Текст книги "Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей"

Автор книги: Руне Улофсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 44 страниц)

– Эти чертовы датчане, – вскричал Этельред, узнав об этом, – разве я все время не повторял, что на них нельзя положиться? Меня осуждали за пресловутое избиение в день святого Бриктия, но разве я был неправ? Я ошибался лишь в том, что проявил мягкость.

Он выкрикивал это в лицо Торкелю Высокому. И даже если тот не во всем соглашался с королем, но все равно не возражал ему.

Переправить теперь флот в Хамбер и попытаться что-то предпринять против короля Свейна – этот вариант они оба отвергли: он был лишен смысла, ибо тогда флот очутился бы во вражьем стане. Лучше было оставить все как есть и дожидаться следующего хода. Торкель подумал, что он, конечно же, восхищен конунгом Свейном и его ходами, которые до сих пор были мастерскими, – но они ставили под угрозу жизнь его короля. Можно ли в таком положении сохранить королеву?..

Им пришлось ждать недолго.

Отдохнувшее и запасшееся провиантом, войско конунга Свейна двинулось на юг, через дорогу Уотлинг, укрепленную местными воинами. Провиант припасли на будущее, ибо как только войско перешло через границу собственно Англии, оно стало грабить, опустошать и жечь. Чтобы помешать разбою и грабежам, старый Уэссекс поспешил сдаться Свейну: в Оксфорде он был встречен со смиренным предложением заложников, и так же – в Винчестере.

Король Свейн прошел большой путь от Нортгемптона до Оксфорда и Винчестера: и все земли вокруг покорились ему.

Из Винчестера он двинулся на восток, пройдя через Хэмпшир к Лондону. Королева Эмма с дочерью едва успели опередить датского конунга и добраться до Лондона.

– Мне следовало бы остаться и услышать слова благодарности от короля Свейна за то, что я сделала для его сестры, – возмущалась Эмма, когда Торкель навестил ее в Уордроубском дворце.

– Вы опять говорите по-датски, – рассердился король. – Что сказала Эмма?

– Я напомнила Торкелю о своем обещании выцарапать королю Свейну глаза, – ответила Эмма и оказалась по-своему права.

– Почему же ты не осталась и не сделала этого?

– Вот и я говорю о том же!

В этот вечер Эмма осталась пить вместе с королем. Она то праздновала удачное возвращение в Лондон до датчан, то проклинала свою судьбу за то, что ей снова приходится сидеть взаперти в этом зловонном жилище смерти.

Надо сказать, Эмма не так пила сама, как поила Этельреда. От нее он этого не ждал. Постепенно он растаял и, в свою очередь, благодарил небо за то, что освободил эту женщину из плена и нужды. А потом он зарыдал над своей судьбой, о том, что все его предали, и даже Утред, которому он расточал такие милости.

– Лондон выстоит, как и в прошлый раз, – предсказывала Эмма. – А потом народ устанет от короля Свейна и снова будет чтить тебя.

– Ты думаешь? – промолвил он утомленно.

– Я уверена в этом!

И оба выпили за это еще пару кубков.

Потом Его Величество уснул.

Эмма кликнула четырех слуг, и они под ее надзором унесли короля в его покои. Она попробовала разбудить его крепкими оплеухами, но это ей не удалось, и она вернулась к себе в комнату. Там она переоделась и вышла к задней двери, через которую уже проходила в тот ужасный день, когда был убит архиепископ Эльфеа.

За дверью ждал Торкель, как и было условлено.

* * *

Лондон выстоял, как и предсказывала Эмма. Дважды штурмовал его король Свейн, и все безуспешно.

Тогда датский король двинулся на Запад и остановился в Бате. Туда стекались все воины из западных провинций; во главе их стоял только что назначенный эльдормен Девоншира, старый друг короля Этельреда. И все они чествовали теперь Свейна как своего повелителя.

Когда король Свейн после этого снова вернулся к стенам Лондона, там поняли, что час пробил, и открыли ворота.

Свейн Вилобородый был отныне полновластным королем Англии. Оставалось лишь формальное признание Витана.

* * *

Мэр города Лондона вовремя известил короля Этельреда: горожане больше не желали отделяться от остальной Англии. Король сам должен решить, как ему поступить. И тот пообещал определиться как можно быстрее: город не собирался выдерживать осаду ради короля.

– Дело совершенно ясное, – подытожил король, держа совет с теми немногими преданными ему людьми, которые еще оставались при дворе. – Я могу выбирать только между подчинением датскому королю или бегством из страны.

