Текст книги "Ересь"

Автор книги: С. Пэррис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

– О, я думал, вам сразу будет ясно, от кого это. Простите.

– Флорио, – заговорил я, беря его под руку и притягивая ближе ко мне. В этот момент вода с крыши вдруг с шумом обрушилась на землю, и я вынужден был повысить голос. – Но почему вы не пришли поговорить со мной с глазу на глаз?

Он потупился, вроде бы смущенный.

– Вопрос деликатный, доктор Бруно. Я решил, что будет лучше подойти к нему более формально. В таких делах формальности – вещь необходимая.

– К черту формальности, Флорио! Двое убито, и будут новые жертвы!

Он вздрогнул, изумление на его лице сменилось страхом.

– Бруно, вы сказали, что будут еще убийства? Но почему вы так решили?

– Как можно быть уверенным в обратном, пока мы не выяснили связь между двумя убийствами и мотив преступления? Так вы можете рассказать что-то, что хотя бы приоткроет завесу этой тайны?

Флорио уставился на меня так, словно я вдруг заговорил по-голландски. Но прежде, чем он успел ответить, дверь перед нами открылась, и на пороге магазина предстал Роуленд Дженкс. Он окинул нас обычным своим странным взглядом – вроде бы ему ни до чего нет дела и вместе с тем все на свете его забавляет.

– Buongiorno, signori, – обратился он к нам с выговором и ужимками образованного человека, что так не вязалось с его изуродованным лицом, и даже отвесил – издевательски, мне показалось – небольшой поклон. – Неподходящая погодка для прогулок, мастер Флорио! Заходите, прошу вас, и друга вашего пригласите с собой. – Он отступил и гостеприимно развел руки, приглашая нас в магазин. Флорио все еще пристально смотрел на меня. В конце концов он откинул мокрый капюшон и вошел в магазин.

Глава 14

Мы спустились по трем каменным ступеням и оказались в комнате с низким потолком; темные балки придавали ей гостеприимный, уютный вид. Вымощенный камнем пол был устлан тростником, который сразу же пропитался водой, стекавшей с нашей одежды. Мы с Флорио, оба невысокого роста, стояли прямо, но высокому Дженксу приходилось сутулиться и наклонять голову; тем самым он невольно принял почтительную позу.

В комнате было сумрачно; дневной свет едва пробивался сквозь грязные зарешеченные окна; не могли разогнать мрак и свечи, горевшие на стенах за прилавком, который располагался напротив двери. А свечи, кстати, были восковые и не воняли дешевым салом, не то что те, которые мне выдали в колледже.

Впервые в Оксфорде я вдохнул давно забытый аромат – книг, свежей переплетной кожи, бумаги, тонкий запах старого пергамента и чернил – восхитительную смесь запахов, заставившую меня с внезапной болью вспомнить скрипторий в Сан-Доменико Маджоре, где прошло столько дней и лет моей юности.

По стенам магазинчика от пола до потолка тянулись резные деревянные стеллажи; переплетенные в разноцветную кожу тома были расставлены на них по высоте обрезом наружу; в мерцающем пламени свечей блестели медные застежки.

Дженкс подошел к скамье, на которой были разложены всевозможные образцы переплетов, от старинных досок, обтянутых телячьей кожей, – между ними пергамен не съеживается и не идет складками – до новейших парижских переплетов из проклеенного картона для легких, отпечатанных на бумаге книг. Эти не скрепляли медной застежкой, но попросту перевязывали ленточкой или веревкой. Как и в библиотеке Линкольна, здесь книги тоже прикреплены медной цепью к длинному стержню.

За скамьей, против входной двери, видна была другая дверь, ведшая в более просторное, однако столь же скудно освещенное помещение; насколько я мог разглядеть, это была мастерская. Мне показалось, будто краем глаза я подметил там какое-то движение; должно быть, подумал я, трудятся ученики Дженкса.

– Синьор Филиппо Нолано, если не ошибаюсь? – оскалился в кошачьей ухмылке Дженкс и протянул неожиданно узкую, аристократическую ладонь; я пожал ее без особого воодушевления, отметив при этом, что Флорио так и впился в меня взглядом. – Я все думал, когда же мы вас тут увидим, после того как вы шли за мной от самого «Колеса Катерины».

– Я… то есть… – Я не мог сразу сообразить, как парировать этот неожиданный выпад; взгляд Флорио буквально прожигал дыру в моей щеке.

Дженкс слегка махнул рукой:

– Ну ладно. Однако я заметил, синьор Нолано, что наш друг синьор Флорио удивился, услышав, как я обращаюсь к вам. Вероятно, он знает вас под другим именем? – И он насмешливо изогнул одну бровь, давая понять, что ждет ответа.

Говорил он как-то странно, почти не шевеля губами, и от этого мне казалось, что в каждой его фразе содержится какой-то намек. Я посмотрел ему прямо в глаза, стараясь справиться с растерянностью: мало того что я находился, так сказать, на его территории, оказывается, пока я воображал, будто слежу за подозреваемым, подозреваемый сам досконально выяснил мою подноготную.

– Много лет я путешествовал в тех местах, где мне было опасно именоваться подлинным своим именем, – ответил я, выпрямляясь и пытаясь сохранить достоинство. – Это превратилось в привычку, когда я среди чужих, только и всего.

Дженкс усмехнулся.

– На что только не пойдешь, чтобы укрыться от инквизиции, доктор Бруно!

Я неопределенно кивнул, не желая обнаруживать своего удивления. Флорио недоуменно хмурился.

– Надеюсь, чужими людьми мы будем оставаться недолго. Но даже в нашем славном и свободном королевстве есть такие места, где следует проявлять осторожность. Интересно было бы узнать, что привело вас в «Колесо Катерины»?

Я равнодушно пожал плечами:

– Проголодался. Увидел вывеску и зашел поесть горяченького.

Дженкс запрокинул голову и громко расхохотался, выставляя напоказ кривые зубы.

– Ну, думаю, вы быстро поняли, что не туда забрели. Хотя не очень-то учтиво было с вашей стороны сказать юному Хамфри, что такой пищей вы не угостили бы и собаку! – Смех оборвался так же внезапно, как начался, и в комнате повисло тревожное молчание.

– Вы знаете итальянский?

– Я говорю на семи языках, доктор Бруно, хотя по мне этого и не скажешь. Внешность у меня не слишком-то академическая, согласен. Но вы же не станете судить человека по лицу, вы же и сами из тех, кого с первого взгляда не разгадаешь. Слыхали, что говорят про меня в Оксфорде?

– Не слыхал! – отрезал я. Этот тип, похоже, наслаждался своей дурной славой. Но я не собирался подыгрывать ему и с удовлетворением отметил, что мой ответ несколько его обескуражил.

– Меня именуют учеником дьявола, Бруно, – сообщил он мне с полуулыбкой, раздвинувшей тонкие губы. – Обо мне песенки сочиняют, запугивают мною детей. Говорят, я с помощью колдовства убил три сотни человек. Что вы на это скажете?

– Скажу, что тюремная лихорадка может распространяться очень быстро, – холодно отвечал я.

– И вы безусловно правы. Однако почему же я сам не заболел?

– Здоровы как бык, очевидно, – парировал я, непроизвольно косясь на те места, где полагалось бы расти его ушам. – Вы такой же колдун, как я или вон Флорио.

– Колдун, как вы? – Дженкс вытаращился на меня и вновь расхохотался. – Славный у вас приятель, синьор Флорио, с ним и клоунов не надо, – снисходительно прибавил он.

Флорио совсем растерялся. Он чувствовал, что мы с Дженксом ведем какую-то непонятную ему игру.

– Прибыл мой Монтень, мастер Дженкс? – коротко осведомился он. – Хотелось бы получить его. Или я напрасно вышел в столь скверную погоду?

– Да уж, скверная погодка, прямо-таки поганая, – подхватил Дженкс, одаряя меня загадочной улыбкой. – Два тома прибыли морем еще в конце прошлой недели, дорогой мой Флорио, и даже в эту апокалиптическую погоду сумели в субботу доехать из Плимута до Оксфорда. Никто не может сказать, будто я подвожу тех, кто мне доверяет. Подождите минуточку, я найду ваши книги. – Он вновь коротко поклонился и, не поднимая головы, нырнул в заднюю дверь, в свою мастерскую.

Флорио обернулся ко мне.

– Прошу вас, дайте мне клятву молчать, Бруно, – прошептал он, притрагиваясь к моему рукаву.

Широко раскрытые глаза смотрели серьезно, даже умоляюще. Я кивнул, затаив дыхание, ожидая, что он скажет, наконец, что-то о той записке: ведь нас прервали посреди столь занимательного разговора.

– Я решил посвятить себя огромному, поистине грандиозному труду, который сохранит для потомства мое имя рядом с именем великого просветителя, чьему гению я всегда буду смиренно поклоняться. Это куда важнее, чем дурацкое собрание пословиц. – Он покрепче ухватил меня за рукав, глаза его сияли. – Я собираюсь перевести «Опыты» Мишеля де Монтеня для английских читателей!

– Он знает об этом? – задал я очевидный вопрос.

Флорио смущенно потупился.

– Я написал великому человеку, предлагая ему свои ничтожные услуги в качестве переводчика, но пока не получил от него согласия, – признался он. – Мастер Дженкс по моей просьбе заказал французское издание, так что теперь я смогу послать месье де Монтеню образчик своего перевода, и тогда мне остается только надеяться на его одобрение. Но вы же понимаете, чтобы осуществить подобный труд, понадобится немало времени и расходов, вот почему я написал вам…

– Любая книга из любой страны! Обращайтесь к Роуленду Дженксу, и если я не смогу отыскать это издание, значит, его просто не существует! – провозгласил хозяин, выпрыгивая из тени. В каждой руке у него было по книге; не слишком пухлые тома, затянутые в темную телячью кожу и перевязанные кожаными ремешками. Он заговорщически подмигнул мне. – Любую книгу, доктор Бруно, по справедливой цене. – Выразительный взгляд остановился на кошельке Уолсингема, скрытом под полой моего камзола. Я сделал вид, будто ко мне этот намек не имеет ни малейшего отношения, хотя внутренне поежился: этот человек знал обо мне куда больше, чем следовало. Кто его информировал? Бернард?

Дженкс протянул оба тома Флорио, и тот принял их в руки с такой нежностью, словно это были его новорожденные близнецы.

– Из Нидерландов вы тоже получаете книги? – Я постарался, чтобы вопрос мой прозвучал безразлично.

– Из Франции, из Нидерландов, иногда из Испании или Италии, если кому-то потребуется. В Оксфорде многим бывают нужны тексты, которые только из-за границы и получишь. – Он все смотрел на меня своим странным, то ли заговорщическим, то ли просто насмешливым взглядом; казалось, прикидывал, гожусь ли я для какого-то его замысла. – Полагаю, Бруно, вы уже об этом слыхивали. Ведь именно поэтому вы решили меня выследить?

Последний вопрос я оставил без ответа. Флорио вдруг начал переминаться с ноги на ногу, чуть не подпрыгивая, лицо у него сморщилось так, будто он собирался заплакать.

– Что с вами, любезный Флорио? – обратился к нему Дженкс.

– Ничего. Ничего, только… я не ожидал, что придут сразу оба тома, мастер Дженкс, и, боюсь, я не смогу… наверное, мне придется оставить у вас один на месяц или на два, только не продавайте его, прошу вас, потом у меня будут деньги…

Дженкс только рукой махнул:

– Мне тут негде хранить невыкупленные книги, Флорио. Вы уж лучше забирайте оба тома прямо сейчас, а заплатите, когда сможете.

Лицо Флорио вспыхнуло, как у ребенка, которому подарили конфету.

– Благодарю вас, мастер Дженкс! Обещаю, вам не придется долго ждать этих денег, в особенности если дела пойдут так, как я рассчитываю.

Судя по обращенному на меня взгляду, Флорио полагал, будто мне ясен скрытый смысл его слов, однако он ошибался. Если таким образом он намекал на таинственную записку, означало ли это, что загадочные убийства в Линкольне могли принести ему какую-то выгоду? Я уставился на него, ничего не понимая, пока он доставал из пояса заветные денежки.

– Все, Бруно, мы получили то, за чем пришли, – заявил он, передав деньги хозяину и тщательно завернув свое приобретение в промасленную кожу, чтобы уберечь от дождя. – Рискнем выйти под этот ливень?

Я, повернувшись к окну, уныло глядел на лившиеся с небес потоки. Небо потемнело сильнее прежнего.

– Минуточку, прошу вас, – вмешался Дженкс. – Не хотелось бы задерживать вас, мастер Флорио, но мне требуется обсудить кое-какие дела с доктором Бруно, если он может уделить мне немного времени. – Вновь иронически приподнялась бровь, намекая, что поговорить он предпочел бы в отсутствие Флорио. Тот заколебался было, но, вспомнив, по-видимому, как великодушно Дженкс предоставил ему кредит, не стал возражать.

– Да-да, конечно, мне пора уже возвращаться в колледж. Доктор Бруно, если никто из нас не утонет на обратном пути, не могли бы мы вернуться к разговору вечером?

Я кивнул. Флорио прижал книги к груди, надвинул капюшон и, в последний раз бросив на меня многозначительный взгляд, вышел под дождь.

Дверь с грохотом захлопнулась, и я невольно вздрогнул: в мокрой одежде меня пробрал озноб от сквозняка, но еще холоднее сделалось под пристальным взглядом переплетчика: тот обернулся ко мне и, казалось, изучал мое лицо в дрожащем пламени свечей.

– Пойдемте, а то еще схватите лихорадку, и все решат, что это я вас сглазил, – сухо усмехнулся он и жестом пригласил меня пройти во внутреннюю дверь позади прилавка. – Здесь мы сможем поговорить свободно, доктор Бруно, а вы заодно немного обсушитесь. Я сейчас подогрею вино. – После этих слов он вытащил из-за пояса связку ключей и запер за нами дверь. Заметив на моем лице некоторый испуг, добавил: – Если желаете, я выпью первым. Хотя я думал, уж вы-то не верите в мои сатанинские чары.

На миг его пристальный взгляд смягчился, он слегка усмехнулся. Я, вопреки своим подозрениям и опасениям, улыбнулся в ответ и последовал за хозяином в заднюю комнату. Доверять ему, конечно, не стоило, но, хотя я и не верил в мистическую историю о черных ассизах, в Роуленде Дженксе действительно ощущалась некая гипнотическая сила, заставившая меня повиноваться ему. Однако наедине мы не остались: едва переступив порог, я уловил краем глаза какое-то движение. В первый момент я принял это за игру теней, но оказалось, у камина стоял доктор Уильям Бернард, по своему обыкновению скрестив руки на груди.

– Моя мастерская. Доктор Бернард. – Дженкс указал на доктора Бернарда таким жестом, как будто тот представлял собой лишь предмет обстановки.

Вдоль трех стен тянулись длинные скамьи с наваленными на них рукописями и книгами; некоторые были уже окончательно переплетены, другие лишь частично; куски кожи, пергамены и ткани ждали своего часа, распяленные на колодках.

Я заметил несколько очень древних фолиантов, восстановленных талантом реставратора и переплетчика, как феникс из пепла; им предстояла еще долгая жизнь. В углу напротив очага под прямым углом стояло два больших, окованных железом сундука с тяжелыми массивными замками.

– Вижу, многие члены колледжа Линкольна знают к вам дорогу, – сказал я Дженксу, ограничившись вежливым кивком Бернарду.

– Я переплетаю книги и торгую канцелярским товаром, доктор Бруно. Понятно, что ко мне заходят доктора университета.

– А мастер Годвин, библиотекарь Линкольна, тоже из числа ваших клиентов?

– Разумеется, – без запинки и не отводя от меня взгляда своих удивительных прозрачных глаз ответил Дженкс. – Мне частенько приходится реставрировать книги из его собрания.

– А Джеймс Ковердейл?

Дженкс обменялся взглядом с Бернардом.

– Ах да, бедный доктор Ковердейл. Уильям только что рассказал мне, что Джеймс погиб от рук грабителей. Подумать только, такие преступления в Оксфорде! – Прижав руку к груди, Дженкс горестно покачал головой, но мне почему-то показалось, что он надо мной насмехается.

Мне бы очень хотелось выяснить, что помимо книг связывало его с Годвином и Ковердейлом, но под неприязненным взглядом Бернарда задавать вопросы было невозможно.

– Вот душераздирающее зрелище, доктор Бруно, – сказал Дженкс, взял с ближайшей скамьи небольшой том и дал мне.

Это оказался маленький часослов, изданный во французском вкусе начала века, несомненно дорогая вещь. На первых же страницах я обнаружил яркие иллюстрации; каждая по периметру была украшена искусным растительным орнаментом.

– Смотрите. – Дженкс забрал у меня книгу из рук и открыл в том месте, где текст и рисунок на противоположной странице были варварски изуродованы.

Очевидно было, что их пытались вырезать тупым ножом, даже, скорее, выдрать из книги. Иллюстрация мало пострадала, можно было разглядеть коленопреклоненного Фому Бекета, которого четверо рыцарей убивали перед алтарем; но лицо мученика было вырезано, а молитва полностью стерта.

– Отвратительно! – сказал Дженкс. – Король Генрих издал свой эдикт полвека тому назад, но мне в руки все еще попадают такие изуродованные книги, с вырезанными ликами и стертыми молитвами. Если я сумею восстановить эту бедняжку, за нее дадут хорошую цену во Франции. Это славная французская работа, сами видите. Смерть Христова! Ненавижу, когда книги так вот уродуют по приказу короля-еретика, отца такой же еретички, как он сам, да еще и бастарда к тому же! – Он хищно оскалился, выставив напоказ почти черные зубы, при этом нежно поглаживая книгу своими длинными белыми пальцами, как будто утешая. Признаться, такая чувствительность не сделала Дженкса привлекательнее в моих глазах.

– Вы донесете о моих мятежных словах, доктор Бруно? – Он растянул тонкие губы в улыбке, не сводя с меня глаз. – Впрочем, второй раз уши мне все равно не отрежут.

– Я никогда ни на кого не доношу, кто бы что ни говорил, – спокойно отвечал я, глядя ему прямо в глаза и давая понять, что не боюсь его. – Я приехал в вашу страну, чтобы свободно говорить и писать, что думаю, и полагаю, что на такую же свободу здесь имеет право каждый гражданин.

– Писать свободно – о чем? – Бернард отлепился от стены у камина, расцепил сложенные на груди руки, и его белесые глаза уставились на меня.

– Обо всем, о чем пожелаю, – ответил я, обернувшись к нему. – Так я понимаю свободу.

Дженкс бережно положил часослов на верстак, заваленный инструментами, потребными для переплетных и реставрационных работ. Я следил за тем, как он аккуратно раскладывает свои инструменты, и мне вдруг пришло в голову: а горло-то вполне можно перерезать не бритвой, а острым переплетным ножом.

– Много ли книг вы отправляете на континент? – спросил я, указывая на часослов и стараясь говорить как можно небрежнее.

Однако от внимания Дженкса, видимо, ничто не ускользало: он быстро глянул на меня, потом снова на доктора Бернарда.

– Порой в руки мне попадают книги, за которые в этой стране человек может угодить в тюрьму, а то и куда-нибудь похуже, – отвечал он задумчиво. – Для таких книг я нахожу покупателей за морем. Но, по правде говоря, у меня нет недостатка в клиентах из Оксфорда и Лондона – людей вроде вас, которые не признают запрета на чтение книг, поскольку считают, что Господь дал нам разум и способность мыслить, чтобы самим оценивать прочитанное. Такие люди готовы рисковать ради знания. – Коротко усмехнувшись, он в очередной раз обменялся взглядом с Бернардом. – Доктор Бернард сообщил мне, Бруно, что вы интересуетесь редкими книгами, особенно такими, которые считаются безвозвратно утраченными.

Бернард как прилепился к стене у огня, так и стоял там неподвижно, лишь слегка усмехаясь. Понятно, подумал я, ведь Бернард был библиотекарем в колледже Линкольна во время великой чистки оксфордских хранилищ, когда власть пыталась истребить еретические книги – точно так же, как пытался это сделать мой настоятель в Сан-Доменико.

– Вижу, вы хотите что-то спросить, доктор Бруно, – усмехнулся Дженкс.

– Книги, изъятые из университетских библиотек, тоже попадали вам в руки?

– Многие. – Дженкс снова посмотрел на Бернарда, потом склонился над своим верстаком. – Многие библиотекари сами сжигали еретические тексты в угоду инспекторам, но те, кто понимал их ценность, отдавали мне, чтобы они не пропали для потомства.

Я тоже взглянул на Бернарда; тот оставался неподвижен.

– А то, что было изъято из Линкольна в пору большой чистки, тоже попало к вам?

– Я помню каждую книгу, прошедшую через мои руки, доктор Бруно. Вижу, вы сомневаетесь, однако, уверяю вас, это не похвальба. И когда я говорил синьору Флорио, что могу добыть любую книгу за соответствующую цену, это опять-таки было правдой. – Взгляд его со странным голодным блеском устремился к кошельку на моем поясе, а я поспешил прикрыть его рукой – как человек, оказавшись вдруг голым, в растерянности прикрывает промежность. – Вы имели в виду какую-нибудь конкретную книгу?

Этот человек будто играл со мной. Его постоянные намеки на деньги начинали беспокоить меня. Я ругал себя за то, что так легкомысленно выставлял на всеобщее обозрение кошелек Уолсингема и позволил этому типу запереть меня в своем магазине. Теперь, если он вздумает ограбить меня, придется драться. Я взглянул на верстак, прикидывая, успею ли при необходимости схватить один из ножей. Дженкс словно прочитал мои мысли – взял маленький ножик с серебряной рукоятью и принялся вычищать грязь из-под ногтей.

– Здесь вы можете говорить откровенно, Бруно. Вам меня не напугать, сколь бы опасной ни была интересующая вас книга с точки зрения государства или Церкви – не важно, какой именно Церкви.

– Значит, по вашему мнению, ереси не существует? – спросил я, не сводя глаз с ножа в его руке.

– Вы меня неправильно поняли. – Дженкс шагнул ко мне, и я невольно попятился: в его прозрачных глазах мне почудилась угроза. – Для меня ересь безусловно существует. Существует истинная Вера и Церковь, которую основал Сын Божий и утвердил на Петре-камне, но существует и кощунственная мерзость, основанная жирным распутным калекой, который не умел держать петушка в штанах и оставил королевство в наследство своему поганому отродью. Я полагаю, ни одну книгу не следует прятать от человека, обладающего умом и могущего постичь истину. Полагаю, Бруно, я знаю, где истина. Но знаете ли это вы, вот в чем дело.

– Этого вопроса я не понимаю, – ответил я, напрягшись.

– Понимаете, – возразил он.

Голос книготорговца звучал приятно, даже весело, но в глазах была сталь; он как-то незаметно перемещался, преграждая мне путь к выходу. Меня прошиб пот, хотя перед этим я до костей промерз в мокрой одежде. Оглянулся на Бернарда – тот стоял себе у камина, словно происходящее в комнате не имело к нему ни малейшего отношения. Окутанный длинной черной мантией, с тощей шеей и дряблой кожей, он смахивал на старого стервятника, которому не терпелось поживиться падалью.

– Я хочу знать, на чьей вы стороне, доктор Бруно, – продолжал Дженкс.

– Я и не думал, что придется выбирать какую-то сторону. – Теперь мы стояли лицом к лицу. – Для меня это как-то слишком примитивно.

Дженкс вдруг расхохотался, будто залаял.

– Так и скажете ангелу в Судный день? Когда Сын Человеческий явится, чтобы отделить овец от козлищ, вы и ему скажете, что вы – не из тех и не из других, ибо всякое деление слишком примитивно? – Внезапно он отбросил нож; тот упал на верстак, и уже без ножа Дженкс шагнул вперед и мягко опустил руку мне на плечо; я стоял неподвижно. – Вы – настоящая загадка, доктор Бруно, вам это известно? – Прозрачные переливающиеся глаза, казалось, так и прощупывали мое лицо. – Римская церковь вас отлучила, но католический монарх принял под свое крыло. Вы отвергаете авторитет папы и распространяете ересь этого поляка Коперника, но тем не менее, как я слышал, прилюдно именуете себя католиком. Так кто же вы такой, доктор Бруно?

Я посмотрел ему прямо в глаза.

– Я – сын Католической церкви, мастер Дженкс. Вы, кажется, единственный человек в Оксфорде, кто усомнился в моей принадлежности Риму. Вашим согражданам же не лень перейти на другую сторону улицы, чтобы плюнуть в меня.

– Вы ходите на мессу? На исповедь?

– Это допрос? Вы – отец инквизитор?

Он молча продолжал гипнотизировать меня взглядом, лишь уголок рта кривился в презрительной усмешке.

Я вздохнул и ответил:

– Да, я хожу к мессе.

– Однако сюда вы приехали с сэром Филипом Сидни, любимчиком этого ублюдка Елизаветы, известного своей борьбой с католиками.

– А также вместе с пфальцграфом Ласким. Его религия тоже вызывает у вас сомнения?

– Лаский – вельможа, – нетерпеливо отмел мое возражение Дженкс. – А вы – беглый монах, безработный философ, хотя, судя по этому кошельку, плату вы получаете неплохую. В городе поговаривают о ваших денежках. – Взгляд его вновь уставился на мой пояс. – Как вы оказались в компании Сидни?

– Я познакомился с ним в Падуе. Он тоже поэт. Вы, кажется, пытаетесь в чем-то обвинить меня, Дженкс?

Мне уже надоела эта игра, но я продолжал ее, лишь надеясь, что Дженксу известна судьба книг, собранных деканом Флемингом, и он поможет мне найти пропавшее сокровище – герметическое сочинение на греческом языке.

– Ни в чем я вас не обвиняю, – ответил он, успокоительно похлопывая меня по плечу. Манеры его вдруг резко изменились. – Я думал, вы лучше других понимаете, как важно знать, с кем имеешь дело, прежде чем откровенничать. Не так часто в «Колесо Катерины» забредают чужаки, а уж тем более такие, которые путешествуют в свите высокопоставленного гостя да еще скрывают свое подлинное имя. Понятно, что мы заинтересовались. Вот почему я еще раз спрашиваю: что привело вас сюда?

Я все еще колебался. С одной стороны, если бы удалось убедить Дженкса в моей искренности, с его помощью я, возможно, сумел бы проникнуть в католическое подполье Оксфорда, а его связи с семинариями на континенте и засылаемыми в Англию миссионерами Уолсингем оценил бы дороже золота. Но, с другой стороны, если бы Дженкс заподозрил во мне соглядатая, он бы избавился от меня без ухищрений, на какие пускался убийца в колледже Линкольна.

– Мне сообщили, что там встречаются… единомышленники, – осторожно ответил я.

Дженкс поощрительно кивнул.

– Кто сообщил?

– Мой осведомитель.

– В Лондоне или в Оксфорде? Или еще прежде, за границей?

– В Оксфорде, – уже не колеблясь, ответил я.

– Его имя? Или ее?

– Предпочитаю не называть его.

– Как же проверить, что вы не лжете, Бруно? – Его лицо вплотную приблизилось к моему, шрамы от оспы проступили, как под увеличительным стеклом.

– Он сдружился с молодым Алленом, сегодня утром их видели вдвоем в «Цветке лилии», как я вам говорил, – вставил Бернард, не покидая своего места.

Дженкс прищурился, оценивая информацию.

– Значит, Томас Аллен доверяет вам, так? Боюсь, из-за него у вас сложится превратное впечатление о нашей маленькой дружной компании. Так это он навел вас, Бруно?

Понимая, что, если они заподозрят Томаса, парню будет грозить серьезная опасность, я решил избавить его от подозрений, хотя понимал, что мои слова могут быть опасны и для меня самого.

– Не Томас посоветовал мне наведаться в «Колесо Катерины», – сказал я. – Это был Роджер Мерсер.

Дженкс нахмурился, выпустил мое плечо. Похоже, мне удалось-таки запутать его.

– Мерсер?

– Я видел, как они беседовали с Мерсером во дворе накануне убийства Роджера, – подтвердил Бернард. – Я следил за ними из окна.

– С какой стати вы с ним заговорили о «Колесе Катерины»? – Палец Дженкса почти уперся мне в лицо.

Прежде чем ответить, я осторожно отвел этот палец от моих глаз.

– Я спросил у него, есть ли в Оксфорде место, где я могу послушать мессу.

– Взяли и спросили? И он вот так запросто направил вас в «Колесо Катерины»? – Видно было, что его раздирают сомнения, и от этого он злился.

– Он сказал, что там я найду друзей, но рекомендовал соблюдать осторожность, – добавил я.

– Осторожность! Как будто для него это слово хоть что-то значило! Проклятый глупец! Его длинный язык погубил бы вскоре всех нас. Разболтать тайну чужаку! Поверить не могу! – Дженкс помолчал. – Разумеется, я был огорчен его страшной гибелью…

– Теперь это уже не имеет значения, – успокоил товарища Бернард, присовокупив благочестиво: – Упокой Господь его душу.

Дженкс еще раз окинул меня пристальным взглядом и решил поверить.

– Что ж, доктор Бруно, пусть хоть в чем-то бедняга Мерсер будет прав. Вы здесь действительно среди друзей. Приходите сегодня после полуночи. Войдите в таверну через заднюю дверь во дворе, не с улицы. Хамфри будет там, скажете пароль, и он вас пропустит. Наденьте плащ с капюшоном, закройте лицо. Главное, убедитесь, что никто за вами не следит.

– Разве у ворот Оксфорда ночью нет стражи? Меня же спросят, куда я иду в такой час.

– Дадите грош, и всем будет плевать, куда и зачем вы идете! – Опять этот выразительный взгляд на мой злосчастный кошелек. – Хотя разгуливать в темноте при деньгах опасно. У вас есть оружие?

Я ответил, что оружия с собой не ношу. Дженкс взял с верстака тот самый серебряный ножик и вручил его мне.

– Одолжу вам на сегодня. Хоть маленький, а острый. Если на вас нападут, пригодится. Все лучше, чем ничего.

– Спасибо, но зачем мне сегодня кошелек?

– Нет-нет, кошелек приносите непременно. – Дженкс вдруг сделался озабоченным, однако, заметив на лице у меня сомнение, с хитрой улыбкой сказал: – Я же не раздаю книги даром, мастер Бруно, даже братьям католикам.

Сердце у меня забилось.

– Книги?

– Ведь вас интересуют книги, не так ли? И даже вполне конкретная книга, та, которую декан Флеминг привез из Флоренции примерно сто лет тому назад. Он завещал ее колледжу Линкольна, а наш друг Бернард вынужден был изъять ее из библиотеки во время большой чистки шестьдесят девятого года. Все правильно?

– Эта книга у вас? – прошептал я, чувствуя, как пресекается дыхание.

Он отвечал все той же, сводившей меня с ума усмешкой.

– Не здесь, нет. Но я держал эту книгу в руках и могу подсказать вам, где ее найти. Полагаю, мы сумеем договориться, доктор Бруно. Главное, не забудьте кошелек.

– А вы говорили, книги не существует! – с торжеством обернулся я к Бернарду.

– Говорил перед глупцами за столом у ректора, – отмахнулся он. – Слишком много возникло бы вопросов. Андерхилл – марионетка канцлера и Тайного совета, он и понятия не имеет о ценности таких книг. Дай ему волю, он бы чистил библиотеку до тех пор, пока там осталась бы только Епископальная Библия да сочинения мастера Фокса.

Он чуть было не плюнул на пол в негодовании, однако вспомнил о приличиях и сдержался. Кстати, подумал я, кого имел в виду Дженкс, когда говорил, что язык Мерсера чуть было не сгубил «их всех»?

– Не смеем больше задерживать вас, доктор Бруно, – произнес Дженкс, возвращаясь в помещение магазина и позвякивая ключами. – Попытайтесь нагнать вашего друга Флорио. Но, само собой разумеется, о нашем разговоре ни слова. Только я могу подсказать вам, кому в этом городе можно доверять в таких вопросах. Вы же понимаете, насколько это опасно, не правда ли?

Я кивнул. Хозяин отпер дверь, и я с облегчением увидел, что дождь стихает. Когда я обернулся, он так и стоял в дверях, сложив руки на груди, и вид у него был довольный.

– А что же книга?

– Я расскажу вам все об этой книге при следующей встрече.

– Вы кое-что забыли, – тихо напомнил я. – Пароль.