Текст книги "Взрыв. Приговор приведен в исполнение. Чужое оружие"

Автор книги: Ростислав Самбук

Соавторы: Владимир Кашин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 41 страниц)

Милиция устроила засаду, но спекулянты не приехали. Видно, что-то спугнуло. Однако на их след удалось напасть: милиции стало известно, что предлагал приобрести материал для кровли шофер из соседнего села. Даже вроде бы намекнул, что алюминий уже лежит у него во дворе.

Когда милиция нагрянула к тому шоферу, никакого алюминия у него не нашли, однако застали там гражданина, назвавшегося Михаилом Никитичем Манжулой. Он объяснил, что приехал в Карпаты из Одессы в качестве туриста, но документов у него не оказалось. Манжула сообщил, что остановился на Косовской турбазе, там и оставил паспорт.

Все это насторожило работников милиции. Объяснение Манжулы нуждалось в уточнениях, и одессита доставили в Коломыю. На следующий день выяснилось, что он сказал правду, документы были в порядке, вот и пришлось милиции извиниться и отпустить его,

Рассказав эту историю, Гутовский сделал паузу. Хаблак решил: выложил все, что ему известно. Но капитан вдруг сообщил исключительно интересную новость:

– Однако же на той неделе мы все же напали на след спекулянтов. И взяли одного типа с поличным.

– Кого? – поинтересовался Стефурак.

– Диспетчер нашего автохозяйства.

Хаблак достал блокнот Манжулы, нужную страничку нашел сразу. После первого К, дважды подчеркнутого, стояли буквы: В. С.

– Как зовут вашего диспетчера? – спросил он.

– Василий Семенович Гринюк.

– И телефон у него: пять-пятнадцать-двадцать четыре?

– Откуда знаете?

– Из Манжулиного блокнота.

– Неимоверно, – в отчаянии воскликнул Гутовский, – держали преступника за ворот – и так бездарно выпустили!

– А Гринюк признался?

– Я же говорил: поймали с поличным.

– Узнали, откуда у него алюминий?

– Говорит: в прошлом году приобрел у какого-то незнакомца. Мол, хотел услужить товарищу, тот давно просил достать, а потом отказался. Вот и пришлось продавать.

– Фамилию товарища назвал?

– Как ни странно, да. Мы проверяли, все сошлось, Но ведь остается сам факт незаконной продажи по повышенной цене. Передадим дело в суд.

Хаблак назвал еще два телефонных номера из блокнота Манжулы, обозначенных буквой К. Раз подчеркнутой и без подчеркивания.

Гутовский отозвался сразу:

– Первый – наш. А с тройки здесь не начинаются… – Вопросительно посмотрел на Хаблака: – Проверим?

– Только осторожно. Не говорите – откуда.

Капитан набрал номер и тут же положил трубку,

– Точно – наш номер. Центральная аптека.

– Надо установить, не работает ли там кто-то с инициалами С. М.

Гутовский снова взялся за трубку, но Хаблак остановил его.

– Не волнуйтесь, – предупредил капитан, – все будет в ажуре. Заведует аптекой старый коммунист,член горкома партии, он нам все и скажет.

Пекарь одобрительно кивнул.

– Еще бы, – подтвердил, – Якимюку можно говорить все.

– Иван Михайлович? – спросил Гутовский. – Григорий Васильевич из райотдела. Надо уточнить, только между нами, у вас работает кто-нибудь с инициалами С. М.? Кажется, нет? А мне нужно точно. Проверьте, пожалуйста. – После паузы положил трубку: – В нашей аптеке с такими инициалами никого нет.

– Теперь сделаем так, – приказал Хаблак. – Мы со Стефураком допросим Гринюка. Давайте подумаем: вместе с вами, капитан, или нет?

– Лучше вместе, – посоветовал Стефурак. – Гутовскому ведь известны различные детали этого дела, на которых Гринюк и может попасться.

– Вероятно, вы правы. Давайте сюда вашего Гринюка.

Василий Семенович Гринюк напоминал старого, одинокого, загнанного охотниками медведя. Растрепанные и давно не стриженные волосы торчали клочьями, глаза свирепо блестели, он сутулился, длинные руки свисали чуть ли не до колен, и казалось, сейчас станет, как настоящий медведь, на четвереньки.

Обвел всех хмурым взглядом и процедил:

– Не много ли вас, начальники?

