Текст книги "Взрыв. Приговор приведен в исполнение. Чужое оружие"
Автор книги: Ростислав Самбук
Соавторы: Владимир Кашин
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 41 страниц)
Annotation
Роман Р. Самбука "Взрыв" – о работниках советской милиции и прокуратуры, которые раскрывают преступные действия шайки воров и убийц.
Романы В. Кашина "Приговор приведен в исполнение" и "Чужое оружие" – тоже о работниках милиции. Главный герой этих романов – подполковник Коваль – профессионал, влюбленный в свое дело.
Все произведения отличаются остротой сюжета и достоверностью конфликтных ситуаций.
Содержание:
Ростислав Самбук. Взрыв
Владимир Кашин. Приговор приведен в исполнение
Владимир Кашин. Чужое оружие
Ростислав Самбук, Владимир Кашин
Ростислав Самбук
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
Владимир Кашин
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
Вместо эпилога
Владимир Кашин
ИНТРОДУКЦИЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
I
II
III
IV
V
VI
ГЛАВА ВТОРАЯ
I
II
III
IV
V
VI
VII
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
I
II
III
IV
V
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
I
II
III
IV
V
VI
ГЛАВА ПЯТАЯ
I
II
III
IV
V
ГЛАВА ШЕСТАЯ
I
II
III
IV
V
VI
VII
VIII
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
notes
1
Ростислав Самбук, Владимир Кашин
Взрыв. Приговор приведен в исполнение. Чужое оружие
Ростислав Самбук
Взрыв
1
Близилось отправление самолета в Одессу. Объявили посадку, а пассажиры, сдав багаж и зарегистрировав билеты, толпились в небольшом. узком помещении перед выходом на летное поле.
Девушка в ладно подогнанной аэрофлотовской форме, лавируя между пассажирами, направлялась к дверям. Шла она, слегка запрокинув голову, гордо и как-то отчужденно, будто и не улыбалась только что, регистрируя билеты: женщинам приветливо, с едва ощутимым превосходством, а мужчинам кокетливо и чуть вызывающе.
Парень в пестрой рубашке и полинялых джинсах попытался остановить девушку, но та не удостоила его даже взглядом, а он в восхищении бросил приятелю через плечо:
– Чертовка, стоит познакомиться.
Тот ответил рассудительно:
– Пустой номер. Через час будем в Одессе.
– Скоро вернемся…
– За месяц забудешь. На одесских пляжах знаешь сколько таких!
– Жаль пропускать… – Парень подтянул джинсы и поправил рубашку. У него был вид человека, не сомневающегося, что ему должно принадлежать все.
Пожилая женщина, стоящая перед молодыми людьми, недовольно обернулась, видно, хотела сказать что-то осуждающее, но только хмыкнула сердито.
– Осторожно, бабуля… – нагло хохотнул парень в джинсах, он явно хотел поддеть ее, однако женщина лишь вздохнула глубоко и сделала вид, что не заметила обидных слов.
Лысоватый человек, розовощекий и курносый, воровато скосил глаза на крутые девичьи бедра, он не осмелился глянуть выше, но даже этот робкий взгляд не остался без внимания его сухощавой, плоскогрудой и суровой супруги. Она крепко сжала локоть мужа и прошептала угрожающе:
– Куда пялишься?
– Я – ничего… – Он испуганно шмыгнул носом и заверил угодливо: – Ты же знаешь, кроме тебя, для меня никого не существует.
– Вот и смотри на меня! – отрезала супруга.
И муж, демонстрируя свою преданность, поспешил повернуться спиной к девушке.
Седая женщина с модной прической, в шерстяном костюме английского покроя и блузке с высоким воротником смерила девушку в форме внимательным холодным взглядом и, обратившись к соседке, тоже в летах, но полной и краснолицей, процедила сквозь зубы так, что трудно было понять, какой смысл вкладывает в слова:
– Красивая девица, не так ли?
Толстуха презрительно наморщила нос.
– А-а, – махнула рукой, – все мы в таком возрасте были красивыми. Однако не кичились этим.
Седая изучающе глянула на соседку, ироническая улыбка коснулась ее уст. Видно, она ни на секунду не поверила несколько смелому и чересчур категорическому утверждению полной женщины, но не возразила, лишь покачала головой и ответила как-то жалобно:
– Молодость так самоуверенна и так скоротечна. Кто из нас не верил в ее бесконечность?..
