Текст книги "Бессердечные мальчики никогда не целуются (ЛП)"

Автор книги: С. Дж. Сильвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Глава 25

Слоан

Как ему это удалось?

Я наблюдала за Тобиасом, сидящим в одиночестве на противоположном конце трибун. На поле для лакросса сегодня было мало студентов – мы застряли в этом странном переходном периоде между зимой и весной. Лёгкий ветерок оставлял на щеках ощущение крошечных ледяных игл, и я знала, что они покраснели не меньше, чем у Джеммы, Мерседес и Джорни.

– Тобиас, почему ты сидишь там внизу? – наклонилась к нему Джемма.

– Учусь, – ответил он, мельком бросив взгляд в мою сторону.

Внутри меня ёкнуло что–то теплое, и я поспешно отвела глаза, делая вид, что это меня не задело. Телефон жёг мне руку, пока я перечитывала сообщения от случайного номера – не от «Неизвестного», который писал мне неделями, а от номера, который, как я теперь знала, принадлежал ему.

Тобиас: Задай мне вопрос по литературе. Продолжим нашу игру.

Я: Тобиас? Ты как вообще получил мой номер?

Тобиас: Я жду, Белоснежка.

Я: Не отвечу, пока не скажешь, как он у тебя оказался.

Тобиас: Джорни дала.

Я: Врёшь. Она бы не дала мой номер без моего согласия. Она, в отличие от тебя, уважает личные границы.

Тобиас: Я был внутри тебя. Но не могу иметь твой номер?

Я в отчаянии опустила руки, не донеся их до телефона, и снова взглянула на него. Джемма, Джорни и Мерседес о чём–то оживлённо говорили, но я была слишком занята, пытаясь понять, как Тобиас может выглядеть таким невинным и спокойным с карточками для запоминания, которые я для него сделала, и одновременно писать мне такое.

Часть меня задавалась вопросом – не ловушка ли это? Не собирает ли он очередные козыри для шантажа?

Тобиас: Ты покраснела.

Вот же мудак.

Я яростно напечатала ответ.

Я: Это от холода! Ты тоже красный!

Я снова посмотрела в его сторону, хотя сама себе запрещала, и увидела, что он пристально наблюдает за мной в своей дурацкой черной шапке, натянутой до бровей. Его щеки едва порозовели: что, он теперь и к холоду невосприимчив?

У него был идеальный оттенок кожи – не слишком бледный, но и не загорелый. Гладкое лицо, если не считать легкой щетины, проявляющейся к ночи, и той резко очерченной мышцы, что выпирала, когда он злился и стискивал зубы.

Наши взгляды встретились и замерли – дольше, чем следовало, – пока он не кивнул в сторону сестры, и я наконец очнулась.

– Что это было? – Джемма рассмеялась, но в ее взгляде читалось недоверие.

Я пожала плечами, выключая телефон:

– Просто проверяла, действительно ли он учится, или только притворяется.

– Он упрямый, – Джорни облокотилась на спинку трибуны позади меня.

– Этим он пошел в нашу маму, – кивнула Джемма, поправляя шапку. Ее блестящие волосы беспорядочно рассыпались по плечам.

– Логично. Директор совсем не упрямый, он довольно покладистый.

Я кивнула в согласии:

– Это точно. Он может быть и моим отцом?

Мы все рассмеялись, но смешинки вокруг глаз Джеммы смягчились, когда она на долю секунды поймала мой взгляд. Я поспешно отвела глаза, чувствуя новую вибрацию телефона.

– Ууууу! – завизжала Джемма, когда Исайя забил гол.

Они сделали перерыв на зиму, но обычно в Святой Марии играли в лакросс круглый год.

– Привет, – Бэйн материализовался из ниоткуда (как обычно) и уселся рядом с Джорни. Он появлялся рядом со своей недавно обретённой сестрой только когда она была без Кейда и остальных Бунтарей. Вся эта история с их родством была настолько запутанной, что разбираться в ней можно было годами, так что я снова уткнулась в телефон, пока Бэйн и Джорни увлеклись разговором.

Тобиас: Было бы странно, если бы мой отец удочерил тебя, Слоан. Мы бы стали братом и сестрой... а я ведь уже был внутри тебя.

Я изо всех сил старалась не сверлить его взглядом.

Я: Хватит подслушивать мои разговоры. Ты вроде как должен учиться, или сидишь там, как отшельник, специально чтобы бесить меня?

Тобиас: Я сказал задать вопрос. Жду.

