Текст книги "Отважное сердце"

Автор книги: Робин Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 40 страниц)

– Повторите, что написал в своем послании епископ Сент-Эндрюсский.

Джон де Варенн помолчал немного, явно собираясь с мыслями.

– Ну, что же вы? – поторопил его Эдуард.

Граф смущенно откашлялся.

– Прошу простить меня, милорд, но подходящее ли время вы выбрали для подобного разговора? Не будет ли лучше подождать немного и…

– Напротив, – холодно ответил Эдуард. – Я хочу начать планировать свой следующий шаг до того, как скотты объединятся, а мы окажемся не у дел. Отвечайте на мой вопрос.

– Епископ сообщает, что после смерти Маргарет Джон Баллиол провозгласил себя королем, но сэр Роберт Брюс отверг его притязания. Дворяне королевства разделились на два лагеря, и епископ опасается, что подобный раскол приведет к гражданской войне. Он умоляет вас двинуться на север и восстановить мир. Он полагает, что вельможи Шотландии прислушаются к вам и хочет, чтобы вы приняли непосредственное участие в выборе преемника.

Эдуард устремил взгляд на промокшую клумбу, глядя, как струи дождя каскадами срываются с арочных перекрытий.

– Разве не в том же самом положении оказался мой отец, когда Александр в первый раз сел на трон?

Джон де Варенн хмыкнул:

– Сходство, несомненно, есть, но я бы не стал утверждать, что абсолютное, милорд.

– Но скотты потребовали от моего отца, чтобы он вмешался, когда Александр впервые взошел на трон, будучи еще ребенком, – нетерпеливо возразил Эдуард. – И это вмешательство привело к тому, что мой отец сумел устроить брак моей сестры с королем.

Граф согласно кивнул:

– Да, хотя ваш батюшка мало что выиграл в плане управления Шотландией. Его влияние на события оставалось, в лучшем случае, незначительным.

– Мой отец так и не научился обращать ситуацию себе на пользу, – ответил Эдуард. – А что Баллиол и Брюс? Каким, по-вашему, королем будет каждый из них?

– Поскольку сэр Джон женат на моей дочери, я знаю его лучше, чем Брюса. – Варенн передернул широкими плечами. – Баллиол легко поддается чужому влиянию, я бы сказал. Его нельзя назвать прирожденным лидером. Ему легче выполнять приказы, нежели отдавать их самому. Брюс же, напротив, умен и обладает сильной волей, хотя всегда оставался вашим верным союзником, а те земли, что принадлежат ему в Англии, делают его вашим подданным в такой же мере, как и Александра.

Морщины, собравшиеся на лбу Эдуарда, стали глубже.

– Когда Александр заговорил о возможности брачного союза между нашими домами, я полагал, что нашел способ достичь своей цели как без особых денежных расходов, так и без людских потерь. Вам известно, что после войн в Уэльсе я оказался в незавидном положении. Я больше не могу позволить себе дорогостоящей военной кампании. Во всяком случае, не сейчас, когда бароны и так выражают недовольство моим долгим отсутствием. – Эдуард повернулся к Варенну. – Но я не могу позволить, чтобы все мои усилия пошли прахом. Быть может, мой отец оказался слеп и не заметил те возможности, которые открывались перед ним после просьбы скоттов вмешаться. Но я не таков. Как только тело мой супруги будет предано земле, я отправлюсь на север, чтобы закончить то, что начал шесть лет тому. Я все еще верю, что пророчество может исполниться и без войны.

Эффрейг поплотнее запахнула накидку, выходя в холодный декабрьский вечер. Ветер ледяными уколами обжигал кожу и выдувал слезы из глаз. Над мрачными, коричневыми холмами нависло свинцово-серое небо. Несколько последних листочков цеплялись за голые ветви дуба, а землю под деревом усеивали упавшие сучья и багряный ковер опавших листьев. Эффрейг заметила, что ночью упали еще две судьбы – их сорвал с веток ураганный ветер, который всю ночь бушевал в долине и ломился в двери ее хижины. Она подберет их позже, сожжет веточки и веревку, которая связывала их, а потом похоронит находившиеся внутри предметы, предав их земле.

