Текст книги "Отважное сердце"

Автор книги: Робин Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 40 страниц)

– Это вы проиграли войну, а не мы! – продолжал угрюмый здоровяк, приободрившийся при виде столь мощной поддержки. – А теперь вы хотите наказать нас за собственную трусость?

Джеймс Стюарт развернулся к нему:

– Довольно! Мы все потеряли близких и товарищей. – В словах сенешаля сквозила горечь утраты своего брата Джона. – Никто здесь не имеет преимущественного права на скорбь.

Воцарилась настороженная и враждебная тишина, которую нарушил чей-то голос.

– Я уже принял решение.

Присутствующие перенесли все внимание на Уильяма Уоллеса, а те, кто стоял в задних рядах, вытянули шеи, чтобы лучше видеть его.

– Большая часть нашей армии уничтожена. Если бы завтра началась новая военная кампания, мы бы не выстояли против англичан. Нам нужно собраться с силами. – Голубые глаза Уоллеса обежали собравшихся. Он на мгновение задержал взгляд на Роберте. – Сэр Гартнет прав. Пришло время обратиться за помощью к другим, если мы хотим продолжать борьбу. Я слагаю с себя полномочия местоблюстителя и хранителя Шотландии и отправляюсь во Францию. Мы не можем позволить королю Филиппу забыть о нашем альянсе, какие бы пакты он ни заключал с Англией. Из Парижа я поеду в Рим и добьюсь аудиенции у папы, чтобы обратиться к нему с личной просьбой. – Развернувшись, он вышел из круга, и мужчины расступились, чтобы дать ему пройти. На мгновение воцарилась мертвая тишина, которая в следующий миг взорвалась криками. Одни уговаривали Уоллеса передумать, другие просто пытались быть услышанными.

В воцарившейся сумятице Роберт выбрался из толпы. Уоллес шел впереди, широкими шагами удаляясь в сторону деревьев. Все последние дни, с того самого момента, как он прибыл в Лес, Роберт вел тайные переговоры с сенешалем относительно будущего хранителя. Он понимал, что, предлагая Уоллесу отойти в сторону, сенешаль расчищает ему путь к возвышению. Но сейчас он хотел проявить великодушие:

– Сэр Уильям.

Не останавливаясь, Уоллес оглянулся.

Роберт догнал его и пошел рядом. Сухие листья шуршали под их сапогами.

– Нам с вами не довелось поговорить с глазу на глаз, но я не стану отрицать, что вы многого добились за прошедший год. Вы создали армию из пастухов и фермеров, и все они преданы вам. Вы сделали из них воинов, научили сражаться, вложили копья им в руки и разожгли огонь в их крови. Они по собственной воле пошли за вами в бой. Победа под Стирлингом была выдающейся.

Уоллес внезапно остановился и развернулся к нему:

– А Фолкирк стал сокрушительным поражением. – Он перевел взгляд на оставшуюся позади толпу мужчин, которые продолжали громко спорить. – Они не выбирали меня своим королем или чиновником. Они выбрали меня своим генералом, а любой генерал хорош только до первого поражения. И когда они смотрят на меня сейчас, то видят лишь склоны холмов, усеянные телами наших павших воинов. Точно так же, как Стирлинг воспламенил их сердца, Фолкирк надломил их. И я не хочу быть символом нашего поражения.

– То, что вы предлагаете, связано с риском. На пути во Францию вас будут подстерегать многочисленные опасности, особенно теперь, когда наши враги знают вас в лицо. Вы уверены, что король Филипп хотя бы предоставит вам аудиенцию?

Уоллес кивком указал на пожилого темноволосого мужчину, стоявшего в одиночестве чуть поодаль от шумного сборища и молча наблюдавшего за горячими дебатами.

– Вон тот мой человек был когда-то тамплиером. Он порвал с орденом, но в парижской штаб-квартире храмовников у него остались союзники, которые могут нам пригодиться. – Уоллес вновь повернулся к Роберту, вперив в него проницательный взгляд. – Я знаю, Джеймс Стюарт хочет, чтобы вас избрали нашим новым хранителем. Епископ Вишарт сказал мне об этом. Полагаю, что найдутся и другие, кто поддержит этот выбор. – Уоллес помолчал, а потом протянул испещренную шрамами руку.

