Текст книги "Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей"

Автор книги: Руне Улофсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 44 страниц)

Во всяком случае, Эмма постаралась бы устроить большой скандал в христианском мире! И скандал этот, полагала она, был бы вовсе не на руку папе или епископу…

Отныне ей надо просить, чтобы Эльфсиге стал ее духовником.

* * *

Радость и ликование царили в стране. Витан отвергал любого датского короля, которого выбирало войско. «Ни один повелитель не будет им дороже, чем наш урожденный господин и король», – объяснялось при этом. Так что Этельред вернулся в Англию и прибыл в Лондон уже в марте, где его ждали Эдвард и Эмма.

Этельред чувствовал себя уверенно и оказывал милость всем блудным сынам, которые поспешили снова к нему примкнуть. Армия воспряла духом: ведь впервые Его Величество командовал своим войском, ведя его к датскому лагерю на севере. А там сидел юный Кнут, размышляя, что же ему предпринять.

Он внезапно лишился всех подданных своего отца. Кроме жителей Линдсея, которые имели зуб на своих соседей и поэтому жаждали заручиться поддержкой Кнута. Сперва они задумали совместный грабительский поход, собираясь по-братски поделиться с Кнутом добычей.

Но последнего мало волновали их планы, Вместе с тем он не хотел нажить себе врагов, ибо в этом случае его отступление к Северному морю моментально было бы отрезано. Конечно же, его корабли сумели бы пробиться, но это стоило бы времени и хороших воинов.

– Мне нужно домой, в Данию, – объяснял он. – Надо набрать свежих людей. И главное, я должен договориться с братом Харальдом кое о чем. Иначе выйдет, что и в Дании, и в Норвегии я окажусь теперь нежеланным гостем.

– Как же мы одни справимся с превосходящими нас англичанами?

– Ну, – улыбнулся Кнут, – все будет как обычно: Этельред утомится прежде, чем он доберется на север к Тренту, тем временем его крестьяне разбредутся по домам, ибо как раз подоспеет пора пахать и сеять. А вы тем временем держитесь, я скоро вернусь обратно. И тогда посмотрим! Меня «королю» Этельреду будет выставить нелегко.

Люди из Линдсея умоляли его остаться. Они понимали его доводы, но не может ли он подождать, пока Этельред действительно устанет?

Кнут проводил беременную Альфиву домой в Нортгемптон, а затем выпустил на волю заложников Свейна. И только заложников из Линдсея он пока оставил у себя – для безопасности.

Затем он отдал приказ об отплытии.

Так Гейнсборо был оставлен датчанами. Лишь в Линдсее еще оставалось небольшое датское войско – для моральной поддержки.

Войска Этельреда продвигались на север, а флот Кнута отправился на юг, вдоль английских берегов. На этот раз его корабли зашли в порт Сэндвича. Там Кнут получил известие от Альфивы о том, что Линдсей сдался и присягнул на верность королю Этельреду.

Так Кнут потерял своего последнего английского союзника. Даже жители Линдсея предали его.

Он приказал высадить остававшихся у него заложников на берег. Но только без одной ноги, ушей и носа.

Слишком поздно понял Кнут, что Этельред не один командовал своей армией. Ядро ее составляли пять тысяч воинов Торкеля, а также изголодавшиеся дружинники Олава сына Харальда. Ни Торкель, ни Олав не позволяли англичанам разбежаться по домам. Вот почему датское сопротивление в Линдсее выдохлось так быстро. Жители Линдсея не знали, что делать, как защищаться. Они сдались – и что толку? Многие их предводители были повешены воинами короля Этельреда. Да к тому же их знатные заложники вернулись назад одноногими, без ушей и носа. Разве Линдсей заслужил такую тяжелую участь?

То, что совершил Кнут в Сэндвиче с заложниками, надолго окружило его имя ореолом страха и ненависти. Даже его старый наставник Торкель не мог понять, что за умысел скрывался за этим злодеянием. Может, это было просто выражением юношеского недомыслия?

