Текст книги "Отважное сердце"

Автор книги: Робин Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 40 страниц)

– Королю предстоит нелегкая сессия, – сообщил он Роберту, кивая с энтузиазмом. – Да-да, очень нелегкая.

Худощавый, хорошо одетый мужчина, сидевший напротив Роберта, многозначительно откашлялся.

– Вы же понимаете, что я прав, – проворчал пожилой господин, глядя на него. – Король Эдуард не должен был посылать своего брата вести переговоры с Филиппом от своего имени. Если бы он отправился туда сам, то сейчас бы ему не светила перспектива лишиться Гаскони.

– Судя по тому, что я слышал, – начал Роберт, переводя взгляд с одного мужчины на другого, – сдача земель короля в Гаскони является временной, пока с королем Филиппом не будет подписан мирный договор. Это был всего лишь жест доброй воли, и не более того.

– Вот это верно, – с нажимом заявил худощавый мужчина. – Король Эдуард просто обязан был вернуть захваченные корабли и уступить герцогство. А вот когда он сам отправится во Францию, чтобы заключить мирный договор с Филиппом, Гасконь вновь станет нашей. Именно на эти условия дал согласие в Париже граф Эдмунд.

– Ба! – плюнул пожилой господин. – А вам никогда не приходило в голову задуматься над тем, как это пара торговых суденышек умудрилась нанести поражение французскому флоту?

Худощавый мужчина нахмурился:

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что это была ловушка и что наш король попался в нее! С самого начала своего правления Филипп ясно дал понять, что не потерпит иностранного присутствия в любой части Франции. Он приказал капитанам этих судов позволить захватить себя в плен и, тем самым, дать ему повод требовать капитуляции Гаскони.

– Какая нелепость, – фыркнул худощавый мужчина, но в голосе его проскользнули нотки сомнения.

– И еще я знаю, почему король Эдуард с такой готовностью согласился на условия, выдвинутые Филиппом, – продолжал пожилой господин, тыча ножом в сторону помоста, на котором вместе со своими сановниками восседал король. Он многозначительно приподнял свои кустистые брови. – Обещание молодого тела.

Роберт подался вперед, вопросительно глядя на собеседника. Разумеется, до него доходили слухи о том, что подписание брачного договора было одним из условий сдачи Гаскони французам, но пока что они ничем не подтверждались.

– Сестра короля Филиппа, принцесса Маргарита, – удовлетворенно пробормотал пожилой господин, кивая Роберту. – Ей всего тринадцать, и ни днем старше. Помяните мои слова. – Вонзив нож в сочный кусок говядины, он подцепил его со стола и впился в него зубами. – Наш король обменял свои обширные французские владении на тугую французскую дырку. – С этими словами он облизнул нож и проглотил последний кусок мяса. Не обращая внимания на осуждающие взгляды тех, кто слышал его монолог, он с трудом вылез из-за стола и, ковыляя, скрылся в толпе.

Худощавый мужчина негромко заговорил о чем-то со своим соседом.

Роберт посмотрел на брата.

– Как я и говорил, – пробормотал он, – король был занят.

Эдвард откинулся на спинку стула, ковыряя в зубах.

– И все равно я думаю, что он должен был принять тебя надлежащим образом, как бы занят он ни был. Ты – граф, братец. И еще совсем недавно наш дед боролся за трон.

В напряженном молчании Роберт уткнулся в свою тарелку.

Поначалу его гнев от потери трона приглушила скорбь о матери, но за прошедший год жаркое пламя недовольства вновь разгорелось у него в груди. Единственное утешение он черпал в осознании того, что правление нового короля Шотландии никак нельзя было назвать спокойным и благополучным.

После коронации английские стряпчие вынудили Джона Баллиола смиренно признать себя подданным английского монарха. Обещание, которое Эдуард дал шотландцам, уверяя их в том, что его право сюзерена будет временным, было отозвано – Эдуард вынудил Баллиола подписать документ, в котором эта гарантия была признана недействительной. А затем король Англии принялся демонстрировать свое главенство, бесцеремонно вмешиваясь в шотландские дела. Судебные тяжбы, подлежащие рассмотрению в Шотландии, были перенесены в Вестминстер. Когда скотты, возглавляемые Джоном Комином, попробовали выразить протест, Баллиол вынужден был оправдываться перед английскими судьями. Во время траура по своей почившей в бозе супруге и королеве Баллиол получил унизительную выволочку от самого короля и был приговорен к передаче англичанам трех королевских городов и замков за проявленное неуважение.

