Текст книги "Мадонна Фьора, или Медальон кардинала делла Ровере (СИ)"
Автор книги: Салма Кальк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
* 20 *
Элоиза открыла глаза и поняла, что она на некоторое время провалилась в сон. Такое случалось после напряжения – организм просто выключался, и с этим сложно было что-то поделать. Эх, теперь бы поесть, но очень не хотелось вставать и, тем более, спускаться вниз в обеденную залу. Она села на постели и уже собралась переплести волосы, одеться и спуститься-таки, но осторожный стук и открывающаяся дверь известили о появлении Себастьена Марни.
– Ага, вы уже встали, то есть хотя бы сели, отлично. Анна говорит, что вас жизненно необходимо накормить, и я с ней согласен. Как вы смотрите на ужин, скажите честно?
– На самом деле, я сейчас как раз о нем и думала, – криво улыбнулась она. – Только вот…
– Вам не хочется спускаться в обеденную залу? – улыбнулся он.
– Скорее не можется. Нет, я, конечно, способна собрать себя и пойти, но…
– Я сейчас позвоню вниз и попрошу, чтобы нам все принесли в вашу гостиную. Что вы скажете о пасте под сливочным соусом?
– Кажется, это неплохая идея, – осторожно, не глядя на него, сказала она.
Чего это он вообще явился и заговорил про ужин? И где Анна?
– Вот и отлично, сейчас все организуем, – он вышел в гостиную, и было слышно, как договаривался с кухней про накрыть и принести.
Элоиза выбралась из-под одеяла, зашла в ванную и нашла в телефоне Анну.
– Скажи-ка, где ты есть и чего это тут Марни взялся мне ужин организовывать?
– Я при исполнении, – бодро ответила Анна, – работаю сиделкой при невинно пострадавшем, и должен же был кто-то заменить меня у тебя? Ты вроде в сознании, ноги тебя уже должны держать, Бруно сказал, что с тобой уже все в порядке. Поэтому ты не самый тяжелый случай на сегодня, – подсмеивалась она. – Я думаю, Марни сможет решить проблему твоего ужина, она не слишком сложна, опять же он способен составить неплохую компанию на тот самый ужин, как я слышала.
– От кого это ты слышала?
– Ну… от разных людей, – хихикнула Анна. – Ладно, хватит болтать, иди уже, потом расскажешь, как все было!
– Погоди, а ты у Лодовико, так?
– Ну а где ж еще?
– И как он?
– В сознании, вертится и пытается болтать, поэтому его нужно караулить, чтоб с кровати не свалился от усердия! Все, пока-пока, иди уже!
– Хорошо, уговорила, – рассмеялась Элоиза.
Значит, ее усилия были не зря, она растеряла еще не все навыки и хоть что-то хорошее есть в этом мире. Известие здорово подняло Элоизе настроение.
После чего уже можно было слегка умыться, одеться, не как на работу, конечно, но все равно в блузку с воротником под горло и джинсы, и выйти в гостиную.
* 21 *
В гостиной уже был накрыт столик между креслами. Марни встал при ее появлении и отложил телефон.
– Видите, всё решается довольно быстро. Я выбрал вино на свой вкус, надеюсь, вам понравится.
– Благодарю вас, – она кивнула ему и села.
– Бруно считает, что Лодовико очнулся благодаря вашему вмешательству, – заметил он, подливая ей вино.
Вино было красное, и она медленно осознавала его терпкий насыщенный вкус. Самое то для момента.
– Я несколько поправила его голову после сотрясения. Я рада, если мое вмешательство оказалось во благо.
– Да, еще как! Я теперь, по крайней мере, смогу уснуть спокойно.
– Вы ведь не только коллеги, но и близкие друзья?
– Именно так. Сначала мы были двое итальянцев, потом двое из Рима, хотя если бы остались в городе, то не имели бы ни одного шанса встретиться и уж тем более подружиться. Разве что случайно.
– А почему? – ей стало интересно.
– А вы не знаете?
– Нет, я, видимо, нелюбопытна и слишком в себе. И очень многое проходит мимо меня. Поэтому рассказывайте, пожалуйста.
– Все просто – его отец в те времена был разносчиком пиццы, а мой – аристократом. Он рос на улице и ходил в местную школу, а я учился в отличной, но дорогущей закрытой школе с полным пансионом. У меня и все приятели были такие же, а он уже лет в тринадцать верховодил в уличной банде, которая держала в страхе весь район.
