Текст книги "В чужом обличье (СИ)"

Автор книги: Самат Сейтимбетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

Интерлюдия 7
Тадеуш Войцеховский

Возроптали тогда люди, не видя дороги в темноте, но сказал им Спаситель: «Что ропщете вы, ведь и без того вы блуждали в потемках, не зная, куда идти». Взмолились к нему люди: «Освети нам дорогу!» И ответил им Спаситель, что не в силах его развеять тьму заблуждений, лености и рабства и что невозможно спасти того, кто не хочет сам спастись. И еще сказал Спаситель, что те, кто хочет спастись, должны возжелать свободы, разжечь огонь в груди и осветить им путь остальным. Молчали люди, не зная, что сказать, но нашлись среди них те, кто понял слова Спасителя, что нет ничего дороже свободы, что жизнь за нее лишь малая цена, и вспыхнули огни среди тьмы. Запылал маяк надежды, составленный из горящих людских сердец, и тьма, насланная демонами, рассеялась…

– Охо-хо, грехи мои тяжкие, – пробормотал Тадеуш, ощущая, как слова «Повести об Исходе» расплываются перед глазами.

Поднял голову, заметив, что незаметно сгустились сумерки, словно тьма, насланная демонами. Но тогда люди смогли сбежать, ушли, ведомые Спасителем, а что делать ему? Поддался соблазну денег, продал свободу, да ладно бы свою – дочери! Забыл заветы Спасителя, уговорил сам себя, что любимой Агате будет хорошо с Вашневским, будет на серебре есть, на золоте ездить.

– По делам и расплата, – проворчал он.

– Е-эдут! Е-эду-ут! – прорезал сумерки хриплый голос Венцека.

Откинув в сторону религиозные философствования, Тадеуш схватил со стула кольчугу, сдёрнул со стены потёртый пояс с верной саблей и, на ходу просовывая руку в гибкий стальной рукав, бросился на двор.

Двор его дома стал в последнее время куда более многолюден, но такие изменения произошли не от хорошей жизни. Слишком много хуторов и деревенек, стоящих на землях Войцеховских, были в последнее время преданы огню и мечу «неизвестными разбойниками». На ранее богатых и привольных землях теперь жили лишь призраки прошлого. Живого, правильного прошлого, в котором все было хорошо… пока он не отступил от заветов. И мало того что отступил, так еще и упорствовал в своей гордыне, не иначе как нашёптанной демонами. На дочь гневался, даже в Вагрант поехал, чтобы силой её принудить к несвободе.

– Пан Тадеуш, – поднялся с завалинки верный холоп.

– Что там, Матеуш? – поинтересовался пан Войцеховский, опоясываясь саблей.

– Сей же час и узнаем, пан, – старик затянулся едким дымом и крикнул: – Венцек! Чего углядел?

– Пятеро всядников! С оружием, четверо в броне! Остановились! Один, который без брони, сюда едет!

Тадеуш огляделся, но сумерки скрадывали всё. Дворня попряталась, немногие мужчины торопливо вооружались и привычно разбегались по местам за забором. – Вижу! – крикнул Венцек. – Не узнаю всадника, не Вашневских он холопов, другой кто-то!

– Заблудился, должно быть, – вздохнул Тадеуш.

Никто к нему не ездил, соседи шарахались, как от чумного. Тадеуш не роптал, признавая справедливость наказания за демонские мысли и поступки. Только молился, чтобы с дочкой всё было хорошо. Помочь ей он, увы, ничем не мог: ни денег, ни влияния, дворни и той почти не осталось. Не Зосю же немую дочери в услужение отправлять?

– Доброго вам вечера, почтенные! – раздался голос, и в проёме ворот появилась тень всадника на коне. – Верно ли мне сказывали, что здесь я смогу найти домула Тадеуша Войцеховского?

– Верно, – выпрямился Тадеуш, – это я.

Домулами и донами людей величали за пределами Лахты. Иностранец, на хорошем коне, да с эспадой на боку, сразу бросившейся в глаза, едва Матеуш запалил огонек. Подсыл Вашневского? Всё возможно, у того, кто поддался соблазнам и отринул заветы. Тадеуш невольно обернулся на обвалившуюся крышу часовенки, коснулся сердца, лба и протянул руку к приехавшему, мысленно готовясь выхватить саблю.