Брат Роберта полагал, что Баллиолу довелось испить из отравленной чаши и что им повезло, раз они избежали такого испытания. Но сам Роберт не мог отделаться от мысли, что дед сумел бы лучше противостоять притязаниям короля Англии. Постепенно в нем крепло подозрение, что именно по этой причине старого лорда и не выбрали правителем Шотландии. За последние месяцы Роберт не раз и не два вспоминал слова епископа Вишарта и вспыльчивого графа Джона Атолла о том, что короля Эдуарда интересует лишь расширение собственных границ за счет соседей. Его дед возложил на него ответственность за сохранение права Брюсов занять трон Шотландии, независимо от того, кто сидел на нем сейчас. Но, похоже, схватка за контроль над этим троном уже давно началась, а его даже не было среди ее участников.

Роберт осушил кубок и отодвинул от себя тарелку, когда слуги начали убирать со стола. Менестрели заиграли бодрую мелодию, и в центре залы, друг напротив друга, выстроились две шеренги мужчин и женщин. Гости принялись хлопать в ладоши, когда пары стали выделывать танцевальные па. Эдвард вновь разговорился с дородной женщиной, повествуя ей о страшных монстрах, которые бродят по горам Шотландии и похищают детей из деревенских домов.

– Сэр, это вы – граф Каррик?

Заслышав обращенный к нему вопрос, Роберт стиснул зубы. Совершенно не расположенный к очередной дружеской болтовне, он обернулся. Перед ним стоял мужчина в голубой мантии с широкой белой полосой. Вблизи рыцарь выглядел еще моложе, чем тогда, на турнирной арене. У него были непокорные каштановые волосы, которые спадали ему на глаза, отливающие совершенно невероятной зеленью на широком, открытом лице. Раздражение Роберта моментально испарилось.

– Да. А вы – сэр Хэмфри де Боэн, граф Херефорд и Эссекс?

Хэмфри улыбнулся, и на щеках у него появились совершенно детские ямочки.

– Не совсем. Это мой отец граф. Но поскольку я его наследник, то, полагаю, вы недалеки от истины.

– Позвольте представить вам… – Роберт собрался было подозвать Эдварда, но брат вскочил с места и повел хихикающую дородную матрону в центр залы, где танцоры звали всех желающих присоединиться к ним. Роберт вновь повернулся к молодому человеку. – Примите мои поздравления с вашей сегодняшней победой. Она получилась вполне заслуженной. – Он хотел продолжить и сказать Хэмфри, что никогда не видел ничего подобного, но сдержался. Ему не хотелось, чтобы рыцарь счел его неопытным простаком.

– Это я должен поздравлять вас, сэр Роберт. То, как вы решили спор между арендаторами наших отцов в Эссексе, заслуживает восхищения.

Роберт тряхнул головой. Комплимент привел его в смущение.

– Это было самое меньшее, что я мог сделать. Наши люди явно повели себя неправильно. Они вообще не имели права охотиться в парке вашего отца. Надеюсь, та компенсация, которую я заставил их выплатить графу, оказалась достаточной?

– Более чем. Отец просил передать вам свою благодарность. Он спрашивал, как поживает ваша семья.

– Мой брат Александр изучает богословие в Кембридже, а сестра Кристина должна выйти замуж за наследника графа Мара. – Роберт подумал о Мэри и Матильде, оставшихся в Лохмабене, и о Найалле и Томасе, проходивших в Антриме подготовку к посвящению в рыцари, но потом решил, что не стоит утруждать рыцаря такими подробностями. Он наверняка всего лишь проявил вежливость, чтобы поддержать разговор. – Надеюсь, что и у моего отца все в порядке, – закончил он довольно холодно. – Он сейчас в Норвегии, при дворе короля Эрика.