Король приказал подать тутового вина, к которому пристрастила его Эмма. В такой момент оставалось только напиться. Эмма невольно вспомнила, что это было то самое вино, которым она напоила короля в их первую брачную ночь… Между той ночью и этой лежала целая жизнь…

Несмотря на приглашение короля, никто больше не пил так много. Там были Торкель Высокий и епископ Лондонский Эльфхун, несколько танов рангом пониже, которые спасались за стенами Лондона. К тем, кто бежал с севера от датчан, принадлежал также и аббат Эльфсиге из Питерборо.

– Но речь все же не идет о подчинении? – спросила Эмма.

– Тебе-то нечего опасаться! – вскинулся король. – Ты одной крови с дражайшей сестрой короля Свейна, и так позаботилась о ней, что…

Он умолк. Несмотря ни на что, он не желал пересказывать для чужих ушей воспоминания о бесчестье. Довольно и того, что он сам помнил об этом.

– Я, со своей стороны, думаю перебраться в Руан, – объяснила Эмма, не обращая внимания на издевку короля. – Его Величество знает, что он и сам всегда желанный гость там, как и вся королевская семья.

– Его Величество! – передразнил ее Этельред. – Королева всегда найдет нужные слова в подходящий момент, – прибавил он, обращаясь к сидевшим за столом. – Над чем я король, спрашивается? Над своим ночным горшком?

Этой шутке рассмеялся только Его Величество.

– Что же ты собираешься делать? – спросила Эмма. – Ты же не будешь сидеть здесь?

– Черт его знает, – пробурчал король и выпил кубок до дна. – Брошусь на свой меч. Может быть.

– Не думаю, что у тебя еще есть меч. Твой оруженосец давно помирает от скуки.

Король стукнул кулаком по столу, да так, что опрокинулись кубки и кружки. Он уже получил заправку, но нуждался в повторении.

– Это гнусная ложь! – вскричал он. – Торкель здесь, и он может подтвердить, что я освободил Эксетер и… и… это было всего год назад. Разве не так?

– Так, – подтвердил Торкель, хотя и не мог припомнить, чтобы при короле был тогда меч и тем более чтобы он доставал его из ножен. – Но, – продолжал Торкель, получив теперь слово, – вместо того, чтобы попрекать друг друга, нам надо было бы решить, что мы будем делать дальше. Совершенно ясно, что дети короля должны уехать из страны, чтобы не попасть в руки Свейна.

Король немного протрезвел при воспоминании об этом. Он подставил кубок, чтобы собрать со стола то, что осталось от тутового вина, которое он расплескал. Он греб свободной рукой и вроде бы кое-что собрал в кубок, но большая часть вина вылилась ему прямо на штаны. Черт подери! Торкель, конечно же, прав: королевские дети легко могут погибнуть, если попадут в руки победителя. Принцев следует сохранить – никогда ведь точно не известно, как повернется колесо фортуны.

– Мы не можем ехать все вместе, – выговорил король, – ибо так мы рискуем быть захваченными кораблями Свейна.

– И все-таки вы могли бы уехать, – ответил Торкель. – Вас будет сопровождать флот. Я не думаю, что у Свейна так много кораблей в прибрежных водах, чтобы он осмелился воспрепятствовать нам.

Король медленно повернулся к Торкелю и уставился на него.

– Ты говоришь «нам»? Не имеешь ли ты в виду, что ты со своими кораблями не собираешься покидать меня? Теперь, когда я больше не король Англии, ты ведь свободен от своей клятвы и можешь заключить мир с королем Дании.

Торкель задумался, прежде чем ответить.

– Пока законный король Англии остается на английской земле, я считаю свою клятву действительной. Возможно, слово «земля» плохо выбрано, но весь флот стоит у Гринвича, и завтра мы сможем добраться до кораблей. И там мы все обсудим. – Торкель решил, что король недостаточно трезв для принятия важных решений в этот вечер.

– Подумайте только, – сказал король плаксиво и провел рукой по столу. – Сижу я здесь один, с несколькими церковниками. А остальные? Мои зятья меня предали… Стреона вот… я даже не знаю, где он сейчас. Мои взрослые сыновья не дают о себе знать. Мои верные друзья клюют из рук датского короля. Остался лишь Торкель Высокий, тот, от кого я должен был бы меньше всего ожидать поддержки!

