Текст книги "Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей"

Автор книги: Руне Улофсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 44 страниц)

– Высшее мое наслаждение, мадам, – ваше счастье. Вы теперь снова получили власть и ключи от дома нормандского хёвдинга. Вот это и есть высшая награда для меня. Вы знаете, я готов отдать свою правую руку за то, чтобы провести с вами хотя бы час, но теперь думаю: лучший способ доказать мою любовь к вам – быть просто благодарным. Я не могу воспользоваться вашей добротой, вашим легкомысленным обещанием. Клянусь, я с утра до вечера, в течение всей своей жизни, пока я дышу, буду молиться за вас, – с этими словами я поцеловал ей руку, низко поклонился и покинул дворец.

Я шел к себе и ничего не видел, потому что мои глаза были полны слез. Я восхищался собой. Неужели это я оказался способным на такое самоотречение? На такой подвиг? Самый чувствительный роман о рыцаре и даме его сердца едва ли мог закончиться более романтично. Откуда взялись у меня нужные слова? Откуда взялась решимость и сила отказаться от столь бесценного и желанного подарка? Может быть, оттого, что я никогда не смог бы ей соврать? Взять награду за то, чего я не совершал, было невозможно. Я знал: я пожалею о своем отречении. И я пожалел об этом сразу же, как только вошел в свой одинокий дом. Кому нужно мое рыцарство? Ни она, ни я не получили от него никакого удовольствия. А если бы я принял ее дар и сумел отблагодарить, может быть, она отвернулась бы от своего старика? Было что-то странное в ее привязанности к человеку, которого она так неожиданно стала называть Робертом. Ведь она никогда не знала никого, кроме него. Не знала ничего лучшего. Может быть, не случайно умный Вильгельм хотел, чтобы с ней был я, а не ее муж. Но любовь как оплата, как сделка – это плохо. И Пола, и я – мы оба можем теперь спокойно жить. Ничего между нами так и не произошло. Только бы Пола не подумала, что я отказался от нее, отверг ее! Ее любовь я не получу никогда, об этом она сама сказала достаточно ясно. Но отказаться от предложения женщины – это может мне дорого стоить! Я был близок к тому, чтобы вернуться. Я так быстро покинул Полу; она даже не успела ничего ответить. Поняла ли она меня? Я ушел так поспешно только для того, чтобы из моего страдающего сердца не вырвалась горячая мольба: «Любимая! Забудь про награды и подарки! Попроси меня остаться ради меня самого».

И я не вернулся, может быть, из страха, что меня прогонят, а, может быть, чтобы сохранить впервые возникшее во мне окрыляющее чувство благоговения и святости. Да святится имя твое! Церковь много говорит о святости, но только теперь я начал кое-что понимать. Несмотря на все свои приключения, только сегодня вечером я постиг глубокую, горькую отраду святой, истинной любви. Потом я много раз говорил себе, что если бы лег с Полой в постель, это высокое чувство покинуло бы мое сердце, покинуло бы навсегда, как душа навеки улетает из тела. Пола стала бы одной из многих, обычной женщиной, тем засушенным цветком среди страниц старой книги, который со временем неизбежно теряет свой аромат. Но я отказался от Полы, и любовь к ней всегда будет пульсировать в моей крови…

Многое произошло после этого. Пола переехала обратно в долину Сены, в Руан. Ее встречали торжественно и помпезно. Ролло чествовал ее в соборе. Я же оставался в Бауэксе, и обо всей этой шумихе вокруг христианского венчания хёвдинга ничего не хотел знать. После отъезда Полы я решил все свои силы отдать выполнению обязанностей кюре. Я увлекся обращением язычников-северян в христианство, страстно проповедовал, терпеливо выслушивал исповеди, крестил, благословлял, провожал умерших. Я был нужен. Я стал известным и уважаемым. Слухи о моем усердии и рвении дошли до архиепископа. Он приехал с визитом и привез двух молодых кюре, которые стали моими помощниками. Хорошо, если бы в Барке прибыл епископ! Но архиепископ заверил: моя кандидатура на этот пост вовсе не безнадежна. Когда-нибудь в будущем.

