Текст книги "Отважное сердце"

Автор книги: Робин Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 40 страниц)

– Где Айронфут? – спросил Роберт, когда наставник обнял его за талию мускулистой, сильной рукой, чтобы поддержать. Но палку юноша благоразумно не выпустил.

– Мы нашли его, когда он мирно бродил неподалеку от деревни, – задыхаясь, выпалил Томас, подбегая к ним вместе с Александром и слугами. – Мы уже давно тебя ищем. Что случилось?

– Я упал.

– Но где же ты был?

– Пойдемте, – коротко распорядился Йотр, – надо отвести его домой. Его мать, конечно, захочет, чтобы лекарь осмотрел мастера Роберта.

Всю дорогу до замка Роберт ломал голову над странными откровениями колдуньи. Он был уверен, что все это ложь, хотя и не понимал, для чего ей понадобилось врать. Разве только для того, чтобы сделать ему больно? Но ведь так делают все ведьмы? Играют с эмоциями мужчин, охотясь за их слабостями? Но все мысли об этом тут же вылетели у Роберта из головы, когда они приблизились к воротам Тернберри и увидели, какая компания втягивается в замок.

Мужчины возвращались с войны.

Роберт, пытаясь ускорить шаг, едва не плакал от боли и обиды, когда браться бросили его и побежали вперед, издавая радостные крики. Кое-кто из мужчин оглянулся; лица их были измучены и черны от солнца. Позади ехали две телеги, влекомые буйволами. Роберт облегченно выдохнул, заметив деда в самой гуще воинов. Немного впереди лорда Аннандейла ехал граф Каррик на своей белой кобыле. При виде отца на Роберта нахлынули самые противоречивые чувства, но тут его внимание привлекла одна из телег, проезжавших поблизости. Они с Йотром остановились, увидев в ней с десяток мужчин.

Взгляду Роберта предстали их окровавленные одежды и замотанные тряпками руки и ноги. Одному повязка закрывала правый глаз, а щека ниже была покрыта засохшей кровью. У другого от левой руки остался только обрубок, замотанный льняной тканью, и лицо его заливала восковая бледность. Большинство мужчин сидели, привалившись к бокам повозки, бездумно покачиваясь в такт движению. Посередине лежали еще трое, и один из воинов был накрыт одеялом с головой, так что наружу торчали только его ноги, синевато-багровые и голые. Сгрудившись в повозке, отмеченные своими уродливыми ранами, они кутались в чужие одеяла. Роберт не мог оторвать от них глаз, и Йотру пришлось чуть ли не силой увести его прочь, а он все смотрел вслед повозке, которая, громыхая, уже скрылась вместе с ранеными в воротах замка. Мальчику уже приходилось видеть изувеченные тела воров и разбойников в клетках по дороге в Аннандейл и птиц, рвущих их плоть. Но тогда в них было нечто ненастоящее. Они не были людьми, которых он знал.

8

Роберт, хромая, осторожно передвигался по комнате, стараясь не наступить на спящих братьев. Александр свернулся клубочком, лежа на боку, и в свете ночника на лице его отражалась какая-то внутренняя тревога. Томас лежал на спине, свесив одну руку с кровати, и спутанное одеяло сбилось у него в ногах. Проходя мимо Найалла, Роберт заметил, что глаза брата открыты и тот потихоньку наблюдает за ним. Приложив палец к губам, он выскользнул за дверь.

Мальчик зашагал по мрачному, тускло освещенному коридору, держась одной рукой за стену, чтобы не упасть. Неумолчный рокот моря заглушал его шаги. Так он прошел мимо комнаты, которую делили его сестры. Дальше, из небольшой комнатки, примыкавшей к спальне его родителей, доносился громкий крик. Дверь была распахнутой настежь, и в коридор падал яркий свет свечи. Роберт подкрался ближе, стараясь не обращать внимания на боль в забинтованном колене. Он увидел спину кормилицы, медленно ходившей по комнате, баюкая его сестренку Матильду, которая и стала причиной криков и плача. А потом двинулся дальше, к комнате родителей.

Снаружи он приостановился, боясь услышать голос отца, ведь, возможно, совет уже закончился. Но нет, было еще рано, и он не слышал шагов отца на лестнице. Тем не менее, за дверью царила тишина. Он толкнул дверь, отчего огоньки свечей в спальне дрогнули и пустились в пляс.

