Текст книги "Отважное сердце"

Автор книги: Робин Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 40 страниц)

Комин не стал отрицать очевидного и с достоинством ответил на обвинение.

– Я должен был выбрать достойную супругу для своего наследника. Точно так же, как и у вас были свои обязанности в качестве нашего короля. Вы должны были сохранить наши права. Но, вместо этого, вы уступили их Эдуарду.

– Должен быть еще какой-нибудь выход. Вместо меня будут править двенадцать человек?

– Они не будут подменять вас, а станут всего лишь вашими советниками. – Лицо Комина посуровело. – Люди королевства собрались здесь сегодня вечером именно для этой цели. Четыре графа, четыре епископа, четыре барона. Вы не можете отказать нам.

– А что, если я все-таки откажу? Что тогда, брат? – В гаснущем багровом свете заката лицо Баллиола исказилось мукой. – Ты прикажешь убить меня, как приказал убить внучку моего предшественника?

Комин огляделся по сторонам, когда слова Баллиола эхом прокатились по галерее.

– Осторожнее, милорд, – пробормотал он. – Я был не единственным, кто принимал участие в этом заговоре. – Тон его голоса смягчился. – Идут такие времена, что вы не должны оставаться нашим единственным выбором. – Когда король отвел глаза, Комин встал перед ним. – Вы по-прежнему останетесь королем, Джон, но ваши действия будет направлять новый совет. Пусть он займется королем Эдуардом. А когда будущее Шотландии вновь окажется в безопасности, может статься, необходимость в таком совете отпадет.

– И когда же это случится? – Баллиол знал, что он проиграл; об этом свидетельствовал даже его собственный голос, негромкий и усталый.

Комин оперся обеими руками о каменный парапет и окинул взглядом болотистую равнину, тянущуюся вдаль от скалистого обрыва, увенчанного замком, вокруг которого теснились домики королевского городка Стирлинга.

– Все будет зависеть от ответных шагов Эдуарда, когда он узнает о том, что мы заключили военный союз с его врагом. Тогда он может отступить и вернуть нам наши свободы. Войны в Уэльсе и Гаскони обошлись ему очень дорого. И еще одна военная кампания – последнее, что ему сейчас нужно.

– А если он все-таки не отступит?

Комин немного помолчал, но когда заговорил, то в его тоне прозвучала решимость:

– Значит, потребуется больше времени.

– Король Филипп окажет нам военную помощь?

– Полагаю, да, исходя из наших первых переговоров.

Король смотрел, как последние лучи солнца скрылись за горами. Когда свет померк, Баллиол повернулся к своему зятю.

– Идем, и побыстрее покончим с этим.

День клонился к закату, когда Роберт и Эдвард в сопровождении своего эскорта пересекли границу. Получив разрешение короля покинуть Вестминстер, Роберту понадобилось больше времени, нежели он рассчитывал, чтобы уладить свои дела, и вот теперь, после двух недель в дороге, этот завершающий отрезок пути казался ему самым долгим. Вот уже несколько часов, объехав городские стены Карлайла, последнего английского города, он скакал в беспокойном молчании, стремясь к цели своего путешествия и раздумывая о том, что ждет его впереди, за вересковыми пустошами Солвей Фирта.

Роберт чувствовал себя очень странно и непривычно, возвращаясь домой после долгого отсутствия. И дело было не только в том, что здесь на первый взгляд ничего не изменилось, просто сам он стал совершенно другим человеком, и духовно, и физически. Он уезжал отсюда девятнадцатилетним юношей, а вернулся мужчиной в возрасте двадцати одного года, вкусившим крови на войне. Он пребывал в фаворе у короля и обзавелся влиятельными друзьями в Англии. Радость от возвращения домой подогревало и желание поговорить с дедом обо всем, что случилось с ним за эти два года. Он уже решил признаться старому лорду в том, что его приняли в орден Рыцарей Дракона и он принес клятву верности королю Эдуарду, не сомневаясь, что дед скажет ему, были ли эти решения правильными. Но сквозь эти мысли пробивалось и нетерпеливое ожидание брачного союза, ставшего главной причиной, по которой его призвали домой. Это станет для него еще одной переменой, к которой, как Роберт надеялся, он был уже готов. Ева была красавицей, вне всякого сомнения, но вот будет ли она ему хорошей женой? Подходящей матерью его детям? Эта мысль привела его в смятение, и он постарался отогнать ее, когда они поскакали по знакомой дороге, огибавшей невысокие холмы Аннандейла, направляясь к Лохмабену.