Глава 12

На Пасху 1014 года Кнут покинул Англию. Этельред шел во главе победоносной армии, хотя большая часть войска Кнута уже рассеялась, пока он достиг реки Трент, а мятежники в Линдсее сдались практически без борьбы.

На радостях король отписал Торкелю и его воинам сумму в двадцать одну тысячу фунтов. Таким образом Этельред взял на себя тот «долг», который, как считал Торкель, должен был выплатить ему король Свейн. Этельред сделал это от чистого сердца: Торкель оставался единственным верным слугой в дни его глубокого унижения, и Торкель был все же датчанином…

Но сам Торкель радовался меньше в эти дни. Когда он вернулся после победы над Линдсеем, он узнал, что его брат Хемминг убит.

Английский отряд напал на лагерь Хемминга возле Сэндвича, уверенный в том, что для датчан настал час расплаты. Скорее всего, Хемминга предали. Он был убит во сне, его корабль подожгли. Были подожжены и многие другие корабли, но все остальные спасались в эту ночь бегством, совершенно не понимая, почему вдруг подверглись нападению.

Уцелевшие направились в Гринвич и присоединились к Торкелю. Вот почему Кнут нашел порт Сэндвича обезлюдевшим.

Торкель подозревал, кто стоит за этим преступлением, но держал это пока про себя.

В этом году Олав Норвежский прощался с Англией. Получив щедрые дары от Этельреда и Эммы, он со своими воинами возвращался домой, чтобы попытаться получить королевство своего отца. Кроме многочисленных норвежцев, в том числе, и воинов Торкеля, отправившихся искать счастья вместе с Олавом, его сопровождали многие епископы. Вульфстан Йоркский спешно рукоположил их.

* * *

Как только Этельред вновь утвердился на английском троне, рядом с ним опять оказался Эадрик Стреона. Король доверчиво проглотил жирные куски сала, которые Эадрик положил ему в рот.

– Наконец-то мой повелитель и отец вернулся в свой дом, – все умилялся Эадрик. – У меня ведь не было иного выбора, кроме как делать хорошую мину при плохой игре, чтобы не лишиться головы или не получить петлю на шею. Старый Свейн и проклятый Утред вертели мной как хотели, пока мне не удалось затаиться. И тогда я подумал: если я хочу помочь моему подлинному королю, я должен жить. Как ты сам увидел, твои подданные очень скоро устали от Бородача. И при всей своей скромности я смею заметить, что тоже поспособствовал этому быстрому изменению во взглядах. Хотя и был вынужден действовать осторожно. Как зять короля я, разумеется, был под подозрением…

Этельред проникся пониманием и похлопал своего зятя по щеке. Какая удача, что Эадрик не рисковал своей жизнью понапрасну!

Итак, король Англии снова взял к себе советника, против которого возражал Витан…

Торжественная встреча с Витаном состоялась в Оксфорде в начале нового года.

На пиру Эадрик сидел рядом с королем. Он указал Этельреду на двух людей, находившихся несколько в отдалении.

– Видит ли король тех двоих, по обе стороны от архиепископа Йоркского?

– Я не настолько стар и слеп, чтобы не видеть их, – проворчал король и спросил, что замышляет Эадрик. Король видел перед собой Сиферта и Моркара, двух главных танов из Пяти городов, объединенных в Данелаг.

– А знаешь ли ты, что твой сын Эдмунд, прозываемый Железнобоким, советовался с ними, чтобы восстановить королевство Мерсию? В качестве герцога Линкольншира, он уже находится, так сказать, в этой Мерсии…

Король засмеялся.

– Чего мне беспокоиться об их советах? Теперь-то уже все равно.

Эадрик улыбнулся и промолчал. В глубине души король не был столь уверен в своих словах. Он явно взволновался и ждал, когда же Эадрик продолжит разговор.

– Что тебе известно? – он вынужден был прервать, наконец, молчание. – Или что ты полагаешь, будто тебе известно?

Эадрик облизнулся, в точности как король, когда бывал в растерянности.

– Данелаг всегда имел собственные намерения, но там не было достойного властителя. В лице Эдмунда, как считают, таковой наконец найден. Особенно если он не очень-то любим собственным отцом и потому охотно прислушается к чужим советам.