Спасителем заповедано сражаться за свободу и честь, даже когда поражение неминуемо.

– В этом доме гостей встречают честь по чести, – с угрозой проговорил он, видя, как незнакомца окружает дворня.

– Отлично, домул! – весело воскликнул парень, спрыгивая с коня и тут же раскланиваясь.

В руках Тадеуша невесть как появилось письмо.

– Я Густав Алариш, посланник славного короля Перпетолиса, его величества Гарриша Второго, и это послание от вашей дочери, Агаты Войцеховской, – прозвучало совсем не то, чего ожидал Тадеуш. – А это послание от моего короля лично вам, почтенный домул.

– Мне? – растерянно переспросил Тадеуш, машинально принимая тубус с залитой сургучом печатью.

Перпетолис находился в горах где-то невообразимо далеко. Какое дело королю горной страны до нищего пана Тадеуша Войцеховского?

– Лично в руки, – снова поклонился Густав.

Расторопный Матеуш уже подносил фонарь, в свете которого Тадеуш вспомнил о письме от дочери. Вскрыл, развернул и вчитался в ровные строчки, жадно охватывая взглядом всё письмо и тут же едва ли не теряя сознание.

– Хвала Спасителю, с ней всё в порядке! – рука Тадеуша коснулась сердца, лба, а затем уже обе руки крепко обняли Густава.

Уроженец горной страны оказались крепки телом, словно и правда состоял из камня.

– Жива, цела, её пригласили учиться к магистру… в Перпетолис! Тащи последнюю бутылку красного вина, Матеуш, сегодня будет праздник! – закричал Тадеуш, хлопая рукой по письму.

Ей даже будут платить за обучение, воистину счастливые, невероятные новости! Тадеуш ещё раз вознёс молчаливую молитву небесам и повернулся к посланцу короля Перпетолиса:

– Чем я могу отблагодарить тебя, сынок?

– Можете прочитать послание моего короля, – ответил тот.

Тадеуш едва не хлопнул себя по лбу, распечатал тубус и вчитался. Перечитал три раза.

– Серьезно? – спросил он Густава. – Стать правителем долины Кроссшлахт в горах Перпетолиса? Вот так вот просто? Король же меня даже не знает!

– Зато он знает уважаемого магистра Агостона Хатчета, с внуком которого училась ваша дочь. Не сомневайтесь, домул, всё серьёзно, – Густав отвесил лёгкий поклон. – К тому же, насколько мне известно, его величество предлагает обменять ваши земли. Вы станете владетелем долины Кроссшлахт, а нынешний её господин получит ваше поместье.

– Вы, вероятно, видели, что мои земли нынче пребывают в запустении, – с горечью проговорил Тадеуш.

– Поверьте, даже так они куда богаче долины Кроссшлахт, – усмехнулся Густав. – Поэтому её нынешний владелец будет просто счастлив обмену. Доброе имя моего короля не позволило бы всучить вам кота в мешке, поэтому я должен заранее предупредить – долина Кроссшлахт – это мелкий клочок каменистой земли, зажатый меж отвесных скал. Вся её польза том, что она лежит на достаточно оживлённом торговом пути, и потому за неё уже который год бодаются два окрестных клана. Насколько мне известно, за последние десять лет барон Кроссшлахт сменился двенадцать раз. Вы – тринадцатый.

– Отчего же его величество предлагает эти земли именно мне? – удивился Тадеуш.

– Оттого что так, отдав Кроссшлахт чужаку, он добьётся примирения враждующих сторон, – честно ответил Густав. – Вам же придётся нелегко, придётся балансировать между ними, но у вас будет поддержка его величества и моего клана, Аларишей. Ваши же нынешние земли послужат достаточной компенсацией.

Тадеуш уже открыл рот, чтобы отказаться – ну куда ему бросать свое поместье и земли предков? – но тут же закрыл. Ведь Агата будет учиться в тех же горах, где-то рядом.

– Это далеко от столицы – Ну-ан-диша? – спросил он, заглянув в письмо Агаты.

