Текст книги "Отважное сердце"

Автор книги: Робин Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 40 страниц)

Баллиол подошел к нему вплотную:

– Ты говоришь о детоубийстве, нет – цареубийстве!Я не желаю участвовать в таком злодеянии.

– Разве это преступление – сохранить королевство и его свободы? Именно этого я и намерен добиться. Будем считать девчонку потерями, неизбежными на любой войне. Необходимой жертвой. Одна жизнь за существование королевства. Это слишком малая цена, чтобы не заплатить ее.

– Малая цена? Значит, столько теперь стоит пропуск в ад?

– Хранители договорились о том, что отправят почетный эскорт шотландских рыцарей в Норвегию, а потом вернутся с нею сюда. Я могу устроить так, что в числе сопровождающих окажется и наш человек.

– Ты сошел с ума! – Баллиол оттолкнул Комина с дороги, направляясь к выходу из шатра.

– Нет. Выслушай меня, Джон, – твердым голосом проговорил Комин в спину Баллиолу. – Если нога этого ребенка ступит на землю Шотландии, тебе уже никогда не сидеть на Камне Судьбы. Скажи мне, ты готов отказаться от своего единственного шанса стать королем?

Баллиол обеими руками вцепился в растяжки шатра возле выхода, и фигура его черным пятном выделялась на фоне кроваво-красных отблесков лагерных костров.

14

Корабль викингов величаво скользил по морю, его нос, увенчанный головой дракона, уверенно рассекал волны, а двадцать пар весел с обеих сторон вздымались и опадали, как крылья. Лучи заходящего солнца сверкали позолотой на чешуе морской твари, отражаясь рябью на морской глади, которая неуклонно оставалась позади по мере того, как судно шло на запад по Северному морю.

Епископ Навре Бергенский сидел на корме, потея в своих мехах. Погода для сентября стояла необычайно теплая, даже в открытом море, хотя он и знал, что, когда ляжет спать на палубе вместе с остальным экипажем после захода солнца, укрываясь парусами, то эти самые шкуры будут ему весьма кстати. Они отплыли от берегов Норвегии уже четыре с половиной дня тому, а он до сих пор не мог прийти в себя – качающаяся палуба под ногами и ровные синие валы, убегающие к горизонту, по-прежнему заставляли его страдать от морской болезни. Глядя вдоль прохода между гребцами, налегавшими на весла, Навре пытался разглядеть капитана на носу. Ему очень хотелось знать, когда они прибудут в Оркни. Король Эрик говорил ему, что при благоприятном ветре плавание к Норвежским островам [31]31
  Норвежские острова – современные Оркнейские острова, принадлежащие Великобритании.


[Закрыть]займет не более пяти дней, но с тех пор, как они покинули Берген, ветер ни разу не наполнил их паруса, так что им приходилось полагаться, главным образом, на гребцов.

Епископ вновь сгорбился, будучи не в силах разглядеть капитана за белой грудой паруса, перегородившей судно пополам, а идти на нос самому ему совершенно не хотелось – уж слишком опасным представлялось это путешествие между шпангоутов, рук, ног и щитов сидевших на лавках гребцов. Судно, носящее имя «Ормен ланге», что на языке его предков означало «Большая змея», было переполнено, причем не только гребцами и матросами, но и английскими и шотландскими рыцарями, прибывшими к норвежскому двору несколько недель тому. Каждая сторона настаивала на том, что именно она должна сопровождать драгоценный груз домой. Епископ даже получил некоторое удовлетворение оттого, что король Эрик отправил восвояси корабль с подарками для девочки, присланный Эдуардом Английским. Конечно, шотландцы могли получить королеву, а англичане – супругу для своего будущего короля, но она будет доставлена к их берегам на норвежском судне в честь ее отца и королевства, в котором родилась. Минуло всего двадцать шесть лет с той поры, как Норвегия потерпела поражение в битве у Ларгса, и двадцать четыре – после подписания договора в Перте, согласно которому Внешние Гебридские острова и остров Мэн отошли скоттам. Для людей, которые веками наводили ужас на прибрежные районы северных морей, это путешествие на внушавшем страх судне с головой дракона означало конец целой эпохи и последний акт гордого неповиновения.

