Текст книги "Отважное сердце"

Автор книги: Робин Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 40 страниц)

– Уверен, что твое ремесло будет пользоваться в городах большим спросом.

Катарина уставилась на него, словно не верила своим ушам. Проглотив комок в горле, она отвернулась и сняла с крючка свою накидку. Тяжело дыша, она всунула ноги в пару башмаков, затем собрала еще кое-какие вещи, запихнув их в кожаную сумку. Роберт не остановил ее. Юноша по-прежнему стоял, прижавшись к стене у самой кровати. Он уже успел надеть тунику и, похоже, прикидывал, как бы улизнуть отсюда подобру-поздорову.

Катарина прошла мимо Александра, задев его плечом, и направилась к двери.

–  Ублюдок, – прошипела она сквозь стиснутые зубы, прежде чем выйти под дождь.

Через несколько мгновений вслед за нею тенью скользнул молодчик, прижимая к груди свои сапоги. Роберт взглянул на него. Поначалу он решил дать ему уйти невозбранно, но потом его захлестнула ярость и он схватил юношу за шею. Александр предупреждающе закричал, но Роберт не слышал его, выволакивая упирающегося парнишку мимо Джудит и своей плачущей дочери во двор. Александр и Кристофер поспешили за ним. Юноша орал во все горло, умоляя пощадить его. Роберт швырнул его в красную глину и с размаху ударил ногой в живот. Молодчик согнулся пополам, и лицо его исказилось от боли. Несколько рыцарей Атолла бросились к ним через двор, разбрызгивая грязь. Не обращая внимания на их удивленные крики, Роберт схватил юношу за грудки и поднял его на ноги, но только для того, чтобы ударить кулаком в лицо. Когда Александр схватил его за плечо, Роберт отпустил несчастного парня и развернулся к своему товарищу. Александр пригнулся, но, вместо того чтобы ударить его, Роберт потянулся за его мечом. Прежде чем Александр успел остановить его, он схватился за рукоять и обнажил клинок. Но, когда он шагнул к юноше, простертому в грязи, окровавленному и охваченному ужасом, Александр повис у него на руке, заставив Роберта остановиться.

– Мальчишка взял то, что предлагалось всем без разбору, Роберт. Разумеется, ему не следовало этого делать. Но он не заслуживает смерти.

Юноша с трудом выпрямился, мокрая и грязная туника облепила его ноги. Бросив свои сапоги там, где он обронил их, он во весь дух припустил бегом по двору. Когда двое рыцарей, наблюдавших за происходящим, шагнули было ему навстречу, намереваясь остановить, Александр крикнул им, чтобы они пропустили бедолагу.

Роберт, взбешенный, повернулся к нему:

– Что вы себе позволяете?

– Я – один из тех, кто отказался от всего, чтобы поддержать вас, – гневно ответил Александр. – Я верю, что вы сможете стать королем, Роберт. Но для начала вы должны сами поверить в это.

Во дворе раздались громкие голоса. Роберт оглянулся и увидел, что к нему спешат его брат и Джон Атолл, в сопровождении Уолтера и еще нескольких рыцарей из Каррика. При виде их напряженных и мрачных лиц он решил, что и они в курсе его семейных скандалов, но это предположение разлетелось вдребезги, стоило Джону заговорить.

– У нас плохие новости. Армия Уоллеса разбита под Фолкирком. Тысячи погибших.

– А сам Уоллес? – резко спросил Александр, отпуская Роберта.

Кристофер шагнул вперед и остановился рядом с кузеном.

– Мы не знаем, – ответил Эдвард. Он взглянул на брата. – Кавалерия, возглавляемая Комином, бежала с поля боя, даже не обнажив мечей. Ублюдки спасали собственные шкуры, бросив всех остальных на смерть.

– Что король Эдуард? – требовательно обратился Роберт к Джону. – Вы хотите сказать, что англичане вновь получили контроль над нашим королевством? Что Шотландия погибла?

– Никто ничего не может сказать наверняка. Но мы знаем, что англичане идут сюда.

Роберт, не дрогнув, принял оглушительное известие.

– Ему нужен я.