Присев на корточки, Эффрейг отставила в сторону пестик и ступку, которые прихватила с собой, и принялась шарить руками по земле. Та была твердой, как камень. Взяв пестик руками, она с силой ударила им об землю, кроша черную почву. Вскоре она согрелась и лишь время от времени делала передышку, чтобы убрать с лица падающие на лоб волосы. В воздухе запахло сыростью, а земля у нее под ногами превратилась в мелкое крошево. Опустив пестик в ступку, Эффрейг сняла с пояса мешочек. Она видела, как из-под одного из комьев земли наружу вылезает жирный червяк, слепой и голодный. Она ухватила пальцами его длинное розовое тельце и вытащила наружу. Он принялся извиваться в руке, и она сунула его в мешочек, а потом принялась осматривать землю в поисках других червей. Вскоре ей удалось найти еще семерых. Завязав мешочек, она подхватила ступку и выпрямилась.

Собаки выжидательно смотрели на хозяйку, когда она вернулась в хижину. Не обращая на них внимания, она подошла к столу, на который опустила ступку и мешочек. Скоро придет заказчица. Насыпав в ступку горсть прелого ячменя, Эффрейг вытащила из мешочка червей, одного за другим, и положила их поверх зерен. Черви тут же сплелись в клубок, и их тела влажно заблестели в свете единственной свечи. Эффрейг накрыла сосуд ладонью, оставив лишь щелочку для пестика между большим и указательным пальцами, а потом опустила туда закругленный конец инструмента. Поначалу пестик скользил, но вскоре тела червей лопнули, и она принялась перемалывать образовавшуюся кашицу резкими движениями. Закрыв глаза, колдунья пробормотала несколько слов, прежде чем вынуть пестик и положить его рядом со ступкой. Внутри образовалась влажная, сырая масса, которой придавали густоту размолотые ячменные зерна. Поначалу она решила добавить к ней сушеных цветков лаванды, но потом отказалась от этой мысли. Женщина платила ей слишком мало, чтобы идти на такие жертвы.

Эффрейг как раз чистила ступку, когда собаки встрепенулись и залаяли. Лавируя между мебелью, она зашипела на них, и они мгновенно умолкли. Распахнув дверь, колдунья увидела двух женщин, спускавшихся с холма. Обе кутались в шерстяные накидки в надежде укрыться от пронизывающего ветра. До слуха Эффрейг донесся взрыв смеха – смеялась старшая из двух женщин, и ее неуместное веселье вызвало у Эффрейг приступ раздражения. Было время, когда люди приходили к ней в трепетном молчании и в глазах у них читались страх и почтение. А сейчас эти две кумушки хихикали и перешептывались, вольготно подходя к дверям ее дома за своими любовными снадобьями и заклинаниями. В каком-то смысле Эффрейг даже сомневалась, что они действительно верят в ее колдовство, несмотря на то что они уже заплатили ей несколько монет. Они пришли к ней просто так, на тот случай, если Господь не услышит их молитвы. Они давным-давно позабыли те дни, когда женщины-воительницы призывали молнии с небес на головы своих врагов; когда друиды ходили по земле Британии и при встрече с ними все опускали глаза долу, страшась взглянуть в глаза волшебникам. Старая магия умирает. И уже давно.

Две женщины перешагнули порог ее дома, со страхом поглядывая на собак. Эффрейг подошла к столу и взяла полотняный мешочек, завязанный шнурком, в который она пересыпала молотую смесь из червей с ячменем. Она приблизилась к высокой женщине.

– Что я должна сделать? – спросила та, шустро выхватывая у колдуньи мешочек своими коротенькими пальчиками.

– Подсыпь это ему в еду на следующую ночь после полнолуния. Ты должна сделать так, чтобы он съел все. И тогда он воспылает к тебе любовью.

Женщина облизнула губы, глядя на мешочек.

– И он попросит меня выйти за него замуж?

– Он будет сходить с ума от страсти к тебе, это я могу сказать совершенно точно.