Я наблюдала, как его длинные пальцы перебирают карточки, а телефон лежит у него на коленях. Он поднимал его только чтобы написать мне, и снова возвращался к учебе.

Со вздохом я откинулась назад, как Джорни, следя за парнями, бегущими по полю с клюшками для лакросса.

Я: Назови три основные темы в творчестве Сильвии Плат.

Мой взгляд тут же переметнулся к нему. Он выпрямился, задумался на мгновение. Мышцы его челюсти напряглись, затем он наклонил голову и быстро набрал ответ.

Тобиас: Смерть, изоляция, одиночество. Ты специально это спросила? Думаешь, мне одиноко тут?

Я не успела ответить, когда пришло новое сообщение. Ненадолго проигнорировав его, я завела разговор с Джеммой о поступлении в колледж.

Тобиас: Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? На кого поступаешь?

Я: Опять подслушиваешь наши разговоры? Не дай бог твоя сестра заговорит про секс с Исайей.

Я тихонько рассмеялась, когда Тобиас вздрогнул всем телом.

Я: Я хочу стать ветеринаром.

Он наклонил голову – явно удивлённый. Этим я не делилась ни с кем, кроме Уиллоу. Мои родители делали вид, что это несбыточная мечта. В шесть лет они подарили мне кота, чтобы «обуздать желание», и я едва не взяла его с собой в Святую Марию.

Тобиас: А я только что слышал, как ты говорила о политологии. Что бы это ни значило.

Он не ослышался. Живот сжался, выталкивая воздух из моей напряжённой груди.

Я: Мои родители не одобряют мой выбор.

Тобиас: И ты позволишь им решать за тебя? Не похоже на тебя.

Я уже набирала: «Ты меня не знаешь», когда пришло новое сообщение.

Тобиас: Дай угадаю. Ты пишешь: «Ты меня не знаешь». Что только доказывает обратное.

Поражённая, я сунула телефон в карман пальто и мельком взглянула на него – он сидел с самодовольной усмешкой. Я резко выпрямилась и отвернулась, включившись в общий разговор, делая вид, что не осознаю простой истины: он был прав.

***

– Так, класс! Барабанная дробь, пожалуйста!

Мистер Рейк стоял перед своим столом, как обычно делал через пару дней после контрольной, объявляя лучший результат. Его взгляд был прикован ко мне. Тобиас ерзал на месте, и я могла почти физически ощущать исходящее от него тепло, даже сидя за три ряда.

Как всегда, никто не изобразил барабанную дробь. Когда мистер Рейк назвал моё имя, это никого не удивило.

– Подходи за наградой, дорогая.

Я поморщилась. Дорогая? Это уже новшество. Поднимаясь, я прошла мимо Тобиаса: он вцепился в края парты так, будто собирался переломить её пополам. Неужели он плохо написал работу?

Мысль о мистере Рейке и его сомнительном прозвище мгновенно испарилась. Теперь я беспокоилась только об одном – неужели все наши совместные занятия прошли зря?

Казалось бы, я должна была переживать из–за того, что у него осталось то видео, где я стонаю его имя – видео, которое он может показать его сестре. Но нет. Вместо этого я волновалась, сдал ли он тест.

Тобиас официально поселился в моей голове, и это угнетало. Осознавать, что начинаешь заботиться о человеке, который сам утверждает, что у него нет сердца...

– Спасибо, мистер Рейк, – сказала я, запуская руку в ведро с леденцами и вытаскивая свой любимый – вишнёвый. Так было каждую неделю, и я всегда выбирала вишню.

Никто не обратил на меня внимания, пока я возвращалась на место. Одни дремали, другие собирали вещи, запихивая работы в папки в ожидании звонка. Я чуть не остановилась, увидев, как Тобиас пристально смотрит на мистера Рейка. Его пальцы побелели от напряжения, словно вцепились в лист с контрольной.

– Ты... получил плохую оценку? – осторожно спросила я. Беспокойство грызло меня, пока я разворачивала леденец и клала его в рот.

– Можно я сверну ему шею?

– Что? – я вынула леденец изо рта и наклонилась к нему ближе. – Неужели ты действительно так плохо написал? Этого не может быть.

Тревога сменилась недоумением, но когда Тобиас резко повернулся ко мне, я увидела гневные складки на его лбу и вдруг дико захотела разгладить их пальцами.

– Тобиас, что случилось?

– Я уверен, он вызывает тебя к доске только чтобы пялиться на твою задницу.

Я обмякла.