Заслышав звонкий смех, доносящийся из деревянной каюты, установленной прямо на кормовой палубе, Навре оглянулся. Сооруженьице являло собой нечто вроде шалаша, в котором едва хватало места для одного ребенка и одного взрослого, но было красиво отделано тисом, с арочной дверью и двускатной крышей. У судна не было внутренней палубы, а королю хотелось, чтобы его дочь путешествовала с удобствами. Дверь отворилась, и наружу выпорхнула Маргарет с имбирным пряником в руке. В уголках губ у нее застряли крошки. Она улыбнулась епископу, а потом вскарабкалась на скамью, чтобы смотреть поверх планшира [32]32
  Планшир – утолщенный деревянный брус, идущий по верхнему краю обшивки борта деревянного судна, и связывающий верхние концы шпангоутов для придания корпусу прочности и жесткости, а также для укрепления такелажа.


[Закрыть]на воду. Он уже собрался привстать с места, встревоженный тем, что девочка слишком далеко перегнулась через борт, но из каюты вышла служанка и принялась увещевать свою чересчур резвую подопечную. Он опустился на место, когда Маргарет с восторженным смехом стала наблюдать за рыбами. Епископ немного успокоился, видя ее веселой – уж слишком горько девочка плакала, когда ее оторвали от отца и привезли на корабль. Но улыбка Навре увяла, когда он вспомнил о том, куда плывет эта малышка, которую он знал с самого рождения. Прямо сейчас шотландские лорды собирались в Сконе, у Камня Судьбы, на месте проведения древних коронаций. Девочке было всего семь лет, а на ее плечи уже легли надежды целого королевства.

Когда принцесса вприпрыжку устремилась на бакборт, [33]33
  Бакборт – левый борт судна.


[Закрыть]чтобы полюбоваться на воду, до епископа донесся сильный запах имбирного пряника. В животе у него заурчало.

– Не позволяй ей есть слишком много, – пожурил он служанку. – Иначе она заболеет.

– Его светлость сказали…

– Я знаю, что сказал ее отец, – сурово прервал женщину Навре. – Он скажет что угодно, лишь бы она была счастлива. Но от сладостей ей может стать плохо. – Епископ с содроганием смотрел, как девочка сунула в рот последний кусочек пряника. Хотя король Эрик отверг английский корабль, он принял дары, которые шотландские лорды привезли в память о ее матери, дочери покойного короля Александра.

– Когда мы прибудем в Оркни? – полюбопытствовала Маргарет, садясь рядом с ним и отряхивая крошки со своего платья.

– Уже скоро, дитя мое.

Маргарет замурлыкала песенку, которую услышала от гребцов, а епископ смежил веки и подставил лицо последним теплым лучам заходящего солнца.

Навре проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечо. С трудом разлепив глаза, епископ увидел склонившуюся над ним служанку. Ее силуэт черным пятном выделялся на фоне гигантского светлого полотнища. Навре с трудом сообразил, что моряки, должно быть, спустили парус на ночь и что судно мягко покачивается на якоре в голубоватых сумерках.

– Что случилось? – простонал он, с трудом принимая сидячее положение. Шея у него затекла от неудобного положения, в котором он заснул.

– Пожалуйста, идемте со мной, ваша милость.

Навре поднялся на ноги и нетвердой походкой направился вслед за служанкой в каюту. Пригнувшись, он с трудом протиснулся сквозь узкий дверной проем. В ноздри ему ударил кислый запах болезни, да такой сильный, что у него запершило в горле. Маргарет свернулась клубочком на тюфяке, покрытом меховыми одеялами, и личико ее выглядело осунувшимся и бледным в свете единственного фонаря. Обеими руками она держалась за живот. Епископ наклонился над девочкой и потрогал рукой ее лоб. Он был холодный и влажный на ощупь, а волосы девочки слиплись от пота. По подбородку на платье сбегали коричневые струйки рвоты. Навре обернулся к служанке, нервно переминавшейся с ноги на ногу в дверях.

– Я же говорил тебе не давать ей слишком много сладостей, – сердито проворчал он.