– А как же ты подсыпешь это ему в еду? – полюбопытствовала вторая особа, заглядывая через пухленькое плечико товарки.

– Я постараюсь оказаться на кухне до того, как в караульном помещении подадут ужин.

– Смотри, не перепутай, – насмешливо заметила ее подруга. – А то может получиться так, что тебя станет домогаться этот старый козел Йотр!

Женщина одарила компаньонку гневным взглядом, а потом с опаской взглянула на Эффрейг.

– Что будет, если он не съест это в полнолуние?

– Тогда ничего не выйдет. Заклинание не сработает и рассеется.

Женщина нахмурилась, глядя на свою подругу.

– Он сейчас в Аннандейле, на службе у сэра Роберта. Успеет ли вернуться вовремя?

– Они должны вернуться со дня на день. Во всяком случае, так говорит леди Марджори.

– Граф Каррик в Аннандейле? – вмешалась в разговор Эффрейг.

– Да, – ответила полненькая женщина. Глаза ее заблестели, ей явно не терпелось поделиться последними сплетнями. – Разве вы не слышали? Теперь, когда бедная Маргарет умерла, лорды собираются на Большой Совет. Леди Марджори говорит, что весной на север прибудет король Англии, чтобы помочь выбрать нашего нового властелина. Так что граф Роберт вскоре воротится в Тернберри, чтобы подготовить свое требование.

– Его требование? – сухо переспросила Эффрейг. – Но ведь право занять трон принадлежит не графу, а его отцу, лорду Аннандейлу.

Но ее слова не убедили крупную женщину.

– Лорд так же стар, как и эти холмы. Он недолго сможет носить корону. Ее унаследует граф. – Она самодовольно улыбнулась. – И это возвышение принесет много хорошего его рыцарям.

– Как и тебе, если ты выйдешь замуж за одного из них, – пробормотала ее товарка, ущипнув подругу за бок и завистливо хихикая.

Крупная женщина протянула свободную руку Эффрейг.

– Вот ваша плата.

Эффрейг почувствовала, как в ладонь ей просыпались горячие мелкие монетки. Подавив внезапное желание швырнуть их в рыхлую физиономию женщины, она сжала холодные пальцы вокруг липкого металла и подошла к двери. Не говоря ни слова, она недвусмысленно распахнула ее, мрачно глядя на посетительниц.

Обе женщины поспешно выскользнули наружу, на пронизывающий ветер. Эффрейг смотрела, как они поднимаются на холм. Пухлая женщина держала мешочек в высоко поднятой руке и что-то напевала звонким, девичьим голоском, а вторая мелко кудахтала ей в тон. Колдунья отвела глаза и посмотрела на возвышающийся над нею дуб. Ветви его походили на оленьи рога, темнеющие на фоне зимнего неба. Взгляд ее остановился на свисавшей с верхней ветви потрепанной клетке, внутри которой раскачивалась тонкая петля. Она вдруг вспомнила, как плела ее, наговаривая волшебные слова, чтобы снять проклятие Святого Малахии. Она вспомнила, как лорд опустил ей руку на плечо, вспомнила треск огня, его дыхание у себя на щеке и звездопад в ночном небе, похожий на огненный дождь. Взгляд ее устремился в сторону Тернберри. Мысли о графе туманили ей рассудок, но он прояснился, стоило ей подумать о его сыне. В ту ночь, когда он родился, тоже падали звезды. Она вспомнила, как увидела Марс, яркий и красный, похожий на кровавый глаз, подмигивающий ей из темноты.

18

Река Твид привольно петляла по лугам и полям. Ее южный берег обозначал пограничные владения Англии, тогда как на северном берегу, по другую сторону водного пространства, покрытого рябью из-за разгулявшегося ветра, начиналось королевство Шотландия.

В изгибе реки на английской стороне лежало небольшое поселение Норхем. Над городком, утопающем в сладком, как патока, летнем полудне, высился каменный замок, одна из главных цитаделей Энтони Бека, епископа Даремского. В свежевыбеленных стенах, отражающихся в стеклянной поверхности воды, чернели узкие бойницы для лучников. Все они выходили на северную сторону. С самой высокой башенки свисал ярко-красный стяг, украшенный тремя золотыми львами.