– Рукой подать, – ответил Густав, – день пути пешком. Разумеется, домул, вы вольны и свободны в своем выборе, на приглашение и стипендию вашей дочери это никак не повлияет.

Свободен? Точно, свободен! Тадеуш ощутил, как в нём словно вспыхивает тот самый огонь, о котором он недавно читал, как расправляется сгорбленная спина, распрямляются плечи. Свобода! Тут как раз появился Матеуш, с бутылкой вина в руках, да в сопровождении немой Зоси, тут же восторженно уставившейся на юного посланника короля. Густав заметил взгляд, но не отреагировал, вместо этого похлопал по эспаде на боку и заявил:

– А о пане Вашневском не беспокойтесь: покуда мы в пути, я отвечаю за вас и вашу дочь собственной жизнью.

И так это прозвучало, что Тадеуш сразу поверил. Хлопнул себя по бёдрам и крикнул:

– Матеуш, тащи чары! Выпьем за вашу и нашу свободу!

Глава 8

Реймонд проснулся и некоторое время лежал, разглядывая каменный потолок. Слышен был топот и хохот, Хосе уже проснулся и совершал «утреннюю пробежку», то есть, попросту говоря, носился по башне и вокруг, везде, куда только мог попасть. Доносились окрики Каэры, погромыхивала посуда, тянуло чем-то жареным.

Предстояло самое тяжёлое и противное – подниматься и приниматься за учебу.

Конечно, для непосвященных Реймонд давал уроки по поручению деда, на самом же деле он учился вместе с сыном доньи Августины. Вспоминал полузабытые уроки деда из детства, то, что им рассказывали на лекциях в Вагранте, и щедро подкреплял всё это теорией из книг.

В воображении Реймонда он легко, играючи, объяснял что-то Хосе, вспоминал сам, выглядел при этом заправским магом, и к приезду Агаты вполне наверстал бы теоретическую часть до подмастерья. Перед Агатой уж точно можно было не надувать щёки, она-то знала, как Реймонд учился, но всё равно было бы неплохо немного утереть ей нос.

На практике всё шло тяжело, натужно, с надрывом и нарастающей злостью. К этому добавлялся весёлый и беспечный нрав Хосе, который постоянно крутился и вертелся, не слушал Реймонда, но при этом схватывал всё на лету, вызывая зависть и желание стукнуть его. О делах сердечных не хотелось даже думать – настолько идиотски запутанный клубок там образовался, что у Реймонда заранее начинала болеть голова, ещё до попыток разобраться, как этот клубок распутывать.

И вершиной всего этого было то, с чем Реймонд не хотел связываться, но всё равно увяз по самые ноздри.

Большая политика.

– Не верю, что я это говорю, но лучше бы учился в университете, – проворчал Реймонд, поднимаясь.

Конечно, тогда бы он не столкнулся с убийцей деда, да толку-то? Ну, помог Реймонд прибить Магореза, отвлёк на себя, а кто его нанял, так и осталось неизвестным. Месяц уже прошёл с момента нападения, а второй убийца так и не появился, и непонятно, появится ли вообще? Дед если и хранил что-то ценное и способное пролить свет на его прошлое, то в сокровищнице, которая так и оставалась пока что недоступной.

С доступом туда, возможно, сможет помочь Агата, так, когда она ещё приедет. Хорошо хоть у Реймонда мозгов хватило вспомнить о проблемах Агаты с сильно-могучим лахтинским паном, из-за которых она никогда не покидала территории университета, а также рассказать о них королю и его верному Гиозо.

В любом случае Агата не Спаситель, она, если и явится, но не выведет Реймонда из плена его проблем.

* * *

Спускаясь вниз, Реймонд едва не споткнулся о дона Мурчеля, который валялся на лестнице, вытянувшись так, словно играл в мохнатый шлагбаум. В последнюю секунду Реймонд успел отдёрнуть ногу, а Мурчель посмотрел на него укоризненно, как бы говоря «я тебя прикрываю и подыгрываю, а ты на меня наступаешь! Ну что ты за человек?»

– Ладно-ладно, – проворчал Реймонд, подхватывая кота под пузо, – идём, будет тебе мясо.