– Это ты, Роберт?

Голос матери долетел до него с кровати, изголовье которой закрывал тяжелый полог винного цвета.

– Нет, – пробормотал Роберт, зная, что она имела в виду отца.

Полог заколыхался, когда она села на постели. Мать раздвинула занавеси, волосы каскадом струились по ее плечам. Тени в комнате отразились на ее лице, наложив синяки под глазами и заполнив впадины щек. Рождение Матильды месяц тому не было легким, и его мать с тех пор практически не вставала с постели.

– У тебя что-нибудь болит? – в ее усталом голосе прозвучала тревога.

Колено у Роберта болело невыносимо, как, кстати, и рана на голове, которую ему зашил лекарь, но он не хотел, чтобы такие пустяки помешали ему узнать то, ради чего он пришел в комнату родителей.

– Нет, – ответил мальчик и, хромая, подошел ближе к кровати, будучи не в состоянии и в самом страшном сне представить, что та ужасная женщина из полуразрушенного домика в лесу осмелилась войти сюда, в эту чудесную комнату, с ее драпировками, коврами и резной мебелью. – Расскажите мне о моем рождении.

На лице матери проступило удивление, но потом она отвернулась. У Роберта сжалось сердце. Во взгляде ее читалась вина.

– К чему подобные вопросы?

– Я… – Он сбился и умолк. Тишину, заполнившую комнату, нарушил плач его маленькой сестры. – Матильда, – вдруг произнес он. – Мне вдруг стало интересно, как на свет появился я. Это было не так, как у нее?

Его мать долго смотрела на него, а потом вздохнула.

– Некоторое время мы думали, что ты так и не придешь в этот мир. – Она протянула руку и коснулась его щеки. – Но ты пришел.

Роберт отпрянул, ему не терпелось получить ответ, за которым он пришел. Мальчик решил, что изберет прямоту и откровенность.

– Сегодня я солгал. – Увидев, как мать нахмурилась, он опустил глаза, а потом принялся грызть ноготь, сломанный во время падения. – В лесу я был не один. Кое-кто нашел меня. И помог.

Теперь уже мать отпрянула от сына.

– Это была старая женщина с собаками.

Ее рука судорожно стиснула покрывала.

– Она сказала мне кое-что. – Роберт нашел взглядом глаза матери. – Она сказала, что принимала мои роды.

– Да, – пробормотала графиня.

Роберт покачал головой; ему не хотелось в это верить.

– Но она же ведьма! Как вы могли позволить ей… – Голос у него прервался. При мысли о том, что грязные руки старухи первыми коснулись его, Роберта едва не стошнило. Ему даже не пришло в голову, что в те времена она, несомненно, была моложе. В его глазах она навсегда останется сгорбленной старой каргой.

– Одни называют ее ведьмой, – негромко проговорила мать, – а другие – целительницей.

– Я полагал, что меня принимала Эда. Вы говорили мне, что она помогала при родах всех ваших детей, даже Маргарет. – Роберт заметил, как вытянулось и посуровело лицо матери при столь небрежном упоминании его сводной сестренки. Первым мужем матери был рыцарь, который погиб во время крестового похода, когда она уже была беременна. Брат по оружию этого рыцаря, сэр Роберт Брюс, вернулся из Святой земли, чтобы сообщить вдове о случившемся и о том, как они стали близки. Всего через несколько месяцев они спешно поженились, даже не испросив разрешения на брак у короля Александра, который в гневе лишил обоих принадлежащих им земель. И только благодаря заступничеству лорда Аннандейла скандал удалось замять, а отцу Роберта было позволено присоединить Каррик к своим владениям по праву женитьбы.

– Эда на самом деле принимала тебя или, по крайней мере, пыталась. Ты умирал во мне, Роберт. – Глаза матери вдруг ярко вспыхнули в пламени свечей. – Схватки продолжались слишком долго. Эффрейг в то время еще жила в деревне. Ее все хорошо знали как целительницу. Она спасла твою жизнь. И мою.

