Текст книги "Мадонна Фьора, или Медальон кардинала делла Ровере (СИ)"
Автор книги: Салма Кальк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
* 51 *
Точно в назначенный час дворецкий известил, что прибыл граф Барберини. Полина вышла встретить, сделав знак Элоизе, чтобы не двигалась с места и вообще пока не привлекала к себе внимания.
– Дорогая Полина, ты прекрасна, как всегда. В самый ненастный день твой прекрасный образ разгоняет тучи, а в такой славный день, как сегодня, и вовсе несравним ни с кем и ни с чем! – услышала Элоиза, еще не разглядев гостя.
А потом он появился во плоти. Это был мужчина, безусловно, в годах, но при этом подтянутый, что называется – в хорошей форме, безупречно одетый и седовласый. Кустистые брови, под ними – остро глядящие черные глаза. Разве что нос немного крючковат, что на личный Элоизин вкус являлось недостатком. Впрочем, Элоизе было отлично известно, что если вдруг возникает интерес, то форма и размер носа уже не имеют абсолютно никакого значения.
– Здравствуй, Корнелио, проходи. Да-да, я рада тебя видеть, но это абсолютно ничего не значит, ясно тебе?
– Ясно, ясно, – сказал он таким тоном, что Элоиза поняла – этот обмен любезностями у них с Полиной традиционный. – О! А это кто? Твоя никому не известная еще одна дочь?
– Ну ты придумаешь! Это Эла, дочь Розамунды, моя племянница. Эла, это Корнелио Барберини, мой старинный приятель.
Граф подошел к Элоизе.
– Эла – это… – и вопросительно так смотрит на Полину.
Элоиза поняла, что время вмешаться.
– Эла – это Элоиза, – она встала и подала ему руку, которую он не замедлил поцеловать. – Элоиза де Шатийон. Приятно познакомиться, граф.
– Как так получилось, что я с вами незнаком? Мне казалось, я знаю всех выдающихся дам из вашего семейства, – он дождался, пока она сядет, и только потом сел сам.
– Я не так давно приехала в Рим, а до этого жила и работала во Франции и Швейцарии, – ответила она.
– Работала? Какие глупости, Элоиза! Кстати, вы же не обидитесь, если я буду звать вас по имени? Буду рад, кстати, если вы сможете ответить мне тем же.
– Я не обещаю, господин граф, но я подумаю об этом.
– Так вот, о чем это я. Не могу понять, зачем девочки из хороших семей работают. Ладно Лианна, она, по крайней мере, занимается достойным, но ваша Доменика? Она находит какое-то извращенное удовольствие в том, чтобы резать человеческое тело! И дочь свою тоже сбила с пути! Вот вы, Элоиза, чем занимаетесь?
– Я аналитик. Сейчас – ведущий аналитик кардинала д’Эпиналя.
– Вы – аналитик? Никогда бы не подумал. И вам это нравится? – похоже, он ожидал услышать что-то другое.
– Представьте, да.
– И она еще доктор философии, – заметила походя Полина, скользя мимо и командуя, куда устанавливать сервированный заново чайный столик.
– Вы, Элоиза? Право, один сплошной сюрприз! Скажите, а чему была посвящена ваша работа?
– Я составляла комментарии к некоторым латинским текстам Кватроченто.
– Так вы еще и читаете на латыни? Полина, ты необыкновенно порадовала меня, не каждый день знакомишься с таким сокровищем! Скажите, Элоиза, вы же, наверное, давно и прочно замужем?
– Нет. Я не замужем, – слегка улыбнулась Элоиза.
– Но это же прекрасно! – воскликнул граф.
– И что прекрасного ты здесь находишь? – усмехнулась Полина.
– Это значит, что Элоизе можно оказывать разные знаки внимания, не опасаясь оказаться в эпицентре скандала. Это же всегда так приятно – ухаживать за красивой и умной дамой!
– Не говори глупостей, Корнелио. Бери чашку и пирожные. Налить тебе вина?
– Конечно, мы непременно должны выпить за знакомство. Давай бутылку, я открою.
– Корнелио! Бутылку уже открыли.
– Тогда давай, я разолью.
– Корнелио, сядь. Я не сумасшедшая, чтобы давать тебе в руки что-нибудь, что мы потом будем есть или пить.
– Полина, не пугай девочку.
