Текст книги "Кровь песков (ЛП)"

Автор книги: С. К. Грейсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Мой соперник пошёл резко: финт, рубка – очень быстро. Так он взял предыдущего. Лезвие взвыло от силы удара. Я не стал парировать, как он рассчитывал, – нырнул. И тут же резанул в ответ – срезал плечо руки с мечом: он не успел сменить направление.

Он отскочил, потирая ямку между шеей и плечом, куда пришёлся мой затупленный клинок. Место для синяка неприятное – зато запомнит мерить силу удара. С саблей чаще важнее скорость, чем мощь.

Я коротко кивнул – предпочитаю учить без слов. Он поднял гард. Но, прежде чем мы сошлись, он застыл, глядя мне за спину, и опустил клинок, склонив голову.

Я обернулся, уже скрипя зубами: лорд Аласдар.

– Милорд, – склонил и я.

– Вайпер, ты мне нужен, – сказал он и тут же двинулся прочь, не проверяя, пойду ли следом.

Я сунул учебную саблю ближайшему всаднику и пошёл за ним. Он не сбрасывал шага – я тоже не стал спешить, только удлинил шаг.

– Немедленно выезжаешь к клану Тибел, – без прелюдий.

– А тренировки всадников на две недели, как вы предлагали вчера? – я старался говорить ровно.

– Это было до бури. Объединять кланы нужно скорее – пока пустыня не разорвала себя.

– Даже если все кланы согласятся на союз за неделю, до штурма Келвадана нам будет далеко, – заметил я.

– Дело не только во вторжении в Келвадан, хотя оно, разумеется, будет, – ответил лорд Аласдар, останавливаясь у одного из загонов. Алза подняла морду от корыта и подошла к ограде. – Речь о выживании. Будет только хуже. Бури, болезни, скверная охота. В числе – сила, если хотим дотянуть до цели.

Я протянул ладонь, и Алза уткнулась в неё, сопя. Отвечать не спешил. Вчера меня рвало в путь, но сейчас что-то держало. Может, мысль о женщине, ускакавшей в ночь. Вдруг вернётся. Я стряхнул её упрямый взгляд – но он всплыл снова. Звон клинков дал передышку от её лица, теперь праздный ум вернул его назад.

– Вчерашняя буря была неестественной. Пустыня так зла, что словно готова обернуть магию против нас, – тихо проговорил лорд Аласдар – так, чтобы мимо проходящие не услышали.

Я поблагодарил маску за то, что она скрывает, как дёрнулось моё лицо. Впрочем, лорд и без того умеет читать меня. Магия пустыни во мне – это власть над мирами вокруг. А дар лорда – слышать ток силы в других. Особенно в тех, у кого эмоции гремят так, как мои. Как бы он ни учил меня тише, они всплывают.

Я рассказывал ему о бурях, что били по пустыне, когда я в детстве выходил из себя: убегал в дюны – и молнии плавили песок в стекло, а я выл в небо, не понимая. Много лет прошло, но вчерашний запах магии резанул память.

Когда ударила первая молния, я почти решил, что это я её позвал. Но не было знакомого покалывания – распластанной вокруг меня пустыни. Я держу эту бездну внизу души уже десяток лет, и она всё равно тянет. А до бури меня тянуло другое: два тёмных глаза, в которых плясал огонь.

– Жаль, жертва ушла. Может, её кровь уняла бы пустыню и усмирила бурю, – сказал я чужим голосом. Многие уверены, пустыня сердится, потому что мир Келвадана лишил её крови.

– А может, буря прервала обряд, давая знак: полумеры не примет, – прищурился лорд Аласдар, будто ловя правду в моих движениях.

– Утром выезжаю к клану Тибел.

Я ушёл до восхода – в сторону, обратную той, куда ночью ушла Кира. На миг подумал: куда она держала путь? Добралась ли? И тут же уставился на Алзины уши. Одиноким в пустыне без припасов не живут долго. Не хотелось воображать, как её возьмут жажда и жар. Вонзить саблю в горло было бы быстрее. Почему я не сделал этого?

Алза фыркнула и вернула меня к себе. Я похлопал её по шее – успокаивая. Обычно ровная даже у крови, сегодня она была нервна. Ненормальная буря напугала.