Торкель покраснел и уставился на стол. Эмма поняла его замешательство и быстро взяла слово.

– Кое-что мы могли бы решить уже сегодня вечером. Я переезжаю с детьми в Нормандию и уже собрала самое необходимое…

– Но не с Эдвардом и Альфредом, – заупрямился король. – Возьми Году и поезжай. Я все равно считаю, что яиц в одной корзине должно быть как можно меньше. Если нас будет сопровождать флот, то это возбудит ненужное любопытство, и может статься, встревожит того же герцога Нормандского. Лучше, если будет всего один-два корабля.

Эмма вздохнула, и вслед за ней – Торкель.

– Я охотно буду сопровождать королеву, – сказал неожиданно аббат Эльфсиге. – Я уже думал о том, чтобы перебраться к братьям в Жюмьеж, пока здесь в стране так неспокойно.

– Тогда епископ Эльфхун поедет с моими сыновьями, – решил король столь же неожиданно. – Но они поедут каждый в отдельности. А сам я пока останусь с кораблями Торкеля Высокого и посмотрю, что мне делать дальше.

Этельред Нерешительный, до последней минуты, подумала Эмма.

Ну что ж, пусть делает что хочет. Если теперь он решил только это, то в любом случае она и дети будут в безопасности. Для короля, кажется, самое важное сейчас в том, чтобы Торкель Высокий остался с ним и не сопровождал ее в Нормандию… Король во всем подозревал подвох, даже когда не было никаких причин, – однако, может быть, на этот раз кто-то насплетничал ему, невзирая на всю ее осторожность?

* * *

В октябре Эмма с дочерью Годой уехали из Лондона, сопровождаемые аббатом из Питерборо. Сразу же вслед за ними настала очередь Эдварда и Альфреда пересечь Канал. Епископ Эльфхун был взволнован этим поручением, он чувствовал себя больным, но не хотел отказываться, раз уж взял, несмотря ни на что, на себя обязательство быть наставником принцев.

Король оставался у Торкеля и Хемминга в укрепленном лагере возле Гринвича, который еще пока не подвергся нападению короля Свейна. Но когда все больше датчан стали роиться вокруг Гринвича и приставать к северному берегу Темзы, Торкель решил спасать свой флот. Ночью, прямо перед Рождеством, его корабли воспользовались отливом и пробились в открытое море, потеряв не более двух кораблей из всего флота.

Торкель плыл к острову Уайт. Там он со своими людьми и королем спокойно отпраздновал Рождество, пока Этельред в начале января не решил уехать из Англии в Нормандию. И как бы ему ни хотелось остаться, он не видел иного выхода.

Король стоял под ледяным дождем, держась за мачту. По всей видимости, его миновал позор тошноты, и он обращался к Англии, исчезающей из виду:

– Все они предали его и разбежались.

* * *

На севере страны, возле датского лагеря в Гейнсборо, расхаживал юноша восемнадцати лет и скучал. Его звали Кнут, и он был вторым сыном датского конунга Свейна.

Радостно взошел он на борт отцовского корабля, отправляясь на покорение Англии. Наконец-то он сможет использовать меч и лук со стрелами. Наконец-то он испробует свои силы и покажет свою боевую выучку, полученную им сперва от Торкеля Высокого, а затем и самого отца. Ему недоставало Торкеля, хотя прошло уже много лет с тех пор, как Торкель отправился в Англию. Кнут надеялся встретить его здесь, но…

Ему не пришлось извлекать меч из ножен ни разу. Не выпустить ни одной стрелы, только если на охоте или играючи. Унизительно быстро склонили перед его отцом свои головы англичане и живущие здесь датчане. А потом, когда должно было начаться кое-что поинтереснее, отец приказал ему оставаться здесь и сторожить лагерь возле Гейнсборо: Кнут не поехал вместе с отцом на юг.

Охранять лагерь было неинтересно. Какая скука следить за кучей заложников! Король Свейн требовал их от каждого города или местности. Прежде чем отправился в Оксфорд, он строго приказал Кнуту, чтобы ни один заложник не убежал или не умер. Убежать? Этих мужчин и женщин в лагере добрая сотня, и они должны иметь крышу над головой и еду в желудке: как, Господи помилуй, он может нести ответственность за того из них, кто сбежит или откупится у стражи? Или умрет!?