– Эта, как ты говоришь, девочка не из пугливых. Она, конечно, талантлива не в тех областях, как моя дочь, но тоже может сказать и сделать много хорошего при случае.
– Твою талантливую дочь можно слушать только на сцене. В остальных случаях ей лучше молчать, – сверкнул глазами граф.
– Позволю себе не согласиться, – Полина с улыбкой разливала вино. – Ты еще не передумал пить?
– Нет, и я хочу поднять это бокал за прекрасную Элоизу, поистине жемчужину вашего семейства!
Элоиза легко склонила голову, Полина весело фыркнула.
– Смотри, не обожгись! А потом не говори, что я тебя не предупреждала! Эла, тебе наливать?
– Нет, мне еще ехать домой.
– Элоиза! У вас, при вашей красоте и прочих достоинствах, нет водителя?
– А я сама себе водитель. И мне это нравится, – пожала плечами Элоиза.
Полина хмыкнула – она могла припомнить разные обстоятельства карьеры Элоизы-водителя, но, к счастью, не стала этого делать.
– Ох уж эти современные девушки, – всплеснул руками граф.
– Скажите, господин граф, вы ведь коллекционер, слухи не обманывают? – Элоиза поставила чашку и серьезно взглянула на Барберини.
– Не обманывают, – подтвердил он, тоже поставил бокал и внимательно посмотрел на неё. – Что вас интересует, Элоиза?
– Меня интересует информация.
– О, конечно, что же может интересовать аналитика, только информация! Но скажите же, какая именно? Я был бы очень рад… поискать информацию для вас.
– Скажите, вам не приходилось слышать историю о мраморной статуе и портрете в драгоценном медальоне?
– Статуя и медальон? – он нахмурился, задумался.
– Да, лицо статуи и портрет в медальоне – это одна и та же дама, утверждается, что это статуя и портрет Пречистой Девы.
– Статуя и медальон, значит… – вдруг он поднял голову и испытующе взглянул на нее: – Что, кто-то отыскал Мадонну Фьору?
– Мадонну… Фьору? – осторожно спросила Элоиза.
Неужели горячо?
– А вы не знаете? Впрочем, откуда вам знать, это не самая известная история, ее никогда не публиковали, насколько я себе представляю.
– Расскажите? – Элоиза бросила на него пристальный взгляд и мысленно чуть-чуть подтолкнула к откровенности.
– Да, Корнелио, ты не говорил мне ни о чём подобном, расскажи, – попросила Полина.
Барберини обвел их обеих пристальным взглядом.
– Хорошо, милые дамы, я расскажу. Полина, разливай вино, и слушайте. Где-то во второй половине пятнадцатого века жили во Флоренции два друга. Одного звали Пьетро, другого – Джироламо, один был художником, а второй скульптором. Они знали друг друга с детства, и если и случалось им соперничать, то спор всегда разрешался к обоюдному удовольствию. Обычно если один получал крупный заказ, то и второму вскоре встречалась возможность проявить свой талант. Но случилось так, что они полюбили одну и ту же девушку – красавицу Фьору, и она поставила им условие – кто лучше сможет изобразить ее, с тем она и останется. Друзья согласились с этим условием и принялись за работу.
И вот настал день, когда Джироламо вышел из мастерской и представил прекрасную мраморную статую. Дева была как живая, она придерживала складки своего тяжелого платья, как будто сейчас подойдет и поцелует. А Пьетро показал медальон, в который его отец, ювелир, вставил написанную им миниатюру. Он придал красавице Фьоре на этом медальоне все атрибуты Пречистой Девы. Но посмеялась красавица Фьора, сказала, что не нужны ей ни мраморные статуи, ни драгоценные медальоны, потому что она уже просватана за человека богатого и знатного, и ее не интересуют художники и скульпторы.
Пьетро и Джироламо услышали приговор, но каждый переживал потерю по-своему. Джироламо ушел в монастырь, где и прожил долгую жизнь, храня память о своей великой любви, а мраморную деву подарил в церковь. И так прекрасна была дева, так велика была любовь, что вдохновила на создание этого шедевра, что возле нее уходили все печали и сомнения. Прихожане часто молились возле Мадонны Фьоры – так ее называли – и слух о ней дошел до Рима. Не раз мирной общине предлагали купить у них Мадонну Фьору, но флорентийцы были стойки – нет, Мадонна Фьора останется у нас. И тогда ее просто похитили. Ходили слухи, что похитили ее для одного из кардиналов, который был сколь алчен, столь и неразборчив в средствах, и поставили в его домовой церкви.
