Текст книги "Отважное сердце"

Автор книги: Робин Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 40 страниц)

Ульф, застыв, словно изваяние, под факелом, не видел, как на другом берегу какой-то мужчина потянул из колчана стрелу, не видел, как он наложил ее на тетиву, не видел, как он прицелился и выстрелил. Стрела мелькнула в темноте и пропала, невидимая до самого последнего момента, когда Ульф, поворачиваясь к сторожевой башне, на которой висел колокол, краем глаза уловил какое-то смазанное движение. Но было уже слишком поздно. Старого стражника отбросило назад, когда стрела пронзила его навылет, пробив его кожаный дублет. Он даже не успел вскрикнуть, когда чудовищная сила сжала ему сердце, отбирая дыхание. За решеткой медленно, вздрагивая от усилий, поднимался мост, но нападавшие уже запрыгивали на доски, и под их тяжестью он стал медленно опускаться.

– Ульф! Ради Христа! – закричал Хью, изо всех сил налегая на лебедку. – Колокол! – Услышав в ответ лишь топот бегущих ног, он оставил Саймона висеть на рычаге лебедки и выбежал наружу, но тут же отпрянул, когда в опасной близости от него просвистела стрела. Ульф неподвижно лежал на земле в нескольких футах поодаль. Хью бессильно выругался и присел, осторожно выглядывая из-за угла. Там, впереди, виднелась целая толпа мужчин, которые что-то кричали. Уэльсцам был разрешен доступ в Карнарфон только днем, когда они приходили в город торговать. Их согнали с насиженных мест, а дома разрушили, когда на их месте король Эдуард приказал заложить новый город, и бревна, из которых были сложены хижины местных жителей, пошли на строительство лесов. Хью не понимал их языка. Здесь, в английском городе, в самом сердце Уэльса, ему это было не нужно.

Тем временем, на мост карабкались все новые и новые воины. С него на илистый берег, тянущийся вдоль куртины, [44]44
  Куртина – участок крепостной стены между двумя башнями или бастионами.


[Закрыть]кто-то сбросил лестницу. До слуха Хью донесся плеск, когда мужчины полезли с моста вниз, разбрызгивая грязь. У лебедки надрывался в одиночестве Саймон, криком призывая его на помощь. Но все было бесполезно. Теперь им уже ни за что не поднять мост. Последняя надежда заключалась в том, чтобы поднять тревогу, предупредив остатки гарнизона о нападении. Хью с трудом заставил себя вернуться в комнату.

– Брось ее, – велел он Саймону. – Их слишком много. Ульф мертв.

Саймон еще мгновение налегал на лебедку, а затем отпустил рычаг, и канат со свистом стал разматываться обратно. Он смотрел, как Хью повесил на руку щит.

– Что ты собираешься делать?

– Мне нужно добраться до колокола.

Хью приостановился в дверном проеме, глядя на залитое светом факелов небольшое пространство внутреннего дворика, отделяющее его от сторожевой башни. Пригнувшись и прикрыв щитом левую сторону тела и голову, он сделал глубокий вдох, запрещая себе смотреть на неподвижно простертое тело Ульфа, неловко подвернувшего сломанную ногу. Хью пробормотал молитву, а потом что было сил припустил по открытому пространству между двумя башнями. Невнятный гул голосов за решеткой разорвал громкий крик, и мгновением позже он ощутил резкий удар в левую руку, когда что-то ударилось о щит. От неожиданности Хью споткнулся и потерял равновесие, и в этот миг что-то клюнуло его в левую икру, вызвав острый приступ жгучей боли. Он с криком упал, и еще одна стрела пробила ему левое бедро. Слезящимися от боли глазами поверх края щита он видел, как с моста на берег один за другим перепрыгивают люди. В их гуще он смутно разглядел воина, широкоплечего и черноволосого, в подбитой мехом накидке. В руках он держал огромный молот, а на голове его сидел узкий обруч из поцарапанного и местами помятого золота. Он походил на героя древних легенд, пришедшего из далекого и темного прошлого. Хью почувствовал, как кто-то схватил его под мышки и, повернув голову, увидел склонившегося над ним Саймона. Вокруг них засвистели стрелы, когда приятель втащил его под прикрытие башни.

