Текст книги "Судьба Убийцы"

Автор книги: Робин Хобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 64 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

– Ударь ее! – приказала Двалия, и Алария замахнулась ногой, но Волк-Отец был прав. Она боялась оказаться слишком близко. Я откатилась от нее, и мне удалось сесть, несмотря на протесты измученного тела. Я сверкнула на нее здоровым глазом и оскалила зубы. Не знаю, разглядела ли она это в танцующем свете огня, но близко подходить не стала.

– Она проснулась, – сообщила им Алария, будто я могла укусить ее во сне.

– Тащи ее сюда.

– Она снова меня укусит!

Двалия поднялась. Она двигалась скованно. Я сидела неподвижно, приготовившись уклониться от ее удара или при возможности вцепиться в нее зубами. Меня порадовало, что я, оказывается, наградила ее чернотой вокруг глаз и порванной щекой.

– Послушай, ты, маленькая негодяйка, – зарычала она на меня. – Ты можешь избежать побоев, но только если будешь слушаться меня. Это ясно?

Она торгуется. А значит, боится тебя.

Я молча уставилась на нее, не позволяя никаким мыслям отразиться на моем лице. Она нагнулась ближе и потянулась к моей рубашке. Я беззвучно оскалилась, и она отпрянула. Она заговорила так, будто я согласилась подчиняться ей.

– Мы возьмем тебя к огню. Алария развяжет тебе лодыжки. Если ты попытаешься бежать, клянусь, я покалечу тебя, – она не стала дожидаться ответа: – Алария, разрежь путы на ее ногах.

Я протянула к ней ноги. У Аларии, как я заметила, был очень неплохой поясной нож. Я задумалась, смогу ли завладеть им. Она резала и резала ткань, что меня связывала, и это оказалось очень больно. Когда, наконец, она закончила, я высвободила ступни и почувствовала очень неприятное жжение, как только они вернулись к жизни. Искушала ли меня Двалия попыткой побега, чтобы был повод вновь избить меня?

Еще нет. Наберись сил. Притворись слабее, чем ты есть.

– Поднимайся и пошла! – приказала Двалия. Она удалилась от меня, будто хотела показать, насколько уверена в моем повиновении.

Пусть поверит, что я сдалась. Я придумаю, как избавиться от нее. Но волк прав. Еще рано. Я поднялась, но очень медленно, стараясь сохранить равновесие. Я пыталась стоять прямо, словно мой живот не был полон раскаленных ножей. Ее удары что-то повредили у меня внутри. Интересно, сколько потребуется времени, чтобы исцелиться?

Винделиар отважился приблизиться к нам.

– О, брат мой, – промычал он грустно, взглянув на мое разбитое лицо. Я уставилась на него, и он отвернулся. Я старалась выглядеть вызывающе, а не хромающей от боли, когда побрела в сторону костра.

Впервые у меня появилась возможность оглядеть окрестности. Колонна перенесла нас в открытую лощину в самом сердце леса. Между деревьев тонкими пальцами лежал тающий снег, но он необъяснимо исчезал на площадке и на дорогах, ведущих к ней. Деревья выросли большими вдоль этих дорог, и их ветки перегнулись дугой и переплелись в нескольких местах. Однако дороги были по большей части чисты от лесных обломков и снега. Неужели никто больше не заметил, как необычно это было? Вечнозеленые деревья с низко свисающими ветвями окружили лощину, в которой люди Двалии развели свой костер. Нет. Не лощина. Я пошаркала ногами обо что-то вроде выложенных камней. Открытое пространство было почти полностью окружено низкой стеной из обработанного камня с несколькими столбами. Я увидела что-то на земле. Оно выглядело как перчатка, которая провела часть зимы под снегом. Чуть дальше я увидела кусок кожи, возможно ремня. А затем шерстяную шапку.

Несмотря на боль во всем теле, я медленно наклонилась, чтобы поднять ее, притворяясь, будто меня сейчас вырвет. Сидя у огня, они делали вид, что не следят за мной, как кошки, притаившиеся возле мышиной норы. Шапка была сырой, но даже сырая шерсть может согреть. Я попыталась вытрясти из нее еловые иглы, но руки слишком сильно болели. Мне стало интересно, не принес ли кто-нибудь мой тяжелый меховой плащ обратно в лагерь. Теперь, когда я встала и могу двигаться, холод весенней ночи напомнил мне о каждом саднящем синяке. Ветер достиг и коснулся моей кожи в местах, где они оторвали куски от рубашки.