Пьетро же ожесточился на весь мир, а на женщин в особенности. Он проклинал Фьору, и, глядя в медальон, призывал проклятия на голову всякого, кто владеет ею. И такова была сила его темной страсти, что проклятие достигло цели. Сначала был убит муж Фьоры, а потом умерла от оспы она сама. Вскоре после смерти Фьоры Пьетро повесился.
Медальон достался по наследству его брату, и что же? Больше всех других ценностей берег он эту безделушку, день и ночь любовался на прекрасный образ в медальоне, но вскоре стали замечать за ним странное. Тихий и скромный молодой человек повадился то нападать ночью на почтенных граждан и грабить их, то бесчестить девиц из знатных фамилий. Отец спасал его от наказания, сколько мог, но однажды оказался бессилен и он. Молодой человек был повешен за все свои преступления. А безутешный отец продал медальон, потому что именно в нем видел причину всех бедствий своей семьи.
Медальон переходил из рук в руки, пока не попал к кардиналу делла Ровере. Тот был жаден и ненасытен, копил богатства неправедными путями и был за это наказан высшими силами. Но медальон остался в церковной среде и свел с ума многих, прежде чем кардиналу Эрколе Гонзага не было явлено во сне вещее видение, что пока не совместятся медальон и статуя, не видать владельцу медальона покоя. Поэтому кардинал отыскал статую и повесил медальон ей на шею, а потом скрыл статую от людей.
Ещё несколько раз случалось так, что медальон снимали с шеи статуи, и всегда он вносил в сердца и умы смуту, беспокойство печаль и сомнения. И поэтому медальон всегда должен оставаться на шее мраморной девы, ибо любовь созидающая сильнее любви разрушительной, так было раньше и так будет всегда.
3.17 Легенды и лирика* 52 *
– Милые дамы, отчего приуныли? Я расстроил вас этой старой историей? – граф Барберини все-таки взялся за бутылку и принялся разливать вино. – Полина, свет очей моих, вино из твоих погребов всегда самое лучшее в городе!
– Ты опять схватился за бутылку! Сколько раз я запрещала тебе делать это в моем доме? – вопросила Полина.
– Полина, сокровище мое, ты до сих пор не доверяешь старому другу?
– Кем бы я была, если бы доверяла, – усмехнулась Полина.
– Дорогая, в твоем доме курить по-прежнему нельзя? – страдальчески спросил граф.
– И не думай даже, – улыбнулась хозяйка.
Элоиза молчала и тоже улыбалась – слегка, совсем чуть-чуть.
– Милые дамы, я предлагаю выпить за любовь. Какую старую историю не копни – и там непременно любовь окажется самой главной движущей силой. Как сказано в великой книге – любовь, что движет солнце и светила. Вы знали такую любовь, милые дамы? Не прячься за бокалом, Полина, я знаю, что ты можешь ответить мне на этот вопрос, не стоит, мы это уже проходили. Если бы твоя любовь к этому, извини меня, безродному проходимцу не была именно такой, то вся наша жизнь сложилась бы иначе! Не кривись, моя незаходящая звезда, то, что ты его любишь, не добавляет ему достоинств в моих глазах, скорее наоборот. Элоиза, вы присоединитесь к нашему тосту? Вы знали любовь? Она опаляла вас, воодушевляла, заставляла совершать безумства и страдать? За любовь, милые дамы. Пусть всегда любят вас, пусть ваши сердца никогда не остаются равнодушными, пусть будет любовь разделенной и взаимной всегда. За любовь! – он легко поднялся на ноги и выпил всё вино до капли.
Дамы тоже выпили, Полина – вина, с ироничной усмешкой, Элоиза – кофе, с вежливым вниманием. Но на самом деле она подумала, что не будь у нее в голове другого мужчины, этот бы ее уже как минимум заинтересовал.
– Ты как всегда, многословен и излишне пафосен, – заметила Полина.
– Полина, сокровище моё, ты это уже мне не раз говорила. Что поделать, я такой и есть, меня уже не переделаешь. Элоиза, скажите, а вы верите в любовь?
– В любовь? – переспросила Элоиза, подняв по обыкновению бровь.
– Да, Элоиза, в любовь. Вы любили?