Реймонд готов был поклясться, что когда он наклонялся к коту, вокруг было пусто. Но когда он выпрямился, то обнаружил, что у подножия лестницы стоит Маэра, в фартуке поверх платья, с косынкой, закрывающей волосы, и смотрит на него укоризненно. Реймонд посмотрел в ответ, не зная, что сказать, с чего начать объяснения.

– М-я-а-а-а-а-у-у-у, – лениво пробасил Мурзик, кольнув Реймонду руку на секунду выпущенными когтями.

– Извини, у меня кот некормленый, – вытянул руки Реймонд, словно предлагая дона Мурчеля Маэре в дар.

Та посмотрела недоверчиво, потом неожиданно фыркнула и расхохоталась громко, заливисто, прикрывая рот рукой.

– Ты чего тут веселишься? – раздался сердитый возглас Киэры, выглянувшей с кухни. – А ну, живо на кухню, тут суп убегает, а она смеётся, словно горного духа поймала!

– Мам, ты представляешь, – попыталась объясниться Маэра, но тщетно.

Все её попытки были пресечены в зародыше, а сама Маэра отправилась на кухню, помогать маме. Реймонд вздохнул, отчасти трусливо радуясь, что объяснение опять оказалось отложено. Он понимал, что оно неизбежно состоится, но в то же время не мог себя принудить к разговору.

Ну не любил он Маэру, да, она была подругой детства, постоянно таскалась за их компанией и заступалась перед мамой, суровой домной Киэрой, но, возможно, именно поэтому для Реймонда она так и осталась маленькой девочкой. Тем более что совсем рядом то и дело мелькала Катрина, на которую он глядел с совсем иными чувствами. Честно сказать Маэре, что он её не любит, пробормотать банальную, избитую фразу «останемся друзьями», и кто знает, что тогда будет?

Один пример того, что бывает в подобных случаях, находился прямо перед глазами Реймонда.

Мастер Светла Тарниш пребывала в совсем не светлых чувствах, думая, что «магистр Агостон» изменяет ей с заезжей магичкой, с дочкой своей домохозяйки, а то и с самой домохозяйкой. Можно было бы рассказать ей правду, да Реймонд побаивался, что мастера-целительницу хватит удар и некому будет её вылечить. Обиженная отказом Маэра вполне могла поделиться со Светлой, и, в общем, все комбинации Реймонда и хитрые планы вида «я магистр Агостон» сразу бы рухнули.

Не исключено, что Реймонд всё же разрубил бы этот узел – в девушках и разрыве отношений он точно разбирался лучше, чем в теоретической магии – но тут опять вылезла большая политика. Получив отпор, послы Ранфии и Ойстрии перестали приходить с прямыми угрозами, но взамен развернули бурную тайную деятельность, заставлявшую Гиозо регулярно хмуриться и сжимать рукоять меча.

Послы написали своим королям и в ожидании ответа мутили воду и распускали слухи. Подсылали своих людей к князьям, и в самом Нуандише стало как-то больше разных, весьма подозрительно выглядевших горцев. Да, Гарриш Второй не на пустом месте говорил о свободолюбии горцев, но и выражение «горное мясо» тоже возникло не само собой. Послы щедро раздавали деньги, привлекая как князей, так и нищих горцев, которым было уже нечего терять.

И в таких условиях раскрыть тайну, дать всем знать, что магистр Агостон мертв?

Реймонд даже не взялся бы сказать, кто убил бы его раньше – послы, заговорщики или сам Гиозо.

– Мяу-у-у-у-у, – напомнил о себе Мурчель.

– Да, дон Мурзик, уж ты точно своего не упустишь, – сообщил ему Реймонд.

Наверное, это и правда было смешно – назвать огромного Мурчеля некормленым. В другой раз Реймонд и сам бы посмеялся, но сейчас его голова была забита иными проблемами.

Отсутствие Маэры за завтраком он воспринял с облегчением.

* * *

– Реймонд, а ты можешь превратить воду… в сладкую воду? – за завтраком спросил Хосе, испытующе уставившись на Реймонда.

– Могу, – усмехнулся Реймонд. – Берешь ложку меда, кладешь в воду, вот тебе сладкая вода.

