Текст книги "Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей"

Автор книги: Руне Улофсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 44 страниц)

– Я обещал, значит все будет, как я обещал, – сказал Ролло. – Король увидит, я держу слово. Есть только одно последнее требование. Мы не сможем жить на то, что получим со своей земли, до тех пор, пока не наладим хозяйство и не отстроимся заново. Два поколения крестьян бездельничали. Слишком давно плуг не касался этих полей. Они стали неплодородными.

Я объяснил королю и герцогу: та земля, которую получили норманны, еще нескоро станет доходной и прибыльной. Ролло и его народ нуждаются в контрибуционной земле. Иначе им придется обеспечивать себя грабежом. Об этом долго говорить не пришлось, французы моментально поняли, что имелось ввиду. Королю пришлось призадуматься. Маленький, низкорослый человек, он рядом со своими подданными был похож на регента из Шартрезского собора. Он снял королевский шлем и даже потерял шапку, потому что было очень жарко. Я не мог разглядеть, король ли уговаривал своих людей или они пробовали отговорить его. Наконец, французы столковались. Мне пришлось идти к Ролло с тем, что норманнам в качестве контрибуционной земли будет отдана Фландрия.

– Нет! – ответил Ролло. – Фландрию пусть Карл оставит себе. Мне нужна Бретань.

Начались новые вопросы и новые обсуждения. Когда я снова шел вниз к реке, то слышал, как горланили французы:

– Бретань? А почему не всю Францию сразу?! Норманны и так уже много получили. Хватит! Слишком жирно будет! Давайте развернемся и поедем по домам.

– Подождите, – занервничал король Карл. – Сейчас я разберусь. Бретань? Так вы хотите сказать, она доставляла мне какую-то радость? Или я получал хоть какие-то доходы от Бретани? Хоть какие-то деньги? Может быть, хоть один из тамошних графов помог, когда мои границы нуждались в защите? Молчите?! Так! Пусть Ролло забирает Бретань и посмотрим, сколько зерна и прибыли он сможет выжать из этих дурацких земель! – и король горько рассмеялся.

Я вернулся назад с радостным известием. Ролло получит Бретань на длительное время, позже будет установлено, на какое именно. Ролло удовлетворенно кивнул. Еще бы, ведь теперь у него в подчинении французские земли вплоть до Бауэкса.

У короля, видимо, уже не было сил спорить, и ему надоело стоять перед норманнским войском. Теперь Ролло должен был перебраться на другую сторону Эпт. Его воины начали переплывать реку на лошадях. От короля Карла отчалила лодка с одним из самых высокопоставленных графов, который становился заложником на то время, пока Ролло находился среди французов. Думаю, это была излишняя предосторожность. Среди французов не нашлось бы глупца, готового броситься на Ролло в то время, когда почти все норманнское войско находилось рядом со своим хёвдингом, а сам Ролло становился вассалом французского короля.

Король и Ролло приветствовали друг Друга. Затем вместе поднялись к маленькому собору Сен Клера. Король стал по одну сторону алтаря, а Ролло со своими людьми – по другую. Епископ Франко служил мессу, произносил молитвы и громко зачитывал условия договора. А я так же громко переводил дли Ролло с латыни на датский. Все сказали: «Аминь!» Епископ подвел Ролло к Его Величеству королю Карлу. Ролло положил свои руки между ладонями Карла в знак того, что признает власть короля. С обеих сторон послышался одобрительный гул. И норманны, и французы были довольны. Его величество сел в принесенное для него кресло и стал покачивать правой ногой. Слуга снял туфлю, и все увидели не очень-то чистую королевскую ногу. Епископ начал объяснять, что Ролло должен поцеловать ногу королю, подтверждая свое повиновение.

– Никогда в жизни! – взревел Ролло. – Я уже вложил свои руки в руки короля. А теперь я еще должен лизать ему пятки? Это уж слишком!