Хью заскрипел зубами и откинул голову на каменный пол комнаты с лебедкой. Его сотрясала крупная дрожь, на теле выступил пот, и он замерзал, если не считать жгучей боли в икре и бедре.

– Наверх, – прошипел он сквозь стиснутые зубы. – Предупреди… замок.

Саймон заколебался, глядя на него, но потом исчез на ступеньках, ведущих на смотровую площадку башни. Тяжело дыша, Хью слушал, как удаляются и замирают его шаги. Совсем рядом раздавались глухие удары молотов о камень. Ему показалось, что рабочие части инструментов были обернуты тряпками, чтобы приглушить звук.

Добежав до караульного помещения, Саймон остановился, дико озираясь по сторонам. Он должен предупредить гарнизон замка, но как? Он мог крикнуть, но вряд ли кто-нибудь услышит его. Его взгляд упал на огонь в очаге. Стражник подошел ближе, тупо глядя на яркие языки пламени, а потом вдруг заметил палку Ульфа, прислоненную к стене. Дрожащими руками расстегнув пояс, он скинул свой дублет, утепленный соломой, а потом стянул через голову нижнюю рубаху. Схватив палку Ульфа, он обмотал ее рубахой, а потом разорвал дублет. Присев на корточки у костра и чувствуя, как волна жара лизнула его голую грудь, он принялся запихивать солому и сучья в складки рубахи. Когда он сунул конец палки в огонь, тот моментально занялся ярким, желтым пламенем. Саймон выпрямился и побежал на смотровую площадку, ругаясь сквозь зубы, когда встречный ветер раздул огонь, швыряя ему в лицо горячие искры. Добравшись до самого верха, он присел и, стараясь не высовываться из-за парапета, принялся размахивать импровизированным факелом, который разгорелся ярким пламенем, осыпая голые плечи и грудь стражника искрами и пеплом.

26

Во внутреннем дворе Тауэра, на пятачке земли у фруктовых садов, собралась группа молодых людей с лошадьми. Они кутались в зимние накидки, высокие сапоги были заляпаны грязью, а лица покраснели от холода. У некоторых на перчатках сидели ловчие птицы, среди которых были пятнистые балабаны из Святой Земли, а оруженосцы держали на привязи дымчатых средиземноморских соколов. Среди мужчин бродили девушки с запачканными грязью подолами платьев. Ветер трепал полы их мантий и разносил по двору ярко-красные и оранжевые сухие листья, которые слуги безуспешно пытались сгрести в кучу в саду. Над Лондоном нависло низкое свинцовое небо, грозя пролиться скорым дождем.

Из глубины сентябрьских небес пришла осень. Сильный ветер принес с собой дожди, в которых утонули графства Англии. Темза вышла из берегов, затопив несколько скотобоен и наводнив улицы кровавой требухой. Рабочие в Тауэре спешно заделывали течь в спальне короля, и дождевая вода погубила один из ковров, принадлежащих Элеоноре. Но испорченный ковер сейчас занимал Эдуарда меньше всего, потому как шторма обрушились на южное побережье в то самое время, как первая половина его флота отплыла в Гасконь. Предательский ветер загнал добрую половину кораблей обратно в гавань Портсмута, а остальных вынудил искать укрытия в Плимуте. Впрочем, дурная погода была не единственной причиной, помешавшей Эдуарду немедленно выступить против своего вероломного французского кузена. После весенней сессии парламента король обратился к церкви с просьбой о выделении средств на ведение военной кампании, но обнаружил, что ради такого дела клирики не горят желанием открывать ему свои денежные сундуки. Когда же Эдуард пригрозил объявить их вне закона, настоятель Собора Святого Павла отступил перед лицом его яростных требований, но можно было не сомневаться в том, что вынужденная задержка позволила Филиппу укрепить свои позиции в Гаскони.

