Текст книги "Кровь песков (ЛП)"

Автор книги: С. К. Грейсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

– Не ушиблась?

Я кивнула – ощущая, как песок втирается в косу.

– Ты сделал это слишком легко.

– Много практики. – Он сложил руки на груди. Прежде чем он успел отступить, я перекатилась, выбила у него опору подсечкой – застала врасплох. Теперь уже он лежал на спине, а я вскочила сверху, оседлав его бёдра. Улыбаясь торжественно, посмотрела вниз – он удивлённо поднял взгляд.

– Всё остальное твоё учение я схватывала быстро.

Тут Эрикс чуть склонил голову; игривая искра в глазах пригасла.

– С поразительной скоростью. Не думаешь, ты могла подхватить часть моих умений, потому что наша магия… – Он неопределённо махнул между нами, явно не находя слов.

Мы не обсуждали вчерашнее, но я знала: он чувствует перемену. Он осторожно дёргал за струны силы, связывающие нас, будто пробуя. Когда делала то же я, он вздрагивал, замирал на полуслове и искал меня взглядом.

– Что это? – спросила я, мысленно лаская ток между нами, будто могла быть сомнения в том, о чём речь.

– Не знаю, – признался он. На миг задумался; меж бровей пролегла глубокая складка, будто он пытался выудить что-то из далёкого прошлого. – В некоторых историях говорили, что связь Аликс и Келвара была так глубока, потому что пустыня одарила их обоих огромной магией, хоть силы у них и были разными. Аликс исцеляла, Келвар был воином.

– Хочешь сказать, мы… – У меня не было слов для того, к чему он, возможно, вёл. Это казалось слишком – безумством – думать, что мы успели сплести связь, сдвигавшую горы, за столь короткое время пути. Хотя шёпот в голове напоминал: началось всё раньше – когда Вайпер не смог добить одинокую изгнанницу.

– Тебе… – начал Эрикс – и осёкся, будто передумал.

– Что – мне? – подтолкнула я, не в силах утопить любопытство.

– Снились… снились ли тебе сны обо мне? Раньше?

Первым порывом было отрезать «нет», но я остановилась. Невозможно – откуда бы он знал? Если только…

– Слишком много снов. А тебе?

Эрикс кивнул – движение маленькое, а весило, как откровение. В меня вихрем влетели вопросы: как, почему пустыня сплела нас так?

Я уже открыла рот, чтобы расспросить, но Эрикс щурился, глядя мне за спину.

– Смотри. – Он указал в небо.

Я подняла взгляд – и увидела знакомую птицу, снижающуюся к нам круг за кругом. Зефир опустился в шелесте перьев, негромко каркнув приветствие. Сердце ухнуло – жара в венах как не бывало: к лапе всё ещё была привязана записка.

– Он не долетел до стойбища, – сказала я.

Эрикс покачал головой, протягивая руку. Я соскользнула с него, чтобы он мог сесть, и Зефир охотно перебрался на его предплечье.

– Это не моё послание. – Эрикс развязал бумажку на вытянутой лапе. – Это ответ.

Глаза его быстро пробежали строчки; лицо каменело с каждым словом. Он прочёл раз, второй, третий – прежде чем заговорил; у меня зудели ладони от нетерпения.

– Лорд Аласдар не пришлёт подмогу. Он приказывает мне немедленно вернуться в лагерь: мол, это только доказывает, как важно прямо сейчас выступать на Келвадан, – выдохнул он и вскочил, зашагал к Алзе. Я подскочила за ним – не веря.

– Ты ведь не собираешься вот так просто повиноваться. – Я топнула следом, раскинув руки.

– Я не могу ослушаться приказа лорда Аласдара, – сказал он сквозь зубы. – Может, на месте мне удастся вбить ему, что охота на лавового вирма – первостепенна.

– А мне что – обратно в Келвадан? – Голос срывался на злость. После последних дней я надеялась на иной исход, а не на то, что мы снова окажемся по разным сторонам войны. Эрикс топтал эти мечты каждым шагом к объединённым кланам – к лорду Аласдару.

Он замер, глядя на меня поверх сбора вещей:

– Ты можешь поехать со мной.

– И что делать?

– Сражаться за пустыню, – попросили его глаза. – Присоединись к нам: возьмём Келвадан и вернём Сердце.