– Нет, я про магию! Чтобы прочёл заклинание, взмахнул руками, совершил пребрезевание…

– Преобразование, – поправила его домна Киэра, ставя перед Хосе кружку, наполненную до краёв молоком. – Пей. Видишь, какие мы, горцы, сильные и крепкие? Это потому что мы каждый день пьём козье молоко!

Хосе даже не пытался возражать, как в первые дни, и требовать коровьего молока. С домной Киэрой никакие требования не проходили, даже во времена детства Реймонда, когда Киэра и сама была моложе и мягче.

– А вот Спаситель, Спаситель смог бы? – не унимался Хосе.

На его смуглом лице было написано живейшее любопытство. Вера во всемогущество магии, помноженная на энергию и любопытство, приводила к тому, что он постоянно засыпал самого Реймонда и Реймонда в облике деда массой вопросов о магии и что та может.

Иногда это было забавно, но чаще всего раздражало.

– Спаситель может всё, – наставительно произнесла домна Киэра, сотворяя знак Спасителя.

Она коснулась рукой сердца, потом лба и затем вытянула руку в сторону Хосе. Тот сотворил знак в ответ и тут же перешёл к новым вопросам:

– А если Спаситель может всё, то мог он по пути из плена демонов, превратить морскую воду не в обычную воду, а сразу сделать из нее молоко? Или молоко было бы солёным? А может Спаситель сделать меня самым могучим магом? А как измеряется мощь мага? А может Спаситель сотворить такую магию, с которой сам не сможет справиться? А может Спаситель сделать всех богатыми и красивыми?

Реймонд мысленно закатил глаза, вяло ковыряясь в разваренных корешках. Во время занятий Хосе изрыгал не меньший водопад вопросов, и все они, как правило, касались магии. Реймонд, пытавшийся подражать профессорам из университета и, чего уж там, деду, вначале терпеливо пытался отвечать и не злиться. В детстве он тоже задавал массу вопросов, и дед на них отвечал. Вот только у деда как-то выходило всё объяснять понятно, а у Реймонда – нет. На каждый его ответ у Хосе рождалось два вопроса, и в результате выходили не занятия, а непонятное нечто, бестолковое, с кучей слов, головной болью и усталостью, а также полным отсутствием знаний в этой самой больной и усталой голове.

Ей-ей, похмелье от таких занятий выходило не хуже, чем от попоек, но на попойках хотя бы было весело!

– Спаситель может всё, – повторила домна Киэра, глядя на Хосе, – но ты помнишь, что он сотворил?

– Он вывел людей из плена кровавых демонов, привёл их сюда, на эти земли, и даровал свободу! – заученно выпалил Хосе.

– Правильно, а теперь представь, что Спаситель будет делать за тебя всё. Разве это свобода?

Хосе нахмурился, почесал лоб, явно пытаясь сообразить.

– Это будет такое же рабство, как у демонов, без свободы поступков, – со вздохом объяснила домна. – Поэтому Спаситель может, но не вмешивается, давая людям самим выбирать свой путь.

– А вот де… уважаемый магистр Агостон, – поспешно поправился Хосе под строгим взглядом домны, – тот смог бы превратить морскую воду в молоко? Или рыбу – в жареное мясо?

– Ты опять всё перепутал, – сердито заметил Реймонд. – Де… магистр Агостон специализируется в геомантии и метеомагии, а ты говоришь о магии превращений и трансформации.

– Хочу быть трансформантом! Трансформагом! – немедленно восхищённо крикнул Хосе.

Реймонд опять вздохнул, закатывая глаза. Хосе менял свои желания по десять раз на дню, желая быть то криомантом, то пиромантом, как-то раз даже захотел стать иллюзионистом. Никакого реального желания его слова не выражали, только сиюминутный настрой. Оставалось только гадать – сбегала ли донья Августина от чересчур энергичного сына, или Хосе был таким, потому что донья Августина постоянно где-то пропадала?

– Вначале тебе надо всё доесть и допить, – указала домна Киэра. – Маг должен быть силён и крепок, иначе упадёт в обморок посреди заклинания, если вообще сможет его произнести!

– Я фмофу! – заверил её Хосе, вгрызаясь в еду с новой силой.

* * *

– Нет, не смогу, – устало, в двадцатый уже, наверное, раз, ответил Реймонд. – Взаправду не смогу. Это магия превращений, а я специализируюсь в иллюзиях!