Игнорируй это. Не думай о холоде. Используй другие чувства.

Я немного могла разглядеть за кругом танцующего пламени костра. Я втянула носом воздух. Возрастающая влажность земли принесла с собой богатые запахи. Я вдыхала ароматы темной земли и опавших еловых иголок. И жимолости.

Жимолость? В это время года?

Выдохни через рот и медленно вдохни через нос, – посоветовал мне Волк-Отец.

Я так и сделала. Я медленно повернула голову на затекшей шее навстречу запаху. Там. Бледный тонкий цилиндр, наполовину скрытый кусками ободранного полотна. Я попыталась наклониться, но колени подкосились, и я чуть не упала лицом вниз. Связанными руками я неуклюже подняла свечу. Она была сломана, половинки держались только на фитиле, но я узнала ее. Я поднесла ее к лицу и вдохнула запах работы моей мамы.

– Как она может быть здесь? – мягко спросила я у ночи. Я поглядела на неопознаваемые куски ткани. Неподалеку лежала кружевная женская перчатка, промокшая и заплесневелая. Я не узнала других вещей, но узнала эту свечу. Могу ли я ошибаться? Могли ли другие руки собрать пчелиный воск и смешать его с цветами жимолости? Могла ли другая рука терпеливо погружать длинные фитили в горшок с воском, чтобы создать такую изящную тонкую свечку? Нет. Это была работа моей мамы. Возможно, я помогала делать эту свечу. Как она здесь оказалась?

Твой отец был здесь.

Это возможно?

Это наименее невозможное объяснение, которое я могу вообразить.

Свечка сложилась пополам, когда я засунула ее под рубашку. Я почувствовала холодный воск на своей коже. Это мое. Я услышала, как Винделиар волочится в мою сторону. Краем глаза я видела Двалию, греющую руки над костром. Я повернула здоровый глаз в их сторону. Мой большой меховой плащ был у Реппин. Она свернула его как подушку и сидела на нем около огня рядом с Аларией. Она увидела, что я смотрю на нее, и усмехнулась. Я взглянула на ее руку, а затем подняла глаза и тоже ухмыльнулась. Ее обнаженная рука представляла из себя толстую лапу с пальцами-сосисками. Меж пальцев и в прожилках на кулаках запеклась черная кровь. Разве она не хочет промыть укус?

Я медленно переместилась к самому большому прогалку в их круге и села там. Двалия поднялась и подошла, чтобы встать позади меня. Я решила не оборачиваться.

– Сегодня вечером ты не получишь еды. Не думай, что сможешь сбежать от нас. Не сможешь. Алария, ты дежуришь первой. Потом поднимешь Реппин, она вторая. Не дайте девчонке сбежать или пеняйте на себя.

Она отошла к куче тюков и снастей, которые они принесли с собой. Вещей было немного. Они сбежали от нападения Эллика с тем, что успели схватить в спешке. Двалия сделала себе мешковатую лежанку из тюков и завалилась на нее, не заботясь о комфорте остальных. Реппин лукаво осмотрелась, затем расстелила мой плащ, легла на него и закуталась. Винделиар посмотрел на них, а потом плюхнулся наземь, как собака. Он уместил свою большую голову на руки и печально уставился в костер. Алария села, скрестив ноги, свирепо глядя на меня. Никто не обращал внимания на калсидийца. Вскинув руки над головой, он танцевал что-то вроде джиги в круге, его рот был растянут в безумном наслаждении призрачной музыкой. Его мозг может быть и поврежден, но танцор он неплохой.

Я думала о том, где сейчас мой отец. Думает ли он обо мне? Добралась ли Шун обратно в Ивовый лес, чтобы сказать ему, что меня забрали в камень? Или она умерла в лесу? Если так, то отец никогда не узнает, что со мной случилось или где искать. Мне было холодно, и я умирала от голода. И чувствовала себя такой потерянной.

Если ты не можешь поесть – спи. Отдых – единственная вещь, которую ты можешь дать себе сейчас. Так отдохни.