Этельред отрезал толстый кусок оленины и впился в него, громко чавкая. Требовалось время, чтобы подобные новости дошли до королевского сознания.

– Не любим? – воскликнул он наконец, да так резко, что Эадрик шикнул на него. – Он с неохотой слушается меня, но мне следовало бы…

Требовалась добавка.

– Когда Эдмунд узнал, что ты позволил его сводному брату Эдварду предстать перед Витаном в качестве нового наследника престола, он поклялся, что ты получишь сразу двух наследников – или ни одного.

«Чертова Эмма, – подумал король. – Она добилась своего, и вот вам последствия».

– Однако, – продолжал упорствовать он, – если Эдмунд вынашивает такие планы с этими плутами, то почему же он их не осуществил, когда я находился в Нормандии?

– Ты слишком быстро опередил их в Линкольншире, – ответил на это Эадрик. – Они не ожидали, что ты с такой скоростью соберешь войско и выступишь во главе его. Они собирались склонить к соглашению Кнута, но тот отбыл домой в Данию, и бедные жители Линдсея остались в одиночестве.

Король выпил и задумался. Он хотел мира в своей стране.

– Нет, я не думаю, что все это имеет значение, – решил он. – В смутное время планы строили все, но теперь вновь воцарился мир, и я не понимаю, что за радость Сиферту и Моркару поддерживать мятежника. А кроме того, я объявил о помиловании. Так что не будем ворошить прошлое.

И снова он надеялся, что Эадрик возразит ему.

– Ты забыл Альфельма? – спросил Эадрик. – Того, кто со своим братом вынашивал те же планы почти десять лет назад. В тот раз ты их опередил. А сын короля Свейна, Кнут, взял его дочь себе в наложницы.

Да, король помнил об этом. Он позволил тогда Эадрику убить мятежников.

– Сиферт и Моркар из того же рода, – продолжал Эадрик. – И они потомки эльдормена Мерсии, который силой оружия ворвался в Уэссекс, чтобы увезти тело твоего брата Эдварда, с которым ты впоследствии так намучался и который стал святым!

У короля Этельреда потемнело в глазах. Он вновь видел перед собой убитого брата, вспомнил все ночные кошмары и бесчестье, которые ему пришлось вытерпеть из-за этого убийства. «Дом Мерсии» составлял одно неразрывное целое с его нечистой совестью, и с оппозицией, противящейся его восхождению на престол. Правда ли это, что снова их род сеет раздор внутри королевской семьи, пытаясь восстановить одного брата против другого, – нет, не только это: сына против отца?

Вдруг все встало на свои места. Он видел теперь так же, как и Эадрик. Он знал теперь, почему Эдмунд уехал из Лондона во время последней осады короля Свейна…

– Их надо остановить любыми средствами, – решил король.

– На этот раз ты должен перевернуть каждый камень, – сказал Эадрик. – Мы раз и навсегда раздавим этот род и сокрушим его власть. Иначе тебе вновь придется уступить им.

Король кивнул и пристально посмотрел на танов. Так вот какова награда за то, что он по своей мягкости сделал их своими приближенными, был миролюбив там, где следовало прибегнуть к мечу…

– Что делаешь, делай скорее, – пробормотал он. Он узнал цитату, но не обратил внимания на ее происхождение: так сказал Иисус Иуде в ночь, когда он был предан.

Эадрик встал и вышел. Король последовал за ним: он отправился спать, ибо не хотел присутствовать при том, что должно было произойти.

А Эадрик Стреона вскоре вернулся. Он приблизился к тем двоим и заулыбался:

– Король ушел к себе, и мы здесь больше не нужны. Окажите же мне честь выпить в моей комнате, прежде чем вы сами отправитесь спать. Кроме того, я могу кое о чем рассказать вам.

Сиферт взглянул на Моркара и поджал губы. Затем он посмотрел на Эадрика.

– Твое вино, Эадрик, нельзя пить, вот в чем дело. Многие умерли от него, как мы слышали. С твоего позволения, мы возьмем с собой свои кубки.