– Я и не давала, ваша милость, – пролепетала служанка.

Навре заметил на полу миску с недоеденным бульоном, который уже начал застывать по краям. Он с подозрением понюхал его.

– У нее была свежая еда, – заявила служанка, и в тоне ее проскользнула нотка негодования. – Я сама готовила ее. Это наверняка угощение чужеземцев. Или лихорадка.

Девочка застонала и откинула голову, и личико ее скривилось от боли. На шее и висках у нее вздулись синие жилы. Глаза превратились в щелочки. Епископ опустил миску на пол и с кряхтением полез наружу.

Согнувшись в три погибели, чтобы не задеть парус, он пробирался на нос судна, которое покачивалось на спокойной воде. Он споткнулся о чей-то щит, зашипел от боли и продолжил свой путь. Ударившись лодыжкой о край весла, он выпрямился и врезался головой в туго натянутый парус. Перешагивая через спящие тела, он упорно продвигался вперед. Судно покачнулось на высокой волне, и чья-то сильная рука подхватила его, когда он едва не кувыркнулся за борт.

– Осторожнее.

Навре пробормотал слова благодарности, адресуя их скоплению теней. Наконец, он пробрался на нос, где несколько мужчин, усевшись в кружок, потягивали медовуху и смеялись какой-то небылице, которую только что рассказал капитан.

Завидев епископа, капитан оборвал себя на полуслове:

– Ваша милость?

– Мы далеко от берега?

– Если поднимем парус на рассвете, то к полудню окажемся в Оркни.

– Мы должны попасть туда немедленно. – Навре понизил голос. – Принцесса больна.

Капитан нахмурился, потом кивнул:

– Я разбужу команду. Мы пойдем к берегу на веслах. – Он ткнул пальцем в одного из своих людей. – Свейн – целитель. Пусть он посмотрит малышку.

Когда епископ с целителем направились обратно на корму, на носу зазвучал судовой колокол, и капитан криками принялся подгонять команду, распорядившись поднять парус. По палубе прокатился негромкий шепоток. Принцесса больна.

Один из англичан, разбуженных суматохой, остановил епископа, когда тот пробирался обратно на корму.

– Что случилось? – спросил он по-латыни, поскольку оба знали этот язык. – Говорят, что девочка заболела. Мы можем чем-нибудь помочь?

– Вы можете молиться за ее здоровье, – ответил Навре, ныряя в каюту.

Команда налегла на весла, и судно двинулось сквозь ночь. Голова дракона сверкала в свете звезд. В каюте девочка металась по меховым одеялам. Она горела, как в огне, иногда принимаясь звать отца, а потом вновь погружаясь в зловещее молчание. В свете фонаря лицо ее казалось пепельно-серым. Целитель попытался напоить ее соленой водой, чтобы ребенка стошнило, очистив таким образом ее организм от любой отравы, которую она могла получить вместе с пищей, несмотря на все уверения служанки в том, что та была свежей. Но девочка слишком ослабела, чтобы пить. В конце концов, Свейну пришлось ограничиться тем, что он положил ей на лоб влажную тряпку, чтобы унять жар. Навре опустился рядом с принцессой на колени. Из сундука со своими вещами он достал распятие и теперь держал его над головой девочки в надежде отогнать демонов, которые могли кружить поблизости, а сам принялся молиться за ее душу.

Спустя несколько часов в западной части горизонта проступила темная полоса. Небо, усеянное звездами, понемногу светлело. При виде земли гребцы, усталые и измученные, обрели второе дыхание, и спустя некоторое время нос судна врезался в прибрежную отмель одного из Оркнейских островов.

Команда попрыгала за борт и потянула судно канатами за собой. В приливных волнах гребцы вытащили корабль на берег. Навре наклонился и поднял Маргарет на руки. Ее дыхание стало едва заметным, и вот уже несколько часов она не издавала ни звука. Боясь приближения смерти, он задал ей семь вопросов и совершил ритуал причащения. Кожа принцессы цветом напоминала холодный мрамор, верный признак того, что она пребывала уже в царстве теней. Он вынес ее на палубу, где рассветный ветерок ласково пошевелил малышке волосы. Свейн и служанка предложили ему свою помощь, но епископ отказался выпустить девочку из рук и осторожно сошел по сходням на берег.