Роберт, поправляющий стремя, оглянулся, заслышав взрыв звонкого смеха. Позади него стояли две девицы, наблюдая за тем, как слуга гоняется с метлой за разлетающимися листьями. Одна из них, совсем еще ребенок, надела серо-голубое платье, а поверх накинула мантию, подбитую мехом горностая, изящно обвивавшим ее точеную шейку. Элизабет, младшая дочь короля, унаследовала от отца длинные ноги, а от матери – темные волосы, пряди которых выбились из-под капюшона, закрывая ей лицо. Пока Роберт смотрел на нее, она нетерпеливо заправила непослушный локон за ухо и наклонилась к девушке постарше, Елене, молочно-белая кожа которой с яркими пятнами румянца на щеках составляла соблазнительный контраст с блестящими волосами цвета червонного золота. На ее руке в перчатке сидел дербник, мелкий сокол, похожий на кречета, перья которого встопорщил налетевший ветер. Девушка с огненно-рыжими волосами, дочь графа Уорика, была сосватана в жены высокопоставленному рыцарю из ближайшего окружения короля, но Роберт вот уже некоторое время не мог отвести от нее глаз при встрече, несмотря на предостережения Хэмфри. Уголком глаза он заметил, что на него смотрит другой молодой человек. Стройный и мускулистый рыжеволосый рыцарь с мрачным выражением лица, Ги де Бошам, наследник Уорика, приходился Елене братом. Роберт отвернулся к своему коню и принялся укорачивать стремя.

– Вы готовы, сэр Роберт? – окликнул его Хэмфри, направляясь к нему. Высокий рыцарь держал в руке бурдюк с вином. Взмахом руки он обвел грязную площадку, на которой торчали два столба. Между ними была натянута веревка, и с нее свисало тонкое железное кольцо, невидимое с такого расстояния. – Помните, у вас всего две попытки.

Роберт вернул приятелю самоуверенную улыбку.

– Мне потребуется на одну меньше, чем вам, сэр Хэмфри.

Хэмфри, дважды промахнувшийся копьем по кольцу, встретил насмешку прищуренным взглядом, а остальные рыцари расхохотались.

Эдвард, стоя в окружении других оруженосцев, хлопнул Роберта по спине, когда тот вдел ногу в стремя.

– Покажи этим южанам, из чего сделаны настоящие скотты, братишка, – пробормотал он.

Роберт поднялся в седло и подобрал поводья, а Нес подошел к ним, подтягивая подпругу. Конь, замечательный чалый жеребец по имени Хантер, был одним из самых быстроногих и послушных животных, которые когда-либо были у Роберта, и ездить на нем верхом было одно удовольствие. Но скакун обошелся ему в кругленькую сумму, поскольку лошади кровей Хантера стоили совсем недешево, и те шестьдесят марок, которые он отдал лошаднику, были для него весьма и весьма значительной суммой. Но Роберт убедил себя в том, что ему позарез нужна подходящая лошадь для войны во Франции и что коротконогие мощные жеребцы и иноходцы, которых они привезли с собой из конюшен деда, выглядят беспородными кобылами рядом с сильными и крупными французскими и испанскими скакунами английских рыцарей. Затем Роберту пришлось еще глубже запустить руку в свой кошелек, чтобы приобрести новую одежду для себя и брата, более соответствующую лондонской моде. Вскоре после весенней сессии парламента он удостоился первой аудиенции у короля, который благосклонно отнесся к его просьбе принять его под свои знамена, чтобы послужить монарху на войне, как это сделали дед и отец до него. После столь знаменательного события Роберт обнаружил, что его стали регулярно приглашать на всевозможные советы и празднества с участием короля. Вращаясь в высших сферах королевского двора, он счел нелишним сблизиться и с остальными баронами.

Нес передал Роберту копье, которое он принял затянутой в перчатку рукой. Мягкая кожа до сих пор оставалась гладкой от малого употребления, и ему пришлось крепче стиснуть древко, чтобы оно не выскользнуло из захвата.

– Подождите, сэр Роберт! – донесся из толпы девичий голос.