В зале замка собралась толпа мужчин. На головокружительной высоте над ними перекрещивались потолочные балки, а оштукатуренные стены были сплошь увешаны гобеленами. В одной половине залы преобладали сюжеты о Спасителе, в другой – Судного дня. В торце залы на витражном стекле архангел Михаил взвешивал людские души, и его суровое лицо было выложено из десятков кроваво-красных осколков. Под окном, в центре возвышения, стоял трон. На нем восседал король Англии. Вокруг Эдуарда выстроились его сановники, среди которых были и граф Суррей, и епископ Бек. Всего на платформе насчитывалось тринадцать человек.

Роберт, стоя рядом с братом в толпе шотландских вельмож, вместе со всеми смотрел, как тринадцать избранных один за другим пересекали помост и преклоняли колена перед королем. В зале царила мертвая тишина. Предполагалось, что наступил торжественный в своем величии момент, и, пожалуй, так оно и было, хотя скотты ожидали совсем другого. Роберт отметил про себя, что единственными, кому происходящее доставляло очевидное удовольствие, были англичане. Еще бы им не радоваться – ведь теперь их король стал верховным лордом Шотландии.

Всего месяц тому шотландцы ожидали прибытия Эдуарда с явным нетерпением. Да, в их среде существовали определенные опасения, которые выразил епископ Глазго, предостерегая соотечественников об опасности чужеземной интервенции, но, в целом, все были преисполнены радужных надежд. После пяти беспокойных лет наконец-то будет окончательно решен вопрос о преемнике Александра. Хранители и все королевство практически поровну разделились между Баллиолом и Брюсом, и Советы в Скоуне не могли преодолеть разлад, так что король Эдуард взял на себя роль арбитра.

В конце апреля вельможи стали съезжаться в королевский городок Бервик на северном берегу Твида, куда должен был прибыть и король. Но когда Эдуард, наконец, появился, по его поведению стало ясно, что он пришел сюда не как брат или товарищ, а как завоеватель, которого сопровождала целая армия стряпчих и советников, эскадра военных кораблей, шесть сотен лучников и пятьсот конных рыцарей. Здесь, в замке Норхем, Эдуард заявил, что сам выберет для них короля, но сначала они должны признать в нем своего сюзерена. Он заявил, что привез с собой письменные доказательства, составленные его стряпчими, которые подтверждают его старинное право на эту должность. Хранители с епископом Вишартом во главе яростно оспаривали это утверждение, но во время жарких дебатов на Совете король хранил презрительное ледяное молчание, а его армия отбрасывала зловещую тень на оба берега Твида.

В конце концов, несмотря на возражения, шотландским вельможам пришлось подчиниться, дабы положить конец смуте, воцарившейся в королевстве. Констебли передали управление королевскими замками, а хранители были вынуждены сложить свои полномочия, после чего Эдуард вновь наделил их властью, навязав им английских чиновников. Существовало, однако же, одно условие, соблюсти которое хранители требовали неукоснительно. Эдуард должен был выполнять обязанности сюзерена только до тех пор, пока не будет назначен новый король, и гарантировать независимость Шотландии. В течение двух месяцев после инаугурации он должен будет передать управление королевскими замками, вручить всю полноту власти королю Шотландии и не предъявлять более никаких требований. Эдуард согласился на него и скрепил договор своей печатью, после чего заявил молчаливо внимавшим ему вельможам, что он справедливый король и что слушание будет проходить по всем правилам. Это означало, что всем претендентам на трон будет дана возможность выступить перед собравшимися и обосновать свои претензии.

Роберт смотрел, как пышно разодетый мужчина, прибывший в сопровождении многочисленного кортежа в Бервик неделей ранее, пересек помост и опустился на колени перед королем Англии.

В зале Норхемского замка вновь загрохотал голос епископа Бека.