– Черт побери, – засмеялся Моркар, – это же королевский зять, и у него теперь дорогое вино. Хотел бы я услышать, что нам поведает Эадрик. В его словах не всегда правда, но даже если это будут сплетни, то неплохо оказаться среди первых, кто их узнает.

– Я только возьму с собой меч, – сказал Сиферт, по-прежнему оставаясь серьезным.

Эадрик воспринял перебранку спокойно и пообещал им выполнить все, что они пожелают.

В ту ночь Сиферт и Моркар были убиты.

Король Этельред немедленно конфисковал все владения убитых в пользу короны. А владений было немало: они были рассеяны в Йорке, Донкастере, Линкольншире, Вустершире, Шропшире и других землях.

Жену Сиферта звали Эальдгит. Король отослал ее в Мальмсбери; там она должна была содержаться под стражей. Другие родственники убитых тоже были посажены под домашний арест или просто задержаны. Воины короля разыскивали и юную Альфиву, которая, как говорили, была наложницей датского Кнута. Но схватить ее не удалось.

Когда Эдмунд Железнобокий узнал о случившемся, он мгновенно кинулся в Мальмсбери. Там он освободил Эальдгит, вдову убитого друга. Затем посватался к ней, получил согласие и сразу же взял ее в жены, не дожидаясь истечения года траура.

Не было никаких сомнений во враждебности его действий по отношению к королю-отцу. Этельред проклял своего сына, но и это не повлияло: Эдмунд оставил у себя Эальдгит, и она уже ждала от него ребенка.

Вместе с женой Эдмунд поехал домой, в Линкольншир, и позаботился о наследстве, оставшемся после Сиферта и Моркара, – том наследстве, которое король Этельред конфисковал в пользу короны.

И вскоре все земли вокруг Линкольна славили герцога Эдмунда как своего законного господина.

Королевская семья раскололась именно так, как не желал этого король, пытаясь помешать этому по совету Эадрика Стреоны…

Возможно, страна оказалась бы ввергнутой в междоусобицу между королем и его сыном, если бы в Англию не возвратился Кнут Датский. Он вновь объявился в начале сентября. Флот его насчитывал двести кораблей.

* * *

– Это никогда не кончится, – стонала Эмма. – я хочу умереть вслед за королем. Лучше отправиться в могилу, чем снова сидеть в осаждаемом Лондоне.

– Но он еще не умер, – ответила Эдит и, зевая, закрыла свою книгу.

Эмма ходила по комнате, смежной со спальней короля. Там, у больного, был архиепископ Люфинг, и он готовился уже к последнему причастию. Эмма то и дело перешагивала через ноги коленопреклоненных монахов, молившихся перед дверью спальни. Их голоса напоминали пчелиный гул в улье. Время от времени четки их бряцали об пол.

Архиепископ выпроводил их во время исповеди короля. Они шикали на Эмму и бросали недоброжелательные взгляды на упрямую монахиню, которая громко переговаривалась с королевой и даже не сложила рук для молитвы. Но Эмма считала, что они могли бы пойти молиться куда-нибудь в другое место, и поэтому не обращала на них никакого внимания. Она умышленно наступила одному из них на палец, торчащий из сандалии. Гул сразу усилился: скоро улей зароится.

– С тех пор, как я приехала в Англию, я только и слышу о датском короле. И так все четырнадцать лет. Только этот датский конунг выступает под разными именами. И все они, один за другим, враги моего короля.

– Но такой смуты, как сейчас, пожалуй, в Англии еще не бывало? – спросила Эдит и поднялась. Ей тоже надо было размяться. И теперь уже обе женщины ходили по комнате, мешая монахам молиться.

Да, Эдит была права: такая смута…

Молодой Кнут требовал, чтобы его признали королем Англии вслед за его отцом Свейном. В противном случае он грозился предать Англию пожарам, да таким, какие ни один датчанин не устраивал до него. Но его угроз никто не слушал. Этельред выставил ополчение на юге, а Эдмунд – на севере: у отца и сына была отныне общая цель.