– Совсем обнаглел! – опешил Гутовский.

– А это не наглость – честных людей под замком держать?

– Уж не ты ли честный?

– Свои права знаем.

Этот спор мог продолжаться бесконечно, и Хаблак подозвал Гринюка к столу, где лежала фотография Манжулы.

– Узнаете его? – спросил Хаблак.

Гринюк уставился в снимок тяжелым, неподвижным взглядом. Потянулся к фотографии, взял ее и, немного поколебавшись, поднес ближе к глазам. Лицо у него напряглось. Хаблаку показалось, что узнал Манжулу и лишь тянет время, чтоб определить линию поведения.

Затем Гринюк осторожно положил фотографию на середину стола и решительно покачал головой.

– Не знаю… Впервые вижу,

– Подумайте, Гринюк, – начал, успокоившись, Гутовский. – Товарищи, сами понимаете, даром бы не приехали.

– А что мне думать: не знаю, и все тут.

– Даже фамилии такой не слышал: Манжула? – спросил Хаблак. – Манжула Михаил Никитич?

– Не слыхал.

– Тогда объясните, почему в блокноте гражданина Манжулы, живущего в Одессе, записаны ваши инициалы и телефон?

– А я откуда знаю? Может, нуждался в машине, ведь я диспетчер в автохозяйстве…

Когда Гринюка вывели, Хаблак обвел присутствующих вопрошающим взглядом. Первым отозвался Стефурак:

– Знает он Манжулу, хорошо знает, узнал сразу, только взглянул на фотографию.

Гутовский кивнул, а Пекарь промолчал.

– Вероятно, знает, – согласился Хаблак. – Но наши эмоции и догадки, как принято говорить, к протоколу не подошьешь. Надо искать доказательства.

На следующий день утром Хаблак со Стефураком выехали в Косов: именно оттуда Манжула написал одну из своих открыток сестре – возможно, буква К с подчеркиванием или без него могла обозначать название этого местечка. А возле Косова, буквально в нескольких километрах, находилось еще одно на К – Куты.

Оказалось, попали в десятку. Номер телефона возле подчеркнутого К и инициалы А. П. принадлежали Александру Петровичу Волянюку – шоферу автотранспортной конторы. В другом случае все тоже совпадало: в Кутах жил шофер лесхоза Станислав Корнеевич Бабидович, Как и Волянюк, он имел телефон, их номера и были записаны в блокноте Манжулы.

Но удача, как уже успел убедиться Хаблак, всегда приходит не в чистом, так сказать, виде. Что-то обязательно должно быть не так, какие-то тучки должны появиться на небе. Вот и теперь: не успели они выйти на Волянюка, как товарищи из косовской милиции выяснили, что тот лишь позавчера взял на неделю отпуск за собственный счет и уехал куда-то в Закарпатье к больному брату.

Стефурак предложил поехать к нему домой и разузнать у жены, где именно находиться сейчас Александр Петрович – до Закарпатья ведь рукой подать, можно и съездить. Но Хаблак запротестовал: жена или родственники могут ничего и не сказать, а сами предупредят Воли шока, что им интересуется милиция, и, если тот действительно причастен к махинациям, станет заметать следы, предупредит соучастников.

Оказалось, майор был прав, и это выяснилось буквально сразу.

Пока расспрашивали о Манжуле работников гостиницы (там никто не вспомнил его), прошло некоторое время, и в Куты попали во время обеденного перерыва. Правда, в лесхозовском гараже застали механика, но тот на вопрос о Бабидовиче лишь развел руками:

– Пошел обедать. Несколько минут назад. У него машина испортилась, на ремонте, вот он слесарям и помогает, но сейчас обед.

Ждать Бабидовича не хотелось – тем более появился заманчивый предлог побеседовать дома, посмотреть, как живет, и, возможно, выяснить, почему именно им заинтересовался Манжула, – и офицеры, узнав адрес Станислава Корнеевича, поехали к нему.

Дом Бабидовича стоял на краю местечка – добротное кирпичной строение с затейливой изгородью из сваренной арматуры, Бабидович сидел возле стола во дворе и причесывался. Видно, только что умылся: мокрое, измятое полотенце лежало на коленях. Жена хозяйничала в летней кухне, разогревая обед.

