Текст книги "Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей"

Автор книги: Руне Улофсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 44 страниц)

– Мы с ней не говорили об этом, – ответил я, с трудом скрывая охватившую меня радость.

Ролло непонимающе уставился на меня.

– Хватит шутки шутить! – заорал он. – Говори толком.

Я стал объяснять, что Пола Беранже была крещена, как только появилась на свет, и христианские правила заложены в нее с детства, задолго до того, как я появился в Бауэксе. Я ни словом, ни намеком не касался этой темы. Могу поклясться на реликвиях святого Вааста. Но если она поступает так, как он рассказывает, то это характеризует ее как высоконравственного человека и настоящую христианку.

Все это я проговорил так, что сам себе показался настоящим садистом. А реликвии, которые я упомянул, – как раз те самые, которые Ролло вернул в Руан. Он взглянул на меня с недоверием.

– И я должен все это выслушивать от такого прохвоста, как ты?! Конечно, у вас с Полой на все один ответ. А, может быть, она не прочь разделить ложе с неженатым кюре? Чего молчишь?

– Бесстыдник! – воскликнул я. – Ты же говоришь о матери своих детей. По-твоему, она не может придумать ничего лучше, чем грешить с сельским кюре?

– Я без тебя знаю, какова моя Пола; уж мне-то известно, какова она! – пробормотал он. – И про твои похождения наслышан достаточно.

– Интересно, может, ты и меня кастрируешь, как Дионисия?

Ролло смутился.

– Ладно, давай скажем так: пока я тебе верю, а дальше будет видно. Я мог бы расспросить Вильгельма. Он как открытая книга, и расскажет все. Но едва ли он достаточно вырос, чтобы все это понимать.

– Когда же это ты научился читать открытые книги? – разозлился я, но вовремя опомнился.

Ролло захохотал, дружески, как медведь, хлопнул меня по плечу, а я только удивился, почему у меня не отвалилась рука.

– Отличный ответ. Удар отбит! – сказал он. – Однако и Пола, и Бауэкс обойдутся без тебя. Ты мне нужен. Рауль не справляется. Он слишком француз. Не в моем вкусе. Ты лучше. И Пола тоже так считает. Все. Решено.

– Да-а-а, я тут в Бауэксе стал совсем святым. Но Вильгельм… Как же его учение?

– Мальчик может отдохнуть. Он стал таким ловким и умным, что может учиться дальше самостоятельно. А если понадобится твоя помощь – приедет в Руан.

– Хочу напомнить: я подчиняюсь епископу Франко. Он определил меня сюда в Бауэкс. Без его разрешения…

– Ерунда. Франко танцует под мою дудку. Все будет так, как я захочу. Даю тебе неделю на сборы. Я еду в Котантен, поговорю там с одним датчанином, а ты за это время выбей у Полы из головы всю дурь. Учти, если я что замечу, в ту же секунду вспомнишь Дионисия. Так и знай!

Как только Ролло уехал, я поспешил к Поле. Неужели она отвергла мужа? Неужели он слишком стар для нее? Я чувствовал себя победителем. По черным кругам под ее прекрасными глазами я понял, что она, как и я, не спала всю ночь.

– Ролло решил, что по моей вине ты придерживаешься христианских заповедей, – начал я. – К тому же он считает нас любовниками. Я, конечно, все отрицал. Но если бы он спросил, кто у меня в сердце, мне было бы трудно скрыть правду.

– Ничего страшного нет в том, что ты думал обо мне. Я свободная женщина, не замужем. Церковь никогда не признавала законным мое сожительство с Ролло.

Она очень четко выговорила слово «сожительство». Я не прочел на ее лице ничего, что помогло бы мне, но тем не менее неожиданно для самого себя горячо и безудержно я заговорил:

– Не могу больше скрывать. Богу было угодно, как громадное счастье, послать мне любовь к тебе. Никогда я не переживал ничего более прекрасного. Я люблю тебя всем сердцем, всем своим существом. Это случилось со мной в ту секунду, как я увидел тебя и понял: на свете нет ничего лучше и совершеннее. И я уже тогда знал, что буду с тобой, чего бы это мне ни стоило.

Жаркое, сильное волнение сжало мое горло. Я замолчал. Она сидела, не поднимая глаз, и играла своим тяжелым золотым браслетом. Потом сказала:

– Знаешь, все это неестественно. Я, мать двоих детей, принимаю любовное признание молодого кюре. И потом, мне очень непросто полюбить другого мужчину.