В отличие от короля Свейна, Кнут направился прямо в Уэссекс и разбил свой лагерь между гаванью Пул-Харбор и Саутгемптоном. Снова Эмма была вынуждена бежать из Винчестера, где она только начала приходить в себя. Этельред же пробыл со своим войском недолго: он захворал и переехал в королевский дворец возле Чиппенгема. Однако Эмма понимала, что ему нельзя там оставаться и что нужно во что бы то ни стало добраться до Лондона.

Торкель снова вывез троих детей из Лондона в Нормандию.

Король назначил Эадрика Стреону главнокомандующим. Он предложил союз с войсками Эдмунда. Тот ненавидел Стреону за его влияние на короля и за то, что он сотворил с друзьями и родственниками Эдмунда, но не имел ничего против военного союза: может, таким образом удастся убрать Эадрика с дороги? Вместе с тем, Эадрик ненавидел Эдмунда не меньше – ведь тот погубил его планы завладеть имуществом и властью Сиферта и Моркара. Эдмунд вовремя успел заметить, что все маневры Эадрика сводятся к тому, чтобы захватить его в плен; возможно, Эадрик думал просто-напросто убить Эдмунда.

Так что «рандеву» между двумя армиями не состоялось. Южное ополчение было распущено, как обычно. Но то, что за этим последовало, было более необычно: Эадрик Стреона позаимствовал сорок кораблей из флота Торкеля и поплыл в лагерь Кнута в Саутгемптоне. У Кнута объявился новый английский союзник!

Торкель находился в это время в Руане. Там у него оставалось всего лишь девять кораблей.

Итак, Уэссекс оказался целиком и полностью под властью Кнута.

В новом 1016 году Кнут и Эадрик готовы были идти дальше. Войско перешло через Темзу и сожгло Уорвикшир. Эдмунд делал попытки собрать ополчение, но тщетно. Тогда он отступил со своей охраной назад в Нортумбрию, ища помощи у своего свояка, ярла Утреда.

И он получил ее – но какую! Вместо того, чтобы выступить сообща против Кнута, Эдмунд и Утред отправились разорять владения Эадрика Стреоны. По пути они разграбили Шропшир и Чешир, которым раньше посчастливилось избежать нападений. Кнут, со своей стороны, спокойно продвигаясь на север, разграбил с благословения Эадрика герцогство Эдмунда, а затем нацелился на Йорк.

В этот самый момент распался союз между Эдмундом Железнобоким и ярлом Утредом. Утред совершил форсированный марш на северо-восток, чтобы добраться до дома и примириться с Кнутом, точно так же, как он поступил со Свейном Вилобородым три года назад…

У Эдмунда не оставалось теперь ни армии, ни убежища. Да, Лондон. Нужда заставила сына помириться с королем, лежащим на смертном одре.

Там и находился теперь Эдмунд, тогда как Кнут и Эадрик торопились к Лондону, чтобы осадить его.

Эмма была не в состоянии уследить и за половиной того, что происходило в стране, и Эдит решила хоть как-то скрасить их «пленение», собирая сведения из всевозможных источников. А теперь, когда Эдмунд прибыл в Уордроубский дворец, она смогла пополнить свою хронику существенными описаниями.

Среди прочего, чем она то радовала, то ужасала Эмму, был рассказ о ярле Утреде и его «мире с Кнутом».

Утред сначала был женат на дочери первого епископа из Дарема. Через некоторое время он прогнал ее ради Сиге дочери Стюра, богатого тана, который был замешан в кровавой распре с другим знатным человеком из Данелага, которого звали Турбранд; Утред получил руку Сиге от Стюра, но при условии, что он убьет Турбранда. Однако Утред не собирался выполнять свое обещание, тем более после того, как Сиге умерла, и он сделался зятем короля Этельреда.

Турбранд примкнул к войску Кнута. И когда викинг услышал рассказ об этой кровной мести, то решил, что представился случай заставить Турбранда повернуть жаркое.

– Ярл Утред слишком много изменял, – заявил Кнут. – Мне лично нечего делать в твоей распре, но если ты не против, то мы можем помочь тебе. Завтра ярл придет ко мне принести присягу, и я, считай, не видел, как ты и твои люди спрячутся за занавесями в моем приемном зале.