К полудню я остановил её у россыпи ржавых скал – уйти в тень на самый жар. Спешился и пошёл к валунам. Алза била копытом, взметая пыль у ног. Не шла за мной. Я свистнул – Алза стояла. С жеребёнка я не держал её на поводу – мы ездим без узды и снаряжения, она слушала колено и голос. А сейчас – будто ловкий жеребец из диких табунов.

Я уже шёл к ней сердито – и ощутил запах. Землистый запах магии – как утро после редкого дождя – насторожил. Я поднял голову вовремя, чтобы увидеть, откуда шёл рычащий вибрирующий звук.

Комок чёрной шерсти вылетел сверху – и приземлился на Алзин круп. Алза взвизгнула, взвилась, когти вошли ей в тело – тварь шипела и плевалась. Кинжал сам прыгнул в ладонь – я рванулся, стараясь сдёрнуть её внимание, не калеча Алзу.

Мой кулак скользнул по шёлку шерсти – я лишь чиркнул по боку. Тварь развернулась – и уставилась на меня сияющими фиолетовыми глазами. Я застыл на миг – едва успел поднять кинжал, когда она прыгнула.

Когти скребанули по маске с мерзким визгом металла. Я принял инерцию, лёг на спину, поджал колени и выбросил – перебросил тварь над собой в каменную стену.

Она взвизгнула – ударившись, – и вскочила, как и я. Левой потянулся к плечу – сабля даст мне нужную даль от этих когтей и зубов.

Но зверь прыгнул раньше, чем я обнажил клинок. Алза метнулась между нами и ударила – мощные копыта. Одно попало в грудь – отбросило тварь, но та успела рвануть ей ногу. Алза рухнула, истошно вскрикнув, – передняя нога подкосилась.

Рыча, я вонзился вперёд – клинок в каждой руке. Тварь лежала на спине, ошеломлённая ударом. Пока она переворачивалась, я вжал саблю в белое пятно посреди груди.

К металлическому духу магии примешался запах крови. Зверь задрожал, коротко повыл – и стих. Свет ушёл из пронзительных фиолетовых глаз – остекленели, глядя в небо.

Я наконец разглядел её целиком – некогда было в бою. Что-то среднее между кошкой и собакой; вся – чёрная, кроме белого круга на груди. Но убедило меня не это, а аура – как накат грозы, сочившаяся из тела. Я убил сиха́та – существо легенд, что крадёт души умерших. С тех пор как предки покорили Сердце Пустыни и дошли через пески до океана, таких не видели. Исчезли – вместе с прочими зверями магии. Теперь пустыня разбалансирована – и твари выходят вновь.

Алза заржала – сорвав мысли. Пыталась встать – передняя нога дрожала, держала плохо. Я упал рядом на колено, шепча и гладя по боку. Она перестала рваться, но мышцы под ладонью мелко тряслись.

Я склонился к ране. Четыре поперечных борозды – ниже колена, там, где когти сиха́та сорвали кожу. Рвано, но неглубоко. Сухожилия целы.

Я выдохнул – и с облегчением, и с досадой. Алза оправится. Но сегодня я её не погоню. Задержка мне не нравилась: припасов на длинный одиночный путь я не брал. Лорд Аласдар и это заставит оплатить.

Глаза Алзы заволокло – я стиснул зубы и решил. Поднял её. Она бережно берегла ногу, но встала. Снял с неё немногочисленные тюки – взвалил на плечо.

Мы двинулись вдоль скальной стены – искать ночлег. Алза не жаловалась, но я держал руку на её шее – дрожь под кожей выдавала боль. Вскоре нашли разрыв в стене. Оставив её снаружи, я вошёл первым – сабля наготове.

В углах – кости. Логово хищника. Сейчас пусто. Я чувствовал: хозяина я только что прикончил. А не так – я опаснее любого, кто вернётся.

Поманил Алзу – она послушно вошла. Чуть подтолкнул – и она улеглась у стены. Пока она отдыхала, я занялся лагерем и разжёг огонь у входа. Развёл жар посильнее, пот струился под капюшоном и жилетом.

Когда пламя внизу стало синим, я вытащил кинжал. Засунул в огонь – держал, пока металл не покраснел. И, не давая Алзе времени испугаться, шагнул к ней с раскалённым лезвием. Белки глаз показались, но она не дёрнулась, пока я прижал плашмя к рваным местам.