Роберт принял ее.

Уильям Уоллес кивнул. Отвернувшись, он зашагал прочь и вскоре скрылся меж древних деревьев, и только мертвые листья шуршали у него под ногами.

Прошло уже четыре дня с того момента, как Уоллес сложил с себя полномочия хранителя Шотландии. Все это время продолжались споры о том, кто должен стать его преемником. Согласия среди собравшихся не было. В Лес постоянно прибывали все новые отряды – это скотты откликались на предложение принять участие в ассамблее. И все они лишь подливали масла в огонь разногласий.

На следующий день после отъезда Уоллеса Джеймс Стюарт раскрыл карты, предложив избрать хранителем Роберта. Его поддержали многие, и, в первую очередь, Джон, Гартнет и Александр. Вместе с сенешалем два графа и лорд образовали внушительную группу поддержки, с которой нельзя было не считаться. Но это не помешало другим оспорить кандидатуру Роберта, предлагая себя на его место. При этом многие по-прежнему убеждали Джеймса и Вишарта стать хранителями вместе.

К вечеру четвертого дня лорд сенешаль вновь обратился к собравшимся, приводя окончательные доводы в пользу избрания Роберта. В первых рядах мужчины сидели прямо на поросшей мхом земле, на бревнах и пнях, тогда как задние рассеялись среди обступивших поляну деревьев. Все притихли, и сенешаль возвысил голос, напоминая им о том, что за прошедшие шестнадцать месяцев Роберт не раз доказал свою преданность делу освобождения Шотландии из-под пяты короля Эдуарда. Подобно Уоллесу и Морею до него, молодой граф Каррик поднял знамя восстания, и поднял его очень высоко. Он освободил Эйршир от владычества Генри Перси и разгромил английские гарнизоны. Он привлек к себе многочисленных верных сторонников, показав себя отважным и благоразумным военачальником, и именно его меч лег на плечо Уильяма Уоллеса, возведя их предводителя в ранг рыцаря.

– Более того, – продолжал сенешаль, оглядываясь на Роберта, стоявшего в окружении своих людей, – он много потерял, посвятив себя нашему делу. Порвав с отцом, сэр Роберт был насильно разлучен со своей семьей и лишился богатого наследства. Сражаясь с людьми короля, он навлек на себя гнев Эдуарда, который сжег его владения в Аннандейле, причем не единожды. До нас дошли слухи о том, что, выступая маршем на север, король приказал разрушить Лохмабен.

Роберт сжал кулаки, стараясь совладать с ураганом чувств, который вызвали в нем слова сенешаля. Только появившись в лагере повстанцев неделей ранее, он узнал о трагической судьбе, постигшей Лохмабен. О масштабах разрушений пока еще ничего не было известно, но ходили упорные слухи о сожженных дотла городах и мужчинах и женщинах, которых убивали без разбору. В этих слухах повторялось одно и то же имя. Боэн. То, что его земли пострадали от руки бывшего друга, привело Роберта в состояние холодного бешенства. Поместья до сих пор формально принадлежали его отцу, но он сильно сомневался, что король Эдуард вспомнит о старом лорде, отправившемся доживать свои дни в Англии. Нет, нападению подвергся он один, и удар был нанесен в самое уязвимое и больное место.

– Дед сэра Роберта был одним из самых выдающихся дворян, когда-либо ступавших по нашей земле, – продолжал Джеймс. – Яростный крестоносец и убежденный сторонник мира, он пользовался безграничным доверием двух королей. И его внук унаследовал те же самые добродетели, которые, на мой взгляд, делают его самым подходящим человеком, чтобы возглавить борьбу нашего королевства за свою свободу.

Когда сенешаль закончил свою речь, Роберт сразу уловил заметные изменения в умонастроениях мужчин, на которых подействовали слова Стюарта. Одни кивали, задумчиво или в знак согласия, другие перешептывались со своими соседями, и лишь немногие отрицательно качали головами. Но сказать, как проголосует большинство, было решительно невозможно.