Увидев незнакомых людей, Бабидович ничуть не заволновался – смотрел выжидающе, а узнав, кто они, так же спокойно предложил сесть к столу.

Но все же Хаблак заметил у него в глазах то ли настороженность, то ли едва ощутимую растерянность, но, в конце концов, это можно было и объяснить: вдруг приходят к тебе два милицейских офицера, один из области, а другой из Киева, невольно забеспокоишься.

Хаблак положил на стол фотографию Манжулы, без всякой просьбы Бабидович взял ее и, не ожидая вопросов, сказал:

– Если относительно этого человека, то впервые вижу.

– Да, относительно этого, – подтвердил Стефурак. – Посмотрите внимательнее.

– У меня хорошая память, – ответил Бабидович. – Если когда и встречались, так, может, случайно, среди моих хороших знакомых такого человека нет. Да и среди недругов тоже.

– А не можете ли объяснить, почему в блокноте у этого человека записан ваш номер телефона?

– Нет, не могу. Скажите хотя бы, кто он?

– Скажем, в свое время мы все вам скажем, Станислав Корнеевич!

Бабидович подумал немного и ответил:

– В ваших словах чувствуется какая-то угроза. Если будете продолжать в таком же тоне, я не стану с вами разговаривать.

Бабидович был прав, и Хаблак решил вмешаться:

– Мы пришли к вам за помощью.

– И угрожаете?

– Честный человек не должен ничего бояться.

– Я не преступник.

– Верим, но в порядочности этого человека, – Хаблак ткнул пальцем в снимок Манжулы, – есть основания сомневаться.

– Я же сказал: не знаю его.

– Мы вам верим. А скажите: Волянюка Александра Петровича знаете?

– Косовского?

– Да, шофера автобазы.

– Все ясно, – сказал Бабидович с облегчением, – честно говоря, ждал этого вопроса и сразу о Волянюке подумал, но, подумал, может, и пустое все это…

– Что пустое? – поспешил уточнить Хаблак.

– Может, пообедаем? – предложил Бабидович.

Хаблак переглянулся со Стефураком: есть хотелось, однако вот так принять предложение человека, все же подозреваемого…

– Нет… – покачал головой майор.

– Да бросьте! – оборвал его хозяин. – Вижу, проголодались, а то, что вы из милиции, ничего не значит, не взятку же предлагаю, а борщ…

В ответ на протестующий жест Стефурака продолжал:

– Не волнуйтесь, поешьте, а я тем временем вам все расскажу, ничего не утаю, что знаю – выложу. Давай, жена, наливай всем.

Что оставалось делать? Тем более пахло так вкусно: хозяйка поставила на стол блюдо, полное пампушек в чесночной подливе.

Когда расправились с борщом, Бабидович сказал:

– А теперь, люди, слушайте меня внимательно. Как– то весной мы ночевали с Волянюком в «Беркуте». Может, слышали, гостиница у нас такая на перевале? Возвращался и из Закарпатья, и довелось заночевать. Там с Сашком и встретились, оказались в одном номере. Ну, выпили слегка, много нельзя, ведь утром снова за руль, поужинали, разговорились. Волянюк и говорит: «Вижу, ты, Стась, хлоп что надо, могу предложить хорошее дело». «Какое?» – спрашиваю. «Есть, – говорит, – люди, которые продают алюминий для кровель. Так им транспорт нужен и сараи, чтобы тот металл прятать. Могу сосватать. Большие деньги платят». Я и подумал: заработать и в самом деле можно, но сесть тоже. Объясняю ему, а он смоется. «Видишь, – говорит, – не сижу и отлично себя чувствую, да и вообще, кто не рискует, тот не живет». Записал он мой телефон, на том все и кончилось. Сказал: если те люди новую партию алюминия привезут, позвонят. А я решил отказаться.

– Почему не сообщили в милицию? – спросил Стефурак.

Бабидович ответил, помедлив:

– Неудобно как-то. Человек ко мне с доверием и с душой, а я, выходит, заложу его.

– Спекулянт ваш Волянюк.

– Так он же продает тот алюминий… Только возит.

– Соучастник и пособник преступников.

– Это я тоже понимаю, – смутившись, сказал Бабидович, – потому и решил отказаться.

– С Волянюком после того встречались?

– Бог миловал.

Стефурак вырвал из блокнота листочек, записал номер телефона райотдела милиции:

– Если вам снова предложат алюминий, позвоните немедленно.