В розовом полусвете сумерек они достигли городских окраин. При виде массивной главной башни, вздымающейся над насыпью, Роберт почувствовал, как сердце замерло у него в груди. Обернувшись с широкой улыбкой к брату, он увидел то же самое выражение радостного предвкушения и у него на лице. Пустив усталых лошадей рысью, они вместе с оруженосцами поскакали через город, направляясь к воротам в окружающее замок частоколе. Из труб за оградой валил дым. Роберт мельком подумал, а не окажется ли дома кто-то из его братьев и сестер. Чем ближе он подъезжал к Шотландии, тем чаще ловил себя на мысли, что вспоминает заливистый смех Найалла, упрямое молчание Томаса, застенчивую мягкость Кристины, непокорность Мэри и увлечение книгами Александра. Он скучал о них всех, но более всего – о своем деде.

Роберт не узнал мужчин со строгими и даже мрачными лицами, несшими караул у ворот, но стражники пропустили их немедленно, стоило ему назваться. Во дворе замка было тихо, и в благоуханном воздухе горели всего несколько факелов. Роберт спешился и передал поводья своего коня Несу, удивляясь, почему никто не спешит им навстречу.

– Может быть, дедушки просто нет дома? – удивленно предположил Эдвард, оглядывая пустынный двор.

Взгляд Роберта зацепился за верхушку башни, поднимавшейся над внутренним двором. Цитадель гордо высилась на фоне неба.

– И знамени тоже нет, – пробормотал он.

– Что?

– На башне не поднят дедушкин стяг. Ты прав. Его здесь нет. – Роберт испытал горький укол разочарования. Получив письмо деда в Вестминстере, он отправил впереди себя одного из своих оруженосцев с сообщением для старого лорда, что вернется домой примерно через месяц. Теперь он думал, уж не задержало ли что-либо гонца с его письмом, потому как не мог же дед уехать, зная, что они вот-вот должны вернуться? Роберт обернулся, услышав, как в одном из зданий отворилась дверь. Когда оттуда вышла молодая женщина с ведром в руках, он окликнул ее. – Где лорд Аннандейл?

Служанка остановилась, глядя на группу усталых и измученных мужчин.

– Он ожидает вас, сэр?

– Нет, но он примет меня.

Служанка нервно сжимала ручку ведра.

– Он сказал нам, что более не будет принимать никого, сэр.

Роберт ощутил, как в груди у него поднимается раздражение. Он устал после долгого пути и хотел поскорее увидеться с дедом. Тишина во дворе и незнакомые лица прислуги навевали на него мрачные предчувствия. Неужели в его отсутствие произошло нечто непоправимое?

– Меня зовут сэр Роберт Брюс, граф Каррик. Я – его внук, – сообщил он женщине. – Как я уже сказал, меня он примет.

Глаза женщины испуганно расширились, но на лице отразилось еще большее смятение.

– Сэр… – начала она.

– Просто скажи мне, где находится лорд.

– Он умер.

При звуках холодного голоса, пронзившего его, как ножом, Роберт резко развернулся.

В дверях главной башни стоял его отец. Его широкоплечая фигура в черной, подбитой мехом накидке заполнила собой весь дверной проем. Жесткое лицо отца постарело, испещренное морщинами возраста и недовольства. В волосах, торчавших ежиком, обильно серебрилась седина. Не успел Роберт оправиться от шока при виде отца, как сказанные им слова проникли ему в самую душу.

– Умер? – пробормотал он, уже понимая, что это правда.