Вишарт вышел на середину круга. Его широкоскулое лицо было мрачным, но решительным. Он готов был до конца отстаивать кандидатуру Уоллеса, но теперь, когда тот сам сложил с себя полномочия, выступил в поддержку нового хранителя столь же горячо, как и сам сенешаль, хотя и не высказал открыто своих симпатий.

– Мы выслушали доводы «за» и «против» назначения сэра Роберта. Предлагаю всем вновь собраться через час, чтобы окончательно…

Из-за деревьев донеслись крики и звон уздечек. Епископ Вишарт развернулся в ту сторону, недовольно хмурясь оттого, что его прервали. Остальные тоже начали оборачиваться. Роберт повернул голову вместе со всеми и увидел, что к ним приближается конный отряд. Лошади были забрызганы грязью по самые ноздри, с боков у них срывались хлопья пены. Взгляд Роберта остановился на едущем впереди худощавом молодом человеке с гладкими черными волосами и волчьим лицом. Это был Джон Комин, сын лорда Баденоха. С ним было около тридцати человек, и на их щитах и накидках красовались самые разные гербы. У многих на красном поле белели три снопа пшеницы, другие носили изображение белого льва Галлоуэя. Охваченный дурными предчувствиями при виде своего личного врага, Роберт перевел взгляд на встревоженное лицо сенешаля.

Джон Комин спрыгнул с седла своего загнанного коня и двинулся через толпу, а его рыцари прокладывали себе дорогу следом. Войдя в центр круга, он окинул Роберта взглядом, исполненным холодного презрения, после чего развернулся к Вишарту и Джеймсу.

– Решение уже принято? – требовательно спросил он, и его высокий, высокомерный голос заглушил негромкие перешептывания в толпе.

Вишарт удивленно приподнял брови.

– Мы получили сообщение об ассамблее неделю тому, – пояснил Джон, заметив выражение лица епископа. – Мой отец занят укреплением наших замков на севере, поэтому прислал вместо себя меня. Вчера от одного из ваших патрулей я узнал, что сэр Уильям сложил с себя полномочия хранителя и что начались выборы его преемника. Мои люди и я скакали всю ночь напролет, чтобы успеть вовремя.

Джеймс спокойно взглянул в лицо воинственно настроенного молодого человека.

– Сэр Роберт Брюс был выдвинут на эту должность.

– Он уже назначен? – пожелал узнать Комин.

– Нет, – вмешался Вишарт, прежде чем сенешаль успел ответить. – Еще нет.

– В таком случае я предлагаю на эту должность себя. – Джон Комин повернулся к людям Роберта и повысил голос, заглушая их гневные крики протеста. – У меня есть право быть выслушанным.

– Сэр Роберт – граф, – выкрикнул Александр Сетон. – А вы – всего лишь рыцарь. Его титул выше вашего.

Джон Комин набросился на него:

– Но я тоже сын и наследник одного из самых могущественных дворян нашего королевства, равно как и племянник самого короля. – Он обвел присутствующих высокомерным взглядом. – Кто-нибудь смеет отрицать это? – Когда никто ему не ответил, темные глаза Джона Комина удовлетворенно прищурились. – Знай мой отец о важности этой ассамблеи, он прибыл бы лично, но я готов стать хранителем вместо него.

– Я поддерживаю это предложение.

Как только прозвучал грубый и хриплый голос, из отряда Комина вперед принялся проталкиваться огромный мужчина с бочкообразной грудью и шапкой белых волос. Это был пожилой и воинственный граф Стретэйрн. Он числился ярым сторонником Уильяма Уоллеса и в прошлом году присоединился к нему во время рейда в Нортумберленд. Он был женат на сестре графа Бучана, главы Темных Коминов, и играл важную роль во времена прежнего царствования.

Роберт оглянулся на Джеймса Стюарта и по выражению отчаяния и бессилия на его лице понял, что Комину предоставят слово, и не в последнюю очередь потому, что на его сторону стал человек с репутацией Стретэйрна.