– А если ты сделаешь иллюзию твёрдой? Ну, или жидкой? Чтобы её можно было пить?

– Я… – Реймонд осекся, так как не знал ответа на этот вопрос.

К счастью, «проклятие Хосе» легко превращалось в спасение. Ему было трудно долго сидеть и прилежно учиться, и Хосе срывался с места и убегал, затевал игры с другими детьми. Собственно, он уже подружился со всеми в округе, и они носились, ставили эту самую округу на уши, иногда вызывая у домны Киэры вздохи о прошлом. Чаще это были, конечно, не вздохи, а суровые выговоры, и Реймонд получил странную возможность как бы посмотреть на себя со стороны. Не то чтобы он занялся переосмыслением прошлого, исправился и сразу стал лучше, но мысленные возгласы: «Неужели я творил такое же?!», звучали в его голове регулярно.

– Пребрезевание, – зевнул Реймонд, распахнув рот так, что в него чуть не влетела муха, – Хы-ы-ымильто-о-она – это формула-а-а-а, позволяющая вычислить коэффициент преобразования маны одного типа в ману другого типа, при условии-и-и, что известна эффективность самого мага-а-а, которую можно вычислить…

Голова его мотылялась, словно он напился, собственные же слова звенели и истончались в ушах, в глаза словно насыпали песка.

Бам!

Реймонд подскочил, в первую секунду с какого-то перепуга решив, что он снова удирает от намрийских ведьм. Возможно потому, что тогда он так же ударился непонятно обо что и тело разбудило воспоминания почти десятидневной давности. Он озирался ошалело, ощущая слабость в голове и звон в ушах, не в силах сообразить, что находится всё там же, в библиотеке деда, в башне деда в Нуандише.

Удар был вызван тем, что Реймонд сам себя усыпил и упал, ударившись головой об стол.

– Нет, надо освежиться, – помотал он головой.

Вышел во двор и начал обливаться холодной водой из колодца, затем дернулся, ощутив взгляд в спину. Но нет, там стояла не Маэра, решившая повторить сцену у колодца. Паренёк-курьер, судя по цвету одежды, из дворца, молча слез с коня, вручил Реймонду конверт, произнеся при этом:

– Его величество король Перпетолиса Гарриш Второй приглашает уважаемого магистра Агостона Хатчета отобедать с ним.

Реймонд, накинув иллюзию спокойного лица, скривился так, словно нечаянно попытался проглотить живую жабу. Но выбора у него не было, и он ответил:

– Я сейчас же передам деду.

* * *

За эту неделю, прошедшую с момента стычки с послами Ойстрии и Ранфии, Реймонд успел побывать на двух подобных обедах. Большая политика, чтоб ее! Если оставить всю словесную заумь, то ситуация сводилась к простым и понятным словам: «Только суньтесь – магистр Агостон обрушит все горы вокруг».

Ранфия и Ойстрия пока что не совались, но и войска не отводили.

Они продолжали их именовать скоплениями людей, желающих потрудиться, но после прошлого обеда король любезно показал Реймонду записку. Племянник Гиозо, из клана Алариш, отправившийся в Вагрант с письмом к Агате, попутно заглянул и посмотрел на эти «трудовые лагеря», которые правильнее было бы именовать «военными лагерями». Горцы, привыкшие подкрадываться к опасливой и пугливой дичи в горах, легко подобрались к лагерю, всё осмотрели, и один из них вернулся с донесением.

Поэтому Реймонд ожидал, что после обеда – все разговоры о делах велись после обеда – Гарриш попросит «магистра Агостона» съездить на границу, так сказать, явить флаг. Потрясти там гору или устроить камнепад, в общем, явить ощутимые доказательства серьезности намерений Перпетолиса.

– Королева, – кивнул Реймонд Вэйне, – кронпринц.

Вэйна, всё такая же величественная, кивнула в ответ ровно настолько, насколько полагалось по этикету в ситуации, когда женщина приветствовала мужчину, который к тому же ещё и старше её, но при этом женщина – королева, а мужчина – магистр магии.