– Когда работаешь, да еще дети на руках, некогда о глупостях думать, – не совсем вежливо заметила краснолицая.
Женщина в строгом костюме, вероятно, не согласилась, но спорить не стала.
Девушка в форме исчезла в дверях, не подозревая, какое смятение посеяла в душах пассажиров. Возвратившись тотчас, остановилась на пороге и объявила:
– Граждане пассажиры! В связи с изменившимися метеоусловиями в Одессе вылет переносится на час позже. Прошу пройти в зал ожидания.
Толпа зашумела тревожно и возмущенно, девушка выдержала паузу и объяснила коротко и как-то совсем по– домашнему:
– Понимаете, с моря надвинулся туман, и Одесса не принимает.
Большинство пассажиров, умудренных опытом, уже привыкли к аэрофлотовским неожиданностям и потому быстро смирились с неприятным известием, лишь старушка в темном платке никак не могла успокоиться и причитала в отчаянии:
– Как же так? Меня должны встретить, дала телеграмму, что же будет?
– Подождут, – успокоила ее девушка. – Теперь лето, туманы не застаиваются… – Едва уловимая улыбка мелькнула на ее лице, по-видимому, она не очень-то верила самой себе, как не поверили и бывалые пассажиры. Однако, вопреки логике, они успокоились и вереницей потянулись назад, в аэропортовский зал.
Молодой человек в полинялых джинсах задержался, ожидая приглянувшуюся ему сотрудницу Аэрофлота, но у нее появились провожатые, два пилота, девушка и не посмотрела в его сторону, и парень скривился, будто глотнул чего-то кислого.
В зале аэропорта каждый устроился как мог.
Старушка, тревожившаяся, что ее не встретят, заняла место на скамье у самого выхода – сидела, вскидываясь при каждом объявлении по радио, вероятно, все еще надеялась, что задержка окажется кратковременной.
Высокий мужчина в хорошо сшитом пиджаке и белых, отстроченных, как джинсы, модных брюках коснулся локтем соседа – полного, с большим животом, в вышитой рубашке и нейлоновой шляпе.
– Может?.. – предложил, выразительно щелкнув пальцами. – Составите компанию?
Толстяк заерзал нерешительно.
– В ресторане рассиживаться некогда, – возразил, – а в буфете разве дают?
Высокий похлопал по кожаной сумке, висевшей через плечо:
– Найдем.
– Моя закуска, – охотно согласился толстяк, и они дружно направились к стойке, где вкусно пахло, кофе.
Седая женщина в английском костюме накупила в киоске газет и журналов, нашла свободное кресло под окном, отгородилась от аэрофлотовской суеты газетой, видно, не, думала ни о вынужденной задержке, ни об одесском тумане: счастливая человеческая черта – уметь углубиться в себя, забыв о житейских невзгодах.
Пожилой человек в больших дымчатых очках и с папкой из черной кожи постоял посредине зала, он явно не знал, как и где пристроиться, наконец тоже выбрал кресло у окна, наверно, не терпел безделья – вынул из папки, украшенной бронзовой монограммой, обычную ученическую тетрадь в клеточку и принялся что-то быстро писать в ней, совсем как школьник, не выполнивший домашнего задания и спешащий в последнюю минуту наверстать упущенное.
Парень в полинялых джинсах, окончательно потерявший надежду познакомиться с сотрудницей Аэрофлота, осмотрелся и потянул своего товарища к креслу, где расположилась молодая женщина в таких же поношенных джинсах и полосатой блузке. Он устроился напротив, нагло уставившись на женщину – очевидно, не привык церемониться в таких случаях – и попытался. завести разговор:
– Где-то я вас видел…
Женщина, смерив его презрительным взглядом, отвернулась, однако это совсем не обескуражило парня, он продолжал вкрадчиво:
– Точно, я знаю вас… – Задумался на секунду, вдруг счастливая улыбка озарила его лицо, и он заявил уверенно: – В «Метро», да, встречал в ресторане «Метро», вы там официантка.
– Ну и что?
– Приятно встретить знакомую.