– В таком случае, вы должны сделать свое заявление прямо сейчас, сэр Джон, – высказался, наконец, сенешаль. – Мы не можем продолжать дебаты до бесконечности. Пока мы здесь теряем время, можно быть уверенным, что король Эдуард планирует очередную кампанию.

Требование сенешаля поторопиться с изложением своих притязаний явно привело Джона Комина в ярость, но он повернулся к собравшимся:

– Очень хорошо. – На мгновение он умолк, собираясь с мыслями, а потом заговорил.

Оказалось, он обладает хорошим слогом и ясностью мышления, что несказанно удивило Роберта, который всегда полагал молодого человека лишь бледной тенью своего могущественного отца.

Джон говорил о должности своего отца как юстициара Галлоуэя и одного из шести хранителей, избранных после смерти короля Александра. Он также упомянул о долгой и славной истории своей семьи и о той единодушной поддержке, которую они оказывают его дяде, королю Джону Баллиолу, надеясь вновь увидеть его на троне Шотландии. Это была умная речь, которая пробудила интерес во многих из тех, кто сейчас собрался на поляне, отчасти еще и потому, что Джеймс Стюарт ловко обошел молчанием возможность возвращения Баллиола на престол, когда выступал в поддержку Роберта.

– Я говорю от имени короля Джона, – закончил Комин. – Как должен вести себя любой, кто предлагает себя на роль нашего лидера. – С этими словами он посмотрел на Роберта.

Удивления достойно, но именно один из людей Уоллеса, дюжий Гилберт де ла Хэй, лорд Эрролл, возразил против столь хвастливого и высокомерного заявления:

– Ваши речи стали бы сладкой музыкой для наших ушей, если бы это не Комины возглавили бегство дворян с поля боя при Фолкирке, бросив сэра Уильяма и его пеших солдат на растерзание английской кавалерии.

Роберт, шансы которого на избрание начали таять после выступления Комина, вновь ощутил проблеск надежды, особенно после того, как увидел, что Грей и Нейл Кэмпбелл закивали в знак согласия.

Джон Комин покраснел, но не замедлил возразить лорду Гилберту:

– По крайней мере, мой отец был при Фолкирке, присоединившись к своим соотечественникам. А человека, которого вы намерены назначить нашим хранителем, даже не было на поле боя! – Он ткнул пальцем в Роберта. – Быть может, самый обыкновенный страх помешал Брюсу влиться в наши ряды или же его давняя привязанность к королю Эдуарду помешала ему поднять меч?

Сенешаль и еще несколько человек запротестовали было, но голос Роберта прозвучал громче всех:

– Если против меня свидетельствует моя прошлая лояльность к королю Эдуарду, то в таком случае против тебя говорит твое нынешнее положение. В конце концов, ты ведь женат на кузине короля и состоял у него на службе еще совсем недавно, в отличие от меня.

– Мой брак аннулирован с того момента, как мы с отцом нарушили королевский приказ, что и собирались сделать, едва только он освободил нас из Тауэра, – заявил Джон Комин, не обращая внимания на презрительное улюлюканье Эдварда Брюса. – Джоанна и мои дочери находятся в Англии. Ради блага своего королевства я отказался от жены и детей. А чем пожертвовал ты?

Жаркие дебаты продолжались, перекинувшись с Роберта и Джона, оказавшихся в самом центре толпы, на периферию, захватив всех без исключения присутствующих на ассамблее. Сенешаль и Вишарт пытались поддержать хотя бы подобие порядка, но вскоре охрипли в безнадежной попытке перекричать остальных. Роберт, отведя горящий ненавистью взгляд от Комина, увидел воздетые кулаки и орущие глотки. Люди Комина противостояли его рыцарям. Его брат уже положил руку на свой меч, и его примеру последовал Джон Атолл. Дунгал Макдуалл вообще успел обнажить свой клинок. Уголком глаза Роберт заметил худощавую, жилистую фигуру в черной накидке, пробирающуюся сквозь толпу. Он успел разглядеть под капюшоном гладкий, чисто выбритый подбородок молодого человека. Остановившись в центре круга, тот откинул капюшон, являя на всеобщее обозрение выразительное лицо и тонзуру на голове. Один глаз у него был голубым, а другой – каким-то странным, молочно-белым. Прошло несколько мгновений, прежде чем на него обратили внимание.

