фешенебельные магазины на Бонд-стрит. София получала возможность сравнить беззаботную жизнь, знакомую ей по прошлым временам, с жизнью обычной работающей девушки, к которой София возвращалась, после того как Доминик уезжала в Женеву.
Год пролетел быстро. Она подружилась с Хакли Смитом – хозяином книжного магазина по соседству, мужчиной в очках. Он познакомил ее со своими приятелями, один из которых однажды пригласил ее на свидание. Все прошло довольно мило, но София осталась к нему равнодушна, она ни к кому сейчас не смогла бы испытывать симпатии.
В свободное время София и Дейзи прогуливались по Кингз-роуд в поисках распродаж. В моду вошел фолк-стиль, и София порхала в длинных свободных юбках. Антон выкрасил ее волосы, добавив к основному цвету вкрапления рыжего, а Дейзи однажды, когда ему было скучно, выпрямил волосы, так что девушку невозможно было узнать, но эффект оказался поразительным. Раз в месяц они выбирались в кино, а на Вест-Энд смотрели «Мышеловку».
– Ты знаешь, что мужчина, построивший этот театр, был аристократом, который влюбился в актрису? Он построил его именно для нее. Разве не романтично? – прошептала ей на ухо Дейзи.
– Может, новый любовник Мэгги построит ей новую парикмахерскую? Это будет нечто! – захихикала София.
Антон пригласил их на музыкальное представление и поверг в шок, прибыв за ними на розовом «кадиллаке», который взял напрокат. Он был в кружевном белье, розовых подтяжках и еще каком-то немыслимом наряде, а Марчелло следовал за ним в костюме из ткани тигровой расцветки. Мэгги выразила надежду, что Антон явится на работу в понедельник в более скромном виде. София сказала, что Марчелло не хватает только длинного хвоста для довершения образа. Итальянец сухо ответил, что если он покажет ей свой «хвост», то она больше и не взглянет ни на какого другого мужчину.
Дейзи удалось достать дешевые билеты на Дэвида Боуи. Кроме того, Дейзи была без ума от Мика Джаггера. Она включала музыку в салоне на такую громкость, что приводила в бешенство Мэгги. Та предпочитала более нежные мелодии Джонни Митчелла.
Тоскливые зимние месяцы постепенно уступали место весне, унося с собой и печаль Софии. Когда все вокруг расцвело розово-белым, она снова вспомнила теорию дедушки О'Двайера о бокале, наполненном наполовину.
Она полностью отдавалась работе, и Мэгги решила поощрить ее, повысив зарплату. Софии нравилось жить под одной крышей с Дейзи. Большую часть вечеров они проводили в кафе, веселясь и попивая коктейли. Дейзи любила пиво, но София находила его вкус отвратительным.
В августе Мэгги на две недели закрыла салон и пригласила всех погостить в коттедже у моря, который она арендовала в Девоне, и понежиться на пляже. София получила большое удовольствие, но ей не хватало солнца, так как с неба все время готов был сорваться дождь. Она вспомнила, как мама рассказывала ей о зеленых холмах Гленгариффа. Интересно, напоминала ли природа Девона природу родной маме Ирландии? Надев купальники, они усаживались на сыром пляже и устраивали пикники, не обращая внимания на то, что ветер задувал песок в их сандвичи. Они подшучивали над Марчелло, который не мог понять сумасшедших англичан и был одет в свитер и плотные бархатные брюки.
– Отвезите меня назад в Тоскану, туда, где небо и солнце, – хныкал Марчелло.
– О Марчелло, прошу тебя, помолчи, нельзя быть таким... итальянцем, – пробормотала Мэгги, налегая на шоколадный торт.
– Аккуратно на поворотах, милая, я ведь люблю его именно за то, что он итальянец, – ответил Антон.
– Марчелло прав, – добродушно заметила Дейзи. – Только посмотрите на нас. Разве это не смешно, сидеть в холодный летний день на пляже, словно мы на Юге Франции.
– Именно поэтому мы выиграли войну, милая, – ответила Мэгги, стараясь закурить на ветру, но при каждой попытке спичка гасла. – О, ради всего святого, Антон, София, кто-нибудь, прикурите мне эту чертову сигарету, пока я не вышла из себя.