Я взглянула на шапку, которую подобрала. Неприметная серая шерсть, неокрашенная, но хорошо сотканная. Я встряхнула ее, чтобы убедиться, что в ней нет насекомых, а затем натянула на голову все еще связанными руками. Сырая шерсть была холодной, но медленно нагрелась от моего тела. Я перевернулась, перенесла вес на менее поврежденный бок и отвернулась от огня. Тепло моего тела пробудило запах свечи. Я вдохнула жимолость. Я свернулась, будто собиралась спать, но снова поднесла запястья к лицу и начала жевать свои путы.

Перевод осуществлен командой https://vk.com/robin_hobb (целиком и полностью на на бескорыстной основе)

Глава вторая. Прикосновение Серебра

Необычайную силу обретает человек, который сознает, что вступил в свой последний бой. Это происходит не только на войне и не только с воинами. Я видел эту силу в старой женщине, больной чахоткой, и слышал, что подобное встречается в голодающих семьях. Когда надежда потеряна, несмотря на отчаяние, текущую кровь или глубокие раны, несмотря на саму смерть, эта сила заставляет не сдаваться и совершать последний рывок ради спасения того, что любишь. Это мужество в отсутствии надежды. Во время войны красных кораблей я видел мужчину, у которого из отрубленной левой руки хлестала кровь, но в правой он продолжал сжимать меч, защищая павшего товарища. В одну из стычек с перекованными я видел мать, которая, путаясь в собственных кишках, вопила и цеплялась за перекованного мужчину, не подпуская его к своей дочери.

У жителей Внешних Островов есть специальное слово для подобной отваги. Они называют ее финблед – «последняя кровь». Они верят, что перед смертью в крови мужчин или женщин пребывает особый дух. Согласно их преданиям, только в такой момент человек может обрести подобное мужество.

Эта храбрость устрашает: в тяжелейших случаях она может двигать человеком месяцами, пока он сражается со смертельной болезнью или следует своему долгу, хотя это ведет его к неминуемой гибели. Финблед озаряет все в жизни человека жутким сиянием. Все отношения предстают в истинном свете, такими, какими они всегда были в настоящем и прошлом. Все иллюзии тают. Обман становится также очевиден, как и правда.

Фитц Чивэл Видящий.

Со вкусом коры, растекшимся по языку, до меня стали доходить звуки поднявшейся вокруг суматохи. Я приподнял голову и попытался сфокусировать воспаленные глаза. Я висел у Ланта на руках, а рот заполняла знакомая горечь эльфовой коры. Кора приглушила мою магию, и я начал яснее осознавать обстановку. Левое запястье пронизывала резкая боль, как будто его прижгли каленым железом. Пока хлынувший через меня Скилл излечивал и изменял всех, к кому я прикасался, мое восприятие окружающего было притуплено, но теперь я понимал, что меня обступили люди, их голоса эхом отражались от величественных стен пышного зала Элдерлингов. В воздухе висел запах страха и пота. Я был пойман в тиски толпы, одни Элдерлинги продирались прочь от меня, другие проталкивались ближе. Так много народа!

Кто-то тянул ко мне руки с мольбой:

– Прошу! Пожалуйста, в последний раз!

Другие, проталкиваясь прочь, кричали:

– Пустите меня!

Сильнейшее течение Скилла, окружавшее и проходившее сквозь меня, ослабло, но не пропало. Эльфовая кора Ланта была того некрепкого сорта, который выращивали в Шести Герцогствах, и, судя по вкусу, давно залежалась. Здесь, в городе Элдерлингов, Скилл был столь силен и близок, что я сомневался, что даже делвен-кора могла бы полностью отрезать меня от него.

Но и этого было достаточно. Я ощущал Скилл, но больше не был его рабом. Усталость от того, что я позволил себя использовать, сковала мои мышцы именно тогда, когда я больше всего в них нуждался. Генерал Рапскаль вырвал Шута у меня из рук. Элдерлинг схватил запястье Янтарь и поднял ее руку вверх с воплем:

– Я говорил вам! Говорил, что они воры! Посмотрите, ее рука в драконьем Серебре! Она нашла колодец! Она обокрала наших драконов!