Нет, он правильно понял наставление отца: ему надо следить за тем, чтобы между заложниками не возникало никаких драк, которые могли бы привести к убийству. Если же кто-то умрет естественной смертью, то воины всегда смогут подтвердить, что так оно и было. Но и за этим уследить не так-то легко, ведь людей согнали в одну толпу, и многие из них ненавидели друг друга, к тому же в лагере находились и женщины. Конечно, мужчины были безоружны, но у них оставались кулаки, и они могли лягаться.

Так и ходил он, и пересчитывал вместе с писцом этих проклятых заложников по два раза в день. Принимал жалобы и выслушивал ругательства. Чаще всего это были, разумеется, мужчины и женщины знатного происхождения, и никакие не рабы. И они невероятно устали сидеть заложниками – постоянно бранили скверную пищу и скверный ночлег. Но разве сам он лучше жил и питался?

Иногда он обнаруживал, что число заложников растет: одна женщина родила ребенка, прямо в этом убогом лагере. Не оставалось ничего другого, как попытаться уговорить тот город, откуда она была родом, отдать вместо роженицы другого заложника, – в противном случае все равно пришлось ее отпустить.

Кнут расхаживал вокруг реки Трент и проклинал свою судьбу. Он сбивал мечом камыш и кипрей, сражаясь с воображаемым врагом и сердясь на отца. Пригодится ли ему оружие в Англии для чего-нибудь другого?

Сегодня с юга ждали новых «гостей», спрашивается, сколько же еще пришлет их отец? И как они управятся зимой? Хотя тогда, пожалуй, заложники уже не понадобятся, если только Англия сдастся датчанам. На дороге поднялась пыль: это были всадники с юга. Кнут понял, что везут новых заложников, и побежал назад к лагерю, убрав меч в ножны и подзывая к себе писца.

Имена заложников, сведения о том, откуда они прибыли, куда их поместят на ночлег: он должен был все это отмечать. Женщин, к счастью, было не так много, но их следовало разместить особо – если только они не являлись чьими-то женами, как они утверждали. В последнем случае Кнут не отвечал за их целомудрие: они сами должны были позаботиться о себе.

– Имя?

Он так пристально следил за усердствующим писцом, что изумился, когда услышал женский голос, отвечающий ему:

– Альфива, дочь Альфельма, ярла Нортгемптона.

Он быстро окинул взглядом ее лицо, затем снова – и уже не отрывал от нее глаз. Она отвечала по-датски, очень чисто, и ее голос напомнил ему пение кукушек и жаворонков дома, в Роскилле, а лицо ее заставило подумать о лесных феях или лесовичках, о которых он слышал. Ее нельзя было назвать красивой, но на кого же она так похожа?

Лицо перед ним дразнило вызывающей улыбкой. Он понял, что уставился на нее, вроде раба в бане, и поспешил перекинуться словечком с писцом. Чтобы потянуть время, он попросил ее еще раз повторить, что она сказала и что уже было записано писцом. Ярл – это ее отец, так. Он уже усвоил, что на эти титулы здесь, в Данелаге, не следует обращать особого внимания. Но Альфива была одета лучше многих и даже прихватила с собой в лагерь украшения. Так что вполне вероятно, что ее отец был по крайней мере знатным и состоятельным господином в… как называется город?

Глядя то в записи писца, то на девушку, он заметил, что она хорошо сложена, почти одного роста с ним, хотя он не считался особенно высоким. И наконец он понял, на кого она похожа: на косулю!

Конечно, это было неправдой, и все же. Глаза? Да. Улыбающиеся пухлые губы, волевой подбородок, который она выставила вперед. Казалось, она может повести ушами, и когда он подумал об этом, то сам рассмеялся.

– Следуй пока вот за ним, – сказал он неопределенно, – я потом решу, где ты проведешь эту ночь.

Кнут указал на слугу, и тот сразу же смекнул: он должен отвести девушку к Кнуту…

Пока Кнут допрашивал следующего заложника, он провожал девушку долгим взглядом, уже зная, что хочет именно ее. Косуля или нет, все равно: ее губы напоминали августовскую грушу или… да, что-то сочное, освежающее, утоляющее жажду.

С того дня жизнь в Гейнсборо перестала быть скучной. Кнут взял Альфиву к себе в лагерь, она оказалась горячей и услужливой. Он не слышал от нее ни единой жалобы о потере девственности, о том, что он должен был бы поберечь ее целомудрие. Она распахивала для него объятия, и он орошал ее лоно каждую ночь, а иногда даже днем, по нескольку раз.

Пусть отец Свейн говорит что хочет о его способе «брать в заложники»!