– Да, ты не участвовала в войне, – рассмеялся Антон. – Видишь, даже сигарету не можешь прикурить.
Он взял сигарету и, повернувшись спиной к ветру, прикурил ее.
– Удивляюсь тебе, Антон, – парировала Мэгги, – ты такой женственный! София, почему ты молчишь?
Она взглянула на девушку, закутанную в полотенце. Та повернулась к Мэгги с улыбкой на бледных губах и вымолвила:
– Боюсь, что я на стороне Марчелло, ведь я привыкла к пляжам Южной Америки.
– Только посмотрите на этих двоих, – хмыкнула Мэгги. – Вы теперь видите, что сделало британскую армию непобедимой. Настойчивость и сила.
– Ну, у тебя этого не занимать, Мэгги, – ответила Дейзи со смехом. – София, готова поспорить: скажи тебе кто-нибудь, что ты окажешься на другом конце планеты, и будешь вспоминать родные пляжи, ты не поверила бы.
– Ты права, – обронила София, в глубине души радуясь тому, что в Девоне ей мало что напоминало о доме.
Этот холодный, продуваемый всеми ветрами пляж был словно другим миром.
Рождество 1975 года прошло гораздо веселее, чем предыдущее. София провела время с Доминик и Антонии в их шале в Вебьере. Делфин и Луи пригласили своих друзей, и домик наполнился веселыми криками и смехом, когда открывались подарки и начинались игры. Повсюду сверкали рождественские огни и разносились звуки колокольчиков. Погода как будто решила порадовать всех вокруг: солнце светило целый день, а небо не затуманилось ни одной тучкой.
Когда София вернулась в Лондон на Новый год, судьба преподнесла ей величайший сюрприз.
Дейзи предложила им выбраться в клуб в Сохо, «где ошиваются все актеры». София любила театр, поэтому с радостью поддержала эту мысль. Она надела юбку, сшитую из кусочков ткани, купленную на рынке бархатную шляпу и коричневые кожаные сапоги, которые подарила ей Доминик. София не могла позволить себе откладывать деньги, поскольку зарплата ее была по-прежнему мизерной, но она решила, что заслуживает отдыха. Ей надо было выбраться в какое-то модное место, чтобы начать отсчет дням новой жизни.
В клубе было полно людей, веселящихся и согревающихся после холодной улицы. Девушки заняли место у бара, которое им освободила одна слишком шумная пара. Она убралась, после того как поняла, что никто не купит им выпивку. Оглянувшись, Дейзи и София узнали двух актеров и одного телеведущего. Юность и красота подружек быстро привлекли в ним внимание. Бармен пригладил свои длинные темные волосы, завязанные сзади, и его лицо осветилось сладкой улыбкой.
Без четверти двенадцать Дейзи уже вовсю флиртовала со скульптором, который явно перебрал с выпивкой. Бросив недвусмысленный взгляд на низкий вырез ее блузы, он отвел Дейзи в сторону и поцеловал. София улыбнулась и покачала головой. Дейзи, похоже, было все равно, кто ее целует, лишь бы ее угощали и оказывали знаки внимания. София спокойно сидела и следила за суетой вокруг. Все были навеселе, но она не возражала против одиночества. Она к нему уже привыкла.
– Можно мне угостить тебя?
Она повернулась. Рядом с ней сидел хорошо сложенный красивый мужчина, которого София узнала, так как видела его в спектакле несколько недель назад – он играл одну из ведущих ролей в «Гамлете», и лично София считала, что актер немного переигрывает, но благоразумно решила, что он без энтузиазма выслушает ее мнение, поэтому просто кивнула и заказала еще один джин с тоником. Он поднял руку, и бармен немедленно отозвался.
– Джин с тоником для моей подруги и виски для меня, – попросил он, поворачиваясь к Софии и кладя локоть на стойку бара.
– Мой дедушка любил пить виски, – заметила она.
– Чудесный напиток.
– Честно говоря, его похоронили с бутылочкой этого чудесного напитка, – добавила она, имитируя ирландский акцент.
