Текст книги "Кровь песков (ЛП)"

Автор книги: С. К. Грейсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

– Испытания – в конце сухого сезона, через несколько новолуний. Если Чемпион явится, мы объединяемся для войны с Келваданом, – подвёл черту лорд Тибела.

– Лорду Аласдару не позволят участвовать, – я снова стиснул рукоять, металл больно уткнулся в перчатку. Это держало терпение на месте.

Леди Падры наклонила голову; у губ мелькнула усмешка.

– В Испытания можешь выйти ты, Вайпер. Если ты так страшен, как шепчут, – перебьёшь всех и выйдешь победителем.

Я окаменел, молча. Испытания ещё далеко, а пустыня рвётся сейчас. Я не горел желанием ехать в Келвадан без войска – и без лорда Аласдара.

– Это единственные условия. Выиграешь Испытания Баллан – кланы пойдут за Каталом, – сказал шрам-лицо. Они явно решили это ещё до моего прихода.

– Ваши кланы останутся без прикрытия до тех пор, – напомнил я.

– Потому мы и стоим лагерь к лагерю, – сложила руки леди Падры. – Нас больше, чем у Катала.

Я провёл взглядом по линии лордов. И понял: иначе – только резнёй тех, кто понадобится нам, если кланы двинутся на Келвадан.

– По рукам.

Я поеду на Испытания.

Ушёл бы в ночь – да принял нехотя их приглашение остаться. Мы заключили шаткое перемирие, шевелиться было не к чему. И всё же – Алзе стоило дать день-другой. Она заживала, но я чувствовал: путь встряхнёт.

Я долго хлопотал у загона. Вычёсывал. Следил, чтобы ей принесли стрелолист и воду. Бормотал похвалы, пока возился. Конюший подошёл было – предложил осмотреть раны.

Я обернулся, уставился, готовый отогнать любого, кто тронет Алзу. Меня учили возиться с лошадьми – и лечить их – лучше многих.

Под взглядом он попятился, ладони вверх.

– Постой.

Он застыл. Я прикусил язык. У него найдутся травы, которых у меня в дороге нет.

– Не хочу, чтобы в раны полезла гниль.

Кивок. – Смешаю припарку на очищение. И для боли, и от припухлости добавлю.

Я остался с Алзой, пока он не вернулся. Забрал миску с зеленоватой пастой. Он переминался – будто собирался сам намазывать.

– Она… привередлива, – сказал я в объяснение.

Он кивнул и сдёрнул назад.

– Спасибо, – кинул ему вслед. Он застыл, как будто не ожидал благодарности, и ушёл к концу загона, где кучковались лошади.

К заходу солнца я довёл раны до вида, что устроил меня. Подхватил мешки у ограды и пошёл ставить палатку на краю лагеря. Моя скорлупка – только чтобы закрыться от глаз – выглядела жалко рядом с большими семейными шатрами, рассчитанными жить неделями у воды, пока не двинутся за дичью.

Я как раз забивал колышек, когда в воздухе хлопнули крылья. Сокол, улетевший на входе в лагерь, вернулся. Я был уверен, найдёт нового хозяина среди своих. Но он опустился рядом, глядя выжидательно. Я фыркнул.

Не успел сказать птице, что еды у меня нет – и пусть охотится, – как воздух рассёк визг. Я бросил сложенное полотнище, оставив палатку недоделанной, и сорвался на крик.

Нашёл сразу. Молодая женщина лежала на песке, из глубокой раны на ноге бежала кровь. Над ней присел мужчина с длинным изогнутым кинжалом; глаза метались – от неё в темноту за краем стоянки. Люди сбежались, каша криков.

– Кто напал? – закричал кто-то. – Каракалы? Рыжие волки?

Мужчина мотнул головой, щурясь, будто силясь выхватить силуэт в севшей ночи. Я всмотрелся туда же.

– Оно… быстро. Не разглядел. Похоже на… скелет.

Толпа заржала почти хором.

– Утащил девку целоваться – крышу снесло. Уже и зверя от шутки не отличишь.

– Напал скелет, ага.

Я бы, может, и сам фыркнул, если б не видел вчера сияющих фиолетовых глаз в слишком длинном кошачьем теле. Легенда прыгнула мне на лицо. Кто знает, что бродит по ночам.