Роберт обернулся и увидел принцессу Элизабет, которую он ласково называл Бесс, размахивавшую белым платочком. Судя по виду материи, скорее всего, она была оторвана от вуали. Он смотрел, как принцесса с едва заметной улыбкой скомкала ткань и сунула ее в руку Елене. Щеки девушки окрасил жаркий румянец, и она одарила принцессу гневным взглядом, но все-таки вышла из толпы, хотя и с большой неохотой. Роберт ощутил некоторое стеснение в груди, когда она протянула ему платочек и он встретился с нею взглядом. Сокол на ее перчатке раскрыл крылья в ожидании полета, когда Роберт наклонился с седла, чтобы принять дар, а Бесс весело захлопала в ладоши. Пальцы его соприкоснулись с пальцами Елены, когда он брал скомканный шелк, и молодой человек от всей души пожалел о том, что на нем перчатки. Она быстро отошла назад, в толпу, склонив голову, а Роберт повязал трепещущую полоску материи на кончик своего копья, не обращая никакого внимания на яростный взгляд, который, как он прекрасно знал, метнул на него Ги де Бошам. Вновь выпрямившись в седле, Роберт развернулся лицом к далеким шестам и вонзил каблуки в бока Хантера.

Слуги в саду побросали метлы, чтобы посмотреть, как Роберт рысью помчался по арене, приподняв копье кверху, прежде чем опустить его, переведя лошадь в галоп. Из-под копыт на его новые сапоги летели комья грязи. Железное кольцо быстро приближалось, и он сосредоточился. Роберт крепче стиснул копье, мягкая кожа перчаток скользила по древку, а впереди на ветру трепетал клочок шелковой материи. Перед его внутренним взором всплыло лицо Елены, вот она поднимает руку, и рукав ее накидки скользит вниз, обнажая кожу. Видение промелькнуло и исчезло, но этого оказалось достаточно, чтобы отвлечь его. Он нанес удар на мгновение раньше, чем следовало. Острие копья лишь оцарапало кольцо, не войдя в него. Оставив железный кружок бешено раскачиваться на веревке, Роберт промчался мимо, ругаясь сквозь стиснутые зубы. Придерживая стремительный бег Хантера, он описал широкий полукруг по истоптанному копытами полю, возвращаясь к компании молодых рыцарей и девушек.

Хэмфри приподнял бурдюк с вином, салютуя ему.

– Осталась всего одна попытка! – возвестил он, смеясь, когда Роберт подъехал к нему.

– Держу пари, со второго раза он попадет в цель, – заявил Эдвард, поворачиваясь к молодому рыцарю, и в глазах его блеснул вызов.

Хэмфри добродушно рассмеялся и отрицательно покачал головой, но тут Генри Перси, внук графа Суррея, согласно кивнул Эдварду.

– Принимаю ваше предложение, – с ленивой улыбкой заявил коренастый, светловолосый лорд. На запястье у него сидел великолепный сарыч, вцепившись когтями в толстую кожу перчатки. Генри жестом указал на Роберта, который как раз остановил Хантера. – Десять фунтов на то, что он не попадет в кольцо.

Роберт метнул на брата быстрый взгляд и незаметно покачал головой. Являясь, в отсутствие отца, лордом и господином своих английских поместий, он призвал к себе на службу троих рыцарей и пятерых оруженосцев из Эссекса, не считая брата и своего шотландского эскорта, с которым должен был отправиться на войну в Гасконь. И в обязанности Роберта входило обеспечить их всем необходимым во время кампании, так что неблагоразумное пари было последним, что ему сейчас требовалось.

Эдвард, однако же, предпочел не заметить его взгляда.

– Согласен, – заявил он Генри Перси.

Несколько молодых рыцарей одобрительно захлопали в ладоши, поддерживая пари. Они тренировались много месяцев подряд, и вынужденная задержка сказывалась на них, а тут появился повод добавить остроты в приевшиеся занятия.

Не имея возможности отказаться теперь, когда пари было заключено, Роберт развернул коня и встал в позицию, стиснув зубы и покрепче перехватив копье. Заставив себя сосредоточиться и отогнав прочь все ненужные мысли, он ждал того единственного мига, когда все: и конь под ним, и копье в руке, и взгляд на далекую цель – сольются воедино. Когда этот момент пришел, он ощутил нечто вроде толчка. Вонзив шпоры в бока Хантера, молодой человек сорвался с места, мчась по центру арены к столбам. Встречный ветер обжигал ему щеки, но Роберт не сводил глаз с железного кольца. Он подался вперед, и копье стало медленно опускаться, выискивая цель, как вдруг поперек его пути пронеслось что-то белое и трепещущее. Хантер резко мотнул головой от неожиданности. Конь споткнулся на переднюю ногу и тяжело упал, вздымая комья грязи. Роберт на полном скаку вылетел из седла. Несколько раз перевернувшись через голову и слыша, как испуганно ржет от боли Хантер, он замер, уткнувшись лицом в землю.