– Почему?
– Потому что он боялся, что злобные гномы могут ее украсть, – объяснила София.
Он взглянул на нее и улыбнулся. Она была не такой, как девушки, которых ему доводилось встречать до этого.
– Ты ирландка?
– Моя мать ирландка. Мой отец аргентинец.
– Аргентинец?
– Да, испанского происхождения.
– Бог ты мой! – воскликнул он. – Как же тебя сюда занесло?
– Это долгая история, – неохотно проговорила она.
– Я настроен ее послушать.
Они разговаривали, но если бы он не придвинулся к ней, им пришлось бы кричать. Новый знакомый представился Джейком Фелтоном. У него была прекрасная английская речь, говорил он мелодичным голосом с несколько повелительной интонацией.
– София Соланас, – назвала она свое имя.
– Это прекрасное имя для сцены. И из тебя получилась бы хорошая актриса, – авторитетно заявил он, разглядывая ее красивое лицо.
– Я видела тебя на сцене.
– Да? – улыбнулся он. – Тебе понравилось? Если нет, можешь не говорить, – весело добавил он.
– Мне все понравилось. Но ты должен помнить, что я иностранка, а значит, не все понимаю.
– Не волнуйся. Большинство англичан не понимают языка Шекспира. Хочешь снова прийти на спектакль? Я играю в новой пьесе, которая будет идти с начала февраля.
– Возможно, – хитро сказала она и осушила бокал.
Когда наступила полночь и после восклицания «...пять, четыре, три, два, один, с Новым годом!!!» все в кафе начали поздравлять друг друга, подняв бокалы и целуясь, Джейк прикоснулся к щеке Софии и легко поцеловал ее. Если бы она не увернулась, он поцеловал бы ее прямо в губы. Когда он спросил, может ли он встретиться с ней снова, она дала ему номер своего телефона.
К ее удивлению, Джейк Фелтон позвонил на следующей неделе. На первое свидание он пригласил ее в ресторан на Дрейкотт-авеню. Он знал Джордано, энергичного итальянца, хозяина этого заведения. Тот предложил им лучший столик. София чувствовала себя неловко. Она как будто предавала Санти. Но затем она напомнила себе, что именно Санти предал ее первым. Ей пора преодолеть себя и двигаться дальше.
Через несколько месяцев София и Джейк уже встречались регулярно. Мэгги и Антон были вне себя от восторга, когда услышали новости. Они искренне порадовались удаче подруги.
– Джейк Фелтон! Разве не чудесно?! – оправившись от шока, выдавил Антон.
Дейзи предупредила Софию, чтобы та была осторожной, потому что она прочла в колонке светской хроники о «Джейке-сердцееде» (иногда телефон молчал несколько часов подряд, и ей удавалось почитать). София ответила, что все латиноамериканские мужчины такие. Вскоре Джейк пригласил Софию на репетицию и познакомил со своими друзьями. Ее маленький лондонский мир неожиданно расширился до пределов вселенной, и она начала вращаться в кругах богемы.
Когда Джейк занимался сексом с Софией, она предпочитала, чтобы свет был включен. Она любила смотреть на него, и он был польщен этим. Однако София не могла признаться ему в том, что, закрывая глаза, она вспоминала Санти. Джейк разительно отличался от Санти, а тело Софии всецело принадлежало только Санти. Как бы она ни старалась, не могла забыть его. Ощущение мужского естества внутри нее напоминало ей о том времени, когда они были с Санти вместе. Джейк был нежным и страстным, но она его не любила. Он говорил, что любит ее, что она изменила мир вокруг него, что он еще никогда не ощущал себя таким счастливым, таким довольным жизнью. Но София не могла ответить ему таким же чувством. Она признавалась в том, что ценит его, что ей приятно с ним, что он сумел заполнить пустоту в ее душе.
София смотрела репетиции Джейка, а вечером отмечала недостатки его игры. Она помогала ему разучивать тексты, когда они оказывались вечером в постели. Он мог вскочить и разразиться длинным монологом. В ресторанах он умолял ее послушать его. Они сидели с торжественным выражением лица и читали наизусть целые куски текста, пока их не разбирал смех.