Спарк вцепилась в другую руку Янтарь, пытаясь высвободить ее из хватки генерала. Ее зубы обнажились в оскале, черные кудри буйно растрепались. Крайний испуг на покрытом шрамами лице Янтарь парализовал и привел меня в панику. Все годы лишений, пережитые Шутом, отразились в этой гримасе. Ее лицо превратилось в маску из костей, красных губ и нарумяненных щек. Я должен был прийти Шуту на помощь, но мои колени подогнулись сами собой. Персиверанс сжал мою руку.

– Принц Фитц Чивэл, что мне делать? Что мне делать?

Я не мог набрать воздуха, чтобы ответить ему.

– Фитц! Вставай! – прорычал Лант мне прямо в ухо. Это была и просьба, и одновременно приказ. Я сосредоточился на своих ногах и перенес на них вес. Сделав над собой усилие, я с дрожью попытался выпрямить ноги.

Мы прибыли в Кельсингру всего день назад, несколько часов я успел побыть героем, волшебным принцем из Шести Герцогств, который исцелил Ефрона, сына короля и королевы Кельсингры. Через меня тек Скилл, одурманивающий, как бренди из Песчаного Края. По просьбе короля Рейна и королевы Малты я использовал свою магию, чтобы исцелить полдюжины детей, связанных с драконами. Я открыл себя бурному течению Скилла старинного города Элдерлингов. Опьяненный его могучей силой, я делал сердцебиения ровными и открывал дыхательные пути, выправлял кости и убирал чешую с глаз. Некоторых я сделал более похожими на людей, и помог одной девочке, которая хотела принять драконьи изменения.

Но поток Скилла стал слишком сильным и опьяняющим. Я потерял контроль над магией и превратился из хозяина в ее инструмент. Когда детей, которых я согласился исцелить, забрали родители, их место заняли другие. Взрослые жители Дождевых Чащоб, чьи изменения были неудобными, уродливыми или даже угрожали жизни, молили меня о помощи, и я, оказавшись в ловушке безбрежного удовольствия Скилла, одаривал их щедрой рукой. Я ощутил, что остатки самообладания покинули меня, но, когда я отдался чудесному порыву и принял приглашение слиться воедино с магией, Янтарь сняла со своей руки перчатку. Чтобы спасти меня, она явила украденное драконье серебро на своих пальцах. Чтобы спасти меня, она прижала три обжигающих пальца к моему запястью, пропалила путь в мое сознание и призвала меня обратно. Чтобы спасти меня, она выдала себя. Горячий поцелуй ее прикосновения все еще пульсировал, как свежий ожог, отдаваясь резкой болью в костях руки, плеча, спины и шеи.

Я не знал, какой вред был нанесен мне. Но теперь я, по крайней мере, снова был привязан к своему телу. Я был привязан к нему, и оно якорем тянуло меня ко дну. Я не помнил, скольких Элдерлингов коснулся и изменил, но мое тело вело счет. Каждый стоил мне жертвы, каждое изменение забирало силы, и теперь пришло время расплаты. Несмотря на все усилия, я уронил голову и едва умудрялся не закрывать глаза, невзирая на опасность и шум.

– Рапскаль, не будь ослом! – крик короля Рейна слился с ревом толпы.

Лант внезапно крепче обхватил меня поперек груди, заставляя выпрямиться.

– Отпустите ее! – заорал он. – Отпустите нашу подругу, или принц вернет обратно все изменения, которые сделал! Отпустите ее немедленно!

Я услышал вздохи, рыдания, один мужчина прокричал:

– Нет! Так нельзя!

Завопила женщина:

– Отпусти ее, Рапскаль! Отпусти!

В голосе Малты явственно слышался приказ, когда она заговорила:

– Не так мы обращаемся с гостями и послами! Отпусти ее, Рапскаль, сейчас же!

Она раскраснелась, и гребень надо лбом налился краской.

– Отпусти меня! – властно сказала Янтарь. Она сумела почерпнуть силы из глубокого колодца храбрости, чтобы постоять за себя. Ее голос прорезал шум толпы:

– Отпусти, или я коснусь тебя! – для убедительности вместо того, чтобы пытаться вырвать руку, она подалась в сторону Рапскаля. Внезапная перемена застала его врасплох, и посеребренные пальцы оказались в опасной близости от его лица. Генерал испуганно вскрикнул и отпрыгнул прочь, отпустив ее руку. Но Янтарь еще не закончила.