– Твой дед умер в марте. Я вернулся из Норвегии, чтобы принять на себя управление поместьем. – Взгляд прозрачных голубых глаз старшего Брюса переметнулся с Роберта на Эдварда, а потом скользнул по оруженосцам и коням. Отец некоторое время разглядывал Хантера, недоуменно хмурясь.

Равнодушие отца почти не задело Роберта, оно казалось лишь булавочным уколом в океане той боли, которую он испытал, узнав о смерти деда. Перед его внутренним взором всплыло морщинистое, властное и благородное лицо, серебряная грива волос, ястребиные глаза. За спиной послышался хриплый голос Эдварда, приветствующего отца. Роберт не мог говорить. Слова застряли у него в горле. Отягощенные горем и печалью, они превратились в невнятные, жалкие звуки. Он чувствовал, как они стараются освободиться и рвутся наружу. Сделав над собой усилие, он пробормотал:

– Мне нужно умыться с дороги. – А потом повернулся, чтобы уйти и не выказать своего горя перед отцом. Он не намерен был терпеть, как тот осыпет солью презрения кровоточащую рану в его душе.

– Для этого у тебя еще будет время, – резко бросил отец. – Сначала ты должен встретиться кое с кем. Когда мне сообщили о твоем возвращении, я отправил письмо графу Дональду. Он прибыл на прошлой неделе, чтобы окончательно согласовать условия договора, заключенного с твоим дедом. И теперь, раз ты здесь, бракосочетание должно состояться как можно скорее.

Брюс повернулся к главному зданию, и Роберт заметил еще одну фигурку, замершую на пороге. Его отец сделал приглашающий жест, и она шагнула вперед, в свет факелов, бросивший резкие тени на ее тонкие черты. Девушка выглядела долговязой и неуклюжей в простом зеленом платье; нервно обхватив себя руками, она приблизилась к ним. Мышиного цвета волосы были заплетены в косу и уложены в тугой узел на затылке, стянутый заколками, отчего ее остренькое личико выглядело еще более осунувшимся и худым. Это была не Ева. Это была ее младшая сестра. Роберт не помнил, как ее зовут. Он тупо уставился на нее.

– Познакомься с Изабеллой, – сказал отец. – Она – твоя невеста.

Часть 4
1296 год

…И тогда бритты, силой своей веры, смогут вновь объединить остров, но лишь после того, как наступит предначертанное для этого время. Но для этого им сначала придется завладеть его реликвиями…

Гальфрид Монмутский.

История королей Британии

37

Свинцово-серое грозовое небо с черными тучами и грохот боевых барабанов возвестили о наступлении осени 1295 года. Зловещие знамения свершались одно за другим: то ребенок родился с двумя головами, то рыбак клятвенно уверял, что собственными глазами видел призрак короля Александра на скалах поблизости от Кингхорна, простертая сверкающая длань которого указывала на Эдинбург.

По городам и весям Шотландии быстро разнеслась весть о том, что короля Баллиола сменил новый Совет Двенадцати. Мужчины сдержанно совещались, гадая, что теперь будет. Некоторые были довольны происшедшим, обвиняя короля в том, что из-за своей слабости он передал свободы Шотландии в руки короля Эдуарда, и надеясь, что вновь образованный Совет сумеет вернуть их права. Но остальные были обеспокоены не на шутку, особенно после того, как Эдуард утопил в крови поднятое валлийцами восстание. Слухи ширились, утверждая, что Совет Двенадцати направил делегацию к королю Франции с намерением заключить военный союз против Англии, и поэтому все с затаенным страхом ожидали наступления нового года.