Мужчины застыли в угрюмом молчании, пока епископ медленно брел по мелководью к берегу, и волны цеплялись за его накидку, стремясь утянуть назад, за собой. Английские и шотландские рыцари нестройной толпой шли следом, и лица их были мрачны. Когда епископ опустил девочку на сухой песок, голова ее бессильно откинулась ему на руки. Он внимательно вгляделся в ее лицо. Глаза Маргарет были широко открыты, она смотрела в светлеющее небо над собой, но уже ничего не видела.

15

– Умоляю вас, сэр Роберт! – восклицал монах, стараясь не отставать. – Не входите вооруженным в храм Господень!

Лорд Аннандейл не обратил на него никакого внимания, решительно шествуя к церкви, и легкий ветер трепал его накидку с синим львом. За ним шествовал граф Каррик в сопровождении десятка рыцарей. Все они тоже были при оружии. Граф многозначительно держал ладонь на рукояти своего широкого меча, а под накидкой и мантией тускло поблескивала кольчуга. В сгущающихся сумерках церковь окутывала легкая голубоватая дымка. Двери были закрыты, но в стрельчатых окнах виднелся мерцающий свет.

Роберт во все глаза смотрел по сторонам, пока они с Эдвардом шли вслед за дедом и отцом. На боку у братьев болтались мечи в ножнах, и оба были одеты в кожаные дублеты, пропитанные маслом и воском для придания им жесткости. Вдали, за зданием аббатства, Роберт разглядел склон горы Мут-Хилл, теряющийся в красноватых сумерках. Макушки деревьев, полукругом обступивших древнее место коронации, отливали червонной медью в последних лучах солнца. Но тут внимание юноши привлек один из рыцарей отца.

– Держитесь за нашими спинами, – обратился он к братьям, когда их небольшая процессия приблизилась к церкви.

Презрев мольбы монаха, лорд Аннандейл распахнул двери. Громкий гул голосов смешивался с лихорадочным блеском факелов. Когда створки дверей с грохотом ударились о стену, наступила тишина.

Роберт, переступив порог вслед за рыцарями, обнаружил, что на них скрестились взгляды двадцати или тридцати человек. Большинство из них он знал по ассамблее, состоявшейся в Биргеме пятью месяцами ранее: епископы Глазго и Сент-Эндрюсский, граф Патрик Данбар, граф Уолтер Ментейт и другие. Здесь же присутствовали и монахи-августинцы из аббатства, одетые в сутаны. За спинами толпы уходил в темноту неф, вдоль которого выстроились ангелы и святые с обращеными к алтарю каменными ликами.

– Это правда? – требовательно обратился к собравшимся Брюс. Голос его дрожал от сдерживаемого гнева, а львиная грива, растрепавшаяся под ветром во время скачки к аббатству Скоунз, обрамляла раскрасневшееся лицо.

Роберт еще никогда не видел деда в таком бешенстве. Он немало подивился этому, ведь обычно старый лорд умудрялся сохранять хотя бы видимость спокойствия, несмотря на катастрофические события последнего месяца.

Семейство Брюсов направлялось в Скоун, чтобы ожидать прибытия принцессы, когда на юг пришло ужасное известие о смерти девочки. Если верить слухам, судно, которое доставило малышку в Оркни, развернулось и направилось в обратный путь через Северное море, увозя тело принцессы домой. Свадебный корабль превратился в похоронное судно. Брюсы тут же разделились. Лорд поспешил в Аннандейл, чтобы проверить боевую готовность крепостей Аннан и Лохмабен, а отец Роберта вернулся в Каррик, дабы заняться укреплением Тернберри и призвать своих вассалов к оружию. Атмосфера радостного ожидания, в которой жила Шотландия все лето, пока люди готовились к инаугурации и свадебным торжествам, рассеялась, как дым. Наследование трона вновь оказалось под вопросом.

Роберт сопровождал деда в Лохмабен в то самое время, когда из Галлоуэя пришли еще более тревожные известия. Но даже тогда старый лорд сохранял самообладание, ожидая возвращения сына, чтобы выступить во главе усиленного отряда в Скоун, где собирались остальные вельможи.