– Боже правый. Хватит. – Слова вырвались у меня сквозь зубы. – Я думала, ты завалил тест. Ты хотя бы сдал?

– Какая разница? – Он смотрел на меня с немым вопросом. – Я в шаге от того, чтобы свернуть ему шею, а ты переживаешь за мои оценки?

Прозвенел звонок, но Тобиас даже не пошевелился. Он медленно повернул голову в сторону мистера Рейка, который устроился за своим столом. Костяшки его пальцев всё ещё были белыми, а светлая синева глаз, которую я видела в поздние часы в его комнате, теперь потемнела до гневного, почти ночного оттенка.

Я резко вскочила, схватила его тест вместе со своими вещами и вцепилась в его предплечье. Его взгляд скользнул к моим ногтям, впивающимся в его кожу, но он позволил мне поднять его со стула.

– Пошли за мной.

К моему удивлению, Тобиас безропотно позволил вывести себя из класса. Мистер Рейк на секунду отвлёкся на нас, затем снова погрузился в проверку работ. Я провела Тобиаса через шумный коридор, стараясь избегать любопытных взглядов, и через мгновение затолкала его под главную лестницу – в укромный угол за бетонной опорой.

– Возьми себя в руки, – отчитала я его, пока он откидывался на стену, ослабляя галстук.

Он шумно выдохнул, избегая моего взгляда. Его челюсть была так напряжена, что мне вдруг захотелось провести по ней пальцами – рано или поздно это же должно было причинять боль?

– Это он?

Я моргнула, не понимая, о чем он. Его темный взгляд вспыхнул, встретившись с моим, и я застыла. Почему у меня вдруг возникло ощущение, будто я влипла в неприятности – и почему это меня так задело?

– Что? – Я сжала пальцы ног и закусила леденец сильнее, чем нужно. Это мне нужно взять себя в руки. Несколько вечеров, проведенных в его комнате за учебниками – и вот я уже чувствую то, что категорически отказываюсь признать.

– У вас что–то было? Он тот, кто звонит тебе тридцать раз на дню после уроков? Логично. Во время занятий он ведь не может звонить. – Он закатил глаза, оттолкнулся от стены и начал шагать туда–сюда, пока над нашими головами студенты топали по лестнице. Мелкие частицы пыли сыпались сверху, словно снег.

– Звонки только после уроков? – Почему я раньше не заметила эту закономерность? – Погоди. Откуда ты это знаешь?

– Потому что я, блять, наблюдательный.

Как по заказу, телефон в моей сумке завибрировал, и его глаза вспыхнули.

– Видишь? – Шрам над бровью, который большинство сочло бы изъяном, приподнялся, и я проглотила слова, готовые сорваться с языка.

– Дай мне телефон.

Я накрыла рукой карман рюкзака, заглушая вибрацию.

– Нет.

Он резко опустил голову, тёмные волосы взметнулись, и в следующее мгновение он уже крутанул меня, стаскивая рюкзак с плеч. Его тест упал на пол, но я даже не попыталась поднять его.

– Прекрати! – прошипела я. – Это не мистер Рейк.

– Не он?

Телефон уже был в его руке. Он поднёс его к уху:

– Алло?

Тишина повисла в нашем укромном уголке, пока я изучала его с недоверием. Суровость его черт не смягчалась, даже когда он убрал телефон от уха и прижал его к моей груди. Я выпустила задержанный воздух, а его взгляд тут же опустился к моим губам.

– Они никогда ничего не говорят, – призналась я, прекрасно зная, что он и так в курсе этих звонков и того, что это не родители.

Я закатила глаза, выхватывая телефон и засовывая его обратно в рюкзак, который теперь валялся на пыльном полу. В углу висела паутина с пауком, и мне вдруг страстно захотелось, чтобы он упал прямо на голову Тобиасу.

– И это не мистер Рейк! С чего ты вообще взял, что у меня может быть что–то с учителем? Тем более таким старым и противным?

– Потому что он хочет тебя трахнуть, – его голос стал низким и опасным, – и мне это не нравится.

– Он что?! – Моя челюсть буквально отвисла. – С чего ты вообще взял?

Его рука молниеносно дернулась вперёд – рефлекс, который мог быть только у кого–то столь же опасного, как Тобиас. Он развернул меня, прижав к каменной стене, и новый поток пыли посыпался на нас сверху от топота ног по лестнице.

– Я знаю это, потому что он смотрит на тебя так же, как я, когда никто не видит.