Франко и герцог Роберт поторопились уладить недоразумение: в конце концов, нельзя же все достигнутое зачеркивать из-за какой-то мелочи. Но Ролло стоял на своем. Герло что-то тихо сказал ему, и Ролло одобрительно кивнул. Тогда Герло стал на колени перед Карлом и наклонился якобы поцеловать его ногу. Но неожиданно выпрямился, и король вместе с креслом опрокинулся на руки своих подданных. Норманны громко расхохотались. Французы негодовали. И только епископ сумел кое-как всех утихомирить. Король поспешил ускакать домой в Лион. Он не хотел ночевать по соседству с язычниками. К тому же, боялся, что Ролло будет еще что-нибудь просить или вдруг норманны захотят взять в плен своего короля.

На следующий день Ролло и его люди должны были креститься. В последнюю языческую ночь много пили и много ели жирной свинины. Они добились своего и торжествовали. Франко не вмешивался; он и не надеялся, что норманны станут следовать христианским заповедям.

В своей новой белой сорочке для крещения Ролло выглядел необыкновенно живописно. До этой минуты никогда никто не видел хёвдинга таким испуганным. Да и было чего испугаться. Ему предстояло влезть в огромную купель и окунуться, а крестный отец, герцог Роберт, должен был вытащить его из купели. А если бы герцог уронил его на каменный пол? Можно ведь и шею сломать. Но крестный Роберт хорошо справился со своими обязанностями, и Ролло благополучно стал христианином. Некоторые из приближенных ярлов просили, чтобы их окрестили в церкви. Но всех остальных решили крестить в реке. После того, как воины окунулись, они вернулись в храм. С них натекло столько воды, что на полу в соборе образовалось настоящее озеро. Некоторые роптали из-за того, что крещены не в той же воде, что и Ролло. Но Франко произнес большую речь и рассказал, как сам Иисус крестился в реке Иордан.

Тут произошло непредвиденное. Я так и знал: от норманнов чего-нибудь да жди неприятного. Они решили, будто я должен креститься вместе с ними, потому что я тоже в этом нуждаюсь. Но не мог же я креститься вторично! Я пробовал забраться в самый конец той длинной вереницы, которая медленно продвигалась к епископу, чтобы потом затеряться среди принявших крещение. Не вышло. Беда не прошла мимо. Епископ Франко объяснил, что ему будут помогать кюре. Он не может один окрестить всех, и пусть сам Ролло выберет наиболее нуждающихся в его, Франко, личном благословении. Я оказался среди тех, кто должен был удостоиться этой особой чести. Мне не оставалось ничего, как только засунуть голову в петлю. Я обратился к Богу с отчаянной мольбой простить мне этот грех. Подошла моя очередь. Епископ как – то странно заулыбался после того, как я окунулся и вышел из реки. Я попытался поцеловать кольцо на его правой руке, но Франко накрыл меня епитрахилью[5]5
  Часть облачения священника, надеваемое на шею, символ благодати.


[Закрыть] так, что я чуть было не свалился обратно в реку, и сказал по-латыни: «Ты не христианин. Возвращайся к сатане». С одной стороны, я был рад, что избавился от греха повторного крещения, но, вместе с тем, никак не мог понять, почему епископ так странно себя повел.

Ролло и Франко стали распределять подарки разным соборам и монастырям. Потом пришло время делить полученную французскую землю между Ролло и его приближенными ярлами. Ролло заявил, что земля неделима, принадлежит всем и каждому. Я с беспокойством сидел за одним столом с епископом и вел подробные записи. Вдруг Ролло обратился ко мне:

– Что это с тобой, неужели до сих пор не можешь опомниться после холодной воды?

Да, он попал в самую точку…

В Руане шли приготовления к свадьбе. Ролло отстраивал квартал, который предназначался принцессе Гисле. Герцог Роберт объяснил, что у королевской дочери много придворных дам, с которыми она не хочет расставаться, и дом, принадлежавший раньше Поле, нужно перестроить, пока не будет готов новый дворец. Ролло понял: королевская дочь имеет право жить так, как она привыкла. Наконец, все было готово. Чтобы привезти принцессу и всю ее свиту, Ролло вместе с епископом поскакал в Реймс, где Франко прятал принцессу.