Я покачала головой; жжение за глазами было ничто по сравнению с пламенем внизу живота, там, где жила моя злость. Я задавила и то и другое. Его предложение звалó меня, как студёная вода умирающему от жажды, – мираж будущего, где я рядом с ним, где он даст ту самую принадлежность, о которой я мечтала.

Но он всё ещё был прикован к лорду Аласдару – и мне там места не было. Если он намерен вернуться к клану Катал, то Келвадан остаётся единственным домом, который я могу найти. Я не позволю ему его разрушить. Эту правду резануло – как клинок прямо в сердце.

– Ты знаешь, я не считаю, что Келвадан должен пасть, – сказала я. – Но даже если бы считала – я не поеду с тобой. Я пошла бы за тобой, Эрикс. Но если ты вернёшься, ты снова наденешь это, – я кивнула на маску, свернувшуюся в его вещах, – и снова станешь оружием лорда Аласдара. А я не пойду за человеком, который жжёт клейма на твоей коже и называет это милостью.

Слова прожгли горло, но я вытолкнула их.

Лицо Эрикса осталось камнем, но дёрнулся мускул на челюсти – попала.

– А ты будешь драться за королеву, которая поит тебя ядом вместо того, чтобы позволить быть собой?

Теперь я дёрнулась, но устояла. Перед глазами всплыла королева Гиневра у входа в склеп Аликс, её слова о наследии и о том, как она мечтала лишь о месте, где жить с Келваром в мире. Пусть я и не уверена, что город из камня – моя мечта, желание дома – мне понятно до боли. Я хотела защищать не только королеву. Я хотела защищать идеал города, где для всех найдётся место. Образ города, каким видел его Келвар до того, как сошёл с ума.

– Я тоже буду драться за пустыню. За ту, которую хотели бы Келвар и Аликс, – сказала я ровно. – Я иду по следу лавового вирма, потому что не позволю умирать невинным, пока лорд Аласдар слишком занят, утоляя жажду власти.

Я пошла собирать своё, нахмурившись ещё сильнее, когда сворачивала коврик – он лежал так близко к коврику Эрикса, что они перекрывались. Через несколько минут наш общий лагерь превратился в пару отметин на песке. Через час и их слижут ветром. Я остановилась, поставив ногу в стремя, и посмотрела на Эрикса – ждала.

Вместо ответа он поднял маску к лицу и начал закреплять ремни. Когда его серебряные глаза исчезли за мёртвым металлом, к горлу подкатило жгучее. Он уедет. Оставит меня, пока тёмная точка не растворится в мареве – и я останусь одна. Как меня оставил клан Падра. Как оставили родители.

Жгло глаза; я отвернулась, зарывшись лицом в гриву Дайти, пряча стыд слёз. Мы начинали этот путь как союзники – общая цель, и оба понимали: война, вероятно, разведёт нас. Глупо было привязываться. Но в тени моего одинокого сердца жила тихая надежда: что на этот раз будет иначе. Что на этот раз я не останусь смотреть вслед.

И тут я развернулась – резко, на каблуке, – и увидела Эрикса уже в седле на Алзе.

– Значит, так? Ты тоже меня бросишь? Сбежишь – как бежишь от своего прошлого? – Я кипела, почти выплёвывая слова в песок.

Если он и отреагировал, под маской не увидеть; даже полуденное солнце казалось тусклым на этом металле.

– Это другое, – отозвался он – голос острее полотна, которое он точит каждый вечер. – Сейчас я предлагаю тебе поехать со мной… если ты выберешь. Сейчас твоё одиночество – твой выбор.

Я зажмурилась; слеза выскользнула из уголка глаза и обожгла дорожку по обветрённой щеке. Одиночество – тропа, вытоптанная в моей голове до камня, – я знала её наизусть. Её легко снова выбрать. И я умею по ней идти.

Драйден хотел меня – пока не увидел мою силу. Хадион хотел – ради моей силы. Я думала, Эрикс другой. Оказалось – просто хотел недостаточно.

Я раскрыла глаза – наполовину ожидая, что его уже и след простыл. Но он всё ещё был здесь – тёмная фигура на чёрной лошади, режущая золотой песок, как пятно.

– Нет. Это ты так выбираешь. Ты выбираешь быть мечом – потому что думаешь, что это тебя починит.