Я оглядел толпу – отыскал факел. Вырвал у владельца – он вдохнул, готовя возражение, но увидел маску и захлопнул рот.

– Я найду, – сказал я. Шёпоты затихли. Смех сменился шорохом. Я вытащил саблю. Факел в одной руке, клинок – в другой. И шагал во тьму.

Песок проваливался под сапогами, я держал свет высоко. Либо увижу зверя, либо отпугну. Странно, если бы каракал или рыжий волк сунулись в лагерь – но раз голодно нам, голодно и им.

Сзади шуршнуло. Я резко развернулся, осветил. Пусто. Но чувство, что что-то держится вне круга света, не ушло.

Я ушёл дальше от лагеря. Хищник не полезет в толпу – сорвёт того, кто отстал.

Голоса уже не слышались. Снова царапок – я крутнулся, выискивая. Никого. Я замер. Даже дыхание сбил, чтобы услышать. И – только запах знакомый: пустыня после дождя.

Я напрягся – и в тот же миг оно навалилось. Я не успел – факел вышибли, я, падая, перекатился, уходя из-под удара. В прыгающих отблесках пламени силуэта не различить. Клинок я вытянул, отсекая простор между мной и тварью, – и уловил лишь ощущение: слишком много конечностей и треск костей.

Всполох дал мне тень – и оно пошло снова. Я выждал до последнего – ушёл в сторону и, разворачиваясь, рубанул. Тупой удар – и на песок рухнула лишняя конечность. На мгновение сжалось нутро: иссохшая человеческая рука? – но тут же по лицу полоснула другая, когтистая.

Маска приняла удар. По металлу пронзительно скрипнуло – зубы свело. Я отбил следующий – копытный пинок, будто лошадь, но до костей.

Потом пошла очередь такая быстрая, что за ней не поспеть. Быстрей, чем с двумя ногами. И даже четырьмя. Я отступал, ловя не все, цепляясь пяткой – и тогда по щиколоткам хлестнуло что-то, как змеиный хвост, – я рухнул.

Воздух вылетел из лёгких. Я не успел вдохнуть – катился в сторону, уходя из-под топота слишком многих ног. Оно меняло курс; я метался, лишь бы не дать себя затоптать; одним ступнем угодило в мою ладонь – сабля вылетела.

Без клинка я метнулся взглядом, но тварь гнала меня прочь от того места. В темноте – не разглядеть. И тут я увидел факел – тлел, корчился в песке невдалеке. Я перевернулся на живот, встал на локти, пополз. Свист у уха – я резко ушёл влево, но взгляд не отрывал от цели.

Прямо перед хваткой во мне что-то рухнуло – тяжесть легла между лопатками, лбом я впаялся в землю. Я вытянул руку к огню – и древко прошуршало по подушечкам пальцев. Не хватило.

Адреналин уже сорвал с моего чутья ремни. Дёрни я самую тонкую ниточку – и мир поддавался. Я подтянул факел к ладони – как будто невидимая сеть натянулась и свела всё на место.

Я махнул вслепую – груз отскочил. Не тратя дыхания, перевернулся на спину и занёс огонь. Тварь шарахнулась – и я впервые видел её толком.

Расхлябанное месиво мяса – центром. От него на все углы – чужие конечности. Человеческие, звериные, сухие кости с клочьями кожи. Уголы, суставы – как пришито сумасшедшим кукольником. Глаз не было. Но огня она боялась. Подняла лапы – много лап – прикрыться от света.

Я не успел отползти – она опомнилась, навалилась снова.

Клинка нет – я сделал единственное, что мог. Вбил пылающее древко ей в нутро. В воздухе разодрался визг – непонятно, откуда, рта у неё не было. Она дёргалась, пыталась уйти – я шёл следом, давил, пока не потянуло горелой падалью.

Через вечность судороги стихли – туша рухнула почти мне на грудь. Я успел откатиться. Факел почти задушен, тьма вернулась; только далёкие отсветы лагерных жаровен и зыбкое серебро луны. Я нащупал саблю – в ладони вернулась тяжесть. Я не убирал клинок – вдруг их больше.

Я оглядел тушу. Долго. Потом взвалил на плечи. Неудобная, уродливая – но я уложил.

И с этой мерзостью, и с клинком в руке пошёл назад.

Пока дошёл, толпа у края стоянки разрослась вдвое. Крики предсмертные услышали все. Впереди стояли лорды пяти кланов.