Она выгнулась, рванулась, но я навалился плечом на круп. Огонь делал своё: прижигал кровь и выжигал инфекцию. И слава пустыне, что это делал я, а не она сама – мне уже приходилось накладывать огонь на себя.

Когда все четыре полосы запеклись, Алза осела на камень – бока влажные от пота, пена у губ. Я дал ей воду из большого меха – свой бурдюк оставил пустым. Ей нужнее.

Она успокоилась. Я сел у огня и дал ему стихнуть до углей. Ночь в пустыне холодает – но рядом с Алзой тепло; хворост жалеть нужно.

Пальцы сами потянулись к маске – снять, раз уж один. Но я замер. Магия пустыни всё ещё висела в воздухе: шептала под кожей, ласкала мозг, тянула тугой узел силы у основания черепа. Чувство взгляда вместе с этой дрожью останавливало: будто магия увидит меня настоящего – и я сорвусь в свой же бред.

Я лёг рядом с Алзой, не снимая ни маски, ни перчаток. Лицом к входу. Сабля в руке.

На рассвете раны у Алзы выглядели лучше, но она всё ещё щадила ногу. Ещё день – и двинемся. Значит, придётся охотиться и добыть воду – на случай задержки.

Я опоясался кинжалом и саблей, потуже завернул капюшон – и вышел на обожжённую землю. Задрал лицо к небу и вдохнул. Магический след сиха́та настораживал, но и помогал – вёл к припасам. Тварь не жила бы здесь, не будь рядом воды. Даже существа легенд пьют.

Я отпустил ноги – пусть сами ведут из-под скал в открытое место. Тень скользнула – я поднял голову: сокол. Проплыл над мной, сделал круги и сел вдали.

Я пошёл туда – и нашёл грубый водопой, выскобленный копытами кочующих табунов. И тут звякнуло.

Сокол стоял на кромке – в когтях болтался чёрнохвостый заяц. Птица подпрыгнула – колокольчик на лапе звякнул снова. Я склонил голову: охотничья птица. Значит, стан клана Тибел ближе, чем я думал? Или охотники ушли далеко. Дичи мало – и наши уходили всё дальше.

Сокол взмыл с добычей. Я запомнил, куда полетел, и повернулся к воде. Следы в грязи – зверьё, что приходит пить – значит, пить можно. Наполнил большой мех и свой бурдюк, взвалил на плечо и пошёл обратно к скалам, где ждала Алза.

Не прошёл и четверти пути, как слева на горизонте поднялась пыль. Я прищурился – оценить даль. Если поспешить, можно успеть к пещере до бури. Уже готовился бежать, но приметил силуэты лошадей в мареве. Это не буря. Это всадники.

Я сбросил воду на землю и выдернул саблю с плеча. В глуши встречные охотники редко дружелюбны. Топот рос, и в солнечных бликах вспыхнули клинки. Они думали о мне так же.

Они сомкнулись клином; предводитель нёсся на меня, выставив меч копьём – пронзить, как дикого кабана. Я стоял. Сабля – у бедра. Мир размывался по краям – ощущения стягивались в вибрацию копыт под моими сапогами и в дрожь магии, что связывала меня с каждым зерном песка. Почти невыносимо – если бы я не научился глушить.

Я не двинулся, пока до меня оставалась длина лошади. А потом прыгнул – магия подбросила. Лидер не успел поднять клинок – я перелетел над ним и сел на его коня за спиной. Рукоять сабли врезалась ему в висок – с треском. Он сполз с широкой спины. Пламя его жизни в магическом ландшафте погасло – копыта растоптали. Я едва не поморщился от резкого угасания, но рёв боя уже заливал голову.

Конь подо мной встал на дыбы и тут же сел на круп, буксуя – почувствовал чужой вес. Я сжал его бока, сохраняя седалище, а руками работал – сабля, кинжал.

Тонким жгутом я коснулся его разума – усмирил. Лошадь – дитя пустыни, магия в них сильна. В придачу к своему дару я унаследовал чутье к лошадям. Жеребец выровнялся, и я лёг корпусом, разворачивая его на атакующих, что распались после гибели предводителя.

Я прошил строй, рубя саблей и коля кинжалом – слева и справа. Тела стекали на песок, и клинки краснели. Дыхание шло паром сквозь отверстия маски. С каждой жизнью, что я гасил, голоса в голове поднимались, пока не заорали так, что череп трескался.