Успех мой был связан, в основном, с моими проповедями. Впервые мне удалось своими речами до слез растрогать короля в Лионе. Тогда я понял: у меня есть дар красноречия, ораторский талант, который раньше я почему-то не использовал. Мой дебют прошел весьма успешно, вторая проповедь стала триумфом. Я начал проповедовать даже на рынках. Я разговаривал с людьми везде; на улицах собирались толпы народа. Чтобы послушать меня, и в великие праздники, и в дни обычной церковной службы люди до отказа заполняли собор, так что яблоку негде было упасть. Я осушил целую реку, если учесть всех крещеных, которых я обратил в веру Христа. Ко мне шли все новые поселенцы, которые приезжали с севера. Я заметил, некоторые приходят креститься вторично, чтобы еще раз пережить тот духовный подъем и тот восторг, который приносит великое таинство.

За это время рядом с собором мы отстроили монастырь. Я понимал, что мне надо поскорее получить сан епископа, – ведь новый маленький монастырь едва ли мог рассчитывать на приезд настоящего аббата. Одной из самых богатых покровительниц нашего монастыря стала графиня Пола Беранже, которая часто посылала в Бауэкс щедрые дары и даже достала одну из первых наших святых реликвий. Волею судьбы ею стал так изменивший мою жизнь хитон Девы Марии из Шартреза. Наверняка, Пола знала историю хитона и захотела напомнить мне ее.

На Пасху Ролло приехал в Бауэкс со всей своей семьей. Великий праздник отмечался у нас. Сначала Ролло смотрел на меня искоса, но после того, как услышал пасхальную мессу и проповедь, отправил нам богатые подарки. Мы получили также уведомление, что в распоряжение монастыря поступают богатые земли. С Полой мы ни разу не говорили. Но то, что произошло или, точнее, не произошло, порождало между нами какое-то особое чувство, связывающее нас незримо, прочно и таинственно прекрасно. Ролло с семьей уехал, и не прошло недели, как прибыл гонец с известием. Я получил сан епископа.

Радостью и счастьем моего сердца все эти годы был Вильгельм. О его успехах и о нем самом я расскажу позже. Конечно, были другие удовольствия, которыми я пытался согреть свое сердце. Например, некоторые из моих прихожанок жаждали увидеть любовника графини Полы – легендарной жены великого хёвдинга из Руана. Многие были очень красивы. Они приходили ко мне, чтобы покаяться в грехах или приглашали меня в свои дома, чтобы я благословил их, и предлагали мне свою любовь. Лишь некоторых из них я осчастливил, выбирая каждую тщательно и пристрастно. Я предпочитал не только красивых, но, главным образом, не болтливых дам. Нехорошо, если бы слишком многие могли похвастаться близкой дружбой с епископом. Жениться я не собирался, не говоря уже о том, что сердце мое навсегда было отдано Поле. Должны ли священнослужители воздерживаться от плотских радостей? Я считаю, что аббатам и епископам следует вступать в нормальные браки, а не содержать наложниц. Я мог бы завести наложницу-домоправительницу, но боялся, что когда она мне надоест, от нее будет трудно избавиться, и еще хуже, если появятся дети. Моя разборчивость была чисто практической. Я предпочитал оставаться свободным. Скоро, однако, стали ходить слухи, будто многие дети в Бауэксе удивительно похожи на отца Хейрика. Что я могу сказать об этом? Слухи…

Прошел год, в Нормандии царил мир. Ничто не тревожило короля Карла Простоватого. Ролло сдержал свое слово. Морские разбойники пытались проверить, как охраняется побережье, но затем предпочли не показываться вблизи французских берегов. Команда каждого неизвестного корабля, который не спешил поднять мирный флаг, надолго запоминала то крещение, которое она получала. А над Сеной от одного берега до другого был протянут трос, и никто не мог проплыть по реке, если имел враждебные намерения.

Однако самому королю Карлу жилось не особенно хорошо. Его вассалы, не переставая, воевали между собой: сжигали друг у друга селения и города, иногда в пылу борьбы прихватывали и собственность короля. Ролло и Карл давно стали друзьями, и король много раз просил у Ролло помощи. Всем было известно, что Ролло и его воины постоянно тренируются на большом поле за рекой Андель и все время находятся в прекрасной боевой форме. Поэтому воевать против нормандцев ни у кого не было никакого желания, да это было и бесполезно. Говорили, что Ролло, который заново отстроил Нормандию, похож на великого библейского ветхозаветного героя Неемию, перестроившего стены и соборы Иерусалима. О жизни нормандцев, действительно, можно было сказать словами из «Книги Неемии»: «Они работали и строили одной рукой, а в другой держали оружие».