– Подождите, но он вовсе не производит впечатления человека бедного, невоспитанного или необразованного, – удивилась она.
– Так сколько воды утекло! Он талантливый организатор и решительный командир, и генерал, ваш родственник, приложил немало усилий к тому, чтобы один из его выдающихся офицеров был блестящим во всех смыслах. Надо сказать, Лодовико сначала очень сильно сопротивлялся. Говорил, что как по шее дать – знает, как застрелить – тоже, и как организовать операцию из нескольких участников, тоже хорошо себе представляет. А большего, вроде как, и не нужно. Но генерал умел быть убедительным, в итоге Лодовико научился самым разным вещам. В том числе и зарабатывать деньги, а не только отнимать. Сейчас у его отца сеть пиццерий по городу, его вечно нездоровая матушка выздоровела и благоденствует в большом доме с прислугой, сестра удачно вышла замуж и подарила ему двух племянников, а сам он с удовольствием наведывается к ним в выходные.
– Надо же, не подозревала. Впрочем, я невнимательна к окружающим. Это неправильно, нужно с этим что-то делать. Но скажите, как вы, такие разные, стали друзьями?
– Знаете, это довольно личная история.
– Я не имею привычки болтать, если что. Ни о себе, ни о других.
– Я заметил, – усмехнулся он. – Но поскольку вы иногда показываете какие-то свои удивительные стороны, то я, пожалуй, тоже покажу. Вы готовы слушать долгий рассказ о прошлом?
– Я очень люблю слушать долгие рассказы о прошлом, – она положила приборы, отставила пустую тарелку и взяла бокал.
Он помолчал немного, потом улыбнулся, не глядя на неё – вероятно, какому-то воспоминанию.
– Хорошо, слушайте. Дело было так. Это все случилось, когда мы оба, только-только из академии, служили у генерала первый год. У Лодовико дома осталась девушка. Соседская дочка, с детства знакомы, вместе росли, все дела. Она его ждала, писала ему письма, очень трогательные, они беседовали по телефону, а когда он ездил домой, они встречались. Он предлагал ей выйти за него замуж, причем неоднократно, но она отвечала – сначала вернись окончательно домой, а там выйду. Не хочу, говорила, сидеть всю жизнь одна и ждать мужа. Сговорились вроде, что он полгодика еще послужит, потом вернется, и там уже свадьба и все такое. Кольца от него она тоже не взяла – а вдруг что с ним случится, и он не вернется, а она уже невеста просватанная, ничего хорошего. Ладно, он приехал к нам, радостный такой, мы уже смирились с мыслью, что он нас покинет, и вдруг девушка перестаёт отвечать на письма. Не подходит к телефону, ее домашние, которые в курсе их отношений и вроде как согласны на всё, говорят, что её нет, но они ей передадут непременно, что он звонил. И так примерно месяц. Он мрачнеет, места себе не находит. Я долго у него выпытывал, что происходит, он долго огрызался, что не моё это дело, но потом рассказал – когда держать в себе уже сил не осталось. Стали ломать голову вместе. Кончилось тем, что генерал вызвал его к себе и спросил – что случилось? Лодовико не сразу, но раскололся и ему тоже рассказал, что именно случилось. Тогда генерал вызвал еще и меня и говорит – а поезжайте-ка, ребята, и разберитесь, что там происходит, от вас тут всё равно толку нет, один ходит мрачнее тучи, а другой его утешает. Вот такой вам мой приказ, отправляйтесь утром и чтоб без победы не возвращались. Мы и поехали.
– Что-то мне подсказывает, что хорошего конца не будет, – покачала головой Элоиза и допила вино из бокала, впрочем, Марни тут же налил ей снова.
– Смотря, что считать хорошим концом, – хмыкнул он.
– Ну как же – любовь до гроба, свадьба и прочее.
– Вот любовь до гроба-то как раз там была. И даже немножечко за гробом.
– Это как? – она удивленно взглянула на него.
Налил себе тоже, выпил, хмыкнул.