Что Свейн и сделал, вернувшись в лагерь в конце января. Альфива ходила уже на седьмом месяце, кичась своим животом, высокомерно и тщеславно. А принц Кнут был горд тем, как быстро он обзаводится в Англии потомством, и не понял, чем так недоволен король. Разве он «слишком молод»? Альфива и он одного возраста, и она к тому же из приличной семьи…

– Я хорошо знаю Альфельма, – ответил Свейн. – Его род происходит из Нортгемптона и имеет большие владения там, да и по всей Англии тоже. Но Альфельм был ярлом Дейры, – ты помнишь, кто был там датским королем? Вот именно; твой дед Эрик. Шесть-семь лет тому назад король Этельред приказал своему доверенному Эадрику Стреоне убить Альфельма во время охоты; до сих пор все считали его, между прочим, лучшим другом королевской семьи. А двое из сыновей Альфельма, братья Альф ивы, были позднее ослеплены в одном из дворцов Этельреда. Титул ярла был пожалован Утреду, тому самому, кто теперь ярл всей Нортумбрии и зять Этельреда. Но Утред прошлым летом явился сюда и предал своего тестя. Ты окунулся в одну из самых смутных распрей между английской знатью, и последнее убийство в этой цепи еще не свершилось!

Кнут присвистнул.

– Черт побери…

– Гм. Дочь Альфельма может стать хорошей женой кому угодно. Но только не тебе. Надеюсь, что мой сын будет более дальновидным и не споткнется, угодив в первую же английскую лужу. Подумай, я же король Англии, Дании, Норвегии…

– … и части Швеции и Балтийского побережья, да, я знаю это наизусть.

– … а потому негоже, чтобы мой законный наследник породнился бы с проклятыми здешними ярлами, и мы попались бы на удочку английских королей. Так что браку этому не бывать – ни церковному, ни «more danico», во всяком случае, пока я жив!

* * *

Пока король Свейн еще не уехал из Лондона под Рождество, Торкель послал ему весть: он хочет говорить с конунгом. Чтобы избежать взаимного обмена заложниками, он предложил, чтобы король со своими людьми расположился на северном конце Лондонского моста, а он сам – возле берегового устья, с несколькими кораблями.

Король ответил согласием. Торкель приветствовал короля и, не услышав от него ответа, сказал:

– Я слышал, ты хочешь получить обратно часть кораблей и утверждаешь, будто они твои?

– Ты слышал верно.

– Чьи это были корабли с самого начала, разобраться трудно. Некоторые все же мои, а другие – моего брата Хемминга.

– Но большинство – мои! – взревел король.

– Пожалуйста, попробуй забрать их обратно. Но мои люди говорят, что ты не платил им ни эре[25]25
  Самая мелкая скандинавская монета.


[Закрыть] за службу в течение четырех с половиной лет, поэтому они-то не перейдут к тебе. Теперь они подумают, прежде чем вернуться, и будут служить тебе при условии, что ты уплатишь им за год вперед. Они хотят получить от тебя задаток. Иначе поищут себе хозяина в другом месте.

– Черта с два, посмотрим!

– Они также хотят, – продолжал Торкель, – чтобы между тобой и нами, братьями, воцарился мир, и чтобы мы остались вождями на их кораблях. Если ты согласишься на это, Хемминг и я предлагаем тебе служить у тебя бесплатно в течение года. В знак нашей воли к миру и как снадобье на те раны, которые, как ты говоришь, мы тебе нанесли. Хотя мы считаем, что сделали для тебя только добро, ведь мы славно вспахали для тебя землю в Англии!

– Получай свое снадобье! – взвыл король и метнул в Торкеля свое копье.

Торкель спокойно поднял щит, и королевское копье упало в реку. Он бросился на пол, а его люди поспешно начали отплывать от этого места: они были вынуждены прикрывать Торкеля двумя щитами от стрел, сыпавшихся градом со стороны королевской свиты.

Вот что вышло, когда Торкель Высокий попытался заключить мир с новым королем Англии.

Из того, что он узнал позднее, он понял, что все прошло не так-то плохо. Ибо в Лондоне король Свейн приказал собрать новый выкуп, чтобы выдать жалование своим воинам. Вместе с тем он требовал отдельного выкупа за флот Торкеля Высокого.

«Этот выкуп станет погибелью королю Свейну», – подумал Торкель. Он со своими людьми решил выждать время, пока не пройдет пост.