– Я полагаю, нам следует уговориться о терминах. Что вы понимаете под этим словом?
– А разве могут быть варианты? – удивился Барберини.
– Множество, – с готовностью ответила Элоиза. – Вы можете говорить о томлении ума, желаниях плоти, о вспышке страсти, когда, прощу прощения, переспали и разбежались, о нежности и заботе, о безумии, когда все мысли заняты тем единственным человеком, о необычайной связи, когда травмирован он, а болит у тебя, да и просто приятном времяпровождении в постели, когда ни голова, ни сердце в процессе не участвуют, – усмехнулась она.
– И вы попробовали всё из того, о чем говорите? – сверкнул он глазами.
– Нет, не всё, – ответила она.
– Но не готовы уточнять, где – да, а где – нет?
– Вот именно, – легко улыбнулась она.
Пусть думает, что хочет. Скорее всего, сделает ошибку.
– А мне кажется, вы заблуждаетесь, о прекрасный философ. Всё это суть одно.
– Мне кажется, что наоборот, заблуждаетесь вы. Если вы стоите рядом с человеком, и не помните, как дышать, это не значит, что вам непременно понравится с ним спать. Опять же, техничный секс с морем удовольствия для обоих может не подразумевать никакой любви, но найдутся люди, которые назовут любовью и одно, и второе…
– Но бывает ведь, что в одном человеке счастливо сочетается всё это? У вас и дыхание перехватывает, и от прикосновений мурашки по коже бегут, и голос вам кажется самой сладкой музыкой, и от поцелуев голова кружится… вам ведь знакомо, не правда ли?
Еще как. Настолько реально, что этот человек очень живо представился. Пришлось глубоко вдохнуть, чтобы прогнать наваждение.
– А если и так?
– То вот об этом я вас и спросил. И получил ответ, спасибо.
– Смотрите, не ошибитесь, – она снова улыбнулась, с точно рассчитанной легкостью.
– Сердце и опыт не дадут ошибиться, – возразил он. – Укажут верный путь и выведут на свет из самой запутанной ситуации. И посоветуют, что и как сказать миру.
– А миру ничего не следует говорить, – припечатала Элоиза.
– Как же! А удовольствие поделиться своим счастьем?
– Зачем? «Нет, только тайная любовь бодрит и будоражит кровь, когда мы втихомолку друг с друга не отводим глаз, а тот, кто любит напоказ, в любви не знает толку», – она насмешливо смотрела на него, крутила полупрозрачную кофейную чашечку в тонких пальцах с темно-алыми ногтями, камни в кольцах сияли в электрическом свете.
– На цитату, дорогая Элоиза, следует отвечать другой цитатой. «Люблю, но реже говорю об этом, люблю, но не для многих глаз…»
– Гм. «Лишь о любви все мысли говорят, и столь они во мне разнообразны, что, вот, одни отвергли все соблазны, другие пламенем ее горят»?
– «Кто под звездой счастливою рожден – гордится славой, титулом и властью, а я судьбой скромнее награжден, и для меня любовь – источник счастья»…
– Именно. И вообще – «не помяну любви добром, я не нашел ее ни в ком…»
Дальше примерно полтора часа заняло припоминание цитат на известную тему. Полина сначала пыталась вставить хоть полслова, потом прекратила бесплодные попытки, села удобно, подперла голову ладонью и слушала. И граф, и Элоиза знали по теме много, оба обладали известной долей артистизма и были очень не прочь похвастаться тем, что могут извлечь из головы. В какой-то момент тексты по-итальянски и переводы на итальянский иссякли, и в ход пошла тяжелая артиллерия – любовная лирика на языках оригинала. Последнее слово в дуэли осталось за Элоизой – когда-то в далёкой юности с подачи Линни она выучила некий стих по-русски, даже не стих, а отрывок из романтической поэмы, признание в любви, которое демоническая сущность адресовала земной женщине. И этот удар граф уже не парировал – или не смог придумать ничего сопоставимого, или не захотел. Или решил из каких-то своих соображений оставить последнее слово за ней.
– Уф, все горло отболтала, – пожаловалась Элоиза с гримаской на лице.
– Элоиза, вы доставили мне этой беседой необыкновенное удовольствие. Благодарю вас, – граф встал и поклонился.
– Взаимно, граф, – Элоиза вежливо наклонила голову. – Мне тоже было приятно побеседовать со столь знающим кавалером. Но скажите, если вернуться к той печальной истории, с которой мы начали – она была когда-нибудь записана? Или только передавалась… из уст в уста?