Роберт, чье возвращение в Шотландию сопровождалось праздничным звоном церковных колоколов, в эти нелегкие дни был очень занят, оплакивая кончину деда и пытаясь примириться с возвращением отца. Но даже для него не остались незамеченными признаки назревающего конфликта. Праздник Всех Душ принес с собой ураганы, обрушившиеся на восточное побережье и приведшие к падению новой стены Собора Святого Андрея, которая похоронила под обломками пятерых каменщиков. На следующий день пришло сообщение о том, что шотландская делегация заключила военный союз с королем Филиппом против Эдуарда. Поговаривали, что теперь война может разразиться со дня на день. Роберт, молодая жена которого уже была беременна ожидал, что король Эдуард заключит соглашение с Советом Двенадцати. Он знал, как дорого обошлась Эдуарду победа в Уэльсе, и сомневался, что у короля или его баронов достанет духу начать новую военную кампанию, особенно когда английские солдаты все еще сражались в Гаскони. Но реакция Эдуарда поразила его.

Узнав о заключенном против него союзе, король потребовал сдачи трех замков в Шотландии и запретил любому французу ступать на шотландскую землю. Там, где Баллиол непременно пошел бы на попятный, Совет стоял насмерть и, возглавляемый Комином, отказался передать англичанам три замка. В ответ Эдуард конфисковал английские владения и собственность членов Совета, а также отдал приказ своим шерифам арестовывать любого шотландца, пойманного на территории его королевства. Это, как вскоре стало понятно, были последние, заключительные акты перед наступлением неизбежного. Пар переговоров в запертом наглухо котле, не имея иного выхода, грозил сорвать крышку.

Перед самым Рождеством в Лохмабен прибыл приказ Баллиола, засвидетельствованный Джоном Комином от имени Двенадцати, о том, что в наступающем году лорд Аннандейл и его сын должны быть готовы к оружейному смотру. Перед ними встал нелегкий выбор: или сражаться за ненавистного короля и лишиться своих владений в Англии, или предать свой народ и потерять свои земли в Шотландии. Роберт оказался между двух огней, его шотландское наследие и клятва, данная рыцарям Ордена Дракона и королю Эдуарду, раздирали его на части. Но для его отца, однако, выбор оказался вполне очевиден. В самых оскорбительных выражениях он заявил посланцам короля, что скорее согласится потерять свои земли и саму жизнь, чем поднимет меч в защиту того, кто узурпировал принадлежащий ему по праву трон. Роберт, которого не на шутку беспокоило вызывающее поведение отца, не знал о том, что тот заблаговременно снесся со своим старинным союзником, королем Эдуардом. Вскоре Брюс увел семью и своих людей из Аннандейла. Взяв с собой все, что они были в состоянии увезти, Роберт с супругой, которая пребывала уже на пятом месяце беременности пересекли границу у Карлайла, где его отец был назначен губернатором города от имени английского короля.

В последующие недели до них доходили самые противоречивые сообщения, но только одно было предельно ясным. Оно пришло Роберту и его отцу от самого короля Джона и гласило, что их земли в Каррике и Аннандейле конфискованы и переданы в управление кузену Джона Комина, графу Бучану, главе клана Темных Коминов. Впрочем, Брюсы стали не единственными дворянами, понесшими подобные потери. Их старый товарищ и союзник по альянсу в Тернберри, граф Патрик Данбар, также отказался сражаться за Баллиола, как поступил и граф Ангус. Оба, сделав выбор в пользу Эдуарда, были лишены наследства. Но от этого потеря Робертом своих земель в Каррике, места, где он родился, и право на которое было передано ему дедом, не стала менее горькой и болезненной.

Когда февральский снежный покров истончился и мартовские дожди превратили скованную ледяным панцирем землю в отвратительную кашу, повозки с зерном и пивом потянулись на север через всю Англию. За ними тенью вдоль побережья следовали корабли, груженые камнем и лесом для возведения осадных машин. Вслед за ними отправились отряды рыцарей и кавалерийские эскадроны. Все они двигались походным маршем в Ньюкасл, который должен был стать плацдармом для новой кампании.

Война неумолимо приближалась.

Роберт ехал по темным улицам Карлайла, и копыта Хантера скользили по грязи и влажным камням. Вдалеке на невысоком холме присел замок, красные стены которого светились кровью в свете факелов. Пятнистый лик желтого ночного светила то и дело закрывали рваные облака, и лужи на земле светились его отраженным призрачным сиянием. Где-то в городе надрывался колокол.