– Нас не знакомили…
– Давайте без церемоний. – Парень протянул руку: – Андрей.
Женщина не подала ему руки, но, чуть запнувшись, назвалась:
– Надя.
Он сразу же пересел в соседнее с ней кресло, видно, не привык терять время, заглянул Наде в глаза и хотел одарить ее одним из банальных комплиментов, которые почему-то благосклонно воспринимают даже умные женщины, но не успел: совсем близко громыхнуло, будто что– то взорвалось или в землю ударила молния. Надя испуганно отшатнулась, и молодой человек, воспользовавшись секундной растерянностью, схватил ее за руку.
– Гроза, – успокоил, – и нечего бояться. – Наклонился к ее уху и зашептал что-то.
Мужчина в сером пиджаке, отгородившись от стойки сумкой, достал еще не начатую бутылку.
– «Арарат», – сказал не без гордости, – видите, коньяк высшего сорта. Нюхали?
Но его партнера в нейлоновой шляпе не обидело это пренебрежительное «нюхали». Спокойно осушил стакан, тыльной стороной ладони вытер губы и изрек:
– Вполне может быть…
Мужчина в сером пиджаке не стерпел такого.
– Оценить вкус этого коньяка может не каждый… – начал поучительно и не без раздражения, но собутыльник прервал его весьма бесцеремонно:
– Согласен. Я говорил то же самое в Марселе, когда французы уверяли нас, что нет лучшего коньяка, чем высокосортный «Мартель».
– В Марселе?.. – не поверил высокий. – Вы?
– Да, мы ездили туда на несколько дней из Парижа.
Владелец коньяка вытаращил глаза; вероятно, не собирался больше угощать этого увальня в нейлоновой шляпе, какие еще носили разве только в отдаленных селах, но невольно проникся уважением, услышав о Марселе, и налил ему снова.
Толстяк взял стакан, понюхал коньяк и сказал вроде бы не по делу:
– Никак, истребитель преодолел звуковой барьер.
Он воспринял взрыв абсолютно безразлично, как и все
пассажиры. Седая женщина не оторвалась от газеты, мужчина в дымчатых очках, увлекшись расчетами, даже и не услышал его, только старуха у выхода тревожно перекрестилась, но сразу же успокоилась и подошла к служащему в аэрофлотовской форме, надеясь, что тот наконец сообщит время вылета в Одессу…
И ни у кого из них – пассажиров самолета, который несколько минут назад должен был взять курс на Одессу – ни на мгновение не возникло и мысли, что этот взрыв касался их всех.
А жизнь в зале ожидания шла своим чередом – молодой человек в джинсах ухаживал за официанткой Надей, двое в буфете закусывали, мужчина в дымчатых очках довольно улыбался, терзая шершавую бумагу ученической тетради золотым пером паркеровской ручки, седая женщина листала «Огонек», – видно, никто, кроме старушки, и не услышал тревожного воя сирены, последовавшего за взрывом.
2
Хаблаку изрядно надоели не очень вкусные борщи и стандартные бифштексы в управленческой столовой, и он решил перекусить в кафе, помещавшемся в подвале одного из соседних домов. Ему нравилось, что к сосискам тут всегда была свежая и; крепкая горчица, а кофе буфетчица Клава – полная, неповоротливая, с грустными и добрыми глазами – варила по– настоящему ароматный. Зная вкус Хаблака, она, не спрашивая, сделала двойной, положила на тарелку сдобную булочку и кекс, улыбнулась ласково, пожелав приятного аппетита. Хаблак подумал, что, вероятно, успех многих дел, изобретений, расчетов зависит и от благожелательного слова, и от улыбки какой-нибудь тети Клавы.
Покончив с сосисками и потянувшись за кофе, он увидел на крутых подвальных ступеньках Леню Кобыша. Лейтенант явно разыскивал его, а увидев, счастливо улыбнулся, но Хаблак сделал вид, что не заметил Кобыша, глотнул кофе и откусил сразу чуть ли не половину кекса, лишь потом поднял глаза на лейтенанта, подвинулся, освобождая место у высокого столика. Но Кобыш энергично махнул рукой и выдохнул ему в самое ухо:
– Сергей, к полковнику. Аллюр – три креста!