Я швырнул тварь к их ногам. Кости лязгнули.

Вздохи пронеслись по кругу. Жуткая куча конечностей, пришитых к середине, – как в кошмаре. Лорды держались ровно, но леди Падры всё же дёрнулась. И я заметил, что никто не двинулся мне помогать, хотя бой слышали. Ждали, что меня порвут? Чтобы сделка сгорела?

– Костяной паук, – безучастно сказал лорд Тибела, но край его голоса выдал тревогу.

Слово щёлкнуло памятью – я видел его в старом свитке в каменной библиотеке. До того как первый человек пересёк пустыню, присвоил её магию и право жить – по пескам ползали такие. Тексты писали о лавовых вирмах и летающих ужасах, но «костяных пауков» вообразить трудно – теперь понимаю почему.

В свитке говорилось: рождаются без лица, без цели, кусками мяса. Бродят, крадут конечности у мёртвых, из могил, пришивают без смысла. Наберут – наглеют. Потом уже рвут живых, тащат ноги и руки к себе, наращивают груду костей и гнили.

Кто-то в глубине толпы блеванул.

– Вчера я уложил сихата, сегодня костяной паук лезет к вашим людям. Легенды просыпаются. Пустыня злится, – я ткнул саблей в тушу.

– Тем более нам нужно беречь своих, а не раскидывать всадников по пустым войнам, – леди Падры скрестила руки.

– Возможно, ужасы стихнут, когда поднимется истинный Чемпион Пустыни, – лорд Оту́ша посмотрел прямо. – Слишком долго её не было.

– У пустыни будет Чемпион, – сказал я.

Обратная дорога в Катал прошла тихо. Алза приветственно фыркнула, уши вперёд – из лагеря несло звоном стали: тренировались.

Я всё равно сперва свернул к загону. Лорд подождёт. Алза – нет. После её раны я не доверял её конюшему. Он, может, и толк знал, но отец учил меня выхаживать лошадей – как мало кто. На миг я увидел отца – как он склоняется над жеребёнком в конюшнях Келвадана, с тёплой улыбкой.

Я резко сбросил картинку, вернулся к копытам – трещин нет. Когда я снял с неё мешки, сокол вспорхнул на охоту. Я не глядел – он вернётся. За дорогу он улетал много раз – и так же возвращался мне на плечо, однажды – с ящеричьим хвостом из клюва.

Я ещё раз прошёлся щёткой по гриве. Алза боднула меня грудью, мол: перестань нянчиться и дай поесть стрелолист.

Я хлопнул её по носу в ответ и поплёлся к шатру лорда Аласдара. Он уже ждал. Сидел над пергаментом.

– Значит, клан Тибел прибудет через пару дней? – не поднимая головы, спросил он.

Я сглотнул. Я не из тех, кто легко приносит плохие вести.

– В Тибеле я застал не одних, – опустился на колено на ковёр напротив. Его взгляд взметнулся. Он встретил мои глаза сквозь щель маски – так мало кто делает. Становится пусто – как будто голый. Женщина… Кира – тоже так смотрела. Я моргнул, выкинул её из головы.

– Кто ещё? – резко.

– Все, кого ещё нет у нас. Они услышали о наших шагах и сбились вместе, чтобы их не запугал Катал.

Свечи и лампы вспыхнули, когда он ударил ладонью по столу. Его собственная магия рванула повод, воздух сгустился. Но он держал её лучше меня; в его голове не жили чужие шёпоты. Он учил меня держать себя. Но избавиться от гомона пустыни я не мог.

– Пять кланов – и те не устоят перед моей мощью, – прошипел он.

– И перед моей. Но я не хотел рубить тех, кто нам понадобится, чтобы ломать Келвадан.

– Значит, ты позволил им бросить мне вызов? – глаза блеснули. Я склонил голову.

– Я выбил другое. Они пойдут за Чемпионом Испытаний Баллан. Этим Чемпионом буду я.

Огонь в глазах не погас, но он склонил голову набок:

– Они присоединятся к Каталу, если победишь ты.

– Я – ваш клинок, – сказал я честно. Укажи – и я убью любого. Я – Вайпер, и больше ничего. – А вы – истинный Чемпион для тех, кто чтит старые пути.

Он вроде бы успокоился и откинулся на руки, но взгляд оставался прищурен.