– Он хоть когда-нибудь интересовался твоей жизнью, милая? – спросил Софию Антон однажды вечером, когда София уже встречалась с Джейком около месяца.
– Конечно, но его работа сейчас гораздо важнее. Она номер один в списке приоритетов, – заявила София.
Антон неодобрительно фыркнул, наблюдая, как София сметает щеткой волосы на полу.
– Мне бы не хотелось показаться занудой, дорогая, но, когда я встретила его в первый раз, он показался мне ужасно высокомерным, – прокомментировала Мэгги, постукивая кончиком сигареты о пепельницу.
Антон собрал полотенца и бросил их в высокую корзину у стены.
– Нет, вам показалось, он просто застенчивый, – попыталась защитить Джейка София.
– Застенчивый! Дорогая, если бы он был застенчивым, то не вел бы себя так, словно он все время находится на сцене, – ответила она. – Антон, прошу тебя, любимый, налей мне еще вина. Это единственное, что может воодушевить такую старушку, как я.
– Не стоит раскисать, Мэгги! – отругал ее Антон, но тут же сочувственно улыбнулся. – Тебя закружит в вихре жизни какой-нибудь красавец, раньше, чем ты думаешь, правда, София?
Она согласно кивнула.
– Давид Гаррисон, продюсер пьесы, в которой играет Джейк, пригласил нас к себе в загородный дом на уик-энд, – сообщила она, ставя щетку к стене и присаживаясь рядом с Мэгги.
– Разве мы не знаем, кто такой Давид Гаррисон, а, Мэгги?
– Да, он очень знаменит. Развелся лет десять назад, не помню точно. Развод был довольно громким. Вот это мужчина для тебя, дорогая.
– Не смеши меня, Мэгги. Я счастлива с Джейком.
– Жаль, – поджал губы Антон.
– Ну, как хочешь, дорогая, – сказала ей Мэгги. – Не говори, что я тебя не предупреждала, когда Джейк сбежит с какой-нибудь актрисой. Они все такие, актеры. У меня у самой были подобные кавалеры. Я бы ни за что не согласилась встречаться с таким даже за миллион. Что может не понравиться в солидном мужчине, который и опытнее, и богаче, и намного образованнее? Антон?
– Может, София расскажет нам, когда вернется, – подмигнув, обронил Антон.
Джейк заехал за Софией в квартиру на Квинс Гейт в субботу утром. Они мчались в его машине по трассе на Глостершир, и Джейк всю дорогу говорил только о себе. Он поспорил с режиссером относительно одной сцены в пьесе.
– Я ведь актер, и я знаю, как должен вести себя мой персонаж! Я так и сказал ему!
София вспомнила свой разговор с Мэгги и Антоном. Она мрачно наблюдала, как за окном мелькают тронутые морозом деревья. Похоже, Джейк даже не замечал, как примолкла София, занятый тем, что громко возмущался непонятливостью режиссера. Она с облегчением вздохнула, когда они прибыли в принадлежавший Гаррисону дом песочного цвета, который стоял в конце длинной дороги, ведущей от Берфорда.
Давид Гаррисон появился на пороге с двумя лабрадорами. Увидев машину, собаки завиляли толстыми хвостами. Давид был мужчиной среднего роста, поджарый, с копной светло-каштановых, слегка поседевших на висках волос и в маленьких очках с круглыми стеклами. Он встретил их приветливой улыбкой.
– Добро пожаловать в Лоусли. Не волнуйтесь о своем багаже, – сказал он. – Пойдемте, я угощу вас.
София проследовала за Джейком по гравийной дорожке. Мужчины обменялись рукопожатиями, и Давид по-приятельски похлопал Джейка по спине.
– Как приятно увидеть персонажа из «Гамлета».
– Давид, это София. София Соланас, – представил он свою спутницу, и София протянула руку.
– Джейк мне очень много о тебе рассказывал, – ответив ей твердым рукопожатием, произнес Давид. – Мне будет приятно познакомиться с тобой поближе. Заходите же, давайте не будем разводить церемоний.