Визг силы перекрыл всё – я рванулся в сторону: кнут огня сорвался из ладоней одного из оставшихся. Такая мощь редка вне лордов и их воевод. Но не против меня.

Я сжал кулак – и пламя в его руке погасло. Он дёрнул кистью – пытаясь вернуть преимущество. Поздно. Взмах – и мой кинжал полетел. Глухой хлюп – вошёл под грудину. Он захрипел и сползал с седла. Я уже отворачивался – искать остальных.

Я развёл взгляд – и увидел лишь разбросанные по песку тела да испуганных коней. Я зарычал – готов рубить дальше. Но никто не шёл. Инстинкт вопил крови, хором, что проснулся от магии в бою и требовал ещё.

Я спрыгнул, пошатнулся и упал на колени. Взгляд прояснился – на сабле алый блеск. Я методично вытирал лезвие о песок – отдавая пустыне взятые жизни.

Голоса спали с крика до шёпота – и вдруг, редко, – до тишины, пока песок пил мою дань. Все жизни клановцев принадлежат пустыне; она просит вернуть их себе. Я выдохнул – угроза бреда отступила.

Пустыня всегда орёт во мне – будто велит что-то сделать, найти, сломать. Она стихает ненадолго – лишь после боя. Я думаю: значит, я дал ей, что требовалось. Так учил лорд Аласдар. Он знает тайны пустыни больше других. Он научил меня держать силу. Я буду следовать.

Звон вернулся в тишину – колокольчик. Тот самый сокол. Он прыгал вокруг одного из павших – ждал, что тот подставит руку. Я поднялся и подошёл.

Синий пояс на талии, серебряная булавка со злобной гиеной – воин клана Тибел. Это он пытался жечь меня огненным кнутом. На шнуре у груди поблёскивал осколок кровавого стекла – оно усиливает дар, – вот откуда у него сила. Они вышли готовыми. Значит, клан Тибел ждал меня – и не желал говорить. Это было послание. Я отправлю своё.

Решительным взмахом я отделил голову от тела. Сокол взвизгнул и отпрыгнул, когда клинок вошёл в песок рядом. Но продолжал смотреть, склонив голову набок, пока я держал трофей за волосы – кровь капала на и без того пропитанный песок. Я понёс голову к коню, крутившемуся поблизости – потерянному без хозяина.

Сум у них не было – значит, лагерь клана недалеко. Они донесут мои слова. Их всадники пришли сказать: клан Тибел не торгуется. Возврат их голов скажет: Вайпер не уступает.

Когда я вернулся к пещере, где отдыхала Алза, она встретила у входа, тихо заржав. Я попытался оттеснить – не хочу, чтобы она грузила ногу, – но она ткнулась в мою одежду, принюхиваясь к крови, как будто проверяя – не моя ли. Я мягко отодвинул её и стащил с плеч мехи с водой. Это её успокоило: она тут же вцепилась в горлышко, пила шумно и долго, пока я держал. Я смотрел, как она стоит: вес на всех четырёх, не избегает больной ноги. Кожа вокруг прижжённых полос воспалена, вздута, но раны неглубокие – выдержит.

Раз лагерь Тибел близко – тянуть больше незачем. Я стал собирать наш малый стан: связал сумы, затоптал кострище. И тут звякнуло.

Я резко повернулся к входу, уронив ношу; руки сами нашли рукояти. На пороге стоял тот самый сокол. Подпрыгал ко мне – с любопытством. Я нахмурился.

Я видел, как он взмыл, когда я погнал коней туда, откуда они пришли – с резким шлепком по крупу, каждый – с головой бывшего хозяина. Думал, вернётся в стан – к тем, кто за ним ухаживает. Охотничий сокол на вес золота, особенно когда орyx редеют.

Но он подлетел ко мне. Я рефлекторно выставил руку – он сел без приглашения. Кожаные перчатки защитили от когтей. Я рассмотрел колокольчик на лапе и уже думал снять и отпустить. Птица перебралась выше по руке и коротко «кэкнула». Я выдохнул носом.

Слишком ручной, чтобы долго продержаться один. Видит во мне не угрозу, а спутника. Если всё равно полетит за мной – гнать не стану. А там, глядишь, и свежего мяса в дороге прибавится – если научусь с ним работать.