Вишарт, жарко спорящий со Стретэйрном, умолк на полуслове. Выражение его лица изменилось, а рот приоткрылся от удивления:

– Господи помилуй, Ламбертон, я уж думал, что вы умерли!

Услышав радостный вопль епископа, мужчины затихали один за другим. В конце концов, глаза всех присутствующих устремились на пришельца. Услышав его имя, Роберт сообразил, что это, должно быть, и есть Уильям Ламбертон, человек, которого Вишарт и Уоллес назначили епископом Сент-Эндрюсским, поставив его во главе самой большой епархии королевства.

– Моя поездка в Рим затянулась, – ответил Ламбертон. Он говорил, не повышая голоса, но в нем ощущалась такая властность и сила, что последний ропот недовольства быстро стих и воцарилась тишина. – Но я вернулся к вам, посвященный в сан епископа перед лицом Господа нашего рукой Его Святейшества, папы Бонифация. И, похоже, – добавил он, обводя горящим взглядом собравшихся, – в самое подходящее время.

Вишарт оглядел Ламбертона с головы до ног:

– Какой счастливый случай привел вас к нам, друг мой?

– Хороший вопрос, – сказал Ламбертон со скупой улыбкой, – на который я отвечу как-нибудь в другой раз. – Он огляделся по сторонам. – Я слышал кое-какие из прозвучавших здесь предложений. Предлагаю избрать хранителями и сэра Роберта Брюса, и сэра Джона Комина. Если этот вопрос разделил людей королевства, в чем нет сомнения, то почему тогда не устранить предмет раздора и не объединить двух мужей, которых вы все поддерживаете, если не одного, так другого? – Не дождавшись возражений, Ламбертон продолжал, и голос его окреп и зазвучал с новой силой. – Нам, как воздух, нужно единство. Мне удалось заручиться поддержкой нашего дела Его Святейшества в Риме, но, находясь в Париже, я узнал о том, что между Англией и Францией заключено официальное перемирие.

– Мы тоже слышали об этом, Ваше преосвященство, – заметил Джеймс Стюарт.

– Все обстоит гораздо хуже, чем вам представляется, лорд сенешаль, – возразил Ламбертон. – Перемирие на деле означает постоянный альянс, который будет скреплен в будущем году женитьбой короля Эдуарда на Маргарите, сестре короля Филиппа. По этому соглашению все наши прежние договоренности с королем Филиппом аннулируются. Шотландия осталась одна.

66

Роберт присел на корточки на лесной прогалине. Подняв с земли сучок, он откинул капюшон своей зеленой накидки, чтобы лучше видеть. Вокруг него полукругом стояли полтора десятка человек, одетых так же, как и он, в грязно-зеленые накидки поверх хауберков, чтобы скрыть блеск стали. Из-под зеленого полога листьев у них над головой доносилось щебетание черных дроздов, встревоженных появлением людей. В просветы между густо переплетенными ветвями виднелось выцветшее от жары небо. Деревья защищали людей от безумной ярости дневного светила, но влажный и душный воздух буквально кишел насекомыми, которые причиняли им невыносимые страдания: комарами и мошками, лезущими в глаза и рот, клещами и вшами, забиравшимися под кожу и сводившими с ума чесоткой на голове и в паху.

– Как мы знаем, повозки поедут этой дорогой, – сказал Роберт и провел черту сучком по сухой земле. – Они направляются в Роксбург. – Он ткнул палочкой в камень, лежавший у окончания грубой пунктирной линии, прежде чем нарисовать кружок на другом ее конце. – Сэр Джеймс со своими людьми будут наблюдать за ними вот отсюда. Местность там возвышенная, и им будет хорошо видна вся дорога. А наши силы, тем временем, будут ждать здесь. – Он нарисовал два крестика на земле по обе стороны от линии. – Хотя мы не знаем, когда именно появятся англичане, но лазутчики уверяют, что это случится сегодня после полудня, во всяком случае, до наступления ночи уж точно. Сэр Джон и его люди прошлись по дороге пешком. – Он поднял голову и взглянул на свояка, который утвердительно кивнул.