Я хотел ее перебить диким криком: «Нет, ты такая молодая!» Но она поднялась и стала ходить по комнате.

– Когда Ролло меня изгнал, первой мыслью было завести в Бауэксе любовника. И я даже подумала, что ты вполне подойдешь на эту роль. Не перебивай меня! Я взвесила все: ведь ты меня любишь, а я никогда не смогу полюбить тебя так же сильно. Поэтому между нами не может быть ничего.

– Но разве можно одну любовь сравнивать с другой? Никто не может сказать, когда…

– Ты перебиваешь меня, хотя я просила тебя помолчать. Просто я думала, думала и поняла, что не смогу тебя полюбить. Я люблю только того человека, которому стала однажды принадлежать. И этот человек Ролло. Если ты способен понять, то поймешь. Мое сердце всегда будет принадлежать ему, и я всегда буду считать себя его женой.

– Но почему…

– Да, все будет так! Хотя он женат на другой женщине, и брак их благословлен церковью.

У меня в голове все пошло кругом. Я перестал что-либо понимать и вспомнил про поручение хёвдинга.

– Если ты называешь себя женой Ролло, значит его другое сожительство для тебя не настоящее, и ты можешь не считать вашу близость смертным грехом.

Она с негодованием посмотрела на меня.

– Я готова взять на себя смертный грех, чтобы любой ценой вернуть Ролло. – Необузданная сила и страсть звучали в ее словах. – Если я ему нужна, он избавится от Гислы – с помощью церкви или без. Избавится любым способом. Любым! Ты понял меня? А до того времени я останусь одна и не буду принадлежать ни Ролло, ни тебе. Моя вера в Господа выдержала серьезные испытания. Много лет я прожила с язычником. Я совсем не такой набожный человек, как может показаться: я сказала Ролло про церковный брак для того, чтобы поставить его на место. Если я сейчас открою ему объятья, Гисла так навсегда и останется его женой.

Я почувствовал, что она полна решимости, и мне стало жутко. Рискуя не получить ответа, я все-таки спросил:

– Ты уверена, что когда Ролло приедет из Котантена, ты сможешь совладать со своими чувствами?

Она села и тяжело вздохнула, а потом засмеялась.

– Молись, молись, Хейрик, всем своим богам, старым и новым, чтобы я поддалась искушению, когда Ролло вернется. Если я не устою, то после этого спокойно смогу завести любовника. Одного или многих, и почему бы и не тебя. – Проговорив эти нелепые слова, она словно выплеснула всю свою боль и, опомнившись, протянула ко мне руки.

– Прости меня, Хейрик, я так больно сделала тебе!

– Бедная моя, родная! – Я стал перед ней на колени. Тепло и аромат ее тела обожгли мое сердце.

– Не бойся, не бойся за меня, – сказала Пола. – Меня не будет в Бауэксе, когда Ролло вернется.

Я поднял свою голову и заглянул ей в глаза.

– Куда же вы сбежите, мадам? – «Мадам»! Не знаю, почему я так сказал, но она ответила:

– Потом узнаете, святой отец. Я надеюсь, мы увидимся, когда я снова буду сидеть в тронном зале в Руане рядом с Ролло. Или я никогда больше вообще не буду уважать себя…

Ролло был в бешенстве, он рвал и метал: его птичка упорхнула. И он, конечно, с яростью накинулся на меня, хотя я знал столько же, сколько остальные (или делал вид, будто ничего не знал). Он снова произнес свою страшную угрозу, но я заметил, что чем больше он пугал меня, тем меньше я боялся. У Ролло не было времени проводить расследование. Он сказал: ничего, все, мол, само устроится, и она скоро вернется. Он не хотел, чтобы пошли слухи и все стали обсуждать случившееся. Ему было слишком тяжело.

Мы поехали в Руан. Оба в большой тоске. Была поздняя осень, под копытами коней похрустывал лед. Ролло молчал до самого Руана. Я покинул Бауэкс со смешанным чувством. Я очень скучал по Поле, но, как и Ролло, думал, что она где-то рядом. Мне не хватало Вильгельма и моего собора. Если бы это зависело от меня, я не задержался бы в Руане. «Ну уж я задам епископу, я покажу ему, – храбрился я. – Спрошу, кто хозяин в епископстве, почему Ролло делает все, что хочет?» Я погрузился в свои печальные мысли и трогательные воспоминания о последней встрече с Полой. Я чувствовал тепло ее колен, прикосновение рук.