Его свояк кивнул:

– Вы теперь представляете для него единственную реальную опасность.

Заговорил Кристофер, но голос его дрогнул и сорвался:

– Но мы даже не успели возвести новый частокол. Мы не сможем защитить Эйр.

– И что ты предлагаешь? – Эдвард развернулся к оруженосцу. – Бежать, как последним трусам? Бросить этот город и всех жителей на растерзание твоему шлюхиному сыну королю?

Готовую вспыхнуть ссору погасил Александр, вперив в Эдварда тяжелый взгляд.

– Мой кузен – такой же член этого отряда, как и ты. И не имеет значения, где он родился.

Роберт стоял, погрузившись в раздумья, пока рыцари пререкались друг с другом. Капли дождя стекали по длинному лезвию меча, который он до сих пор сжимал в руке. Из деревянного здания позади него доносились громкие крики его дочери. Над крышами казарм вились дымки, поднимающиеся из домов горожан. Он подумал о том, что за последние месяцы у них появилась надежда. А потом вспомнил о повозках с бревнами, которые мокли под дождем на берегу реки.

– Мы сожжем его дотла.

Мужчины прекратили спорить, хотя он говорил негромко, словно сам с собой.

Роберт поднял на них глаза. Голос его окреп:

– Мы сожжем город и уйдем в горы, куда англичане не смогут последовать за нами. Нам нужно разыскать сенешаля, если он уцелел в битве.

– Бежать? – спросил Эдвард, качая головой.

Роберт взглянул брату прямо в глаза.

– Мы не сможем победить англичан в открытом бою. Пока еще не сможем. Единственное, что мы можем сделать, – это не оставить им ничего съестного и лишить их крова над головой. Чем длиннее станут их пути подвоза продовольствия, тем труднее им будет продолжать войну.

Джон Атолл согласно кивнул:

– Я отдам распоряжения своим людям. Мы немедленно начнем эвакуацию города.

Не говоря ни слова, Роберт протянул меч Александру и ушел вместе с Атоллом.

Когда и остальные стали расходиться под дождем, Александр задержался на мгновение рядом с Кристофером. Глядя вслед удаляющимся рыцарям, он сунул меч в ножны и снял с пояса кошель, протянув его кузену.

– Проследи, чтобы мальчишка получил то, что ему причитается. Он не мог уйти далеко.

Кристофер сердито тряхнул головой:

– Ты все еще думаешь об этом после всего, что только что услышал? – Он развернулся, чтобы уходить, но Александр схватил его за руку. Кристофер в ярости уставился на него. – Я не хотел вмешиваться в его личные дела. И тебе это прекрасно известно. Нам не следовало поступать так. – Он понизил голос, когда Александр сильнее стиснул его руку, призывая кузена говорить тише. – Роберт спас мне жизнь. А мы предали его!

– Это не мы предали его, а Катарина. Мы всего лишь открыли ему глаза на то, что она собой представляет на самом деле. Как легко оказалось уговорить ее отправиться в постель с очередным молодым жеребцом, который привлек ее внимание! Мальчишке даже не пришлось уговаривать ее, не правда ли? А Роберт не желал прислушиваться к голосу разума. Катарина была еще одной цепью, которую следовало порвать, если он намерен стать королем. А когда это случится, ты еще скажешь мне «спасибо». Не забывай, кузен, мы тоже можем потерять все, как и Роберт, если он не преуспеет в борьбе за трон. Поэтому мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы помочь ему. – Александр силой всунул кошель с монетами в руку Кристофера. – Я пообещал мальчишке, что мы компенсируем ему понесенный ущерб. А я всегда держу свое слово.

64

Они почувствовали запах гари еще до того, как достигли города. Горячий ветер принес на своих крыльях при вкус горечи, а горизонт затянула серая мгла. Длинные колонны всадников медленно двигались сквозь нее, и на сердце у мужчин становилось так же тяжело, как и в руках и ногах, когда они поняли, что близкое окончание долгого пути не сулит им отдыха, о котором они мечтали. Припасы, доставленные на борту корабля, прибывшего в Лейт, подходили к концу, а они все дальше уходили вглубь вражеской территории. На голых полях торчали лишь стебли колючего чертополоха и дрока, а сухой ветер швырял в лицо воинам песок и пыль.

