Текст книги "Его девственница (ЛП)"

Автор книги: Сабрина Пейдж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

33
Габриэль

Я сказал ей, что не буду нежен. Пообещал, что не буду хорошим.

Мне потребовалась каждая унция силы, чтобы не оттрахать девушку до полного забвения, даже зная, что она девственница.

Разрази меня гром, если то, как она лежала на кровати в куче подушек после того, как я вымыл ее, было не самым великолепным зрелищем, которое я когда-либо вообще видел в своей жизни.

– Я испортила твои простыни, – говорит она, и ее щечки краснеют.

Ох, этот проклятый румянец, которого я ждал каждый раз с тех пор, как впервые увидел ее. Ее кожа влажная, а сама она выглядит иначе, не такой, какой была до того, как я ее трахнул, а старше, и, внезапно, более зрелой.

Как будто то, что она больше не девственница, написано у нее на лбу.

Это заставляет меня хотеть трахать ее снова и снова.

– Простыни – последнее, что меня волнует, – успокаиваю ее я.

– Мне кажется, что мне может понадобиться пакет со льдом, – шутит она.

– Я сделал тебе больно? – чувство вины скручивает мой желудок.

– Нет, – отвечает она. – Ну, то есть, да. Но мне было хорошо.

И тогда ко мне приходит осознание. Мы не пользовались презервативом.

Я лишил девственности эту девушку, даже не подумав о контрацепции. Я никогда не был таким безответственным, ни разу. Даже со своей бывшей женой я всегда использовал защиту. Вдруг, у меня появляется внезапный порыв рассказать Пьюрити о моей бывшей жене-изменнице. У меня появляется внезапное желание поделиться с ней такими вещами обо мне, которые я ни с кем никогда не обсуждаю.

Но это безумие. Секс явно подорвал мои мозги.

– Мы не использовали защиту, Пьюрити, – предупреждаю я ее. – Мне кажется… Точнее, я никогда ранее не делал ничего подобного.

– Я принимаю таблетки, – говорит она мне. Ее щеки краснеют. – Ты же не спишь ни с кем другим, не так ли? Я имею в виду…

– Блядь, Пьюрити. Думаешь, я бы занялся этим с тобой, если бы спал с кем-то еще?

– Очевидно, я никогда не делала этого раньше, – заикается она. – Поэтому я не знаю, как это все устроено.

– Я тоже.

– Значит, ты тоже был девственником? – она высовывает свой язык в мою сторону. Этот дерзкий жест заставляет меня засмеяться.

– Если бы ты стояла, я бы тебе по заднице дал.

Пьюрити смеется, ее голос мелодичный. Затем она подталкивает себя, опираясь руками и коленями об кровать, и выставляет свою попку в моем направлении.

– Ну, давай.

Обрушивая свою руку на ее ягодицу, я наслаждаюсь треском, а затем красным отпечатком, который быстро проявляется на ее коже.

– Ты голодна?

Она ухмыляется, глядя на меня через свое плечо.

– Зависит от того, что в меню.

Мой член дергается, и я снова хлопаю ее по заднице, но на этот раз чуть легче.

– Не это, грязная девочка.

Она выпячивает губки, и, поворачиваясь, снова опускается на кровать. Ее желудок издает громкое урчание.

– Ладно, все ясно, – говорю я ей. – Сначала в душ, а затем за едой – настоящей едой, иначе тебе станет плохо после того алкоголя, который ты выпила прошлой ночью. А если тебе станет хуже, ты не сможешь провести остаток дня, трахаясь со мной.

Она вскакивает, улыбка распространяется по ее лицу.

– Мы собираемся провести остаток дня в постели?

Я оставляю еще один отпечаток руки на ее ягодице, пока направляюсь за ней в ванную.

– Твоя соседка по комнате уехала на все выходные, верно?

– Она поехала навестить свою маму.

– Так никто не узнает, если ты не вернешься в общагу?

Она поворачивается, и я, обхватывая руками, прижимаю ее миниатюрное тело к себе. Она чувствует себя слишком хорошо в моих руках, слишком комфортно, слишком, блядь, приятно.

– Мистер Гейб, вы меня похищаете?

– Я предупреждал тебя, что если я уложу тебя в свою постель, то никогда больше не отпущу, – я имею в виду именно то, что говорю. Должно быть, это секс заставляет меня говорить подобные вещи. Похоже, у меня поехала крыша.