Междоусобные войны во Франции постепенно угасали, потому что не было ни победителей, ни побежденных, – все одинаково беднели, истощали свои силы и страдали. Никто не выигрывал. Мир был заключен в 911 году, и Нормандия расцвела.

Становление церкви тоже шло своим путем, как и любое другое строительство. Папа римский не спешил возводить соборы там, где еще не наладилась мирная жизнь. Архиепископ Франко состарился. Святой беззубый человек в свои лучшие годы вполне устраивал Ролло, потому что доставлял ему мало хлопот и беспокойства. Теперь можно было только поражаться тому, как Ролло умело управлял, манипулируя именем Франко. Рим смотрел на все это сквозь пальцы. «Ролло – еще не самый худший вариант», – считали в Риме, где несколько знатных семей постоянно боролись за власть, как за церковную, так и за светскую. В то время, когда я жил в Бауэксе, папой римским был Иоанн X. Его сменил Иоанн XI, затем Альберих и, наконец, сын Альбериха, семнадцатилетний Октавиан, которого называли Иоанном XII. К этому времени я уже состарился, и имена и порядковые номера пап римских перестали меня интересовать. Я понял, что папы не умеют выбрать себе красивые имена. Церковь действительно была ведома Святым Духом, если благополучно пережила всех пап римских, всю их борьбу за власть, все их интриги и сумела выстоять. В таких условиях Ролло мог управлять всеми церковными провинциями по своему усмотрению. Немного стратегии, немножко дорогих подарков в нужное время нужному человеку – и все в порядке.

Вам может показаться, что я циничен. Но у меня, как вы понимаете, есть для этого немало оснований. Большую роль в моей жизни сыграл мой учитель Паоло из Прованса. Он открыл передо мной дверь не только в страну церковных учений, законов и обрядов, он помог мне постичь их глубинное значение. Я свободно разбирался в подлинном смысле Священных Писаний. Паоло был мечтателем. Он грезил о прекрасном будущем и во многом напоминал мне свободомыслящего Аврелия Августина с его сочинением «О граде Божьем».

«Подумай, – говорил Паоло, – церковь строит не только видимый мир, – она построит свое собственное мироздание, и краеугольные камни ее строительства будут выше сомнений и критики». Тогда, в отрочестве, я не понимал его. Паоло рассказал мне про старейшую королеву Брюнхильду и про то, как королева Фредегунда погибла за веру, привязанная к двум диким лошадям и разорванная на части. Я поработал в разных библиотеках и прочел десятки книг, прежде чем обнаружил, что мой наставник Паоло был, скорее всего, арианцем и считал Христа не Богом, а просто замечательным человеком. Когда я понял, как глубоко он заблуждался, у меня волосы на голове встали дыбом. Возникло множество неразрешимых вопросов.

Я боролся за то, чтобы построить христианскую церковь в Нормандии на основе подлинной, глубокой веры, но без насилия над человеком. В то же время я знал, что официальные власти меня не поймут и, злоупотребляя своими правами, будут добиваться прежних порядков. Я поселил в Бауэксе монахов, но я, по сути дела, не люблю монастырских порядков. Конечно, кое-кто из монахов или монахинь может стать настоящим верующим человеком, но чаще всего они и хуже, и хитрее живущих в миру кюре или даже простых прихожан. Монастырь – наконечник на церковном копье. К сожалению, наконечник часто бывает ядовит, отравлен фанатизмом и ханжеством. Поэтому я каждый раз благодарил Бога за то, что мой монастырь маленький и в нем не было аббата.

До прихода норманнов почти вся эта земля принадлежала церкви. Монастырь святого Квентина был одним из самых богатых французских монастырей при Карле Великом. Аббаты тогда могли поставить под ружье до ста всадников и более. Но, да простит меня Всевышний, я не хотел для моего монастыря ни больших богатств, ни многих земель. Мои опасения и тревоги имели множество причин. Одна из них – низкая нравственность некоторых священнослужителей. Церковь из моральных побуждений наказывает тех, кто предается порокам. Но преступниками и злодеями чаще всего почему-то оказываются бедняки, нищие или слабые женщины. Признайся, Хейрик, женщины занимали слишком большое место в твоей жизни, и теперь ты заговорил о том, что у тебя болит. Ты ищешь оправдание своей собственной похоти. Да, конечно. Но именно через свой собственный горький опыт я и приблизился к пониманию этой проблемы. Я провел достаточно времени в монастырях среди аббатов, епископов и кюре, многое узнал и увидел.

Самое интересное, что моим скептицизмом мне не удалось заразить юного Вильгельма. Когда я рассказывал ему о том, например, как, по слухам, во времена Григория Великого из-под монастырской плотины выловили шесть тысяч младенческих черепов, Вильгельм сразу же возражал мне и объяснял: «Так много черепов быть не могло». «Слухи, конечно, все преувеличивают», – уточнял я. Он же сразу отвечал: «Если так, то вообще ничего не было, и слухи всегда лживы». Тогда я говорил и о других случаях, которым сам был свидетелем. А он начинал кричать, что все равно хочет стать монахом, чтобы уберечь монастырскую жизнь от греха и соблазна.

Как бы то ни было, я когда-нибудь признаюсь архиепископу (не помню, как его теперь зовут), мол такой вот я грешный, неортодоксальный епископ. И если церковь терпит меня, то что можно сказать об этой церкви?

Глава VIII

Во время церковной женитьбы Ролло на церемонии венчания должен был присутствовать кто-то, кто стал бы покровителем семьи. Ролло послал гонцов с богатыми дарами к ближайшим родственникам Полы. Отец, граф Беранже, лежал недвижимый в тяжелом состоянии, но из Сен-Ли приехал брат Полы, Бернар. Пола ликовала, готова была петь от счастья. Увидев Бернара, она вдруг поняла, как ей не хватало своей семьи. Во времена их общего детства он был не только братом, но доверенным другом. Она так приросла к Ролло и так мучительно переживала свою высылку в Бауэкс, потому что Ролло стал для нее не только мужем и отцом, но и братом. Теперь она почувствовала: ни муж, ни сын не могут заменить Бернара. Когда брат и сестра вдоволь наобнимались, и Пола вытерла слезы радости, Бернар посмотрел на нее и сказал:

– Годы не прошли для тебя даром. Ты стала еще красивее.

– Спасибо за приятные слова, – засмеялась она. – Я же, должна сказать, никогда не думала, что из того щенка, каким ты был в детстве, может вырасти такой шикарный мужчина.

Бернар знал, как он превосходно выглядит, и не возражал.

– Мы так долго – целую жизнь – были в разлуке.

– Я хотел навестить тебя раньше, но ты знаешь, отец непреклонен. Нормандцы отобрали его Бауэкс, он не мог простить им этого.

– Бауэкс принадлежит мне, то есть нашей семье, – ответила Пола. – Он по-прежнему наш. Не знаю, как это переживет Роберт. Я называю Робертом Ролло, и никто не понимает, все думают, что я говорю про герцога Французского.

Бауэкс принадлежал нормандцам по праву силы, но никакого официального разрешения король Карл не давал. Ролло не захотел расстраивать жену и не стал обсуждать с ней этот вопрос. «Не сегодня», – подумал он. Бернар рассказал, как он собирался поехать в Бауэкс, когда узнал, что, взяв в жены дочь французского короля, Ролло изгнал его сестру.

– Тебя, сына старого графа, никогда не пустили бы в Бауэкс. А я не хотела никакого снисхождения с вашей стороны и не могла приползти к отцу на коленях, как грешная Магдалина.

– Пола, – сказал Бернар с горечью, – мы все много страдали. Я потерял любимую сестру. Отец мучился и переживал. Постарайся понять его; ему не хватало тебя, он тебя любил больше, чем всех нас остальных, вместе взятых.

– Что же мне сделать теперь? Прийти к отцу и просить прощения?

– Да. Ради себя самой. Ты же знаешь, это самое главное. Для детей твое примирение с отцом будет хорошим примером христианского отношения к близким.

– Детей зовут Герлог и Гийом, – ответила она. И стала ходить по комнате, как она всегда делала, когда была возбуждена. – Гийом, хотя нормандцы зовут его Вильгельмом. Гийом, в память об отце моего отца, которого он никогда не видел. Как ты думаешь, имя внука понравится отцу?

Бернар молчал и барабанил пальцами по столу.

– Извини меня, брат, извини. Не будем выяснять мои отношения с отцом. Не знаю, виновата ли я, но у меня тоже есть гордость. Мне нужно подумать. Идем, я хочу познакомить тебя с детьми.

– Их зовут Герлог и Вильгельм, – напомнил Бернар, и они оба засмеялись.

– А ты женат, как я слышала?

Он кивнул и сжал ее руку.

– Катрин посылает тебе свои поздравления и желает мира и счастья. Она очень осторожна и не захотела приехать со мной из-за долгой и трудной дороги. Кроме того, кто-то же должен был остаться с отцом.

«Не в осторожности дело», – подумала Пола. Она понимала, как много сделал для нее Бернар, оставив отца на смертном одре и приехав от имени их семьи на ее христианскую свадьбу. И при этом он сделал себя предметом всеобщего осуждения. Они шли по залам дворца. Людно и весело. Разговаривать трудно. Однако она успела узнать, что у Катрин двое детей – Константин и Шарлотта. Надо же! Какой большой вдруг стала ее семья! Теперь у ее любимых детей появились кузен и кузина. Может быть, они поедут в Сен-Ли. Тяжелая болезнь отца – серьезная причина для такого путешествия. Не станет ли Катрин презирать жену Ролло? Впрочем, это не так уж и важно. Детям не нужно ничего более, как только взглянуть на своего умирающего деда. Потом они смогут вспоминать, что видели своего дедушку. То, что он не захотел познакомиться с ними, когда был здоров, они забудут. Надо поскорее выяснить, из какой семьи жена Бернара. Ходили слухи, что Картин родственница какого-то графа, которого Ролло то ли убил в бою, то ли сжег в его собственном замке. Не исключено, что между Ролло и Катрин стоит кровь. Пола остановилась и отвела Бернара в сторону.

– Расскажи, наконец, кто твоя жена.

Бернар поднял брови и не спешил с ответом.

– Она дочь Алена из Нанта. Я думал, ты знаешь.

– Теперь, когда ты сказал, знаю.

Нант переходил из рук в руки несколько раз. И, в результате, нантский граф потерял свои земли. Но, слава Деве Марии, Ролло там не было. Наверно, Ален – это тот, которого называли Великим. Он умер уже довольно давно. Потом кто-то из друзей или родственников, кажется, Юхель Беранже, силой захватил Нант и сделался хозяином всей Бретани. Как звали тех бретонских графов? Все это следовало выяснить до того, как она встретится с Катрин.

Они, наконец, нашли Гер лог и Вильгельма. Бернару пришелся по душе умный, добрый и ласковый сын Полы. Вильгельму тоже понравился Бернар. Он все время хвостиком ходил за гостем. У мальчика было много близких приятелей среди нормандцев. Но стать другом своего дяди, французского графа, гораздо интереснее.

Вильгельм всегда всем сердцем отдавался своим привязанностям. Когда он возвращался от Ботто с новыми друзьями-наездниками, Пола не всегда находила, что эти дети вполне соответствуют лирическим рассказам Вильгельма. Но она смотрела на все глазами матери и хотела, чтобы рядом с сыном всегда были самые лучшие люди. Случалось, друзья предавали Вильгельма, он тяжело переживал, но всегда их оправдывал и легко прощал. Создавалось впечатление, что он не извлекает из своих ошибок никаких уроков, и ни время, ни очередные разочарования ничего не меняют. Для христианина это было прекрасно, но владетельного графа, который должен уметь распоряжаться судьбами людей, это могло погубить. На брата своей матери, как надеялась Пола, Вильгельм мог положиться. Иметь верного Друга, дядю – ничуть не хуже, чем иметь хорошего отца.

Между Ролло и Вильгельмом стояло нечто неуловимое, отдаляющее их друг от друга. Пола считала, что виной тому большая разница в возрасте. Другой причины она не видела. А, между тем, Вильгельм до сих пор не мог простить отцу изгнание Полы. Даже сейчас, когда отец и мать стали мужем и женой по всем христианским законам, сын в глубине сердца не мог простить Ролло.