Вьющиеся черные волосы Атолла скрывал капюшон накидки. На лице его читалось напряженное внимание.

– По нашим расчетам, обозу понадобится около десяти минут, чтобы достичь наших позиций после того, как он минует отряд сенешаля.

Роберт встретил темный взгляд Джона Комина.

– Насколько я понимаю, вы выделили человека, который будет ждать сигнала от сэра Джеймса?

Бледное лицо Комина было мрачным.

– Наблюдением займется Фергус, – пробормотал он, кивнув на одного из своих людей, жилистого, атлетически сложенного скотта, который стоял, скрестив руки на груди.

Роберт обвел взглядом остальных спутников Комина. Большинство из них были рыцарями, включая нескольких воинов из Галлоуэя. На их лицах было написана угрюмая враждебность, которая, как он прекрасно понимал, была вызвана не приближающимся врагом, а тем, что напротив них стояли его собственные люди. Что касается последних, то его план внимательно слушал лишь Атолл. Гартнет хмурился, Александр Сетон думал о чем-то своем, Кристофер сдерживался из последних сил, не сводя глаз с людей Комина, а Нейл Кэмпбелл вообще равнодушно ковырял в зубах прутиком, заострив его своим кинжалом. Эдвард в упор смотрел на Джона Комина, и в глазах его полыхала жаркая ненависть.

– Хорошо, – угрюмо обронил Роберт, возвращаясь к линии, которую он провел на земле. – Сенешаль даст англичанам пройти в ловушку, прежде чем перекрыть им путь к отступлению. А мы захлопнем капкан и, – Роберт умолк, расслышав чье-то невнятное бормотание. Взгляд его остановился на Дунгале Макдуалле, который стоял справа от Комина в кольчужном хауберке до середины бедра, выглядывающем из-под коричневой накидки. – Вы что-то хотели сказать?

Макдуалл, не дрогнув, встретил его взгляд:

– Я думаю, это очень рискованно – устраивать засаду в непосредственной близости от замка. Если гарнизон Роксбурга узнает о нашем нападении, они могут сделать вылазку. Почему бы сенешалю не напасть первым, а уже после мы придем к нему на помощь?

Прежде чем Роберт успел ответить, в разговор вмешался Эдвард:

– Мы уже обсуждали ваши возражения, Макдуалл. Или вы пропустили мимо ушей все, что мы говорили?

Роберт метнул на брата предостерегающий взгляд и поднял руку, когда Макдуалл прошипел сквозь зубы что-то нелицеприятное.

– Это самое лучшее место для засады. – Он жестом обвел леса вокруг. – Местность достаточно удобная для лошадей, и мы можем напасть одновременно с обеих сторон. Мы знаем, что обоз хорошо охраняется. Лазутчики сообщают, что с повозками идут тридцать конных воинов и почти вдвое больше пеших, плюс возчики. Нет. Мы нападем именно здесь. Если будем действовать быстро, то сможем уничтожить их припасы и скрыться в Лесу до того, как гарнизон в Роксбурге сможет организовать вылазку.

Дунгал прошептал что-то на ухо Джону Комину, а Роберт раздраженно отмахнулся от мухи, назойливо жужжавшей у самого лица. Жара была липкой, как патока, так что даже дышать было тяжело. Он вдруг вспомнил склоны холмов в Уэльсе, утопающие в снежном плену, сполохи пламени в ночи, мертвые тела, лежащие вокруг повозок, раненых лошадей, упавших на передние ноги, и их жалобное ржание. Он планировал свою засаду, держа в уме короткую схватку у Нефина, но не мог отрицать того, что здесь и сейчас все было по-другому и им грозила намного большая опасность, чем валлийцам, которые всегда могли ускользнуть в горы. Начать с того, что сейчас стоял белый день, а местность, хоть и достаточно ровная для их лошадей, с равной легкостью позволяла противнику преследовать их, если что-то пойдет не так. Слова Дунгала пробудили в нем червячок сомнения, который зашевелился у Роберта в душе. Замок Роксбург был битком набит умирающими от голода английскими солдатами, отчаянно нуждающимися в продовольствии, которое должен был доставить им обоз. Брюс постарался отогнать прочь сомнения. Все пройдет, как надо. Выпрямившись, он отшвырнул сучок и встретился взглядом со своим коллегой-хранителем.