Роберт понял, что не все так просто и что многое осталось недосказанным. На языке у него теснились и другие вопросы. Почему его родители ни разу не упомянули об этом, даже после того, как Александра укусила одна из собак старухи? И почему вдруг пожилая женщина так сильно разозлилась? «И больше никогда не приходи сюда, – сказала она. – Ни сам, ни с кем-либо из твоей семьи». Роберт огляделся – в коридоре ему послышались тяжелые шаги. А вот его мать, похоже, ничего не заметила.

– Почему она ушла из деревни? – быстро спросил он. – Почему стала жить на холмах?

– Ее изгнали, – неуверенно, явно колеблясь, ответила мать. – Твой отец… – Она оборвала себя на полуслове, заслышав шаги в коридоре. Щеки ее заалели. – Роберт, немедленно возвращайся в постель, – неестественно громким голосом распорядилась она.

Услышав, как за спиной у него отворяется дверь, Роберт обернулся и наткнулся взглядом на задумчивое лицо отца.

Граф нахмурился и распахнул дверь во всю ширь:

– Пошел вон.

Роберт поднялся, чтобы уйти, и почувствовал, как прохладная рука матери накрыла его пылающую ладонь.

Она подалась вперед и бережно поцеловала его в рану над бровью.

– Больше никаких разговоров сейчас, – выдохнула она ему на ухо, пока отец стягивал с себя подбитую мехом накидку и вешал ее на деревянный столбик для одежды.

Выходя из комнаты, Роберт метнул взгляд на отца, который, усевшись на табуретку, снимал сапоги. Лицо графа в пламени свечей выглядело серым и тусклым. Интересно, что же все-таки произошло у них там, в Галлоуэе? Ему очень хотелось пойти к деду и расспросить его подробнее, но время уже было позднее и его беспокоили собственные раны и вопросы – их было намного больше, чем ответов, которые мог вместить его измученный мозг.

Марджори смотрела вслед сыну, который, прихрамывая, вышел из комнаты. Ее супруг, потирая ступни, натертые сапогами, даже не поднял головы. А ведь он может быть таким любящим! Неужели мальчик не заслужил хоть капельку отцовской любви? Граф всегда отвечал, что не желает, чтобы его будущий наследник вырос размазней и тряпкой, и что именно поэтому он не дает ему спуску, но Марджори-то знала, что в этом была не вся правда.

– В чем дело?

Сообразив, что до сих пор пристально смотрит на супруга, она выдавила улыбку.

– Я просто устала. – Она нахмурилась, заметив, как он вновь натягивает сапоги. – Разве ты не ложишься?

– Одну минутку, – сказала он, подходя к ней.

Марджори откинула голову на подушку. Она закрыла глаза, когда он поцеловал ее. Она не просто устала, она была измучена до предела. Роды отняли у нее последние силы молодости. Выносить десятерых детей – нелегкий труд для любой женщины.

– Тебе нужно отдохнуть.

Она услышала, как скрипнула кровать, когда он встал. Походив по комнате, граф открыл ларец и налил себе бокал вина. Женщина начала медленно проваливаться в сон, ощущая знакомое присутствие мужа, столь успокоительное после нескольких месяцев отсутствия. Немного погодя она расслышала быстрый стук в дверь. Марджори проснулась, боясь, что это вернулся Роберт со своими неудобными вопросами. Мальчик и представить себе не мог, как разозлится его отец, если узнает, что сын побывал в доме старой Эффрейг. Но это был не ее сын, а один из приближенных супруга. Она смотрела, как муж вручил ему кошелек. В другой руке граф сжимал свиток пергамента.

– Здесь достаточно, чтобы доплыть до Франции и вернуться. Будь осторожен.

– Не волнуйтесь, милорд, – ответил мужчина, принял свиток и сунул его в мешочек на поясе рядом с мечом. – Я благополучно доставлю его в Гасконь.

– Передай в руки королю Эдуарду. Не хочу, чтобы послание прочел какой-нибудь слуга.

Мужчина поклонился и вышел, унося пергамент с собой. Когда супруг закрыл за ним дверь, графиня вновь смежила веки. Спустя мгновение она вновь услышала скрип кровати, принимавшей на себя знакомый вес. Но теперь звук уже не казался ей таким успокаивающим.