Рядом с Робертом скакал его брат Эдвард, который был посвящен в рыцари во время поспешной церемонии в начале года. К ним присоединились двое рыцарей из Каррика и двое вассалов их отца. Повсюду горели костры, освещая группы людей, сбившихся в кучу под навесами домов, с которых непрерывным потоком лилась вода. На лицах мужчин и женщин читались страх и неуверенность, их полусонные дети выглядели растерянными и жалкими. У многих были с собой ручные тележки, на которых были сложены мешки и одеяла, инструменты, горшки и немногочисленное столовое серебро, какая-нибудь серебряная тарелка или подсвечник – хотя они были не очень-то и нужны, но хозяева не могли с ними расстаться, спасаясь бегством под защиту городских стен. Постоялые дворы, церкви, харчевни и конюшни были битком забиты беженцами из окрестных поселений, а те, кто прибыл в город последними, вынуждены были спать прямо на улицах.

– Дорогу! – кричал Эдвард, когда они галопом мчались по освещенной факелами главной улице на рыночную площадь. – Дорогу графу Каррику! Дорогу людям губернатора!

Выехав на рыночную площадь, битком забитую стадами овец, они повернули на улицу, ведущую к северо-восточным стенам, где над дорогой в Шотландию нависала огромная надвратная башня. Колокольный звон здесь слышался громче, его беспорядочное и назойливое звяканье доносилось как раз с башни впереди. Когда они подскакали поближе, Роберт увидел, как мужчины выгружают из крытой повозки связки стрел и мешки с песком. Остановив Хантера, он спешился, оставив коня на своих рыцарей. Квадратная башня оседлала проход между двумя арочными перекрытиями. Ворота в конце прохода были уже заперты, и у них сгрудились воины, заколачивая и укрепляя их бревнами. Грохот молотков гулко отдавался в замкнутом пространстве, когда Роберт шагнул в проход. Эдвард следовал за ним по пятам. Пройдя через караульное помещение на первом этаже, в котором царила суматоха, они поднялись по неровным ступенькам наверх, где имелся выход на крепостные стены.

Здесь, на галерее, стояли трое мужчин, и сильный ветер трепал полы их накидок. Заслышав шаги Роберта и Эдварда, они повернулись. В руках одного их низ трещал и плевался дымом факел, освещая их встревоженные лица.

– Слава Богу, – вырвалось у капитана, и он поспешил к Роберту. Из-под его накидки выглядывала кольчуга, а на сгибе руки он держал шлем. Его простонародный английский с сильным акцентом ничем не отличался от говора жителей Аннандейла, земли которого лежали от них не далее чем в десяти милях, за осыпающимися стенами бывшей цитадели римлян и предательскими болотистыми равнинами Солвей Фирта. Капитану пришлось повысить голос, чтобы перекричать звон колокола. – Я уже собирался посылать кого-нибудь из своих людей в замок.

– Мы услышали набат от Английских ворот, – сказал Роберт. – Что случилось?

– Том заметил их первым, – пояснил капитан, кивая на одного из своих стражников, чье лицо под козырьком каски было мрачным и нахмуренным.

Том указал на бойницу:

– Вон там, сэр. Взгляните сами.

Роберт в два шага пересек галерею и встал рядом с мужчиной, глядя в ту сторону, куда он показывал. От стражника пахло вареным мясом. Далеко внизу, в воде рва, опоясывавшем городские стены, отражались огни факелов. А дальше местность погружалась в темноту. Роберт различил едва заметный, призрачный блеск реки Эден и очертания далеких холмов, и более ничего.

– Я ничего не вижу.

– Смотрите вон туда, на север, – подсказал стражник, с неудовольствием глядя на рваные облака, заслонившие собой луну.