Он откинулся назад, будто от удара, но промолчал. Я не стала ждать, пока он найдёт слова. Вскочила на Дайти и сразу вогнала его в галоп – по следам застывшей лавы.

***

Сколько бы ни прошло времени, след лавового вирма было нетрудно держать. Пятна чёрной вулканической корки и обугленные кости тянулись удобной тропой. Я была благодарна, что не нужно вникать в хитрости выслеживания и можно дать Дайти идти галопом. Как всегда, ветер в волосах и грохот копыт заглушали вихрь мыслей в голове. Этого было недостаточно, чтобы перекрыть ток силы в животе, который тянулся, не унимаясь, в сторону Эрикса, – но я отказалась протягивать руку по этой связке, чтобы почувствовать его. Он сделал свой выбор.

Вместо этого я пыталась сосредоточиться на том, что буду делать, когда найду лавового вирма. Детёныш и вдвоём дался нелегко, но теперь я знала, чего ждать. Судя по тому, что лава, по которой я шла, успела полностью остыть и затвердеть, он был на несколько дней пути впереди.

Если бы речь шла о другом звере, я бы заподозрила, что мать держится ближе, но о магических тварях, живших в пустыне до её «укрощения», говорили, что они люты сверх всякой меры. Похоже, вирм и бровью не ведёт, бросая не проклюнувшееся яйцо, лишь бы уйти туда, где добычи богаче. Слишком похоже на моих собственных родителей.

Я встряхнулась от такой фаталистичной мысли; Дайти прижал уши, осуждающе. У пустыни нет времени на отчаяние – и у меня тоже, если я собираюсь пережить встречу с лавовым вирмом. Важно было другое: значительный отрыв чудища давал мне время подготовиться. Если по дороге попадутся финиковые пальмы, можно собрать дерева и смастерить метательные копья.

Слишком скоро, на мой вкус, Дайти перешёл на шаг и опустил голову. Я гнала его весь день, желая уйти как можно дальше от места, где Эрикс заставил меня почувствовать, что, возможно, я не так уж одинока, как мне кажется.

Но солнце уже клевало к горизонту, и мы и правда прошли немало на бешеной скачке. Я нашла рощицу пальм рядом со следом вирма и спешилась – становиться на ночлег. Пока жеребец отдыхает, я смогу заняться копьями.

Я сидела, скрестив ноги, подрезая ветви под нужную длину кинжалом, когда Дайти вскинул голову и резко заржал. Я вскочила, сабля – в руке ещё до того, как я поняла, отчего он так.

Когда поняла – странное тепло разлилось в груди. Связь в животе, которую я весь день принципиально игнорировала, дрогнула.

К лагерю приближалась чёрная лошадь с тёмным всадником. Чем ближе они подходили, тем явственнее солнце ловило отблеск на тёмных кудрях – без капюшона и без маски. Эрикс спешился передо мной, переминаясь с ноги на ногу, но ничего не говоря. Я щёлкнула по натянутым между нами струнам – и получила ответное касание.

– Делаю копья, – сказала я вместо приветствия и кивнула на кучу сырого пальмового дерева.

– Хорошая идея, – отозвался Эрикс. – Помогу.

Он разбил свой маленький лагерь, постелив циновку вплотную к моей – как прошлой ночью.

Глава 33

ЭРИКС

Мы ехали молча – тишина была ровной, тёплой, – но и я, и Кира косились на обугленные останки лошадей и прочей живности. Смерть, шедшая следом за лавовым вирмом, только закрепила моё решение ринуться за ней. Я не позволю такой твари угрожать всем кланам. И не дам Кире встретиться с ней одной.

Разумеется, это означало, что я оставляю лорда Аласдара и кланы лицом к лицу с Келваданом. Я стиснул зубы и попытался утрамбовать эту мысль поглубже – туда же, где гудит постоянный голос пустыни, – чтобы хотя бы попытаться не слышать. В конце концов, победа над лавовым вирмом тоже поможет пустыне. Потом я вернусь к лорду Аласдару – и мы всё равно вернём Сердце.

