Текст книги "Бессердечные мальчики никогда не целуются (ЛП)"

Автор книги: С. Дж. Сильвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Глава 23

Слоан

– Ты правда уговорила его согласиться? – Джемма схватила меня за плечи, а я кивнула с наигранной радостью.

Дело было не в том, что я не радовалась – Тобиас наконец принял помощь и позволил мне быть его репетитором. Но чувство вины съедало меня, как миллион комаров жарким летним вечером. И ещё... у нас был секс.

У. Нас. Был. Секс.

И это был не тот «бери–бери–бери» секс, который я ожидала от Тобиаса. Не то чтобы я призналась бы кому–то, что вообще представляла его в таком контексте... но я ожидала чего–то грубого и быстрого. Я приготовилась к десяткам унизительных фраз, которые он швырнул бы мне после. Но всё вышло иначе.

Он был... беззащитен. Его голубые глаза, обычно похожие на грозовую тучу, вдруг стали прозрачными, как морская гладь. В каждом движении, в каждом толчке сквозила уязвимость, которую он не мог скрыть. Его грубые руки касались моего тела с неожиданной нежностью, а между нами повисла непривычная... близость.

– Слоан? – Джемма толкнула меня плечом и бросила взгляд на мой телефон, вибрирующий на столе перед нами.

Я резко вынырнула из своих мыслей, схватила телефон и почувствовала, как кровь отливает от лица. Быстро заглушив вибрацию, я криво улыбнулась и пожала плечами:

– Родители.

Она пристально посмотрела на телефон, встала и медленно задвинула стул:

– Почему они так часто звонят?

– Ну, я же их игнорирую, вот и... – я снова пожала плечами, ощущая, как потею. Это были не родители, я знала это, даже не глядя на экран.

– И почему среди ночи? Они же, кажется, помешаны на твоей успеваемости. Не зря ты первая в классе, наша мисс идеальная выпускница.

Ох, откуда она это знает?

– Твой отец тебе рассказал? – Я положила телефон на колени, боясь, что он снова зазвонит.

– Ну, есть плюсы в том, что твой отец – директор, – улыбнулась Джемма.

Я фыркнула и закатила глаза:

– Должно быть, удобно.

Между нами повисло молчание, и от неловкости внутри всё сжалось. Такой напряжённости между нами не было с тех пор, как она только пришла в Святую Марию и скрывала куда больше, чем пару глупых звонков – в отличие от меня сейчас.

– Эй... – её голос стал тише, и я встретилась взглядом с её беспокойными изумрудными глазами – точь–в–точь как у отца. – Ты вообще в порядке, Слоан? Серьёзно. Что происходит?

– Нич...

Джемма посмотрела на меня с почти гневным выражением, но её доброта не позволяла выглядеть по–настоящему злой.

– Я не забыла, что ты сказала на днях. Про своих родителей... и что они не такие, как я думаю. Так почему они звонят?

Помни легенду. Помни легенду.

Я мысленно прокрутила заученную историю.

Родители в армии, жила с бабушкой, пока та не умерла, они редко бывали дома, поэтому отправили меня в школу–пансион.

– Просто они очень строгие…

– Слоан. – Глаза Джеммы вспыхнули беспокойством, и я будто увидела в них собственное отражение. Сколько раз я сама пыталась вытянуть из неё информацию о её дяде Ричарде, а она уклонялась точно так же, как сейчас делала я.

Двери библиотеки распахнулись, а телефон на моих коленях снова завибрировал. В проёме возник Тобиас в чёрной футболке и тёмных джинсах, которые делали его ещё выше, чем он был. Никогда не думала, что обрадуюсь его появлению, но сейчас я была благодарна, что он спас меня от долгого разговора с его сестрой.

Я тряхнула телефоном перед ней, зная, что Тобиас отвлечёт её достаточно, чтобы она не копала глубже моей лжи:

– Пойду узнаю, чего хотят родители, ладно? Тебя это устроит?