Прижавшись грудью к стене и глядя в указанном направлении, Роберт почувствовал, как мелкая каменная крошка и пыль щиплют глаза. У него над головой продолжал надрываться гулким звоном колокол. Поначалу он ничего не видел, но потом луна выплыла из-за туч. И, когда ее тусклый, мертвенный свет озарил местность вдали, Роберту показалось, что он увидел длинную, блестящую реку, хотя и знал, что именно там никакой реки быть не может. Лунный свет отражался не от поверхности воды; блики его играли на металле доспехов, наконечников копий и шлемах, на щитах и кольчугах. Роберт вдруг ощутил, как в животе у него образовался ледяной комок. Та его часть, которая на протяжении беспокойной осени и зимы, и даже тревожных последних месяцев, еще надеялась, что все как-то обойдется, умерла при виде приближающейся вражеской армии.

– Идем, – сухо обронил он, обращаясь к Эдварду. – Нужно доложить обо всем отцу.

– Каким будет приказ губернатора? – окликнул его капитан.

– Вы узнаете о нем вместе с нами, – на ходу бросил Роберт, поспешно удаляясь по галерее.

– Этого просто не может быть, – воскликнул Эдвард, хватая Роберта за руку, когда они вышли из башни и направились к своим лошадям. – Граф Дональд? Граф Атолл?

– Ты только что видел все своими глазами, – мертвым голосом ответил Роберт.

– Твой тесть идет сюда, чтобы сравнять этот город с землей. – Эдвард простер руку к замку, красной каменной громадой высившемуся вдали. – Его дочь носит твоего ребенка! Как такое могло случиться?

– Ты сам знаешь, как. Комины.

– Эти люди – они не просто наши соотечественники. Это наши родственники. Мы должны сражаться вместе с ними!

Роберт встретил взгляд брата. Он знал, какие чувства испытывает Эдвард; ему самому было хорошо знакомо ощущение, когда кажется, будто ты разрываешься на части. Но они приняли решение накануне войны, каким бы невыносимым оно им ни казалось, и теперь не могли пойти на попятный.

– Ты слышал те же донесения, что и я, – жестко заявил он брату. – Люди, идущие сюда, мой тесть и Джон Атолл, сожгли наши земли дотла. Они нам больше не соотечественники и не родственники. Они – враги. Или ты все еще хочешь присоединиться к ним?

Эдвард не ответил. Он запрокинул лицо к небу, где в темноте черными глыбами проплывали облака.

– Наш дед никогда не допустил бы, чтобы нечто подобное случилось. Он наверняка нашел бы выход. Выход, когда нам не пришлось бы предавать свою родину.

– Наш дед мертв. А мы дали клятву защищать этот город. – Отодвинув брата в сторону, Роберт зашагал к рыцарям отца, ожидавшим их возле лошадей.

Эдвард что-то крикнул ему вслед, но он уже прыгнул в седло, и младшему брату оставалось только последовать за ним.

Тем временем, к колоколу на северо-восточной башне присоединились и остальные. Над городом покатилась беспорядочная какофония звуков, заставляя жителей испуганно распахивать ставни и спросонья выскакивать на порог своих домов. Несколько человек окликнули шестерых рыцарей, когда те проскакали галопом по Касл-стрит, но никто из них не остановился, чтобы ответить на тревожные расспросы. Пришпоривая коней, они мчались к мосту через городской ров.

Миновав две надвратные башни, где несли усиленный караул стражники, а капитаны выкрикивали распоряжения, братья оказались во внутреннем дворе, битком набитом людьми. Некоторые носили шеврон Каррика на накидках и дублетах, пребывая, таким образом, под началом Роберта, но большинство были одеты в цвета его отца. Впрочем, от голубого льва, старинного символа манора Аннандейла, которому отдавал предпочтение их дед, не осталось и следа. Эти рыцари носили герб своего нового властелина: красный крест на желтом поле, перевязанный лентой наверху. Кое-кто перетаскивал на себе мешки с зерном из повозок в кладовые. Остальные разгружали оружие. Роберт спешился посреди всей этой суматохи. Он решил, что отец уже извещен об опасности, но все-таки хотел получить приказ лично для себя.