Тогда, возможно, я уговорю Киру пойти со мной, когда жизни невинных перестанут висеть на волоске из-за вирма. Я знал одно: я больше не вынесу, глядя, как её силуэт уменьшается на горизонте. Эта боль легла глубже, чем корень той магической нити, что теперь связывает нас. Ещё неделя рядом – и у меня будет время убедить её встать рядом со мной – рядом с лордом Аласдаром.

– Расскажи, как ты пересекал пустыню, – нарушила тишину Кира, вытаскивая меня из раздумий. Чувствовалось, что она пытается отвлечься от предстоящего испытания. И я не мог её за это винить.

– Это заняло месяцы, – признался я. – Я сбился со счёта уже к середине пути. Лорд Аласдар однажды уже делал этот переход и настоял, чтобы прошёл и я – чтобы собственными глазами увидеть, что натворил Келвар.

– Мы держались легенды: каждое утро выступали в сторону восхода. В сказаниях говорится, что путь к морю – величайшее из испытаний: оно будет стачивать тебя, подсовывать препятствия, пытаться сломать – чтобы проверить, достоин ли ты носить в себе силу пустыни. Ведь жить здесь она дозволила кланам только после того, как первый всадник прошёл от гор до океана и одарил его потомков своей властью.

– По дороге на нас падали хищники и бури. Я и так держался на лезвии сознания после побега в пески, меня терзали наваждения и миражи. На зыбком песке я снова и снова видел, как срываюсь с привязи – и всех, кого знал, косит моя сила. Видел, как земля трескается у меня под ногами и глотает все девять кланов.

– Но мы шли дальше. И в конце увидели океан.

Я не собирался говорить так много, но Кира слушала, будто заворожённая.

– Опиши, – попросила она.

– Он тянется, сколько хватает взгляда, – как пески, только искрится и синее всего, что ты видела. Моя лошадь, едва мы дошли, влетела в воду и, фыркая, прыгала в пене.

– А прямо на берегу стоял храм – оседающий, с провалившимся углом крыши. Лорд Аласдар сказал, что теперь всё куда хуже, чем в его первый раз. Внутри – алтарь, высеченный из белейшего камня, расколотый пополам. В нём – гнездо под драгоценный камень с мою кисть. Пустое. Впадина почернела, будто выжжена.

Кира посмотрела на меня из-под капюшона ресниц, на лице смешались благоговение и тревога. Я сглотнул. Этим рассказом я не делился ни с кем. Лорд Аласдар велел хранить правду о Сердце при себе – чтобы ни один алчный лорд или воин не попытался прибрать его к рукам. Кланам мы скармливали полуправду – почему пустыня рвётся по швам.

– Я хочу увидеть океан, – сказала Кира, вытягивая меня из мыслей.

– Это нелёгкий путь.

Кира пожала плечами:

– Я уже выживала в стихии. И, проведя столько лет на одном месте, хочу увидеть каждый дюйм этой земли.

Мне чесались губы пообещать, что я пройду пустыню сколько угодно раз – лишь бы с ней. Но я прикусил язык. Вчера я почти сорвался к Аласдару по первому его приказу. Даже сейчас мысли ускользали от того, что будет, когда я вернусь после прямого ослушания. Заживающие рубцы на спине зудели.

– Смотри, там можно встать лагерем, – Кира указала на зеленоватое пятно на горизонте.

Я кивнул. Лошадям нужна вода. Нам обоим – баня. Мы толком не отмылись после схватки с детёнышем, дым до сих пор сидел в моих волосах.

Мысль о каплях на золотистой коже Киры – и как бы я их ловил языком – вспыхнула прежде воли, и я стал тесен в штанах. Я повёл бедром, пытаясь унять вдруг налившуюся тяжесть, – и всё равно ждал нашей купели.

– Нет, – выдохнула Кира неверяще. Подспудный рябящий страх, сорвавшийся с неё и взбаламутивший пустыню, вырвал меня из грёз. Я вскинул глаза, выискивая угрозу. Её взгляд был прикован к оазису, к которому мы с каждым шагом приближались.

– Что?

– Я вернулась. Это мой оазис.

Я прищурился. Контуры пальм и кустов, россыпь камней в стороне – что-то кольнуло память. Тот самый прогал, где я нашёл Киру. Первый раз – тишина внутри, которую я знал только под её рукой.

Кира тронула Дайти в лёгкий галоп – к незаметной стоянке, где изменилось слишком многое. Мы с Алзой нагнали её у каменистого края. Она обошла выступ; я держался на расстоянии: момент явно личный – и всё же я не мог отступить, когда она так явно раскалывалась изнутри.