Приехали заранее. Хотя теперь ему помогали все христианские святые, Ролло не был уверен, что король сдержит свое слово. Показалась карета, в которой везли невесту. «Надо же, не на лошади. В карете, по этим дорогам!» Ролло перебрался на другую сторону реки и поздоровался со всей той галантностью, на какую был способен. Принцесса даже не подняла вуаль, которая закрывала ее лицо, и не взглянула на будущего мужа. Он предложил ей сесть к нему в седло, она отказалась. Тогда он приказал своим людям перенести карету Гислы вместе с ней самой через пограничную реку. Все это ему очень не понравилось. И он подумал, что не позволит, чтобы в Руане принцесса ездила в какой-то повозке. Пусть учится скакать на лошади или ходить пешком. Поискав глазами епископа, Ролло нигде его не увидел и решил, что не случайно Франко исчез как раз в тот момент, когда королевская дочь передается в его руки.

– Хейрик! – заорал он так, что в горах прогрохотало эхо.

Я быстро направил к нему своего коня. Ролло остановил экипаж, не спешиваясь, содрал с лица принцессы вуаль. Ничего более непривлекательного мы еще не видели. Ее тусклые невыразительные глаза покорно и тупо смотрели на незнакомого чужеземца.

– Спроси, Хейрик, неужели эта уродина действительно Гисла, дочь короля?

Я как можно тактичнее перевел вопрос Ролло, но по-моему так и не сумел сделать это достаточно мягко.

– Конечно, я дочь короля. А кем же я должна быть? – с пренебрежением ответила девица.

– Передай ей, – сказал Ролло, – что в таком случае будет лучше, если она снова прикроется своей занавеской.

Я и раньше много слышал о королевской семье, но про принцессу, которая в возрасте и уже на выданье, мне не рассказывали. В Руане же все, включая епископа, заверяли, что Гисла действительно достигла пятнадцати-шестнадцати лет. И я вспомнил, как однажды видел королевскую дочь в гостях у графа в Шартрезе. Кто-то показал на нее и сказал со смехом:

– Подумать только, у маленького короля Карла этакая здоровенная дочка!

– Она? Принцесса?

– Да, конечно, это его дочь – от служанки. От нашей служанки. Старая графиня сама рассказывала. Говорят, у дочери с отцом есть только одно сходство: они оба слабоваты. Только она – на ноги, а он – на голову.

На самом-то деле король Карл Простоватый не так-то уж был и слаб на голову. Он обдурил норманнского хёвдинга, навязав ему свою дочь от наложницы. Гислу поместили в приготовленный для нее дворец. Прошла пышная свадьба. Могу вас уверить, свадебный поцелуй не стал для Ролло пьянящим вином. Епископ Франко долго не приезжал. Когда все уже было позади, он явился, оправдываясь:

– Ты никогда не спрашивал, как выглядит принцесса. У тебя на службе много умников, мог бы послать кого-нибудь посмотреть на нее. Да и что бы изменилось! Если у тебя теперь несварение желудка – это твои проблемы. Не расстраивайся, у вас вполне могут быть красивые дети.

– Нет, у меня не будет детей от женщины с такими потухшими глазами. Это невозможно!

– В таком случае брак могут признать незаконным.

– Ну и к дьяволу!

Крещение так подействовало на Ролло, что он стал ругаться по-христиански. К тому же, он стал подумывать, как бы забрать обратно часть земель и лесов, которые отдал епископу Франко. Хуже обстояло дело со мной. Епископ Франко сказал:

– Я сразу понял: ты лжешь. То выдаешь себя за кюре, то скрываешь, что ты крещеный.

Я попытался ему объяснить, но запутался и свалил все на дьявола. Франко здорово разозлился.

– Не надо. Ты сам идешь к дьяволу с распростертыми объятиями, Я расспросил о тебе в Шартрезе. Мне сказали, что ты тот самый кюре, который был у графини постельным мужчиной. Что, нечего возразить?