Её плечи обмякли, когда я развернулась и направилась к рядам стеллажей.

На экране светилось привычное: «Неизвестный».

– Алло? – выдавила я, поднося трубку к уху. Я впервые ответила на звонок, и, услышав тяжёлое дыхание в динамике, почувствовала, как по спине пробежал холодок.

– Кто это? – прошептала я, озираясь. Зная, что Джорни и Кейд часто бывают в этих рядах, я перешла в соседний проход, надеясь, что никто не подслушивает.

– Это Уиллоу.

Воздух застрял в лёгких. Это было имя, которое я меньше всего хотела услышать, хоть и знала, что это не она.

Ноздри дрогнули, и, мельком глянув за спину, я увидела Тобиаса, он стоял над нашим учебным столом, словно статуя, и смотрел прямо в мою сторону. Я развернулась к нему спиной, надеясь, что цвет вернётся к моему лицу, и я не буду выглядеть испуганной, хотя боялась я вовсе не его.

– Это не Уиллоу, – прошипела я. – Разве что она вдруг стала мужчиной.

– Значит... ты помнишь её? Свою бывшую лучшую подругу?

Меня охватила паника.

– Кто это? – повторила я, чувствуя головокружение. Родители должны были узнать об этом. Где–то в глубине души я понимала это, но была слишком эгоистична, чтобы сказать им – зная, что они сорвутся и начнут действовать сгоряча. Они могли найти Уиллоу и «решить» проблему раз и навсегда. Или же забрать меня из Святой Марии, заставив доучиваться в онлайн–школе. А то и хуже – в какой–нибудь школе за пределами Штатов. Чёрт, я и так уже практически в Канаде.

Связь прервалась, и я уронила телефон на пол библиотеки, вцепившись в край стеллажа, чтобы не упасть. Мне хотелось согнуться вдвое, обхватив живот, тошнота подкатывала к горлу, но я знала: Тобиас не сводит с меня глаз. Его взгляд буквально прожигал мне затылок. Вместо того чтобы выдать реакцию, я наклонилась, подняла телефон и сжала его так сильно, что экран, казалось, вот–вот треснет. Затем направилась к нему.

– Ну что, наконец перестала игнорировать свою мать? – спросил он беспечно, будто между нами ничего не было. Будто он не был во мне прошлой ночью. Сегодня на уроке он делал вид, что я пустое место, и я собиралась ответить ему той же холодностью – хоть мы оба знали: всё изменилось. Мы перешли черту.

Черту, которую продолжали переступать снова и снова.

– Видимо, мои слова засели у тебя в голове, – хладнокровно бросил он, опускаясь на стул напротив, положив локти на стол и барабаня пальцами по моей тетради.

– Какие слова? – спросила я, отодвигая стул.

– В день нашего знакомства. – Его тёмный смешок пробежал у меня по коже. – Я зашёл за тобой в туалет и...

– Помню, – пробормотала я. – Назвал меня шлюхой и велел не игнорировать мать.

Живот сжало, а под кожей зачесалось от стыда. Я что, правда шлюха? Потому что переспала с ним? Возможно, только для него – и ни для кого больше – я и правда была ею.

Тишина затянулась. Когда я подняла глаза, он смотрел на мою руку, всё ещё сжимавшую телефон так сильно, что костяшки побелели. Я разжала пальцы, и телефон с глухим стуком упал на деревянный стол. Шрам над его бровью исчез, когда он нахмурился, но тут же лицо вновь стало гладким, а взгляд – томно–равнодушным.

– Ну что, начнём заниматься?

Я расправила плечи и отодвинула телефон на свою сторону стола.

– Конечно. Как только удалишь видео.

Едва заметная усмешка тронула его губы, заставив меня стиснуть зубы. Прядь густых волос упала ему на лоб, но он резко встряхнул головой, отбрасывая её назад. Я сжала губы, впиваясь взглядом в его чертовски сексуальную ухмылку, и заставила себя не шевелиться.