Бабидович взял листок без энтузиазма, однако пообещал:

– Сделаем.

Возвратившись в Косов, Хаблак тут же позвонил Дробахе. Иван Яковлевич выслушал его, хмыкая в трубку и бросая язвительные реплики. Хаблаку показалось, что Дробаха даже посмеивается над ним, и обиженно спросил, какие конкретные замечания у следователя по поводу его действий. Дробаха понял майора сразу и не дал разгуляться амбициям Хаблака:

– Вы, дорогой мой, в бутылку не лезьте. Просто у меня хорошее настроение: вижу, у вас прогресс ощутимой, чем тут, в Киеве. Искомую вишневую «Волгу» будто корова слизнула – инспекция, кажется, все перещупала, а дудки! Это я выход своим эмоциям даю и радуюсь за вас.

Хаблак подумал: можно было бы найти несколько иную форму проявления эмоций. Но спорить не стал – все же Дробаха начальство, и его следует уважать.

– Нуждаетесь в помощи? – понял его Иван Яковлевич.

– Видите, какие масштабы начинает приобретать Дело, и нам без мощной поддержки ОБХСС не обойтись. Когда-то мы неплохо поработали с лейтенантом Коренчуком. Если бы он мог приехать сюда…

– Сделаем, – пообещал Дробаха, как показалось Хаблаку, весьма безапелляционно. – Еще?

– Помните, я рассказывал про Инессу?

– Девушка из бара?

– Да. Сообщившая нам о Бублике, партнере Манжулы. В последнее время тут, согласно сведениям местной милиции, есть факты спекуляции листовым алюминием…

– Полагаете, Бублик?

– Подозреваю. На всякий случай должны иметь его портрет, воссозданный хотя бы со слов Инессы.

– Завтра днем получите.

Хаблак подумал: одно удовольствие иметь дело с Дробахой. Не дал себе никаких поблажек. А Инессу еще надо найти, допросить, сотрудники научно-технического отдела должны поработать с нею, чтобы превратить впечатления Инессы в совершенно конкретный образ Бублика, потом этот портрет еще следует передать самолетом.

Он закончил разговор с Дробахой, чувствуя уверенность и нетерпение, всегда охватывавшие его, когда верил: идет правильным путем и до окончательной победы осталось лишь несколько шагов. Эти чувства подогрел еще и Стефурак. Пока майор связывался с Киевом, капитан успел переговорить с местными обэхээсовцами. И возвратился он в кабинет начальника райотдела милиции с загадочно-победной улыбкой на лице.

Не ожидая расспросов, Стефурак доложил:

– Такое дело, майор. Местные ребята договорились с одним человеком. Он дом строит, и ему листовой алюминий для кровли должны завезти…

Хаблак сразу понял всю важность этого сообщения.

– Где это? – спросил.

– За Косовом – село Соколивка.

– Когда?

– Обещали завезти на днях. У того человека обэхээсовцы засаду хотели оставить, но отказались от этой затеи. В селе засаду нелегко утаить, тем более дом строится, рабочие крутятся…

– И что же решили?

– Сотрудник ОБХСС поехал туда под видом заготовителя. Даже председатель сельсовета не знает. А в доме того бригадира, что строится, участковый инспектор ночует, к нему в селе привыкли, и все же огородами к хате пробирается…

Хаблак оживился:

– И вас никто тут не знает…

– А и в самом деле, – решил Стефурак, – областных организаций навалом, и мы с тобой из областного, как это называется, отдела охраны природы? Или памятников старины?

– Общества охотников…

– Подходит: шатайся в селе и по горам сколько влезет. Никаких подозрений. Сейчас договоримся в райисполкома, позвонят в сельсовет, нас там устроят…

– Желательно поближе к дому того бригадира. Кстати, как оп, надежен?

– В райотделе ему доверяют.