Однако нет худа без добра. Благодаря тому, что Ролло понадобился секретарь, я оказался в самом центре одного из самых драматических событий периода правления Ролло. Только мы спешились, как Герло и многие другие ярлы выбежали к нам навстречу. Они были сильно возбуждены.

– Что это за французские всадники здесь в Руане? Почему мы ничего не знаем о них?

– Французы?!

– Да, разве не слышишь, не глухой ведь.

Ролло даже вспотел и смахнул пот со лба.

– Что они здесь делают?

– Мы задаем себе тот же самый вопрос, но и ты, оказывается, ничего не знаешь. Они спокойно расположились в квартале твоей жены и пируют там день и ночь.

– Они приехали, пока меня не было?

Ярлы обменялись насмешливыми взглядами.

– Они приехали за несколько недель до твоего отъезда. Ты совсем не присматриваешь за своей молодой женой. Или ты уже слишком стар для того, чтобы поспевать за ней?

От напряжения у меня перехватило дыхание. Это было похоже на восстание. Авторитет Ролло рушился на глазах. Я чувствовал, что полетит немало голов. Ролло остолбенел.

– Я проехал большую дорогу. Вы хотите, чтобы я стоял здесь перед всем народом до тех пор, пока на мне не обледенеет рубаха? Я сильно вспотел, мне холодно. И уж если вы напоминаете мне о моем возрасте, то я вам должен сказать, что никому, ни старому, ни молодому, не делается лучше оттого, что он потный стоит на морозе и ему морочат голову дурацкими вопросами. Может, мы все-таки пойдем под крышу, или мне надо ждать пока весь норманнский народ догадается посоветовать мне переодеться в сухое?

Ярлам не всегда нравилось, что Ролло сам принимает решения. Но тут они снова должны были признать его правоту. Вошли в дом. Все остальное видели мои собственные глаза и слышали мои собственные уши…

Во дворце короля Карла Простоватого в Лионе все загибали пальцы. Отсчитали девять месяцев, и уже месяц прошел сверх положенного срока, а известие о беременности Гислы так и не приходило. Из Англии приехала королева Фредеруне и еще более удивилась и растерялась, чем сам король. Хотя Гисла не была ее дочерью, королева была обязана интересоваться судьбой принцессы. Что же получается? Этот датчанин из Руана так и не стал настоящим мужем Гислы? Значит, договор недействителен? Они не могут быть уверены в том, что Ролло обеспечит им настоящий мир, пока он не породнится с королевской семьей. Вот если бы у Гислы родился наследник, вся отданная норманнам земля снова отошла бы королевскому дому, как это и было задумано. Решили действовать, выбрали двух двадцатилетних молодцев, Пьера и Поля, с которыми принцесса была хорошо знакома. Более взрослые или более официальные посланцы в таком деликатном деле ничего не смогли бы добиться. Двое молодцев, не подумавши о том, что их ждет и как к ним отнесется Ролло, прибыли в Руан разряженные и на шикарных лошадях, спросили, где живет Гисла, и весь город сейчас же узнал об их приезде.

Ролло же день и ночь занимался законами, наводил порядок в стране, и для Гислы у него не оставалось времени. Принцесса была рада своим гостям, удобно разместила их в своем доме, заказывала для них на кухне Ролло самые дорогие вина и кушанья. Пьер и Поль никогда еще не чувствовали себя так хорошо, даже королева Фредеруне не имела такого вкусного и изысканного стола. Молодые люди развлекались, как могли, ездили на лошадях вместе с дворовыми людьми Гислы, проголодавшись, снова садились за шикарный стол. Дни превращались в недели, но ничто менялось. Они поняли, что Ролло никогда не посещает свою молодую жену, и она никогда не бывает в постели у Ролло. Гислу звали к мужу только тогда, когда в Руан приезжали важные гости. Было очевидно, что Ролло и Гисла не стали по-настоящему мужем и женой. Потом Ролло уехал на запад. Молодцы совсем расхрабрились. Они спокойно пировали и пили с Гислой даже поздними вечерами.

– Ваш супруг, однако, Ваш высочайший супруг никогда не появляется у Вас, – сказал как-то Пьер.

Она выпила бокал до дна, потом ответила:

– Нет, не появляется. И очень хорошо.

– Но это же неслыханно, – говорил Поль, пережевывая аппетитный кусочек. – Неужели он никогда не приходит?