– Согласны ли вы, сэр Флоренс, граф Холланд, принять суждение блистательного короля Англии, герцога Гасконского, повелителя Ирландии, покорителя Уэльса и сюзерена Шотландии? И согласны ли вы перед лицом всех присутствующих подтвердить, что он обладает законным правом рассматривать ваше дело о претензиях на трон этого королевства?

Разряженный в пух и прах граф низко склонился перед троном и, как и девять человек до него, ответил утвердительно. На левой половине помоста своей очереди ожидали всего трое мужчин.

Следующим по платформе к трону прошагал Джон Комин. Когда лорд Баденох опустился на одно колено, Роберт обратил внимание, что он наклонил голову далеко не так низко, как все остальные. И впрямь, напряженная поза графа, казалось, говорила, что он вовсе не намерен кланяться. Роберт почувствовал, как кто-то толкнул его в бок, и оглянулся на брата. Эдвард кивнул головой куда-то вдоль шеренги мужчин, стоявших рядом, включая их отца, и Роберт увидел бледного молодого человека с гладкими черными волосами. Это был старший сын и наследник Джона Комина, носивший имя своего отца. Роберт видел его несколько раз после ассамблеи, состоявшейся в Биргеме годом ранее, хотя они никогда не заговаривали друг с другом. Молодой человек не сводил оцепеневшего взгляда с коленопреклоненной фигуры отца, и на его впалых щеках цвел жаркий румянец. А на лице читалась нескрываемая гордость.

– Неужели он всерьез надеется, что его отца изберут королем? – прошептал Эдвард.

– Он должен понимать, что этого никогда не случится, – пробормотал в ответ Роберт. – Комин даже не предъявил никаких прав на трон. Он хочет, чтобы королем стал Баллиол. Дед полагает, что он добивается формальной регистрации своих претензий.

Молодой Джон огляделся по сторонам, и горделивое выражение его лица сменилось холодной враждебностью, когда он встретился взглядом с братьями Брюсами.

Внимание же Роберта привлекла группа мужчин справа от короля, к которым только что присоединились граф Холланд и Джон Комин. Большинство, подобно Комину, не рассчитывали всерьез на то, что их права на трон имеют под собой сколь-нибудь серьезные основания. Несмотря на уверения короля в справедливом рассмотрении дела, все понимали, что в соревновании по-настоящему участвуют лишь два человека. Эти двое должны были последними предстать перед королем и признать его верховную власть над собой. Первым шел Джон Баллиол, нетерпеливый и улыбающийся.

– Если он поклонится еще ниже, то попросту переломится пополам, – прошептал Эдвард.

Следующим на помост ступил лорд Аннандейл, и теперь настала очередь Роберта преисполниться гордости. Его дед преклонил колено медленно, болезненно морщась, словно его гигантская фигура выражала протест против того неловкого положения, в котором очутилась. Но, даже кланяясь, старый лорд не утратил ни грана властности.

Роберт внимательно всматривался в короля Англии, пока епископ Бек обращался к его деду. Он ничего не смог прочесть по этим серым глазам, не считая, пожалуй, затаенной печали, но, не исключено, что ему просто померещилось, потому как известие о смерти королевы Элеоноры опередило короля. Все они знали о том, что Эдуард повелел каменщикам возвести монументальные кресты в тех местах, где останавливалось тело его супруги на пути из Линкольна в Лондон. Роберт воочию представил себе эти каменные памятники скорби, разбросанные по всей Англии. Он много слышал о короле: о его мужестве в крестовых походах, о его сноровке и бесстрашии воина, о его осмотрительности государственного мужа и страсти к охоте и рыцарским турнирам. Его изрядно удивило холодное и угрожающее поведение короля, что так противоречило образу человека, о котором с таким восхищением всегда отзывался его отец.