Король Гарриш не просто вёл себя как мирный пожилой горец, где-то в глубине души он им и был, и общение с ним было достаточно простым, не скованным особо манерами и этикетом. Беседа двух стариков, сохраняющих свои разногласия, но в то же время общающихся по делу – с этим Реймонд справлялся довольно легко.

Иное дело – Вэйна.

Условности, этикет, правила, манеры, в которых Реймонд был не силен. Дед тот, да, разбирался, хотя и считал «глупой ерундой», а вот Реймонду за каждым обедом приходилось потеть, чтобы не выдать себя. Как ни странно, но временами его выручала сама королева Вэйна, не устающая делать замечания детям. Реймонд мотал на иллюзорный ус, делая вид, что его всё это не касается.

Но Вэйна хотя бы поддерживала мужа-короля во всех вопросах, от еды до политики.

– Уважаемый магистр, – преувеличенно раскланялся кронпринц Корсин, – это честь для нас.

Тщательно замаскированная издёвка, если уж говорить прямо. При этом Корсин говорил вежливо и любезно, улыбка не покидала его уст, в общем, все формальные приличия были соблюдены. Даже тон голоса был радушным, словно Корсин встретил горячо обожаемого дедушку. Реймонд не знал, где учат такому лицемерию: то ли придворная жизнь способствует, то ли в Латии наследный принц нахватался, но каждый раз искренне желал, чтобы средний сын Гарриша, Фабио, вернулся из Латии неиспорченным.

Корсин тоже заставлял Реймонда потеть и злиться, в основном потому, что постоянно набивался в друзья, задавал вопросы, интересовался «мнением уважаемого магистра», разве что в ученики ещё не попросился. Причина такого поведения была ясна, как день – ведь магистр Агостон выступил против «добрых соседей», Ранфии и Ойстрии, которых так любил кронпринц.

– Ой, деда Агостон! – воскликнула принцесса Люсиль, вбегая в зал.

Мчавшаяся за ней суровая домна-воспитательница из Имранишей немедленно сделала замечание, на что принцесса показала ей язык. И тут же получила замечание от матери. Люсиль, как и Хосе, была живой, энергичной, не испорченной пока ещё придворными делами, потому что никакой политической силы она собой не представляла. И вообще, была любимицей Гарриша и «деда Агостона», к которому в первую же встречу сразу непосредственно попросилась в ученицы.

Реймонд знал, со слов деда, что она и раньше просилась в ученицы и всегда получала отказ.

– А что, тёти Светлы сегодня не будет? – искренне и вслух огорчилась Люсиль.

«И это тоже к лучшему», – мысленно перевел дух Реймонд. Влюбленная не в него, а в поддерживаемый им образ женщина, к тому обиженная в лучших чувствах, это была опасность хуже королевы.

– Уважаемый мастер Светла, – указала Вэйна дочери, – занята трудами на благо всего Перпетолиса.

Люсиль бросила хитрый взгляд на Реймонда, тот незаметно подмигнул. Не совсем в образе деда, но что, магистр Агостон не может подмигнуть ребенку? Да ну, бросьте, а кто несогласен, может высказать все в лицо самому магистру. Нет желающих? Вот и чудно.

Повеселев, Реймонд принялся за обед.

В еде король Гарриш был умерен и придерживался традиций горской кухни. Как он сам признался «Агостону», от чужих блюд, особенно ранфийских извращений, у него пучило желудок и появлялась тошнота. Демонстрация приверженности горским ценностям, опять же, и немалая экономия денег. Кто хотел заграничных деликатесов, мог покупать их за свои деньги, и покупали, чего уж там, создавая товарооборот с соседями, которые, конечно же, нещадно наживались.

Контрабанда, подкупы, желание разбогатеть, взяточничество – всё это вроде бы относилось к экономике, а не политике, но Реймонд из бесед с королем примерно уловил, что всё это взаимосвязано. Гарриш не жаловался напрямую, но проскальзывало, проскальзывало в его словах всякое, намекающее, что власть это не только мёд с пряниками.

– Уважаемый магистр Агостон Хатчет, – звонко, невыносимо-официальным тоном, обратилась к нему Люсиль, – если бы вы смогли навестить нас вместе с вашим воспитанником, Хосе Веласкесом-и-Мараньяу, то мы были бы очень вам признательны.