Господи, как же объяснить! Графиня Бланш буквально заставила меня стать ее любовником, говорила, что если я улизну от нее, выдаст меня с головой и еще наговорит много лишнего. Пришлось подчиниться. В то время я был в фаворе у старого епископа, он определил меня в школу для кюре. Я был возведен в сан, рукоположен. Графиня пригрозила все рассказать епископу. Старый благообразный епископ никогда не простил бы моих грехов. Что же мне оставалось делать? У пасть в ноги и выдать графиню? Но епископ вряд ли мог поверить в безнравственность графини. Я медлил, надеялся как-то выпутаться, ждал чуда, но вскоре узнал, что песню обо мне поют по всему Шартрезу…

Франко продолжал:

– Ты запачкал святое имя кюре, ты был готов креститься второй раз. Слава Деве Марии, я предотвратил это преступление.

Он никогда не закончил бы перечислять моих грехов, но я упал ему в ноги.

– Святой отец, я согрешил перед небом и перед вами. Пожалуйста, не гоните меня, разрешите стать вашим покорным слугой.

Франко внял мольбам блудного сына и решил дать грешнику возможность спасти душу. Он был великолепен в роли всепрощающего отца.

– Посмотрим, посмотрим. Может быть. Я говорю только «может быть». Епископу в Шартрез я напишу, что ты у меня на службе, и может случиться, пошлю тебя в Бауэкс. Город битком набит тупоголовыми язычниками, и я вряд ли найду кюре, который по доброй воле согласится заниматься там миссионерством.

Я что-то бормотал и благодарил, но мысли мои путались, и томительно-сладкие надежды теснили сердце. Неужели я буду рядом с Полой Беранже?! Я не мог и мечтать о такой удаче!

– Мне придется забрать у Ролло его секретаря, – продолжал епископ. – Он, конечно, будет возражать, но ты находишься под началом церкви.

Я склонил голову. Я был в восторге. Служба у Ролло? Да пошла она к дьяволу!

Глава VI

Никто, никогда не мог подумать, что Ролло уже за шестьдесят. Решительный, властный, полный энергии, он выглядел очень молодо. Ярлы собрались и постановили ничего не делать без согласия Ролло. «Все равны», – говорил Ролло, но сам больше всех вложил денег и труда в создание государства викингов. Помимо строителей, каменщиков и плотников ему нужны были люди со знаниями, опытные архитекторы. Его народ уже позабыл то, что раньше умел, к тому же, следовало научиться многому новому. Любыми путями Ролло приобретал специалистов: просил, покупал, задаривал. Искал сведущих в земледелии и скотоводстве, приглашал молодых, увлеченных и смекалистых. Франко называл их «апостолами». «Апостолы» приезжали, получали дорогие подарки. Один приехал из Фландрии с удивительной машиной, которая сеяла зерно рядами. До двенадцати рядов одновременно. Совсем не то, что ручной сев. Другой привез диковинный плуг для обработки земли. Ролло приветствовал всяческие нововведения, привлекал умельцев со всех концов света.

– Приезжайте к нам, и вы станете богатыми людьми. У вас много мастеров, вы наступаете друг другу на пятки. А в нашей стране – простор.

– Так у вас нет железа.

– Если нет, найдем. Научите нас искать руду, выплавлять. За каждого обученного выдам большую награду. – Ролло добивался, чтобы долина Сены сама обеспечивала себя железом и металлом.

Скоро в соседних графствах распространились слухи, что ненормальный норманн нуждается в людях, которые умеют работать, и осыпает их великими богатствами.

Деньги притягивали, хотя многие побаивались уезжать из дома. Тем не менее, неженатые соглашались. Ролло начал изучать виноделие. Французы, правда, не спешили поделиться своими секретами. Однако удалось выяснить, что можно выращивать виноград и в долине Сены. Главное – выбрать соответствующую землю и правильное место.

Старика, который раскрыл некоторые тайны, Ролло щедро наградил и дал ему в помощь людей. Викинги стали ценить вино. Однако многие по-прежнему отдавали предпочтение пиву и меду; Ролло находил это глупым.