– Ты со мной, Джон? Я должен знать.

После короткой паузы Комин стиснул зубы и коротко кивнул.

– За Фолкирк, – сказал Роберт, протягивая ему руку.

Джон принял ее. Их ладони соприкоснулись на мгновение, а потом быстро разжались.

Обе группы покинули лощину. Комин со своими людьми направился к дороге, по другую сторону которой, на некотором удалении от нее, вместе с лошадьми ждала его остальная часть отряда. Роберт с рыцарями углубился в лес, и в выцветшем от жары небе над ними беспокойно закружились птицы. У самой дороги деревья редели, и укрыться там было негде, что грозило нешуточными неприятностями, если англичане вышлют впереди обоза лазутчиков, которые могут засечь их и поднять тревогу. Роберт намеревался отвести оба отряда как можно дальше от дороги, чтобы их было не видно и не слышно, и уже на безопасном расстоянии дожидаться сигнала сенешаля.

Когда они уходили от лощины, Эдвард оглянулся.

– Держу пари, этот трусливый пес Макдуалл намерен оспаривать каждое твое решение.

Роберт взглянул на него.

– Ты же не станешь винить его за то, что он нас ненавидит. Наш отец убил его отца.

Эдвард беззаботно передернул плечами:

– Его отец первым напал на нашего. Чего еще он ожидал? Кроме того, это было давно.

Роберт не ответил, а погрузился в сосредоточенное молчание, отводя от лица ветки. На прогалине впереди их поджидала остальная часть его отряда, составленная, главным образом, из рыцарей Каррика, включая Неса и Уолтера, и усиленная людьми Атолла и Мара. Всего их было шестьдесят человек, чего, в сочетании с отрядом Джона Комина, вполне должно было хватить для победы над англичанами, которых насчитывалось человек восемьдесят, вряд ли больше.

– Наблюдатель на посту? – поинтересовался Роберт, подходя к Уолтеру и с благодарностью принимая кружку пива, которую протянул ему Нес.

Уолтер кивнул на высоченный древний дуб, и сквозь переплетение ветвей Роберт увидел ноги человека, свисающие по обе стороны толстого сука почти на самой вершине.

Допив пиво, Роберт опустился на землю и принялся ждать. Сигнал мог прозвучать и через несколько часов. Следовало отдохнуть, пока есть такая возможность. Вокруг них расстилалась густая чащоба, и в просветы в зеленой кроне деревьев на землю падали яркие столбы солнечного света. Сейчас они находились на самой южной оконечности Селкиркского леса. Здесь, на границе, росли преимущественно дубы, орешник и березы, в отличие от сердца Леса, в темной глубине которого высились корабельные сосны. Лесной массив перемежался холмами, поросшими вереском, и глубокими долинами, из которых в самых неожиданных местах торчали шпили монастырей и башни замков, выстроенные из одинакового розоватого камня.

Привалившись спиной к стволу, Роберт окинул взглядом своих людей, которые пустили по кругу бочонок с пивом и негромко разговаривали о чем-то. Все они были мокрые от пота и грязные, а одежда после долгих месяцев скитаний по Лесу превратилась в лохмотья и перепачкалась. Многие отпустили бороды, не имея достаточно времени, чтобы побриться. Роберт потер свой колючий подбородок, заросший щетиной, решив, что и он, должно быть, выглядит не лучше.