Спустя несколько мгновений он приподнялся на руках, сплевывая с губ кровь и грязь. Неподалеку пытался подняться на ноги его конь, к которому повернул и помчался Нес. К самому Роберту бежали оруженосцы. Вместе с ними бежал Эдвард, но на его лице отражалась не тревога, а ярость, когда он взглянул на двух мужчин и женщину, появившихся на краю арены. Один из них был выше другого, и его гладкие черные волосы были зачесаны назад с угловатого лица с резкими чертами. На запястье Эймера де Валанса, жадно пожирая кусочек мяса, сидел белый балабан. Роберт понял, что белый трепещущий комочек, который так напугал Хантера, и был этой птицей.

– О чем ты только думал, Эймер? – сердито пожелал узнать Хэмфри, помогая подняться Роберту, который стирал с разбитой губы кровь.

– Я думал, что мы запускаем сегодня птичек, – ответил Эймер ровным тоном, не сводя взгляда с Роберта, и в глазах его светилась явная насмешка. – Приношу свои извинения, сэр Роберт. Я не хотел отвлечь вас.

Рядом с ним улыбалась его сестра, Джоанна де Валанс, прикрыв рот рукой в перчатке. Взгляд Роберта переместился с Джоанны на молодого человека с мертвенно-бледным лицом и редкими черными волосами, стоявшего рядом с нею. Это был ее супруг, Джон Комин. Он даже не дал себе труда скрыть усмешку, игравшую на его тонких губах.

Сын лорда Баденоха прибыл в Лондон два месяца тому вместе с отцом и прочими шотландскими магнатами, которых король Эдуард призвал на службу во Франции ради их английских владений. Говорили, что Комин, поддерживаемый соотечественниками, заявил королю, что ни один из них не станет воевать ради него в чужой стране, если он не начнет соблюдать условия договора, заключенного в Биргеме, и не предоставит Баллиолу возможность управлять своим королевством без вмешательства англичан. Роберт, как, впрочем, и другие рыцари, не знал, согласился ли на такие требования монарх. Зато они знали наверняка, что вскоре в Тауэре состоялось поспешное бракосочетание между восемнадцатилетним наследником Комина и кузиной Эдуарда, Джоанной, дочерью лорда Пемброка. Растущая близость между свояками еще более накалила атмосферу между Робертом и Эймером, которая и без того оставляла желать лучшего. Роберт чувствовал, что тот завидует его крепнущей дружбе с Хэмфри, но до сих пор Эймер проявлял свое враждебное отношение лишь язвительными замечаниями, на которые можно было просто не обращать внимания.

Эдвард подошел к троице, в бешенстве от дешевого трюка, из-за которого брат получил ранение, а сам он проиграл пари.

– Ты намеренно запустил свою ворону, Валанс. Все это видели. – Он перевел взгляд на Джона. – А ты не радуйся раньше времени, Комин.

Джон Комин скривился, но, прежде чем он успел ответить, в разговор вмешался Генри Перси, поглаживая крапчатую грудку своего сарыча.

– Я утверждаю, что все было честно. – Генри окинул взглядом сначала Эймера, потом Роберта. – Мы готовимся к войне. Разве вам не кажется, что на поле боя тоже не будет идеальных условий?

Кое-кто из рыцарей согласно кивнул, но Хэмфри решительно покачал головой.

– Здесь не поле боя. Существуют правила.

Роберт принял у одного из своих оруженосцев мех с вином, который тот протягивал ему, и сполоснул окровавленный рот сладкой жидкостью. Он оглянулся, когда Нес окликнул его. Оруженосец держал Хантера под уздцы, пытаясь успокоить напуганное животное.

– Кажется, он охромел, сэр.