Они прошли за ним по длинному холлу. Стены были украшены картинами, повсюду высились шкафы, полные книг. Паркетный пол закрывали персидские ковры, а в углах в фарфоровых горшках стояли большие растения. Софии очень понравился дом. Он был теплым и пахнул собаками.
Давид провел их в гостиную, где сидели четыре человека, ни один из которых не был знаком Софии. Гости курили и выпивали, глядя на весело полыхавшее в камине пламя. София вдруг вспомнила о доме Никиты в Санта-Каталине. Она подавила боль, которую вызвали у нее эти внезапно нахлынувшие воспоминания. Их представили другим гостям: Тони Мидлтону, писателю, и его жене Зазе, хозяйке небольшого бутика в городе, Гилберту Доранжу, французскому журналисту, и его жене Мишель, которую все называли Мише. Когда гости расселись, разговор возобновился.
– Чем же ты занимаешься? – поворачиваясь к Софии, спросила Заза.
София внутренне напряглась.
– Я работаю в парикмахерской «У Мэгги», – ответила она, представляя, как Заза сейчас вежливо улыбнется и отвернется с презрением.
Но, к ее радостному изумлению, подкрашенные зеленые глаза Зазы широко распахнулись, и она выдохнула:
– Поверить не могу. У Мэгги! Тони, дорогой!
Тони прервал себя на полуслове и повернулся к жене. Все замолчали.
– Ты не поверишь, но София работает у Мэгги!
Тони улыбнулся.
– Какое совпадение. Мэгги была замужем за моим кузеном, Вивом. Как она поживает?
София решила показать себя во всем блеске, и вскоре все держались за животы от хохота, когда она изображала Мэгги и Антона. Давид смотрел на нее и думал, что еще никто не производил на него такого сильного впечатления. В больших карих глазах этой девушки было что-то трагическое, она вызывала желание защитить ее от всех невзгод. София была моложе остальных, но легко поддерживала беседу. Только когда Заза, которой, очевидно, очень понравилась София, спросила ее о родине, юная гостья замолчала.
После ланча, который подавала миссис Бернистон в большой столовой, Гилберт и Мише отправились в свои комнаты отдохнуть. «Этот шоколадный пудинг и вино расслабили меня совершенно», – взяв за руку свою миниатюрную жену, произнес Гилберт и повел ее наверх по ступенькам.
Джейк решил совершить пробежку.
– Разумно ли это после такого обильного обеда? – засомневалась София.
– Я пропустил ее сегодня утром, и мне бы хотелось пробежаться, пока не стемнело, – перепрыгивая через ступеньку, объяснил он.
– Но тогда, возможно, и нам стоит прогуляться? – отозвалась Заза. – Разомнемся. Давид, пойдешь с нами?
Воздух был морозным и свежим, хотя солнце ласково светило с небес. Сады стояли в запустении, но было заметно, что за ними когда-то заботливо ухаживали: бывшая жена Давида фанатично увлекалась садоводством. Тони, Заза, Давид и София прошли по каменистой тропинке, которая разделяла сад и вела за дом. Они шутили, что обед чуть было не погрузил их в летаргический сон. Стоял февраль, и деревья были голыми и мокрыми.
София вдыхала свежий воздух, чувствуя, как она соскучилась по загородной жизни. Она закрывала глаза и вспоминала Санта-Каталину зимой: ей казалось, что она ощущает запах сырой земли, усыпанной влажной листвой. Она почти сумела убедить себя в том, что находится сейчас по ту сторону океана.
Ей понравился Давид. Он обладал беззаботностью англичанина, которая так близка ее натуре, был очень привлекателен, умен, не красив, но силен. В глубине его голубых глаз как будто притаилось воспоминание о пережитых драмах. Когда они спустились к холму, и София увидела конюшни, ее сердце радостно забилось.
– Если кто-нибудь хочет прокатиться, у меня есть пара лошадей, – небрежно сказал Давид. – Ариэлла раньше серьезно занималась их разведением. Когда она уехала, конюшня закрылась. Мне пришлось продать всех кобылиц. Я оставил парочку коней для верховых прогулок.