Мои губы сжались, и все защитные барьеры, которые я возвела, когда схватила его за руку, мгновенно рухнули.

– Тобиас... – предупредила я, чувствуя, как учащается сердцебиение, пока он приближается.

Дрожь пробежала по спине, когда его пальцы растянулись по моей спине. Он наклонился, и я замерла, глядя на его густые волосы. Воспоминания о том, как его рот был между моих ног, нахлынули с такой силой, что я покрылась испариной.

Он медленно выдохнул. Горячее дыхание коснулось моих оголённых бёдер, шевеля край юбки, прежде чем он выпрямился, сжимая свою контрольную.

– Держи. – Его голос звучал соблазнительно, если не сказать греховно.

Я подняла взгляд, услышав смех Джеммы – его сестра, скорее всего, уже спускалась по лестнице в поисках меня. Исайя что–то шутил, а Шайнер говорил о чём–то, чего я не могла разобрать, потому что умирала от действий Тобиаса Ричардсона.

Его ладони оставили меня, и он отступил на шаг, прежде чем резко вытащить леденец у меня изо рта – тот самый, что прятался за щекой.

Я автоматически сжала в руках контрольную работу, которую он сунул мне в грудь, и остолбенела.

– Тобиас! – Чувство, которого я не испытывала с тех пор, как началась вся эта история с Уиллоу, неожиданно нахлынуло на меня. Наши взгляды встретились, и в его глазах мелькнула та самая искорка гордости, которую мне так хотелось поймать и удержать. – Ты сделал это!

Он пожал плечами, стараясь сохранить своё обычное грубое выражение лица.

Я продолжала смотреть на него с восхищением.

– Это потрясающе!

Уголок его рта дрогнул в усмешке, которую он тут же попытался скрыть, отводя взгляд. Что–то внутри меня подтолкнуло протянуть руку и выхватить леденец, который он зажал между пальцев. Я взяла его, на секунду вернула себе в рот, а затем вложила в его.

– Ты заслужил это. Не я.

На моих губах заиграла улыбка, пока момент между нами внезапно не стал менее игривым и более... серьезным.

В его зрачках разгорелся дикий голод, когда он вынул леденец изо рта, медленно облизнув кончик липкой красной конфеты. Его рука вновь скользнула к моей пояснице, притягивая меня к своей твердой груди, а затем он медленно ввел леденец между моих губ. Громкий глоток оглушил меня, а тепло, разливающееся между ног, уже невозможно было игнорировать.

Вишневый вкус теперь был смешан с его собственным, и я безумно хотела, чтобы он поцеловал меня. Мне было все равно, правильно это или нет. Я жаждала ощутить его губы на своих и страстно ответить на поцелуй.

– Ну как я на вкус? – прошептал он, притягивая меня еще ближе.

Тобиас был высоким, так что я оказалась на уровне его груди, и именно тогда я поняла – его сердце колотилось так же быстро, как и мое. Уголок под лестницей, где мы прятались, будто закружился вокруг, и мне стало сложно держаться на ногах.

– Как будто мне хочется ещё, – тихо призналась я.

Я знала, что не должна была этого говорить, но слова уже повисли в воздухе, эхом отражаясь от стен нашего укрытия.

Свободная рука Тобиаса скользнула между нами, схватив палочку леденца и вытащив его из моего рта. Липкая вишнёвая конфета была единственным барьером между нами – и когда его язык скользнул по её поверхности, у меня захватило дух, будто я на крутых американских горках. Соски напряглись, а кровь разогрелась до кипения.

Поцелуй меня.

– Где Слоан? – голос Джорни пробился сквозь туман в моей голове, и я подавилась воздухом.

Мы с Тобиасом мгновенно оторвались от созерцания губ друг друга, наши взгляды столкнулись. Его рука оставила мою спину, и воздух вокруг будто превратился в лёд. Я отступила, охваченная ужасом. Что я вообще делаю?

Голос Шайнера раздался ещё громче, чем у Джорни. Я медленно подняла голову, уставившись в узкую щель между ступенями, и кровь отхлынула от лица. Шайнер смотрел прямо на меня, и, хотя я не видела его рта, знала – он ухмыляется.

– О, кто знает, где она? Нам нужно найти её, она же обожает наши киновечера для выпускников.

Я быстро наклонилась, подхватила рюкзак и накинула его на плечо, проходя мимо Тобиаса, который стоял, сжимая смятый тест в руке. Он даже не попытался пошевелиться или посмотреть мне в глаза. Я почти бежала, стремительно удаляясь от него, и, обогнув лестницу, увидела всю компанию, собравшуюся на нижней площадке.