Хэмфри де Боэн ехал в авангарде вместе с рыцарями отца. Он хранил молчание, хмуро глядя на серую пелену, затянувшую горизонт, сквозь которую иногда проглядывала искрящаяся серебром гладь моря, стиснутая обрывистыми утесами. Вот уже много недель внутри у него поселилась ноющая боль, как если бы он потерял что-то или засунул куда-то и теперь не мог вспомнить, куда именно. Он знал, что это болит память об отце, тело которого, извлеченное из трясины, особый отряд его рыцарей вез сейчас на юг Англии. Но осознание не приносило облегчения. Наоборот, боль становилась все сильнее, словно тело отца, с каждой минутой удаляясь от сына, натягивало какую-то струну в его душе.

Победа англичан под Фолкирком была полной. На поле битвы остались трупы более десяти тысяч скоттов, тогда как армия короля понесла сравнительно небольшие потери, самыми горькими среди которых стала смерть отца Хэмфри и магистра английских тамплиеров, который тоже погиб в предательской трясине на берегу реки. Но, несмотря на сокрушительный разгром, битва получилась жестокой и беспощадной, а радость победы оказалась недолговечной, особенно в сравнении с первой кампанией. Более того, свидетели уверяли, что Уильям Уоллес остался жив и одним из последних покинул поле боя вслед за отступившей кавалерией скоттов. Тот факт, что большая часть шотландского войска осталась лежать на склонах холмов под Фолкирком, став добычей для стервятников, лишь приглушил гнев Эдуарда, вызванный бегством Уоллеса и остальной знати. Главная опасность, которая грозила теперь английской армии, заключалась в тающих запасах продовольствия, а надежда поквитаться с Робертом Брюсом, к штаб-квартире которого, Эйру, они выступили маршем на запад, с каждым днем таяла в их пересохших от голода и жажды ртах.

Поля на окраинах городка, которым полагалось колоситься высокой золотой пшеницей, созревшей под лучами августовского солнца, были усеяны обугленными снопами. Урожай собрали только для того, чтобы сжечь его. Кое-где связки еще курились слабыми дымками, и над почерневшей землей полз отвратительный запах гари. Воины мрачно смотрели по сторонам, проезжая по полям, и вид бессмысленных разрушений причинял невыносимую боль их сведенным судорогами голода желудкам.

– Молю Бога, чтобы эти ублюдки сдохли зимой от голода, – прорычал Генри Перси.

Хэмфри оглянулся на молодого человека, чье раскрасневшееся лицо виднелось над предличником шлема. Перси, которому король пожаловал Эйршир в самом начале оккупации, громче всех высказывался за то, чтобы настичь и покарать Роберта Брюса, возможно, еще и потому, что они с Клиффордом чувствовали свою вину за то, что позволили тому скрыться из Ирвина. Хэмфри помалкивал, не вступая в воинственные перепалки, которые обычно вспыхивали по вечерам у походного костра; он и без того слишком тяжело переживал смерть отца. Но, когда они въехали в разрушенный до основания портовый городок Эйр, мысли его переключились на бывшего друга.