– А, да, вашего нового зятя.

Роберт опешил от неожиданности. Несколько месяцев тому он получил весьма неожиданное известие о том, что его сестра выходит замуж на короля Норвегии. Письмо было коротким и сухим, отец даже не соизволил поинтересоваться, как идут дела у его сына. Роберт отослал сестре в подарок серебряную брошь в форме розы, надеясь, что это подходящий презент для женщины, которая вскоре должна стать королевой. Больше из-за моря он не получал никаких известий и никак не рассчитывал, что новости о помолвке сестры станут всеобщим достоянием.

Хэмфри рассмеялся, глядя на него.

– Вам не следует удивляться, сэр Роберт. Благородное имя вашей семьи хорошо известно в Англии, и совсем скоро вы обнаружите, что вашими делами интересуются при дворе буквально все.

– Да? Я до сих пор не до конца разобрался в правилах этой игры.

– Ничего, вы свое наверстаете. Просто держите глаза и уши открытыми и берегите спину. – Дружелюбная улыбка Хэмфри странным образом противоречила предостережению, прозвучавшему в его словах. – Что ж, желаю вам хорошо повеселиться.

Роберт поднялся из-за стола.

– Быть может, позже мы сможем поговорить подробнее? Мне бы хотелось знать, как я могу попасть в число участников турнира.

– В самом деле? – На лице Хэмфри отразился неподдельный интерес, но потом он с сожалением покачал головой. – Как-нибудь в другой раз. Боюсь, сегодня вечером у меня важная встреча.

– Разумеется, – согласился Роберт, пытаясь ничем не выдать своего разочарования. Непринужденная манера поведения Хэмфри стала для него приятным сюрпризом после настороженно-прохладного отношения других лордов, с которыми он разговаривал до этого. Вновь опускаясь на свое место после того, как рыцарь зашагал прочь, он принялся рассеянно крутить в руках кубок, глядя на брата, который мастерски кружил матрону в танце. Пожалуй, если бы на него не были возложены надежды всей семьи, он тоже смог бы беззаботно веселиться. Будучи старшим сыном, Роберт знал, что такой день когда-нибудь непременно наступит, но это оказалось намного раньше, чем он ожидал, – в девятнадцать лет. И он более не мог ссылаться на свою молодость, потому что в его возрасте дед уже был провозглашен наследником трона и женился на дочери английского графа, получив в приданое за нею столько земель к югу от границы, что они вполне могли соперничать с его владениями в Шотландии.

Но тут на глаза Роберту вновь попался Хэмфри де Боэн, который возвращался к нему.

На лице молодого человека проступила нерешительность, но потом он вдруг улыбнулся.

– Не хотите ли присоединиться ко мне?

Помедлив немного, Роберт поднялся из-за стола. Он чувствовал, что молчаливое согласие выглядит намного пристойнее бурной благодарности, учитывая, что предложение было сделано без особой настойчивости. Пробираясь вслед за Хэмфри по переполненной зале, он попытался поймать взгляд брата, но Эдвард слишком увлекся танцами, чтобы обращать внимание на что-либо еще. Тем временем, они прошли залу и вышли через дверь в узкий коридор.

Хэмфри провел его мимо часовых на галерею, которая тянулась по периметру всего внутреннего двора. День сменился вечером, и с востока наплывали тяжелые тучи. Холодный ветер трепал полы их накидок, когда молодые люди вышли на парапет и стали спускаться по каменным ступеням к огромной круглой башне.

– Здесь раньше располагались апартаменты короля Генриха, – пояснил Хэмфри, когда они миновали очередной пост стражи у входа в башню. – Король Эдуард иногда позволяет нам пользоваться ими.