Исайя облокачивался о глянцевые деревянные перила, прижимая Джемму спиной к своей груди. Его руки обвивали её плечи, а напротив расположились Кейд и Джорни. Шайнер стоял посередине: галстук давно потерян, рубашка расстёгнута до середины. Мерседес покусывала ноготь, а Брентли вообще не слушал его болтовню.

– Вот и наша сексуальная малышка, – протянул Шайнер.

Щёки вспыхнули, но причина была не в его неуместном приветствии. А в том, что он прекрасно знал: я только что была прямо под ними, переступая все границы с братом Джеммы, к которому у меня не должно быть никаких чувств.

Стоп. Неужели моё сердце уже вовлечено?

Та гордость, что переполнила меня при виде его оценки, зажгла тревожные сигналы. Я радовалась не потому, что помогла ему... а искренне – за него. Мне нравилось видеть его счастливым и успешным.

– Что происходит? – Мой голос дрожал, и Джемма определенно это заметила.

– Киновечер на лужайке. Для выпускников. – Шайнер бросил мне многозначительный взгляд, давая понять, что спасает ситуацию. Он был хорошим парнем – всегда был моим любимчиком среди Бунтарей. Хотя я никогда бы ему в этом не призналась. Его самомнение и так зашкаливало.

– О–о–о, когда? – игриво спросила я, переминаясь с ноги на ногу и умоляя себя не смотреть в ту самую щель, куда только что заглядывал Шайнер.

– Завтра вечером. Будь там или будь лузером. – Он толкнул меня плечом и, когда никто не видел, прошептал: – Приготовься.

– Что…

В этот момент сердце ёкнуло. Тобиас легко поднялся по лестнице. Его щёки порозовели, а галстук болтался ещё свободнее, чем минуту назад.

– Тобиас, ты идёшь!

– Что? – намеренно избегая моего взгляда, пробурчал он. Я понимала, что так лучше, но безумно жаждала встретиться с его голубыми глазами – как жажду воздуха.

– Киновечер для выпускников, – пояснила Джемма, поддерживая Джорни. – Ты точно идёшь.

– Это будет на улице. Можешь сидеть с «волками», если хочешь. Я знаю, ты предпочитаешь их нам, – Джорни ухмыльнулась, и Тобиас закатил глаза.

– Вы двое просто невыносимы вместе.

– Абсолютно, – согласился Кейд. – Две капли воды. Это пугает.

– Пугает, когда они объединяются, – невинно поднял руки Исайя, после того как Джемма толкнула его локтем.

– А чем ещё ты планируешь заниматься? – подначил Шайнер, стоя рядом со мной. – Учиться–учиться–учиться?

– Слоан тоже идёт. Да? – Джемма посмотрела на меня, и я кивнула, растягивая губы в наигранной улыбке.

– Конечно! – Джорни неожиданно поддержала идею, что меня удивило. Она же знала, каково это – чувствовать себя чужой и быть втянутой в то, чего не хочешь. – Разве ты собираешься сидеть в комнате, как отшельник?

Тобиас резко перевёл взгляд на меня, и будто удар молнии прошёл от его ступней к моим.

Он отвел глаза, и я выдохнула задержанный воздух, слегка опираясь на Шайнера для поддержки.

– Ай–яй–яй, – прошептал он, притворно кашляя.

– Даже не начинай, – прошипела я, наблюдая, как Джемма и Джорни, взяв Тобиаса под руки, почти волокут его за собой.

– У меня болит голова, – объявила я в пространство. – Я возвращаюсь в комнату.

– Проводить тебя? – Мерседес с беспокойством появилась передо мной, её пышные кудри закрыли мне вид на Тобиаса, спускающегося по лестнице.

– Конечно. – Я улыбнулась и развернулась вместе с ней, оставив остальную компанию догонять своих девушек.

Мерседес оказалась хорошим отвлечением – она долго жаловалась на Шайнера и его вечную одержимость девчонками. Обычно мы по очереди поносили наших раздражителей: я Тобиаса, она Шайнера, но в этот раз просто позволила её болтовне заполнить мои мысли, пока мы не дошли до моей комнаты.

Я быстро обняла её и поблагодарила за то, что проводила меня, и как только оказалась в своей комнате, за закрытой и надёжно запертой дверью, сразу опустилась на пол, подтянула колени к груди и опустила голову.