Епископ Франко выбрал самый подходящий момент, чтобы отстроить и как следует отреставрировать монастыри. Монахи трудились, не покладая рук. Ставшие художниками с благословения епископа поехали работать в Бауэкс. Монах из Шотландии хотел скрестить фризскую лошадь с французской, рассчитывая вывести породу, которая сможет играючи выдержать тяжеловооруженного всадника в доспехах. Один послушник научился выращивать особую пшеницу: она давала урожай вдвое больше обычного.

Земля, которую получили викинги, была изобильна, только обрабатывай и собирай урожай. Не хватало времени. Ролло уставал, и стал подумывать о том, что не успеет довести до конца осуществление всех своих планов. А люди Ролло разъезжали по Бретани и собирали продукты, скот и все то, что король обещал им в качестве контрибуции. Брали на глаз, сколько захватит рука или позволит сила. Бретанцам это не нравилось, и они оказывали сопротивление. Приходилось пускать в ход оружие, а это отнимало много сил. «Ничего, – надеялся Ролло, – скоро все образуется».

Он всерьез вознамерился составить полный свод новых справедливых законов. Он находил, что у себя в войске завел отменные порядки. Попавшийся вор лишался руки или ноги, поэтому не было краж. Разве плохо для мирной жизни? Надо довести до сознания людей: каждый имеет право на собственность, но не смеет посягать на имущество другого человека. Будет наказан и тот, кто не выдал вора. С викингами жило много людей самых разных национальностей, они всё прибывали и прибывали. Важно, чтобы в стране знали: у каждого есть защита, жизнь и собственность охраняются законом. Это трудно было понять тем, кто всю свою жизнь прожил иначе. Французы свыклись с междоусобными войнами и разбоем. Ролло с сожалением понял, что обращение в христианство мало изменило людей: они привыкли жить во вражде, по волчьим законам войны, за укрепленными стенами. Каждый на ночь прятал свой скот и свою собственность. В одночасье их не переделать.

Ролло думал о мире. Все должно образоваться и прийти в норму. Французы окрестили принадлежащие ему земли Нормандией. Он заметил, что себя и своих людей он часто мысленно называет теперь не викингами и не датчанами, а нормандцами. Что ж. Хорошее имя! Перед его глазами возникла Нормандия, раскинувшаяся от Эпт до моря. Французский король пообещал и Бретань присоединить к Нормандии…

Из своего изгнания я следил за тем, что происходило в Руане. В Бауэксе было спокойнее, но и у нас жизнь не стояла на месте. Графство принадлежало Ботто и Поле. Она хотела построить побольше соборов, но я отговорил ее. Я был здесь единственным кюре и к тому же полагал, что для моей миссионерской деятельности вполне достаточно одного Бауэкса. Здесь не спешили услышать слово Божие. Жители придерживались языческих верований, хотя я не сказал бы, что своих старых богов они почитали как положено. Отличный собор, построенный Ботто, стоял пустым в ожидании не только епископа, но и верующих. Я служил мессы для Полы, ее детей, для семьи Ботто, приближенных, нескольких французов, которые здесь жили, да еще для приезжающих купцов. Я учил христианских детей. Это было самым большим удовольствием, потому что среди моих учеников были оба ребенка Полы, и уроки проходили в ее доме.

Ролло, как и ожидалось, все очень усложнил. Он был разозлен моими похождениями, не хотел отпускать к Поле и так благословил в путь, что мое левое плечо до сих пор болит. В конце концов, он вспомнил про мои заслуги перед викингами и не стал продавать меня в английские земли, как угрожал сначала. Использовать меня как доверенного посла он не хотел, потому что я много наврал ему, однако временами он все же нуждался в моей помощи, и мне приходилось ездить из Бауэкса в Руан.