– Придётся ехать в Келвадан на Испытания. Под глазом королевы.

– Я сделаю, что нужно, – только и сказал я. Не рад был ставить лагерь в тени города на всё время Испытаний. Но переживал и хуже. Лорд Аласдар дал мне силу.

Он кивнул. Лицо уже закрывалось стеной. Я почти видел, как он пересчитывает ходы – всегда на два шага вперёд. Мне оставлял – быть оружием.

– До Испытаний тренируешь наездников каждый день. Лепи из того, что уже есть, силу, способную ударить по Келвадану. Некогда начинать с нуля, когда остальные подойдут. Я жду, что ты будешь гонять их ежедневно.

Это был приказ – и отставка. Я кивнул и вышел. Мы с Алзой проглотили весь день дорогой. Тени палат ложились длинными клиньями на оранжевый песок – солнце катилось вниз.

Ночью я сидел в шатре и точил саблю и кинжал. Снаружи – жизнь: варево у общих костров, всадники после выучки, что-то пересмеивались, кто-то хихикал на чью-то шутку. Я сильнее провёл бруском по едва изогнутому лезвию – металлический ш-ш-ш забил смехи. Шёпот в голове поднялся – звал, тянул, а я не отзывался.

В такие вечера я вспоминал, почему люблю ставить бивуак в пустыне – только я и Алза. Люди вокруг лишь напоминали: я – другой. Вайпер. Веду – но не свой.

Хотелось не снимать маску – железо как знак моей границы. Но усталость давила. Я отчитал себя – снял металл с лица. Ночью – спать. Утром – тренировать всадников кланов. Дальше – лечить трещины пустыни.

Когда тьма уже подтекала под веки, мои рёбра ударило изнутри. Я рывком сел. Магия взметнулась – хлещущая, без повода. Череп стал тесен; я вцепился пальцами в волосы – будто выдрать давление.

Я зажмурился. Стянул магию голой волей – как дикого коня, как когда-то – Алзу. Сжатым кулаком бил себя в бедро. Возвращал себя в тело, где миг назад ум грозил рассыпаться по песку.

Волна схлынула. Вернулась в обычный шёпот. Воздух в шатре успокоился. Во рту осталась тонкий привкус паники – не моей, чужой, далёкой. Я дышал ровно, бил кулаком ещё пару раз. Боль – лучшая узда для магии, когда она ломится. Хотя в последний раз меня так вырубало без причины – много лет назад.

Теперь пустынная сила ворочалась чаще. И тянула меня за собой.

Глава 10

КИРА

Я смотрела под ноги, пока двое стражников вели меня всё дальше внутрь дворца. Даже зажатая между ними, подталкиваемая вперёд по просторному каменному коридору, я ощутила странное спокойствие. Словно где-то вне меня поднялась волна и замедлила сердце и дыхание, пока в голове гремели мысли.

Если повезёт – меня «всего лишь» снова вышвырнут в изгнание. Скорее – казнят за то, что подвергла гостей королевы опасности, показав, как пустыня меня прокляла.

Королева повела нас – стражу и меня – в богато убранную гостиную и опустилась на диван, умудрившись придать простому руху безукоризненную осанку, хотя шёлк её платья падал вокруг неё в беспорядке.

– Подождите снаружи, – велела она. Стражники поклонились и вышли.

Я осталась посреди мягкого ковра, теребя пальцы и борясь с растущей растерянностью. Королева склонила голову, изучая меня.

– Из какого ты клана?

Я сглотнула.

– Ни из какого.

– Но ты из Пустыни Баллан.

Это был не вопрос, но я всё равно кивнула. Пауза вытянулась – тишина натянулась, как струна, и грозила хрястнуть у меня в голове.

– Я изгнанница, – произнесла я, голос дрожал, но не ломался.

– За что тебя изгнали?

Я нахмурилась.

– Вы видели…

– Я видела, что магия пустыни сильна в тебе, и ты не научилась держать её в узде.

Я покачала головой.

– Пустыня не благоволит мне.

Королева приподняла бровь.

– И сколько ты прожила в изгнании?

– С пятнадцати, – призналась я. У оазиса я не вела счёт времени, но знала – прошли годы.

– Похоже, пустыня должна была благоволить тебе хотя бы на столько, чтобы ты одна выжила в её нравах почти десятилетие, – заметила королева.