Какое-то время после того, как стало известно о дезертирстве Роберта, Хэмфри еще надеялся, что эти слухи окажутся ложью, но после событий в Ирвине он уже больше не мог отрицать правду: человек, с которым он подружился и которому доверял, стал предателем. Он винил себя за то, что сразу не рассказал Роберту о Камне Судьбы, одной из четырех реликвий, названных в пророчестве. Не исключено, что тогда ему удалось бы убедить друга в необходимости захватить его, потому что теперь, оглядываясь назад, Хэмфри понимал, что кража и стала тем переломным моментом, который отвратил Роберта от их общего дела. Отчасти Хэмфри понимал его и даже сочувствовал ему. Камень, в конце концов, олицетворял собой право Роберта на трон, право, которого он лишился после того, как Камель Судьбы увезли в Вестминстер. Во время марша на север он укрепился во мнении, что Роберта следует захватить не только ради того, чтобы свершилось правосудие, но и чтобы он мог заглянуть ему в глаза и убедиться, что именно любовь к своему королевству, а не ненависть к их родине, заставила его стать предателем. Тогда, во всяком случае, он сможет заставить себя поверить в то, что не совершил роковой ошибки и не был слеп, когда ввел Роберта в их круг, а всего лишь проявил некоторую наивность. Но теперь, проезжая по пустынным улицам, вдоль которых тянулись остовы сожженных домов, Хэмфри понял, что надежда на это умерла. Человек, предавший город огню, хотел заставить их страдать при виде овец, забитых на рыночной площади и превратившихся в груду обугленных костей на погребальном костре. Он намеревался свести их с ума зрелищем бочек с пивом, расколотых пополам во дворе пивоварни, отчего земля превратилась в липкое месиво, в котором копошились полчища мух. Человек, который сделал это, не оставив им ни крошки продовольствия, хотел, чтобы все они умерли здесь.

Король недрогнувшим голосом приказал своим рыцарям обыскать более-менее сохранившиеся здания, но всем было ясно, что в городе не осталось никого, кто мог бы подсказать им, куда ушли Брюс со своими людьми. Англичанам не найти здесь ни правосудия, ни пропитания. Когда рыцари спешились и рассыпались среди развалин, Хэмфри устало слез с седла и достал мех с вином из седельной сумки. Кожа на лице обгорела и высохла, а вино обожгло потрескавшиеся губы. Облизнув их, он ощутил привкус крови.

– Милорд.

Хэмфри поднял голову и увидел, как сэр Роберт Клиффорд зовет к себе короля.

Рыцарь вышел из длинного бревенчатого дома, который выглядел почти неповрежденным.

– Вам лучше взглянуть на это самому, милорд. – Клиффорд, обычно хорошо владеющий собой, выглядел взбешенным.

Хэмфри последовал за королем, который оставил Байярда на попечение пажа и широким шагом направился к зданию. К ним присоединились Эймер и Генри. Пригнувшись под низкой притолокой, они вошли в голую приемную, и их подкованные сапоги гулко застучали по земляному полу. Один за другим они переступали порог главной спальни, через единственное окно которой внутрь проникал тусклый свет. Повсюду на полу, покрытом связками таволги, валялась опрокинутая и разбитая мебель. У дальней стены стояла кровать, полускрытая пологом.

Когда глаза Хэмфри привыкли к полумраку, он заметил то, что раньше всех увидел Клиффорд, а теперь видели и все они. На стене красной краской был намалеван грубый рисунок. Смысл его был предельно ясен – красный лев, вставший на задние лапы, возвышался над драконом, свернув тому шею огромной лапой.

Хэмфри почувствовал, как при виде картинки в нем поднимается ярость. Он перевел взгляд на короля, лицо которого исказилось в сумраке, но было видно, что на скулах у него заиграли желваки.

– Милорд, простите меня. Я выбрал не того человека. Я позволил змее оказаться среди нас.

Эдуард обернулся и взглянул на него.

– Мы оба сделали ошибку.

На лицах Эймера и Генри отразилась та же ярость, что охватила и короля.

Повернувшись спиной к грубому рисунку, король стянул с рук латные рукавицы.

– Преклоните колено, сэр Хэмфри, – решительно произнес он суровым тоном, – пришло время вам примерить отцовскую мантию.

Хэмфри понимал резоны короля провести торжественное действо именно здесь, в руинах, перед грубым рисунком, которым им нанесли страшное оскорбление. Одним мановением руки король возвысил его и связал незримой клятвой найти и покарать предателя. Неловко опустившись на одно колено, Хэмфри снял рукавицы. Вложив ладони в подставленные руки короля, он принес вассальную клятву от имени графств Эссекс и Херефорд, а также принял наследную должность констебля Англии, перешедшую к нему от отца. Когда его клятва была принята, он выпрямился и присягнул на верность своему королю и повелителю.