Но сейчас вся сдержанность лорда Аннандейла исчезла без следа.

– Ответьте мне, это правда? – прорычал он, пылающим взглядом обводя собравшихся. – Джон Баллиол действительно объявил себя королем?

– Да, – ответил чей-то голос.

Роберт мгновенно узнал его. Выйдя из-за спин рыцарей, он увидел, как в первый ряд толпы протискивается Джеймс Стюарт.

– Но разве кто-либо из нас одобрил это решение?

– Одобрил? – раздался твердый голос Джона Комина. – Милорд сенешаль, вы говорите так, словно право наследования определяется комитетом. Но это право крови!

– Помимо лорда Галлоуэя, есть и другие, чье право крови ничуть не уступает его, – упрямо возразил Джеймс. – И как же иначе, помимо голосования, можно установить, чье право выше?

– Право лорда Джона Баллиола выше, – высокомерно ответил Комин. – И всем нам это прекрасно известно. – Первородство…

– Наше королевство соблюдает более древние законы, нежели право первородства, – перебил его граф Каррик. – И, согласно этим старинным обычаям, трон должен занять мой отец. – Он обращался к собравшимся, и его голос властно и высокомерно отдавался во всех уголках притихшей церкви. – Раз линия Александра оборвалась, право наследования переходит к его прапрадеду, королю Давиду, младшему сыну Малкольма Канмора. Его наследником стал граф Хантингтон. И, в качестве сына одной из трех дочерей графа Хантингтона, мой отец по праву крови является ближайшим наследником королей из рода Канморов.

– Но он – сын его второйдочери, – парировал Комин. – И королем должен стать Джон Баллиол, поскольку он внук первенцаХантингтона. По праву первородства старшая линия считается доминантной.

– Вот уже более двух столетий мы остаемся одним из самых влиятельных семейств в королевстве. Ради всего святого, моего отца назначил возможным престолонаследником сам король Александр II!

При последних словах графа аббат Скона недовольно поморщился и попытался что-то возразить. Но Джон Комин не дал ему такой возможности.

– Подобные претензии устарели в такой же степени, как и могущество вашей семейки в королевстве, – выплюнул Комин. – Этот поступок был совершен в тот момент, когда у прежнего короля не было наследников. А с рождением его сына он потерял всякий смысл. Кто находился у власти при дворе последние десятилетия? – требовательно вопросил он, обводя собравшихся высокомерным взглядом. – Мы, Комины. Если для определения следующего короля требуются сила и влияние, то только моя семья обладает и тем, и другим.

Лицо графа залила краска гнева, но, когда он уже собрался возразить, вперед выступил лорд Аннандейл.

– Мы переживаем темные и трудные времена. – Его хриплый голос эхом прокатился по церкви. – Мы потеряли короля, а теперь лишились надежды обрести и королеву. Этому королевству нужны сила и единство. Выберите Баллиола, и вы получите слабовольное ничтожество, которым будут манипулировать другие.

– А что будет, если выберут вас? – язвительно осведомился Комин. Он вновь повернулся лицом к вельможам. – Не забывайте, что этот человек не погнушался вооруженным войти в святое место и в годину испытаний вторгся в Галллоуэй. Ему ли теперь говорить о единстве? Тело короля Александра еще не успело остыть в могиле, а Брюсы уже напали на своего соседа! Или вам нужен тиран вместо короля?

Роберт, внимательно вслушивавшийся в перепалку, при этих словах шагнул вперед, положив ладонь на рукоять меча. Клинок сам просился ему в руки. Несколько вассалов его деда окружили своего сюзерена плотным кольцом, и лица их потемнели от гнева – оскорбление, нанесенное их лорду и повелителю, было велико. Кое-кто из вельмож испуганно попятился, но Комин не двинулся с места, вперив в лорда Аннандейла вызывающий взгляд. Читая угрозу в темных глазах Комина, Роберт потянул меч из ножен.

– Прошу вас, милорды! – взмолился аббат, обращаясь к присутствующим за поддержкой. – Здесь не место для вооруженного конфликта!