9

Роберт торопливо шагал по лесу, накинув на голову капюшон – шел дождь, и с листьев срывались крупные капли. Шорох ветвей заглушал даже неумолчный рокот волн на пляже Тернберри. В этом году первые осенние штормы начались необычно рано. Только на прошлой неделе жители Каррика трудились под голубыми небесами, собирая последний урожай. Промедли они несколько дней, и сейчас овес и ячмень уже тонули бы на залитых водой полях. Пришло время перегонять вниз с высокогорных пастбищ стада овец. Тех, кого нельзя будет прокормить долгими зимними месяцами, придется забить на мясо. Работы было непочатый край, требовалась каждая пара рук, и люди, которых Брюсы потеряли во время нападения на Галлоуэй, сейчас пришлись бы очень и очень кстати.

Роберт упрямо втыкал клюку во влажную землю, с каждым шагом все дальше углубляясь в неприветливый лес. Он чувствовал себя глупо оттого, что решил воспользоваться палкой как предлогом, чтобы вернуться, но ничего более умного придумать не смог. Хотя размышлял о том, что случилось, все прошедшие недели.

Важность побед, одержанных при захвате замков Вигтаун, Дамфриз и Бьюитл, поблекла перед быстро распространившимся по всему королевству известием о том, что королева беременна. Роберта не пригласили ни на один совет, состоявшийся после возврата с войны, но, судя по долетавшим до него обрывкам разговоров, его дед решил уйти из Галлоуэя, оставив в каждом замке небольшой гарнизон до тех пор, пока королева не родит и амбиции Комина и Баллиола не угаснут. Решение оставить завоеванные земли привело его отца в ярость, и, когда Брюс вернулся со своими рыцарями в Аннандейл две недели тому, он почти не разговаривал с дедом и отношения между ними стали натянутыми. Но, несмотря на разлад в семье, Роберта занимали собственные мысли, и сегодня, впервые за все время сбора урожая, он смог улизнуть из замка незамеченным.

Деревья впереди поредели и расступились, и он увидел хижину под горой. Большие лужи образовались у корней гигантского дуба, листья которого переоделись в красно-коричневые и золотистые цвета. Последнее дыхание умирающего лета. Свиньи сгрудились в углу своего загона, прячась от непогоды под свесом крыши. К ним присоединились три прекрасные рыжие телки. Раздумывая о том, откуда у пожилой женщины взялись деньги на покупку столь славных животных, Роберт стал спускаться по скользкому откосу, время от времени опираясь на клюку, чтобы не упасть.

Когда он подошел к дверям, его встретил яростный лай. Из-за угла дома, с рычанием и оскалив зубы, вывернулась пара черных псов. Подавив нестерпимое желание броситься прочь, Роберт остался на месте. Гончие замедлили бег и припали к земле, опустив морды. Роберт протянул к ним свободную руку открытой ладонью вверх, как делал с охотничьими собаками деда. С кончика носа у него то и дело срывались дождевые капли. Та псина, что была крупнее, с ворчанием приблизилась. Задрав морду, она ткнулась носом в его раскрытую ладонь. Роберт даже рассмеялся от облегчения, когда ее розовый и влажный язык облизал ему руку. Дверь хижины распахнулась, с грохотом ударившись о стену, и на пороге появилась старуха. Собаки припустили по лужам обратно к ней.

– Я же говорила, чтобы ты больше не приходил сюда. – Голос ее, заглушивший шум дождя, прозвучал громко и властно.

Роберт шагнул вперед, протягивая ей палку.

– Я хотел вернуть вот это. – Не успели слова сорваться у него с губ, как он сам понял, сколь жалкой и нелепой ложью они прозвучали. Презрительная усмешка, скользнувшая по лицу пожилой женщины, подтвердила его догадку. Когда она повернулась, чтобы закрыть дверь, он поспешно добавил: – И повидать Бригитту.

Женщина приостановилась, и на лице ее досада соединилась с насмешливым весельем. И то, и другое раздражало его.

– Она ушла, мальчик.

– Ушла?

– В Эйршир. Приглянулась кузнецу. – Эффрейг кивнула на палку. – Прислони ее к стене, – сказала она, закрывая дверь.

Роберт уставился на дряхлую деревянную преграду. В груди у него поднималась волна гнева, подогреваемая унижением и разочарованием. Вплоть до последнего момента он не осознавал, что его последние слова были правдой: ему хотелось еще раз повидаться со странной девчонкой. Сжав руку в кулак, он забарабанил в дверь. Та отворилась.