– Придет время, и мы отпразднуем это событие должным образом, – пообещал ему Эдуард. – А сейчас я намерен вернуться в Англию. Мы не можем идти дальше, не имея запасов продовольствия. Скотты серьезно ослаблены сокрушительным поражением, которое они потерпели под Фолкирком, и я еще вернусь, чтобы покарать предателей. Но до тех пор, сэр Хэмфри, я хочу, чтобы вы отправились со своими людьми на юг, в Аннандейл. Я хочу, чтобы вы до основания разрушили замок Лохмабен и сожгли все до единого поселения, через которые будете проходить. Я хочу, чтобы от этой крысиной норы не осталось и следа.

Хэмфри поклонился:

– Будет исполнено, Ваше величество.

Король и рыцари вышли на пропахший дымом пожаров воздух, оставив за спиной вставшего на дыбы льва Шотландии.

Три корабля скользили на север по темным водам Ла-Манша под беззвездным небом. Они несли на мачтах черные паруса, и только скрип дерева да ритмичные всплески весел выдавали их присутствие. Здесь были две боевые галеры, длинные и узкие, на борту которых находилось по восемьдесят гребцов. Третий представлял собой пузатый купеческий корабль, направляемый двумя веслами на корме. С верхушки мачты, высоко над палубой торговца, донесся троекратный свист.

Заслышав его, капитан подошел к левому борту. Он принялся вглядываться в темноту, куда безостановочно катились волны. Наконец, он разглядел вдалеке на горизонте россыпь тусклых огоньков.

– Мастер Пьетро.

Капитан повернулся и увидел Луку, одного из своих старших матросов. В темноте черты лица моряка едва угадывались.

– Корабли тянутся насколько хватает глаз, сэр. Не думаю, что мы сможем проскользнуть сквозь английскую блокаду незамеченными.

Пьетро кивнул:

– Ступай и скажи ему об этом.

Двумя часами позже, когда бархатная чернота неба сменилась глубокой синевой, три судна приблизились к блокаде. Корабли в ней отстояли друг от друга на большом расстоянии, каждый покачивался на якоре, но было очевидно, что проскользнуть сквозь их строй незамеченной сможет лишь крошечная рыбацкая лодка. Тем не менее, таинственные суда подошли к ним достаточно близко, прежде чем их заметили.

Возникший из темноты впереди английский корабль являл собой громоздкую и неуклюжую посудину с толстой мачтой и квадратной деревянной надстройкой на носу. На крыше рубки виднелась угловатая конструкция требушета, а из-под бушприта [63]63
  Бушприт – передняя мачта на судне, лежащая наклонно вперед, за водорез.


[Закрыть]торчал обитый железом таран, похожий на сжатый кулак. Когда англичане заметили три судна, над водой разнеслись хриплые голоса, и над планширом появились фигуры воинов, освещенные фонарями, с арбалетами в руках. Пьетро приказал экипажу сбавить ход, и его команду передали на боевые галеры. Гребцы принялись табанить [64]64
  Табанить – грести в обратную сторону, чтобы сделать разворот или дать задний ход.


[Закрыть]веслами, пока корабли не сблизились, и тогда за борт полетели якоря. С борта английского судна на палубу первой галеры перебросили швартовые канаты, и корабли со скрипом стукнулись друг о друга деревянными бортами.

Пьетро стоял у планшира вместе с Лукой, глядя, как английские солдаты перебираются на борт военной галеры. Некоторые были вооружены мечами, другие – арбалетами, а третьи держали в руках фонари. Один из них был одет лучше остальных, в тунику, отороченную золоченой парчой. Пьетро принял его за капитана. Капитан коротко переговорил о чем-то с командиром военного судна, пока его люди осматривали галеру и членов экипажа. Прошло совсем немного времени, и англичане, перебросив сходни, принялись перебираться на борт торгового корабля.

Пьетро встретил капитана, который спрыгнул на палубу. По бокам англичанина встали два солдата, вооруженные арбалетами.

– Вы вошли в английские территориальные воды, и посему, по приказу короля Эдуарда, ваш корабль подлежит досмотру. – Капитан кивнул на военную галеру. – Ваш эскорт сообщил мне, что вы отплыли из Генуи. – На борт, тем временем, поднимались остальные солдаты абордажной группы, рассыпавшись среди скамей, на которых в напряженном ожидании сидели гребцы Пьетро.