За камнями клочок брезента хлопал на ветру – сорванный с подпорок шалаша. Кира рухнула на колени и полезла в щель между камней, что служили стеной разрушенному укрытию.

Вернулась, прижимая к груди потрёпанный ранец. Высыпала содержимое в песок: истёртая праща, помятый котелок, пара разношёрстной одежды. Она провела ладонями по этим мелочам, и лицо перекосило – горе, как резь.

– Я здесь жила, – сказала она. – Это было всё, что я знала.

У меня подломились колени; я осел рядом. Злость – всегда на коротком поводке – рванула цепь. Но слепой жар остудила тоска – до костей.

– Сколько? – спросил я.

– Почти десять лет.

Руки задрожали – с трудом удерживал ярость при виде того, как она выжила на волоске – почти девчонка, когда её вышвырнули в пустыню одну.

– Дело было не в голоде, не в жажде и не в хищниках, – будто услышав моё, сказала она, перебирая почти истлевшие ремни пращи. – В одиночестве. В том знании, что в мире нет ни одного, кому важно – жива я или нет.

Я знаю, каково это – быть одному. Но мой опыт бледнел рядом с тем, что лежало передо мной. Меня изолировала сила и тяжесть ожиданий, наваленных на плечи. Здесь, среди диких песков, Кира была по-настоящему одна.

Я обнял её за талию и прижал к себе. Она пошла – сама, повернулась, уткнулась лицом в грудь. Ничего общего с той дикой женщиной, что рычала на меня в этом самом оазисе. Я сжал её так, будто мог вдавить её силуэт себе в душу.

– Ты больше не одна, – прошептал в её волосы, вдыхая терпкий дым, под которым всё равно слышался её тёплый, земной запах. – И мне было важно, выживешь ты или нет, с той самой секунды, как ты плюнула мне в лицо.

Кира прыснула у меня в груди, но обхватила меня поперёк спины:

– По-моему, ты твёрдо склонялся к моему «нет».

Я покачал головой, губы скользнули по макушке.

– С того момента, как я увидел тебя – дикую, непокорную, – ты начала вплетаться в мою судьбу. Когда ты умчалась в ночь, я всё равно видел твоё лицо – снова и снова. Хоть и не понимал зачем.

– А сейчас понимаешь?

Она подняла на меня лицо – раскрасневшееся от жары, и по щеке скатилась одинокая слеза. Я поймал её большим пальцем.

– Думаю, пустыня пыталась мне сказать кое-что. Обычно шёпот силы в голове уводит меня – в лучшем случае отвлекает, в худшем сводит с ума. Но тогда… хотел, чтобы я понял: ты – единственная, кто мне равен. Кто поймёт моё одиночество. Кто сможет расколоть панцирь, в котором я себя замуровал.

Кира моргнула, отгоняя влагу с ресниц.

– Пойдём купаться.

Я даже отпрянул от такого поворота. Уголок её губ дрогнул.

– Я хочу оставить здесь хорошую память. Чтобы заглушила худшие.

Я поднялся, подхватив её на руки. Она обвила меня за шею, за талию – отпустила только у кромки воды.

Там она носком сбросила сапоги; остальное шуршало по песку – слой за слоем. Мне пришлось оторвать взгляд от каждого дюйма открывающейся кожи и заняться собственными вещами. Я снял саблю с плеч, бережно положил в песок, потом добрался до остального. К тому времени, как я разделся, Кира уже вошла – вода ласкала её мускулистые бёдра.

Я поспешил следом, только вытащил из сумы кусок мыла. Догнав, нашёл её по грудь в воде – солнечные линии её тела не крали ни крупицы от фигуры воина. Но сушило рот не это – взгляд. Как она смотрела на мою обнажённую кожу – грудь, плечи, ниже. После стольких лет под слоем ткани каждый её штрих по мне кружил голову.

Она шагнула ко мне – навстречу – и тихо вынула мыло из моей вялой ладони.

И начала меня мыть. Вела кусок по груди и животу, не торопясь, как будто изучала пальцами все ложбинки и уступы мышц. Я жаждал ответить тем же, но тело будто выключили – я тонул в том, как меня бережно обследуют. Иное, чем наша прежняя жаркая, стремительная близость: здесь её касание было медленным, намеренным. Без кожи – ни на дюйм.