– Какая бы магия во мне ни текла – это проклятие, – упрямо сказала я.

– Чем?

Я переступила с ноги на ногу, понимая, что не отверчусь, и втайне моля, чтобы стража вернулась и увела меня – лишь бы не говорить.

– Сядь и расскажи, как ты стала изгнанницей, – королева указала на пуфик рядом. Тон мягкий, но в нём звенел оттенок приказа, которому не возразишь.

Я опустилась, подтянула к себе аметистовый шёлк, выигрывая секунду, чтобы вынуть из памяти то, что и так лежало прямо под тонкой плёнкой отрицания. Я растила эту плёнку годами – боялась и уставала от злости, которая вздымалась каждый раз, когда подступала к причине моего одиночества.

– Когда мне было тринадцать, когда пришла первая кровь, отец отвёл меня к конюшему – выбирать первую лошадь.

Королева кивнула – обычай кланов ей знаком.

– Её звали Фарран. Она была почти дикая, но я её полюбила. Конюший Падры сказал, что для такой девчонки, как я, она слишком тяжёлая, но Фарран ко мне потянулась, и другой я не хотела. Она была такой быстрой – мы мчались по пескам так, что я оставляла позади даже собственные мысли.

Ком в горле. Я не собиралась вдаваться в подробности, но у меня не было возможности произносить имя Фарран много лет. Перед глазами вспыхнула её тёмно-рыжая шерсть, гордая дуга шеи.

– Два года спустя я вышла на охоту – за ориксами. Мы были не одни, и нарвались на драку с каракалом и её детёнышами. Фарран ранили – перелом ноги – прежде чем я отогнала кошку. Я помогла ей доковылять до стана, к конюшему, умоляя его помочь.

Я сделала несколько рваных вдохов.

– Он сказал, что поможет. И прежде чем я успела остановить его, он вытащил клинок и вогнал его ей в череп. Сказал, что это милость, что она бы не встала. Но во мне, когда я услышала её предсмертный крик, что-то лопнуло. Будто тело стало слишком тесным, и мир пошёл ходуном. Я почти ничего не помню, но мне сказали – земля у моих ног разошлась, образовалась воронка, она поглотила конюшего и ещё несколько палаток. Когда я очнулась и увидела, что сделала, не смогла поверить.

– Лорд клана объявил мне изгнание за убийство, сказав, что держать меня в стане опасно. Я умоляла, кричала родителям – поговорить с ней*, но они смотрели на меня с тем же страхом, что и все. Утром клан уехал, оставив меня без лошади.

[*вождь клана – прим. пер.]

Мой голос иссяк. Я опустила взгляд на руки, сжимающие аметист в кулаках. Разжала пальцы с усилием – не хотела мять работу Невена.

– История о моём деде не заканчивается постройкой Келвадана, – нарушила тишину королева.

Я вскинула взгляд, поражённая. Я ждала ужаса или немедленного приказа вышвырнуть меня из города. Вместо этого она чуть склонила голову; выбившийся серебряный локон щекотнул шею.

– Обычно мы рассказываем только первую часть – всем нравится счастливый конец. Но безмерная сила Келвара не обошлась без цены. Его терзали приступы ярости и рассеянности. Всё же сто лет он и королева Аликс правили Келваданом – пустыня даровала долголетие. Но время приходит ко всем. Когда Аликс ушла, Келвар пал в припадок, из которого не вышел. Он спорил с голосами, которых никто не слышал, и бросался на близких, будто не узнавал. Вскоре он покинул город; дети пытались его удержать, но он был слишком силён. Взял коня – и ушёл в пески. Его больше не видели.

Я часто заморгала – в этой трагедии что-то дернуло струну в груди.

– Магия пустыни – тяжёлый дар. Моя семья знает это лучше многих, – сказала королева. – Если он лег и на тебя, возможно, мы сможем помочь тебе держать его.

– Зачем? Зачем помогать, если проще выставить меня? – выдохнула я. Половина меня хотела зажать рот ладонью – не спугнуть шанс остаться. Другая видела только чёрную трещину, разверзающуюся у ног, и лица родителей, искажённые ужасом. Я не прощу себе, если искалечу Келвадан – главный памятник миру и любви.