– Вы проделали долгий путь, верно?

Пьетро ходил по нелегкому маршруту от Генуи до Брюгге и Дувра вот уже десять лет, поэтому знал английский достаточно, чтобы понять смысл слов капитана. После короткой паузы он ответил, и его акцент заставил англичанина озабоченно нахмуриться.

– Долгий, да. Но так безопаснее, чем по суше. У нас ценный груз.

Английский капитан обвел корабль внимательным взглядом, задержавшись на открытом люке, уходившем на нижние палубы.

– Что за груз?

– Бумага, – ответил Пьетро. – С фабрики в горах, за городом. Мы поставляем ее в ваш порт Дувр.

Капитан медленно кивнул, слушая вполуха, обводя взглядом забитую людьми верхнюю палубу.

– Почему вы идете под черными парусами? – спросил он. – Кто-нибудь может подумать, будто вам есть, что скрывать.

– Да, – ответил Пьетро, – ценный груз. Мы прячем его. Море между Англией и Францией стало опасным после того, как между вашими королевствами началась война. Нам приходится быть осторожными. Ваши враги могут напасть. Помешать нашему грузу достичь ваших берегов.

– Сомневаюсь, что бумага поможет нам выиграть войну, – сухо ответил капитан. – Проводите меня в трюм.

Пьетро и Лука повели капитана на нижнюю палубу, и ступени трапа заскрипели под их ногами. За ними последовали восемь английских солдат с обнаженными мечами.

Одна половина трюма была заставлена штабелями деревянных ящиков, между которыми оставался узкий проход. Вторая половина использовалась под матросский кубрик. Прямо на палубе лежали одеяла, и на них отдыхали человек двадцать моряков, а их спящие фигуры освещали два фонаря, висевшие на поперечном бимсе. [65]65
  Бимс – балка, служащая основанием палубы и связывающая противоположные борта судна.


[Закрыть]

– Обыщите здесь все, – распорядился капитан, кивая своим солдатам.

– А ящики, сэр? – спросил один из них, с неудовольствием оглядывая длинные штабели.

– Вскройте шесть.

Пьетро начал было протестовать, но англичанин оборвал его:

– Ваш корабль вошел в английские территориальные воды и теперь пребывает под властью нашего короля. Мы находимся в состоянии войны. Как знать, вдруг вы везете оружие или деньги нашим шотландским врагам? И мы должны убедиться в том, что это не так, прежде чем позволить вам плыть к нашим берегам.

Пьетро понял не более половины из того, что сказал ему капитан, но, судя по тону англичанина, спорить с ним было бесполезно и даже опасно. После недолгой паузы он кивнул солдатам, показывая, что те могут начинать осмотр, а сам принялся внимательно наблюдать за тем, как они разошлись по проходу, выбирая шесть ящиков из разных штабелей. Он почувствовал, как напрягся стоящий рядом Лука. По трапу к ним спускались остальные солдаты абордажной группы, закончив осмотр верхней палубы. По приказу капитана они принялись осматривать жилую половину трюма, бесцеремонно перетряхивая одеяла, расталкивая спящих моряков и простукивая корпус в поисках потайных мест. Когда солдаты начали вскрывать ящики, капитан подошел ближе. Под крышками обнаружились мягкие листы бумаги, сделанные из измельченной льняной пряжи, на каждом из которых красовались водяные знаки.

– Бумага, сэр, – окликнул капитана один из солдат, добравшийся до самого дальнего угла трюма. – Во всех ящиках одна бумага.

Капитан обратился к стражникам, обыскивавшим матросский кубрик:

– Нашли что-нибудь? – Когда те отрицательно покачали головами, он повернулся к Пьетро. – Я удовлетворен. – Жестом приказав своим людям следовать за собой, он стал подниматься по трапу на верхнюю палубу.

Пьетро отправился следом за ними. На востоке небо обрело бирюзовый цвет.

Английский капитан приостановился у планшира, устремив взгляд на черный парус:

– Поднимайте флаг. Теперь вам больше нечего бояться, раз вы вошли в наши воды. – Он перешел по сходням на борт галеры, а уже оттуда перебрался на свой корабль.

Пьетро смотрел ему вслед. Напряжение медленно отпускало его, когда его команда принялась поднимать якорь, а гребцы опустили весла на воду. И только когда английский корабль превратился в маленькое пятнышко на горизонте, он негромко обратился к одному из своих матросов:

– Скажи Луке, что все в порядке.

Получив сообщение, Лука, остававшийся в трюме, снял один из фонарей с бимса на жилой половине экипажа и двинулся вдоль штабеля, отсчитывая ящики, пока не дошел до шестого справа. Соседний с ним ящик вскрыли солдаты. Лука забормотал молитву, осторожно поднимая крышку, а потом снял ее и положил на палубу рядом с фонарем. Затем он принялся осторожно вынимать листы бумаги, укладывая их на крышку. Ящик был заполнен ими едва на треть. Внизу оказалась еще одна деревянная подкладка. Ухватившись за края и вытащив ее из ящика, Лука услышал сдавленный вздох.

– Вы в безопасности, – пробормотал Лука. – Мы прошли английскую блокаду.

Из нижней половины ящика вылез жилистый и крепкий молодой человек, морщась от боли в затекших конечностях. У него было выразительное лицо, с правильными чертами, обрамленное черными кудрями, с тонзурой на макушке, которая заблестела от пота в свете фонаря. Но Луку снова поразили его глаза, от которых он не мог оторвать взгляда. Один глаз был небесно-голубой и пронзительный, а другой затягивала белая пелена слепого бельма.

– Когда мы достигнем Шотландии? – Голос мужчины в спертом воздухе трюма прозвучал хрипло, но в нем чувствовалась властность, которая требовала немедленного ответа.

– При попутном ветре – через семь дней, ваше преосвященство.

65

Все последние дни лета Шотландия оплакивала своих погибших сыновей. В городах и поселениях за Фортом, куда англичане так и не сумели добраться, название Фолкирка стало синонимом скорби и, стоило кому-нибудь упомянуть его, как все – и мужчины, и женщины – шептали молитвы. Но, по мере того, как жаркий август подходил к концу и приближалась осенняя прохлада, скорбь уступила место ожесточению. Скотты носили его в себе, поближе к сердцу, и оно, закаленное в огне страдания и тоски, постепенно превращалось в холодную решимость.

После начала войны и в течение всей английской оккупации многих шотландцев не покидала надежда, что конфликт удастся каким-то образом уладить и их король вернется. Эта вера достигла своего апогея после Стирлинга, когда стало казаться, что под предводительством Уильяма Уоллеса для них нет ничего невозможного. Даже те, кто утверждал, что войну нельзя выиграть на поле боя, вдруг уверовали в то, что Советы и альянсы спасут их. В течение многих лет Англия оставалась их соседом и другом, и ныне живущее поколение забыло старинную вражду, а возведенная римлянами стена, разделявшая два королевства, окончательно превратилась в пережиток прошлого. Но Фолкирк похоронил мирные и дружеские отношения, развивавшиеся более века. На месте осыпавшейся императорской стены скотты возвели новую, твердую и несокрушимую, хотя и невидимую, вставшую непреодолимым барьером на границе.

А когда уцелевшие защитники Шотландии отступили в Лес, чтобы прийти в себя и собраться с силами, король Эдуард повел своих людей обратно в Англию. Победа под Фолкирком досталась ему дорогой ценой, и этой осенью в распахнутые ворота Карлайла, едва переставляя ноги, понуро втягивалась изрядно поредевшая армия. Болезни и голод собрали обильную жатву во время отчаянного броска домой от руин разрушенного до основания Эйра. Король разбил основные силы шотландской армии, но взять всю страну под свой контроль ему не удалось. Королевство оказалось расколотым надвое, земли к югу от Форта остались в руках англичан, и в замках Эдинбурга, Роксбурга, Бервика и Стирлинга стояли английские гарнизоны, но вся территория к северу по-прежнему принадлежала скоттам. Усилив свои гарнизоны и назначив графа Патрика Данбара местоблюстителем и хранителем Южной Шотландии, Эдуард вернулся в свою временную столицу, Йорк, чтобы спланировать следующую кампанию.