Пьюрити лишь смеется и встает на цыпочки, чтобы чмокнуть меня в губы, делая это так, как будто это самая естественная вещь в мире.

– Может быть, я не хочу, чтобы ты отпускал меня. Может, мне хочется, чтобы меня удерживали здесь целую вечность.

– Из-за этого я и переживаю.

Стоя в душе, она скользит своим обнаженным телом по мне. Я притягиваю ее к себе и намыливаю, наблюдая, как мыльная вода стекает по нашим телам. Она откидывает голову на мою грудь и всхлипывает, когда я кладу руку ей между ног.

– Ты такая возбужденная маленькая штучка, да? – я шепчу ей на ухо.

Она поворачивается и прижимает свое тело ко мне, а свою грудь к моей груди.

– Ничего не могу с собой поделать.

Я издаю стон. Все в этой девушке на каждом шагу проверяет мой самоконтроль. Она родилась, чтобы мучить меня. Шлепая ее по попке, я выключаю душ.

– Я собираюсь накормить тебя[6]6
  игра слов; – to feed you здесь может переводиться как «попробовать//съесть тебя»


[Закрыть].

Она широко улыбается.

– Обещаешь?

– Ага, но чуть позже.

Когда мы спускаемся вниз, она садится на диван в моей гостиной, не надевая на себя ничего, кроме одной из моих старых футболок.

– Я могла бы сходить в общежитие за одеждой, – предложила мне она, когда мы выходили из душа, но я сказал ей, что в эти выходные ей не понадобится одежда.

Я включаю свой ноутбук, напевая себе под нос.

– Тебе нравится тайская кухня?

Она пожимает плечами.

– Не знаю. Я никогда не пробовала ее.

– Суши?

Она кусает губу.

– Тоже не пробовала.

– Ты никогда не пробовала суши? – спрашиваю я с недоверием.

– В Саус Холлоу нет суши-ресторанов.

– Тогда мексиканская кухня?

Она смотрит на меня овечьим взглядом.

– Я делала тако дома…

Я разрываюсь между шоком от того, как мало всего она видела в жизни, и раздражением к ее отцу, который укрывал ее от всего мира. Но и я не собираюсь выводить ее с собой в город.

– Остановись, – говорит она.

– В смысле?

– Я знаю, о чем ты думаешь, – она смотрит на меня. – Я первый раз выехала за пределы Саус Холлоу, и я не пробовала миллион разных блюд, а также нигде не бывала. Но я не безмозглая дурочка, которая не способна сделать свой собственный выбор, так что ты можешь перестать испытывать вину за то, что трахнул меня сегодня. Понятно?

Ее дерзость и уверенность сводят меня с ума, и я не могу не засмеяться.

– И перестань смеяться надо мной! – восклицает она. – Я не шучу! Серьезно тебе говорю!

– Да, мэм, – отвечаю я, возвращаясь к ноутбуку и щелкая по меню ресторана. Если у нее нет жизненного опыта, меньшее, что я могу сделать, это предоставить ей столько возможностей, сколько смогу.

– Так-то лучше, – ворчит она, откидываясь на диван и переключая канал на телевизоре. – Мэм – намного лучше.

– Я заставлю тебя заплатить за твой грязный ротик, – обещаю я ей, отвлекаясь, делая заказ через сайт ресторана. – Хулиганка.

– Я надеюсь на это. В противном случае, было бы очень досадно.

Пока я набираю заказ, она скручивается на диване, поджимая под себя ноги. Смотря телевизор, она выглядит такой расслабленной и чувствующей себя так комфортно, что создается впечатление, будто это место должно принадлежать ей.

Она ощущает себя так хорошо в моем доме. В моей постели.

Отправляя заказ, я подхожу к дивану с единственной целью на уме. Никак не предупреждая ее, я просто хватаю ее за лодыжки и поворачиваю лицом к себе. Ее кожа скрипит по кожаной обивке, когда задница ерзает по дивану, и она хихикает, отпуская пульт. Я располагаю Пьюрити таким образом, что ее попка оказывается прямо с краю подушки, а колени расставлены по бокам.

– Ты сказал мне смотреть телевизор, – протестует она.