Соколивка, горное село, лежало по обеим сторонам шоссе, ведущего к районному центру Верховина и дальше в горы, где упиралось в центральную трассу, соединяющую Закарпатье с Ивано-Франковском. Поселились Хаблак со Стефураком в долине неподалеку от церкви, чуть ли не напротив нее строился бригадир. Приветливая хозяйка накормила их мамалыгой с бараниной и на ужин пообещала что-то сугубо гуцульское. До вечера еще было время, и Хаблак предложил подняться по склону горы, усеянной то тут, то там видневшимися хатами. Поднимались извилистыми горными тропинками. Казалось, дальше может вскарабкаться лишь горный козел, однако и там прилепились к горам хаты и даже гораздо выше – всюду жили люди…

Наконец добрались до леса, где паслись, позванивая колокольчиками, коровы. Огляделись вокруг, и Хаблак почувствовал: большего простора и красоты не видел за всю свою жизнь. Сине-зеленые горы, воздух, напоенный запахами сена, далекие полонины, хаты с блестящими, будто церковные купола, кровлями и уютный, умиротворяющий перезвон колокольчиков.

Стоял и думал: стоит сделать несколько быстрых шагов – и кажется, взлетишь над этим бескрайним простором, тело вроде бы стало невесомым. Хаблак поднял руки, но Стефурак вернул его на землю.

– Ишь как поблескивает… – молвил, обведя рукою видневшиеся под горой хаты, – На сколько тысяч!

– И сколько самолетов можно было бы из этого алюминия построить! – Хаблак почувствовал, что от его поэтического настроения не осталось и следа.

– Нет, ты мне вот что скажи! – рассердился Стефурак. – Почему на этом алюминии спекулянты зарабатывают, а не государство? Ну поймаем мы нескольких мошенников, думаешь, прекратят алюминием дома крыть? Ничего подобного! Другие спекулянты найдутся, а где они этот алюминий возьмут? У государства, где же еще? Так не проще было бы кое-кому мозгой пошевелить и этот алюминий сюда бросить, а дивиденды в государственный карман положить?

Хаблак решил, что в этих рассуждениях Стефурака есть доля истины, ведь и он думал приблизительно так же, но что мог поделать? Пожал плечами и стал спускаться с горы, уже не любуясь карпатскими пейзажами.

Полночи они не спали, ожидая сигнала. Оказалось, напрасно – спекулянты так и не появились. Заснули уже после трех, а встали лишь в начале десятого. Но еще не было десяти, как они уже выехали в Верховину.

Шоссе – разбитый лесовозами асфальт – пролегло, как большинство горных дорог, вдоль русла речки. Хаблак не переставал ахать и охать, поражаясь красотой окружающего ландшафта. Стефурак лишь покровительственно усмехался, слушая эти возгласы, он-то знал, что за очередным поворотом дороги пейзаж, пожалуй, еще лучше, а дальше, за Верховиной, когда начнется подъем к перевалу и где изящные карпатские ели нависают над самой дорогой или вдруг разбегаются, уступив место не менее живописным пастбищам, можно останавливаться чуть ли не на каждом километре, любуясь, не замечая бега времени, неповторимыми карпатскими просторами.

А вот самым неожиданным образом вписался в пейзаж дед в черной фетровой шляпе с обвисшими полями и, невзирая на летнюю жару, в невероятно красочном наряде – гонит двух баранов. Почтительно снял шляпу и поклонился незнакомцам в машине не потому, что заискивал перед ними, он вообще никогда и ни перед кем не заискивал, просто привык уважать человека и радоваться общению с ним.

Гостиница «Беркут» прижалась к асфальту дороги на самом перевале, отсюда начинались спуски и на Закарпатье, и на Прикарпатье, а вокруг трехэтажного деревянного оригинальной архитектуры – под старину, но с элементами модерна – строения виднелись на горных склонах ели. Наверно, в непогоду на них лежали тучи, но сейчас сияло солнце, и лишь одно маленькое облачко клубилось совсем по соседству.

В вестибюле гостиницы стоял на задних лапах большой бурый медведь – чучело, разумеется, – он скалил зубы и то ли приветливо улыбался постояльцам, то ли угрожал им – этот, возможно, последний карпатский медведь. Хаблак где-то читал, что таких зверей тут уже почти истребили.

За гостиничной стойкой сидели две женщины, скучая в эти полуденные часы: ночные постояльцы уже уехали, а очередная волна посетителей ожидалась лишь вечером. Хаблак заметил, как стреляют любопытными взглядами в него и Стефурака, видно, не прочь завести какую-нибудь легкую беседу, но майор пресек их любопытство (или наоборот– значительно усилил его), показав удостоверение и фотографию Манжулы. Сказал:

– В середине мая жил в вашей гостинице этот гражданин. Зовут его Михаил Никитич Манжула. Не припомните ли?