Хаблак догадался: случилось что-то серьезное и неотложное. Он допил кофе, аккуратно вытер губы бумажной салфеткой и только тогда направился к выходу, не забыв посоветовать лейтенанту:
– Бери, Леня, две порции сосисок. Чудо: свежие, вкусные…
Вышел степенно, и лейтенант проводил Хаблака затяжным взглядом – он, услышав, что сам полковник Каштанов разыскивает его во время обеденного перерыва, конечно, помчался бы стремглав, а майор Хаблак (майор в тридцать два года, много ли таких?), видно, знал себе цену. И лейтенант с уважением смотрел ему вслед…
Каштанов взглянул на часы, покачал головой и сказал:
– Немедленно в Бориспольский аэропорт…
Хаблак догадывался, что его нашли в кафе не для душеспасительной беседы с полковником, однако попробовал разыграть недоумение:
– Неужели, кроме Хаблака, во всем управлении…
Каштанов предостерегающе поднял руку:
– Нет времени, Сергей. Дробаха уже выехал. Там произошел взрыв. Вероятно, кто-то подложил взрывчатку в багаж, а рейс задержался, вот служба контроля и замешкалась с проверкой багажа. Какой-то мерзавец хотел уничтожить самолет в воздухе, наверно, подсунул в чемодан мину с часовым механизмом. Конечно, – добавил полковник, – эту мину обнаружили бы перед взлетом, если бы не отложили контроль багажа. Короче, кроме Дробахи в Борисполь уже выехал прокурор города. Просил подключить с расследованию именно тебя. Машина внизу.
Собственно, полковник сказал все, и Хаблак понял: нет ни минуты, чтобы позвонить жене и отменить запланированный на вечер поход в кино.
Дробаха уже ожидал его возле выхода из аэровокзала. Увидев майора, он замахал руками, даже поднялся на цыпочки. Это имело бы смысл в толпе, подумал Хаблак, а возле турникетов стояли лишь двое пассажиров, один из них насмешливо посмотрел на Дробаху и сказал, вероятно, что-то колкое. Конечно же, этот тип в черном кожаном пиджаке не знал, что возле него суетится следователь по особо важным делам, да и мог ли он догадаться, что низенький толстяк в поношенном костюме тянет по условной иерархии не ниже, чем на полковника, а может, и выше. Правда, уже через минуту Хаблак понял, что попал впросак, так как, поздоровавшись, Дробаха представил ему мужчину в черном пиджаке:
– Павел Сергеевич Деркач. Вижу, вы незнакомы. Павел Сергеевич из научно-исследовательского института криминалистики. Он – наш эксперт.
Честно говоря, Хаблаку не очень нравились мужи, подвизающиеся в криминалистике, особенно если от них так и веяло самоуверенностью, однако ничем не выказал своего отношения к Деркачу, справедливо рассудив, что внешность и первое впечатление бывают обманчивы.
– Кого ждем? – спросил Хаблак.
– Прокурора, – ответил Дробаха.
Прокурор появился в сопровождении высокого пожилого человека в форме – как выяснилось, начальника аэропорта, – и все направились к площадке, где складывали багаж для контроля перед загрузкой в самолет.
– Сколько пассажиров должно было лететь этим рейсом? – спросил Хаблак у Дробахи.
– Сорок четыре. И учтите, мину подложили в чемодан кому-то из пассажиров. Одному из сорока четырех.
– Конечно, – согласился Хаблак, – какой же дурак сам возьмет ее с собой? Для самоубийства – слишком шикарно. А о том, что контролируется не только ручная кладь, а и весь багаж, преступник не знал.
– Несомненно.
– А значит, был замысел уничтожить кого-то из сорока четырех, – задумчиво произнес Хаблак.
– Да, – кивнул Дробаха.
– Пассажиров задержали?
– Все ждут нас.
Хаблак представил себе нетерпеливых и раздраженных пассажиров в аэропорту; в центре большого пустого зала собрались совсем разные люди и смотрели на них с Дробахой – одни с надеждой, другие подозрительно и да гневно, просительно, заискивающе, угодливо, иронически, – что ни человек, то свое, особое выражение лица и особое настроение, но за всем этим угадывалась уверенность, будто они с Дробахой виноваты в чем-то и достаточно одного их слова, чтобы все волнения и переживания закончились, чтобы наконец подали самолет и доставили всех в столь желанную Одессу.