– О, так мы теперь торгуемся? – Он цокнул языком, откинувшись на спинку стула, чтобы продемонстрировать широкую грудь. – А я думал, мы здорово продвинулись прошлой ночью.

– Неужели ты хочешь говорить о прошлой ночи, Тобиас? – прошипела я, наклоняясь через стол. – Потому что мы оба знаем, что это было нечто большее, чем быстрый перепих в спортзале.

Он мог сколько угодно притворяться, будто ничего не было, но правда была очевидна. Да, я бы с радостью сделала вид, что ничего не случилось, игнорировала бы предательский трепет в животе при его приближении – но не могла.

Тобиас вскинул подбородок, демонстрируя четкую линию скул. Его мятное дыхание обожгло меня, когда он раздражённо вздохнул и резко поднялся.

– Ладно. Пошли ко мне. Удалим его и позанимаемся у меня в комнате.

Я вскочила в панике, тут же нажимая на тормоза.

– Это плохая идея.

– Боишься остаться со мной наедине, Слоан? – Тобиас усмехнулся, бросив взгляд через плечо.

Да.

– Нет, – я скрестила руки на груди. – Просто это... запрещено.

Тобиас рассмеялся. По–настоящему рассмеялся, и, кажется, вся библиотека замерла, услышав этот звук. – Так что, ты теперь не нарушаешь правила? Не похоже на ту Слоан, которую я знаю.

– Ты меня не знаешь, – надулась я, по–детски плотнее сжимая руки. Готова была даже топнуть ногой, но вовремя осознала: Тобиас видел настоящую меня куда яснее, чем его сестра – моя соседка и лучшая подруга.

Он приподнял бровь, и его взгляд заставил меня поспешно схватить учебники и последовать за ним – из библиотеки, по мужскому коридору, прямиком в его комнату. Мы не проронили ни слова, и только бешеный стук сердца в висках и навязчивый внутренний шёпот «развернись, развернись, развернись» сопровождали меня.

Когда мы вошли в его комнату, мой взгляд сразу же устремился к кровати, вызвав смутное воспоминание о том, что произошло здесь несколько дней назад, прежде чем его сестра постучала в дверь.

Я действительно веду себя как шлюха с ним.

От этой мысли лицо вспыхнуло. Я намеренно держала дистанцию, подошла к его столу, положила книги и, скрестив руки, обернулась. Тобиас стоял у окна, засунув руки в карманы, с видом хозяина – и комнаты, и меня самой.

– Ну? – вздохнула я. – Где оно?

Его острый взгляд будто разрезал меня пополам через всю комнату, и я прикусила язык. Почему он должен быть таким чертовски привлекательным? Кадык дрогнул, когда он сглотнул, резко развернулся и направился ко мне, доставая телефон.

– Ты про это видео? – ехидно спросил он, явно играя со мной.

Я уперла руку в бок.

– Тобиас.

На его лице расцвела наигранная невинность, а в тёмных глазах плескалась откровенная шаловливость.

– Да, Белоснежка?

Губы предательски дрогнули, едва не сложившись в улыбку, но как только запись начала играть, по телу разлился жар – будто от удара раскалённым железом.

Я в ярости потянулась за телефоном, пытаясь вырвать его из его рук. Но тут он улыбнулся – настолько ослепительно, что я замерла, поражённая этим выражением. Его рука взметнулась вверх, удерживая...

Я застыла, наблюдая за его выражением лица. Он резко поднял руку, держа телефон над моей головой, и остановил запись.

– Почему у тебя красные щёки?

Он всё ещё улыбался, а я вела себя как девочка с первой влюблённостью, не в силах вымолвить ни слова. Эта улыбка могла бы остановить столетние войны. Неужели он использовал её как оружие, когда охотился на людей по заданию дяди?

– Не смущайся, – поддразнил он, приближаясь. – Мне нравится этот звук.

– Удали, Тобиас. Или я не буду помогать тебе с учёбой.