Женщины оживленно переглянулись: милиция, да еще и фотография их бывшего постояльца, – это обещало если не приключение, то, по крайней мере, хоть мимолетное нарушение их однообразно протекающей жизни. Начали рассматривать снимок, нетерпеливо отбирая друг у друга.

Старшая и более миловидная покачала головой и спросила у чернявой длинноносой:

– Ты узнаешь этого Манжулу? Мне страшно интересно, но что-то не припоминаю…

– Неужели забыла? Из двухкомнатного люкса на третьем этаже, да он еще носил нам мороженое из ресторана.

– В зеленом пуловере?

– Да. Помнишь, когда-то появился в белых джинсах? Такие только на ярмарке в Косове и встретишь.

– Итак, девушки, вижу, вы вспомнили Манжулу. Теперь у меня к вам несколько вопросов, – перебил их Хаблак.

– Пожалуйста, просим вас. – Это сказала длинноносая.

А миловидная не без игривости возразила:

– Да что мы помним!.. Ведь в мае…

– Ну как же, вспомнили все-таки, что жил в люксе, даже в каких джинсах ходил. А теперь скажите: он один жил?

– Один, – не раздумывая ответила длинноносая.

– И никто у него не ночевал?

– А у нас не разрешается.

– Это – женщинам, а товарищи к нему не приезжали?

– И мужчинам не разрешено.

– Бывают же исключения.

– Конечно, бывают, – согласилась легко, – но мы у таких людей документы берем, у нас ведь строго… Есть указания, и мы не нарушаем.

– Конечно, не нарушаете, – подхватил Хаблак, понимая, что другого ответа от дежурной не услышишь. – Не помните, кто заказывал номер Манжуле?

– А зачем? Вам нужно – поселяйтесь. Без проблем…

«Вот тебе и па, – подумал Хаблак, – и в Карпатах, как в Киеве… Тут, правда, «пожалуйста, извините», «просим вас», но также – «без проблем».

– И долго жил у вас Манжула?

– С неделю.

– И часто у вас такие постояльцы останавливаются?

– Нет, у нас переночуют и едут. Бывает, на день или два задержатся.

– Что же делал Манжула?

– Наверно, какие-то дела у него были.

– Почему так считаете?

– Да приезжали тут к нему. На машинах.

– Знаете кто?

– Откуда же?

– Вы тут всех должны знать…

– Из Ясеня мы, сюда ездим на работу.

– И на каких машинах к Манжуле приезжали?

– На грузовых.

– Сами видели?

– А как же? Мы тут все видим.

– На лесовозах?

Псе совпадало, и у Хаблака уже почти не было вопросов. Но попробовал уточнить:

– Днем приезжали?

Женщины переглянулись, и теперь инициативу взяла на себя старшая:

– Нет, под вечер. Это я точно помню, еще группа туристов прибыла, и ужинали. А возвратился Манжула ночью, почти утром.

– А помор машины не видели?

– Видела, почему же нет?

– Какой же?

– Если бы знала, что милиция поинтересуется, записала бы. А так ни к чему…

– Куда поехали? В Рахов?

– Нет, туда, – махнула рукой направо. – К Ворохте.

Хаблак подумал: из «Беркута» Манжула руководил

операциями по продаже алюминия. Майор поговорил еще с барменом и официантками. Бармен Манжулу знал, он помнил, что этот постоялец заходил к нему главным образом днем, по вечерам куда-то исчезал, лишь однажды появился с девушкой, вероятно, туристкой, – сидели допоздна, и Манжула угощал довольно большую компанию. Собственно, эта информация не дала Хаблаку ничего нового, и они со Стефураком решили вернуться в Косов.

В Косове Хаблака ожидал Коренчук. Точнее, он никого не ждал – успел связаться с местными обэхээсовцами, те подкинули ему несколько дел, и лейтенант буквально обложился ими – из-за стола выглядывала лишь макушка, поросшая рыжеватыми волосами. Увидев Хаблака, Коренчук вылез из своего укрытия и сказал без особого воодушевления:

– Есть чем поморочить голову. Насколько я понял, хотите знать, откуда этот алюминий?

– Точно.

– Не знаю. Пока ни малейшей зацепки.

– Вы-то уцепитесь.

– Не переоценивайте мои скромные возможности.