Она обошла за спину, вспенила волосы, теребя завитки на затылке; меня прошиб озноб. Пальцы скользнули ниже – над ожоговыми клеймами на плечах – то места покалывали, то немели, где нервы выгорели. Я уже дрожал по-настоящему.

– Что случилось? – её дыхание щекотало затылок.

– Страшно, – выдавил, зажмурившись.

– Меня боишься? – тепло её кожи едва не отстранилось; я резко мотнул головой. Прижал её ладонь к своему плечу.

– Келвар едва не разорвал пустыню из любви к жене. А я… – воздух сорвался из меня рывком. – Мир не переживёт того, что я к тебе чувствую.

Её лоб лёг мне меж лопаток – и мне вдруг понадобилось её больше. Срочно. Везде.

Я повернулся, зарыв пальцы в её волосы, откинул лицо и поцеловал. С плеском мыло выпало из её руки. Её губы раскрылись легко, но язык тут же бросил вызов. В этом бою, как и в каждом, она была дерзкой. Опьяняющей. Желание победить накрыло почти так же, как жар у основания позвоночника и плоть, переполненная до боли.

Хотелось взять верх. И хотелось лечь в прах.

Не разжимая поцелуя, я повёл её назад – к дальнему краю, где воду подпирали плоские плиты. Колени упёрлись в кромку, и она села – я рухнул на колени в воду следом.

Её вздох сорвался, когда я подтянул её к самому краю, ладонями обнимая бёдра. Я поднял взгляд из-между её ног; пальцы пошли по внутренней стороне – мышцы дёрнулись.

– Можно? – коснулся губами колена.

Она кивнула:

– С тобой – всегда да.

Я полз вверх по бедру, покусывая, целуя. Перекинул её ноги себе на плечи. Открытая вот так, она пахла одуряюще – и я больше не выдержал.

Первый же долгий лиз по центру – и у меня закатились глаза – от вкуса и от её придушенного взвизга. Я начал медленно, вспоминая, что ей по душе, водил, пока её пальцы не вонзились мне в волосы.

Когда я добавил пальцы – медленно вошёл – стоны и всхлипы взлетели на октаву. Царапка превратилась в хватку. Бёдра дрожали у моих ушей – близко. Я ускорился – пальцы и язык в одном ритме, бесслёзно жадный. Мне нужно было её растворение – почувствовать, как расползается то, что делаю.

Её крик был самым прекрасным, что я слышал. Её пульсация сжала мои пальцы, а её вкус залил меня тёплой волной. Этого, помноженного на срыв её магии через меня, хватило, чтобы я застонал сам – отклик боли-наслаждения прошил нас обоих. Я лизал, не отрываясь, ловя каждую дрожь – только бы снова.

Кира тянула меня выше, но я качнул головой:

– Ещё раз, – хрип сорвал слова. Я собирался «победить» её – но теперь это я просил.

Она позволила. Ослабила хватку – и я вновь опустился к центру. К тому времени, как её накрыло во второй раз, я был пьян и готов утонуть в ней, пока не перестану дышать.

Но Кира решила иначе: втащила меня на плиту, перевернула на спину. Мозг, и без того в тумане, остановился вовсе – она оседлала меня, скользя по забытому моём напряжении. Я дернулся, когда она смазала меня своей теплотой, – вцепился в её бёдра. Пальцы впились так, что я испугался, как бы не оставить синяков. Кира не возражала. Приподнялась – и уложила мою головку в свой вход.

Она опускалась медленно – мучительно, – и я надеялся, что мои отметины останутся – чтобы потом смотреть и знать: это не морок пустыни, не шаг к безумию. Хотя, когда она пошла, – когда мы поймали общий темп, рвущий остатки рассудка, – я был одержим.

– Это, – я смазал пальцами место, где входил в неё, – в этом количестве… сведёт меня с ума.

Она сжалась вокруг меня так, что я чуть не проглотил язык. Но всё-таки потянулся к её уху и прошептал, срываясь:

– И я больше не хочу быть в себе.

Кира запрокинула голову и поехала – я не мог отвести глаз ни от одного движения, ни от одного её содрогания.