Он снова рассмеялся – низкий, грудной смех, от которого мои щёки вспыхнули ещё сильнее. Они с сестрой унаследовали эту улыбку, вероятно, от матери.

– Пожалуйста... – прошептала я, чувствуя, как в заднем кармане завибрировал мой телефон.

– Ладно, – вздохнул он, плюхаясь на кровать с видом полнейшего расслабления – совсем не такого, как у меня. – Но что же мне тогда слушать, когда я буду дрочить?

– Боже, да прекрати же! – прошипела я, заглушая вибрацию телефона.

Он снова рассмеялся, и мое сердце буквально ушло в пятки. Что вообще происходит? Я не могла понять: то ли после прошлой ночи я стала видеть его в другом свете, то ли эта ночь значила для него больше, чем я предполагала. Так или иначе, напряжение между нами заметно ослабло.

– Ладно, ладно, – поспешно сказал он, с лёгкостью приподнимаясь на кровати. Теперь телефон оказался между его длинных ног, а палец замер над экраном. – Давай заключим сделку.

Я откинулась на стену рядом с письменным столом, где лежали наши учебники. – Сделку? Вот она, готовая сделка: ты удаляешь запись, а я помогаю тебе сдать все предметы, чтобы твой отец и сестра наконец перестали переживать, что тебя выгонят из Святой Марии без аттестата.

Он склонил голову набок и пожал плечами:

– Сделку можно заключить так: я удалю запись, если окончу школу. Кто сказал, что твои занятия мне вообще помогут? Я не уверен, что могу тебе доверять. Вдруг ты начнёшь давать неправильные ответы и заставишь меня учить то, чего даже нет в тестах?

– С чего бы мне так поступать? – удивилась я.

– Месть. – Его голубые глаза вспыхнули, встретившись с моими, и... Неужели я увидела в них страх?

– Или…

Внезапно я осознала, что стою не на той стороне комнаты.

– Или что?

– Или я удалю запись, если ты прямо сейчас скажешь, кто тебе звонит.

Я замерла, опустив руки, когда телефон снова завибрировал в кармане. Отведя взгляд к окну, я пробормотала (совсем неубедительно):

– Мои родители.

– Не ври мне. Не после прошлой ночи.

Сузив глаза, я наклонилась к нему, позволив гневу говорить за меня:

– Значит, ты признаёшь, что прошлая ночь была чем–то большим, чем просто отчаянный перепих? Не знала, что ты способен на чувства.

Тобиас резко поднялся с кровати, и я снова прижалась к стене.

– О, прошлая ночь определённо была отчаянием, Слоан. И это больше не повторится.

– В этом ты прав, – я яростно бросила ему в ответ, чувствуя раздражение, растерянность и усталость от этих эмоций. Мне хотелось одновременно притянуть его к себе и оттолкнуть. – Я позволила тебе переспать со мной только чтобы вернуть тебя в реальность. Твоя сестра умоляла помочь, говорила, что ты совсем слетаешь с катушек в спортзале.

Тобиас щёлкнул пальцами, подойдя вплотную и нависая надо мной всем своим ростом.

– Опять враньё. Два из двух, детка.

Челюсть свело от того, как часто я стискивала зубы за последние двадцать минут.

– И где же тут справедливость? – спросила я, раздражённая его новой игрой.

– Жизнь несправедлива, – прошептал он, впиваясь в меня своим пронзительным взглядом.

– Кто тебе звонит? Бывший парень? Тот, с кем ты была до поступления сюда? – Он сделал шаг вперёд, но я сохраняла бесстрастное выражение лица.

– А кто сказал, что это не бывший парень из Святой Марии?

Он посмотрел на меня, будто я сказала нечто глупое.

– Потому что я бы уже разобрался с ним. – Похоже, он заметил моё недоумение, потому что добавил: – Я спрашивал. В Святой Марии нет ни одного парня с разбитым сердцем из–за тебя. Вообще, я слышал, ты ни с кем не встречалась с тех пор, как поступила сюда.