– А расскажу сейчас. Мы приехали поздним вечером и сразу же, никуда не заглядывая и ни с кем не встречаясь, пошли к Лодовико домой – если что случилось, дома должны знать. Так и оказалось. Господин Сан-Пьетро хмуро глянул на него и сказал – а нет больше твоей Терезы, померла она. Как померла? А никто не знает, как. То есть знают-то все, что её ударили ножом в сердце, а вот кто и как – даже сплетники молчат. А почему молчат? Потому, что боятся. Потому, что за Терезой последнюю пару месяцев знаешь, кто ходил? Сандрино Скарпо, дружок твой распрекрасный. Говорил, что нечего ей тебя ждать, лучше синица в руках, чем журавль в небе и все такое. Цветами ее осыпал, кольца дорогие приносил, правда, она не брала и говорила, что ждет тебя, что ты ей жених и все такое, что там говорят в таких случаях. Да только он не особо слушал. Пытался и в дом к ним ночью забраться, и её куда только не зазывал – все без толку. А когда в окно лез, его чуть отец Терезы из старого ружья не подстрелил, едва спасся. Смеху было на всю улицу, сам понимаешь. Лодовико спросил, конечно, почему ему сразу не сообщили. Как почему – да потому, что Сандрино с компанией тут весь район держат, без тебя совсем страх потеряли, а ты вон как далеко. И это отец Терезе запретил тебе писать и звонить, чтобы еще больших бед на семью не навлекать, а то у них еще четыре младших девчонки, сам знаешь. Вроде как если ты приедешь и женишься на ней – тут и делу конец, а пока пусть сидит тихо и не высовывается. Но к мессе она ходила, утром и вечером, и вот однажды вечером ушла и не вернулась. Нашли утром, на улице, в рваном платье, босую, изнасилованную и мёртвую. Конечно, шум, полиция, но никто же ничего не сказал, да и нечего особо говорить было, особенно сначала. Сейчас-то уже две недели прошло, рассказывают, будто Сандрино среди своих говорил, что это он ее, потому что не захотела с ним ни под венец идти, ни просто так жить. Свои-то свои, а всё одно все всем родня и соседи, и слушок пополз, но доказательств никаких нет.
Можно представить, на что стал похож Лодовико, когда все это услышал. Мы с господином Сан-Пьетро его едва в четыре руки удержали, он хотел тут же бежать в ночь, ломиться в дом Сандрино и убивать его на месте. Но удержали, напоили и уложили смертно пьяного, а я строго наказал всем его домашним ни словом нигде не обмолвиться, что мы оба у них.
К вечеру Лодовико проспался, отругал меня всячески, что я ему помешал идти творить справедливый суд, и собрался снова. Пришлось его, во-первых, опохмелить, а во-вторых, сказать, что не следует совершать опрометчивых поступков. Ну, пойдет он, убьет этого Сандрино при всем честном народе, и что? Много радости с того будет ему самому, его почтенным родителям и генералу, который нам наказал без победы не возвращаться? Он смотрел на меня и потихоньку трезвел. Ну да, говорит, ерунда получится. Но нельзя же просто так это дело оставлять! Нельзя, согласился я. Хочешь убить – убьешь. Но так, что никто концов не найдет. А я помогу. Он уставился на меня, как будто увидел впервые, и спрашивает – а я-то чего в чужие разборки лезу? Пришлось объяснить, что уже некоторым образом не чужие. И вообще, нам еще к генералу возвращаться и спину друг другу прикрывать, а мы тут ерундой страдаем. Надо заканчивать дело и по тихой исчезать.
На подготовку ушло двое суток. Все это время Лодовико не показывал носа из дому, а меня, в конце концов, одели, во что там у них принято, Лодовико научил, что говорить и как говорить, чтобы меня принимали за своего, и я отправился знакомиться с Сандрино Скарпо. Пришел в бар, где они по вечерам собирались, потерся там, рассказал, что из соседнего района и ищу напарника на дело. Компания краж и грабежей более или менее не гнушалась, и такие поиски были делом обычным. Но тут Скарпо сам пожелал меня послушать, жадный он был, и делиться не любил. Я ему рассказал, что есть на примете домик, хозяева уехали на три дня, и вернутся послезавтра. В домике сейф, но старый, без шифра, ключом открывается, а в сейфе деньги и драгоценности. Домик я покажу, а вот замки открывать не умею, тут-то мне как раз напарник и нужен. Охраны в домике нет, ворота на запоре, но мы не пойдем через них, мы перелезем через стену, я знаю, где. Он согласился, только я ему говорил про следующий вечер, а он уперся – идем сейчас, и все. Боялся какой-нибудь нестыковки или ловушки, надо полагать. Но с ловушками у нас всё было отлично.