– Мой род уже однажды не сумел помочь тем, кто несёт тяжесть пустыни. Возможно, ты – шанс исправить это, – её глаза блеснули во тьме. – И если война с кланами придёт, я хочу видеть тебя на нашей стороне. Уверена, Адерин будет счастлива, если ты станешь тренироваться с всадниками Келвадана. Потерю контроля видели только я и моя стража.

Глоток стоил мне больного усилия. Резало – от того, как легко у чужих нашлось милосердие, которого не нашлось у моих. Если я смогу отплатить Королеве Келвадана, сражаясь против кланов, что мечтают видеть город в песке, – я встану в строй.

Невен хмыкнул, когда я вела Дайти по улицам, крепко удерживая его у головы, чтобы он не попробовал зубами чей-нибудь локоть.

– У тебя и правда боевой конь, – заметил он, когда я хлопнула жеребца по крупу – тот слишком пристально разглядывал женщину с корзиной фруктов.

– Я не знала, что он так не любит чужих, – честно призналась я. – Раньше он ни с кем, кроме меня, не бывал.

После разговора с королевой я призналась Адерин и Невену и в изгнании – заранее готовясь к гневу за ложь при их щедрости.

– Я знала, – только и сказала Адерин, твёрдо хлопнув меня по плечу.

Невен подхватил мой погрустневший взгляд:

– Ты так явно шарахалась людей, что трудно было не догадаться. Но ты рисковала собой ради Келвадана – мы не стали лезть в душу.

Теперь он помогал мне везти Дайти в дворцовые конюшни – там стояли лошади Адерин и всех всадников и учеников. Во дворце мы свернули влево, к ряду строений, а не к главным дверям. По запаху сена и тихому фырканью было понятно – приехали.

– Каюс! – Невен высунулся в проём ближайшей конюшни.

Вышел смуглый мужчина – на лице мелкие морщины вокруг рта от улыбок и солнца. Седеющая короткая борода. Он хлопнул Невена по плечу.

– Сто лет, Невен! Прости, на празднике позавчера толком не поговорили – уж больно он вышел… шумный.

Невен кашлянул и кивнул в мою сторону.

– А вот и сама «шумность»! – не моргнув, сказал мужчина. – Мне шепнули, что скоро увижу тебя, но никто не упомянул такого великолепного зверя.

Дайти бил копытом и мотал головой так, будто понимал комплимент и хотел выглядеть безупречно.

– Я Кира. Это Дайти.

– Рад знакомству вам обоим. Я – Каюс, супруг королевы Гиневры.

Я споткнулась о слова, потом склонила голову, прижав кулак к сердцу:

– Я не знала, что вы король.

Каюс рассмеялся:

– Никакой я не король, хотя Гиневра была бы не против. Но людям я нравлюсь куда меньше, чем лошадям. Я сказал, что женюсь только при условии: я – супруг и главный конюший. Она была так отчаянно в меня влюблена, что согласилась.

– Забавно, – протянул Невен с видом знатока. – Не так уж она и рассказывает.

– После пары кружек лаки у неё всегда появляются версии, – отмахнулся Каюс тоном, полным нежности. – А теперь давайте пристроим красавца.

Он протянул руку к Дайти. Мы с Невеном одновременно втянули воздух – и в тот же миг зубы Дайти щёлкнули там, где миг назад была ладонь Каюса.

Тот нисколько не смутился – что-то тихо пробормотал и вновь потянулся. Дайти шарахнулся, потом позволил положить руку на чёлку. Каюс погладил, ещё что-то шепнул. Я смотрела во все глаза, как Дайти тает под этим прикосновением, урча тихонько. Со мной он был терпелив, но к остальным – сплошные неприятности.

– Как…?

– Вы не единственные вне королевской семьи, кого пустыня отметила, – криво улыбнулся Каюс и достал из кармана лакомство; Дайти проглотил, не жуя. – Не всем достаются такие же фейерверки, как у тебя, но мне хватает конского языка.

Я съёжилась при упоминании моего «выступления» на празднике. Понятно – королева рассказала мужу. Наружу я улыбнулась: Дайти таял, как кот.

– Мне пора к работе, – прошептал Невен. – Каюс объяснит вам с Дайти, что к чему, и проводит к площадке.

– Осторожнее, а то подумаем, что ты любишь лошадей больше людей, – поддел его голос за спиной.

– И не скрываю, – проворчал Каюс, но улыбка его выдала.