Роберт уставился на встревоженное лицо Неса, думая о том, сколько денег он потратил на благородного скакуна, свое наилучшее оружие для предстоящих сражений. Когда он повернулся к Эймеру, в груди у него бушевала ярость. Он потянулся за мечом, намереваясь бросить вызов французскому рыцарю, чтобы его кровью смыть горечь поражения и восстановить уязвленную гордость, но не успел вытащить клинок из ножен, как раздался чей-то громкий крик.

По полю к ним со всех ног несся Томас Ланкастер.

– В Уэльсе восстание! – задыхаясь, выдохнул он, подбежав к ним. – Гонцы прибыли час назад. Король собирает вельмож для срочного совета.

– Восстание? – резко переспросил Хэмфри. – А кто его возглавил?

– Человек по имени Мадог. Мой отец говорит, что он кузен Льюэллина ап Граффада.

– Но все родственники Льюэллина были захвачены в плен на последней войне, – возразил Генри Перси. – Король Эдуард позаботился об этом.

Томас лишь пожал плечами в ответ, с трудом переводя дыхание.

– Ну, кем бы он ни был, дело серьезное. Карнарфон пал, а все остальные замки подверглись нападению. Король должен действовать немедленно. – Он проглотил комок в горле, а потом добавил, глядя на Хэмфри, и в глазах его светилось возбуждение. – У мятежников находится корона короля Артура.

27

Сделав большой глоток, Роберт с наслаждением ощутил, как горячее вино устремилось вниз по пищеводу. Здесь, на северо-западе, стояли настоящие холода, предвещая наступление зимы. Вдали, за изломанными очертаниями леса, небо отливало прозрачной морозной голубизной. Чистый и прозрачный воздух напомнил ему Каррик, так отличавшийся от Лондона, дышать полной грудью в котором из-за его многолюдства было попросту невозможно.

Вернув мех в седельный мешок, Роберт отпустил поводья, позволяя Хантеру самому выбирать, куда поставить ногу на изрытой канавами и выбоинами тропе. Голые ветви дубов и серебристых берез раскачивались над головой, а землю устилал толстый ковер гниющих листьев. Вокруг него между деревьями двигались люди, лошади и повозки, следуя по глубоким колеям, проложенным теми, кто прошел здесь до них.

Они вышли из Честера шесть дней назад, и он поражался тому, как мирно выглядела местность, по которой они сейчас двигались. Из рассказов отца о диких горах и равнинах, усеянных острыми обломками скал, о продуваемых всеми ветрами холмах и исхлестанном ураганами побережье, он ожидал увидеть нечто совсем другое по сравнению с зеленой, плодородной долиной, расстилавшейся впереди. Здесь не было ни остроконечных пиков, ни стремительных водопадов, и одни лишь невысокие холмы, как костяшки пальцев, поросшие лесом, виднелись в туманной дымке на горизонте. Впрочем, Роберт не жаловался. Хантер оправился от травмы и чувствовал себя намного лучше, чем он смел надеяться, но все-таки молодой человек старался не слишком утруждать благородное животное. Гнев его, направленный на Эймера де Валанса за подлый трюк, который тот выкинул с ним на турнирном поле, не уменьшился, несмотря на выздоровление Хантера, но шанса выпустить пар до сих пор не представилось, поскольку двор был потрясен известием о мятеже, поднятом уэльсцами.

Огромное значение, которое король придавал Уэльсу, было видно уже по тому факту, что многие из его военачальников, пехотинцы, а также припасы, находящиеся в Портсмуте и предназначенные к отправке во Францию, получили новые назначения. Поручив сенешалю Гаскони вести в герцогство изрядно уменьшившийся флот, чтобы начать, наконец, долго откладывавшуюся операцию, Эдуард выбрал места для своих основных баз, с которых рассчитывал начать наступление – одну в Кардиффе, а две другие – в Брекноке и Честере. Атака должна была вестись по трем направлениям сразу, чтобы ударить по мятежникам со всех сторон. Согласно сообщениям, которые вскоре начали поступать ко двору, каждое последующее более отчаянное, чем предыдущее, все английские замки подверглись осаде, города сжигались, а чиновников казнили по всему Уэльсу. Мятеж вспыхнул на севере, где его возглавил Мадог ап Льюэллин, и пламя восстания быстро охватило всю страну, от Конви и Карнарфона до Гуэнта и Гламоргана.