Его дед поднялся с колен, сутулясь, и присоединился к остальным претендентам. Епископ Бек обратился к собравшимся с речью, и Роберт ощутил укол нетерпения. С того момента, как дед привел его на вершину холма Мут-Хилл, борьба старого лорда вошла в его кровь и плоть. Если Эдуард назовет его деда королем, он, в свою очередь, станет наследником трона, всего лишь вторым после отца. Но Роберт постарался обуздать свое нетерпение, зная, что слушания продлятся несколько месяцев, а может быть, и дольше. После сегодняшнего дня, когда петиция его деда будет зарегистрирована должным образом, Брюсы вернутся домой, как и все прочие, чтобы ожидать вердикта нового верховного правителя Шотландии.

19

– Она смотрит на тебя.

Роберт сделал большой глоток темно-вишневого вина, слушая, что шепчет ему на ухо Эдуард, в голосе которого слышалась веселая насмешка.

– Неужели? – Роберт с деланно небрежным видом прислонился к стене, но взгляд его помимо воли скользнул поверх голов танцоров в дальний конец залы.

Брат, заметив его взгляд, рассмеялся.

– Нет, я пошутил.

– Ах, ты, негодник, – пробормотал Роберт. Он обвел толпу взглядом, высматривая ярко-красную вуаль, которая была здесь всего несколько минут тому. В зале звучала музыка, и высокие голоса волынок и грохот барабанов заглушали шум шагов мужчин и женщин. Столы, на которых было подано праздничное угощение, сейчас сдвинули к стенам, чтобы освободить место для танцев. Шеренга смеющихся женщин то смыкалась, то вновь отступала от линии мужчин, загораживая Роберту обзор. Он отвернулся, и в то же самое мгновение перед ним на помосте промелькнула красная вуаль. Это была она.

Ее звали Евой, и она приходилась дочерью графу Дональду Мару, одному из самых ярых сторонников его деда. В прошлом году Роберт несколько раз встречался с нею по разным поводам, когда его отец ездил в Аннандейл, чтобы поддержать претензии деда на трон. Она была не первой женщиной, на которой он остановил свой взор. В Лохмабене были одна или две девушки, привлекшие внимание Роберта во время его пребывания там, включая племянницу одного из вассалов деда, которая сделала его мужчиной на сеновале в заброшенном амбаре на опушке леса. Но Ева была другой. Она была равной ему по положению и происхождению и, будучи молодой образованной девушкой, чувствовала и вела себя намного самоувереннее городских девчонок. Роберт опасался, что произвести на нее впечатление будет не так-то легко.

Пока он не сводил с нее глаз, Ева присела рядом с отцом, по-дружески обняв его за плечи. Шелковые складки ее ярко-красной вуали, удерживаемые золоченым витым шнурком, раздвинулись, обрамляя ее личико. По щекам ее, раскрасневшимся от жары и вина, струились несколько прядей волос цвета спелой пшеницы. Она улыбнулась, когда лорд Аннандейл перегнулся через стол и сказал что-то графу. Роберт решительно оттолкнулся от стены, стараясь не обращать внимания на усмешку брата, и начал пробираться сквозь толпу. Внезапно послышался шорох юбок и сдавленный смех, когда какая-то женщина перед ним совершила пируэт и оказалась в объятиях ожидающего мужчины. Роберт поднес к губам кубок и осушил его до дна, а потом сунул его пробегающему мимо слуге. Сегодня он не был простым оруженосцем. Сегодня вечером он был внуком человека, который мог стать королем.

Прошел год с той поры, как тринадцать мужчин преклонили колена перед королем Эдуардом в замке Норхем. Целый год, как бразды правления Шотландией перешли в руки короля Англии. Слушания начались в минувшем году с регистрации письменных петиций каждого лорда вкупе со свитком, в котором описывалось его генеалогическое древо. Был избран суд в составе ста четырех человек, восемьдесят из которых предложили два главных претендента: лорд Аннандейл и Баллиол, а остальных выдвинул сам Эдуард. Родословные король отослал во Францию, где их должны были в мельчайших подробностях изучить ученые из Сорбонны. И вот долгое ожидание близилось к концу. Король должен был со дня на день объявить свой вердикт, и сегодня вечером лорд Аннандейл устроил в Лохмабене празднество, чтобы отблагодарить поддержавших его вельмож. Старый Брюс, которому исполнилось уже семьдесят, был уверен в себе, и не без причины. В праве крови с ним мог соперничать лишь Баллиол. Старый лорд являлся верным вассалом английского короля, прошел под его началом несколько крестовых походов и сражался на стороне Генриха против Симона де Монфора. И, что самое главное, ему удалось заручиться поддержкой семи из тринадцати графов Шотландии, которые, в соответствии со старинным обычаем, могли избрать короля.