Раздумывая о том, кого имел в виду рыцарь под словом «нам», Роберт кивнул, но предпочел промолчать. Он чувствовал, как в груди у него нарастает предчувствие чего-то необычайного. Поднимаясь по винтовой лестнице вслед за Хэмфри, он услышал доносящиеся сверху голоса и смех. На верхней площадке Хэмфри распахнул арочную дверь, и Роберт проследовал за ним в просторное помещение с высоким сводчатым потолком, стены которого были выкрашены в темно-зеленый цвет с разбросанными тут и там желтыми звездами. По обе стороны огромного камина стояли застеленные меховыми одеялами кушетки. В комнате находились десять человек, и Роберт узнал кое-кого, потому что видел их на турнире. Но, прежде чем он успел соотнести имена с их молодыми лицами, его внимание привлек большой стяг, свисавший с флагштока на одной из стен. Материал потерся, а кое-где был даже заштопан, но ярко-алый цвет, хотя и вылинявший, угадывался безошибочно, а выцветшие золотые нити складывались в рисунок огнедышащего дракона. Роберту хотелось спросить у Хэмфри, в чем заключается значение этого символа, который он уже видел у них на щитах, но тут мужчины в комнате замолчали и уставились на них.

– Что такое, Хэмфри? – подал голос длиннорукий, хорошо сложенный молодой человек с гладкими черными волосами, зачесанными назад с широкого лба, выделявшегося на его жестком, словно вырубленном из камня, угловатом лице. Он ткнул в Роберта ручищей, в которой был зажат кубок с вином. – Кто это?

– Ты что, оставил свои манеры на турнирной арене? – вопросом на вопрос ответил Хэмфри, и в его деланно шутливом тоне отчетливо прозвучали предостерегающие нотки. – Это – гость.

Черноволосый рыцарь по-прежнему не сводил глаз с Роберта.

– Это частнаявстреча.

Более не обращая на него внимания, Хэмфри обратился к остальным.

– Позвольте представить вам сэра Роберта Брюса, графа Каррика.

– Ну, конечно, – воскликнул один из рыцарей, кивая Роберту с кушетки, на которой он полулежал. Коренастый, со светлыми волосами, он улыбался ленивой полуулыбкой, которая не затрагивала его прозрачных льдисто-голубых глаз. – Вашей семье принадлежат земли в Йоркшире рядом с моими, сэр Роберт. Мой отец хорошо знаком с вашим. Я – Генри Перси, лорд Алнвик.

В тоне молодого человека звучало врожденное высокомерие, что более не удивляло Роберта. Имя было ему знакомо, и он узнал в рыцаре внука графа Джона де Варенна.

Еще один юноша, совсем мальчик, поднял в приветственном жесте руку:

– Добро пожаловать, сэр Роберт. Меня зовут Томас.

Роберт наклонил голову. Несколько человек кивнули в ответ, остальные возобновили беседу. В конце концов, и черноволосый рыцарь отвел враждебный взор.

– Не обращайте на Эймера внимания, – пробормотал Хэмфри, подводя Роберта к слуге, который стоял с кувшином вина в руках. По знаку Хэмфри тот наполнил вином два кубка. – Он просто злится оттого, что сегодня я победил его.

– Эймер?

Хэмфри отпил глоток вина.

– Эймер де Валанс. – Он незаметно кивнул на черноволосого рыцаря. – Сын и наследник сэра Уильяма де Валанса, графа Пемброка. Вы наверняка слышали о нем.

Роберт и впрямь слыхал кое-что. Его дед сражался бок о бок с Уильямом де Валансом в битве при Льюисе, а отец участвовал с ним в кампании в Уэльсе. Сводный брат Генриха, родившийся и выросший в Пуатье, Валанс прибыл в Англию молодым человеком и стал одной из главных причин войны между королем и Симоном де Монфором. Если Эймер приходится сыном Уильяму, то это делает его кузеном Эдуарда.

– Я знаком с Валансами заочно, по их репутации, – осторожно заметил он.

Хэмфри коротко рассмеялся. Кажется, он понял, какой смысл вложил в свои слова Роберт, но ограничился тем, что кивнул на юношу, который назвался Томасом:

– А это – Томас Ланкастер, сын графа Эдмунда, брата короля.

– Кажется, сегодня на арене я его не видел.