– Извините, могу ли я прервать ваш просмотр, мэм? – спрашиваю я, ладонями раздвигая ее бедра. Футболка, которую она надела, сбилась вокруг ее талии, обнажив голую киску. Не знаю почему, но, одетая в мою старую футболку, она выглядит сексуальнее, чем в чем-либо еще, что она носила, включая школьную форму, которая заворожила меня, когда я увидел ее в первый раз.

– Поскольку, если вы предпочитаете, – я смотрю через плечо, – завтрак у Тиффани… Тогда мне придется оставить вас наедине с ним.

– Что это? – спрашивает она. – Мой отец никогда не позволял мне смотреть телевизор. Он называл его дьявольской работой.

– А я-то думал, он зовет его развратом, – замечаю я.

Она хихикает.

– И так тоже, – говорит она. – Он и тебя раньше называл дьяволом, знаешь ли.

Я фыркаю, опускаясь вниз, чтобы провести языком по ее щелке. Она издает тихий стон, падая на диванные подушки.

– Ну, я занимаюсь действительно дьявольской работой. И я очень хорош в своей профессии.

– Ох, это так, – шепчет она, когда я накрываю ее киску своим ртом, а мой язык на мгновение исследует ее, прежде чем подразнить, а затем снова начать ласкать.

– Мне бы не хотелось, чтобы ты пропустила свой фильм.

– Ничего страшного, – шепчет она.

– Это классика.

Она смеется.

– Как и ты, старик.

Выпуская рычание, я продолжаю со злостью поглощать ее киску, делая это совершенно не нежно и не плавно. Поднимая руки вверх по ее телу, я сжимаю ее грудь и щиплю соски, пока она выгибается напротив моего рта. Я жестко трахаю ее своим языком до тех пор, пока она ни начинает стонать и двигать бедрами, а ее руки хватаются за мой затылок, прижимая меня сильнее к себе.

Я пожираю ее, не отпуская ни на минуту, даже когда она кричит, кончая мне на лицо. Я продолжаю трахать ее киску своим языком, облизывая, пока она ни дергает за мои волосы, а ее бедра ни прижимаются к моему лицу. Когда я отдаляюсь от нее, она задыхается.

– Ты должен остановиться, или я умру, – шепчет она.

Поднимаясь, я стягиваю боксеры и располагаю свои колени по ее бокам, толкая ее на диван. Мой член оказывается на одном уровне с ее губами, и ее рот раскрывается, чтобы взять меня.

– Мне показалось, ты назвала меня стариком, маленькая девочка, – говорю я, хватая ее за волосы.

Она смотрит на меня полузакрытыми глазами.

– Старик, – шепчет она.

Сжимая ее волосы в своей руке, я натягиваю ее на свой член.

– Если бы я был стариком, я бы не смог трахнуть твой сладкий маленький ротик так, как я собираюсь трахнуть его сейчас.

Она открывает рот, заглатывая меня, когда я начинаю глубже вонзаться в ее горло, усиливая хватку на ее волосах. Когда она издает небольшой давящийся звук, я говорю себе, что должен остановиться, но затем она выпускает низкий стон, который посылает настолько интенсивные вибрации по моему члену, что я не могу остановиться.

– Тебе нравится, когда я трахаю твой ротик, да? – спрашиваю я. – Именно так я хотел тебя: жестко, глубоко и грубо.

В ответ она стонет, и ее щеки втягиваются, пока она сосет меня. Она смотрит на меня, ее глаза умоляют о большем, вместо того, чтобы умолять меня остановиться. Сжимая заднюю часть моих бедер, она глубже вбирает меня в рот.

Я толкаюсь в нее до тех пор, пока ее глаза ни наполняются слезами, и она начинает жаловаться и хныкать, а я больше не уверен, желает ли она, чтобы я продолжил, или она хочет, чтобы я остановился.

Я продолжаю трахать ее рот, пока ни дохожу до края.

– Ты хочешь, чтобы я кончил в этот маленький ротик? Думаешь, ты сможешь проглотить все?

Она кивает, ее рот так сильно заполнен моим членом, что она не может говорить. Это настолько чертовски приятно, что заставляет меня кончить. Я взрываюсь с громким криком, снова и снова наполняя ее рот, спуская все, что у меня есть.

– Хорошая девочка, – я бормочу, рукой крепко сжимая ее волосы, пока заполняю ее.