Он... интересовался мной?

– Значит, кто–то из прошлого?

– Это мои родители, – снова солгала я.

Он приподнял бровь, а мой взгляд скользнул к его губам, когда он заговорил снова:

– Так это твои родители затолкали тебя в шкаф и заперли? И это они подсыпали тебе наркотики на вечеринке? – Его дыхание с лёгкой мятной свежестью коснулось моего лица, и я вдохнула глубже, будто задыхалась. – А я–то думал, у меня тяжёлая судьба: приёмный дядя упёк меня в психушку и превратил в своего киллера.

– Ненавижу тебя, – констатировала я без эмоций.

– Отлично. – Он резко отступил назад, и я ощутила поток холодного воздуха между нами. – Вот тебе условия. Либо принимаешь, либо нет. Скажешь мне, кто тебе названивает и донимает – я удалю запись. Или жди, пока я не получу диплом. Оба варианта хороши.

Телефон снова завибрировал. В порыве раздражения я выхватила его из кармана, зажала кнопку выключения, пока экран не погас, и швырнула через всю комнату, едва не угодив ему в голову.

– Ладно. Теперь садись и заткнись, будем разбирать задания на неделю. Ты покинешь эту школу без этой записи, Тобиас. Ты выпустишься.

Он снова улыбнулся.

– Думаю, с таким репетитором, как ты, у меня получится.

Я резко развернулась к книгам, делая вид, что поглощена их раскладыванием. Но правда была в том, что крошечная часть меня... наслаждалась тем, что он держал надо мной эту власть. Это связывало меня с ним, создавая иллюзию, будто у меня нет выбора, кроме как проводить с ним время. Мне даже нравился тот оттенок собственничества в его тоне – хоть я и знала, что такой, как он, никогда не станет чем–то большим. Большим, чем он был сейчас.

То есть ничем.

Глава 24

Тобиас

– Давай сыграем в игру.

Слоан бросила на меня самый раздражённый взгляд за всё время наших занятий – мне пришлось отвернуться, чтобы не рассмеяться.

Мы учились уже четвертый вечер подряд, и каждый раз, когда она уходила, мои щёки болели от сдерживаемой улыбки. Притворяться, что она бесит меня так же, как я её, стало утомительно.

На самом деле меня бесило другое.

То, как она закидывает волосы за ухо, обнажая нежную кожу. То, как заставляет меня сидеть в кресле через всю комнату, в то время как сама разваливается на моей кровати, болтая ногами и оставляя следы от своих упругих грудей на покрывале – пропитывая всю постель своим запахом. То, что с каждым её уходом без единого «спокойной ночи» я чувствую, будто часть меня уходит вместе с ней.

Я ждал этих занятий. И чертовски ненавидел себя за это.

– Мы здесь учимся, а не играем, – отрезала она.

Я нахмурился:

– Мне нужна мотивация.

Золотистые искорки в её глазах вспыхнули даже через всю комнату, но она лишь глубже нахмурилась.

– Мы точно не будем играть в такую игру.

Я усмехнулся, довольный, что она уловила намёк. – Я не это имел в виду, но рад знать, о чём ты думаешь во время наших занятий.

Её щёки порозовели – мне захотелось провести по этому румянцу пальцами, но я перевёл взгляд на карточки, которые она разрисовывала для моего завтрашнего теста по литературе.

– Вот правила: я задаю тебе вопрос, ты отвечаешь. Потом ты – мне. И я буду серьёзен. – Конечно, я по–прежнему вёл себя надменно – куда ж без этого? – но, если бы я сказал, что её помощь мне не помогла, это было бы враньём.

Хотя выводить её из себя мне нравилось куда больше. Её реакции забавляли меня так же, как и свобода от Ричарда.

– Эм, нет.

– Ладно, тогда так: ты спрашиваешь, если я отвечаю верно – получаю право задать вопрос тебе.