Так окончились дни ярла Утреда, и еще одна дочь короля Этельреда стала вдовой.

Монахиня Эдит не дожила до того времени, чтобы описать продолжение распри между потомками Утреда и Турбранда. Она многое успела повидать, но распря эта длилась до конца века: только тогда два рода окончательно истребили друг друга…

Эмма резко остановилась и снова наступила на одного из бедных монахов.

– Что же там делает Люфинг так долго? Разумеется, у короля на совести масса грехов, но он ведь ходил к исповеди хоть раз за эти годы? Да, один раз я помню точно: это было после дня святого Бриктия, хотя впоследствии и прошло немало времени, прежде чем он преклонил колена. Вот, взгляните на графа Этельмера – мир вам и добро пожаловать в Лондон! Хорошо, что успели вовремя: король будет рад увидеть своих лучших друзей в последний раз.

Эмме всегда было сложно выговаривать «эльдормен» по-английски, и она предпочитала произносить его на нормандский манер. «Граф» из Девоншира был три года назад назначен на эту должность своим другом-королем, но тогда он присягнул на верность королю Свейну. Он поморщился, услышав приветствие Эммы, и ответил ворчливо:

– Не сыпь соль на рану.

– Ах да, по поводу поговорок, – сказала Эмма и повернулась к Эдит, – я помню этого шутника три года назад. Когда мы взошли на корабль, отправлявшийся в Нормандию, он сказал: «Крысы покидают корабль», хотя имел в виду, конечно же, обратное. У тебя нет в запасе поговорки по этому случаю, Эдит?

– Я вспоминаю слова святого Матфея, – ответила Эдит. – «Где будет труп…»

Она не продолжила цитату, рассчитывая, что Эмма завершит сказанное. Но в этот момент открылась дверь в королевские покои, и вышел архиепископ. Монахи поспешно поднялись с колен. Это было как раз вовремя, ибо комната начала наполняться церковниками и светскими вельможами, которые, вроде Эдмунда Железнобокого, спасались за крепостными стенами Лондона. Эмма приветствовала их всех. И это было оправданно, ведь сюда пожаловало так много членов Витана. Нетрудно было вычислить, кого они теперь назначат новым королем: Эдмунд присутствовал в городе, тогда как Эдвард находился в Нормандии… «Трупом» оказался король Этельред, а «орлы» как раз начали слетаться.

Все они вступили в комнату больного. Был понедельник, 23 апреля 1016 года. Король Этельред уже соборовался. Эмма села у изголовья. По другую сторону кровати стоял Эдмунд, соблаговоливший явиться. Вельможи переминались с ноги на ногу, стоя полукругом напротив королевского ложа, в надежде, что скоро конец.

Все ждали, когда король очнется в последний раз и скажет слова, которые запомнятся его потомкам. В своей жизни он произносил не так-то много мудрых слов. Возможно, он улучшит свой некролог, лежа на смертном одре.

Они заметили, что король открыл глаза и смотрит на них. Его взгляд блуждал от Эммы к Эдмунду и обратно. Он открыл рот, силясь что-то произнести. Не назовет ли он имя наследника престола?

– Эдвард, – вымолвил он, и Эмма задрожала от радости: король вспомнил о своем обещании и сдержал слово! – Эдвард, – повторил король, – я никогда не был причастен к его смерти. Я был слишком мал и любил своего брата…

Затем голова его откинулась в сторону Эммы: король был мертв. Эмма Регина стала вдовой, но она не будет называться «королевой-матерью».

Король Этельред Второй был похоронен в соборе святого Павла, Возле его могилы Эдмунд Второй был провозглашен королем Англии и принес соответствующую клятву. Примерно в то же время вельможи, которые не были в Лондоне, присягнули на верность Кнуту.

* * *

Торкеля Высокого не было у смертного ложа короля Этельреда. Но он приехал на погребение в соборе святого Павла.