На площадке, где произошел взрыв, прибывших встретили начальник службы контроля и высокий сутуловатый человек в милицейской форме. Хаблак немного знал его – подполковник Устименко, встречались на каком-то республиканском совещании, запомнил не так самого Устименко, как копну его жестких волос, казалось, дотронься – и оцарапаешься.
За годы, что они не виделись, Устименко поседел, стал как-то солиднее, но волосы, как и раньше, беспорядочно торчали из-под фуражки.
От чемоданов, сложенных на площадке, мало что уцелело. Эксперт стал фотографировать место происшествия, Хаблак с Дробахой начали внимательно осматривать остатки вещей.
Устименко подошел к Хаблаку и констатировал, сокрушенно покачав головой:
– Тут все разнесло в клочья. И никто не скажет, какой именно чемодан взорвался.
Начальник аэропорта, услышав эти слова, развел руками и произнес возмущенно:
– Мы-то знаем, что мину все равно нашли бы и обезвредили. Но каковы мерзавцы: задумали свести счеты с кем-то из пассажиров и сознательно шли на то, чтобы уничтожить десятки людей!
– Где пассажиры? – хмуро спросил Хаблак.
– Мы пригласили всех в гостиницу. Попросили подождать два-три часа. Все согласились, ведь пришлось рассказать, из-за чего произошла задержка.
Пошли, – предложил Дробаха, – тут разберутся и без нас. А пассажиры и так перенервничали. Кстати, – поинтересовался, – самолет ждет их?
– А как же! – ответил начальник аэропорта. – Теперь все зависит от вас.
Тем более, – засуетился Дробаха и направился к гостинице, глубоко засунул руки в карманы пиджака.
Старушка, с которой Хаблак начал вести разговор, смотрела на него испуганно, отвечала невпопад, наконец спросила:
– Подожди, что ты про чемодан? При чем тут мой чемодан? Ты скажи, почему такое… Почему пустили этих самых?.. Говорят, напали на самолет?
Хаблак едва спрятал улыбку: надо же! Правда, и бабка старая-престарая. Такая что ни придумает, сразу и разнесет по белу свету…
– Что вы, бабушка, говорите, – успокоил он, – обычная авария.
Однако старуха оказалась не такой уж простой.
– Ежели обычная, зачем тебе знать про мой чемодан? – возразила весьма резонно.
– Авария произошла перед загрузкой багажа в самолет, – не очень конкретно объяснил майор, – может, что– то случайно попало в вещи пассажиров…
– Нет, – отрезала бабка твердо, – я хоть и старая, а чемодан сама паковала.
– А потом? – поинтересовался Хаблак. – Вы нигде его не оставляли? В чужие руки не попадал?
– Нет.
– Большой чемодан имели?
– Зачем большой! Гостила в Киеве у дочки, ну и дома, в Одессе, тоже внуки, гостинцев им купила, дочь кое– что дала: конфет, куклу, курточку.
– И дочь отвезла вас в аэропорт?
– Она сама, зять на работе.
– Автобусом?
– Такси вызвала, я говорила, не нужно, но разве ее переупрямишь? Почитай, денег много, она учительница, а муж ученый, в институте работает.
– Итак, – на всякий случай уточнил Хаблак, – чемодан вы сдали в аэропорту, когда регистрировали билет? А до того все время видели его?
– Глаз не спускала, – подтвердила бабка, – как можно, не ровен час украдут… Там, на аэродроме, столько народа, и все глазами так и стреляют…
– Ну знаете!.. – обиделся за пассажиров Хаблак.
– Так зачем спрашиваете? – не без ехидства заметила старуха.
Логика у нее была, что называется, железная, и майору ничего не оставалось, как только проводить ее до дверей, извинившись за беспокойство и объяснив, что не позже чем через два-три часа она будет в Одессе.
От следующего собеседника пахло хорошим одеколоном и коньяком. Он расположился на стуле перед столом дежурного по гостинице, за которым сидел Хаблак. Закинул нога за ногу, и майор немного позавидовал его белым брюкам, действительно красивым и модным. Хаблак слышал, что у перекупщиков такие стоили чуть ли не больше чем половина его месячной зарплаты, значит, сидел перед ним человек явно с достатком, о чем свидетельствовал и пиджак из мягкой серой шерсти, не стандартный, купленный в магазине, а явно сшитый у дорогого портного.