Пока я опустил руку к россыпи камней – повернул, чтобы он пересел. Он устроился, встряхнул перья и решил, что насест годится. Я дособирал вещи и прикрепил к Алзе. Потом вывел её, ведя за шею. Если лагерь Тибел близко – могу идти рядом, давая ей отдых.

Сокол подпорхнул – попытался сесть Алзе на шею. Она тряхнула головой и фыркнула – когти ей не нравились. Тогда он опустился мне на плечи – крючья пробили накидку и жилет. Я поморщился от веса и щипка.

Аккуратно снял его и посадил на тюк сверху на Алзе. Он устроился, пару раз встряхнулся – и остался. Так мы и двинулись – по следу, откуда пришли всадники клана Тибел.

Глава 8

КИРА

Назойливый, грызущий голод вытащил меня на поверхность – как обычно. Мысли отскочили в счёт: сколько у меня осталось полосок вяленого мяса орикса и можно ли позволить себе завтрак. Обычно я предпочитала сперва охотиться, а еду оставляла на самый зной, чтобы спрятаться в шалаше от солнца. Но сегодня – не тот день. Пустота под рёбрами была слишком остра, чтобы охотиться натощак. Я попыталась пошевелиться – и провалилась, будто меня держит мягкое ложе.

Я застыла. Подо мной было гораздо удобнее, чем мой нищий гнёздышко из украденных подушек и протёртых ковриков. Глаза распахнулись, треснувшие губы втянули воздух: надо мной был цельный каменный потолок.

– Жива! – провозгласил мужской голос.

Я повернула голову, щекой коснулась подушки – шёлковой, она не царапнула вечносгоревшую кожу лица.

В поле зрения стоял смуглокожий мужчина, улыбался во весь рот. Но его перекрыл силуэт прямо рядом – женщина опустилась на колени, склонила голову набок; глаза – строгие, но добрые. Я узнала её – ту, что подошла к нам с Дайти, когда…

Келвадан.

Вот где я. Я дёрнулась, пытаясь сесть; руки – слабые, как степная трава на ветру. Женщина помогла – уверенные ладони на плечах. От человеческого прикосновения я всё ещё вздрагивала.

– Ты в безопасности. Всё в порядке, – сказала она твёрдо, но почему-то успокаивающе. Наверное, дело было в том, что её уверенность не терпела возражений.

Я раскрыла рот, но язык ещё распухший, слова не желали складываться. Пока я сидела с приоткрытым ртом, я разглядывала её – ещё одни человеческие черты, которых я столько лет не видела рядом. Капюшон был откинут, череп выбрит; по коже шла одна жирная чёрная линия – от лба через макушку; на бледной коже она казалась ещё чёрнее. Её глаза сузились, оценивая меня в ответ; в их ледяной синеве не было злобы.

К низкой кушетке, на которой я лежала, подскочил другой – тот самый мужчина – и протянул чашу. Я вырвала её прежде, чем смогла остановиться. Он улыбнулся, в глазах вспыхнули смешинки – как блики на серебряных бусинах в его чёрных косах. Я прижала чашу к губам и пила – до судороги сладкую воду; часть вытекла, потекла по подбородку.

Я оторвалась с усилием – хотелось жадно выпить всё разом, но я знала: так только вырвет, и драгоценная вода пропадёт. Я слишком хорошо знала цену таким вещам.

Женщина воспользовалась паузой и объяснила:

– Я привела тебя к себе, когда ты упала в обморок. Ты без сознания была всего час. Тень и вода творят чудеса.

– Зачем? – выдавила я. Прежняя горячность, что гнала меня к падению, вернулась – и столкнулась в груди с недоверием к чужим, особенно к тем, кто вот так просто добр.

– Келвадан – убежище для всех, кто странствует по Пустыне Баллан, – весело ответил мужчина и широко развёл руками, будто его лично назначили встречать путников.

Я моргнула. Неужели город и правда такой, как в мечтах? С расстояния гор он казался легендой – может, от усталости.

– Так и есть. И моя работа – чтобы так было всегда, – подтвердила женщина. – Я капитан всадников Келвадана. И последнее, что ты сказала, прежде чем упасть, – что Келвадану грозит опасность.

Я раскрыла рот – решимость, что несла меня через пески, подпиталась напоминанием о цели. Клан Катал хотел уничтожить это чудесное место. Место, в котором я столько лет мечтала найти дом.