Во время церемонии Эмма думала: теперь я могу открыто жить с Торкелем…

И все же она старалась держаться подальше от него в день похорон и в последующие торжества по случаю коронования Эдмунда. Словно бы мертвецу было опаснее наставить рога, чем живому. Она размышляла, откуда взялась эта мысль, и пришла к выводу, что стремилась прежде всего оградить Торкеля: она могла скомпрометировать его, если бы показалась рядом с ним так скоро после смерти короля.

Вероятно, и он думал так же. Но когда он не пришел в условленное место встречи ни на вторую ночь, ни на третью, она не выдержала и приказала позвать его, не таясь. То, что им понадобилось переговорить с глазу на глаз, ни для кого не выглядело странным. Все знали, что Торкель был нередко единственной опорой королевской семьи и сопровождал ее через Канал множество раз. Эмма называла его Хароном[26]26
  В греческой мифологии перевозчик теней умерших через реку в подземном мире.


[Закрыть], но он не понимал, что это значит. Имя это она дала ему случайно, и поэтому ничего не стала ему объяснять… Если кто-нибудь начнет ее расспрашивать, то можно будет ответить, что она договаривается с Торкелем, своим паромщиком, еще об одной переправе, на этот раз уж точно последней. Что ей еще оставалось делать в этой проклятой стране?

Она язвительно усмехнулась своей внезапной потребности в извинениях. Такой осторожной она, право же, не была даже при жизни короля. Ее любовь к Торкелю вряд ли являлась тайной для умершего; она, скорее, даже хотела, чтобы король знал или хотя бы догадывался об этом. Он так ревниво выслеживал ее и Торкеля в начале, что ему нетрудно было бы заметить признаки, когда дело приняло серьезный оборот. Она больше всего желала «дать сдачи»! И в то же время ей хотелось защитить Торкеля – поэтому король, как казалось, все меньше интересовался ее чувствами к викингу. Будто он ничего не желал знать. А может быть, он даже позволял ей любить Торкеля, ибо и сам испытывал к нему большое доверие, да и любил его.

Эмме было известно, что Эадрик Стреона предупреждал короля о Торкеле; определенно, королю следовало бы строже следить за своей королевой… Эадрик не терпел рядом с собой никаких иных богов, так что можно было ожидать, что он постарается поссорить короля с Торкелем. Но на этот раз фавориту не посчастливилось. Наоборот: единственный раз король в гневе указал Эадрику на дверь.

И Эадрик жестоко отомстил за оскорбление, распорядившись от имени короля флотом, пока Торкель находился в Руане. Теперь этот флот перешел на сторону Кнута.

Наконец пришел Торкель. Его лицо хранило глубокую серьезность, но когда он увидел Эмму, оно осветилось улыбкой, против которой она не могла устоять. Вслед за этим он снова стал серьезным.

Он вовсе не выглядел счастливым, когда Эмма распорядилась, чтобы они остались одни. Он пристально посмотрел вслед свите, закрывавшей за собой дверь.

– Не нажила ли ты себе новых сплетников?

– Какое это имеет теперь значение? – спросила она.

– Да нет… – Его плечи сгорбились, и он стал похож на старика. – Я полагаю, что главная моя задача теперь – охранять твою безопасность.

– Тогда садись, Торкель, – она похлопала по скамье возле себя. – И угощайся.

Он отказался от обоих предложений. Она медлила: трудно было разговаривать доверительно с человеком, который стоит перед тобой, упираясь в потолок. Он понял это и сел, но на стул напротив нее; их разделял стол.

– Торкель, – мягко сказала она, – ты не «на службе» у меня, ты – любим мною. Свою клятву Этельреду ты можешь больше не держать, и ты свободен идти, куда пожелаешь. Ты также не несешь никакой ответственности за меня как королевскую вдову, хотя я не откажусь, если ты сослужишь мне «последнюю службу»…

Он услышал в ее голосе горечь и вздохнул: этого момента он ждал и боялся. Цена за тайную любовь может быть высокой или не очень, но платить за нее приходится всегда, даже если отодвигаешь срок платежа как можно дальше.