Несколько глубоких вдохов, и расстояние между мной и Тобиасом стало достаточным, чтобы мне уже начало становиться легче... как вдруг телефон снова завибрировал. Гнев нахлынул, словно приливная волна, я резко расстегнула молнию на сумке, схватила телефон и прижала к уху.

– Чего тебе?! – прохрипела я, голос сорвался на последнем слове.

– Прошу прощения? – От неожиданности я онемела, услышав на другом конце провода мамин голос. Неужели этот день может стать ещё хуже? – Слоан Мишель МакКанн!

Я поняла, что дело серьёзное: мама использовала нашу настоящую фамилию, а не ту, что придумал один из их многочисленных «исправителей».

– Прости, мам, я не поняла, что это ты.

В трубке повисло долгое молчание, и мне отчаянно захотелось взять свои слова назад.

– А кто ещё мог тебе звонить? Кто–то тебя донимает?

– Нет! – ответила я слишком быстро и в отчаянии стукнулась затылком о дверь. – Просто какие–то колледжи, куда я подавала документы на всякий случай, если не пройду в топовые. Они достали со своими звонками.

– А почему ты не должна пройти в топовые? – Её голос прозвучал эхом – значит, она перевела меня на громкую связь. Теперь и папа, наверное, слушает. Где–то в глубине души я скучала по родителям, когда разговаривала с ними, но я знала, что лучше не тосковать по тем, кого больше не существует.

Было травматично увидеть, кем на самом деле были твои родители, когда их больше не прикрывали детские, сказочные представления. Это было больно и одиноко.

– Так нам посоветовал школьный психолог. – В Святой Марии уже не было никакого психолога, но родителям знать об этом не обязательно.

Я представила, как отец одобрительно кивает маме, и она, поверив моей отговорке, сказала:

– Ну… ладно. – Пауза. – Ты точно уверена, что тебе никто не звонит, Слоан? Ты всё же ответила слишком агрессивно.

– Да, уверена. Кому ещё меня звонить? – На моём лице появилась язвительная ухмылка. Держу пари, они теперь жалеют, что купили мне этот навороченный телефон с защитой от отслеживания, в который сами не могут вломиться. Всё ради защиты наших разговоров и моей изоляции от внешнего мира.

Сменить имя.

Школу.

Номер телефона.

Всё подряд.

– Ты точно уверена? – Годный для политики голос отца прогремел в трубке, полный привычной агрессии.

Я заколебалась. А вдруг это они? Вдруг они стоят за всем этим и сейчас проверяют меня? Ладони вспотели, а в животе будто извивались миллионы змей, сжимаясь и разжимаясь каждые три секунды.

– Да, я уверена. А что? Разве с Уиллоу что–то случилось?

– Слоан, – предупредила мать тем тоном, который включала каждый раз, когда я касалась единственной темы, разрушившей нашу семью – по их словам, не по моим. – Тебе нужно отпустить это. Каждый раз, когда мне кажется, что ты смирилась, ты снова начинаешь.

«Отпустить»? Интересно, скольких ещё невинных людей им пришлось убрать с дороги, чтобы взобраться на вершину политической иерархии? От одной мысли меня затрясло.

– Ты точно уверена, что всё в порядке? – Голос отца прозвучал отстранённо, и я сразу представила его в своём пафосном кабинете, за массивным красным деревом, с дорогой ручкой в руке, даже не отрывая взгляда от бумаг.

– Уверена. Мне пора, моя соседка вот–вот вернётся.

– Ты же скажешь, если что–то случится?

Нет.

– А вам… есть что мне сказать? – Голос дрогнул, выдавая тревогу. Всё чаще казалось, что они знают больше, чем показывают. Они регулярно проверяли меня, сыпали стандартными напоминаниями «учись усердно» и прочей родительской дребеденью для галочки, но никогда не выказывали беспокойства. У нас была отлаженная система, а сейчас они явно сворачивали с неё.

– Нет.

Мамин ответ прозвучал слишком быстро, подозрительно быстро. Сердце медленно опустилось куда–то в пустоту под ребрами, когда я взглянула на шкаф и вспомнила: да, кое–что действительно происходило.

– Ладно… тогда я пойду учиться. Пока.

– Мы любим тебя.

Я закрыла глаза, отключив вызов. В уголках глаз выступила влага, а в горле встал ком. Так было каждый раз после наших разговоров. В девяти случаях из десяти я не отвечала им теми же тремя словами. Ведь как можно любить тех, кого ты даже не знаешь?