– Удивительные у тебя дети, – заметил Бернар. – Такое впечатление, будто они поменялись ролями. Герлог убегает на конюшню и восхищается красивыми лошадьми, увлечена фехтованием. Нет, я все понимаю. Вильгельм искусно владеет оружием и крепко сидит в седле, но ратные успехи совсем не радуют его.

– О чем же он говорит с тобой? – спросила Пола.

– Обо всем, что находится между небом и землей. Меня удивляет, даже поражает его образованность и начитанность. Часто я просто не могу ответить ему, он знает гораздо больше. Недавно спросил, чему я отдаю предпочтение – учению Августина или теориям Григория Богослова. Он, скорее, должен быть аббатом, чем графом-землевладельцем.

Пола рассмеялась, Бернар тоже.

– Твой муж произвел на меня большое впечатление. Он возродит Нормандию. Ролло, конечно, не молод, но пройдут еще годы, прежде чем Вильгельм займет его место. Мальчик получит наследство удивительное и очень тяжелое. Вильгельм со своим умом, талантом и добротой может многое сделать. Плохо только, что у нормандцев кошмарные соседи. Да пошлет нам Господь мир и согласие!

– Аминь! Да будет так! – ответила Пола.

– И, пожалуйста, не откладывай надолго вашу поездку в Сен-Ли, – Бернар нежно поцеловал сестру.

Вильгельм ликовал и выглядел именинником. Ему так хотелось поскакать в далекий незнакомый город, увидеть дедушку! Ролло был заметно встревожен оттого, что его жена и дети собираются в опасное путешествие чуть не на край света. Он начал твердить про заложников, про необходимость обезопасить себя на тот случай, если его наследника посмеют взять в плен. Было много разных «за» и «против»; у самого же Ролло и в мыслях не было отправиться вместе со своей семьей в чужой город на похороны тестя.

– Без большой охраны я не могу поехать, – говорил Ролло. – Не могу позволить, чтобы сейчас, когда на мне за все ответ, с меня сняли бы скальп. И в самое работное время отрывать людей от дел тоже нельзя.

Пола понимала мужа. Кроме того, она не хотела впервые встретиться с Катрин в его присутствии. Оставалось неясным одно: кто, кому и куда должен отправить заложников.

– Если мы возьмем с собой много народа, – вмешался Вильгельм, – нас обязательно схватят, и никакие заложники нам не помогут. А если мы поедем только с несколькими всадниками, чтобы отразить нападение разбойников, никто не обратит на нас никакого внимания.

Ролло подумал-подумал и решил, что сын прав. Они уехали. Для безопасности Ролло все-таки попросил герцог Роберта понаблюдать за маленьким отрядом, направившимся в Сен-Ли, так как им предстояло проезжать по землям герцога, чьим вассалом был Бернар. Ролло предупредил герцога, что Роберт головой будет отвечать, если что-нибудь случится.

Путешествие закончилось благополучно. Все вернулись домой целыми и невредимыми. Старик Беранже умер, как только увидел Полу. Никто не знал, хорошо это или плохо. Катрин, действительно, не любила нормандцев, была очень недоверчива и подозрительна. Вильгельму Катрин понравилась. Полу она сумела встретить спокойно, достаточно приветливо.

– Подумать только, – сказала Катрин однажды, глядя на Вильгельма, – как это нормандский разбойник смог произвести на свет таких красивых детей?

Все замерли, и у самой Катрин дух захватило, когда она поняла, какие неосторожные слова вырвались из ее уст. На помощь пришел Вильгельм:

– Не забывайте, мой отец недурен собой, он красивый, статный и представительный мужчина. Если не верите, спросите моего дядю, брата моей матери.

– Его мне не надо спрашивать с тех пор, как он побывал у вас, он только и делает, что поет дифирамбы Ролло.

– На какую мелодию он поет? – язвительно уточнил Вильгельм.

«Как в захудалом Руане мог вырасти такой ребенок? – подумала Катрин. – Да, Бернар прав, видимо, нормандская земля сильно изменилась, и не в худшую сторону».