– Почему ты позволила ей уйти?

На губах женщины расцвела жестокая улыбка.

– Если бы я знала о том, что ею заинтересуется наследник графа, то, конечно же, согласилась бы подождать. Быть может, я сумела бы выручить за девчонку нечто большее, чем три коровы!

Роберт почувствовал глубокое отвращение, когда губы старухи раздвинулись в улыбке, обнажая желтые зубы. Швырнув палку на землю, он развернулся, чтобы уйти. Но вдруг, ощутив в себе неожиданную силу, резко развернулся.

– Когда я стану графом, то позабочусь, чтобы твое изгнание продолжалось и дальше. Ты больше никогда не войдешь в Тернберри.

Ее презрительный смех смолк.

– Как ты похож на своего отца, – пробормотала она. – Ни за что бы не поверила, что у великого лорда Аннандейла могут родиться два таких ничтожества, но вот ты стоишь передо мной, живое свидетельство увядания могущественного рода. – Голос ее упал почти до шепота. – Позор. Какой позор!

На щеках Роберта вспыхнул жаркий румянец.

– Да как ты смеешь! Ты даже не знаешьмоего деда!

Старуха ткнула костлявым пальцем куда-то в вершину дуба.

Обернувшись, Роберт увидел одну из клеток, раскачивающуюся на ветру. В прошлый раз, будучи здесь, когда деревья укрывались пышной зеленью, он не заметил ее. Клетка казалась более старой, чем остальные. Ее каркас из веточек выглядел хрупким и потрепанным непогодой. Внутри лежала тонкая веревка, набухшая и потемневшая от дождя. Она была свернута в петлю.

– Что это? – пожелал узнать юноша, вновь поворачиваясь к ведьме. Но старуха уже скрылась в доме. Дверь, однако же, осталась открытой. Роберт заколебался, но любопытство пересилило гнев, и он шагнул вперед, через порог. – Какое это имеет отношение к моему деду?

Эффрейг помешивала палкой угли в очаге. Вокруг нее вихрем роились искры. Она не ответила.

– Что это за дерево? – настаивал он.

– Дуб, – коротко ответила она.

– Я имею в виду те…

– Я знаю, что ты имеешь в виду. – Эффрейг выпрямилась и развернулась к нему лицом. Она смотрела на него из полумрака, в шуме барабанящего по крыше дождя. – Закрой дверь. Ты выпускаешь все тепло наружу.

Роберт повиновался. Откинув с головы насквозь промокший капюшон, он вдруг заметил, что с его накидки и сапог на полу натекли грязные лужи. Но пожилая женщина, кажется, не обратила на это никакого внимания. Она придвинула к себе табуретку и уселась на нее, сгорбившись, у самого огня, глядя неподвижным взором в самое пламя. Волосы рассыпались у нее по плечам, укрывая ее, словно шалью. Гончие простерлись у ее ног, положив умные морды на огромные лапы, и бока их в такт дыханию поднимались и опадали в янтарном свечении углей.

– Судьбы.

Роберт покачал головой, не понимая того, что только что услышал, и ожидая продолжения.

– Когда женщины и мужчины желают чего-нибудь, они приходят ко мне. Я вплетаю их желания в их судьбы. Использую силу дуба, чтобы они сбылись.

– Им следует идти в церковь и молиться. Просить у Господа благословения, – возразил Роберт, заинтригованный ее откровенностью, но при этом чувствующий неловкость. Он знал, как называется то, на что она намекает, – это было слово еще более сильное, чем колдовство. Ересь. – Только Господь в силах сделать так, чтобы будущее сбылось, и решить судьбу человека.

Колдунья устремила на него сверкающий взгляд.

– Есть такие молитвы, которые нельзя услышать. И исполнить. Не этим Богом, во всяком случае.

Роберт ощутил укол страха, но шагнул ближе к огню, забыв о своей промокшей одежде.

– Другого нет.

– Что тебе известно о земле под ногами? – Голос старухи вновь обрел резкость и властность. – Или о давнем прошлом?

Роберт вдруг вспомнил учителя, который снова и снова заставлял его писать имена королей Шотландии, от Кеннета мак Альпина и Малкольма Канмора до Александра, пока он, наконец, не запомнил их.