– Все же надеюсь.

– Ну надеяться можете.

На том и расстались. Хаблак со Стефураком отправились в Соколивку, а Коренчук остался в райотделе с нераскрытыми делами.

В начале первого, когда Стефурак уже выключил телевизор и, учитывая опыт предыдущей ночи, начал стелить постель, в окно едва слышно постучали. Стефурак метнулся к дверям, а Хаблак потянулся за пиджаком, висевшим рядом на спинке стула.

Неужели послышалось?

Увидев в дверях взволнованное лицо дружинника Гната, сидевшего в засаде вместе с участковым инспектором, спросил нетерпеливо:

– Привезли?

– Да, прошу вас. Лейтенант Семенюк задержал его.

– Что, только один?

– Шофер – и все.

ЗИЛ, нагруженный листовым алюминием, стоял во дворе бригадира. В комнате возле печки сидел, комкая кепку, человек в яловых сапогах, ватнике, накинутом на помятую, неопределенного цвета, расстегнутую рубашку. Увидев, как вытянулся лейтенант перед двумя незнакомцами в гражданском, он и сам хотел подняться, но Хаблак остановил его решительным жестом. Спросил:

– Фамилия?

– Волянюк Александр Петрович.

Хаблак смерил его цепким взглядом: вот их дорожки и скрестились. Протянул руку.

– Документы?

– У него… – кивнул Волянюк на лейтенанта.

Хаблак взял права, путевой лист. Как будто все правильно, документы в ажуре, передал их Стефураку, сел напротив Волянюка, попросил:

– А теперь, Александр Петрович, расскажите, где взяли алюминий?

Волянюк нахмурился, гневно блеснул глазами на участкового инспектора.

– Купил, – ответил не очень уверенно. – Купил, хотел себе крышу перекрыть. Но передумал. А добру что, пропадать?

– И у кого же купили?

– А так, привезли какие-то люди. Спрашивают, нужно ли?.. Вот и купил…

– Значит, не знаете у кого?

– Не знаю.

Хаблак усмехнулся.

– Я бы на вашем месте был бы откровеннее. Ведь срок вы, Александр Петрович, уже заработали.

– За что?

– За спекуляцию листовым алюминием.

– Продал свое – разве спекуляция?

– Давайте не играть в прятки. Во-первых, вы сейчас в отпуске, путевой лист подделан, и машина не ваша. Согласны?

Волянюк, не отвечая, хлопал глазами. А Хаблак про– должал:

– Все это очень легко установить. Мы позвоним в автоинспекцию, узнаем, чья машина, кто именно ездит на ней и как она попала к вам…

– Не надо… – чуть ли не простонал Волянюк.

– И я считаю: не надо. Но отпирательство только увеличит вашу вину. Итак, чья машина?

– Николая Дуфанца.

– Где работает?

– В строительно-монтажном управлении. В Коломые.

– А почему вы, а не Дуфанец, привезли алюминий?

– По очереди мы. Он вчера возил.

– Где вы держите алюминиевый лист?

– У Николая в сарае.

– Адрес?

– Коломыя, Травяная, семь.

– А откуда у него?

– Так вагон же пришел. Мы разгрузили и к Николаю перевезли.

Хаблак показал Волянюку фотографию Манжулы:

– Знаете его?

Шофер тяжело вздохнул.

– Знаю. Михаил Никитич Манжула. Мы с ним алюминий зимой возили.

– А теперь с кем? – покачал головой.

– Теперь я с Дуфанцом в паре.

– Где взял лист Дуфанец?

– Я не расспрашивал.

– Но вагон же пригнал не Дуфанец.

– Наверно, нет.

– Кто же?

Волянюк только пожал плечами.

– У Дуфанца спросите.

– Спросим. А откуда вагон?

– Не знаю.

– Никого вы не видели, ничего не знаете… Несолидно выходит, уважаемый. Мы с вами договорились, а вы снова в кусты…

Волянюк покрутил головой, будто попытался высвободить шею из тугого воротника.

– Считаете, люди, которые алюминий привозят, не прячутся? Они и от нас таятся. Мое дело телячье: привез металл, свои три сотни получил – и все. Молчи и радуйся, что заработал.

– Да, заработали…

– Вот заработал уже… – безнадежно махнул рукой. – Срок заработал, не иначе. Сколько?