– Я имею право высказаться, – заявил лорд Аннандейл и отстранил с дороги Джеймса Стюарта, который пытался удержать его. – Я не позволю пренебречь своим правом!

– Успокойся, друг мой, – сказал Джеймс.

– У вас нет никаких прав, Брюс, – заявил Комин. – Все кончено.

– Клянусь Богом, все только начинается! – взорвался граф Каррик, проталкиваясь сквозь толпу к проходу. Глаза его метали молнии.

Роберт понял, что его отец направляется к алтарю, на котором лежал огромный камень. Испещренный кристаллическими прожилками и вкраплениями, он светился теплым кремовым светом в пламени факелов. С обеих сторон в него были вделаны два железных кольца, а сам он покоился на полотнище шелка, на котором золотом были вышиты лапы и голова красного льва. Роберт догадался, что это и есть знаменитый Камень Судьбы, древний трон, который будет перенесен на гору Мут-Хилл для инаугурации нового короля. Четыре столетия назад его доставил в Скоун первый король скоттов, Кеннет мак Альпин, но история его происхождения терялась в глубине веков. Именно на этом троне сидел Макбет [34]34
  Макбет – Мак Бетад мак Финдляйх (1005–1057) – король Шотландии с 1040 года из Морейской династии. Наиболее известен как персонаж трагедии Шекспира «Макбет», которая не вполне соответствует исторической действительности.


[Закрыть]перед тем, как его сверг оттуда Малкольм Канмор.

– Я силой возьму то, что принадлежит моей семье по праву!

Лорд Аннандейл окликнул сына, когда тот подошел к камню.

Кое-кто из лордов недовольными возгласами выразил свой протест. Посреди всеобщей суматохи Комин подскочил к старому лорду.

Роберт заметил, как Комин потянулся к ножу для разрезания пищи, висевшему у него на поясе рядом с кошелем. Кровь вскипела у него в жилах. Схватившись за меч, он прыгнул вперед. Клинок со зловещим шелестом покинул ножны, и перед глазами собравшихся сверкнула длинная полоса стали. Вельможи обернулись и увидели разъяренного юношу, глаза которого метали молнии, стоявшего между лордом Аннандейлом и лордом Баденохом, и длинное лезвие его широкого меча упиралось в горло Комина. Граф Каррик замер в проходе между двумя рядами каменных ангелов, в замешательстве глядя на сына.

Роберт, сердце которого готово было выпрыгнуть из груди, не дрогнув, встретил взгляд Комина, и кончик его клинка остановился в каком-нибудь дюйме от шеи лорда. Он хотел крикнуть собравшимся, что этот человек не имеет никакого права бросать вызов его деду, который с открытым забралом противостоял подлым интригам Комина, намеревавшегося тайком возвести на трон Баллиола вопреки желанию короля Александра. Он хотел во весь голос крикнуть, что его дед умнее и лучше любого из них и что они должны быть счастливы, если он окажет им честь и станет королем. Но, прежде чем он успел открыть рот, тяжелая рука легла на его плечо.

– Опусти меч, Роберт, – негромким и суровым тоном приказал его дед.

Роберт повиновался медленно и неохотно, сообразив, что глаза всех собравшихся в церкви устремлены на него. Он заметил, с каким невероятным удивлением смотрит на него брат, стоявший вместе с прочими рыцарями из Каррика.

– Сегодня ночью не будет принято никакого решения, – провозгласил Джеймс Стюарт, обводя взглядом притихшую толпу. – Предоставим судить гражданам королевства. Предлагаю собраться вновь, когда мы с холодной головой выслушаем всех, кто имеет право голоса.

– Согласен, – заявил Роберт Вишарт, и его поддержали остальные.

Толпа начала редеть. Собравшиеся расходились, обмениваясь встревоженными замечаниями. Граф Каррик зашагал обратно по проходу, и лицо его было мрачнее тучи. Когда лорд Аннандейл повернулся, собираясь уходить, Джон Комин схватил его за руку. Роберт, вновь оказавшийся между ними, уловил отвратительный кислый запах, исходивший от волчьей шкуры, которой была подбита накидка Комина. И он ясно расслышал, как лорд Баденох прошипел сквозь зубы:

– Моему отцу следовало убить вас в той клетке в Льюисе, когда у него была такая возможность.