Роберт приближался к платформе, не сводя глаз с Евы, когда вдруг услышал, как кто-то окликнул его. Обернувшись, он увидел свою мать. Черные, как вороново крыло, волосы леди Марджори каскадом ниспадали ей на шею из-под голубой шелковой шапочки с меховым подбоем, подобранной в тон ее платью. Роберту она показалась королевой, стройной и красивой. И, только подойдя к ней вплотную, он заметил тени у матери под глазами и туго натянутую кожу на скулах. Сообразив, что прошедшие слушания тяжким грузом легли не только на плечи его деда, он устыдился того, что за прошедшие месяцы ни разу не вспомнил о ней. Роберт взглянул на отца, сидевшего высоко над ними, на возвышении. Граф сжимал в кулаке кубок с вином, а лицо его в тени факела выглядело лоснящимся и хмурым. Роберт сомневался, что матери легко с ним живется.

– Сын мой, – промолвила графиня, оценивающе глядя на его высокую фигуру в облегающих черных панталонах и тунике. – Ты выглядишь настоящим красавцем.

Заслышав сдавленное хихиканье, Роберт присмотрелся и заметил одну из своих сестер, выглядывающую из-за юбок матери. Это оказалась младшая, Матильда. Зажимая рот ладошкой от смеха, она перебежала к тому месту, где вместе с нянечкой сидели остальные ее сестры. Он до сих пор не мог поверить в то, как сильно девушки изменились с тех пор, когда он видел их в последний раз. Мэри превратилась в неуправляемую семилетнюю сорвиголову, все время попадающую в неприятности, подобно Эдварду. В свои девять лет Кристина, с кудрявыми светлыми волосами, производила впечатление серьезного и рассудительного подростка, а Изабелла превратилась в гордую молодую женщину. Роберту очень хотелось, чтобы и другие его братья приняли участие в сегодняшних торжествах, но Найалл и Томас пребывали на воспитании в приемной семье в Антриме, следуя по его стопам, а Александр готовился стать послушником. Поговаривали, что он намерен поступить в Кембридж для изучения богословия.

– Я еще не видела, как ты танцуешь, – продолжала графиня, проводя прохладной ладонью по его щеке.

– Еще слишком рано, – ответил Роберт, вновь устремляя взгляд на помост.

Леди Марджори одарила его понимающей улыбкой.

– Пригласи ее, – негромко посоветовала она, прежде чем раствориться в толпе.

Испытывая чувство неловкости от неожиданной проницательности матери, Роберт, тем не менее, направился к помосту, поднимаясь наверх над головами гостей. Он двинулся вдоль стола, усеянного остатками праздничного пиршества, мимо мрачного и погруженного в свои мысли отца, к тому месту, где сидели дед и граф Мар. Граф Атолл, сэр Джон, прибыл вместе со своей супругой, старшей дочерью графа Дональда, одетой в красное, как и ее сестра. Роберт подошел к мужчинам, пытаясь не обращать внимания на красное платье, к которому, помимо воли, устремился его взгляд. Он открыл было рот, надеясь изречь что-либо подобающее случаю, но дед перебил его.

– A-а, Роберт, мы как раз говорили о тебе. – Лицо старого лорда раскраснелось, а ноздри крупного носа усеивали фиолетовые прожилки вен.

– В самом деле, – согласился Джон Атолл. – Твой дед живописал нам твои сегодняшние подвиги во время охоты. – Настырный молодой граф подался вперед и улыбнулся, смахнув со лба прядку вьющихся волос. – Я слышал, что именно твой удар оказался смертельным. Жалею, что пропустил его.