Расспросив одного из рыцарей, который сообщил ему, что губернатор вместе с военачальниками держит совет в главной зале замка, Роберт начал протискиваться сквозь толпу, как вдруг увидел молодую женщину, которая старалась привлечь его внимание. Это была служанка его жены, Катарина. Она выглядела взволнованной, и щеки ее покрывал жаркий румянец.

– Сэр Роберт! – Ее звонкий голос долетел до него, перекрывая хриплые выкрики солдат.

Роберт поспешил к ней, охваченный непонятной тревогой:

– Что-нибудь случилось? Где Изабелла? – Он поднял голову на окно спальни, в которую еще на прошлой неделе переселил свою супругу, когда лазутчики донесли о дымах костров на границе. За занавесками метался свет факелов.

– У нее начались схватки, сэр. Она поручила мне разыскать вас.

– Но ребенок должен был родиться только в следующем месяце!

– Повитуха полагает, что тревога за отца вызвала преждевременные роды.

– Брат, – проговорил Эдвард, становясь рядом.

Роберт рассеянно взглянул в ту сторону, куда показывал Эдвард, и увидел, как из двери залы вышел отец вместе с тремя военачальниками.

Лорд Аннандейл, высокомерный и властный, в сверкающей кольчуге, подаренной ему новым зятем, королем Норвегии, стоял на ступенях башни, глядя на суету во внутреннем дворе замка. Его красно-желтую накидку с крестом напротив сердца опоясывала перевязь на внушительном животе, с которой свисал длинный меч. Он заговорил, и при первых же звуках его голоса солдатский гомон стих. Все замолчали, чтобы выслушать его, а те, кто возился у крытой повозки, опустили мешки с зерном на землю.

– Всем нам пришлось заплатить высокую цену за свою честь. Я, более чем кто-либо, осознаю, что верность потребовала от вас больших жертв.

Слушая отца, Роберт ощутил стеснение в груди. «Больших жертв?»– горько подумал он. Его отцу до сих пор принадлежали богатые земли в Эссексе и Йоркшире, пожалованные ему за верную службу королем Эдуардом. А у него самого не осталось ничего.

– Мои лазутчики сообщили мне, что Комины разорили и сожгли мои земли. Все мы здесь потеряли то, что нам дорого. У всех нас есть причины, чтобы ненавидеть тех, кто подкрадывается к нам в темноте, как шлюхины дети, каковыми они и являются на самом деле!

Кое-кто из солдат во дворе встретил его слова яростными одобрительными выкриками.

– Аннандейл горит, а Темные Комины и иже с ними собираются устроить пир на пепелище и отстроить его заново, для себя. Если мы позволим им, конечно. Но я говорю, что мы никогда не дадим им этого сделать! Я говорю, что мы восстанем против этих семерых графов и их фальшивого короля! Я говорю, что мы покажем им, из какого теста сделаны мужчины Аннандейла, Каррика и Карлайла!

Солдаты ответили ему одобрительным ревом, эхо которого гулко прокатилось по внутреннему двору замка.

– Король Эдуард вместе с английским войском расположился к востоку от нас, в Ньюкасле. Мы станем приманкой, и, когда эти ублюдки окажутся на крючке, он ударит туда, где они ждут этого меньше всего. Встаньте рядом со мной, и вскоре ваши дома будут возвращены вам! Сражайтесь рядом со мной, и будете вознаграждены! – Лорд Аннандейл вытащил меч из ножен и воздел его над головой.

Солдаты выхватили собственные клинки и плашмя застучали ими по своим щитам.

Роберт повернулся к Катарине. Служанка в испуге зажала уши ладонями.

– Побеспокойтесь о том, чтобы у моей супруги было все, что ей может понадобиться, – перекрикивая поднявшийся лязг, приказал он. – Я приду, как только смогу.

38

Над Карлайлом, последним пограничным городом Англии, занимался рассвет. Пелена густого дыма застилала огромный лагерь, разбитый под его стенами. В холодных лучах солнца полыхали походные костры в ямах, от которых пехотинцы поджигали факелы и несли их через ров к северо-восточным воротам, где выстроился целый отряд, закрывшись щитами. Именно под их прикрытием солдаты и несли пылающие головни. Другие волокли за ними связки хвороста и соломы.