– Она расскажет за едой, – перебил мужчина, прежде чем из меня полилось всё разом. – Путь у неё был нелёгкий. Плохо, если она снова рухнет посреди рассказа.

Я свесила ноги с кушетки и огляделась. На стенах – богатые ткани, полупрозрачные занавеси колыхались от сквозняка; и мне стало неловко – сколько грязи я сейчас оставляю на мягком. Яркие цвета, разная фактура – комната была небольшая, но казалась роскошной, несмотря на странную конструкцию: весь дом был из серого камня – пол, стены, потолок – без швов, будто выточен целиком.

Снизу, подъезжая, мне показалось, что город вырезан в горе. Теперь я видела: так и есть.

– Дайти, – выдохнула я.

Женщина вопросительно глянула.

– Мой… – я сглотнула: не совсем мой, но не время. – Мой конь.

– Он в конюшнях, рядом с конём Невена, – кивнула она. – С загоном было непросто. Похоже, только тебя он терпит.

Я моргнула. Со мной он был ласков, терпел мою косолапую посадку. Других людей рядом я не видела. Но я обрадовалась: о нём позаботятся, после того как я увела его из дома и гнала через пустыню.

– Идём, – поманил мужчина, накрывая стол. У меня расширились глаза: фрукты, жареное мясо. Даже хлеб – редкая роскошь у кланов, где кочевая жизнь не про зерно.

Я опустилась на подушку у низкого стола – ноги дрожали, пальцы сжала в кулаки и поддела под бёдра, чтобы не схватить всё сразу. Инстинкт шептал: хватай, пока перед тобой. Но я помнила ещё городской уклад – как ведут себя люди. И ещё – сознание, едва очнувшись, уже искало, как скрыть моё изгнание. Пока у меня есть конь – для них я из клана. Узнают, что я изгнанница, спросят – за что. Узнают, что я сделала… меня вышвырнут из этого чудесного места.

– Ешь, – сказала женщина. – У тебя был долгий путь. Надо набраться сил.

Рука сама схватила ближайший кусок – запечённую птицу. Я не стала тянуться к тарелке – поднесла к зубам. Вкус пряностей и свежего мяса защипал глаза, горячий сок стекал по подбородку.

– А пока ты жуёшь, мы успеем как следует представиться, – подхватил мужчина, благородно отвлекая взгляд от моих манер. – Я – Невен, это моя жена, Адерин. Она служит королеве Джиневре и отвечает за безопасность города. До сих пор не понимаю, почему она вышла за меня – простого ткача.

Адерин шлёпнула Невена по руке, и в её лице на миг проступила улыбка.

– Будто королевские платья шьются не из твоих тканей.

– А как нам называть тебя? – повернулся ко мне Невен. Я уже обглодала кость, и живот болезненно сжался – не привык к такой пище после голода.

– Кира, – сказала я. Ожидала неловкой паузы – в обычаях за именем следует клан. Я почти решилась соврать – назвать любой. Но ни Невен, ни Адерин не спросили. И сами они назвали только имена, поняла я.

– И что привело тебя в Келвадан, Кира? – спросила Адерин.

Я сглотнула – горло перехватило от внезапного страха. Я дошла сюда, чтобы предупредить Великий город. Я не могу струсить сейчас – боясь, что случайно выдам своё изгнание.

– Меня схватил клан Катал. Они хотели принести меня в жертву пустыне – задобрить её.

Адерин нахмурилась, Невен покачал головой, но молчали.

– Пока я была в плену, я слышала, как их вождь, лорд Аласдар, говорит о планах. Он… объединяет племена. Как только все девять окажутся под его знаменем, он пойдёт на Келвадан. Мне удалось бежать, и я пришла предупредить.

Тарелка в руке Невена брякнула о стол – едва не выронил. Морщина между бровей у Адерин лишь углубилась.

– Келвадан – единственное место, где племена встречаются в мире. Ему не собрать их, – сказала она, но вопрос в голосе выдал тревогу.

– Четыре клана уже согласились. Я… думаю, выбора им не оставляют, – призналась я. В голове вспыхнул образ того, кого они называли капитаном: металлическая маска, длинная сабля. Если он ездит к лордам говорить о союзе – он не остановится на вежливых словах. И всё же… он не убил меня, когда мог.

– Королева захочет услышать всё, что ты знаешь, – сказала Адерин. Я напряглась.