– Посмотри на себя, – прорычал я, хрип чужой. Провёл ладонями по её бокам. Она взглянула вниз, улыбнулась – полупьяная от удовольствия, и в тот миг я был окончательно безоружен. Как не потерять речь, когда на меня так смотрят? Будто чудо – это я, а не она.

Мы сорвались вместе. Я взревел её имя. Наши разряды прокатились по связывающей нас магии такой волной, что я был уверен: пустыня вся дрогнула. Пусть так.

Когда я вернулся в тело, Кира улыбалась, ярче заходящего солнца за её спиной. Я откинул с её висков прилипшие тёмные пряди. Она прижалась щекой к ладони и тихо рассмеялась; от его вздрага у меня прошли остаточные судороги.

– Что? – спросил я.

– Похоже, нам нужна ещё одна баня.

Глава 34

КИРА

Я спала лучше, чем ожидала бы после такого дня, – вымотанная и насыщенная нашими с Эриксом исследованиями друг друга. И всё же, засыпая под знакомые силуэты финиковых пальм и скальные выступы, что слишком долго были моей единственной компанией, я дёргалась от каждого шороха. Просыпалась много раз за ночь, сжимая руку Эрикса, переплетённую с моей, – проверяла, что он настоящий, боялась очнуться и понять, что всё было галлюцинацией от обезвоживания. Я не выдержала бы снова остаться одна – не теперь, когда была с Эриксом, связанная узом, которое лечило мою пустоту лучше, чем целый город людей вокруг.

Когда утром мы уехали, я с облегчением оставила оазис позади, по хвост Дайти. На выезде я обернулась ещё раз – на место, что слишком долго было моим целым миром. Границы моего существования продолжали расширяться, но девочка, застрявшая здесь, брошенная собственными родителями, жила во мне. Ей всё ещё хотелось кричать и рвать глотку от несправедливости, даже если она боялась силы, что скручивалась в ней, била наружу – а потом надолго затихала.

Эрикс остановил Алзу рядом.

– Тебе больше никогда не придётся возвращаться.

Я покачала головой. Этого мало. Ничто уже не сможет отменить случившееся.

– Отъедь, – велел он. Я взглянула вопросительно, но послушалась, увела Дайти с линии, где он стоял на Алзе.

Эрикс протянул руку к оазису и закрыл глаза. Толчок в животе заставил меня вздрогнуть; Дайти переступил, когда сила пустыни собралась вокруг Эрикса. Рёв наполнил уши – отовсюду и будто изнутри головы.

Земля под копытами дрогнула и поплыла, и облако пыли – как маленькая песчаная буря – прокатилось по оазису, заслонив его. Потом, так же внезапно как началось, рычание стихло, а магия сползла с Эрикса – как песок сквозь пальцы.

Вихри пыли осели. Перед нами лежал гладкий песок. Пальмы и зеркало воды смыло, и даже те камни, к которым я прислоняла шалаш, исчезли силой Эрикса – будто их никогда не было. Он перерисовал пустыню для меня.

Я кивнула, не зная, как отблагодарить – и будучи уверенной, что Эрикс и так чувствует мою благодарность. Да, разрушить место, в котором я столько лет была в плену, ничего не меняло по сути, но какой-то тугой узел во мне развязался от того, что его больше нет.

Я пришпорила Дайти и уехала – оставив всё это позади, с Эриксом у плеча.

След лавового вирма снова подхватили легко: чёрные пятна остывшей лавы резали землю как шрамы. Чудовище имело большой гандикап и двигалось быстро – мы шли по его дороге почти всю неделю, хотя гнали каждый день.

Каждое утро мы с Эриксом начинали с форм, бок о бок; наша связь крепла, и магия текла вместе. Каждую ночь наша связь распахивалась настежь, когда мы лежали в объятиях друг у друга. Даже идя навстречу самой опасной твари за столетия, мы были лёгкими – как в те первые ночи.

Мне было мало Эрикса – я исследовала каждый дюйм его тела пальцами и губами при любой возможности. Эрикс, всё ещё выглядывая ошарашенным каждый раз, когда я тянулась к нему, таял от внимания – и чем щедрее я была, тем послушнее таял. Это распалялось во мне – хотелось впитать его соль и сандал в собственную кожу.