Люсиль немедленно получила нагоняй, что «мы» по отношению к себе может говорить только король, а Реймонд мысленно вздохнул. Похоже, юная принцесса страдала во дворце и рвалась на волю. Примерно как её брат, рвавшийся в наемники, лишь бы вырваться.

– Ну-ну, дорогая, не стоит так взъедаться на Люсиль, – добродушно заметил королеве Гарриш. – Один ребенок нам дворец не развалит.

– Стоит нам принять его, и мы не сможем отказать в визитах всем иным, кто захочет представить ко двору своих детей и воспитанников, – мягко указала Вэйна.

Гарриш пожал плечами, отхлебнул из кубка и сказал:

– Пусть тогда Люсиль сама съездит да навестит башню магистра Агостона и его воспитанника. Я думаю, магистр не король, уж как-нибудь сможет отказать всем этим желающим, о которых ты говорила.

– Думаю, мне это по силам, – усмехнулся уголком рта Реймонд.

Вэйна нахмурилась, но тут же вскинула голову:

– Тогда я поеду вместе с нашей дочерью!

Люсиль немедленно сникла – разумеется, вся радость от общения с Хосе в том и состояла, что можно было забыть о «принцессности» и побыть просто девочкой, с которой даже иногда не соглашаются. Взамен принцессы вскинулся Реймонд, которому королева в башне деда и задаром не сдалась.

– Прошу прощения, но это может быть опасно, башня полна магии, с настроенными защитами и ловушками.

– Но мы же… – Люсиль была девочкой неглупой и тут же исправилась, – да, мы же в прошлый раз не входили в башню!

Королева Вэйна явно всё поняла, но ни один мускул не дрогнул на её красивом лице.

– Если вы не возражаете, то я могу привести Хосе сюда, как и предложила с самого нацала принцесса Люсиль.

После получения согласия, неохотного, но всё же согласия (явно Хосе будут расспрашивать о магистре), Реймонд подумал, что если принцесса Люсиль изначально так всё и задумывала, то она далеко пойдет. Красота от матери, и возможно, лет десять спустя она будет сражать всех одним взглядом, и мозги от отца, останется в истории как Люсиль Первая Великая Объединительница.

– Уверен, нам всем будет очень приятно прикоснуться к настоящей магии, – вкрадчиво произнес Корсин, изящно утерев губы платком. – Возможно, уважаемый магистр Агостон Хатчет сможет привезти и своего внука, Реймонда?

Реймонда спасло только то, что настоящего его лица под иллюзией не было видно. Да, он не мог посмотреться в зеркало, но чего смотреться, когда и так ясно – он запаниковал, задергался, в общем, выдал себя. Выдал бы себя, не защищай его иллюзия спокойного, слегка хмурого, уверенного в себе деда. Но всё равно, этот момент паники и растерянности был, был, ведь не мог же Реймонд раздвоиться!

В теории, мог. Правда, достоверный иллюзорный двойник, действующий сам по себе, тянул на уровень архимага.

Реймонд же пока что осилил только иллюзорную ауру, и то, только после совета деда, и то, только потому, что это были всё же его любимые иллюзии. Мастер Светла имела иную специализацию, к посольским магам Реймонд близко не подходил, в общем, эту вот шаткую иллюзию обмана пока что удавалось поддерживать. Но явиться в облике деда и с иллюзией самого себя? Исключено, просто исключено.

– Возможно, – ответил Реймонд после паузы, затем выдержал еще паузу и повторил: – Возможно.

Отодвинул в сторону тарелку с мясом куропатки в подливе из диких ягод и сказал:

– Мне немного стыдно в этом признаваться, но правда такова, цто моего внука исклюцили из университета Вагранта. За прогулы, пьянство, отсутствие знаний и много цего ещё.

Он помолчал, для вескости и добавил:

– Более того, ему хватило наглости прикрыться моим именем и профессора в Вагранте, с некоторыми из которых я знаком лицно, пошли ему навстрецу. Дали возможность ещё раз изуцить материал, сдать экзамены. Но это не помогло. И в заклюцение ему хватило наглости явиться сюда, да ещё и с таким видом, словно он сдал все экзамены досроцно и на отлично!