Роберт, которого не смутила быстрая смена врага, попал в полк самого короля вместе с тремя рыцарями и пятью оруженосцами, призванными из его имений в Эссексе, и шотландским эскортом. К его удовлетворению, рядом не оказалось ни Эймера де Валанса, ни Джона Комина. Уильям де Валанс, ветеран многих военных кампаний, возглавил полк, выступивший из Кардиффа, и его сынок отправился вместе с ним. Джон Комин, тем временем, как и еще несколько шотландских вельмож, получил приказ отплыть во Францию. На пути из Вестминстера брат Роберта злорадно расписывал напасти, которые могут поджидать молодых рыцарей в чужой, враждебной земле.

В Честере полк короля, составленный из более чем шестисот копий, получил мощное подкрепление в виде тяжеловооруженной пехоты из Шропшира и Глостершира. К ним присоединились свыше семидесяти искусных лучников и пехотинцев из Ланкашира, возглавляемых напыщенным и громогласным королевским советником по имени Хью де Крессингем, которому пришлось сменить уже трех лошадей, поскольку ни одна из них не смогла выдержать веса его туши. И уже отсюда армия, общей численностью в несколько тысяч человек, пересекла границу с Уэльсом, растянувшись длинной цепью, которая медленно ползла, скользкая и опасная, как змея, по холмистой местности.

Полк был разбит на небольшие подразделения, двигавшиеся с разной скоростью и растянувшиеся, соответственно, вдоль всего маршрута. Роберт со своими людьми попал в сводный отряд, которым командовали Джон де Варенн и граф Линкольн, своими глазами видевший самое начало мятежа, когда уэльсцы восстали в принадлежащем ему округе Денби, вынудив его бежать в Англию. С ними были Генри Перси и Хэмфри де Боэн, чему Роберт изрядно удивился, поскольку отец Хэмфри находился на юге, возглавив наступление из Брекнока, но во время марша Хэмфри сознался, что отец и король хотели, чтобы он проявил себя самостоятельно во время этой кампании.

Заслышав впереди высокомерный голос Генри Перси, Роберт увидел, как лорд поравнялся с Хэмфри.

– Мой дед собирается отдать распоряжение остановиться на отдых. Дальше местность становится труднопроходимой.

Коснувшись каблуками боков Хантера, Роберт заставил коня перейти на быстрый шаг, оставив позади недовольно хмурящегося Эдварда. Рыцари оглянулись и прервали разговор, когда он подъехал к ним.

– Мы остановимся на вершине вон того холма, – сообщил ему Хэмфри, показывая на тропинку, которая, петляя меж деревьев, упорно карабкалась наверх.

– Ты говорил, что дорога впереди будет хуже?

– Да, по словам моего деда, – ответил Генри.

Хэмфри кивнул на Хантера.

– Как он себя ведет?

– Думаю, еще пару часов выдержит. – Роберт потрепал коня по холке и заметил, что Генри отвернулся, демонстрируя полнейшее отсутствие интереса. Вне всякого сомнения, теперь, когда он получил от Эдварда плату за выигранное пари, ему не было до лошади Роберта никакого дела. Роберт до сих пор злился на брата за тот глупый спор. Безрассудная смелость Эдварда, переходящая в нахальную дерзость, изумляла его, еще когда они были детьми, но здесь и сейчас она выглядела совершенно неуместной.

Местность впереди повышалась, и их кони с трудом преодолевали подъем. Столетние дубы с искривленными стволами уступили место березам и ясеням.

– Такими темпами мы доберемся до Конви не раньше Рождества, – обронил Хэмфри, поудобнее устраиваясь в седле и принюхиваясь к морозному воздуху.

– И, с Божьей помощью, вернемся с короной в Вестминстер к Пасхе, – со злой улыбкой добавил Генри.

Хэмфри метнул на него предостерегающий взгляд, но лорд, похоже, ничего не заметил.

– Король Эдуард надеется найти эту корону у мятежников? – небрежным тоном поинтересовался Роберт, стараясь ничем не выдать своего интереса. – Она настолько ценная?