– Назад, вы все! – приказала она. – Освободите нам место и дайте мне осмотреть принца. Или, клянусь Са, я прикоснусь к вам!

Янтарь говорила голосом разгневанной королевы, на чью власть посмели посягнуть. Она медленно обвела вокруг себя посеребренным указательным пальцем, отчего люди внезапно начали спотыкаться друг о друга, торопясь оказаться вне зоны ее досягаемости.

Заговорила мать девочки с драконьей ногой:

– Делайте, как она говорит! – предостерегла она. – Если у нее на руке и вправду драконье Серебро, то одно ее прикосновение означает медленную смерть. Оно проникнет в ваши кости прямо сквозь кожу. А по костям доберется до позвоночника и черепа. В конце концов, вы будете молить о смерти.

Пока остальные отступали подальше от нас, она проталкивалась сквозь толпу в нашем направлении. Хоть она и не была крупной женщиной, но другие хранители драконов расступались перед ней. Она остановилась на безопасном расстоянии. Дракон украсил ее синими, черными и серебряными узорами. Крылья за плечами были сложены и плотно прилегали к спине. Когти на ногах клацали по полу, когда она шла. Из всех присутствующих Элдерлингов она сильнее других была изменена прикосновением дракона. Ее предупреждение вкупе с угрозами Янтарь расчистили вокруг нас небольшой пятачок.

Янтарь отступила ко мне, я слышал ее прерывистое дыхание. Спарк стояла по левую руку, а Персиверанс занял позицию перед ней. Когда Янтарь заговорила, ее голос был тихим и спокойным:

– Спарк, не могла бы ты снова надеть на меня перчатку?

– Конечно, моя леди.

Перчатка упала на пол. Спарк наклонилась и с опаской подняла ее двумя пальцами.

– Я прикоснусь к вашему запястью, – предупредила она Янтарь и дотронулась до тыльной стороны ее руки, чтобы направить ее в перчатку.

Когда Янтарь надевала перчатку, ее дыхание все еще было неровным. Несмотря на свое плачевное состояние, я был рад, что к ней вернулась часть сил Шута и его здравый смысл. Она взяла меня непосеребренной рукой под локоть, это прикосновение успокоило меня. Мне показалось, что поток Скилла, который все еще несся сквозь меня, ослабел. Я почувствовал связь с ней и усталость от Скилла немного отступила.

– Думаю, я смогу стоять, – пробормотал я Ланту, и он ослабил хватку. Я не мог позволить им увидеть, насколько обессилел. Я потер глаза и смахнул с лица пыль эльфовой коры. Колени перестали подгибаться, и я ухитрился держать голову поднятой. Я подобрался. Очень хотелось вытащить из голенища сапога нож, но я понимал, что если нагнусь, то упаду на пол.

Женщина, которая предупредила остальных, вышла на пустое место вокруг нас, оставаясь вне досягаемости протянутой руки.

– Леди Янтарь, на вашей руке на самом деле драконье Серебро? – спросила она с тихим ужасом.

– Это оно! – генерал Рапскаль набрался храбрости и встал рядом с ней. – Она украла его из драконьего колодца. И должна быть наказана! Хранители и народ Кельсингры, излечение нескольких детей не должно сбить нас с толку! Мы даже не знаем, сколько продлится его волшебство, и не обман ли это. Мы все видели доказательство того, что эти приезжие – воры, и мы никогда не должны забывать о нашем первоочередном долге перед драконами, которые связаны с нами.

– Говори за себя, Рапскаль, – женщина холодно взглянула на него. – Мой первоочередной долг – долг перед дочерью, а она больше не трясется, когда стоит.

– Тебя так легко купить, Тимара? – поинтересовался Рапскаль с едким презрением.

Отец ребенка выступил вперед, чтобы оказаться рядом с женщиной по имени Тимара. Девочка с драконьими ногами сидела у него на плечах и смотрела на нас сверху. Он заговорил так, словно делал выговор непослушному ребенку или упрекал близкого знакомого:

– Уж ты, Рапскаль, лучше всех должен знать, что Тимару невозможно купить. Ответь-ка мне. Кому повредило, что эта леди посеребрила свои руки? Только ей самой. Она обрекла себя на гибель. Как еще мы можем наказать ее? Отпусти ее. Отпусти их всех, и пускай уходят, я благодарен им.