Домик существовал на самом деле и это был мой собственный домик. Наследство от покойной бабушки. Бабушка была дамой широкого кругозора, и я подумал, что она на том свете не обидится на меня за то, что я ее домик использую как сцену для спектакля о жестокой мести. Домик был трёхэтажный, небольшой, но отлично обставленный, и сейф со всякой всячиной в нем был на самом деле. В домике в тот момент никто не жил.
Я поломался для виду, но потом согласился идти туда прямо сейчас. Пошли. Перелезли через стену – в одном месте она и вправду слегка посыпалась, а может быть, уже кто и лазил там через неё, не знаю. Входные двери Скарпо отпер отмычкой, зашли, затворили за собой, чтобы с улицы ничего особенного не было видно, и пошли наверх, ибо кабинет с сейфом был на втором этаже. В гостиной, через которую шли, он вдруг увидел бар, сунул туда свой нос и не смог пройти мимо дорогой выпивки. Хватанул коньяка, потом ещё, стал смелый и болтливый. И тут я его и спросил – а правда ли, вот слухи-то ходят про него и Терезу, девушку Лодовико Сан-Пьетро? Ему было море по колено, и он легко сказал, что да, это все он, потому что и девушка ему очень нравилась, но никак на его уговоры не соглашалась, и друг этот надоел до смерти – надо же, где-то там, за тридевять земель, в иностранной армии, приезжает весь такой блестящий, с деньгами и вообще. Тут, скажу я вам, совесть моя успокоилась, потому что раз он признал свою вину, то и Лодовико в своем праве.
Лодовико, надо сказать, сидел в том самом кабинете и ждал. Услышал, что мы пришли в гостиную, подошел к двери и прислушивался к нашему с ним разговору, в том числе и про его Терезу. Я только молился, как бы у него хватило выдержки дождаться условленного момента и не вылезти из засады раньше времени после всего услышанного, но он был молодцом, не вылез, дождался. Я Сандрино говорю – ну как, сейф-то ещё нужен? А как же, говорит тот, конечно нужен. Идем в кабинет. А там в кресле за столом Лодовико. Тут наша жертва всё мгновенно поняла, он, правда, хотел сбежать, но я ему не дал. Ты, говорю, рассказывал, что девушку для тебя двое держали, а я теперь тебя для Лодовико подержу. И, знаете, подержал. Лодовико, правда, издеваться над этим нелюдем не стал, просто сначала избил, а потом – нож в сердце, и все было кончено.
Мы посмотрели, чтобы не осталось ни пятен крови, ни там каких других следов, открыли сейф, набили карманы убитого деньгами из него, выволокли из дома и сбросили со стены наружу. После чего оставили в доме легкий беспорядок – ну там, бутылка с отпечатками пальцев, отмычка возле сейфа, сейф открыт, входную дверь притворили и сами перелезли через стену. Тут у Лодовико немного снесло крышу, он хотел отрезать у трупа некоторые части и положить их на могилу своей Терезе, но я его отговорил. Если, говорю, хочешь, отнеси туда нож со следами его крови, только рукоятку давай хорошенько обработаем, чтобы отпечатков не осталось. А лучше вообще его там закопай.
Так мы и сделали. Оставили труп Скарпо валяться под стеной домика моей бабушки, рукоять ножа помыли, тут же отнесли на кладбище и Лодовико его там закопал, где было нужно. После чего вернулись к нему домой, нашу одежду, в которой ходили на дело, сожгли в камине, и до утра покинули город. Как и велел нам генерал – с победой.
Конечно, убийство лидера мелкой преступной группировки полиция расследовала. Но – списали на межклановые разногласия. Версия была такая – Скарпо подкараулили, когда он покидал свежеограбленный дом, и убили. А поскольку не ограбили, то явно убили за что-то. Нож не нашли.
Мы же быстро убрались самолетом сначала в Вену, потом в Париж, потом уже к генералу. О том, что в момент убийства Лодовико был в городе, его семья никому не рассказала. Ну а сам он следующим же вечером поклялся страшной клятвой быть мне другом на всю оставшуюся жизнь. Впрочем, я решил, что сентиментален, и ответил ему тем же.