Мне было приказано обучать маленького Вильгельма латыни и другим премудростям. Если бы Ролло знал, с какой радостью я взялся за эту работу, он бы, наверное, насторожился. Я имел свободный доступ в дом Полы и часто бывал у нее. Герлог я мог ознакомить только с основами христианской морали, всему остальному Пола учила ее сама. А Вильгельму, как наследнику, предстояло пройти большой курс самых разных наук. Навыки обращения с оружием и лошадьми он приобретал под руководством Ботто. Удивительно, но все это гораздо больше интересовало Герлог, чем Вильгельма. Ботто лишь смеялся, наблюдая, как Герлог скакала на лошади и играла с оружием, но Пола была в ужасе от того, какую дикую девицу она произвела на свет. С Герлог не все было гладко. Она не хотела ни шить, ни вышивать, женские занятия ее не интересовали, и о ней распространились слухи, будто она не девочка, но и не мальчик, а какое-то странное двуполое существо. Кому надо было распускать эти отвратительные слухи?

С Вильгельмом получилось еще хуже. Его чуть ли не силой пришлось загонять в зал для занятий с оружием. Он просиживал все время за книгами или разговаривал со мной о божественном, расспрашивал обо всем – от рая до ада, – и скоро выудил из меня все мои теологические познания. Тогда мне пришлось попросить Франко прислать для Вильгельма, да и для меня самого, учебники и новые ученые книги. Вильгельму очень нравилось бывать в соборе, и вскоре он уже вполне мог бы служить мессу. Создавалось впечатление, что этот ребенок – будущий кюре или монах, но никак не хёвдинг, правитель Нормандии. Однако нашей вины в этом не было никакой, мальчик сам определил круг своих интересов.

Мы часто говорили с Полой о детях, подолгу и подробно. Она просила меня повлиять на Вильгельма, она боялась, что Ролло будет недоволен воспитанием сына и заберет его. Ролло, конечно, имел свое мнение, отличное от нашего с Полой. Вильгельму шел восьмой год. Ему нравились неторопливые задушевные беседы, и он предпочитал меня всем прочим домочадцам. Я дорожил его привязанностью, но беспокоился, что Вильгельм узнает, какая я скотина на самом деле, и изменит отношение ко мне. Никто не рассказал ему, почему меня сослали в Бауэкс, и я стал надеяться, что он никогда этого не узнает. С Полой я был откровенен, и между нами возникло глубокое сердечное взаимопонимание. Она часто благодарила меня.

– Почему, почему ты так говоришь?

– Потому, что теперь у меня есть человек, которому могу я довериться и все рассказать, – отвечала она. – Такого друга у меня не было с тех пор, как погиб Дени.

Я узнал, что Дионисий был евнухом, поэтому Ролло не беспокоился. Со мной же дело обстояло по-другому. Я полюбил его изгнанную жену и желал обладать ею. Риск, конечно, был очень велик: Ролло по-прежнему считал Полу своей и мог оскопить меня по малейшему подозрению. Я пытался не думать о Поле. Но ее радость, ее счастье по поводу того, что во мне она нашла замену Дионисию, не давали мне покоя. В то же время я боялся оказаться не тем, за кого она меня принимает. Вильгельм все время искал встреч со мной после уроков, интересовался вещами, далекими от тем наших занятий. Часто он спрашивал, почему отец прогнал Полу. Отец, который крещен, стал христианином, как он мог жениться на незнакомой женщине? Отвечать было нечего, но Вильгельм не унимался. Я решил уйти от тяжелой темы, и, воспользовавшись случаем, обратил внимание мальчика на то, как страдает мать по его вине:

– Самое ужасное заключается в том, что когда-нибудь Ролло увезет тебя от матери в Раун. Он скажет: «Вы не можете научить сына тому, что необходимо моему наследнику».

– И тогда мне станет матерью разрушительница семьи, та женщина?

Я кивнул.

– Ни за что не соглашусь! – закричал Вильгельм.

– В таком случае, есть только один выход: ты должен лучше заниматься с ярлом Ботто и другими воинами. Ботто говорит, что ты не хочешь ни ездить верхом, ни учиться владеть оружием. Если Ботто пожалуется, наше дело плохо.

– Я обещаю: буду лучшим во всех упражнениях. Но, все равно, я хотел бы стать, как ты, кюре или монахом.