Слоан даже не подняла глаз от карточек. Она использовала розовую ручку – специально, чтобы раздражать меня. Розовую.

– Мне не нужна помощь. Я знаю все ответы.

– Ох, какая же ты само... – Её глаза вспыхнули, когда она взглянула на меня с кровати. – Самоуверенная. Прости. Хотел сказать «самоуверенная».

– Почему ты действуешь на нервы только мне? В нашей компании ты обычно молчишь. Вечно такой угрюмый.

Я поправил её: – Твоей. Твоей компании.

– Ты же не способен на дружбу, я забыла, – вздохнула она, не отрываясь от тетради. – Почти закончила, потом проверим.

– И, если я отвечу правильно, ты разрешишь мне задать тебе вопросы.

– Какие вопросы? – она так и не подняла на меня глаз.

Что–то непривычное возникало во мне, когда мы оставались наедине. Рядом с ней я переставал быть собой.

– Пустяковые. Давай, разве репетиторы не должны поощрять учеников?

– Твое поощрение – это то, что я тебя еще не придушила, Тобиас.

Я громко рассмеялся, и она явно не ожидала этого.

– Как мило – говорить такое человеку, которого учили убивать.

– Я... – она запнулась.

– Легко забыть, чем я занимался до этого места, да? – Она опустила взгляд на мои руки, и выражение ее лица смягчилось.

Тишина повисла между нами, пока я не разорвал ее правдой:

– Я сказал это не для твоей жалости. Жалость – последнее, чего хочет такой, как я, Слоан.

– Ладно. Играю, – быстро согласилась она, усаживаясь на кровать со скрещенными ногами в тех самых спортивных штанах, что я сорвал с нее той ночью в спортзале.

Воспоминания о ее обнаженном теле вспыхнули в сознании, заставив меня внутренне усмехнуться.

– Да? – спросил я, балансируя на грани потери контроля. Слоан держала меня за яйца, даже не подозревая об этом.

Она перетасовала карточки, выравнивая их в руках.

– Если вопрос мне не понравится – отвечать не буду.

– Договорились, – сказал я, поднимаясь и прислоняясь к стене. Взгляд Слоан медленно прополз от моих ботинок до глаз, и лишь тогда она осознала, что я это заметил. – Давай, – подбодрил я, делая вид, что не замечаю вечного напряжения между нами.

Ни одна женщина в Ковене никогда не вызывала во мне ничего подобного. Я имею в виду, что медсестры могли меня завести. Нет ничего сложного – без каламбура – в том, чтобы возбудиться и заняться сексом. Но со Слоан всё было иначе. Даже глядя на её пальцы, сжимающие карточки, я чувствовал, как кровь разогревается в жилах.

Мне хотелось, чтобы её руки касались меня.

А ещё – прижать их над её головой и заставить извиваться подо мной, входя в неё с той яростью, что копилась во мне с той секунды, как я увидел, как она трогает себя на моей кровати. Это было нереально горячо.

– Назови три главных идеала эпохи Романтизма.

Я оттолкнулся от стены и зашагал по комнате, делая широкие шаги – лишь бы не броситься на неё.

– Свобода… – Не самое сложное слово. Единственное, чего я жаждал с тех пор, как оказался у Ричарда. – Воображение… и чувства.

– Моло…

– Моя очередь, – перебил я. Её рот закрылся, спина выпрямилась – она готовилась к худшему. – Какой твой любимый цвет?

Она стала собирать волосы в высокий хвост, обнажая тонкую шею, которую я целовал той ночью. Крошечные серёжки в ушах ловили свет от лампы.

Она милая.

Я замер, осознав: чёрт, я вообще когда–нибудь называл что–то «милым»?

– Любимый цвет? – переспросила она. – И это всё?

– Просто интересно, – пожал я плечами.

– В детстве мне нравился бирюзовый. А теперь – чёрный.

– Чёрный? – Я остановился прямо перед ней. – Логично.