На стенах, в узкой галерее, толпились защитники города, осторожно выглядывая из-за зубцов, чтобы не попасть под стрелы, летевшие снизу. Для них перевернутые щиты сливались в мешанину гербов и красок, напоминая беспокойное море, вот только приливную волну олицетворяли собой солдаты с оружием в руках. Прижавшись к бойницам, воины Карлайла следили за тем, как солдаты с факелами один за другим скрываются под импровизированным навесом. В щели между щитами вился дымок, кольцами поднимаясь к воротам у башни.

Роберт выкрикивал команды. Он уже успел охрипнуть и сорвать голос, хотя осада только началась. Упорядоченное развертывание его отряда вдоль бойниц на стене превратилось в беспорядочную беготню, когда снизу заревели вражеские рога и стрелы градом обрушились на галерею и улицы внизу. Отец поставил его командовать обороной северо-восточных ворот, дав ему в помощь брата и рыцарей Каррика. Усиленные подкреплениями из жителей Карлайла, они образовали отряд в составе двадцати пяти рыцарей и свыше пятидесяти оруженосцев и пехотинцев. Роберт, которому в Уэльсе подчинялась лишь небольшая группа людей, быстро обнаружил, как нелегко командовать крупным подразделением. Дело осложнялось еще и тем, что рыцари Каррика слишком долго оставались вассалами его отца. Он провел в графстве всего пару месяцев перед тем, как уехать в Англию, и многие воспринимали его скорее как мальчишку из Тернберри, нежели своего лорда. Когда на рассвете Роберт собрал вокруг себя этих покрытых шрамами ветеранов, то понял, что они выслушивают его распоряжения лишь из чувства долга, а не уважения. Но раздумывать об этом было некогда – враги приближались, и их армия уже заполонила все окрестные поля.

Роберт молча следил за их приближением, не сводя глаз со стягов Мара, Росса, Леннокса, Стратэрна, Атолла и Ментейта, двигавшихся вслед за большим черным штандартом с тремя снопами пшеницы, гербом рода Темных Коминов, которые захватили земли его семьи. Вместо самого Ментейта, некогда их союзника, прибыл его сын. Роберт помнил отпрыска Ментейта по собранию в Терберри, тот сидел напротив него за столом отца. Кто бы мог подумать, что настанет такой день, когда он будет смотреть на него в бойницу со стены английского города или на горячего и вспыльчивого графа Джона Атолла – собственного шурина? Но изо всех знамен Роберту тяжелее всего было видеть флаг Мара. Граф Дональд был ближайшим другом его деда, и именно меч графа коснулся его плеча, посвящая в рыцари. Он был женат на дочери Мара, а его сестра Кристина вышла замуж за сына и наследника графа. Уму непостижимо, как этот пожилой человек, к которому он всегда относился с большой симпатией и теплотой, мог желать его смерти. Но правда заключалась в том, что его штандарт сейчас колыхался в поле, у Роберта перед глазами, освещаемый светом костров. Дед наверняка перевернулся бы в могиле, знай он об этом.

Когда войско противника рассредоточилось, окружая город со всех сторон, Роберт обнаружил, что ему противостоят семьсот человек под знаменами Бучана, Мара и Росса. В их рядах был замечен и герб Рыжих Коминов. Его носил сын лорда Баденоха, недавно женившийся на сестре Эймера де Валанса. Джон Младший, уцелевший на войне в Гаскони, дезертировал из армии короля Эдуарда, чтобы вместе с отцом сражаться против Англии. Несмотря на муки, надрывавшие его душу при виде недавних союзников, объединившихся против него, Роберт полагал, что шотландцы не смогут причинить городу особого вреда, поскольку у них не было осадных машин, способных разрушить его стены. Но тут солдаты стали носить к воротам факелы под прикрытием щитов, и спокойствие в рядах защитников Карлайла сменилось откровенной тревогой.