Лорд Аннандейл вырвал руку из тисков Комина. Развернув Роберта лицом к выходу, он подтолкнул его вперед, мимо епископа Сент-Эндрюсского, который что-то взволнованно втолковывал Вишарту.

– Прольется кровь, – говорил епископ. – Она неминуемо прольется, если дело не удастся решить в самое ближайшее время.

16

Выйдя в вечернюю прохладу, Роберт услышал, как его сердито окликнул отец. Но юноша не оглянулся, стараясь подстроиться под широкий шаг деда.

– Что имел в виду Комин, когда говорил о Льюисе? – Он озадаченно нахмурился. – Дедушка!

Старый лорд резко остановился.

– Не смей повышать на меня голос, мальчишка! – Он крепко взял Роберта за подбородок. – И тебе не следовало обнажать против него меч. Слышишь? Сейчас пришло время, когда мы должны доказывать свою правоту словами, а не насилием.

– Мне показалось, что Комин собирается напасть на тебя, – возразил Роберт, освобождаясь от хватки деда. – И почему ты возражаешь, чтобы я обнажил против него свой меч, когда сам атаковал его замки? Ты же ненавидишь его!

– Да! – рявкнул старый лорд. – И эта ненависть способна погубить все королевство! – Он умолк, видя, что к ним приближается граф. Отвернувшись от Роберта, дед направился к лошадям.

Роберт упрямо поспешил за ним. Желание получить ответы на мучившие его вопросы оказалось сильнее страха перед этим львом в образе человека.

– Ты учил меня ездить верхом, охотиться и сражаться. Ты брал меня с собой в Солсбери и Биргем, представил меня самым могущественным людям в королевстве. Ты всегда внушал мне, что моя судьба очень важна для будущего нашей семьи. Но при этом ты почти ничего не рассказывал мне о причинах своей ненависти к Коминам, несмотря на то что я столько раз просил тебя об этом. Я хочу знать правду, дедушка!

– Ты еще слишком молод для нее.

Роберт замер на месте.

– Если ты станешь королем, то я буду наследником трона. Это право не зависит от возраста. Так почему от этого должна зависеть правда?

Лорд Аннандейл развернулся, и на его иссеченном морщинам лице гнев уступил место удивлению. Спустя мгновение он шагнул к внуку и взял его за плечи.

– Пойдем. – Оглянувшись на отца Роберта, он увидел, что тот подходит к ним вместе со своими рыцарями. – Седлайте коней. Мы поедем следом за вами. – И, прежде чем граф успел возразить, он увлек Роберта в сторону, в дальний угол двора.

Когда они прошли между церковными зданиями, Роберт сообразил, что дед ведет его на вершину холма Мут-Хилл. Они вместе вскарабкались по крутому склону на лысую макушку горы. Солнце уже село, и на землю опускались густые сумерки. Над домами в Сконе, королевском городке, расположенном позади аббатства, в прохладном воздухе потянулись дымки. Совсем скоро наступит День всех душ. [35]35
  День всех душ – 2 ноября, День поминовения усопших.


[Закрыть]Изо рта у них вырывались клубы пара, когда дед с внуком, наконец, добрались до вершины. В центре округлой поляны, по краям которой росли деревья, виднелась каменная плита. Едва завидев ее, Роберт понял, что именно здесь будет возложен для инаугурации Камень Судьбы. Со священным трепетом он уставился на нее, пораженный величием места.

Даже несмотря на все события, произошедшие после смерти принцессы, он вдруг понял, что права деда на трон до сих пор представляются ему чем-то нереальным и давним. И только здесь, в священном месте, где с незапамятных времен становились королями Шотландии, Роберт ощутил, как на него снизошло понимание: это были не просто слова, претензии и возражения – это было нечто реальное и осязаемое, как сам камень. Он вспомнил о фамильном древе, о котором ему с такой торжественностью поведал дед, когда он впервые прибыл в Лохмабен; о древе, корни которого уходят в далекое прошлое. Люди, чья кровь течет в его жилах, поднимались по этому склону на это самое место. Он слышал эхо шагов своих предков. И в густых сумерках, поднимающихся снизу и медленно затопляющих вершину холма, он вдруг ощутил их незримое присутствие: здесь собирались тени прошлого. Великие короли ушедших эпох.