– Это почему же? – Она смотрела на меня снизу вверх, и в её вопросе чувствовалась настороженность.

– Чёрный цвет притягивает тех, кто что–то скрывает.

Её щёки расслабились, а во взгляде появилось что–то вроде любопытства.

– Правда? Ты действительно разбираешься в значениях цветов или просто придумываешь на ходу?

– Разбираюсь. Однажды в Ковене мне приснился кошмар… – Голос стал тише, когда я повернулся к ней спиной и снова зашагал по комнате. – Со мной была Джорни. Она прокрадывалась ко мне в комнату, и мы просто лежали на кровати молча, по разные стороны.

– Да… – Слоан говорила тихо, и я цеплялся за каждый её звук. – Она рассказывала мне об этом.

– В общем, я был в таком же состоянии, как и той ночью с тобой – весь на нервах, сердце колотится, пот льётся градом. И вдруг она нарушила тишину, спросив, какие цвета были в моём кошмаре. – Я усмехнулся, качая головой. – Я не понимал, зачем она спрашивает, но всё равно ответил. А потом она начала объяснять значение каждого цвета. Говорила, что одна из пациенток психушки якобы знала магию. Гадала по рукам и всему такому – могла толковать сны, цвета, предсказывать будущее.

Слоан тихо рассмеялась, и я тут же перевёл взгляд на неё.

– Афина. Джорни рассказывала нам о ней. Мы устроили девичник после всего этого, и она пыталась гадать нам по рукам.

Я улыбнулся, глядя на её выражение лица – хотел бы засыпать под этот образ, чтобы, возможно, больше не просыпаться в поту и дезориентации.

– Да, Афина. Так я и узнал о значении цветов.

– И что же означает чёрный? Почему тебе кажется логичным, что он мой любимый?

Я пожал плечами:

– Много чего. В твоём случае – тайну, поэтому я и сказал, что его выбирают те, кто что–то скрывает.

Она отвела взгляд, зная, что это правда.

– Но он также может означать смерть, зло, власть, контроль.

Её брови сдвинулись, словно она глубоко задумалась, прежде чем взять следующую карточку:

– А какой твой любимый цвет?

– Чёрный. Но не по тем же причинам, что у тебя.

Наши взгляды встретились – и в этот момент её телефон снова завибрировал, прервав всё.

– Опять родители? – спросил я, прекрасно зная, что это не они.

Ещё до нашего первого занятия, когда Слоан ушла вглубь библиотеки после разговора с Джеммой, та посмотрела на меня и сказала: «С ней что–то не так».

Но чего моя сестра не знала – так это того, что со Слоан было много чего не так.

И кое–что касалось лично меня.

Слоан проигнорировала и меня, и телефон, продолжив читать следующую карточку.

Мы играли ещё почти час, пока она не решила помыть руки после того, как доела мои Читос – один из лучших даров жизни, который я открыл для себя после Ковена, где у меня были лишь объедки из столовой.

Едва дверь ванной захлопнулась, раздался щелчок замка – будто она мне не доверяла. Что было справедливо, ведь стоило ей скрыться из виду, как я тут же наклонился к кровати и схватил её телефон, который она переводила в беззвучный режим уже трижды за этот вечер.

Повертев устройство в руках, я провёл пальцем вверх и начал подбирать пароль.

Дело в том, что я чертовски наблюдателен – причём чаще всего люди даже не замечают, как я запоминаю всякую ерунду. Я мысленно воспроизвёл движения её пальцев, когда она разблокировала экран без распознавания лица. Такие моменты были редки, но мне хватило пары раз, чтобы вычислить комбинацию.

Вверх, вниз, вверх, вниз–влево.

0–2–0–7. Неверно.

8–2–0–7. Неверно.

8–2–8–7. Неверно.

– Чёрт.

Я попробовал в последний раз, мысленно фиксируя уже испробованные комбинации на случай, если это не сработает до её возвращения. Это определённо было пересечением границы, но именно этим я всегда и занимался. Я переступал черту и редко когда потом сожалел об этом.