– Моя мать унаследовала графство от своего отца, Найалла Каррика, а от своей матери – наши земли в Антриме. Когда мой отец вернулся из Святой Земли, он…

– Ты что же, думаешь, что история начинается с твоей семьи? – прервала его колдунья. – Нет, мальчик. Что ты знаешь об этих островах? – Она широким жестом простерла руки в стороны. – Шотландии, Англии, Ирландии, старых королевствах Уэльса?

Перед внутренним взором Роберта поплыли неясные образы, и он снова услышал голос своего учителя, описывающего приход римлян, великих мужей древнего мира, со своими огромными армиями прошедшими через всю Британию, неся смерть язычникам, которые восстали против них. О саксах, светловолосых, одетых в меха и шкуры, которые оттеснили бриттов обратно к диким холмам Уэльса и Корнуолла, отвоевав у тех землю, которая впоследствии стала называться Англией. А потом были норманны под знаменами Завоевателя. [22]22
  Имеется в виду Вильгельм I Завоеватель (1027/1028—1087) – герцог Нормандии (с 1035 г.) и король Англии (с 1066 г.), организатор и руководитель нормандского завоевания Англии.


[Закрыть]Голос его учителя всегда менялся в этот миг, становясь мягче и утонченнее. И, только выслушав самые разные истории, которые рассказывали ему в Ирландии, Роберт сообразил, что его наставник, скорее всего, слегка приукрашивал легенду о приходе Завоевателя в угоду своему ученику, потомку норманнского лорда Адама де Брюса. Голос его учителя затих, но ему на смену пришел суровый и мрачный тон деда, повествующий о битве против скандинавов при Ларгсе, [23]23
  Битва при Ларгсе (2 октября 1263 г.) – одно из важнейших сражений в истории раннесредневековой Шотландии между королем Норвегии Хоконом IV и шотландскими войсками.


[Закрыть]приплывших на кораблях, украшенных драконьими головами, которая произошла каких-нибудь два десятка лет тому. Ну и, разумеется, о святых, Колумбе и Ниниане, Эндрю и Маргарет. Образы и имена теснились в памяти, но их было слишком много, чтобы Роберт знал, с чего начать. В конце концов, он лишь пожал плечами вместо ответа.

Эффрейг негромко присвистнула, отчего одна из собак приподняла голову и залаяла. Она пнула ее ногой, и та обиженно заскулила и затихла.

– Ладно. Сначала были римляне, – со вздохом заключил Роберт, – потом саксы, потом норманны. Я знаю о них.

Эффрейг посмотрела на него.

– А разве христианскому Богу поклонялись в своих храмах римляне с их жертвоприношениями?

– Они были язычниками, – признал Роберт, – вплоть до Константина. [24]24
  Флавий Валерий Аврелий Константин (272–337) – римский император. В 323 г. стал единственным полновластным правителем римского государства, христианство сделал господствующей религией, в 330 г. перенес столицу государства в Византий (Константинополь), организовал новое государственное устройство. Константин почитается рядом христианских церквей как святой (Святой Равноапостольный царь Константин).


[Закрыть]

– А жители востока? Что ты знаешь об их божествах? Как насчет Одина и Фригг? [25]25
  Один – верховный бог в германо-скандинавской мифологии, Фригг – его жена, покровительница любви, брака, домашнего очага и деторождения.


[Закрыть]

– Саксы тоже стали христианами, – парировал юноша.

– А твои ирландские предки со стороны матери, что ты знаешь об их богах? А боги Британии? Луг и Дагда? Рианнон и Бел? [26]26
  Дагда (в буквальном переводе «Хороший бог»). Луг («Сияющий»), Рианнон и Бел – божества ирландской мифологии.


[Закрыть]– Она продолжала, не давая Роберту ответить. – А ведь были и другие боги, мальчик.

– Но все они – фальшивые боги старого мира. Им сейчас больше никто не поклоняется.

– В самом деле? А кого призывают женщины облегчить боли во время родов? Ты ведь наверняка слышал молитвы своей матери.

– Святую Брайд, – не раздумывая, ответил Роберт. – Христианскую святую.

– Когда-то она звалась Бригантией, богиней деторождения и весны. – Эффрейг наклонилась, взяла очередное полено и подкинула его в огонь. – Священники делают вид, что забыли об этом.