На вторую ночь я взяла его в рот – хотелось и его вкуса. Эрикс вздрогнул, намотал мои волосы на кулак, и мне нравилось, как это приковывает его ко мне не меньше, чем меня к нему. Долго это не длилось: он отстранил меня, поднял мои бёдра и вошёл – жёстко, сзади.

Но с каждым днём становилось яснее – мы нагоняем добычу, – и настроение сдержалось. Пятна лавы поблёскивали жарко, а запах дыма в нашем следе переменился – явная вонь разложения, гниющей плоти.

Через неделю мы сидели у костра и обжигали на огне наконечники копий, что делали в пути. Этим вечером мне удалось развести огонь без кресала – искра моей магии легко прыгнула в трут. Теперь, когда я через нашу связь чувствовала, как он проводит сквозь себя эту колоссальную силу, учиться выходило проще. Оставалось надеяться, что этого будет достаточно, чтобы одолеть лавового вирма. Я гнала прочь мысли о том, сколько невинных клановых людей сгорит в его огне, если мы не справимся.

– Думаю, мы найдём его завтра. Или послезавтра, – сказал Эрикс, ровно ведя оселком по сабле. Скрежет металла стал для меня почти успокоительным – он занимался этим каждый вечер.

Я кивнула. Рядом с нами свежая лава пожёвывала пузыри, проступая красно-оранжевыми оконцами.

– Как думаешь, мы сможем его убить? – спросила я.

Этот вопрос давил нам обоим на затылок дни напролёт. Эрикс не озвучивал его – но я видела, как он смотрит на бойню на пути, как туго режется рот.

– У нас нет выбора, – пожал он плечами, спокойно – при всей мрачности слов.

Я поджала колени к груди и смотрела на его руки – чистые, точные движения. Перчатки он больше не носил; как и маска, они лежали в тюке.

– Предлагаю тот же приём, что в прошлый раз, – продолжил Эрикс. – Этот крупнее, но слабое место то же. Как ни толсты чешуя, глаза не защищены.

Я сглотнула, вспоминая, как детёныш едва не скинул меня, как жар от кожи был нестерпим, пока я лезла к черепу, чтобы вогнать саблю. Но если Эрикс вызвался отвлечь взрослого вирма, чтобы я нанесла удар, – я приму бой. Клан Оту́ш и так хлебнул от детёныша; страшно представить, что сделает взрослое чудовище, если выберет цель из шатров. И всё же я думала, нет ли другого пути.

– Ты не мог бы просто… уничтожить его магией, как оазис? – спросила я.

Эрикс уставился в огонь, приоткрывая и закрывая рот, будто пробуя ответ.

– Обычно так я не умею, – признался он. – Иногда… шёпот в голове велит попробовать то, что мне не по силам. Будто пустыня чего-то хочет… и позволяет делать невозможное, если это служит её цели.

Я смотрела – хотела возразить, что это не похоже на правду. Но это было не совсем так. Для одних – вроде королевы – пустыня просто стихия, мощная, но равнодушная. Для меня – никогда. Она друг и противник, и иногда я буквально чувствую её настроение – намерение – во вкусе ветра. Я думала, что одушевила пустыню от одиночества – лишь бы не быть одной, – но Эрикс чувствовал то же. И старый уклад кланов это принимал: Чемпиона выбирает пустыня, а не один навык в поединке.

– Я рада, что ты со мной, – тихо сказала я. Я отправилась валить зверя без него – да, скорее всего глупо, и плата была бы дымящейся могилой. Я шла, потому что если пустынные не примут меня – я хотя бы умру за них. Так, возможно, тоже будет. Но с силой, что живёт на кончиках пальцев Эрикса – силой, которую он учит меня держать день за днём, – у нас есть шанс.

– Я буду с тобой – в добре и в худе, – отозвался он.

– Может быть в худе.

– Я знал это с той секунды, как ты впервые плюнула мне в лицо. Но вот он я, – улыбка у него вышла маленькая, но она держала меня крепче любого ободряющего слова.

Мы выехали утром – сосредоточенные. Даже лошади ощущали натянутый воздух: Дайти промолчал, когда я крепила груз – ни тени обычного показного недовольства. Седлаялись, и мы оба проверили оружие под рукой: сабли за спинами, кинжалы на бёдрах, связки копий – к лукам седёл.