Мне и так было тесно в их красивом доме. Я десять лет не носила ничего, что не было бы поношенным, и мое тряпьё выглядело ещё жалче на фоне их тканей. Как я вообще смогу смотреть в лицо королеве?

– Приведём тебя в порядок, не волнуйся. Уверен, и одежду подберём – так, что королева себе такое же закажет, – подмигнул Невен.

– Сначала – еда, – добавила Адерин.

Ком в животе немного растаял – я кивнула. Если предупреждение Келвадана о лорде Аласдаре – это то, ради чего я выжила все эти годы, я приду к королеве с тем мужеством, что осталось.

Я остановилась после ещё куска хлеба и фрукта – такого, какого не пробовала никогда. Я вертела его в пальцах – Невен показал, как снять толстую кожуру и добраться до терпкой мякоти. Адерин сказала, что его привезли торговцы из-за гор. В пески они не суются – слишком сурово, да и кланы не прощают – но в город заходят всё чаще в последние десятилетия.

Я вытерла руки полотнищем, что дал Невен, и, хоть живот был полон, косилась на оставшиеся хлеб и фрукты. Оставлять еду – против моей кости. Я даже прикинула, влезет ли пара плодов за пазуху.

– Уверен, королева тоже накормит, – заметил Невен, косо взглянув, как будто прочёл мысль.

Я кивнула.

– Пойдём умоем тебя, а Невен подберёт одежду, – сказала Адерин и вывела меня через высеченную арку в узкий коридор, в маленькую комнату. Там журчала вода. Я смотрела, как струйка падает с потолка в каменный лоток – и меня передёрнуло. После лет под открытым небом, когда пряталась лишь в зной и редкие бури, быть зажатой камнем – было страшно. Тяжесть горы давила, и мне понадобилось несколько вдохов под шёпот воды, чтобы отогнать липкую панику.

– Мыло – здесь, – Адерин кивнула на полку в стене. – Вода холодная, но лучше, чем носить вёдра из колодца.

Я подставила ладонь – ледяная.

– Прямо из горных источников. Туннели выдолблены вместе с городом. Не в каждом доме они есть, и многие любят горячие бани. Я – за холод – он бодрит, – сказала она и ушла.

Я сняла одежду – едва кожу не содрала: грязь и пот держали, как корка. На миг всерьёз подумала, что смогу сдрать себя, как кожуру с того фрукта. Сдержала рваный смешок – он гулко отозвался от камня. Усталость и каменный мешок лезли в голову; я вернулась к делу. Как ни тряпьё были вещи, взятые у проходящего клана – и без того ношеные, – я обычно держала и их, и себя в порядке – в оазисе обмывалась ежедневно.

Песок осыпался на пол, когда я сбросила тунику, свободные штаны, пояс и капюшон. Я шагнула под воду; холод выбил дыхание, но я не отпрянула. Адерин права – холод бодрит. Он усыпил жгучую боль солнечных ожогов до приятного онемения.

Привыкнув, я взяла мыло. Чистой воды и мыла у меня почти не бывало. Под слоем пыли проступила темнокожая спина – я давно её не видела такой. Я вымыла волосы – пыльно-рыжеватые пряди потемнели до тёмно-каштановых, светлее, чем прежняя почти-чёрная тень – до всех этих лет под палящим солнцем.

Постучали; я позвала Адерин. Она вошла – и на миг застыла. Я глянула вниз – и только потом вспомнила о скромности. В песках я часто была нагой – зрители разве что зайцы да песчаные лисы. Я давно не думала о том, как выгляжу в чужих глазах.

Я машинально прикрылась, но Адерин качнула головой:

– Они держали тебя очень долго.

Я сглотнула и дёрнула подбородком. Если ей проще думать, что это из-за плена – я не стану рушить. Келвадан, говорят, принимает даже изгнанников, но моё изгнание – стыдное. И всё же, когда она протянула полотенце и узел с одеждой, во мне шевельнулась вина. Не стоит обманывать тех, кто так добр – ещё и когда моё присутствие может навлечь беду. В мечтах о жизни в Келвадане я всегда упускала: я могу снова поставить всех под удар – как уже поставила свой клан. Но после нескольких дней среди людей я не была готова опять уходить в одиночество. Я скажу королеве о клане Катал – а потом буду честна с Адерин.

Я обсушилась и развернула одежду: свободные штаны, зауженные к щиколотке, и короткий топ, открывающий руки и живот. Оба – золотисто-жёлтые, узор темнее – непонятные знаки на плечах и по поясу.