– Эмма, – теперь в его голосе слышалась мольба, – ты была любима мною с тех пор, как я увидел тебя, нет, гораздо раньше, как это ни странно…

– Я знаю: подушка в моей комнате в Вульфсее!

Он открыл рот и глубоко вздохнул; вид у него был как у напроказившего мальчишки.

– Тогда мне не нужно объяснять дальше, – сказал он, глядя, на свои большие руки. – Это была мечта безумца… которая стала реальностью, перешедшей все границы мечтаний.

– Аминь, – ответила она торжественно.

Он взглянул ей в лицо и улыбнулся. Затем он вытянулся, как солдат, рапортующий своему командиру:

– И все же настал час пробуждения! Ты – молодая вдова, которую твоя семья охотно выдаст снова замуж, и на этот раз более удачно, осмелюсь сказать. И тогда будет иметь значение то, что скажет о тебе твое окружение.

Она резко откинулась на скамье и засмеялась.

– Ты заботишься о моем целомудрии, Торкель? Не поздно ли?

– Действительно, – признался он. – Но то, чем мы забавлялись при жизни Этельреда, скорее всего, быстро простится тебе. Это может даже зачесться в твою пользу теми, кто знает, как охоч был король до…

– Но я не забавлялась!

– Прости, я вижу это глазами окружающих.

– Но подумай, – поспешно проговорила она, – если я хочу продолжать «развлекаться» с тобой и вовсе не собираюсь выходить снова замуж?

Он вздохнул.

– Я думал об этом тысячу раз и надеялся, что это возможно. Но мы не можем продолжать жить тайно, или воображать, что делаем из этого тайну.

На соборе святого Павла начали бить часы, и послышалась перекличка стражников. У Эммы уже был готов ответ, но она ждала, когда кончится бой часов, а затем ответила, но уже менее уверенно:

– Нет, я хочу жить с тобой открыто.

– Но где это окажется возможным? Только не в Англии. Странно, но королеве было позволено то, чего нельзя вдове короля. Ты не вынесешь презрения и клеветы…

– Кто же говорит об Англии? Здесь нам нечего больше делать, и в этом, я думаю, мы согласны друг с другом.

– В Нормандии? Но и там ты останешься вдовствующей королевой, а я не буду даже тем, кем я сейчас являюсь в Англии. Самое большее, я мог бы служить одним из капитанов корабля у герцога. Разумеется, при условии, что не буду распутничать с его сестрой.

– В Дании? – жалобно предложила она. Когда же она заметила, что он готов посмеяться над ней, то ответила более резко, чем ожидала сама: – Я должна посвататься?

Он поднял брови и, казалось, не понял, о чем идет речь. Затем снова заговорил, обращаясь к своим рукам:

– Мои предки не хуже твоих, и род мой насчитывает несколько столетий. Но сегодня я всего лишь нищий морской разбойник, к тому же без корабля. Король, которому я служил, умер, а новый король не пожалует мне имения, даже если это в его власти. Если бы я был богат и могуществен, я, может быть, и дерзнул бы…

Он не закончил фразы, но она уже догадалась. Торкель был слишком горд, чтобы посвататься к ней, раз теперь он не мог считаться ей ровней. «Час пробуждения». Она попыталась взглянуть на действительность его глазами: он был оскорблен Эадриком, он даже не получил тот выкуп, который пообещал ему Этельред, он вынужден платить дружине из собственного кармана.

– Но когда мы встретились впервые и ты как победитель был вправе диктовать свои условия английскому королю, – упомянула она преднамеренно, – то тогда ты считал меня ровней?

Он посмотрел на нее долгим взглядом, пока она не заметила, что он глядит мимо нее, куда-то вдаль.

– Тогда – да, – ответил он наконец, – тогда я был тебе ровней! И если бы я был умнее, то захватил бы тебя как добычу победителя, и вернулся бы в Данию с похищенной женщиной, богатым выкупом и большой честью. Стал бы одним из ближайших ярлов короля Свейна, а ты бы смертельно скучала, пока я сражался бы вместе с ним.

Она пропустила мимо ушей его последние слова и тихо ответила:

– Я стоила тебе дорого.