– Она воровка! – крик Рапскаля сорвался на визг, и все его достоинство развеялось по ветру.

Рейн наконец растолкал толпу. Королева Малта стояла рядом с ним, ее щеки раскраснелись под чешуей, а глаза были полны гнева. Ярость лишь подчеркивала драконьи изменения. Блеск ее глаз был нечеловеческим, а нарост в проборе волос, казалось, вырос, он напоминал мне петушиный гребень. Она заговорила первой.

– Примите мои извинения, принц Фитц Чивэл, леди Янтарь. Наши люди потеряли самообладание в надежде на исцеление. А генерал Рапскаль иногда...

– Не говори за меня, – перебил ее генерал. – И не умаляй значение того, о чем я говорю. Она украла Серебро. Мы видели доказательство. И того, что она сама себя отравила, недостаточно. Мы не можем позволить ей покинуть Кельсингру. Никто из них не может уйти, потому что теперь им известна тайна драконьего колодца!

Янтарь заговорила. Ее голос звучал спокойно, но все могли слышать ее:

– Могу ли я доказать, что Серебро было на моих пальцах долгие годы? Полагаю, еще до того, как вы родились, генерал Рапскаль. И раньше, чем вылупились ваши драконы, раньше, чем вы нашли Кельсингру и объявили ее своей, на моих пальцах было то, что мы в Шести Герцогствах зовем Скиллом.

– Она нам не королева, а он – не король! – грудь генерала Рапскаля вздымалась от переполнявших его эмоций, а чешуя на шее местами покраснела. – Они говорили это множество раз! Они говорили, что мы должны править сами, что они лишь играют роль для остального мира. Что ж, хранители, давайте же править самостоятельно! Поставим наших драконов на первое место, как и должны!

С безопасного расстояния он потрясал пальцем в сторону леди Янтарь, обращаясь к товарищам:

– Вспомните, как сложно нам было найти и починить колодец с Серебром! Неужели вы поверите ее глупым россказням о том, что она годами носила Серебро на своих пальцах и не умерла?

Полный сожаления голос королевы Малты прервал напыщенную речь Рапскаля:

– Мне жаль, но я не могу подтвердить ваши слова, леди Янтарь. Когда вы жили в Бингтауне, я была мало знакома с вами, мы изредка встречались на переговорах, касавшихся ваших займов многим торговцам, – она покачала головой. – Слово Торговца – все, что у него есть, и я не стану разбрасываться своим, даже чтобы помочь другу. Я не могу. Одно я могу сказать: во времена нашего знакомства вы всегда носили перчатки. Я никогда не видела ваших рук.

– Вы слышали ее! – с триумфом воскликнул Рапскаль. – Нет никаких доказательств! Не может...

– Позволено ли мне сказать? – многие годы в бытность дурачком короля Шрюда Шуту приходилось делать так, чтобы его замечания, даже сказанные шепотом, слышали все в просторных, порой переполненных, залах. Он умел заставить себя слушать, и теперь его голос прервал не только крики Рапскаля, но и ропот толпы. В зале повисла напряженная тишина. Шут вовсе не походил на слепого человека, когда вышел на свободное место, которое чуть раньше отвоевал угрозами. Словно актер он ступил на сцену. Все говорило об этом: внезапная грация движений, интонации рассказчика, движения руки в перчатке. Для меня он был Шутом, а маска Янтарь – лишь часть его представления.

– Дорогая королева Малта, вспомните один солнечный день. Вы были лишь маленькой девочкой, но жизнь ваша уже была полна тревог. Все надежды вашей семьи на финансовое благополучие были связаны с успешным спуском Совершенного, живого корабля, настолько безумного, что он трижды опрокидывался и топил всю свою команду. Но сумасшедший корабль был вашей последней надеждой, в его спасение и переоснастку семья Вестритов вложила свои последние средства.

Он завладел вниманием всех присутствовавших и моим. Так же как и все, я был захвачен его рассказом.