Языки пламени осветили лицо колдуньи, и юноша вдруг понял, что она не настолько стара, как кажется, и что она, пожалуй, всего на несколько лет старше его матери. Под слоем пота и грязи ему почудилось в ее лице нечто поразительное, какой-то намек на Бригитту, однако в нем преобладали камень, кость и железная твердость. Ему стало интересно, откуда она столько знает, но потом мальчик вспомнил о книгах, которые так поразили его во время первого посещения. Роберт украдкой взглянул на них, едва видимых за границей круга света, а потом задал вопрос, ответа на который пока так и не получил.

– Почему ты показала туда – на клетку на дереве, когда я спросил тебя о деде?

– Ты наверняка слышал о Святом Малахии. – Эффрейг вновь рассмеялась, когда Роберт перекрестился, только теперь в ее смехе звучало уважение. – Да, этот святой наложил на вашу семью сильное проклятие. Настолько сильное, что река вышла из берегов у Аннана и смыла тамошний замок. Настолько сильное, что оно до сих пор тенью висит над семейством Брюсов, а ведь прошло уже более ста лет, как Малахия произнес его.

Роберт молча кивнул. Он знал о проклятии с самого детства, задолго до того, как наставник принялся обучать его истории Шотландии. В прошлом веке Малахия, архиепископ Армага, проезжал через Аннандейл по пути в Рим. Остановившись в замке Аннан, который принадлежал одному из предков Роберта, архиепископ узнал, что вскоре должен быть казнен один человек, обвиненный семейством Брюсов в воровстве. Малахия умолял пощадить вора, и лорд пообещал исполнить его просьбу. Но на следующий день архиепископ увидел осужденного болтающимся на виселице. Именно гневному проклятию, которое Малахия обрушил на семейство Брюсов, приписывают последующее разрушение их крепости и все беды и несчастья. Роберт собственными глазами видел развалины замка предков в Аннане и знал жуткую историю о том, как река вышла из берегов. Теперь он вполне понимал, почему веревка внутри плетеной клетки была завязана узлом висельника.

Эффрейг заговорила вновь:

– Возвращаясь домой из Святой Земли, твой дед поставил свечи в усыпальнице святого. Но несколько лет тому пришел ко мне. Полагая, что его молитвы не были услышаны, он просил меня снять проклятие. Он хотел, чтобы его семья наконец-то освободилась от него.

Роберт подметил, как на лице пожилой женщины появилось какое-то странное выражение, любви и тоски, может быть, но мысли об этом мгновенно вылетели у него из головы. Он был оглушен поразительной новостью о том, что его дед обратился к ведьме с просьбой составить для него заклинание. И вновь любопытство пересилило:

– И когда же оно будет снято?

Эффрейг покачала головой:

– Этого я не могу сказать. Дуб должен сделать свое дело. И тогда – и только тогда – паутина упадет на землю.

Роберт тут же подумал, а нельзя ли ее просто срезать, если ее падение значит так много, но потом решил, что она скажет, будто так не считается. Но было и еще кое-что, чего он не понимал. В день, когда Александра укусила собака, его отец строго-настрого запретил брату приближаться к дому колдуньи. Тогда Роберт решил, что все дело в собаках, а не в самой женщине, поскольку граф всегда презирал любые суеверия. Но, поскольку мать намекнула, что своим изгнанием целительница обязана его отцу, мальчик вдруг заподозрил, что за отцовским приказом скрывается кое-что еще.

– Почему тебя изгнали из Тернберри?

В мгновение ока она замкнулась и отстранилась от него.

– Тебе пора идти, – сказала старая женщина, вставая и подходя к полке, на которой делала компресс для его колена.

Но Роберт слишком близко подошел к тому, чтобы получить ответы на вопросы, долго мучившие его, чтобы сдаться вот так просто.

– Скажи мне. Я хочу знать.

– Я сказала – уходи. – Одной рукой женщина схватила связку корешков, а другой – нож, и повернулась к нему спиной.

– Я могу спросить отца.

Она резко обернулась, и в руке ее сверкнуло лезвие. Роберт даже попятился при виде ярости, горевшей у нее в глазах. На секунду ему даже показалось, что сейчас она набросится на него. Но тут выражение лица женщины изменилось, и каменная твердость сменилась усталостью прожитых лет. Она медленно опустила нож, хотя рука ее дрожала.