– Побойся Бога, ты не можешь стать ни кюре, ни монахом, ты сын хевдинга и должен взять на себя управление Нормандией после отца.

– Это он так считает и так хочет. Он уже стар, правда? Когда он умрет, я смогу делать все, что захочу. Можно одновременно и служить Богу, и быть хевдингом. Ты, Хейрик, ты же рассказывал мне про святых мужей, которые управляли королевством. Марк Аврелий, например.

– Я рассказывал, да. Но вспомни, Марк Аврелий не был христианином.

Боже мой, какой упрямый ребенок! Мне с трудом удалось уговорить Вильгельма поступать так, как следовало. Но в следующем году мальчик стал одним из самых искуснейших бойцов, несмотря на чисто монашескую ненависть к насилию и кровопролитию. Вместе с книгами и тетрадями он хранил в своей сумке монашеский клобук, который упросил меня привезти ему из Реймса. Вильгельм пытливо читал священное писание и спрашивал:

– Разве Иисус не говорил, что пришедший с мечом от меча и погибнет? Как же я могу учиться сносить головы людям только потому, что мне вдруг так захочется?

Самым опасным было то, что он легко открывал свое сердце перед каждым человеком, и всех людей считал хорошими и добрыми, всем доверял. О, святая простота! Я предупреждал, пытался объяснить: если на его пути встанет зло, ему придется дорого заплатить за свою доверчивость.

Единственным человеком, к которому Вильгельм относился настороженно, был его собственный отец. Да и то он считал виноватым не его, а то трудное положение, в котором Ролло оказался по вине короля.

– Король обманул его и заставил выслать мою мать. Сам он никогда бы не поступил так плохо. Отец женился на Гисле и получил на это Божье благословение. Если у них появится сын, я смогу стать монахом, как того хочу, – говорил мальчик.

Для всех было очевидно, что развод с Ролло плохо повлиял на мать Вильгельма. Пола уже не была такой, как прежде. Она утратила свою задорную, обаятельную веселость и добродушие. С чудовищной силой проснулись в ней ревность и страх потерять Ролло. Я старался поддержать ее. Пола делилась со мной всем, что было у нее на сердце. С удовольствием приходила на мои занятия и сама училась тоже. Ее близость волновала и возбуждала, я не мог сосредоточиться, мне казалось, что рядом со мной огонь. Однако я ни за что на свете не отказался бы от таких встреч. Я стал готовить свои уроки не столько для Вильгельма, сколько для Полы. Я, наверно, не смог скрыть своих чувств, и через некоторое время она стала редким гостем на моих маленьких лекциях. Или мальчик пожаловался, что я стал уделять ему меньше внимания? Нет, на Вильгельма это было не похоже. Мне очень не хватало Полы. Вильгельм заметил это и со своей детской непосредственностью однажды, когда я читал трактат святого Августина, спросил:

– Боже мой, да ты влюблен в мою маму, Хейрик!

Я чуть не задохнулся. Но Вильгельм не имел ввиду ничего плохого, и, оценив ситуацию, я ответил:

– Да, Вильгельм, да. Никогда еще я не любил так сильно.

Он принял мое признание как что-то само собой разумеющееся.

– Я бы тоже влюбился в нее, если бы не был ее сыном. Но я люблю Полу как маму, и мне трудно понять, как отец смог выслать ее. Хочешь, я попрошу, чтобы она снова приходила на наши уроки?

Тут я набросился на него.

– Ты не имеешь права никому ничего говорить. И ни слова о том, что я люблю Полу. Если она узнает, то прогонит меня из Бауэкса.

Он засмеялся.

– Она давно знает. И она тебя не вышлет. Мне бы хотелось, чтобы ты стал ее мужем, теперь, когда отец отказался от нее.

Чуткость Вильгельма была удивительна и для его возраста очень редка. Однако он был еще слишком молод, чтобы понять страдания, несчастье неразделенной любви и глубокую боль взрослого мужчины. Весь мир он видел в розовых красках, и все люди должны были, по его мнению, любить друг друга. И, конечно, он не мог понять, что разговаривая со мной таким образом, подливает масло в огонь. Я переменил тему разговора. А что мне еще оставалось?