Лодовико же рассказал, что на следующую ночь после расправы ему во сне привиделась Тереза с ангельскими крыльями. И сказала, что пусть он не сомневается, она навсегда его заступница в делах небесных и защитница в земных. И что вы думаете – он реально с тех пор как заговоренный. Уже столько случаев было, когда думали, что не выкарабкается – а он всегда выкарабкивался. Мне самому доводилось пару раз его вытаскивать в таком виде, что уж и не надеялись, а он потом приходил в себя, раны заживали, и все было хорошо. Он говорит, что накануне каких-то серьезных вещей или опасности он всегда встречает Терезу во сне, а если всё совсем тяжело – то и наяву. Говорит, что видит краем глаза где-то за правым плечом серебристо-белые отблески и слышит шелест крыльев. Как-то раз я его разыскал часов через пять после окончания операции, он был совсем никакой, и пока везли до врачей, все со своей Терезой разговаривал. А потом рассказал, что она пришла к нему, как наяву, крыльями раны накрыла и помогла дождаться меня, и была с ним все время, пока ему операцию не сделали. Поэтому я и говорю – до гроба, и немножечко дальше.
* 22 *
– Ничего себе! Вот так история, – восхитилась Элоиза.
Она забыла и про остывший насмерть кофе, и про вино, и про недоеденное пирожное, она сидела и слушала.
– Вам понравилось? – он внимательно глянул на неё.
– Конечно! Очень захватывающая и таинственная история. Лодовико прямо герой, и вы тоже. Скажите, кто еще знает об этих событиях?
– Кроме нас с ним и семейства Сан-Пьетро? Генерал знает. Ему все-таки пришлось рассказать, он не удовлетворился рассказом о смерти девушки и о посещении могилы.
– И… как он отреагировал?
– Спокойно. Сказал, что отлично нас понимает. Еще Шарль знает, кстати. Когда мы оба пришли к нему поговорить про работу, то он спросил в числе прочего, чего от нас вообще можно ждать, мы, помнится, переглянулись, усмехнулись, а потом я предложил ему нас исповедовать. И уже по результатам решить, подходим мы ему или нет. И мы рассказали ему в числе разного другого эту историю, а он решил, что мы ему, всё же, подходим. Карло еще знает, ему рассказали в какой-то момент.
– А Карло появился в вашей компании позже?
– Да, лет через пять после той истории. Он тот еще фрукт, если не знать, кто он есть, ни за что не догадаться.
– Вы о чём?
– Вы не знаете, чем занимался Карло до того, как бросить все и уйти в военное училище?
– Даже не представляю.
– Он необыкновенно талантливый физик-ядерщик. Без пяти минут доктор в весьма молодом возрасте.
– И… стал он доктором?
– Нет. Все бросил и больше к физике не возвращался. Нам его выдал генерал в качестве подопечного. Он был удивительно несуразен, ничего не умел, такой, знаете, мальчик-ботаник в очках. Потом прооперировал свою близорукость, накачал мускулы, научился давать в глаз в ответ на неудобные вопросы и решать проблемы, свои и чужие, а также приобрел привычку болтать без умолку.
– А я думала, что он от рождения такой… разговорчивый, – рассмеялась Элоиза.
– Ничего подобного! Он был тих, скромен и молчалив. А потом почувствовал себя в силе и из него полезли самые низменные стороны его натуры, – рассмеялся Марни. – А вот Лодовико раньше был весел и развязен, кстати, до той истории с Терезой. Потом же как отрезало.
– Он потому и один? – осторожно спросила она.
– Да просто нет никого, кто сподвиг бы его распрощаться с одиночеством. Девушки на одну ночь, и даже на одну неделю не считаются, конечно же. Я так понимаю, что Анна одно время пыталась…
– Она и сейчас у него сидит, – пожала плечами Элоиза.
– Вот и пусть посидит. Я вижу в этом только плюсы, – улыбнулся в ответ он.
– Мне прямо жаль, что я не могу рассказать вам в ответ ничего равноценного, – заметила она.
– Какие еще ваши годы, – усмехнулся он. – Глядишь, и вспомните что-нибудь. Знаете, мне, наверное, пора откланиваться, а вам – ложиться спать. Завтра-то рабочий день. Хотя я не исключаю, что мы начнем его с совещания, с того же самого места, на котором прервались сегодня.
– Да, вы правы насчет ложиться спать. Спасибо вам за чудный ужин, за рассказ, за компанию.
– Вам понравилось? – снова спросил он.
– Да, монсеньор, – кивнула она.
– В таком случае, нужно будет повторить. Такой же истории не обещаю, но могу рассказать что-нибудь ещё, – кивнул он ей. – Я позвоню и попрошу убрать посуду, не беспокойтесь.
– Благодарю вас. И спокойной ночи.