– Я же говорю: от вас зависит. С Манжулой как работали?

– Так же. Алюминий вагоном в Коломыю приходил, возили к Дуфанцу и ко мне в Носов, а потом уже покупателей находили.

– И Манжула вам не говорил, откуда металл?

– Не интересовался я. В этом деле чем меньше знаешь, тем лучше.

– Выходит, Манжула был главным?

– Говорил, есть еще какой-то Президент. Тот будто бы всем заправляет.

– Президент? – Хаблак сразу понял, что это прозвище. – И где же этот Президент обретается? Ведь не в Соединенных Штатах?

– Я так понял – в Киеве.

– Почему?

– Ведь и Манжула из Киева.

– Сам говорил?

– Не скрывал.

– А этот Президент сейчас не в Коломые?

– Все может быть.

Хаблак забеспокоился: а если и в самом деле сейчас у Дуфанца спит, отдыхает после трудов праведных, нежится в мягкой постели, ожидая, что Волянюк привезет ему три тысячи, сам Президент?..

Подумал немного и показал шоферу фоторобот Бублика, привезенный вчера Коренчуком.

– А с этим человеком, случайно, не встречались? – спросил.

Волянюк потянулся к фотографии жадно, всматривался долго И напряженно. Возвратил с сожалением и сказал, будто жаловался:

– Нет, не знаю и не встречал.

Пока Хаблак допрашивал шофера, Стефурак успел организовать понятых. В их присутствии составили акт, машину с алюминиевым листом отправили в Косов, и Хаблак предложил Волянюку:

– Хотите нам помочь?

– Рад стараться, но чем могу? – Волянюк угодливо усмехнулся.

– Поедем с нами в Коломыю. Поговорим с Дуфанцом. Думаю, увидев вас, не станет запираться.

– Поеду. – Волянюк решительно надвинул на лоб скомканную кепку. – И скажу Николаю – чего уж отказываться?..

Манжула умел выбирать агентов по сбыту алюминиевого листа: дом Дуфанца стоял на самом выезде из города, отдельно от других, по соседству то ли база какая-то, то ли склад за высоким забором – к машинам тут привыкли, и никто не обращал внимания на то, что во двор к Дуфанцу заворачивали груженые автомобили. Тем более Дуфанец работал на строительстве, ежедневно приезжал на грузовике обедать, да и вообще машина часто оставалась на ночь у него.

Обо всем этом рассказал Волянюк, пока добирались до Коломыи. Впереди Стефурак с Хаблаком, на заднем сиденье Волянюк с лейтенантом.

– А в Косове как? – поинтересовался Стефурак. Листовой алюминий не иголка, а у вас была фактически перевалочная база.

– Соседи считали, что я сарай под склад сдаю лесоторговой базе. Я же тот слух и пустил.

– А участковый инспектор?

Волянюк презрительно хмыкнул.

– Он у меня поллитру пил. В первый раз я пригласил, потом сам повадился. Захочет выпить на дармовщину – ко мне.

– Алюминий видел?

– Почему ж нет?

– И не поинтересовался?

– Спрашивал. Я ему то же самое: лесоскладовский, мол.

Хаблак почувствовал, как у него запылали от гнева щеки. Под носом у инспектора творились махинации, и не один месяц, а тот – за пол-литра…

Засопел тяжело. Стефурак понял его и, желая успокоить, положил руку на плечо.

В Коломыю приехали, когда начало светать. Усадьба Дуфанца – за высоким, окрашенным зеленой масляной краской забором, а напротив действительно склад. Калитка заперта, но Волянюк подергал за какую-то хитрую проволоку, видно, звонок в доме разбудил хозяина – залаял пес, но сразу же умолк, калитка открылась и выглянул заспанный человек в майке, попятился, увидев Волянюка в сопровождении незнакомцев, небось хотел захлопнуть калитку перед носом, но Стефурак не дал. Оттер Дуфанца плечом и проскользнул во двор.

– Милиция! – сказал он. – Спокойно, Дуфанец, без эксцессов, я же сказал: мы из милиции.

Хозяин глянул на Волянюка с укором:

– Поймался, дурачок? И ко мне привел?

– А к кому же? Машина твоя, никуда не денешься.

– Моя, – согласился Дуфанец как-то покорно. – Выходит, доигрались… Так прошу… – Отступил от калитки. – Делайте свое дело.