– Вы и не могли его увидеть. Ему всего шестнадцать. – Хэмфри одобрительно прищелкнул языком. – Но он примет участие в первом же турнире после того, как его посвятят в рыцари. Никогда не видел, чтобы кто-нибудь в столь юном возрасте так хорошо управлялся с копьем. – Допив вино и протягивая кубок слуге, чтобы тот наполнил его вновь, Хэмфри представил ему одного за другим остальных мужчин в комнате.

Роберт внимательно слушал его, потягивая крепкое вино. Перечень имен произвел на него впечатление. Эти люди, несмотря на свою молодость, или были владельцами крупнейших поместий Англии, или должны были унаследовать их. Будучи графом, которому уже не надо ждать титула, он стоял выше их всех, но нельзя было отрицать, что все эти молодые люди, столь беззаботно расслабляющиеся в бывших апартаментах самого короля, обладают реальной силой и властью. Роберт почувствовал, что замок Тернберри, со стен которого было видно море, остался где-то далеко-далеко, за много миль отсюда.

Прежде чем Хэмфри успел покончить с этим неофициальным представлением присутствующих, дверь распахнулась настежь и в комнату влетел какой-то мальчуган. С грохотом захлопнув ее за собой, он, не теряя времени, нырнул за одну из кушеток.

Через несколько мгновений дверь вновь отворилась, и на пороге появился мужчина в летах.

– Милорды, – тяжело дыша, пробормотал он, обводя взглядом собравшихся. – Вы, случайно, не видели молодого мастера?

– Он заглянул к нам и тут же ушел, – откликнулся Томас Ланкастер, жестом показывая на дверь в другом конце комнаты.

– Благодарю вас, мастер Томас, – отдуваясь, сказал мужчина и поспешил прочь. – Доброго вечера всем, милорды.

Когда пожилой мужчина ушел и шаги его затихли вдали, мальчишка вылез из-за кушетки и втиснулся между ухмыляющимися Томасом и Генри Перси. Он был тощ и долговяз, с пушистыми светлыми волосами и очень знакомым лицом. Роберт понял, что не может отвести от него взгляд, когда Хэмфри наклонился к его уху.

– Он очень похож на своего отца, не так ли?

Роберт моментально сообразил, кого напоминает ему мальчуган. Он смотрел на точную копию короля. Мальчуган, должно быть, был ни кем иным, как его сыном, Эдвардом Карнарфоном, наследником английского престола. Роберт вспомнил совет, состоявшийся много лет назад, после Биргема, на котором так много взрослых мужчин спорили о будущем этого мальчика и его женитьбе на королеве Шотландии. Находиться сейчас в его присутствии было странно и необычно.

Томас Ланкастер щелкнул пальцами, подзывая слугу, который налил в кубок вина.

– Если ты расскажешь отцу, я стану все отрицать, – заявил Эдвард, когда слуга протянул ему кубок. – Вино – не для молодых и глупых, – провозгласил он, явно копируя кого-то из взрослых. – Вино предназначено только для настоящих мужчин.

Мальчик нахмурился, принимая кубок. Он отпил большой глоток, и вино потекло у него по подбородку.

– Моему отцу все равно, что я делаю, лишь бы только не у него на глазах. – Он пожал плечами. – Когда была жива мама, все было по-другому. – Заметив Роберта, он нахмурился еще сильнее. – А это кто такой?

Хэмфри уже собрался ответить вместо Роберта, но не успел – за дверью послышались торопливые шаги. Он вопросительно приподнял бровь.

– Сколько же гувернеров гоняются за вами сегодня, милорд?

Дверь отворилась, и на пороге возник мужчина в желтой мантии, украшенной зеленым орлом. Роберт сразу же узнал герб, который видел сегодня на турнире.

Мужчина окинул комнату быстрым взглядом. Завидев Хэмфри, он поспешил к нему.

Улыбка, расцветшая на лице Хэмфри, увяла, когда он заметил мрачное выражение лица рыцаря.

– В чем дело, Ральф?

– Граф Эдмунд вернулся из Франции.

При упоминании своего отца Томас Ланкастер встал.

– Король Филипп взял свое слово обратно и конфисковал Гасконь. Он отозвал приглашение королю Эдуарду скрепить своей печатью мирное соглашение и ввел армию в герцогство. – Рыцарь обвел взглядом притихших мужчин. – Это – объявление войны.

23

Куда-то подевались танцоры и музыканты, серебряные тарелки и подносы, ломившиеся от деликатесов, и кувшины с вином. От всеобщего веселья не осталось и следа. Теперь о недавнем пиршестве напоминали лишь стойкий аромат подгоревшего мяса да несколько раздавленных лепестков роз, которых не заметили слуги с метлами. В большой зале толпились мужчины, но их голоса звенели не песнями и смехом, а гневом. Вместо того, чтобы обсудить надежды короля на освобождение Святой Земли, парламенту на весенней сессии пришлось заниматься делами Франции. Совсем недавно король Филипп лично высказался в поддержку крестового похода и даже построил целый флот, готовый отплыть на восток. Можно было не сомневаться в том, что теперь эти корабли будут обращены против Англии.

Король Эдуард сидел на помосте, возвышаясь над сборищем благородных дворян и обеими руками сжимая подлокотники трона. Сегодня утром он выглядел на все свои пятьдесят пять лет, и в тусклом свете, сочившемся сквозь высокие окна залы, его волосы отливали серебром, подчеркивая тяжелое веко, прикрывающее глаз, – увечье, унаследованное им от отца. К королю на помосте присоединились Джон де Варенн и Энтони Бек вместе с несколькими клерками в черных мантиях. Остальные расселись на скамьях лицом к трону, повернув головы к сенешалю Гаскони, который держал речь.

– После того как из Англии пришел приказ временно сдать города, мы стали ждать прибытия людей короля Филиппа, которые должны были занять наши посты. – Сенешаль поднял голову и снизу вверх взглянул на Эдуарда. – Но пришли не только чиновники, милорд. С ними была целая армия. – Голос его окреп и зазвенел от волнения. – Они сообщили нам, что Филипп объявил о конфискации земель и что теперь герцогством правит он сам. Рыцари, прибывшие в Бордо и Аженэ, Байонну и Блё сказали нашим людям то же самое. Они заявили, что Гасконь более не является английской территорией и что если мы когда-нибудь вернемся туда, то прольется английская кровь.

– Как такое могло случиться? – вопросил граф Арундель, вставая со своего места, когда сенешаль закончил. – Милорд, – сказал он, обращаясь к королю, – никто из здесь присутствующих не мог знать о том, что король Филипп не намерен возвращать вам Гасконь после ее сдачи или что мирное соглашение и брачный договор – лишь уловки, целью которых было вынудить вас отдать герцогство без борьбы. Но я не могу понять, почему вы с такой готовностью поверили в его ложь? – Он обвел взглядом собравшихся. – И почему ни с кем из нас не посоветовались относительно тех условий, которые граф Эдмунд привез из Парижа? Думаю, что выражу мнение многих, когда скажу, что мы настояли бы на заключении мирного договора до передачи герцогства французам.

Роберт стоял в задних рядах и, вытянув шею, глядел на графа Ланкастера, сидящего на одной из скамей. Он изначально был удивлен тем, что брат короля сидел внизу, вместе с баронами и рыцарями, а не на помосте, но, похоже, это было наказание за то, как он провел переговоры в Париже, закончившиеся катастрофой. Если таким образом Эдуард намеревался отдать младшего брата на растерзание, то этот прием не сработал, поскольку лишь немногие из дворян обвиняли во всем впавшего в немилость графа Ланкастера, направив свой гнев на трон.

– Король провел необходимые консультации, – грубо ответил Джон де Варенн, – со своими советниками.

Варенн, с коротко подстриженными пепельно-серыми волосами и вызывающим взглядом, вел себя намного более агрессивно, чем ему было свойственно, как помнил Роберт. Он даже подумал, а не вызвана ли подобная перемена в характере графа недавней смертью дочери, супруги Джона Баллиола.

На ноги поднялся граф Глостер, здоровенный и тучный мужчина с редеющей рыжей шевелюрой. На скамье рядом с ним Роберт заметил пожилого господина, который давеча критиковал короля во время празднества.