– Ваша семья надеялась, что Совершенный сможет найти и вернуть ваших пропавших отца и брата. И каким-то образом вам удастся отбить Проказницу – живой корабль семьи Вестритов, ведь ходили слухи, что она была захвачена пиратами. И не просто пиратами, а собственноручно легендарным капитаном Кеннитом. Вы стояли на палубе безумного корабля в перешитом платье и с прошлогодним зонтиком, напустив на себя храбрый вид. Когда все спустились вниз, чтобы осмотреть корабль, вы остались на палубе, и я осталась рядом, чтобы присматривать за вами по просьбе вашей тети Альтии.

– Я помню тот день, – медленно произнесла Малта. – Тогда мы впервые по-настоящему поговорили. Я помню... мы говорили о будущем. О том, что оно может принести мне. Вы сказали, что обычной жизни мне будет мало. Вы сказали, что я должна заслужить свое будущее. Как вы это поняли?

Леди Янтарь улыбнулась, довольная тем, что королева вспомнила слова, обращенные к маленькой девочке, которая притворялась храброй перед лицом надвигавшихся бедствий.

– Сегодня сказанные мной слова так же верны, как и тогда. Завтрашний день воздает нам по сумме вчерашних. Не более. И не менее.

Улыбка Малты была подобна лучу света.

– И еще вы предупредили меня, что порой люди мечтают, чтобы завтрашний день не воздавал им сполна.

– Так и было.

Королева шагнула вперед и, заняв место на сцене Янтарь, невольно стала частью представления. Она нахмурилась и заговорила, словно во сне:

– А потом... Совершенный обратился ко мне. И я почувствовала... Ох, тогда я этого не поняла. Я почувствовала, как драконица Тинталья захватила мой разум. Я чуть не задохнулась, когда она заставила меня разделить с ней заточение в могиле! Я потеряла сознание. Ужас. Я чувствовала себя в ловушке драконицы и боялась, что никогда не найду путь обратно в собственное тело.

– Я поймала вас, – продолжила Янтарь. – И пальцами, на которых был Скилл, дотронулась до вашей шеи сзади. Вы называете его Серебром. И благодаря этой магии я призвала вас обратно в ваше тело. Но с вами осталась метка. И тонкая нить связи, которую мы разделяем по сей день.

– Что? – недоверчиво спросила Малта.

– Это правда! – вырвалось у короля Рейна вместе со смехом, в котором слышались облегчение и радость одновременно. – У тебя сзади на шее, моя дорогая! Я видел ее еще в те дни, когда твои волосы были черны, как вороное крыло, до того, как Тинталья превратила их в золотые. Три серых пятнышка, словно серебряные отпечатки, поблекшие с годами.

Малта в изумлении открыла рот. При этих словах ее рука взметнулась к шее, прикрытой великолепными золотыми волосами, именно золотыми, а не белокурыми.

– Здесь всегда было чувствительное место. Как будто незаживающий ушиб, – она запустила вторую руку под волосы и подняла вверх распущенные волосы. – Подойдите и взгляните, все, кто желает убедиться. Подойдите и взгляните, правду ли говорят мой супруг и леди Янтарь.

Я был одним из желающих. Я двинулся вперед, пошатываясь и опираясь на Ланта, чтобы увидеть те же отметки, которые когда-то были и на моем запястье. Три серых овала, следы, оставленные посеребренной рукой Шута. Они были там.

Женщина по имени Тимара оцепенела, когда настала ее очередь взглянуть на шею королевы.

– Чудо, что это вас не убило, – прошептала она.

Я уже было решил, что все улажено, когда генерал Рапскаль, в три раза дольше остальных рассматривавший отметки, обернулся и сказал:

– Что меняет тот факт, что Серебро было у нее давно? Какая разница, украла она его пару дней или пару десятилетий назад? Серебро из колодца принадлежит драконам. Она должна понести наказание.

Я весь подобрался. Мой голос не должен дрожать. Глубокий вдох, и я приготовился говорить, надеясь, что меня не вырвет.

– Оно не из колодца. Оно получено от короля Верити, который опустил свои руки в Скилл, чтобы получить великую и смертельную магию. Верити нашел его там, где река Скилла встречается с рекой воды. И имя ему не драконье Серебро. Это Скилл из реки Скилла.