Драйден вывел меня из конюшни и повёл по лестнице на широкую плоскую террасу. Там толкалось десятка полтора – мужчины и женщины. Кто-то тянулся, кто-то отжимался, кто-то болтал. Я огляделась – и сморщилась.

– Мы… на крыше конюшен?

Драйден кивнул:

– Когда город вырублен в горе, приходится расти вверх. Расстилаться негде.

Я кивнула – и в этот момент в двор вошла Адерин. Она лишь коротко кивнула мне и упёрла руки в бока, оглядывая нас прищуром.

– Ладно, рекруты, вы знаете распорядок.

Я по её команде остальные сразу рухнули в отработанную до автоматизма разминку. Я старательно повторяла, но уже через несколько минут пот льём катился по телу, стекал по разгорячённой коже и собирался лужицей там, где я заняла место. Паника кольнула при виде столько утекшей влаги, но я напомнила себе о постоянной струйке источника в ванной у Адерин. Здесь воды не не хватало.

Ещё через пару минут мышцы затрясло от усилия держаться в темпе. Когда я опускалась и поднималась, работая руками, едва не разбила нос – руки не выдержали вес, и я клюнула лбом в камень.

Я вскинулась обратно, руки дрожали, как у новорождённого орикса; подняла взгляд – и встретила взгляд Адерин. Она коротко кивнула и пошла дальше меж рядов. В её сдержанном признании моего усилия – даже провального – нашлась та крупица, что дала сил дотянуть оставшуюся пытку. Если я смогу доказать, что достойна места среди рекрутов, может, у меня правда будет дом в Келвадане. Город уже начал сглаживать торчащие кости, годы охоты добавили прыти, но мышцам предстояло догонять.

– Разогрелись – переходим к формам, – объявила Адерин.

Я упёрлась руками в колени и задышала безнадёжно. Это было «разогреться», а у меня горело всё.

– Драйден, веди нас через первую форму. Кира, вперёд, смотри. Постарайся запомнить движения, – скомандовала Адерин.

Я с благодарностью протопала к ней, развернулась лицом к построившимся рекрутам. Молча, Адерин протянула мне флягу с пояса, и я сделала несколько благодарных глотков, пока остальные начинали.

Они двигались ритмично – как будто дрались, но без оружия и противника. Драйден, стоявший впереди, частенько заваливался, но лицо у него было предельно сосредоточенное. Глубокая складка меж бровей, кончик языка, выглядывающий из-под губ, и блеск пота на тёмной коже в поднимающемся солнце – я невольно улыбнулась.

Я старалась вбить движения в голову, но они перешли от первой к второй и третьей, а потом повторили всё уже с тупыми саблями в руках. В какой-то момент память перестала вмещать, и я переключилась на то, как двигается каждый. Узоры были знакомые – что-то похожее я видела у всадников Падры, когда была маленькой и бегала к загонам рядом с площадкой.

После четвёртой формы Адерин объявила, что переходят к спаррингам на тупых саблях, и повернулась ко мне:

– Королева ждёт тебя во внутреннем дворе. У тебя другое занятие.

Я кивнула и сбежала по лестнице, мечтая о прохладной тени дворца после стояния на солнце. Королева встретила меня во дворе и провела через парадные двери. Было странно, что изгнанницу принимает сама королева, но я напомнила себе: Келвадан не кланы. Проходя мимо статуи, я снова подняла взгляд – теперь иначе, зная, что Келвар сошёл с ума от силы.

Вместо того чтобы подняться, как в прошлый раз, королева повела вниз – по винтовой лестнице, вырубленной в камне. Я подавила дрожь от тяжести горы со всех сторон.

– Похоже, Адерин сегодня тебя не жалела, – негромко заметила королева по дороге.

Я откинула липкие крошки волос с лба и шеи, представив, как дико я смотрюсь – потная, запыхавшаяся – рядом с её лёгкой грацией.

– Не уверена, что из меня выйдет всадник, – призналась я. До полудня я даже не дотянула.

Королева глянула через плечо с тем самым знающим прищуром:

– Удивишься, что сделают месяц-другой нормальной еды. Но я попросила Адерин тренировать тебя не только ради всадников. Когда устаёшь телом, учиться держать магию пустыни легче.

Теперь мы шли по длинному коридору – казалось, внутрь горы. Внутри что-то душилось, и я одёрнула себя: клаустрофобия – просто непривычка к камню кругом. Привыкну.