На протяжении последних десяти месяцев, с тех пор как они с Джоном Комином были выбраны хранителями, оба начали затяжную войну с гарнизонами замков, которые до сих пор удерживали в своих руках англичане и которые оказались предоставлены сами себе после того, как король Эдуард увел свою армию через границу. Не имея в своем распоряжении осадных машин, скотты не могли предпринять полномасштабного штурма и вместо этого постарались перерезать пути снабжения замков продовольствием. Поговаривали, что англичанам в Стирлинге уже грозит голодная смерть. С Божьей помощью и Роксбургу уготована такая же участь, если им повезет сегодня. Добиться победы было бы очень желательно, поскольку замок занимал стратегическое положение. Находясь рядом с границей, он служил плацдармом, с которого Эдуард начал военную кампанию годом ранее.

Глядя на своих людей, Роберт встретился взглядом с Кристофером Сетоном. На Рождество Роберт посвятил молодого человека в рыцари в награду за его верную службу на протяжении двух последних лет. Поначалу оруженосец, кажется, чувствовал себя не в своей тарелке от оказанной ему чести, чем изрядно удивил Роберта, но теперь, похоже, Кристофер уже вполне освоился в новой ипостаси рыцаря. Остальные тоже приспосабливались к затяжной войне, кто как мог, и у одних это получалось лучше, чем у других. Его брат и Александр Сетон чувствовали себя в Лесу, как дома, планируя засады и налеты, и жили исключительно сегодняшним днем. То же самое относилось и к Джону Атоллу, оруженосцем у которого служил его сын Дэвид, хотя граф явно скучал о своей супруге, которая оставалась в лесном лагере вместе с женщинами и детьми. Роберт тоже оставил там Марджори на попечении Джудит и Кристины. После ухода Катарины кормилица изменилась на глазах и, похоже, получала настоящее удовольствие, ухаживая за его дочерью. А вот Гартнету приходилось труднее всего, он так и не смог прижиться в лесу, частично оттого, что презирал эту тайную войну, которую они вели, – партизанщину, как он называл ее. Но даже он вынужден был признать, что альтернативы у них пока нет. После поражения при Фолкирке о столкновении в открытом бою не могло быть и речи. У них не было ни достаточно сил, ни единоличного лидера, наподобие Уильяма Уоллеса, который сейчас находился за границей, сражаясь за их свободу в словесных баталиях при дворе короля и папы.

Роберт перенес свое внимание на брата, который сидел рядом с Нейлом Кэмпбеллом. Они были очень похожи – оба обладали буйным и пылким нравом, приправленным чувством тонкого и злого юмора. Роберт не удивлялся тому, что они сдружились. Сам он долго привыкал к Кэмпбеллу, одному из самых ярых сторонников Уоллеса, но при этом не мог не заметить подлинного бесстрашия рыцаря и его навыков умелого бойца, так что со временем обнаружил, что у них намного больше общего, чем он предполагал. Нейл присоединился к Уоллесу в самом начале восстания, после того как земли его семьи в Лохейве были сожжены Макдуаллами. На западе война, вспыхнувшая два года тому между Макдуаллами, союзниками Коминов и Баллиола, и Макдональдами, лордами Ислея, все еще поддерживающими короля Эдуарда, продолжалась невозбранно до сих пор. Глава рода Макдональдов недавно был убит, и ему наследовал Ангус Ог – тот самый юноша, который предложил Роберту свою ложку много лет тому на празднестве в замке Тернберри. Сожженные земли и потеря наследства объединили в добровольном изгнании Нейла и Роберта, который до сих пор не мог оправиться после разрушения Лохмабена. Впрочем, подобные нити связывали многих.

Король Эдуард так и не вернулся, чтобы довершить начатое разрушение страны, хотя слухи о том, что он готовит новую кампанию, ширились и множились. Однако же, он не терял времени даром и издали раздавал конфискованные земли своим баронам. Граф Линкольн получил владения Джеймса Стюарта, Клиффорду был пожалован юго-западный замок Карлаверок, а Перси обзавелся еще несколькими крепостями в бывшей вотчине Баллиола. В данный момент, впрочем, и до тех пор, пока англичане не смогут установить контроль над всем королевством, бароны едва ли могли вступить во владение своими новыми территориями, поскольку угроза нападения скоттов оставалась весьма реальной.