Майор заглянул в список пассажиров, с которыми должен был поговорить, и попробовал угадать, кто именно сидит перед ним.
– Если не ошибаюсь, – начал он, немного поколебавшись – Леонид Эдуардович Русанов? – Этот элегантный мужчина средних лет обязан был иметь и элегантную фамилию – Русанов, Боярский, Мещерский, а не какую-то простецкую, вроде Хаблака, Дзюбко или Кобеляка.
Однако предположения Хаблака не оправдались – его собеседник погладил складку на отутюженных брюках и ответил с достоинством:
– Ошибаетесь, меня зовут Михаилом Никитичем. А фамилия Манжула.
– Очень приятно, – улыбнулся Хаблак, хотя, честно говоря, этот пижонистый мужчина не вызвал у него симпатии.
Хаблак хотел уже перейти к сути разговора, но дверь приоткрылась, и в комнату заглянула старушка. Она поманила пальцем Хаблака, и не успел он подойти, как спросила:
– А где же мой чемодан? Ты чего о нем расспрашивал? Может, украли?
Хаблак подумал, что разговор с бабкой грозит затянуться до бесконечности, потому и поспешил заверить:
– Нет.
– Чай, я говорила: игрушки там и гостинцы, как же я домой без них?
– За ваше имущество, – уклончиво ответил Хаблак, – несет полную ответственность Аэрофлот. Понимаете, полную?
– Ну, ежели так… – Старушка, кажется, успокоилась, но все же пробурчала: – Лучше б чемодан был при мне.
Хаблак едва заметно улыбнулся – не мог же сказать потерпевшей, что в принципе согласен с ней. Оглянулся и поймал насмешливый взгляд Манжулы. Тот, не ожидая, пока Хаблак возобновит разговор, спросил сам:
– Если не ошибаюсь, наша беседа вызвана неприятным эпизодом с багажом?
– Если, конечно, это можно назвать лишь неприятным эпизодом…
– Извините, с кем имею честь?..
– Майор Хаблак, старший инспектор Киевского уголовного розыска.
– Оперативно работаете.
Хаблак промолчал: какое дело этому пижону до методов работы милиции? Спросил сухо:
– Разрешите поинтересоваться, Михаил Никитич, где вы живете, работаете?
Манжула прищурился.
– Извините, – спросил сам, – я тут в какой, так сказать, роли? Свидетель, потерпевший?
– Видите, – Хаблак кивнул на пустой стол, – я не веду протокол. Если не возражаете, надо выяснить кое– что.
– Не возражаю, – на удивление кротко согласился Манжула. – Как меня зовут, уже знаете. Живу в Одессе, улица Степная, сорок семь. Работаю в отделе снабжения машиностроительного завода.
– Кем?
– Заместителем начальника отдела.
«Сто семьдесят – сто девяносто рублей в месяц… Плюс прогрессивка, быстро прикинул Хаблак. – Не шибко разгонишься».
Спросил:
– Были в командировке?
– В Киеве наш главк.
– Что-то выбивали?
– Работа… – развел руками Манжула. – Станки, топливо, металл… Без снабженцев – хана.
– Долго были в Киеве?
Манжула вздохнул:
– Две недели…
– Успешно?
– Более или менее…
– Где жили?
– В гостинице.
– Вещей имели много?
– Какие у нас вещи!.. Малый джентльменский набор: белье, носовые платки, плащ, пижама и зубная щетка.
– Может, что-то приобрели в Киеве?
Манжула хитро сощурился;
– Чего вы ходите вокруг да около?.. Давайте уж прямо…
– Давайте, – согласился Хаблак. – Чемодан сами в багаж сдавали?
– Конечно.
– Упаковывали его сами?
– Кто же еще?
– И чужие руки к нему не прикасались?
– Вот вы о чем! – Манжула посмотрел на Хаблака холодно. – Нет, товарищ, ищите где-то в другом месте. В моем чемодане, кроме обычной дребедени, не было ничего. Гарантия.
– А если гарантия, – поднялся майор, – то не смею больше задерживать.