– Конечно, была, иначе – откуда бы я ее знал? Я читал эту хронику, она составлена монахом бенедиктинского ордена, который жил в том же монастыре, что и наш герой Джироламо, так что знал всю предысторию из первых уст, а потом имел возможность наблюдать за судьбой Мадонны Фьоры. Завершали историю уже другие братья этого же ордена. Как хроника вышла за пределы монастыря – не знаю, но я приобрел ее в числе некоторых других редкостей лет двадцать пять назад. Скажите, а у вас какой интерес к Мадонне Фьоре? Откуда вы узнали о ней?
– Я видела ее, – просто сказала Элоиза.
– Как? – граф даже привстал, потом успокоился и сел обратно.
– Как сейчас вижу вас.
– И… где вы ее видели?
– Увы, как раз этого я и не смогу вам сказать. Могу показать фото – хотите?
Лодовико сделал несколько отличных снимков, и Элоиза забрала их себе в телефон.
– Конечно, хочу!
Элоиза достала из сумки телефон, нашла фото и показала графу. Граф некоторое время молча смотрел.
– Она совершенна, вы правы… – он задумался. – У кого вы работаете? У кардинала д’Эпиналя? Так это он взялся за поиски?
– И да, и нет. Скажите, а на эту вашу хронику можно взглянуть?
Граф посмотрел на Элоизу внимательно и с улыбкой.
– Вам – можно.
– А скопировать избранные места? Безусловно, любая публикация будет со ссылкой на вас.
– Я подумаю об этом, хорошо? Мне так трудно выпускать хоть какую-то часть накопленных сокровищ за пределы моего дома…
– Но ваше сокровище останется с вами!
– Но я уже не буду уникальным обладателем этого знания. Знаете, давайте поступим так: приезжайте завтра ко мне в гости, посмотрите рукопись, а я подумаю, на каких условиях я соглашусь вывести ее в свет.
– Хорошо, я приеду. Скажем, в семь?
– В семь? Отчего не раньше?
– После работы, – пожала плечами она.
– Ах, да, эти ваши работы, – скривился ни дня в жизни ни на кого не работавший граф. – Полина, я боюсь, мы тебе уже надоели. Замучили легендами, устроили поэтический диспут. Ты не сердишься на нас?
– Я смотрю редкостный спектакль, а ты туда же – «сердишься»!
– Тогда я рад. Бокал на прощание?
– Охотно, – Полина вновь разлила вино, Элоиза вновь воздержалась.
– За вас, дамы, и за вашу удивительную семью. Надо же, какие жемчужины в ней еще встречаются! Скажите, Элоиза, а что вы думаете о том, чтобы прямо сейчас продолжить наше знакомство в одном милом месте, где играют джаз до самого утра? Оставьте вашу машину Полине, завтра заберете!
– Благодарю вас, граф, но завтра мне необходимо довольно рано встать. Кроме того, я не люблю джаз.
– Ну хорошо, а что вы скажете о клубе, где танцуют танго? Я бы научил вас курить, вам бы пошло, вашим красивым рукам…
– Да-да, и я бы приобрела необыкновенно мерзкий запах. Спасибо, не хочется. Вы думаете, что мне в жизни не встретился ни один человек, у кого я могла бы научиться курить? И я не танцую танго. Полина, это был необыкновенный вечер, спасибо тебе большое.
– Спасибо тебе, что заглянула, – ответила Полина.
И мысль коснулась сознания Элоизы раньше, чем та встала с кресла: «И я хочу знать, во что ты меня впутала, и чем все закончится!»
«Я непременно расскажу», – улыбнулась Элоиза на прощание.
Граф и Полина вышли проводить ее к машине.
– Элоиза, – возопил граф, – вы ездите на таком чудовище?
Ее внедорожник чернел в темноте мрачной громадой.
– Сегодня так получилось, – пожала плечами Элоиза. – Моя вторая машина временно недоступна.
– Ты опять превысила скорость и в кого-то въехала? – ехидно поинтересовалась любящая тетушка. – Или на этот раз въехали в тебя?
– Нет, мне просто рисуют завитушку на багажнике. До свидания, граф, завтра увидимся. Пока, Полина, если будешь звонить Линни раньше меня – передавай привет.