8–2–8–4.

На экране появился фон с фотографией Слоан и Джеммы – в груди что–то резко кольнуло. Слоан обнимала мою сестру, их лица были прижаты друг к другу, обе застыли в середине смеха. Это кольцо в груди внезапно сдавило ещё сильнее.

Я замер, прислушиваясь к звуку воды из–за двери, затем быстро открыл список пропущенных вызовов. На экране высветилось: «Неизвестный».

Пальцы сами потянулись вверх – по шее уже струился пот. Господи. Этот номер звонил ей снова и снова. Как минимум двадцать раз в день последние несколько дней. Время звонков тоже было... интересным.

Я поспешно достал свой телефон, сфотографировал список вызовов, затем перешёл к её сообщениям – «Неизвестный» писал и туда. Заскриншотил переписку, ввёл свой номер, позвонил себе, после чего выключил её телефон и отошёл к окну, уставившись во двор.

Ветер гулял вдали, раскачивая голые ветви деревьев в темноте. На их концах уже набухали почки – первые признаки весеннего возрождения. Именно по ним я и понимал, сколько лет прошло за время моего пребывания в Ковене. Каждый раз, когда Ричард выпускал меня на «работу», я жадно вдыхал воздух свободы и осознавал: сменился ещё один сезон.

Время – скользкая сволочь. Столько лет заточения, а сейчас, стоя у окна и чувствуя за спиной присутствие девушки, которая неожиданно стала центром всех моих мыслей, я будто и не терял этих лет вовсе. Возможно, всё зависит от того, как ты проводишь время – заставляешь ли его тянуться или лететь. Ясно лишь одно: со Слоан мне вдруг захотелось замедлить время. И это... тревожило.

– Уже поздно, – произнёс я, зажмурившись при звуке открывающейся двери ванной. – Тебе стоит идти.

– Да, я сама хотела это предложить.

Я уловил подавленность в её голосе, но продолжал стоять к ней спиной. Понимаете, что я имел в виду насчёт времени? Оно непредсказуемо. Всего одна минута разлуки – она в ванной, я в комнате – и хрупкая атмосфера между нами рассыпалась, отбросив нас назад, к неловкости, будто того лёгкого общения и не было вовсе.

С ней я забывал, кто я на самом деле. Мне было трудно вспомнить, что я не способен стать тем, кто ей нужен или кого она хочет видеть рядом с собой.

Как только Слоан вышла, снова не удостоив меня даже «спокойной ночи», я достал телефон и плюхнулся на кровать, всё ещё хранящую тепло её тела. Сладковатый, медовый аромат, присущий только ей, окутал меня, словно одеяло, пока я вчитывался в переписку с её телефона.

Сообщения были, мягко говоря, странными и малопонятными. Обрывки уже идущего диалога, но без ответов Слоан. Перечитав их несколько раз и так и не поняв сути, я скопировал номер и вставил его в сообщение Тони.

Я: Попробуй выяснить, кому принадлежит этот номер.

Он ответил за секунду, и я почти физически увидел его: сырой подвал, наушники, пивное брюшко и ряды мониторов. В Ковене мы должны были поддерживать форму, но Тони всегда выделялся габаритами.

Тони: Босс, она сама дала тебе номер? Крутяк.

Я: Я его украл.

Тони: Представь моё совершенно не удивлённое лицо.

Я: Да. И мне не нужна ещё одна твоя непрошеная фотка. Дай знать, что найдёшь.

Тони: Будет сделано.

Я выключил телефон, сорвал с себя футболку и уставился в потолок. Да, я сбежал из Ковена, и на моей двери больше не было замка... но часть меня всё ещё оставалась в ловушке.

Слоан умудрялась заставлять меня хотеть быть... большим. Не знаю, кем именно, но, когда она рядом, во мне тикает бомба. И я точно знаю – когда она рванёт, нам обоим не поздоровится.