Они попрощались, довольные друг другом, по крайней мере, так решил Хаблак, увидев, как приветливо улыбнулся ему Манжула, затворяя дверь.
В комнату вошла седая женщина в темно-синем английского покроя костюме и белой блузке. Она взглянула на Хаблака сурово, как учительница на нерадивого ученика, и майор в самом деле почувствовал себя проштрафившимся мальчишкой. Стоял у стола и смотрел на нее – строгую и неприступную, казалось, сейчас отчитает за неуместную шутку или неблаговидный поступок. Потому и начал чуть ли не заискивающе:
– Извините, что побеспокоили, но вынуждены поговорить со всеми пассажирами…
– Чего там, – махнула рукой властно, будто отпуская майору этот грех. И, не дожидаясь обычных вопросов, назвалась: – Мария Федотовна Винницкая. Доктор медицинских наук. Этого достаточно?
– Работаете?
– Заведую кафедрой в мединституте.
Хаблак подвинул Марии Федотовне стул. Она опустилась на него, опираясь на спинку, и смотрела, как прежде, холодно и вопрошающе.
– Нам надо выяснить лишь один вопрос. – Хаблак стоял перед профессоршей, сообразив, что именно это внешнее проявление почтительности может пойти ему на пользу. – У вас есть бирка к чемодану, который сдавали в багаж?
– Две… – Винницкая щелкнула замком сумочки и вытянула два картонных номерка. – От чемодана и сумки.
– Вы сами укладывали вещи?
Профессор смерила Хаблака с ног до головы внимательным взглядом, подумала немного, и майор услышал исчерпывающий ответ, – видно, привыкла к неожиданным вопросам в аудиториях и никогда не тушевалась:
– Я еду в санаторий на месяц и не хочу ограничивать себя. Вещи отбирала сама, кое-что дочка, они вместе с зятем уложили чемодан и сумку, я не имею времени заниматься такими мелочами, слава богу, мои домочадцы еще понимают это…
– Стало быть, дочь и зять… – раздумчиво протянул Хаблак. – Но кто же именно?
Винницкая лишь пожала плечами, вероятно, она и в самом деле не придавала этому значения, но Хаблак должен был докопаться до истины.
– Вы сами сдавали вещи в багаж?
Профессор посмотрела на него так, что майор сразу понял неуместность своего вопроса.
– Зять, – ответила, – зять отвез меня в аэропорт и уладил все формальности.
– Значит, хороший зять… – то ли резюмировал, то ли спросил Хаблак, однако Винницкая ничем не выказала своего отношения к этим словам, и майор подумал: традиционные отношения тещи с зятем, тем более тещи титулованной, властной, привыкшей во всем играть первую скрипку.
И еще подумал, что зять, в конце концов, мог взбунтоваться, и трудно представить, в какие формы может вылиться такой протест.
– Кто ваш зять?
Винницкая пренебрежительно выпятила нижнюю губу, будто само обсуждение этого вопроса унижало ее достоинство.
– Обычный инженер.
– Бывают необычные?
– Еще бы. – Она подняла глаза на Хаблака: неужто в самом деле не понимаете? И продолжала с нажимом: – Рядовой всюду останется рядовым, средним, разве среди вас нет таких? Ну, знаете, одному суждено всю жизнь ходить в лейтенантах, а другой в сорок уже генерал.
Что ж, в принципе Винницкая была права, но Хаблаку не понравилось, как откровенно она высказывала неприязнь к собственному зятю.
– Где он работает?
– Какой-то мостоотряд.
Майор прикинул: люди, сооружающие мосты, могут пользоваться взрывчаткой, это взволновало его, и, видно, наблюдательная дама заметила перемену в настроении майора, потому что сказала с ощутимой иронией:
– Мой зять и мухи не обидит. К сожалению, человек без взлетов, но добрый и тихий. Вероятно, для семейной жизни это подходит, конечно, смотря кому, но мою дочь вполне устраивает, может, так и надо.
– Весьма признателен вам за информацию, – сдержанно поклонился Хаблак.
Винницкая поняла, что беседа окончена, и направилась к выходу, наверно, и не оглянулась бы, но Хаблак остановил ее:
– Фамилия вашего зятя?