– Олень-самец, с шестнадцатью отростками на рогах, – сообщил лорд Аннандейл, откидываясь на спинку кресла с довольным ворчанием и сжимая в руке кубок с вином. – Лучший и последний в этом сезоне.

Роберт больше не мог сдерживаться. Он развернулся, уголком глаза подметив трепетание алой материи. Взгляд его встретился со взглядом Евы. Она тоже улыбалась, но это была холодная и оценивающая улыбка, не такая теплая, как у мужчин, как если бы она еще не решила, заслуживает ли он ее внимания. Ее синие глаза были чуточку прозрачнее его собственных. Цвета весеннего неба, решил он.

– Ева, – позвала ее, робко поднявшись по ступеням на помост, одна из младших сестер, с волосами, скорее, мышиного, нежели медового оттенка.

– Да, Изабелла?

– Ты не потанцуешь со мной?

На прощание погладив отца по плечу, Ева легко сбежала с помоста, держа сестру за руку. Метнув на Роберта короткий взгляд, она исчезла в толпе, оставив после себя мелькнувший ярко-красный шлейф платья.

Граф Атолл поднялся из-за стола, взяв под руку красавицу-жену.

– Думаю, мы можем присоединиться к ним. – Джон широко улыбнулся. – Смотри, Роберт, не опоздай. Всех лучших дочерей скоро разберут.

Молодой человек подмигнул графу Мару и лорду Аннандейлу, которые обменялись понимающими смешками, отчего Роберт заподозрил, что они обсуждали не только его охотничьи таланты. Ему исполнилось восемнадцать; наверняка вопрос его женитьбы занимал их умы в последнее время, особенно учитывая сложившиеся обстоятельства. Вскоре для него подберут подходящую невесту с положением и богатым приданым. Если только они уже не сделали свой выбор, подумал Роберт, глядя на довольные ухмылки пожилых мужчин. Решив поскорее сменить тему, он вперил взгляд в сухой пальмовый лист, приколотый к мантии деда.

– Как ты думаешь, король Эдуард откликнется на призыв папы провести очередной крестовый поход?

Мужчины мгновенно посерьезнели, и Роберт тут же пожалел, что затронул столь болезненный вопрос. Прошло уже шесть месяцев с той поры, как до них дошли печальные вести о падении Акры, последнего оплота крестоносцев в Святой Земле. Ходили упорные слухи о мужчинах и женщинах, бросающихся в море, чтобы не пасть от рук сарацин, о всеобщем хаосе и пожарах, о реках крови, текущих по улицам, и о кораблях, битком набитых беженцами, в одних лохмотьях прибывающих в гавани цивилизованного христианского мира. С тех пор папа без устали призывал начать новый крестовый поход, пока, впрочем, без особого успеха.

– Не исключено, что после того, как наш трон окажется занятым, мы ответим на его призыв, – негромко ответил дед и залпом осушил свой кубок.

Граф Дональд согласно кивнул.

– Для священной войны нам нужна свежая кровь. – Он склонил голову, глядя на Роберта. – Если какой-нибудь молодой и могущественный лорд подхватит Крест, остальные последуют за ним.

С другого конца стола до них вдруг донеслось нечленораздельное ругательство. Они повернулись и увидели графа Каррика, который со злобой взирал на них налитыми кровью глазами.

– Могущественный лорд! – Покачнувшись, он с трудом поднялся на ноги, небрежно оттолкнув кресло. Граф взмахнул рукой в сторону Роберта с зажатым в ней кубком, так что вино выплеснулось на стол. – Если в этом заключаются ваши надежды на Святую Землю, то да поможет нам Бог!

Язык у отца заплетался, но слова его барабанной дробью прозвучали у Роберта в ушах.

– Довольно, – прорычал лорд Аннандейл.

– Я говорю правду. Он ни разу не сражался на войне. Он умеет убивать только зверей, а не людей. Свежая кровь? – Граф скривился. – В жилах наших сыновей течет не кровь, а вода, похожая на разбавленное вино. Разве можно воспитать крестоносцев из такого хилого потомства? – Граф продолжал язвительно разглагольствовать, но Роберт больше не желал его слушать.