Вильгельм уважал меня, он выполнил мою просьбу и ничего не сказал Поле. Боже мой! Почему я не воспользовался помощью, предложенной мне этим юным купидоном? Нет! Больше всего на свете я боялся, что Пола может подумать, будто я добиваюсь ее, используя сына. Какие-то остатки порядочности у меня все же еще были.

«Она знает, она тебя не вышлет», – слова Вильгельма звучали у меня в ушах и будили надежду. Я пытался восполнить отсутствие Полы на уроках и навещал ее, чтобы рассказать об успехах Вильгельма. Но Пола задавала меньше вопросов, редко разговаривала со мной. Что-то нарушило нашу прежнюю дружбу. Но что? Неужели Вильгельм проговорился? Как-то я рассказал, что мальчик уже управляется с оружием и ездит на лошади так же хорошо, как учит мессы. И… Пола обняла меня и поцеловала. Самые жаркие ласки любивших меня женщин не доставляли мне такой восторженной и чистой радости. Память об этом поцелуе до сих пор жжет мою щеку. Удивительно, насколько сильна настоящая любовь! То, что Пола была дочерью графа, а я всего лишь учителем ее детей, не имело никакого значения. Для сердца ранг и положение в обществе не важны. Я был потрясающим любовником, пользовался большим успехом, в девяти случаях из десяти достигал цели благодаря абсолютной уверенности в своей неотразимости. Но с Полой у меня все было по-другому. Я уже не мог положиться на свое мужское обаяние. Обычно я с испугом думал: «Нет, не сейчас, попытаю счастья в следующий раз». Ее отказ означал бы для меня смерть. Я старался скрывать свои чувства, но все у меня получалось нелепо, как у молодого дурака, который в присутствии женщин начинает заикаться и путаться в словах. Я ее любил по-настоящему, и перед этим огромным чувством оказался совершенно беспомощным. Пола все понимала.

Вскоре в Бауэкс приехал Ролло. Он, конечно, поселился во дворце Полы и чувствовал себя здесь как в собственном доме. В ту ночь я не сомкнул глаз, ревность разрывала мое сердце на части. Я представлял, как Ролло удовлетворяет свои дикие страсти с женщиной, которую изгнал, и которую я люблю. Бессознательно, в глубине души я, грешник, даже мечтал о смерти Ролло. На следующее утро он вызвал меня к себе. Я приготовился к серьезным разговорам и состроил важную мину.

– Я слышал, ты хорошо выполняешь свою работу. Вильгельм сделал большие успехи и привязался к тебе. Я благодарен тебе. Ты сумел заставить его серьезно отнестись к урокам Ботто.

Я ожидал услышать совсем другие слова и удивился. Ролло улыбнулся и похлопал меня по плечу, по тому самому, которое все еще болело после его прощального напутствия.

– Ну-ну, сын мне все рассказал.

Я в ужасе замер: о чем рассказал? Ролло помрачнел. Словно солнце зашло за тучи.

– Теперь перейдем к самому главному. Что ты накрутил с Полой?

Я стоял ни жив ни мертв.

– Что вы имеете ввиду, мой гос-по-дин? – пробормотал я, налегая на слово «господин».

Ролло не привык к такому обращению. Так обычно называли епископа из Руана или Его Святейшество в Риме. Долгие годы, проведенные в обществе французских графов, научили меня употреблять это слово кстати и не совсем кстати.

– Ты понимаешь, с Полой… Никогда раньше такого не было, – начал он и посмотрел в сторону, явно испытывая неловкость. – Сегодня ночью она сказала, что по христианским законам таинство брака нельзя осквернять сожительством с другой женщиной. И я, женатый мужчина, могу впасть в смертный грех, так же, как и она. Никогда не слышал ничего более глупого! Пола и я давно женаты, у нас двое детей. Никто, кроме тебя, не мог внушить ей такие идиотские мысли, ведь ты здесь единственный кюре.