Профессор несколько секунд постояла и только потом повернулась к майору. Ответила уверенно:
– Напрасно. Я имею в виду, что напрасно подозреваете его. Тишайший человек. Он не способен на что-либо серьезное, надеюсь, вы понимаете меня? К сожалению, не способен, – добавила.
– И все же?
– Иван Петрович Бляшаный… – Она произнесла слово «Бляшаный» так, что сразу стало понятным ее отношение к человеку, который помимо всех недостатков носит еще и столь непредставительную фамилию. И вышла, сердито хлопнув дверью.
Хаблак постоял немного, словно переваривая полученную информацию, и пригласил следующего собеседника. Примерно через полчаса он закончил разговор с половиной пассажиров злосчастного самолета, записав в блокнот четыре фамилии. И пошел в кабинет директора гостиницы, где беседовал с пассажирами Дробаха.
По-видимому, они работали почти синхронно: в коридоре сидела лишь одна женщина, крашеная блондинка с длинными волосами, спадавшими ей на плечи. Она с интересом посмотрела на Хаблака, едва не столкнувшегося в дверях с краснолицей женщиной, буквально кипевшей от возмущения. Оттеснив майора, она подскочила к блондинке и затараторила в ярости:
– Идите, спешите, они еще смеют допрашивать нас, вместо того чтобы защитить, я уже и так едва жива, чуть не умерла от переживаний и страха!
Она явно говорила неправду: ее здоровья хватило бы на трех, а то и больше обычных пассажиров, однако Хаблак не стал возражать, зная, что зацепить такую сварливую особу мог разве что самоубийца.
Вслед за краснолицей женщиной в коридор выскочил Дробаха.
– Ну зачем же так, уважаемая?.. – пробурчал примирительно и, увидев Хаблака, едва заметно подмигнул ему.
Майор понял следователя без слов: с такими женщинами разговор на равных вести почти невозможно, они сразу идут в наступление, а почувствовав хоть немного шаткость позиции противной стороны, буквально уничтожают ее.
Но Дробаха видел-перевидел и не таких агрессивных особ, видно, все же заполучил нужную ему информацию – улыбнулся довольно, нетерпеливо переступая с ноги на ногу.
– Прошу вас, Людмила Романовна, – обратился он к блондинке.
Та подняла удивленные глаза: откуда этот кругленький и по-домашнему уютный человек знает ее?
А Дробаха и правда улыбался ей, как старой знакомой; блондинка прошла в любезно распахнутую дверь кабинета, обдав майора и следователя густым и сладким запахом духов. Если бы Хаблак разбирался в них, то тут же сообразил бы, что Людмила Романовна не ровня той краснолицей пассажирке – такие духи могут позволить себе только люди весьма состоятельные, да и то не все, а особо заботящиеся о собственной персоне.
Дробаха, опередив Людмилу Романовну, любезно пододвинул ей стул, сам устроился напротив на диванчике, сплел пальцы на груди и произнес, как бы извиняясь:
– Мы задержим вас, уважаемая, лишь на несколько минут; видите, разговаривали со всеми пассажирами, вы – последняя, если бы я знал, что вы скучаете в коридоре, давно отпустил бы…
Хаблак усмехнулся: Дробаха покривил душой, но сделал это тонко и непринужденно – расположил женщину к себе и направил разговор в нужное русло.
Людмила Романовна подарила следователю искреннюю улыбку и успокоила его:
– Не все ли равно, где ожидать самолет – тут или в зале аэропорта? Кстати, долго еще?
Дробаха заверил:
– Минут через тридцать, может, раньше. – Он знал, что одесский самолет готов к вылету, и посадку объявят сразу же после их команды, собственно, после разговора с последним пассажиром.
– О, боже, – засуетилась Людмила Романовна, – вы не задержите меня?
– Всего несколько вопросов.
Женщина нетерпеливо заерзала на стуле, и Дробаха начал, не теряя времени:
– Вы замужем, Людмила Романовна?
– Конечно, – ответила она с достоинством, даже немного обиженно – неужели непонятно: женщина с такими данными редко бывает одинокой.
– Живете в Киеве?
– В новом доме на улице Ленина, – ответила не без гордости.
Дробаха задумался лишь на секунду – вспомнил: на улице Ленина за последнее время сооружен только один жилой дом.