– Это слишком красиво, – призналась я.

– Невену нравится делать красивое, – уголки губ у Адерин дрогнули – смягчили морщины у глаз. Такой вид у неё бывал лишь при слове «муж».

Я натянула – и не удивилась: штаны висели на талии, костлявость торчала.

– Невен расстроится, что некогда подогнать, – но он и так сделает тебя красивой, – сказала Адерин.

Она повела меня по коридору – я была готова к камню, но всё равно он давил близостью стен. Мы вошли в комнату, где ели: Невен ждал.

Он скрестил руки, прищурился, замурлыкал что-то и полез в сундук. Достал две ленты – густо-синие, как ночное небо при полной луне.

– Сгодятся, – сказал и обвил одной мне талию – как пояс, сильнее притянул штаны к торчащим тазовым костям. Второй подвёл меня спиной к себе и стянул волосы, оставив длинные концы падать рядом с ещё влажными прядями.

– Прекрасно, – удовлетворённо отступил. Подал ручное зеркальце. Я подняла его медленно – боясь, кто посмотрит из гладкой плоскости: так давно я видела себя только в ряби оазиса.

На меня глянуло сердцевидное лицо. Глаза – золотые, глубоко под выступающим лбом – темнее, чем в детстве. Кончик носа чуток вздёрнут – заметнее на впалых скулах. Я быстро вернула зеркало.

– Спасибо. Наряд… красивый, – сказала я.

Адерин кивнула:

– Пора к королеве Джиневре.

Я вздрагивала в третий раз за пару минут – чьё-то плечо задевало моё, и сердце запрыгивало в горло. Пришлось сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем шаг стал ровнее по извилистой дороге вверх, к вершине Келвадана. Я готовилась к встрече с королевой – не думала, что путь во дворец окажется не менее ошеломляющим, чем сама аудиенция. Подъём от средних террас, где жили Адерин с Невеном, к самой верхушке, где находился дворец, сводил меня с ума: людей было повсюду, и они почти не смотрели друг на друга, двигаясь в сложной хореографии – рядом, но не сталкиваясь. После тишины пустыни, где слышен лишь шорох ветра в редких кустах да редкий крик оманской совы, Келвадан оглушал. Голоса звучали отовсюду; меня постоянно утягивали обрывки чужих разговоров – мелькали и исчезали в водовороте человеческой жизни. Я подпрыгнула, когда кто-то окликнул знакомого из распахнутого окна.

Мы поднимались всё выше по горному склону, минуя террасу за террасой. Наконец прошли через широкие кованые ворота в просторный, незаполненный людьми двор. По ту сторону, через открытое пространство, – высокие двери прямо в каменную толщу горы: дворец, венец чудесного Келвадана, со шпилем, тянущимся к небу. Я задрала голову, готовясь разинуть рот на эту красоту – террасы, окна, вид на город и пустыню.

Но взгляд зацепился за статую посреди двора. Камень был иной – словно не вытёсан из горы вместе с городом, а добавлен позже. Мужчина на великолепном коне – сабля, слишком большая, поднята над головой; сила, власть. Лицо прожгло память: гордое, знатное, с улыбкой и лёгкой озорной искрой, чтобы не казаться чопорным. Я всё оглядывалась на статую, пока Адерин вела меня к дверям.

Стражники у входа уважительно кивнули и распахнули створки – очевидно, знали Адерин и признавали её власть. Внутри я не знала, куда смотреть: убранство роскошно и сдержанно. Я ожидала вычурности, а увидела спокойную красоту: широкие окна заливали залы светом, и всё казалось сном.

Адерин не дала задержаться у гобеленов и строгой каменной резьбы, поведя по нескольким лестницам на широкую террасу с небольшим столом и креслами. В кресле, держа свиток и бокал из гранёного стекла, сидела одна из самых красивых женщин, что я видела.

Морщинки в уголках глаз и нити седины в каштановых волосах говорили, что юность позади; но королева сидела с такой естественной статью, что и я выпрямилась. Сложная причёска и льнящаяся серебряная ткань платья могли бы показаться излишеством на другой – на ней всё было к месту. Её достоинство не казалось чопорностью благодаря улыбке, которая осветила взгляд, когда она подняла глаза и заметила нас в проёме.