– Где это место? – требовательный тон Рапскаля насторожил меня.

– Я не знаю, – честно ответил я. – Я видел это место лишь однажды, во сне, навеянном Скиллом. Мой король никогда не позволял мне сопровождать его к реке Скилла, чтобы не подвергать искушению погрузиться в нее.

– Искушению? – Тимара была шокирована. – Я, наделенная почетным правом использовать Серебро для работ в городе, не ощущаю никакого искушения погрузиться в него. В действительности оно меня пугает.

– Потому что вы не родились с Серебром, струящимся в венах, – сказал Шут. – В отличие от некоторых Видящих, таких, как Принц Фитц Чивэл. Наделенный от рождения магией Скилла, он может использовать ее, чтобы исцелять детей, в то время как другие могут оживлять камни.

Все собравшиеся онемели.

– Неужели это возможно? – неподдельно удивилась крылатая женщина-Элдерлинг.

Янтарь вновь заговорила:

– Магия на моих руках – это то же самое. Мой король Верити ненамеренно одарил меня ей. Она не была украдена и принадлежит мне по праву, как и магия, которой вы с радостью позволили принцу поделиться с вашими детьми. Не украдена, как и магия, которая изменяет вас и отмечает ваших отпрысков. Как вы называете ее? Отметки Дождевых Чащоб? Драконьи изменения? Если Серебро на моих пальцах краденое, тогда все, кто излечился, соучастники этой кражи.

– Довольно! – приказал король Рейн. Я заметил, что в глазах Рапскаля вспыхнула ярость, но он промолчал, а Рейн продолжил: – Мы оскорбили и измучили наших гостей. Мы забрали у принца слишком много магии, которой он без лишних слов поделился с нами. Посмотрите, он белый, как мел, его бьет дрожь. Мои гости, пожалуйста, вернитесь в свои покои. Позвольте предложить вам напитки и примите наши искренние извинения. Но прежде всего – бесконечную благодарность.

Он приблизился и жестом отстранил Персиверанса. Вслед за ним подошла королева Малта и бесстрашно предложила свою руку Янтарь. Рейн сжал мое предплечье с неожиданной силой. Я немного оскорбился, но скорее был рад помощи. Я смог обернуться и увидел, что королева Малта и Спарк сопровождают Янтарь, а Пер замыкает процессию, постоянно оглядываясь, будто ожидая опасности, но двери закрылись за нами без происшествий.

Мы шли по коридору, полному любопытных, которых не допустили до аудиенции. Я услышал, как позади открылись двери, и донесшиеся оттуда обрывки разговора переросли в громкий шум. Коридор казался бесконечным. Когда мы, наконец, добрались до лестницы, у меня поплыло перед глазами. Я не представлял, как осилю подъем. Но знал, что должен.

И я преодолевал ступеньку за ступенькой, пока мы не оказались перед дверями моих покоев.

– Спасибо, – выдавил я.

– Вы благодарите меня? – усмехнулся Рейн. – После того, через что вам пришлось пройти, я скорее заслуживаю проклятья.

– Не ваша вина, – выговорил я.

– Оставлю вас в покое, – извинился он, и, когда наша небольшая компания вошла в комнату, они с королевой остались за дверями. Как только я услышал, что Персиверанс закрыл дверь, на меня накатила волна облегчения, колени подкосились. Лант поддержал меня и помог доплестись до стола, мне была ненавистна мысль, что мои товарищи догадались, как близок я был к полному изнеможению. Я оперся о его руку.

Это была ошибка. Он внезапно вскрикнул и упал на колени, в тот же миг я почувствовал, как Скилл метнулся через меня, словно жалящая змея. Лант схватился за шрам от ранения мечом, полученного в стычке с калсидийскими наемниками. Рана казалась зажившей. Но при этом мимолетном прикосновении я узнал, что его тело еще не оправилось, узнал, что одно ребро срослось неправильно, а вялотекущая инфекция там, где была сломана челюсть, все еще причиняет боль. Все это было исправлено и излечено, если можно назвать подобное грубое вмешательство лечением. Я шумно повалился на Ланта, отчего он застонал подо мной. Я постарался откатиться в сторону, но не мог собраться с силами. До меня донесся возглас Персиверанса: