Текст книги "Океан любви"

Автор книги: Робин Пилчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

Глава шестая

Вернувшись в спальню, Дэвид прикрыл глаза и какое-то время стоял неподвижно. Он поставил стакан на туалетный столик и устало опустился на кровать.

– О, идиот, – произнес он почти шепотом. И эта фраза будто повисла в воздухе.

Дэвид лег на спину и уставился в потолок, размышлял над просьбой отца. Нужно придумать причину отказа. Но ее не было. Уже много всего было сказано за обедом, и слишком многое требовало серьезного обдумывания. Он устало поднялся и сел на постели. Родители были правы. Он понимал, что должен попытаться разобраться в себе, что когда-то действительно должен наступить конец его закрытого существования в Инчелви, а общение с другими людьми неизбежно и будет заживлять его рану. Но деловая поездка в Штаты вызывала в нем тревогу.

Дэвид встал и подошел к туалетному столику, чтобы выпить виски. Сделав глоток, он закашлялся, ощутив, как алкоголь прожигает его изнутри. Он уже решил вернуться к кровати, как его глаза остановились на фотографии около туалетного столика. Дэвид подошел и снял ее. Это был снимок, который он сделал два года назад – Софи, Чарли и Харриет в лодке на озере, мягкое вечернее солнце, отражающееся от спокойной глади воды, освещенные улыбками детские лица. Софи с трудом управлялась с веслами. Харриет сидела на корме, с открытым от удивления ртом, глядя в сторону, ничуть не сомневаясь, что скоро вытащит рыбу с помощью своего бамбукового тростника с прикрепленной к нему веревкой. Чарли тем временем стоял на одной ноге, каким-то чудом не выпадая за борт.

Улыбаясь самому себе, Дэвид протер пыльное стекло фотографии, затем повесил ее на то же место. Он сделал шаг назад, продолжая смотреть на фото, а потом увидел другой снимок, лежащий на дне ящика. Поколебавшись, решая, достать его или нет, Дэвид вынул карточку и, рассматривая, пошел с ней к кровати. Вернувшись к выцветшему желтому ватному одеялу, он лег на него и, глядя в потолок, положил фотографию себе на грудь. Через некоторое время он приподнял и посмотрел на нее.

Это была фотография его с Рэйчел свадьбы – она почти выцвела из-за того, что долгое время на нее падали прямые солнечные лучи. Возле жениха и невесты с обеих сторон располагалась толпа девушек и молодых людей, которые сгорали от нетерпения сфотографироваться с молодоженами. Слева от Дэвида, одетого в черный костюм и смотревшегося несколько необычно среди общего обилия шотландок, стоял его свидетель, Тоби, наклонившийся несколько вперед и восхищенно глядевший в сторону Рэйчел. Это была фотография, которую фотограф посчитал неудачной и заявил, что снимок «не соответствует его высоким стандартам искусства портрета». Дэвид втайне припрятал эту фотографию – она ему нравилась больше других. Рэйчел смотрела прямо в камеру, еле сдерживая улыбку и желание рассмеяться, ведь она только что незаметно отстегнула его сумку-спорран [4]4
  Спорран – напоясная сумка, носимая на килтах, чаще всего кожаная, отделанная мехом. Надевается на пояс при помощи цепочки и прикрепленного к нему кожаного ремня, который обхватывает пояс.


[Закрыть], и затвор объектива сумел запечатлеть ее прямо в момент падения.

Дэвид положил карточку на грудь и закрыл глаза, внезапно окунувшись в теплоту радостных воспоминаний. Он вспомнил, что отобрал этот снимок, потому что он отобразил характер Рэйчел. Открытый, веселый, невероятно счастливый. Он почувствовал, как его лицо расплылось в улыбке, и скрестил руки на фотографии, обнимая и прижимая ее к груди, и его боль постепенно отходила на второй план.

– Расскажи мне снова, пожалуйста, почему Франка назвали Фрэнки Пуш-Пуш?

– Что?

– Фрэнки Пуш-Пуш. Помнишь – твой друг в Оксфорде. Почему его так называли?

– Боже, почему ты вспомнила об этом?

– Я никогда не забываю о подобных вещах.

Дэвид посмотрел на свою жену, сидевшую рядом с ним на скамейке, и потуже завязал ее шарф вокруг шеи. Разговор происходил в старой беседке, в ней было довольно тепло, но на улице было холодно.

– Это безумие. Ты должна лежать в кровати.

– Да ладно тебе, не переживай. Я в порядке. Выглянув из окна, я увидела, как ты работаешь, мне захотелось побыть с тобой.

Дэвид пожал плечами, встал и направился в темный угол. Он поднял старую керосиновую печь и потряс ее, чтобы понять, осталось ли в ней немного горючего.

– Этого должно хватить, – сказал он, сдвинув трубу и копаясь в кармане в поиске спичек. Затем зажег фитиль и приспособил пламя так, чтобы оно не пылало через маленькое окошко. Беседка наполнилась опьяняющим, успокаивающим запахом.

Как только муж сел обратно, Рэйчел натянула свою шерстяную шапку на уши:

– Так что?

Дэвид нахмурился, припоминая вопрос:

– Ах, да, Фрэнки Пуш-Пуш. – Он обнял жену за плечи и мягко прижал ее к себе, теперь он постоянно ощущал ее боль. – Что ж, все это было весьма забавным. Однажды вечером он появился с девушкой, которая, оказывается… Ну, в общем, слишком громко выражала свои чувства, занимаясь любовью; мы все слышали ее пронзительный крик: «Глубже! Фрэнки, Глубже!» Вероятно, эти слова вырывались из ее уст в самый важный момент. Поэтому – не знаю, как это так получилось, – я назвал его Фрэнки Пуш-Пуш. На самом деле это было сказано вскользь, но Фрэнки был захвачен им врасплох, и весь хлеб, который до этого находился у него во рту, оказался на столе.

После этого мы только так его и называли, в сущности, потому, что это пришлось по вкусу его эгоцентрической натуре – радостной и гордой.

Лицо Рэйчел осветила благодарная улыбка.

– Я всегда любила эту историю.

– Ты ведь помнила ее до того, как я ее сейчас рассказал?

Она повернулась:

– Да. Но мне нравится ее слушать. – Женщина неловко подвинулась на скамье и глубоко вздохнула. – Кажется, все было так давно.

– Ровно двадцать один год назад.

– Я знаю. Я никогда не забуду то время.

Некоторое время они сидели вместе в тишине, наблюдая за замерзшим озером и всматриваясь в тусклые лучи слабого февральского солнца. Было очень тихо, воздух в беседке постепенно прогревался.

– Помнишь, как тепло было тем утром после бала в День поминовения?

– В тот год все лето было жарким.

– Да. Было. Нам даже пришлось опустить верх машины. А затем мы хотели позавтракать с герцогом Мальборо в Бленгеймском дворце.

Дэвид засмеялся:

– Это было смелое желание. Не думаю, что он пришел бы в восторг, когда его разбудили бы в пять часов утра.

– Наверное, нет. Но тогда, если бы мы увиделись с ним, то все бы не закончилось так, как на лугу около Вудстока, правда? – Рэйчел подвинулась к Дэвиду ближе. – Я так отчетливо помню запах сена и ту щемящую сердце тишину. Было так же тихо, как сейчас. А потом появилась лиса с правой стороны машины… – Рэйчел вздрогнула. – О, мой бог, то утро было волшебным!

Дэвид поцеловал ее щеку:

– Да, но было кое-что еще, помнишь?

Рэйчел повернула голову и взглянула на него.

– Ты имеешь в виду Смоуки Робинсона?

– Да.

Она усмехнулась и слегка кивнула.

– Помнишь, сколько раз ты записал один и тот же трэк для меня? Тот самый трэк.

– Только не импровизируй, не надо.

– Двадцать раз. Мы, по-моему, слушали эту песню и танцевали под нее раза три в то утро – ты в своей шотландке, я – в своем бальном платье.

Жена с трудом сглотнула, и Дэвид почувствовал, что в ней растет напряжение.

– А Смоуки все пел и пел. – Она усмехнулась. – Знаешь, это был единственный год моей жизни, когда я вела дневник, и это было единственной записью в течение целой недели: «А Смоуки все еще пел». Я написала это на странице по диагонали большими черными буквами.

Дэвид ощущал дрожь в ее теле.

– Пойдем, думаю, нам пора вернуться в дом. – Он обнял Рэйчел, чтобы помочь ей подняться.

Она убрала его руки.

– Нет, еще немного, – попросила она, отрицательно качая головой, – мне так здесь нравится. Здесь так уютно и спокойно.

Дэвид покорно убрал руки и снова сел на скамейку, обнимая любимую. В тот момент они услышали слабый трепещущий стук в окно. Это была бабочка, которая оказалась в одной из пыльных щелей беседки, – пробудившись от горячих солнечных лучей, она безуспешно билась в стекло, пытаясь вырваться на свободу. Рэйчел приподнялась и закрыла пальцами беспомощное тельце бабочки. Дэвид услышал шум ее крыльев, трепыхавшихся в темноте ее нового убежища.

– Бедняжка, – произнесла Рэйчел, смотря сквозь пальцы на ее богатую оранжево-коричневую окраску, – у нее нет шансов выжить, да? Или она останется здесь и умрет от голода, или мы освободим ее, и она замерзнет.

Дэвид притянул ее руку к себе и заглянул внутрь, чтобы посмотреть на маленькую пленницу.

– Да, условия явно против нее.

Рэйчел отворила беседку. Она медленно развернула ладонь, но бабочка не проявила ни малейшего желания двигаться. Женщина поднесла ее ко рту и осторожно подула на крылья, чтобы она улетела. Через мгновение бабочка взлетела и понеслась по ледяному воздуху. Рэйчел закрыла дверь и взглянула в окно, наблюдая, как яркое пятно исчезает из вида.

– По крайней мере она почувствует запах и вкус реального мира, – заметила она еле слышно, – даже если это продлится несколько мгновений. Но это лучше, чем быть запертой в ограниченном пространстве до конца своих дней.

Дэвид смотрел прямо, не желая встретиться глазами с Рэйчел, потому что понимал, что она имеет в виду и что ее пугает такой же поворот событий. Он почувствовал женскую руку на своем колене.

– Не будем говорить об этом, да?

– О чем об «этом»? – спросил он неуверенно.

– Да ладно, дорогой, ты знаешь, о чем я, – о неизбежности.

Дэвид вздохнул:

– Дорогая, мы не…

Рэйчел повернулась к нему:

– Нет, мы будем, Дэвид, мы будем говорить об этом. Потому что на самом деле я хочу тебя заверить, что со мной все будет в порядке. Я хочу, чтобы то же самое ты мог сказать и Софи, и Чарли, и Харриет; объяснить им, что я в полной безопасности и что я буду с вами всеми везде, где бы вы ни были. – Она коснулась его лица и нежно погладила его. – Знаешь, ты, без сомнений, был самым красивым мальчиком в Оксфорде. – Она усмехнулась. – Я не могла себе представить, что ты обратишь на меня внимание.

Дэвид прислонил лицо к ее шерстяной шапочке, пытаясь скрыть от нее глаза, наполнившиеся слезами.

– На самом деле я бы хотела вернуться в Оксфорд, милый.

Он откашлялся, прежде чем ответить:

– Правда?

– Да. И поскорее. Как можно скорее. – Она отодвинулась от него. – Но сейчас я страшно замерзла. Пойдем домой.

Дэвид вскочил на ноги и выключил печь. Затем открыл дверь и помог Рэйчел идти, поддерживая за талию. Пока они шли по заледеневшей дорожке к дому, он почувствовал какой-то твердый предмет в ее пальто. Когда она содрогнулась от боли, он остановился:

– Ты в порядке?

Рэйчел мужественно улыбнулась:

– Да.

– Что у тебя там? – поинтересовался он.

Рэйчел остановилась, опустила руку глубоко в карман и вытащила плеер.

– Музыка. Послушай. – Она взяла один из наушников и вставила его Дэвиду в ухо, а затем, встав совсем близко к нему, поместила другой в свое.

Знакомая песня ворвалась в голову, словно с небес: «Так взгляни на мое лицо, и ты увидишь улыбку. Хоть это и неуместно…»

Он посмотрел на жену, качая головой:

– Ты до сих пор хранишь ее?

– Конечно. Все двадцать записей.

Дэвид обнял ее за плечи, и пока они шли по дорожке к дому, и когда подошли к передней двери, Смоуки «все еще пел».

Но они никогда больше не слушали эту музыку в Оксфорде.

Рамка с фотографией с грохотом упала на пол. Несмотря на то что Дэвид за минуту до этого крепко спал, он тут же вытянулся как струна, свесил ноги с кровати и резко наклонился, чтобы поднять ее. Он проверил стакан, не разбился ли тот. Дэвид положил снимок на кровать рядом с собой и потер глаза кулаками. Взглянув на часы, он увидел, что было без двадцати два ночи.

Мужчина вновь взял фотографию и смотрел, смотрел.

Он был счастлив с Рэйчел. Со дня знакомства и до ее смерти им было легко и спокойно вместе. Они любили друг друга. Он был ею, а она – им, их союз был истинным, и то, что запечатлела эта фотография, – не было показным. Их души слились воедино за три года до этого момента на пьянящей зеленой траве Оксфордширского луга под жгучим голубым небом; только птицы и лиса стали свидетелями этого чуда.

Дэвид поднялся с кровати, подошел к туалетному столику и аккуратно поставил фотографию рядом с фотографией своих детей. Затем, раздевшись, упал на кровать и забылся сном.

Глава седьмая

На следующее утро Дэвид проснулся рано и тотчас почувствовал тревожную боль в груди. Это было более пугающее ощущение, чем то, которое обычно оседало по утрам вокруг его сердца, словно свинцовая масса. Он резко поднялся с кровати, словно быстрое движение помогло бы ему избавиться от этого неприятного чувства, и пошел босыми ногами в ванную. Повернув кран, он встал под душ прежде, чем вода успела прогреться, и наклонил назад голову, чтобы ощутить всю силу бодрящего потока.

Одна-единственная мысль не оставляла его. Сегодня он не пойдет в сад работать вместе с Джеком. Сегодня он должен вернуться к тому образу жизни, к которому совершенно не был готов – ни физически, ни морально

Дэвид наклонился, чтобы отыскать кусок мыла, который вращался на оттоке душа, и начал усиленно намыливать тело, пытаясь взбодриться и прийти в себя. Мысленно он вернулся к вчерашней беседе с родителями, он внезапно понял их чувства, мучения. Впервые за долгое время Дэвид словно ощутил и их страдания, боль, уязвимость, все те чувства, которые они скрывали, поддерживая сына в тяжелую минуту.

Он выключил воду и вышел из душа, кожу приятно пощипывало, а разум прояснился. Все с той же поспешностью он побрился и вернулся в комнату. Надел рабочие джинсы и начал застегивать пуговицы. Но остановился, не закончив.

– Ну давай, соберись, – сказал Дэвид вслух

Он с трудом стянул с себя джинсы и, качаясь на одной ноге, пнул их на стул, а потом, подойдя к платяному шкафу, сдернул с вешалки темно-синий костюм и положил на кровать. Отошел и безучастно уставился на него.

Немного подумав, снова повернулся к шкафу, вынул пару летних брюк и темно-голубую двубортную спортивную куртку – эта одежда больше подходила обстоятельствам и душевному состоянию Дэвида.

Он надел брюки, синюю рубашку с открытым широким воротом и свитер из кашемира, натянул носки и обул темно-коричневые ботинки. Собравшись, он глубоко вздохнул, открыл дверь и начал спускаться вниз.

Они выехали из дома в восемь тридцать. Дэвид сидел за рулем собственного «ауди», рядом с ним сгорбился отец. Это была служебная машина Дэвида, и, пока он не работал, ею пользовался его отец. Дэвид почувствовал, что уже отвык от нее, привыкнув за это время к управлению садовым трактором и, если в том была необходимость, маленьким «рено» матери. Когда машина тронулась, ему показалось, что он взлетает.

Джордж посмотрел на сына:

– Как ты чувствуешь себя?

Дэвид кивнул:

– Все хорошо, отец.

Джордж дотянулся до сына и похлопал его по коленке:

– Все будет хорошо, мой мальчик. Не переживай.

Старик включил радио – он привык слушать его каждое утро по пути на работу – и стал размышлять, чтобы не тревожить Дэвида напрасными разговорами. «Доброе утро, Шотландия», – прогремел из колонок голос радиоведущего. Джордж быстро отрегулировал звук, чтобы он был не таким громким, и откинулся на сиденье, ожидая репортаж спортивного комментатора о последних встречах футбольного клуба из Глазго «Рейнджерз».

Как только Дэвид выехал за ворота Инчелви на главную дорогу Дальнохойла, впервые за последний месяц на небе разошлись облака и появился слабый луч солнца, то и дело вспыхивающий на лобовом стекле машины.

Вскоре солнце уже радостно разливало свой освободившийся свет на дома деревни, образуя причудливые тени. Пока они ехали по главной улице, Джордж постоянно поднимал руку, чтобы поприветствовать знакомых, а Дэвид смотрел в зеркало заднего вида на удивленные лица прохожих – последнее время отец и сын редко появлялись вместе.

Один раз, снизив скорость, он отметил, как еле заметное чувство пробилось сквозь его затуманенный рассудок, будто бы высвобождая его из маленького, печального мира. Он не рисковал выезжать за пределы деревни в прошлом месяце, только по крайней необходимости, и старался выехать как можно раньше, опасаясь утешительных бесед со знакомыми. Но сейчас Дэвид испытывал благостное чувство, когда они с отцом держали свой путь на юг по долине реки, с обеих сторон освещенной солнечными лучами, простиравшимися далеко, до коричневого полотна вересковой пустоши. Он повернулся, чтобы посмотреть на отца, и впервые за долгое время испытал прилив любви и сыновней нежности к старику, который внимательно вслушивался в то, что говорят по радио. Дэвид прибавил громкость, отец благодарно улыбнулся ему.

– Спасибо, так намного лучше, – сказал он. – Забыл взять свой чертов слуховой аппарат.

В основании горной долины Дэвид с трудом вписался в Т-образный перекресток и направил машину в сторону Алброу, развив огромную скорость. Узкая дорога повторяла линию реки Спей, которая значительно поднялась и стала коричнево-бурого цвета после весенних дождей. Дэвид ехал быстро, но аккуратно, всевозможные помехи, встречавшиеся на пути, то и дело заставляли его сбавлять скорость. Сначала на дороге показался подержанный фактор «Мэсси-Фергюссон» – громыхая и выпуская клубы черного дыма из дырявой выхлопной трубы, он подпрыгивал и вилял из стороны в сторону, перекрывая водителю обзор дороги; две черномордые овцы, лежавшие посередине проезжей части, спокойно грелись на щебенке. Преодолев эти препятствия, Дэвид увидел новый автомобиль с четырехколесным приводом, неаккуратно припаркованный на обочине; пустое удилище на его крыше указывало на то, что его хозяин должен был находиться где-то на берегу реки, делать запруды и расставлять сети на лосося.

Не доезжая две мили до Алброу, Дэвид повернул направо и пересек высокий, перекинутый через реку мост с железными решетками, а сразу после него нырнул в поворот за большим коричневым знаком, на котором была выгравирована позолоченная надпись: «ЛИКЕРОВОДОЧНЫЙ ЗАВОД ГЛЕНДУРНИХ». У подножия холма дорога еще раз изогнулась петлей в сторону реки. Здесь она изменяла свое направление, обеспечивая оптимальный путь длинным и тяжело управляемым трехосевым грузовикам, которые доставляли солодовые массы с производства в Инвернессе и увозили выдержанный виски на предприятие по разливу в бутылки, находящееся недалеко от Глазго. Теперь впереди оставалась только одна размашистая большая дуга поворота – и перед Дэвидом возникла своеобразная ограда завода в виде часто посаженных елей.

Дэвид преодолел поворот, и буквально через секунду весь завод как на ладони предстал перед его взором. Расположенные на площади в пятнадцать акров, его здания раскинулись на плато футах в двадцати над поверхностью реки, окруженные сетью дорог со щебеночным покрытием, к которым, в свою очередь, подступали широкие газоны, украшенные яркими аккуратными клумбами. Дорога резко поворачивала вниз, так что Дэвид вскоре достиг самого плато и продолжил свой путь мимо причудливых, выстроенных из камня цеха дистилляции и цеха по производству сусла, украшенных несимметрично расположенными и разными по размеру окошками, а затем вдоль силосной ямы, отводимой под солод, к новому офисному блоку, расположенному в самом конце комплекса.

Въехав на стоянку, он занял самое близкое к проходной свободное место. Выключив двигатель, не спеша вышел из машины. Какое-то время он стоял, задумчиво глядя на офисы, потом обошел машину с другой стороны, где Джордж уже пытался выйти, помогая себе тростью. Дэвид протянул отцу руки, старик оперся на них и медленно выбрался из машины, после чего еще в течение минуты стоял без движений, готовясь к первому шагу.

Он взглянул на Дэвида:

– Готов?

Дэвид улыбнулся и кивнул.

– Ну что ж, тогда наш выход.

Вращающаяся дверь сделала оборот, и Маргарет подняла глаза от стола. При виде Дэвида, следующего за отцом, она расплылась в неудержимой дружелюбной улыбке.

– Ой, господи ты боже мой! – воскликнула она, поднимая свое объемное тело со стула. – Это же мистер Дэвид собственной персоной!

Женщина засуетилась и сжала руку Дэвида даже прежде, чем он успел ей ее предложить.

– О, как прекрасно снова видеть вас здесь! – Маргарет осмотрела его сверху вниз, не оставляя его руки, а затем, после короткой паузы, отметила: – По-моему, вы немного похудели, но я осмелюсь заметить, что, несмотря на это, вы, как всегда, очень красивы! – Она откинула голову назад и громко захохотала.

– Хорошо, Маргарет, хорошо, – вмешался Джордж. – Дэвид приехал сегодня ненадолго.

– Конечно, конечно, – тихо произнесла Маргарет, внезапно смутившись от своей чрезмерной возбужденности. – Я все прекрасно понимаю. Вы так хорошо выглядите, мистер Дэвид.

Дэвид улыбнулся и кивнул:

– Спасибо, Маргарет.

– Мистер Капл сообщил, в какое время он хотел бы встретиться? – спросил Джордж.

– Да, только что. – Она подошла к столу, взяла листок бумаги и надела очки.

– Так, – медленно начала она, держа листок с записями перед собой, – вы должны собраться в зале заседаний в десять ноль-ноль.

– Прекрасно, Маргарет. Большое спасибо. Дайте ему знать, что мы будем в назначенное время. – Он взял Дэвида под руку и посмотрел на часы с маятником. – Смотри, сейчас двадцать минут десятого. Я предлагаю тебе здесь не мелькать до совещания, иначе тебя припашут к какой-нибудь работе. Иди и погуляй где-нибудь по территории, мы встретимся в десять в зале заседаний.

Дэвид улыбнулся:

– Да, это хорошая идея.

Шутливо подтолкнув сына локтем в спину, Джордж стоял и наблюдал, как Дэвид заторопился выйти через вращающуюся дверь, как будто не мог дождаться, когда наконец покинет это здание.

Войдя в свой кабинет, Джордж был несколько удивлен, увидев там Роберта МакЛеода. Тот стоял и смотрел в окно, сцепив руки за спиной. Когда Джордж вошел, он обернулся.

– А, Джордж, – произнес он с эдинбургским акцентом, – я, надеюсь, вы не сердитесь, что я дожидался вас здесь. Мхайри сказала мне, что у вас есть полчаса свободного времени, а мне нужно с вами поговорить.

– Хорошо, хорошо, Роберт, – ответил он, расстегивая пальто. – Мне нужна только одна минута, чтобы собраться с мыслями.

Повесив пальто на вешалку, он искоса взглянул на финансового директора «Глендурниха» и радостно ухмыльнулся, вспомнив отчаянное желание Дэвида отправить в Штаты этого человека. Джордж подошел к столу и медленно опустился на стул.

– Вы когда-нибудь были в Соединенных Штатах, Роберт? – поинтересовался он, ставя трость на пол рядом с собой.

– Нет.

– Я так и думал, – сказал Джордж и широко улыбнулся. Затем открыл верхний ящик стола, вынул стопку бумаг и достал ручку из внутреннего кармана жакета.

Тем временем Роберт придвинул свой стул поближе к Джорджу, чтобы сидеть напротив, ловким движением приподнял брюки с хорошо отглаженными стрелками и сел.

Он задумался и припомнил:

– Мы с женой как-то возили наших девочек в Диснейленд, когда им было около четырнадцати. – Роберт задумчиво смотрел поверх головы Джорджа и поглаживал указательным пальцем свои аккуратно подрезанные усики. – Должно быть, это было около десяти лет назад. Но нет, кажется, я тогда отменил эту поездку, потому что обменный курс валют внезапно понизился. – Он оторвался от своих воспоминаний и снова посмотрел на Джорджа. – В любом случае, мы предпочитаем отдыхать на юго-западе Англии. Там так много прекрасных полей для игры в гольф.

– Не сомневаюсь в этом, – ответил лорд Инчелви, глядя на этого маленького педантичного человека, который до мозга костей был финансистом и даже смог отменить семейную поездку из-за изменений на международном финансовом рынке, сэкономив на этом несколько ничтожных центов.

Однако несмотря ни на что, Роберт был прекрасным финансовым директором. Перейдя в «Глендурних» из маленькой бухгалтерской фирмы в Эдинбурге двадцать лет назад, все это время он обращался со счетами компании с предельной дотошностью и проницательностью. Его пунктуальность и экономия времени приводила к тому, что из офиса всегда уезжал точно в семнадцать тридцать.

Но последнее время у Джорджа появилось подозрение, что интерес Роберта к делам компании уменьшился, и, возможно, это произошло из-за Дункана, из-за его финансовой проверки. Он чувствовал, что стоит спросить Роберта о том, насколько оправдано беспокойство Дункана о коммерческих делах «Глендурних» в Соединенных Штатах.

– Что ж, Роберт, – зачем вы хотели меня видеть? – поинтересовался Джордж, положив ручку и просматривая некоторые письма, лежащие на столе.

Роберт прислонился к спинке стула и откашлялся, приложив к губам сжатый кулак.

– Хорошо, Джордж, я желал вас видеть только затем, чтобы сказать вот что: думаю, настало время выйти мне на пенсию. Так скажем, досрочно.

– Что? – Джордж удивленно посмотрел на своего собеседника. – Почему?

Роберт скрестил ноги и смахнул какие-то пылинки с о своих брюк обратной стороной ладони.

– Потому что, – начал он медленно, – мне кажется, я стал уже немного староват для этой работы. Я очень хорошо осознаю, что наш совет директоров значительно моложе меня.

Джордж смотрел на него, ожидая, что тот продолжит:

– Что-то еще?

– Вообще-то да. – Роберт заколебался на мгновение. – Видите ли, мне предложили должность секретаря в гольф-клубе «Друмшиел», и я не хочу упускать эту прекрасную возможность.

Джордж откинулся на спинку стула и посмотрел в окно. Немного помолчав, он сказал:

– Когда вы хотите уйти? – Его голос показался усталым и каким-то вялым.

– Через месяц, – небрежно ответил Роберт, успокоенный, что ему удалось сообщить Джорджу эту новость без упреков и ворчаний с его стороны. – По-моему, этого времени вполне достаточно, чтобы завершить дела с прошлогодними счетами. Тогда новому сотруднику, который придет на мое место, можно будет начать работу с нуля, не разбираясь в документации за прошедший год.

Джордж продолжал пристально смотреть в окно, закрыв глаза, он начал ощущать, как растет его чувство гнева. «Спасибо, Роберт, – думал он про себя, – ты выбрал наилучший момент для своего ухода, только этого мне сейчас и не хватало! Мало того что Дункан прижимает меня по поводу будущего в компании Дэвида, так теперь еще и ты».

Роберт пристально посмотрел на Джорджа, когда тот повернулся от окна, и заметил, что обычный румянец исчез с его лица. Немного обеспокоившись, Роберт наклонился вперед, чтобы поинтересоваться самочувствием Джорджа, но тот глубоко вздохнул и сильно ударил по ручкам своего стула.

– Хорошо, я так понимаю, что мы должны искать вам замену, Роберт, – произнес он на одном дыхании. – Вы знаете, для нашей компании вы останетесь недосягаемым образцом на этой должности.

– Спасибо вам за эти слова, Джордж, – сказал Роберт. – Но я думаю, что найти человека на мое место будет не так уж сложно. Я полагаю, что Дункан уже заприметил кого-то на эту должность из солодовой компании в Элгине.

– К черту! – рявкнул Джордж. – Как давно он в курсе ваших планов?

– Я сообщил ему об этом на прошлой неделе, – ответил Роберт кротким голосом, несколько озадаченный страстностью возражения Джорджа. – Капл расстроился, но сказал, что это пойдет мне на пользу.

Джордж задумался.

– Что входит в его обязанности? – резко спросил он.

– Что вы имеете в виду, Джордж?

Джордж с негодованием смотрел через стол на Роберта и повторил свой вопрос:

– Дункану разрешено нанимать и увольнять сотрудников, не посоветовавшись с правлением?

Роберт медленно кивнул:

– Да, полагаю, что это одно из условий, на которые мы согласились, принимая его в компанию.

Джордж облокотился на стол и начал потирать лоб, понимая, что Дункан и в самом деле имел это право и, соответственно, мог назначить на должность финансового директора, кого посчитает нужным, а также, если рассматривать крайний вариант, у него могли быть собственные планы относительно будущего Дэвида в совете директоров.

– О господи, какого черта мы согласились на это?

– Я думаю, – начал робко Роберт, понимая, что старик раздражается все больше и больше, – мы все очень хотели, чтобы Дункан стал управляющим нашей компании.

Джордж откинулся на стуле:

– Да, я тоже так полагаю. – Он замолчал, отвел взгляд в сторону, невидящим взором посмотрел в окно. – Роберт, он не… Ведь это не Дункан попросил вас уйти, не так ли?

Роберт оживленно покачал головой:

– О, нет! Ничего подобного. Это на самом деле была моя идея. Я не думаю, что у Дункана вообще хватило бы смелости на такое!

Джордж улыбнулся:

– Я верю вам, Роберт. Мне жаль, что пришлось спросить вас об этом, но я хотел удостовериться в том, что за моей спиной не происходит ничего такого, о чем я не знаю.

Видя, что Джордж немного остыл, Роберт, воспользовавшись этим моментом, встал, чтобы закончить беседу.

– Нет, Джордж, такого нет. Капл может быть немного эгоцентричен иногда, но он хороший деловой партнер, и, глядя на прошлогодний отчет по поводу первого проекта, я бы сказал, что благодаря ему компания преуспевает.

Джордж посмотрел на него и кивнул:

– Я не сомневаюсь, Роберт… И спасибо, я ценю ваше мнение.

– Счастлив поделиться им с вами, если это необходимо, Джордж. А теперь, извините меня, но я должен идти продолжать заниматься теми счетами, о которых я вам говорил. – Он нервно усмехнулся. – Особенно теперь, когда, скажем так, время стало существенным фактором.

– Конечно, Роберт. Спасибо вам за все, что вы сделали для компании. Все эти годы вы были очень преданы ей.

С мимолетной улыбкой Роберт чуть наклонил голову и вышел из кабинета. Какое-то время Джордж молча смотрел на закрытую дверь, затем связался с секретарем, нажав на кнопку системы внутренней связи.

Через десять секунд послышался стук в дверь. Не дождавшись приглашения, Мхайри вошла в комнату с блокнотом и ручкой. Секретарша подошла к столу Джорджа и остановилась, ожидая указаний. Он посмотрел на женщину и улыбнулся.

– Мхайри, меня интересует, могли бы вы связаться с Девонширом и подтвердить, что мы с леди Инчелви останемся у них во вторник ночью?

Мхайри что-то отметила в своем блокноте:

– Правильно ли я понимаю, что леди Инчелви не собирается на конференцию?

Джордж покачал головой:

– Нет, она туда не поедет. Она просто хочет воспользоваться возможностью отправиться в Петр и навестить своих внуков.

– Хорошо, – ответила Мхайри. – Что-нибудь еще, лорд?

– Да. Пожалуйста, позвоните в «Британские Авиалинии» и закажите билет из Глазго до Нью-Йорка на вторник и обратно – на утро среды.

– Чтобы прибытие было в среду утром, мистер?

– Верно. И думаю, следует заказать обратный билет с возможностью возврата, Мхайри.

– А на чье имя заказывать билет?

Джордж поднял руку в знак извинения:

– Ах, да, простите меня. Для мистера Дэвида.

Мхайри кивнула и записала информацию в блокнот.

– Это все, Мхайри. Спасибо.

– Конечно, мистер, – женщина повернулась и поспешно вышла.

Джордж взял ручку и зачеркнул свой меморандум для Роберта. Он бросил ручку на стол и проговорил: