Текст книги "Судьба Убийцы"

Автор книги: Робин Хобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 64 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Винделиар убрал одну из рук, которыми зажимал рот, заглушая рыдания.

– Керф? – осмелился спросить он.

– Бесполезен, – отрезала Двалия. Мстительно она добавила: – Дай им схватить его. Они будут заняты им, пока мы найдем местечко получше.

Она снова посмотрела на Винделиара.

– Ты был почти таким же бесполезным, как он. В следующий раз я оставлю тебя на расправу толпе.

Она увеличила темп, досадуя, что я иду достаточно быстро, чтобы держать цепь ненатянутой. Я нащупала застежку, закрытую Винделиаром. Пальцы нашли ее, но я не могла понять – как она открывается. Она еще раз дернула цепь, и я снова споткнулась.

Двалия вела нас по улице в гору, вдаль от высоких зданий у гавани. Каждый раз она выбирала путь, где было меньше людей и фонарей на улицах, а те люди, мимо кого мы проходили, казалось, не находили ничего необычного в том, что она тащила меня за собой. Винделиар торопливо следовал за нами, догонял и снова отставал, всхлипывая и тяжело дыша. Я не смотрела на него. Он не был моим другом. Он никогда не был моим другом, и он сделал бы со мной все, что угодно, все, что повелела бы ему Двалия.

Мы свернули на темную дорогу, освещенную только светом от домов. Это не были добротные дома; свет пробивался сквозь трещины в стенах, а улица была грязная и вся изрезана колеями. Кажется, Двалия выбрала дом случайным образом. Она остановилась и указала на него.

– Стучи в дверь, – приказала она Винделиару. – Заставь их впустить нас.

Он сдержал всхлип.

– Не думаю, что смогу. Голова болит. Кажется, я болен. Я весь дрожу. Мне нужно…

Она ударила его свободным концом цепи, уронив меня на колени.

– Тебе ничего не нужно! Ты сделаешь это! Прямо сейчас.

Я прошептала:

– Беги, Винделиар. Просто убеги. Она не сможет поймать тебя. На самом деле она не сможет заставить тебя что-либо делать.

Он посмотрел на меня, и на мгновение его маленькие глаза стали большими и круглыми. Затем Двалия дважды сильно хлестнула меня свободным концом цепи, и Винделиар бросился к порогу дома и забарабанил в дверь, словно предупреждая о пожаре или наводнении. Человек, открывший дверь, требовательно спросил, что случилось. Затем его лицо внезапно смягчилось, и он сказал:

– Входи, друг! Входи, на улице уже стемнело!

При этих словах Двалия поспешила к двери, и я была вынуждена следовать за ней. Человек посторонился, пропуская нас. Шагнув за Двалией через порог, я поняла ее ошибку. Молодой человек, который держал дверь и кивал, был не один. Двое старших мужчин сидели за столом и смотрели на нас. Старуха, которая помешивала что-то в котелке над невысоким очажным огнем, спросила у него:

– О чем ты думаешь, впуская незнакомцев в дом глубокой ночью?

Мальчик моего возраста посмотрел на нас с тревогой и подхватил полено, как дубинку. Взгляд женщины остановился на лице Двалии.

– Демон? Это демон?

Винделиар повернулся к Двалии с лицом, полным отчаяния.

– Я не могу больше это делать. Я просто не могу!

Он всхлипнул.

– Каждого из них! – пронзительно потребовала Двалия. – Прямо сейчас!

Я как раз переступала порог. Я крепко обхватила цепь под горлом и отступила как можно дальше.

– Я не с ними! – крикнула я безнадежно. Все в домике смотрели на нас, оцепенев от страха. Мой крик подстегнул их.

– Убийцы! Демоны! Воры! – внезапно закричала женщина, и парень бросился на Винделиара с поленом. Винделиар вскинул руки над головой, и парень нанес ему несколько звучных ударов. Двалия поспешно выскочила за дверь, но не успела избежать тяжелой кружки, брошенной одним из мужчин. Та попала в лицо, окатив пивом, и Двалия сердито закричала. Потом она убежала, таща меня за собой. Винделиар бежал за нами, взвизгивая, когда преследовавший парень бил его по плечам и по спине под одобрительные крики отца и дядьев.

Мы побежали дальше, даже когда семья прекратила преследование, потому что крики и грохот разбудили остальных жителей этих незатейливых домов. Мы спаслись от них, хотя вскоре Двалия, постоянно оглядываясь через плечо, сменила бег на шаркающую рысь, а затем на торопливый шаг. Винделиар догнал нас, рыдая и хватаясь руками за голову.

– Я не могу, я не могу, я не могу, – он повторял и повторял это, пока даже мне не захотелось ударить его.

Двалия вела нас обратно в город. Я дождалась, пока мы не окажемся на улицах с добротно выстроенными домами, с застекленными окнами и деревянными крыльцами. Затем я схватила цепь обеими руками, уперлась пятками и рванула ее изо всех сил. Двалия не отпустила, но остановилась и посмотрела на меня. Винделиар стоял рядом со мной, его приоткрытые губы тряслись, руками он все еще хватался за растрепанную голову.

– Отпусти меня, – твердо сказала я. – Или я буду кричать, кричать и кричать, пока эта улица не заполнится людьми. Я скажу им, что вы похитители и убийцы!

На мгновение глаза Двалии расширились, и я подумала, что выиграла. Потом она наклонилась ко мне.

– Сделай это! – подзадорила она. – Сделай это. Здесь найдутся свидетели, которые узнают нас, я не сомневаюсь. И будут люди, которые поверят, что ты была нашим партнером, служанкой, которая помогла нам ограбить и убить эту женщину. Вот история, которую мы расскажем, и Винделиар заставит Керфа это подтвердить. Мы все будем поддерживать друг друга. Кричи, девочка! Кричи!

Я уставилась на нее. Неужели так и будет? У меня не было никого, кто мог бы подтвердить мои слова. Торговец Акриэль была мертва, изрублена на куски. Внезапно эта потеря подкосила меня, как удар в живот. Она умерла из-за меня, как и предупреждал меня Винделиар. Я покинула тот Путь, о котором он говорил, и снова кто-то был мертв. Моя замечательная идея бежать от Двалии в очередной раз провалилась. Я не хотела верить россказням Винделиара о Пути. Было глупо и смешно думать, что у меня есть только один правильный путь, чтобы прожить свою жизнь. Но вот я снова жива, а те, кто помог мне, мертвы. Мне хотелось оплакать Акриэль, но мое горе было слишком глубоким, чтобы вызвать слезы.

– Я так и думала, – она усмехнулась и, отвернувшись, злобно дернула цепь. Цепь вырвалась из моих израненных рук, и я двинулась за Двалией в темноту.

Глава шестнадцатая. Пиратские острова.

Мне снилось похищение ребенка. Нет, не снилось. Шесть ночей этот кошмар кричал в моих снах ужасным предостережением. Ребенка похищают. Иногда из колыбели, иногда с праздника, иногда во время утренней игры на свежем снегу. Как бы это ни происходило, ребенок взмывает вверх, а затем падает. Когда украденный ребенок приземляется, он становится чешуйчатым чудовищем с блестящими глазами и сердцем, полным ненависти. «Я пришел уничтожить будущее». Эти слова – единственная часть моего сна, которая остается неизменной. Я знаю, что я лишь коллатор с каплей крови Белого в венах. Снова и снова я пытался рассказать о моем сне, но от меня отмахивались, говорили, что это всего лишь кошмар. Прекрасная Симфи, ты – моя последняя надежда на то, что я буду услышан. Этот сон достоин быть записанным в архивах. Я говорю тебе это не ради славы или признания Белым, который может видеть сны, но лишь потому… (далее бумага обуглена)

                                                 Обнаружено среди бумаг Симфи.

Долгие, медленно тянущиеся дни на борту Совершенного воспринимались мною, как кость, застрявшая в глотке. Каждый из них был так похож на предыдущий, что они казались одним бесконечным днем, и каждый душил меня своей вялой тягучестью. По большей части гнев экипажа был направлен на меня и Янтарь. Их кипящая раздражительность делала наши краткие и скудные трапезы каждодневным испытанием для меня. Янтарь лишила средств к существованию не только Альтию и Брэшена, но и их всех. Получение должности на живом корабле рассматривалось здесь как пожизненное, поскольку команде хорошо платили, здесь было безопаснее, чем на обычном судне, и они становились почти семьей. Теперь всему этому пришел бы конец. От юноши, который заработал должность всего полгода назад, до самого пожилого мужчины, работавшего на Совершенном десятилетиями, – все они потеряли средства к существованию. Или потеряли бы, если б Янтарь обладала достаточным количеством Серебра, чтобы корабль преобразился. На данный момент все они были заложниками амбиций Совершенного. Как и мы.

Спарк и Пера больше жалели, чем поносили. Клеф, казалось, все еще был намерен завершить обучение Пера матросскому делу, и я успокоился тем, что у парня не было времени на разногласия с командой. Лант все еще делил каюту с Клефом, и Клеф предложил Перу перебраться к ним. Я хотел поблагодарить его за то, что он держал парня близ себя в безопасности и оберегал от нападок, но опасался, что любой разговор принудит Клефа выплеснуть неприязнь на меня. Чтобы избежать конфликтов, большую часть времени я оставался в каюте, которую теперь делил с Янтарь и Спарк. Спарк стала подавленной и задумчивой. Она проводила больше времени в прогулках по палубе с Лантом, нежели пыталась научиться вязать узлы и управляться с такелажем. Весна была жаркой, словно лето, и в крошечной каюте часто было душно. Когда вечерами Лант и Пер присоединялись к нам, чтобы попрактиковаться в изучении языка, пот катился по моей спине и заставлял слипаться волосы на голове. Но все же это было желанным отвлечением от безделья, которое мне приходилось выносить.

Когда мы с Шутом оставались одни в течение этих долгих дней, мы сосредоточенно изучали книги Пчелки. Он пытался найти еще подсказки в ее снах. Я отчаянно хотел поверить, что она все еще жива, даже если мысль о том, что моя маленькая дочь удерживается в плену настолько безжалостными руками, изводила меня бессонницей. Он также просил меня читать ему ее дневник, и я читал. Некоторую часть. Не могу сказать, – знал ли он, что я пропускал эпизоды и записи, которые были слишком болезненными, чтобы ими делиться. Если даже и знал, то ничего не говорил. Думаю, он понимал, что я был на пределе.

Все-таки Шут был менее ограничен в передвижениях, чем я. Как Янтарь, он свободно передвигался по палубе, будучи невосприимчив к неудовольствию команды и капитанов, поскольку являлся любимчиком корабля. Совершенный часто требовал ее присутствия, чтобы поговорить или послушать музыку. Это была свобода, которой я завидовал, и старался не обижаться. Но мои вечера от этого становились длинными и одинокими.

Однажды вечером, когда Янтарь покинула каюту, чтобы провести время с носовой фигурой, я не смог более оставаться в тесной закрытой каюте. Не слишком предаваясь угрызениям совести, я порылся во внушительном гардеробе, который Спарк и Янтарь приволокли на борт. Я нашел чудесный плащ Элдерлингов, уложенный в маленький сверток бабочкой наружу, и развернул его. Большинство Элдерлингов были высокими, так что плащом можно было укрыться полностью. Я колебался. – Нет, это было сокровищем Пчелки, и она отдала его Перу, чтобы спасти его. В свою очередь, он безропотно отдал его Шуту. Но теперь пришел мой черед.

Я надел его бабочкой вовнутрь. Как и все одеяния Элдерлингов, он непостижимым образом приспособился к моей фигуре. Спереди он застегивался на ряд пуговиц от горла до самых ног. В нем были прорези для рук. Я нашел их и поднял капюшон, чтобы накрыть голову. Он занавесом упал на лицо. Я ожидал, что это меня ослепит, но оказалось, что я могу видеть сквозь него. Я наблюдал, как моя бестелесная рука тянулась к дверной ручке. Я открыл дверь, опустил руку и вышел. Я постоял, позволяя плащу принять тусклый цвет стен коридора.

Вскоре я обнаружил, что полы плаща достают до пола. Двигался я медленно, но все же пару раз наступил спереди на край плаща. Так как я исследовал корабль невидимым, то при подъеме на каждую лестницу нужно было выжидать, когда рядом никого не будет, потому что мне приходилось приподнимать полы плаща, чтобы взбираться наверх. Я задавался вопросом, знал ли обо мне корабль, но не хотел этого проверять и не рисковал подходить слишком близко к носовой фигуре. Я бродил, как привидение, двигался, только когда рядом не было членов команды, и тщательно выбирал места остановок. Как только ночь стала темнее, я стал передвигаться смелее. Я обнаружил Пера, сидящего на палубе рядом с Клефом в желтом круге света фонаря. Я оставался вне пределов их досягаемости.

– Это называется такелажная свайка, – объяснял он мальчику. – Использовать нужно острый конец. Вот сейчас у меня в руках деревянная свайка. Так что берешь старый линь, который ни для чего другого не годится, выбираешь вид узлов для плетения, – и можешь плести коврики или все, что захочешь. Видишь? Это один из первых, которые я сделал. Полезная и хорошенькая вещица.

Я беззвучно стоял рядом и наблюдал, как Клеф помогает мальчику сделать первый узел. Это ремесло напомнило мне о Лейси, занятую своими иглами и крючками. Она делала красивые вещи, манжеты, воротники, салфетки. И мало кто знал, что острые кончики ее спиц были оружием в умелых руках телохранителя Пейшенс. Я отошел от них, желая, чтобы Пер отказался от своей неистовой преданности Пчелке и смог стать юнгой. Конечно, это лучше, чем быть причастным к работе убийцы.

Затем я направился на поиски Ланта. Поскольку отношение команды к нам приобрело мрачный оттенок, я беспокоился за него больше, чем мне хотелось бы признаться. Если кому-то из экипажа понадобится найти мишень для своего гнева, это, скорее всего, будет Лант. Он молодой и крепкий, спровоцировать его на драку не посчиталось бы трусостью. Я не раз предупреждал его опасаться нападения. Он обещал быть осторожным, но, устало вздохнув, сказал, что способен сам о себе позаботиться.

Я нашел его в сумерках на палубе, он смотрел на воду, держась за поручни. Ветра были благоприятными, и Совершенный плавно разрезал водную гладь. Палубы были почти пустыми. Рядом с ним стояла Спарк, они разговаривали вполголоса. Я подошел поближе.

– Пожалуйста, не надо, – услышал я его голос.

Но она отпустила поручни и поднырнула ему под руки, оказавшись в их кольце. Она склонила голову ему на плечо.

– Это потому что я низкого происхождения? – спросила она.

– Нет, – я видел, как трудно ему было убрать руки и отодвинуться. – Ты знаешь, что это не так.

– Мой возраст?

Ссутулив плечи, он оперся на поручни.

– Ты ненамного моложе меня. Спарк, пожалуйста. Я же сказал тебе. У меня есть долг перед отцом. Я не свободен…

Она прильнула к нему и поцеловала. Он повернул к ней лицо, позволив ее губам найти его губы. Он тихо, умоляюще застонал. Затем внезапно заключил ее в объятия, прижался к ней всем телом, подталкивая к поручням, и поцеловал крепче. Ее бледные руки легли ему на бедра, притягивая к себе. Она прервала поцелуй и, задыхаясь, сказала:

– Мне все равно. Мне нужно то, что у меня есть сейчас.

Я стоял, оцепенев.

Он снова поцеловал ее. Затем, с самообладанием, которому я позавидовал, положил руки ей на плечи и мягко отстранил от себя. И сказал охрипшим голосом:

– В моем роду уже достаточно бастардов, Спарк. Я не хочу делать еще одного. Не хочу разрушить доверие моего отца. Я обещал ему и боюсь, что эти слова были последними, которые он услышал от меня. Я должен пройти все это до конца. И я не стану рисковать, оставив ребенка без отца.

– Я знаю способы предотвратить...

Но он покачал головой

– Как ты будешь «предотвращать»? Как это было со мной? Нет. Ты говорила, что Янтарь сообщила тебе, что, скорее всего, они с Фитцем оба умрут. А так как меня послали, чтобы его защищать, это значит, что я умру раньше него. Мне будет стыдно, если ты останешься без защитника, хоть и надеюсь, что Пер будет рядом с тобой. Но я не оставлю тебя одну с ребенком.

– Скорее всего это я буду его защищать! – она попыталась взять его за руку, но он вцепился в поручни. Она довольствовалась тем, что накрыла его руку своей ладонью. – Возможно, я умру, защищая тебя, прежде чем ты умрешь, защищая Фитца, – пошутила она, но смешок ее был невесел.

Я тихонько отошел от них, меня душили слезы. Я не осознавал, что плачу, пока не стал задыхаться. Так много жизней исковеркано лишь потому, что мой отец уступил похоти. Или любви? Если бы Чейд не родился, если бы я не родился, – могли бы иные лица сыграть наши роли? Как часто Шут говорил мне, что жизнь – это огромное колесо, которое катится по накатанной колее, и что его задача – выбить колесо с этого пути и направить на лучший. Было ли это тем, свидетелем чего я оказался этой ночью? – Лант, отказывающийся продолжать традицию Видящих плодить горемычных бастардов? Я вернулся в уединение каюты, закрыл за собой дверь, снял плащ-бабочку и аккуратно положил его на место. Я пожалел, что не надевал его раньше. Я пожалел, что не знал того, что знаю теперь. Я положил плащ туда, где взял, решив, что больше не буду использовать его, и я знал, что солгал себе.

Теперь наш курс выбирал Совершенный, не обращая внимания на желания Альтии и Брэшена. Бингтаун был оставлен далеко позади, без захода в порт. Мы не выгрузили там груз и не пополнили запасы провизии и воды. Мы прошли вдоль изменчивой линии болотистых берегов и вошли в воды Пиратских островов. Некоторые были заселены, другие казались дикими и необитаемыми. Совершенному все это было безразлично. Нам оставалось с тоской смотреть ночью на огни крошечных портовых городков, где мы могли бы достать свежую воду и еду, но корабль не останавливался. Мы двигались так же неустанно, как и само море. И наши пайки становились все меньше.

– Мы пленники.

Шут, лежавший на нижней койке в нашей душной каюте, сел и повернулся ко мне.

– Ты говорил с Альтией и Брэшеном? Ты знаешь, почему они советовали нам не покидать каюту?

– Не с ними. В сложившихся обстоятельствах, я думаю, они очень терпимо к нам относятся. Это Совершенный взял нас в плен, – я понизил голос, с болью осознавая, что не могу сказать ничего, находясь внутри деревянного корпуса живого корабля, что не стало бы ему известным. Его теперь не заботят контракты и поставки Альтии и Брэшена. Как и наши удобства и безопасность. Он не заботится об этом. Его не беспокоит, что мы плохо подготовлены для этого путешествия, потому что не могли пополнить запасы в Бингтауне. Наши мизерные порции ничего не значат для него. Он идет сквозь ночь и шторм. Когда Альтия приказала рифить паруса, его так сильно качнуло, что ей пришлось отзывать матросов вниз.

– Он поймал течение, – сказал Шут. – Даже без парусов мы пронеслись бы через Пиратские острова к Джамелии, потом к Островам Пряностей и далее. Он это знает, и команда это знает.

– И команда обвиняет нас в сложившемся положении. Я медленно уселся на тесной верхней койке, осторожно пристроив голову под низким потолком каюты. Спускаюсь, – предупредил я Шута и слез с койки. Тело ныло от бездействия. – Мне не нравится, когда Лант и молодежь уходят так надолго. Хочу проверить их.

– Будь осторожен, – сказал он, будто мне было нужно предупреждение.

– Когда это я не был осторожен? – спросил я, и он поднял бровь.

– Погоди, я пойду с тобой, – он потянулся к юбкам Янтарь, которые валялись на полу. Ткань шелестела, когда он натягивал их на бедра.

– А нужно ли?

Он хмуро посмотрел на меня:

– Я знаю Альтию и Брэшена намного лучше тебя. Если возникнут проблемы, я лучше смогу решить их.

– Я имею в виду юбки. Тебе необходимо продолжать играть роль Янтарь?

Его лицо застыло. Он заговорил тише, опустив руки с юбками.

– Думаю, добавление любых сложных смыслов к тем, которые команда и капитаны должны осознать прямо сейчас, только усложнит нашу жизнь. Они знали меня как Янтарь, – ей я и должен остаться.

– Мне она не нравится, – резко сказал я.

Он усмехнулся.

– Неужели?

Я говорил искренне. Да. Мне не нравится, когда ты – Янтарь. Она…Она не тот человек, которого я бы выбрал в качестве друга. Она ... коварная. Каверзная.

Полуулыбка тронула его губы.

– А как Шут я разве никогда не был каверзным?

– Не так, – сказал я, но задался вопросом, не солгал ли я. Он на публике издевался надо мной, когда считал это обоснованно выгодным. Манипулировал мной, чтобы добиться желаемого. Но, как бы то ни было, я своего мнения о нем не изменил.

Он поднял голову:

– Я думал, это осталось в прошлом, – сказал он мягко.

Я ничего не ответил. Он посмотрел вниз, будто мог видеть свои руки, которыми застегивал пояс юбок.

– Самое лучшее, – это чтобы они продолжали воспринимать меня, как Янтарь. И если ты идешь искать остальных, мне лучше всего идти с тобой.

– Как хочешь,– сказал я напряженно. Затем по-детски добавил: – Но я не жду тебя. Я вышел из каюты, закрыв дверь не громко, но плотно. Гнев кипел в груди и клокотал в горле. Какое-то время я стоял в коридоре, убеждая себя, что дело лишь в продолжительном пребывании в тесном помещении, а вовсе не в злости, которую я испытываю к своему другу. Я глубоко вздохнул и вышел на палубу. Дул свежий ветер и светило солнце, бликуя серебром на воде. Некоторое время я стоял, позволяя глазам привыкнуть, и наслаждаясь ветром в лицо. После тесной каюты показалось, что передо мной распахнулся целый мир. Подернутые рябью воды, окружавшие нас, вдали были усеяны зелеными островами. Они внезапно вырастали из воды, будто грибы, пробившиеся сквозь лесную подстилку. Я глубоко вздохнул, проигнорировал угрюмый взгляд Корд, которая уставилась на меня, оторвавшись от работы, и отправился на поиски моих блуждающих подопечных.

Я обнаружил Спарк и Пера склонившимися над поручнями рядом с Лантом. Рука Спарк на поручнях почти касалась Ланта. Я вздохнул про себя. Все трое угрюмо уставились на воду. Когда я подошел сзади, Лант оглянулся на меня.

– Все хорошо? – спросил я его.

Он вздернул бровь.

– Я голоден. Никто из команды не разговаривает со мной. Я плохо спал ночью. А как у тебя дела?

– То же самое, – сказал я. – Капитаны сократили пайки для всех.

В тот день, когда Совершенный проскочил мимо протока, который должен был привести нас в Торговую бухту и Бингтаун, капитаны и команда жестоко поспорили с ним.

– Я не позволю привязать себя к пристани, – заявил Совершенный. – Я не позволю обмануть себя, чтобы меня опутали канатами и ты смог бы затащить меня на прибрежную отмель.

– Речь не о том, чтобы препятствовать тебе – сказал Брэшен. – Мы только хотели взять воду и пищу. Доставить груз, который так и остался в трюме. И отправить несколько сообщений в Бингтаун, Трехог и Кельсингру. Совершенный, мы просто исчезли для этих людей! Они будут думать, что нас постигло самое худшее.

– О, самое худшее? – его голос стал лукавым. – Что ж, они подумают, что сумасшедший корабль перевернулся и утопил еще одну команду, – в голосе засквозило ехидство, а драконьи глаза быстро завращались. – Ты это имел в виду?

На лице Брэшена отразился гнев.

– Может быть. Или, может быть, наши торговцы в Бингтауне и наши клиенты в Дождевых Чащобах подумают, что мы стали ворами, забрали их товары и сбежали, чтобы продать их в другом месте. Может быть, мы потеряем единственное, что осталось у нас с Альтией – наши добрые имена.

– Единственное? – проревел корабль. – Значит, вы потратили каждый пенни из сокровищ Игрота? Да для тебя было большой удачей, что я показал вам путь к ним!

– У нас осталось достаточно, чтобы купить другой, невосприимчивый к кислым водам корабль тебе на замену. Деревянный корабль, который позволил бы нам вести простую жизнь. …Если кто-нибудь согласится торговать с нами снова после того, как ты сделал нас лжецами и жуликами!

– Заменить меня? Ха! Невозможно! Я – единственный источник вашего процветания, ты – расточительный, испорченный су….

– Прекрати, – вмешалась Альтия, без видимого страха приблизившись к фигуре. – Совершенный, будь благоразумен. Ты знаешь, нам нужна пресная вода, чтобы пить. Ты знаешь, что нам нужна еда. Мы не готовили запасы для долгого путешествия. У нас было чуть больше провизии, чем нужно на дорогу до Бингтауна. И это все. И мы проскочили мимо. Если ты заставишь нас продолжать путь, мы умрем от жажды. Или голода. Куда бы ты ни шел, ты доберешься туда с трупами на палубе, в том числе с телом Янтарь. И как же ты получишь свое Серебро и станешь драконом?

В его вращающихся голубых глазах не было ничего разумного. Он посмотрел на воду:

– Там много рыбы, вы можете есть ее.

Итак, мы поплыли дальше, а Брэшен с Альтией сократили пайки. И да, в этих водах водилась морская рыба, в готовом виде достаточно сочная. Команда ловила ее каждый день, добавляя к рациону из оставшихся у нас сухарей и солонины. Мы перенесли два весенних шторма и Альтия растянула чистую парусину, чтобы собирать дождевую воду и направлять ее в бочки для пополнения наших скудных запасов. И так мы плыли вдоль Проклятых Берегов с их изменчивыми песчаными отмелями и ядовитыми водами до тех пор, пока не начали встречать разрозненные островки, а затем и сами Пиратские острова.

Мотли спикировала вниз и испугала меня, приземлившись на мое плечо.

– Ну, где ты была? – приветствовал я ворону.

– Корабль, – быстро протараторила она. Корабль, корабль, корабль.

– Мы на корабле, – согласился я с ней.

– Корабль! Корабль, корабль, корабль!

– Другой корабль? – спросил ее Пер. Она вскинула голову и согласилась: – Корабль, корабль.

– Где? – спросил я ее Уитом и голосом. Как и всегда, ощущение было такое, будто я кричу в вату.

– Корабль! – настаивала она, взлетая с моего плеча. Ветер подхватил ее и унес в небо. Я посмотрел вверх, чтобы проследить за ее полетом. Она поднялась высоко, намного выше мачты корабля. Там она зависла, покачиваясь на ветру.

– КОРАБЛЬ! – прокричала она, и ее голос еле долетел до нас.

Ант была на полпути к топу мачты. Услыхав ворону, она огляделась, просматривая весь горизонт, а затем полезла еще выше. Добравшись до вороньего гнезда в верхней части мачты, она осмотрела горизонт и, указывая на что-то, прокричала:

– ПАРУС!

Вскоре к Альтие на палубе присоединился Брэшен. Оба проследили за пальцем Ант. Лицо Брэшена было серьезным.

– Что случилось? – тихо спросил я у Янтарь.

– Возможно, ничего, – ответила она. – Но в свое время плавание через Пиратские острова могло стоить жизни. Или свободы, или груза. Когда Кеннит пиратствовал в этих протоках, он построил империю, пройдя путь от пиратского капитана до короля. Он не требовал выкуп за захваченные корабли. Вместо этого он забирал часть захваченного, назначал одного из преданных людей капитаном и отправлял в рейд. Он командовал своими новыми кораблями, беглыми рабами и иногда теми, кого победил. Из одного корабля он сделал два, затем полдюжины, а затем целый флот. Он стал лидером, а затем королем, – она помолчала. – Как оказалось, довольно неплохим королем.

– А еще злым ублюдком, – пока Янтарь говорила, сзади тихо подошла Альтия.

Янтарь повернулась, не выказав удивления.

– Это тоже верно. Как считают некоторые.

– Я так считаю, – резко сказала Альтия. – Но теперь Пиратские острова сами страдают от пиратов. И если нас настигает не пиратский корабль, это может быть один из тарифных кораблей, собирающих «проездной налог». Те же пираты, но с полномочиями, – она повернулась к Перу. – Эта твоя ворона. Она разговаривает. Есть ли шанс, что она сможет рассказать нам, какой корабль видела?

Пер покачал головой, удивленный тем, что обратились именно к нему:

– Она произносит слова, но не уверен – знает ли она, что говорит. И может ли отличить один корабль от другого.

– Ясно, – Альтия умолкла, задумавшись.

– Ты беспокоишься, что произойдет, если это будет Проказница или другой живой корабль? – Янтарь бросила этот вопрос, будто камушек в тихий пруд.

Реакция Альтии была настолько спокойной, что я подумал, не простила ли она Янтарь.

– Такие мысли приходили. Да, я волнуюсь. Мы не знаем точно, как Серебро повлияет на него, или сможет ли он полностью превратиться в дракона. Я бы не стала подвергать несчастьям живые корабли и их семьи, пока мы не узнаем, чем закончится эксперимент Совершенного.

Я почувствовал, что к нам присоединился Брэшен прежде, чем заметил его боковым зрением. Мой Уит ощутил его хищником в ауре багряного гнева. Мне удалось расслабить руки и опустить плечи, но это было непросто.

Губы Альтии двигались так, будто пробовали на вкус каждое слово прежде, чем вытолкнуть его.

– Янтарь, сейчас у тебя связь с Совершенным сильнее, чем у меня или Брэшена. И я должна попросить тебя использовать любое влияние, которое ты можешь оказать на него.

– Что ты хочешь от меня?

– Если этот парус окажется живым кораблем, мы считаем, что лучше всего избегать его. Однако, если это обычный деревянный корабль, мы хотели бы подойти к ним и посмотреть, сможем ли мы купить у них провизию. Будем рады всему, но в основном нам нужна вода, – она посмотрела на меня. – В Дождевых Чащобах мы берем дождевую воду из деревянных бочек высоко на деревьях. Это дорого, и мы стараемся брать только необходимое количество. Вода из реки и ее притоков обычно не годится для питья, – она вздохнула. – Рацион питания достаточно суровый. Но скоро нам придется снова урезать расход воды, если только Совершенный не позволит нам высадиться на один из Пиратских островов и набрать воды. Или мы встретим корабль, на котором достаточно пресной воды, чтобы они захотели продать ее.

Я видел, как ее плечи вздымаются и падают при дыхании. Затем она повела плечами назад и расправила их. А я восхитился ее стойкостью. Она обладала отточенным мужеством того сорта, которое я редко встречал у мужчины или женщины. Столкнувшись с крахом всего, что было ее жизнью, с крахом всего, что она ждала от жизни, – она, тем не менее, думала не только о своей команде, но и о тех, кто плавал на других живых кораблях Бингтауна. И о корабле, которого все еще любила, даже если тот был готов отказаться от нее.

Верити. Его вырезанный дракон. Вот кого она мне напомнила.

Янтарь произнесла мой вопрос вслух:

– Так ты простила меня?

Альтия коротко мотнула головой:

– Не более чем Кеннита за изнасилование. Или Кайла за то, что отобрал Проказницу. Некоторые вещи нельзя прощать или не прощать. Это просто распутья и направления, выбранные независимо от моего желания. Кто-то другой направил мои стопы по этому пути. Все, что я могу контролировать, – это каждый шаг, который я после этого делаю.

– Сожалею, – тихо сказала Янтарь.

– Ты сожалеешь? – недоверчиво спросил Брэшен. – Теперь ты говоришь, что сожалеешь?

Янтарь передернула плечами.

– Я знаю, что не заслуживаю прощения за то, что сделала. Я не хочу, чтобы казалось, будто я ожидаю этого, рассчитывая на старую дружбу. Но я говорю это, поскольку хочу, чтобы вы знали, – это правда. Я сожалею, что пришлось так поступить. Альтия права. Случайные события направляют мои ноги по нужному пути. Все, что я могу – это сделать следующий шаг.

– Он несет цвета Пиратских островов! – крикнула сверху Ант. – И он сменил курс нам наперерез. Идет быстро.