На поляне раздавались резкие и громкие голоса. Мужчины потрясали сжатыми кулаками, и лица их раскраснелись от гнева и разочарования. Тела многих покрывали шрамы и незажившие раны, замотанные обрывками тряпок, из ран все еще сочились кровь и гной. На лицах всех без исключения воинов лежала печать безмерной усталости после многих недель, проведенных в скитаниях по вересковым пустошам или лесной чащобе, когда все они жили впроголодь. В самом центре бурлящей толпы стояли сенешаль и епископ Глазго, Уильям Уоллес и Роберт Брюс. Они собрались вместе, чтобы решить будущее своего королевства. Но договориться не удавалось.

– Никто не может отрицать успехов, которых добился сэр Уильям. Ни лорд, ни барон, ни даже епископне сделал столько для этого королевства! – Гневный голос Вишарта на мгновение заглушил остальных. – Он имеет полное право и далее оставаться хранителем Шотландии!

Несколько человек заговорили хором.

Громче всех оказался Джеймс Стюарт:

– Никто не собирается оспаривать этого, Ваше преосвященство, но обстоятельства изменились, и мы должны двигаться в новом направлении.

Джон Атолл и Александр Сетон криками поддержали его слова.

Свое мнение выразил и граф Малкольм Леннокс, стоявший в окружении одетых в черное рыцарей.

– После смерти короля Александра у нас было шесть хранителей. Быть может, подобный баланс сил будет разумнее власти одного человека?

– Совет Двенадцати был еще большим компромиссом, – ответил Гилберт де ла Хэй. – Но, в конце концов, они ничего не смогли для нас сделать.

Нейл Кэмпбелл, подобно Хэю, будучи ярым сторонником Уоллеса, поспешил бурно выразить свое согласие.

Роберт взглянул на Уильяма Уоллеса, стоявшего в самом центре бурлящей толпы. Его мускулистые руки, обнаженные до плеч, покрывали шрамы, полученные в битве под Фолкирком. На лице у гиганта тоже змеился длинный алый шрам, оставленный, похоже, скользящим ударом клинка, – он сбегал по щеке от виска до нижней челюсти. Роберту показалось, что молодой вождь выглядит усталым и измученным; причем усталость эта была, скорее, душевной, нежели физической.

– Сейчас не время менять нашего лидера, – проворчал Грей, еще один из командиров Уоллеса. – Нам нужно собрать все силы в один кулак, а не разъединять их. Англичане непременно вернутся, чтобы закончить то, что начали. И мы должны быть готовы устроить им достойную встречу.

– Я предлагаю отправить делегацию к Папской курии, чтобы заручиться поддержкой Рима, – высказался Гартнет Мар. – Эта делегация должна продемонстрировать, что мы по-прежнему управляем своим королевством и что мы едины в борьбе против тирании короля Эдуарда. Полагаю, сенешаль прав. Давайте выберем еще несколько человек, которые встанут рядом с сэром Уильямом. – Он жестом указал на Джеймса и Вишарта. – Быть может, это будут сенешаль и вы, Ваше преосвященство? Вы самые опытные политики среди нас. Его Святейшество должен прислушаться к вашим словам.

Джеймс воздел вверх обе руки, когда со всех сторон раздались одобрительные выкрики.

– Я лично думаю, что пришло время дать дорогу молодым. Нам нужна свежая кровь. – Он оглянулся на Роберта, но, прежде чем он успел добавить еще что-либо, заговорил угрюмый здоровяк с культей на месте правой руки.

– Сэр Уильям пожертвовал всем, чтобы повести нас в бой! Под Фолкирком он потерял кузена и многих дорогих его сердцу людей. А почему? Потому что дворяне сбежали с поля боя и бросили нас умирать! Эти люди не могут говорить от нашего имени!

Его слова были встречены зловещим ропотом одобрения, донесшимся из последних рядов, где собрались, главным образом, солдаты.