– Он мог совещаться с ними, – заявил Глостер, и его хриплый, резкий голос эхом прокатился по зале, – но из того, что я слышал, могу сказать, что наш лорд пренебрег советами своих ближайших сподвижников и предпочел поступить по-своему. Канцлер рекомендовал ему отвергнуть условия Парижа, как наверняка поступили бы и все мы, если бы знали о таковых. – Он вперил враждебный взгляд в короля. – Мой вопрос, милорд, состоит в том, почему вы так поступили. Хотя ответ мне уже известен.

Эхо обвинительной речи графа Глостера еще не успело стихнуть, а Роберт уже не сводил глаз с короля. Он и представить не мог, что человек на троне, стоящий выше всех по своему положению, за исключением самого Господа Бога, обладающий такими привилегиями и властью, может выглядеть столь уязвимым. Но Эдуард выглядел именно таким – уязвимым и одиноким – прямая, высокая мачта, вздымающаяся в море враждебных, обвиняющих лиц. Вспомнив, что иногда нечто подобное он подмечал в поведении деда и отца, Роберт сообразил, что видит отчуждение, которое всегда сопутствует власти. Не исключено, что Комин руководствовался здравой мыслью: находиться достаточно близко от трона, чтобы контролировать его, но не настолько близко, чтобы стать объектом недовольства подданных.

– Граф Гилберт, – предостерегающе рыкнул Джон де Варенн, – я советую вам соблюдать правила приличия.

– А почему? – пожелал узнать Глостер. – Когда мой меч потребуется, чтобы вернуть герцогство обратно? И мои люди, которых я пошлю на смерть? Если бы Франция в равной мере предала всех нас, то мы все в едином порыве объединились бы вокруг нашего короля, ища отмщения и справедливости. Но нам не предоставили возможности отвергнуть условия, выдвинутые Филиппом. Как никто из нас не получил бы руку французской девственницы, которую подвесили у нас перед носом в качестве приманки. И это не мы угодили в расставленную ловушку. Так почему нас подали Филиппу на золотом блюде как пикантное угощение?

Зала взорвалась криками. Там и сям раздались голоса, одни негодующие, другие увещевающие, а Роберт смотрел на графа Глостера, чья давняя неприязнь к королю была ему хорошо известна. Глостер недавно женился на одной из дочерей монарха, что было, по меньшей мере, удивительно, учитывая его репутацию, но, вводя могущественного графа в королевскую семью и держа его при себе, Эдуард явно надеялся избежать как раз таких вот столкновений. Вспоминая, как дед отзывался о войне между королем Генрихом и Симоном де Монфором, Роберт понял, что на примере отца Эдуард хорошо усвоил, сколь опасен может быть недовольный барон.

Со своих мест поднимались и другие графы, подливая масла в огонь обвинений Глостера. Но были и такие, кто встал на защиту короля. Роберт обратил внимание на сидевшего рядом с Хэмфри де Боэном мужчину, который вступил в яростную полемику с графом Глостером. Дружелюбная манера молодого рыцаря исчезла без следа, когда он торжественно смотрел на своего соседа, чье широкое лицо настолько походило на его собственное, что Роберт без труда угадал в нем отца Хэмфри, графа Херефорда и Эссекса, констебля Англии. И Херефорд был не единственным, кто защищал Эдуарда. В зале загремел голос Энтони Бека, требующий покарать Глостера за проявление неуважения к своему королю, который потерял голову не только от страсти к молодой невесте, но и был подло обманут своим хитроумным кузеном, когда тот, подобно волку в овечьей шкуре, предложил мир, а сам нанес удар в спину. Так что их праведный гнев должен быть направлен на Францию, а не на собственного короля, бушевал епископ, воздев кверху кулак, словно читал проповедь перед конгрегацией.

Эдуард встал с трона.

– Довольно!

Его резкий голос заставил присутствующих умолкнуть; те, кто стоял на ногах, медленно, один за другим, опускались на свои места. Король выдержал долгую паузу, молча стоя в своей черной мантии, как живое олицетворение ярости и гнева. Но затем гнев его испарился, и он понурил голову.

– Граф Гилберт прав.