Она глотает, ее глаза наполняются слезами, которые должны заставить меня чувствовать себя виноватым, но когда я выхожу из ее рта, она вытирает глаза и улыбается.

– У меня очень хорошо получилось, – гордо говорит она.

Я не могу не засмеяться.

– Ты быстро учишься.

Она посылает мне еще одну дерзкую ухмылку.

– У меня хороший учитель.

Я стону про себя.

Хороший учитель. Очень плохой профессор.

34
Пьюрити

Мои губы распухли и болят, и я растрепана, когда звонит дверной звонок.

– Это наша еда, – мистер Гейб встает, натягивает свои боксеры и джинсы, прыгая на одной ноге, пока пытается засунуть другу ногу в штаны, а затем мчится в сторону двери.

Я снова надеваю футболку и подсовываю под себя ноги. Когда он появляется в дверном проеме, несколько пакетов свисают с его пальцев.

Я смеюсь.

– Ты уверен, что заказал достаточно?

Он кладет пакеты на журнальный столик.

– Остался еще один, – говорит он, исчезая из гостиной.

– Ты же знаешь, что нас всего двое, верно? – кричу я. – Если только ты мне не рассказал о своем брате-близнеце.

Он возвращается с пакетом, ставя его на журнальный столик рядом с другими пакетами.

– У меня нет близнеца. Но есть брат.

Он никогда не говорил о своей семье, и я не помню из детства его родственников.

– Я не знала, что у тебя есть брат.

– Не думаю, что вы когда-либо встречались, – говорит он мне. – Он старше меня. Итак, ты хотела бы есть как цивилизованный человек с тарелкой и столовым серебром, или желаешь поесть из контейнеров?

– Как нецивилизованный, – отвечаю я. – Что это?

Мистер Гейб бросает в меня пластиковую вилку, и я ловлю ее.

– Это обед.

– Твой брат живет не в Саус Холлоу, да? – у меня появляется ноющая мысль о том, что я действительно не так много знаю о Гейбе, несмотря на то, что он вырос с моим отцом. И даже несмотря на то, что мы занимались одними из самых интимных вещей в мире.

Мистер Гейб извлекает контейнер за контейнером из пакетов, ставя их все на журнальный столик и по одному открывая.

– Он и его муж живут примерно в часе езды отсюда, – объясняет он.

– Твой брат-гей, – говорю я.

– Да, – он открывает крышку контейнера с едой, а затем смотрит на меня. – Имеются какие-то мысли на этот счет?

Мое лицо краснеет.

– Ты задаешь мне этот вопрос, потому что ожидаешь, что я такая же мелочная, как мой отец?

– А это не так?

Я щетинюсь.

– Мне кажется, что люди любят тех, кто любит их. Конец истории. Может, я и дочь своего отца, но у меня есть свое мнение.

Он ворчит.

– Так как ты не пробовала ни одно из этих блюд, я взял и заказал кучу всего.

– Ты заказал каждый пункт в меню?

– Не совсем, – говорит он. – Я заказал свои любимые блюда из множества разных ресторанов, и их доставили сюда. Погоди, у тебя ведь нет ни на что аллергии?

– Эм, нет, никакой аллергии.

– Есть что-нибудь, что ты ненавидишь?

– Ничего не могу вспомнить.

– Ну, ты недостаточно старалась для того, чтобы понять, что ты ненавидишь.

– Я знаю, что мне нравится.

Он ухмыляется.

– Знаю я, что тебе нравится.

Он знает, что мне нравится, по крайней мере, когда дело доходит до спальни. Или кабинета. Или занятий. Кажется, у него шестое чувство, когда дело доходит до того, что мне нравится.

– Ага, правда, я, кажется, не припоминаю, чтобы ты жаловался на то, что я делала, – говорю я ему дерзко.

– Ты не получишь от меня никаких жалоб, – говорит он, поднимая руки. – Итак, у нас есть блюда тайской, мексиканской, китайской, японской, вьетнамской, французской и немецкой кухонь.

– И ты заказал все это только потому, что я никогда ранее не пробовала тайскую кухню?

Он садится на пол рядом с журнальным столиком спиной к дивану и скрещивает ноги.

– Я заказал это, потому что ты ничего не пробовала. Тебе нужно попробовать что-то новое.

Я сажусь рядом с ним.

– Моя голова взорвется от всего нового, чему я учусь.

Он вручает мне бумажную упаковку.

– Палочки?

Я посылаю ему овечий взгляд.

– Я не знаю, как ими пользоваться, мистер Гейб.

– Знаешь, после того, как в спальне ты называла меня Богом, мне кажется, ты можешь называть меня Гейбом за ее пределами.

– Я никогда не называла тебя Богом, – я протестую, покачивая головой.

Он имитирует мой голос.

– О, Боже! О, Боже!

Я хихикаю и мягко толкаю его в плечо.

– Это не значит, что я имела в виду тебя.

– О, ты имела в виду меня, – говорит он. – И поклонялась моему члену, а также моему горячему телу. Поэтому я отказываюсь верить в обратное.

– Твоему горячему телу? – смеюсь я.

Он разламывает пару палочек и использует их, чтобы положить кусочек суши в рот.

– Точно. Даже не притворяйся, что это не так.

Я смотрю на контейнер с суши.

– Что это?

– Это острый рулет из тунца. Я заказал простые блюда, чтобы ты попробовала и решила, нравится ли тебе, – он подхватывает кусочек своими палочками и погружает его в пластиковый контейнер с соевым соусом.

– Вот, позволь мне.

Я открываю рот, и он кормит меня, с нетерпением наблюдая за моей реакцией.

– Вкусно, – заявляю я.

– И все? Вкусно?

– Что? Я, в отличие от некоторых, не известная писательница. В моем запасе лишь простые слова, а не красноречивые фразы профессора.

Он фыркает и указывает на меня палочками.

– Ты, кажется, забыла, что я читал твое сочинение, Пьюрити. В твоем репертуаре больше слов, чем просто «вкусно».

– Хорошо, – я показываю язык. – Это было… Восхитительно.

Гейб закатывает глаза.

– Попробуй что-нибудь тайское. Я выбрал то, что заказывают большинство людей, но это не самое мое любимое блюдо.

– Я думала, ты заказал только свои любимые, – дразню его я. – Какое твое любимое блюдо?

– Я заказал штуки, которые, как мне показалось, стоит попробовать, – отвечает он. – Мое любимое – Као Сои.

Он кормит меня кусочком тайского блюда.

– Что такое Као Сои?

– Это карри-суп.

– Ты бывал во всех этих странах?

– В некоторых из них.

– Мне всегда хотелось куда-нибудь съездить, – говорю я задумчиво. – Это первый раз, когда я выехала за приделы Саус Холлоу.

– Ты должна путешествовать. Это было бы очень хорошо для тебя.

Я кидаю на него взгляд.

– Это прозвучало как нечто снисходительное. Я не хотел обидеть тебя. Я лишь хотел сказать, что путешествия – это хорошо для любого человека.

– Миссис Купер – библиотекарша в Саус Холлоу собирала путеводители. Если подумать об этом, это кажется действительно чем-то странным, потому что кто в Саус Холлоу, когда куда-нибудь идет, нуждается в путеводителе? Так что мне кажется, они должны были быть пожертвованы куда-нибудь или что-то вроде того. Но в любом случае, когда я смотрела на фотографии в них, я мечтала о путешествиях во все эти далекие места.

– Начиная с Пенсильвании, – дразнится он.

– Надо же с чего-то начинать, – Я задумываюсь о том, как много сделала миссис Купер для того, чтобы помочь мне поступить в колледж. – Она позволила мне прочитать все книги, которые мой отец никогда бы не разрешил. Типа как «На дороге», например. Мой отец охренел бы, если бы узнал, что я читала эту книгу.

Гейб фыркает.

– Миссис Купер уже долгое время живет в Саус Холлоу. Она всегда была довольно строптивой. Пыталась заставить меня читать, но в детстве я ненавидел это дело. Она бы охренела, если бы узнала, что я вырос и стал писателем, а затем профессором.

– Она знает, что ты писатель, – говорю я ему, удивляясь, что он думает, будто в Саус Холлоу каким-то образом могут не знать о его успехе. – Я миллион раз перечитывала все твои книги, потому что она давала их мне.

Он выглядит ошеломленным.

– Ты читала их?

Мое лицо розовеет.

– Ну, может быть не миллион раз.

– Нет, продолжай, – говорит он, улыбка играет на его губах. – Расскажи мне больше о том, насколько ты одержима моими книгами и насколько они восхитительны.

– Пошел ты, – говорю я, смеясь.

– Так ты преследовала меня, не так ли?

– Ничего подобного, – протестую я. – Это миссис Купер заставила меня подать заявление. Ну, точнее, она заставила меня подать заявления в разные колледжи. Я собиралась попробовать поступить лишь в государственный колледж. Это то, к чему я стремилась. А она сказала мне, что мне следует выбрать колледж далеко от Саус Холлоу, где будет хороший курс творческого письма.

– Ну, курс будет таковым, если только его будет преподавать профессор, который будет настолько же хорош, – пафосно утверждает он.

– Ты такой скромный.

– Лучший из лучших в скромности.

Я хихикаю, когда он использует палочки для еды, чтобы накормить меня лапшой.

– Ты рад, что покинул Саус Холлоу? – спрашиваю я.

Он громко смеется.

– Что за вопрос? А ты рада, что покинула Саус Холлоу?

Я снова хихикаю.

– Я… в гребаном восторге.

Он улыбается.

– Ну, а я, блядь, еще в большем восторге, чем ты.

– Когда я только приехала сюда, мне казалось, что у меня ничего не получится, – признаюсь я. – Город казался таким большим, а кампус представлялся чем-то типа зоопарка с людьми. Мысль о том, чтобы зайти в класс, не говоря уже о том, чтобы учиться и работать, вызывала у меня ужасный страх.

– Да. Честно говоря, я тоже не думал, что у тебя получится.

Я хриплю от смеха.

– Серьезно? Ты пытался убедить меня, что я не справлюсь.

– Это не так! – в этот раз, как мне кажется, он кладет мне в рот что-то из немецкой кухни. – Шпецле.

– Ты пытался заставить меня уйти! Был так груб со мной. Мне казалось, ты ненавидишь тот факт, что я попала в твой класс.

– Я действительно ненавидел это.

– Я знала!

– Это не имеет ничего общего с ненавистью к тебе, Пьюрити, – объясняет он. – Неужели ты не понимаешь, после всего того, что между нами произошло? Я не хотел находиться рядом с тобой, потому что не мог перестать думать о том, что мне хотелось сделать с тобой. А тут ты, приезжая из Саус Холлоу, такая наивная, невинная, и я – мудак, который не может перестать думать о том, как бы развратить тебя.

– Ты думал о том, как бы развратить меня?

– Ты это серьезно? Я хотел тебя с тех пор, как только увидел.

– Я этого не понимала.

– Я не хотел обращаться с тобой как с дерьмом, Пьюрити. Поверь мне, я сожалею об этом, – он тяжело выдыхает. – Меня убивало это, но я очень старался не пересекать линию. Я воевал с самим собой. Это неправильно.

Я стону, расстраиваясь.

– Ты ведешь себя так, будто у меня нет своего выбора. Будто только потому, что ты старше и мой профессор, мне самой нельзя выбирать: переспать с тобой или нет.

– Я не из того типа профессоров-мудаков, которые спят со своими студентками. Просто, чтобы прояснить.

– Все ясно, – уверяю его я. – Так ты научишь меня пользоваться палочками, или будешь вечно кормить меня?

– Ладно, всезнайка. Я был честен и уязвим в течение целых двух секунд, а теперь я научу тебя как правильно использовать гребаные палочки для еды, – он игриво тыкает меня в руку своими палочками, прежде чем открыть новую упаковку и вложить их мне в руку. Его пальцы прислоняются к моим, пока он демонстрирует, как их использовать.

– Раздвинь пальцы вот так.

Пока я пытаюсь сделать это самостоятельно, суши распадается.

– Я буду вечным лузером в этом деле, – заявляю я, смеясь.

– Это твой первый раз. Со временем у тебя получится.

– Это касается моих первых раз и в других вещах?

Он ворчит.

– Не уверен, что тебе нужна помощь в других вещах. В некоторых ситуациях ты очень естественна.

Мои щеки розовеют.

– В самом деле?

Он приподнимает брови.

– Некоторые вещи получаются сами собой, милая. Не сомневайся в этом, просто плыви по течению.

Он говорит о постели, потому что, само собой, ничего другого не произойдет вне его дома.

Не выйдет за пределы этих стен.