Гисла в тот вечер много пила, и чем больше она пила, тем становилась дружелюбнее и доступнее. Она грустно покачала головой.

– Вы думаете, что он слишком стар? Нет, когда он находил время побыть со мной, то хорошо справлялся со своими обязанностями.

Сказав это, она залилась слезами. Пьер и Поль обменялись многозначительными взглядами. Понятно, Гисла больше не девушка, напрасно боялись в Лионе. Они знали Гислу как беззаботную жизнерадостную девчонку, хотя ее внешность и мешала ей веселиться. Она вполне могла завоевать расположение Ролло, если бы он сам захотел поближе с ней познакомиться. Но Ролло не говорил по-французски, а она не знала ни одного языка, кроме французского. Ролло видел в Гисле блеклое, неинтересное существо. Было ясно, что король обманул его, подсунул вместо настоящей принцессы дочь своей наложницы. И к тому же Ролло пришлось прогнать любимую жену. Молодые французы быстро поняли: Гисла несчастна, ей скучно, одиноко и противно. Теперь они догадались, что когда она их обнимает, ее ласки носят не такой уж дружеский и невинный характер. Хорошо ли, что Гисла так откровенна? Она хоть и незаконнорожденная, но все-таки дочь короля.

– Нормандец ведет себя недостойно, – Поль решил в последний раз все уточнить.

Она посмотрела на него полными слез крохотными глазками и закричала:

– Неужели все в окружении моего отца считают меня такой омерзительной? Они не верят, что я могу затащить мужчину к себе в постель?

Она бросилась на диван и зарыдала.

– Посмотрите, посмотрите на меня! Я, может быть, и не красавица, но у меня все в порядке, все на месте. Ролло ничего не имеет против меня. Но он приходит ко мне только тогда, когда жаждет Полу настолько сильно, что уже не в силах сдерживаться. И даже занимаясь любовью со мной, он громко зовет ее: «Пола!» А потом встает и быстро уходит. Он ведет себя так, что о детях не может быть и речи.

– Но, мадам!.. – Пьер и Поль растерялись. Такого униженного самолюбия, такого отчаянного женского страдания они еще не видели и не слышали. И это дочь короля?!

– Нет уж, теперь слушайте до конца. Я пыталась его соблазнить, обмануть. Я вцепилась в него руками и ногами и решила добиться своего. Но он успел вырваться и в своем гневе стал совсем диким. Я думала, он ударит меня. Правда, до этого не дошло.

Молодые люди с ужасом смотрели на Гислу, которая начала срывать с себя одежду.

– Сейчас мой господин в Бауэксе и кричит «Пола! Пола!» своей любимой и желанной. Когда он от нее приезжает, он весь ею пропитан. Я больше не буду ему навязываться. И у короля Карла никогда не будет внука и наследника от нормандского хёвдинга! Возвращайтесь к королю и расскажите ему все! – Лицо Гислы налилось кровью и стало багровым. Глаза горели бешеным огнем.

– Ну, что стоите?! Овладейте мною! У Ролло через девять месяцев появится наследник, а у короля – внук. Вы совершите важное государственное дело: вернете королю земли, которые он отдал норманнам.

Пьер и Поль решили, что разумнее всего будет как можно скорее покинуть Руан. Однако была уже поздняя ночь, и они слишком много выпили. Посоветовались и решили, что можно выехать утром и за день доехать до Лиона, нигде в пути не останавливаясь. Проснулись они далеко за полдень, узнали, что Ролло вернулся, и собрались уехать сразу же после обеда, чтобы не встречаться с ним. Пьер и Поль седлали лошадей, когда четыре воина ворвались в дом, схватили их и связанными привели к Ролло. Там был и я, Хейрик. Мне пришлось переводить все жесткие вопросы и путаные ответы. Французы ничего не могли сказать в свое оправдание. Говорили, что они, старые друзья принцессы, приехали ее навестить. А на вопрос, почему так долго оставались под ее крышей, они бормотали, что в Руане им очень понравилось, а к Ролло не пошли, потому что он очень занят. Ролло интересовался, не послал ли король их шпионить.

– О нет!

– Какое задание дал вам король?

– Его величество не знает, что мы здесь.

Несмотря на всю свою глупость, они понимали, что если Ролло спросит у французского короля, Карл откажется от них. Им оставалось только изображать наивность. Но за всем этим стоял политический вопрос. Ярлы набросились на Ролло. Ему пришлось нелегко.