С последними лучами солнца дед повернулся к нему.

ЛЬЮИС, АНГЛИЯ

1264 год

Военный совет закончился. Произошел обмен письменными уведомлениями о начале войны. Время слов и увещеваний закончилось. Отныне будут говорить только мечи, разя врагов.

Один за другим три полка королевской армии вышли из-под защиты городских стен, возглавляемые своими командирами. Белые облака гонялись друг за другом по утреннему небу, отбрасывая игривые тени на холмы, окружавшие городок Льюис. Цветущие деревья роняли лепестки, и пешие воины, шедшие следом, топтали их. Солнечные зайчики слепили глаза, отражаясь от наконечников копий и сверкающих доспехов. Углубляясь в холмы, с развернутыми знаменами, они вскоре оставили городок позади себя, внизу. Еще некоторое время был виден замок, высившийся на поросшей травой горе, от подножия которой начиналась долина, прорезанная руслом реки. Впереди, все ближе с каждым шагом, их ждали люди, на битву с которыми они шли.

Враг выстроился тремя колоннами на склоне холма, и его боевые порядки растянулись примерно на полмили. У него было преимущество – склон перед ним повышался, а спину прикрывал густой лес. Впереди одного из отрядов развевался стяг, его полотнище было разделено по центру на две половины – белую и красную. Флаг как нельзя лучше соответствовал положению дел в расколотом надвое королевстве – по обе стороны бывшие товарищи, соратники по оружию и друзья готовились вцепиться друг другу в глотки на этих увенчанных клочьями облаков холмах. Рыцари королевской армии, выступившие из Льюиса, нацелились на этот флаг, как соколы на куропатку. Все их внимание было обращено на этот отдаленный, колышущийся на ветру кусок материи, средоточие ненависти и причина того, что они вообще оказались здесь: это был герб Симона де Монфора, графа Лестера.

Сэр Роберт Брюс, повелитель Аннандейла, шериф Кумберленда и губернатор Карлайла, смотрел, как с каждым шагом его жеребца приближаются неподвижные ряды вражеской армии. Вокруг него ехали его люди, одиннадцать рыцарей, включая знаменосца с его штандартом. Звон уздечек и недоуздков гремел у него в ушах, заглушая слитный топот трехтысячного полка, возглавляемого лично королем Англии. За кругом рыцарей двигались его соотечественники, которые, подобно ему самому, пересекли границу по призыву короля Генриха, чтобы сохранить свои английские владения. Среди них были и Джон Баллиол, владетель замка Барнард, и Джон Комин Баденох. Обоим лордам уже перевалило за пятьдесят, они были на добрый десяток лет его старше, седовласые и грузные. Но они прибыли сюда сражаться, как и их люди, окружившие своих сюзеренов плотным кольцом. Разделение на армии коснулось даже семей: например, Джон Комин прибыл сюда, чтобы послужить королю, тогда как Комины Килбрида, другая ветвь того же рода, пополнили ряды повстанцев. Выступив на стороне Симона де Монфора, они, вне всякого сомнения, рассчитывали урвать свой кусок славы, которую стяжали более влиятельные семьи Темных и Рыжих Коминов.

Впервые после возвращения в Англию Брюс оказался так близко от Комина. До сей поры мужчины старательно избегали общества друг друга, их неприязнь была стойкой и взаимной, хотя и незаметной посторонним. Минуло всего семь лет с той поры, как Комины похитили короля Александра в попытке прибрать к рукам всю Шотландию. Невзирая на то, что с тех пор Александр уже благополучно утвердился на троне, после чего был подписан мирный договор, времени для того, чтобы Брюс простил предательство по отношению к юному королю, прошло слишком мало, тем более что он относился к нему как к сыну. Равно и Рыжие Комины еще не успели забыть того, что Брюс поддержал их врагов во времена смуты и немало способствовал возвращению Александра на трон, чем едва не уничтожил все их семейство.