Дворяне недоуменно переглядывались. Многие смотрели на Глостера, который не сводил глаз с Эдуарда, и лицо его было исполнено тягостного недоверия.

Эдуард поднял глаза.

– Я поступил, как глупец, когда поверил Филиппу.

На мгновение Роберту показалось, что он подметил следы яростной внутренней борьбы на лице короля, но потом они исчезли, и на нем осталось лишь раскаяние.

– Я признаю, что брачный договор показался мне милостью небес. Большинство моих детей мертвы. У меня остался только один наследник мужского пола, а этого явно недостаточно.

Роберт вдруг понял, что согласно кивает, вспоминая короля Александра.

– Мною руководила не похоть, не вожделение, а долг перед королевством и моими подданными. Вот почему я сделал то, что сделал. Я действовал поспешно и необдуманно.

Бароны притихли. Глостер выглядел растерянным и смущенным, будучи не в силах встретить взгляд короля.

Эдуард встал с трона и сошел вниз по ступенькам помоста. На мгновение приостановившись, он вдруг опустился на колени перед скамьями. Роберт во все глаза смотрел на коленопреклоненного монарха. Волосы короля отливали сталью в свете факелов, черная мантия складками легла вокруг него на пол, и в это мгновение Эдуард выглядел более величественно, чем когда-либо ранее.

– Я молю вас о прощении. – Голос короля достиг самых дальних углов залы. – Не как ваш король, а как мужчина, грешный и несовершенный, как любой потомок Адама. – Он поднял голову. – И точно так же, как я молю вас простить мои ошибки, совершенные для блага королевства, я молю вас о помощи, дабы вернуть то, что обманом отняли у всех нас. Встаньте рядом со мной, мужи Англии, и более я не обману вашего доверия.

Со своего места поднялся граф Херефорд.

– Я последую за вами, милорд. В жизни и смерти.

Рядом с отцом вскочил на ноги Хэмфри де Боэн, высоко подняв голову, и лицо его преисполнилось гордой решимости.

Их примеру последовали все остальные, один за другим, медленно поднимаясь со своих мест и клянясь в верности Эдуарду.

– Рыцари королевства, седлайте своих боевых коней, – прогремел с помоста рокочущий бас Энтони Бека. – Доставайте мечи и копья! Мы вернем земли нашему королю!

Роберт огляделся по сторонам. Графы Норфолк, Арундель и прочие, только что обвинявшие короля, начали вставать со своих мест. Одни были искренне тронуты поразительной речью Эдуарда, другие попросту не желали оставаться в меньшинстве, продолжая сидеть. Он помедлил еще мгновение, а потом поднялся вместе со всеми. Да, разумеется, это не крестовый поход, но и война во Франции открывала перед ним массу возможностей: захваченные поместья, пленники для получения выкупа и благодарность самого короля. Когда и граф Глостер выпрямился во весь рост, мрачный, но побежденный, Роберт, стоя среди баронов Англии, ощутил прилив радостного возбуждения. Ради этого момента он тренировался, ради этого он провел долгие месяцы в Ирландии и годы в Каррике и Аннандейле. Это был его шанс заслужить славу и почет, вступив в ряды одной из самых могущественных армий христианского мира.

24

На горы опустились голубоватые сумерки. В холодной вышине сверкали звезды, бросая острые лучи на отвесные скалы и усыпанные булыжниками склоны Сноудона. В тени высоких пиков с вершины горного кряжа срывался быстрый ручей, берега которого поросли колючими кустами и низкорослыми деревьями. Вдоль ручья бежали двое мужчин, перепрыгивая с валуна на валун и по щиколотку проваливаясь в мелкую гальку, усеивавшую его берега. Вода была ледяной, и это при том, что сейчас, в конце августа, поля Гвинедда далеко внизу купались в лучах ласкового солнца. Крик ночной птицы заставил одного из мужчин поднять голову. Он приостановился на миг, переводя дыхание, не чувствуя ног, замерзших в ледяной воде. Но тут его товарищ оглянулся, и он припустил за ним, время от времени опираясь на дротик, [42]42
  Дротик – метательное копье с коротким древком.


[Закрыть]чтобы не упасть на скользких голышах.