– Однажды я сплела для твоего отца его судьбу.

Роберт уставился на нее, не веря своим ушам. Новость о его деде стала для него настоящим потрясением, но он и представить себе не мог, что и отец мог обратиться к злобной старухе с просьбой предсказать ему будущее. Сама мысль об этом показалась ему настолько нелепой, что он едва не рассмеялся. Роберт вспомнил, как издевательски-насмешливо относился отец к жарким молитвам деда в усыпальнице Святого Малахии в попытке снять древнее проклятие, как потешался над россказнями местных фермеров о том, что в лесу, дескать, живут демоны. Он даже хмурился и требовал тишины, когда Роберт заговаривал о Финне мак Кумале и других ирландских героях, о которых он узнал от приемных родителей.

– Я повесила ее на дуб для него, – бормотала Эффрейг, – но потом случилось кое-что. Один из его людей… – Нахмурившись, она опустила взгляд на нож, который по-прежнему сжимала в опущенной руке. – Я обратилась к нему в этом деле, обратилась за справедливостью. Он отказал мне. – Женщина с вызовом вскинула голову и встретила взгляд Роберта. – И тогда я разорвала его судьбу, а куски ее разбросала снаружи у стен замка.

Несмотря на весь свой скептицизм, Роберт почувствовал, как по коже у него пробежали мурашки.

Эффрейг отошла на несколько шагов и положила нож на полку.

– После этого он изгнал меня из деревни. Я знаю, он хотел вообще изгнать меня из Каррика, но твоя мать не дала ему этого сделать, потому что я спасла жизнь ее первенца. Тебя, – по-прежнему не оборачиваясь, закончила она.

В очаге громко треснуло полено, рассыпая вокруг искры, но Роберт не сводил глаз со старой женщины.

– Какой была судьба моего отца?

После долгой паузы Эффрейг все-таки ответила:

– Стать королем Шотландии.

В душной комнате находились шестеро мужчин, вдыхая запах пота друг друга. Слуги завалили камин дровами, чтобы обогреть весь дворец. Спальня с ее единственной обитательницей находилась чуть дальше по коридору, однако недостаточно далеко, чтобы мужчины не слышали доносящихся из нее криков. В промежутках между животными стонами до них доносились женские голоса, взволнованные и громкие. Время от времени крик переходил в жалобный стон, и тогда голоса женщин понижались, становясь неразборчивыми. В такие мгновения мужчины, и без того крайне неразговорчивые, замолкали совершенно, напрягая слух, чтобы уловить следующий вскрик. Так продолжалось вот уже несколько часов, и напряжение нарастало вместе с духотой.

Джеймс Стюарт привалился рядом с дверью к стене, каменная прохлада которой несла благословенное облегчение. Толстые шторы закрывали окна, из-за которых доносился слабый шум дождя. Ему вдруг захотелось узнать, который час, но он подавил желание подойти к окну и раздвинуть занавеси. Должно быть, рассвет уже почти наступил. Джеймс пошевелился, перенося вес с одной ноги на другую. В комнате было всего два стула, и оба были заняты – Темным Комином, графом Бучаном, и обрюзгшим графом Файфом, который по наследственному праву мог короновать нового государя. Сенешаль бросил взгляд на епископа Сент-Эндрюсского, молившегося у камина, и подивился тому, откуда у хрупкого и тщедушного старика взялись силы простоять на коленях столько времени. На мгновение обзор ему закрыла массивная и коренастая фигура Роберта Вишарта. Когда епископ Глазго шагнул мимо, взгляд Джеймса встретился со взглядом Джона Комина, стоявшего у окна.

Лорд Баденох смотрел на него, и в его темных глазах читался вызов. Джеймс встретил его взгляд, всей кожей буквально ощущая исходившую от соперника враждебность. Они вдвоем никогда не отличались излишней доверчивостью друг к другу, лишь в случае крайней необходимости заговаривая при дворе, но вражда, которую питал к нему Джон Комин, лишь усилилась после нападения Брюсов на Галлоуэй. У Джеймса сложилось впечатление, что лорд Баденох каким-то непостижимым образом знает о его причастности ко вторжению. Что ж, теперь это не имело никакого значения. Не пройдет и нескольких часов, как попытки Комина возвести своего шурина на трон будут пресечены раз и навсегда.