– Братья нормандцы, хочу посоветоваться с вами. Этих людей надо повесить, чтобы никто не смел засылать к нам кого попало. Если, защищая их, король пришлет к нам послов, то посмотрим. А сейчас не стоит с ними церемониться.

Все согласились.

– Ты прав, – сказал Герло. – Они отрицают, что их послал король, значит, замышляют что-то не только против нас, но и против короля. И мы этого не допустим.

– Отлично сказано! – Все затопали в знак одобрения.

Пьер и Поль, узнав о том, что их ожидает, сразу же защебетали.

– Нас послал король. Мы хотели явиться к Ролло, но его уже не было. Мы решили подождать его, а потом не посмели потревожить после дальней утомительной дороги. Старому человеку необходимо хорошо отдохнуть.

Это было уже слишком. Второй раз за день ему напомнили, что он не молод. Ролло рассвирепел и схватился за меч.

– Я сейчас им покажу, я один сразу уложу этих двоих молокососов.

Мы все стали успокаивать Ролло и говорить, что никто из нас никогда не сомневался в его выносливости, умении и силе. Самым подходящим для французов наказанием ярлы посчитали виселицу на главной площади Руана.

– Никто, кроме французского короля, не имеет права нас судить, – попробовал возражать Пьер.

– Это против всякого закона и права, – вставил Поль. – Мы будем жаловаться Его Величеству.

– Может быть, у вас есть доказательства того, что вас послал король?

Доказательств не было.

– Мы, между прочим, рыцари, – сказал Пьер, – и это дает нам право не быть повешенными. Мы предпочтем, чтобы нам отрубили головы.

Нормандцы покатились со смеху. Я удивлялся, почему Ролло не хочет выяснить, что парни делали у Гислы. Наверно, он молчал, потому что сам знал, зачем их послали. Я не выдержал и вмешался.

– Как кюре я хочу напомнить христианам и тебе, Ролло, и всем остальным ярлам, что вы не можете взять на себя грех и отправить людей на тот свет, не позволив им как следует подготовиться к смерти. Дайте мне возможность выслушать их исповедь и дать им благословение. Казнь можно отложить до завтрашнего утра.

Все согласились. Я сопроводил французов в тюрьму, где выслушал все их рассказы. Честно говоря, меня мало интересовали истории их жизни, и мне было все равно, куда они попадут после смерти. Я боялся, что казнь Пьера и Поля может стать началом войны с королем. История знает и менее важные поводы для войны.

Пьер и Поль были повешены в третьем часу дня на виду у всех жителей Руана. Ни о какой другой, более достойной рыцарей, казни Ролло не захотел слушать. Я так и не узнал, осчастливили эти мальчики Гислу или нет. Рассказы их были запутаны и сбивчивы. Вполне возможно, что они удовлетворили принцессу. Поль утверждал, что Пьер куда-то пропадал, и, может быть, он был с Гислой. Пьер то же самое говорил про Поля. Точный ответ могла дать только сама Гисла. Мне пришлось поговорить с ней. Ролло пришел ко мне хмурый и мрачный и попросил меня об этом.

– Ты должен вывести Гислу на чистую воду. Она рыдает и швыряется всем, что попадает ей под руку. Я не могу услышать от нее ни одного нормального слова.

Я подумал: «А если бы он услышал от нее нормальное слово, что бы он стал делать с этим словом?»

– Но я не могу нарушать тайну исповеди, – на всякий случай предупредил я.

Он разозлился и потерял всякое самообладание.

– Эти двое – шпионы, – орал он. – Они враги. Они покушались на мою жизнь, на мою честь, на нормандскую землю. Ты им потворствуешь. Ты за это можешь потерять голову.

Я ответил, что лучше потерять голову, чем что-то другое.

– У тебя не останется ничего, ни головы, ни того, чем ты так дорожишь, если я приму решение.

– Я тебе говорю: я ничего не смогу вызнать. Поговори с епископом, может быть, он тебе объяснит, что такое таинство исповеди.

– К дьяволу ваши церковные штучки! – он запустил чем-то в меня. Но я уже научился изворачиваться, и на этот раз моя голова не пострадала.

Ролло поговорил с епископом и ничего не добился. Снова пытался заставить Гислу рассказать, что же произошло на самом деле. После этого у него на щеке появились глубокие вертикальные царапины. Невозможно было подвергнуть Гислу пыткам и силой добиться от нее ответа. Полагать же, что она сама расскажет правду, было бессмысленно.

Я долго сидел в молчании напротив Гислы, чтобы она поняла, что перед ней кюре. Повсюду валялись щепки, осколки, черепки, и я постарался выбрать место побезопаснее, в уголке. Наконец, я тихонько начал:

– Я получил прискорбную возможность выслушать исповедь несчастных мальчиков прежде, чем их казнили. – Лучше б я так не начинал. Гисла стала завывать еще громче, чем раньше. Когда она немножко унялась, я продолжил:

– Я знаю от Поля и Пьера, что ты несчастна, дочь моя, и ты должна помнить: мне ты можешь говорить абсолютно все. Никто из живущих на земле этого не узнает. Ты должна освободить свое сердце и душу.

Она яростно затрясла головой. На ее лице появилось страдальческое выражение. Она решительно и неизвестно зачем встала на колени.

– Встань, дщерь моя, – говорил я, – не стоит принцессе так убиваться. Что произошло, то произошло, и с этим ничего не поделаешь. Я только хотел сказать, твои друзья перед смертью исповедались и придут к Создателю раскаявшимися.

Может быть, слова мои и не вполне отвечали действительности, но они подействовали на нее. Я же почувствовал, что больше у меня нет сил. У этой горемычной женщины оказалось такое количество слез, что их бы хватило, чтобы окрестить не менее трех тысяч человек. Я встал и сказал:

– Дочь моя, должна же ты с кем-то поговорить, так нельзя. Если ты не веришь мне, я могу это понять. Но тогда поговори с епископом Франко, которого ты знаешь очень давно.

Тут она впервые прервала мой монолог.

– Я не разговариваю с Франко. Он уговорил моего отца продать меня норманнам.

Рыдания снова прервали ее речь, и я еще долго слышал их пока шел по двору.

Пола считала себя самой несчастной женщиной, но, оказывается, не она одна несчастна. Мне было жаль Гислу, и еще хуже становилось оттого, что моя попытка исповедать ее совершенно не удалась…

Пока король Карл в Лионе думал да гадал, как поступить, у герцога Роберта появилась идея. Он услышал рассказ о повешенных шпионах и решил, что на этом дружбу короля с нормандцами можно считать законченной. Он вооружился до зубов и предложил Ролло заключить с ним военный союз, вместе победить Карла, и тогда он, герцог Парижский, завладеет французской короной. Но у Ролло не было никакого желания поддерживать Роберта.

– Передайте привет герцогу. Он может нападать на короля или даже управлять королевской землей столько, сколько захочет и сумеет. Я в эти дела вмешиваться не стану, – ответил Ролло.

Письмо к Роберту было последней бумагой, которую я составлял для Ролло. Он решил снова отправить меня в Бауэкс. А сам принялся за строительство дворца для себя где-нибудь подальше от Руана. Он хотел показать своим людям, что можно жить нормально, без войны, без городов, которые он ненавидел и которые, как он считал, годны только как укрытия во время военных действий. Между Ролло и Франко возникли разногласия, и дружба их кончилась. Франко, не переставая, жаловался, что Ролло безраздельно захватил всю власть.

По дороге в Бауэкс я увидел, как гнали куда-то закованных пленников. Позже я узнал, что это пойманные воры. Ролло добивался порядка силой, и это было только началом…

Кроме всех тех людей, которые жили в доме Полы в Бауэксе, там была еще одна француженка из Бретани, дальняя родственница Полы, сирота; ее звали Эдит. Она влюбилась в датского ярла, и они поженились на датский манер. Датчанин имел семь кораблей и был хорошим человеком. Скоро датчанам надоело грабить и странствовать, они стали рыбачить и прибыльно торговать вместе с французами. Но такая жизнь не могла удовлетворить ярла. Он решил попытать счастья в Испании. Через полгода после его отплытия Эдит родила дочь. Пола пожалела бедную женщину и взяла ее к себе вместе с новорожденной девочкой. Прошел год. Ходили слухи, что датчане попали в плен и погибли. Эдит, потеряв всякую надежду, наложила на себя руки. Маленькая Николь осталась одна. Поле пришлось полностью взять на себя заботу о девочке. Николь стала родной сестрой Герлог и Вильгельма. Все полюбили ее. Больше всех, наверно, Вильгельм. Девочка была молчаливым, приятным ребенком, никому не причиняла никакого беспокойства. Пола любила ее как собственную дочь.