Чтобы отвлечься, я провела пальцами по стене – она была грубее обычных полированных срезов города: кромки, неровности.

– Это строили не с дворцом, – пояснила королева, уловив взгляд. – Мой отец, сын Келвара, вырубил это, когда пустынная сила стала давить и он испугался участи своего отца.

Я наклонила голову. Странно – один род правит двести лет, когда у кланов власть переливается из рук в руки. Я подумала, кто унаследует трон после Гиневры – не слышала о детях. Хотя если ей отпущена долгая жизнь, как Келвару, этот вопрос не скоро.

В конце коридора королева остановилась, открыла дверь. Комната оказалась почти каменным кубом; в центре – два подушки друг против друга. Я скептически прищурилась.

Гиневра без промедления опустилась на одну и кивком предложила мне вторую. Я села по-турецки, зеркаля её.

– Отец, король Торин, построил здесь зал для медитаций. Одно из самых тяжёлых в пустынной силе – ощущать всё, словно ты сама раскинулась по всей пустыне.

Я кивнула, вспомнив, как меня заливало этим знанием перед тем, как я сорвалась и подняла вихрь на празднике. Это было похоже и на ту неестественную тишину перед грозой в стане Катала. Мысль села камнем, но я её отложила.

– Глубоко в горе камень глушит этот шум. Проще сосредоточиться и укрощать то, что внутри, – сказала королева.

– Вы сами так держите силу? – спросила я.

– Среди прочего. Но мне легче, чем некоторым. Пустыня отметила меня слабее многих из моего рода. Больше всего во мне – дипломатия, – она усмехнулась. – Но отец научил меня этому «на всякий».

– Хорошо, что научил.

– Закрой глаза.

Я подчинилась.

– Вспомни, что ты чувствовала на празднике, до того как выплеснула силу, – мягко вела королева. – Прислушайся к ощущению связи со всем живым в пустыне.

Я представила копающуюся лисицу и шорох жёстких трав. Всё казалось глухим и далёким, но я держалась.

– Пройди по этим нитям к источнику, глубоко в тебе.

Я пошла туда – к той части, что сейчас задыхалась от камня. Эта сила спала годами – до той ночи, когда Вайпер наткнулся на мой оазис. Дыхание участилось; клаустрофобия вернулась. Я заставила себя слушать слова королевы и ровнять пульс.

– Нашла – вообрази преграду вокруг него. Что-то твёрдое, жёсткое – чтобы не просачивалось в остальное. Достаточно несгибаемое, чтобы укротить дикость пустыни. Такое же надёжное, как стены вокруг.

– Сегодня ты не построишь всё целиком, но удержи в уме образ – крепкий, как камень.

Я царапалась за её образом, пытаясь засыпать это зерно в себе горой – такой же высокой, как та, в которой мы сидим. В ответ зерно, словно в насмешку, пошло в рост – пустило корни и полезло в фундамент моей горы. Я упёрлась, но оно извивалось, как необъезженная лошадь.

Сила рванула из-под лесов моей воображаемой клетки – на этот раз не шёпотом, а воплем. На миг меня унесло – и тут что-то заставило эти щупальца отхлынуть. Я распахнула глаза – по комнате прокатился гул.

Дверь за спиной королевы сорвало с петель и раскололо пополам. Королева прикусила губу, внимательно меня оглядела.

– Я… это… – выдавила я.

Лицо её мгновенно разгладилось в спокойной улыбке, но прежде я успела уловить в глазах знакомую вспышку.

– Моя вина. Я недооценила, какой буйней твоя сила, – полезли слишком резко. Начнём с дыхания.

Остаток занятий мы сидели в простых медитациях, но вышла я более разбитой, чем вошла. Плечи налились камнем – чувство неизбежного камня вокруг давило всё сильнее.

Я была рада уйти, когда у королевы начались дела, и, проходя мимо расколотой двери, невольно на неё покосилась. Плохая примета для моей учёбы.

Заметив взгляд, королева протянула руку к моему плечу – и остановилась, вспоминая, видно, с чего всё началось.

– Могло быть хуже, – заверила она.

Я сомневалась, но решила довериться. Никто кроме неё меня не научит. А без контроля мне не остаться в городе, который предложил дом, которого не дали даже родители. Я не буду – не могу – провалиться.