Сесть в машину, захлопнуть дверь, помахать рукой. Достать телефон. Уф. Домой. Нет, не так – домой-домой-домой.
* 53 *
Элоиза выехала за ограду Полининого дома, взяла одной рукой телефон, сунула его на плечо под ухо и сообщила Себастьену Марни, что возвращается домой. Потом нашла контакт Линни и позвонила. Кажется, у нее сегодня нет спектакля, должна ответить.
И вправду, ответила.
– О, привет! Скажи, это правда, что ты попросила маму познакомить тебя с Барберини? – начала любимая сестра с места в карьер.
– Все так, – подтвердила Элоиза. – Он мне понадобился по работе.
– Не завидую такой работе, – хмыкнула Линни.
– Я так поняла, у вас с ним получилось как-то любопытно? Его до сих пор передергивает при упоминании о тебе!
– Да он просто придурок. Я так думаю, что, не добившись матушки во времена оны, он в принципе запал на нашу семейную внешность. Прикинь, он узнаёт, что существует еще некоторое количество женщин, похожих на его несравненную Полину ну не как две капли воды, но сильно. А дальше ты можешь себе представить, ты его видела. Доменика отпала в полуфинале, после того, как при нем обсудила с Полиной детали пары-тройки хирургических вмешательств в человеческий организм. Его тонкая натура такого варварства не вынесла. Терция была еще мелковата, девчонка совсем, её просто не считали. Потом была Джина, но у нее при всех ее заскоках есть один большой плюс – она верна своему Адемаро и плевать хотела на всех остальных мужиков этого мира. Более того, Джина начала Барберини активно использовать, потянула в прессу, на телевидение… ну, Джина любит популярность, ты знаешь. За ним стали толпами ходить разные идиоты, жаждущие жареных новостей из жизни древних фамилий, какие-то его любовные приключения стали достоянием прессы, его кто-то бросил… в общем, с Джиной тоже наступил, как ты понимаешь, облом. Осталась я – как же, высокое искусство, все дела. Я ему сначала вежливо отказала. Чего ты ржешь? Да, вежливо. Потом – не очень вежливо. А в третий раз, когда он приперся ко мне в гримерку и начал парить мозги за пять минут до выхода на сцену – обложила в три этажа. На всех языках, какие он знает, и на одном, которого не знает. Тебе бы понравилось. А он не проникся почему-то.
Элоиза хохотала во все горло, и чуть было не пропустила красный сигнал светофора за полквартала до дворца.
– Не смеши меня так сильно, пожалуйста, а то я до дому не доеду, – простонала она.
– Ты что ли еще не дома? Ладно, тогда умолкаю, а то ты опять въедешь в кого-нибудь и скажешь потом, что так и было!
– В принципе, я поняла, что у вас вышло. Если вдруг что – я ему тоже что-нибудь скажу, авось язык не забыл, как это следует делать. Ладно, целую нежно, я уже дома.
– Пока, и держи в курсе, что и как у вас там будет!
* 54 *
Элоиза заехала в гараж, остановилась, взяла сумку и выбралась из машины. И только тут поняла, насколько устала. Ноги буквально подкашивались, но нужно же еще подняться наверх…
И тут появились лица, явно спустившиеся ей навстречу. Марни и Карло. И что им нужно? Ах, да, они хотят знать, чем кончилась поездка.
– Добрый вечер, господа, – кивнула она, отклеилась от бока машины, встала на ноги потверже и собралась идти к лифту.
– Донна Эла, вы сегодня фантастически выглядите, – у Карло и вправду глаза были где-то на лбу.
А Марни улыбался. Она прямо физически ощущала, как его взгляд ласково скользит по ней, нигде особо не задерживаясь, но приятно согревая. Как будто пытался сосканировать ее облик и записать себе куда-то в тайники памяти. Как там говорил недавно господин граф – «а глаз уверен, что твои черты хранит он в чистом зеркале своем»? И – о чудо – ей стало несколько легче от этого согревающего взгляда.
– Вот скажи, Себастьяно, ты хоть раз видел донну Элу такой красавицей? – продолжал болтать Карло.
– Элоиза всегда красавица, – Марни подмигнул ей. – А если ты говоришь про этот торжественный облик – то да, видел. Один раз. И это было совершенно незабываемо. Скажите, Элоиза, вы можете сейчас быстро рассказать нам, как съездили? Я понимаю, уже поздно, но, может быть, мы договоримся с вашими сотрудниками, и они завтра утром пару часов переживут без вас?