Впереди раздались громкие мужские голоса – это авангард достиг вершины холма.

– Самое время передохнуть, – сказал Хэмфри.

Роберт постарался скрыть свое разочарование и не стал настаивать на ответе. Во время пути по бескрайним лесам они не упускали возможности поболтать, и несколько раз до его слуха доносилось упоминание о короне короля Артура. Он пытался расспросить об этой короне Хэмфри, однако рыцарь вежливо, но твердо переводил разговор на другие темы. Его нежелание говорить об этом заставило Роберта вспомнить тайное собрание в бывших апартаментах короля Генриха в ночь празднества, которое состоялось несколько месяцев тому. Еще тогда ему показалось, что всех этих молодых людей объединяет нечто общее, помимо положения и богатства, нечто такое, о чем и не подозревают остальные молодые вельможи при дворе короля Эдуарда, – и это было каким-то образом связано с драконами на щитах, которых он, кстати, больше ни разу не видел после турнира. Пресловутая корона не давала ему покоя, и Роберт подозревал, что она имеет какое-то отношение к поспешной декабрьской кампании. В памяти у него всплыли пьяные откровения отца о его службе зимой в Уэльсе: о снежных бурях и страшных холодах, способных заморозить человека до смерти за одну ночь, о волках, собирающихся после сражений и начинающих рвать теплую плоть еще до того, как уйдут победители, чтобы трупы не успели замерзнуть. Но сейчас король и его рыцари, похоже, преследовали какие-то личные цели, а не просто подавляли мятеж, что и заставило их выступить в путь в таких неблагоприятных погодных условиях. Нечто такое, отчего пожилые мужчины становились молчаливыми и задумчивыми, а их сыновья теряли покой и сон.

Заслышав впереди удивленные восклицания, Роберт перестал изводить Хэмфри расспросами и принялся высматривать причину суматохи. Прямо перед ними холм резко обрывался вниз, открывая вид на долину, которую сплошной стеной перегораживали деревья: голые ветви ив и ясеней сплетались с тисом и остролистом в непроходимый частокол, над которым сторожевыми башнями высились сосны. Роберту показалось, что он видит леса Селкирка, темные просторы которых протянулись от шотландской границы до Каррика на западе и Эдинбурга на востоке. По обе стороны долины тянулись холмистые гряды, почти до самых макушек поросшие густыми зарослями деревьев, только на вершинах сменявшихся каменистыми осыпями. При виде зеленой чащи леса, тянущейся до самого горизонта и теряющейся в туманной дымке, захватывало дух, но еще более замечательное зрелище представляла собой прорубленная через нее широкая просека. Она походила на мертвый, серый шрам на впечатляющем ландшафте, повторяя все его подъемы и спуски, и ее безжизненная пустота странным образом контрастировала с зелеными лесами, обступившими ее с обеих сторон. От отца Роберт слышал о сотнях лесорубов и возчиков, которых король нанял во время покорения Уэльса, чтобы они прорубили просеки сквозь непроходимые леса, покрывавшие большую часть королевства Гвинедд. И вот сейчас, теряясь вдали, перед ним протянулось живое свидетельство этого колоссального труда.

– Похоже, к Пасхе не успеть, – пробормотал Генри, прищуренными глазами глядя вдаль.

Воины спешивались и рассредотачивались меж деревьев, освобождая место для тех, кто шел позади. Слуги принялись распаковывать еду и питье для рыцарей, а грумы занялись лошадьми, подтягивая подпруги и поправляя потники и чепраки. Оставив Хантера на попечение Неса, в то время как камердинер принялся наделять порциями еды его людей, Роберт решил размять ноги и пропустить кружку пива. Неподалеку он увидел Джона де Варенна и графа Линкольна, напряженно совещавшихся о чем-то с двумя мужчинами, чьи акетоны были выкрашены в желтый и красный цвета. В нем проснулся интерес, когда он заметил вышитые у них на груди золотые кресты. Мужчины были одеты в цвета графа Уорика, полк которого выступил из Честера перед войском Варенна. В этом полку находились жена и сыновья Уорика, а также его дочь, Елена.