– Идемте, – просто сказала она и пошла к лифту, мужчины отправились за ней.
В лифте Марни пристально на нее посмотрел и спросил:
– Вы не были сегодня у Бруно и вы снова на каблуках?
– Да, так и есть, – покаянно сказала она, и в самом деле нужно было зайти к Бруно и передать ему привет от Доменики. И про ноги сказать тоже. – Завтра зайду.
Тем временем лифт поднялся на третий этаж, и они отправились в «сигму». Там обнаружились Лодовико и отец Варфоломей, между ними на столике стояла шахматная доска. Впрочем, увидев входящих, Лодовико тут же стал отодвигать столик в угол.
– Завтра доиграем. Добрый вечер, госпожа де Шатийон.
– Элоиза, смотреть на вас – сплошное удовольствие, – улыбнулся монах. – Но сядьте же, вы ведь еле на ногах держитесь!
Элоиза села, перевела дух. И сказала жалобно:
– Господа, дайте выпить, – улыбнулась устало, потом решилась, скинула туфли и забралась на диван с ногами, скрыв ступни под длинной юбкой.
Эй, чего это она? Еще ж не у себя! Или так сильно сказалось напряжение, что последние мозги перестали работать? Или… она чувствует себя в этой компании хорошо и спокойно?
– Вам вина или чего покрепче? – поинтересовался Лодовико
– Чего покрепче, – отозвалась она.
Тут же ей в руку дали бокал с коньяком, и поднесли тарелочку с лимоном.
– Донна Элоиза, может быть, вас еще и покормить? – уточнил Лодовико.
– Покормить, – согласилась она. У Полины до ужина дело так и не дошло. Сначала они разговаривали, а потом стало поздно, и сейчас она вдруг поняла, что очень голодна.
– Сейчас сделаем. Карло, понял? Организуй ужин для Элоизы и нам чего-нибудь тоже добудь. Но расскажите уже, вам удалось встретиться с этим человеком? – Марни сел рядом и заглянул ей в лицо.
– Да, это оказался старый знакомый моей тетки. И у него есть то, что нам нужно. Ключевые слова для поиска – «Мадонна Фьора», так зовут нашу даму, – тем временем Карло на самом деле организовал ужин, и все принялись кто за еду, кто просто за закуски.
Элоиза пересказала историю мадонны Фьоры, Варфоломей по ходу делал заметки, чтобы с утра приняться за поиски.
– И что дальше? – спросил он. – Это же не все?
– Граф сказал, что у него есть некая хроника, в которой он и прочитал эту историю. Завтра после работы я поеду к нему, он обещал мне ее показать. И я попросила подумать, на каких условиях он будет готов поделиться информацией.
– Если деньги – соглашайтесь, не глядя, заплатим, – буркнул Лодовико.
Отец Варфоломей, Марни и Элоиза переглянулись.
– Сын мой, что-то мне подсказывает, что это не обязательно будут деньги, – сказал монах и глотнул коньяку.
– Элоиза, было трудно? – Марни взял ее за руку.
– Да просто пришлось напрячься, разговор оказался не самым легким, – ответила она с непроизвольно возникшей улыбкой. – Ничего особенного.
Мозг уже даже и не напоминал про осмотрительность и осторожность, видимо, отключился от усталости.
– Может быть, не поедете завтра?
– Как – не поеду? Я же вроде уже собралась? – удивилась она.
– Если предстоит неприятная и тяжелая встреча, так может быть ну ее? Варфоломей попробует поискать по другим источникам…
– У меня – как вы тогда сказали? Зуд. Детективный и исследовательский, – слабо улыбнулась она.
– Хорошо, пусть будет зуд, вы, наверное, знаете, что делаете. Элоиза, если вдруг что – сразу же звоните, хорошо? – Марни тревожно заглянул ей в лицо. – Мы будем беспокоиться за вас.
– Я постараюсь справиться, – улыбнулась она.
– Я верю, – улыбнулся он в ответ.
– Знаете, я, наверное, откланиваюсь. Что там уже – третий час? Нет, не нужно ни с кем договариваться, я встану утром и пойду работать, как положено. Доброй ночи.
Добрела до своих комнат с туфлями в руках, из последних сил разделась, буквально минуту постояла под душем, упала в постель и уснула.
