Текст книги "Судьба Убийцы"

Автор книги: Робин Хобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 64 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

– Она, – Тинталья превратила простое слово в ругательство, – не комар, нет. Овод, кусачее, жужжащее кровососущее…

Я никогда не видел дракона, который бы так выражался. Я почувствовал внезапный приступ гордости за Неттл. Она использовала свой Скилл и манипуляции со сном, чтобы нанести ответный удар драконице, обратив против этого существа ее же собственное оружие. Без какого-либо соответствующего обучения магии Видящих Неттл не только склонила Тинталью к своей цели, но и убедила эту королеву с характером сделать так, чтобы Айсфир сдержал обещание, данное принцем Дьютифулом – положить голову черного дракона на камни очага материнского дома Эллианы. Вторжение Айсфира в материнский дом нарчески привело к некоторому повреждению дверной притолоки, но обещание было исполнено, и Дьютифул получил свою невесту.

И драконица вспомнила мою дочь! На одно волнующее мгновение мое сердце балансировало на грани восторга. Так близко к бессмертию, как только может подойти к нему человек!

Тинталья приблизилась ко мне. Цвета захлестывали ее, как пламя поглощает лес.

– Ты вмешался в моих Старших. Это оскорбляет меня. И я ничего тебе не должна. У драконов нет долгов.

Я заговорил прежде, чем успел обдумать свои слова:

– У драконов есть долги, просто они их не платят.

Тинталья встала на задние лапы, высоко подняла голову и откинула подбородок. Ее глаза быстро завращались, цвета замерцали, и я скорее почувствовал, чем увидел, что все – и драконы, и люди, отступили от нее.

– Фитц, – резко прошептал Лант, – извинись.

– Вернись обратно, не подходи! – прошептал я.

Я готовился умереть. Умереть или быть ужасно искалеченным. Я видел, что кислотный выброс дракона делает с людьми и камнем. Я приготовился. Если бы я побежал, если бы укрылся за другими, они погибли бы вместе со мной.

В меня ударил порыв ветра, и затем, так же легко, как пикирует вниз ворона, между мной и смертью приземлился маленький алый дракон. Через мгновение я почувствовал внезапный вес на плече, и:

– Фитц! – приветствовала меня Мотли и добавила: – Привет, глупыш!

Алый дракон сложил свои крылья так, словно это было важной задачей, которую нужно было выполнить особым образом. Я думал, Тинталья распылит кислоту в это существо за то, что оно воспрепятствовало излить ей свою ярость. Вместо этого оказалось, что она рассматривает красного дракона с недоумением.

– Хеби, – сказала мне ворона. – Хеби, Хеби, – Мотли развернулась и внезапно злобно клюнула меня в ухо. – Хеби! – настаивала птица.

– Хеби, – повторил я, чтобы успокоить ее. – Дракон генерала Рапскаля.

Мое подтверждение успокоило ее, и ворона радостно захихикала:

– Хеби. Хороший охотник. Много мяса.

Лант схватил меня за руку.

– Отойди, дурак! – прошипел он мне. – Пока ее отвлекает красный дракон, убирайся с ее глаз. Она хочет убить тебя.

Но я пошевелился, только чтобы избавиться от его хватки. Маленький алый дракон встретился лицом к лицу с огромным синим. Голова Хеби покачивалась на змеевидной шее. Все мыслимые оттенки красного вспыхнули на ней. В ее вызывающей стойке не было сомнений. Я ощутил, как они начали общаться между собой, но я не мог извлечь никакого смысла человеческих слов из низкого громыхания красного дракона. Это было, как волны давления в воздухе, поток мыслей, который я мог ощутить, но не разделить.

Гребень и ряд встопорщенных чешуек на шее Тинтальи укладывались, как опускается сама собой шерсть на загривке собаки, когда ее агрессия спадает. Изгиб шеи смягчился, затем она подняла глаза, и я ощутил ее пронзительный взгляд. Тинталья заговорила, и ее слова были понятны всем, вопрос прозвучал как обвинение:

– Что тебе известно о бледных людях и их Служителях?

Я вздохнул и заговорил отчетливо, чтобы все драконы и собравшиеся люди услышали:

– Я знаю, что Служители украли мою дочь. Я знаю, что они уничтожили ее. Я знаю, что я разыщу их и убью стольких из них, скольких смогу, прежде чем они уничтожат меня, – мое сердце забилось быстрее. Я стиснул зубы и затем добавил: – Что еще мне нужно знать?

И Хеби, и Тинталья совершенно успокоились. И снова я ощутил поток общения между ними. Я задавался вопросом, были ли посвящены в предмет их разговора другие драконы или кто-то из Элдерлингов. Сквозь толпу протискивался генерал Рапскаль. Он был одет очень просто, в гамаши и кожаную рубашку, руки были грязными, будто он только что оторвался от какой-то работы.

– Хеби! – закричал он, увидев ее, а затем остановился. Он оглянулся на собравшихся Элдерлингов и драконов, увидел меня и поспешил в мою сторону. Подойдя, он вытащил из ножен свой кинжал. Я потянулся к собственному и был поражен, когда Лант оттолкнул меня в сторону и встал между Рапскалем и мной. Не обращая внимания на ощетинившегося Ланта, Рапскаль окликнул меня:

– Хеби вызвала меня, чтобы защитить тебя. Я пришел тебе на помощь!

Лант смотрел на него в изумлении. Я ощутил на мгновение потрясение, а затем злость, когда и Пер вмешался в ситуацию.

– Назад! – цыкнул я на мальчишку, но он сообщил мне:

– Ваша спина, сэр, да, я буду охранять вашу спину!

Это было не то, что я имел в виду, но хотя бы удалило его от клинка Рапскаля.

– Не понимаю, – пожаловался я Рапскалю, и он потряс головой в том же недоумении.

– И я тоже. Я добывал воспоминания, когда Хеби срочно меня вызвала, чтобы защищать тебя здесь. Затем она исчезла из моего сознания, будто была убита! Это испугало меня, но вот я здесь, чтобы исполнить ее волю. Я буду защищать тебя или умру.

– Хватит болтать! – Тинталья не ревела на нас, но сила ее мысли, приложенная к словам, почти оглушила меня. Хеби сохраняла бдительную позицию между безмерно огромным синим драконом и мной, но это было небольшое укрытие. Тинталья возвышалась над ней и могла легко плюнуть кислотой, если бы захотела. Вместо этого она наклонила голову и сосредоточила на мне свой взгляд. Я ощутил сильное воздействие ее присутствия, и когда ее огромные вращающиеся глаза посмотрели на меня, мои стены не смогли полностью отразить хлынувшие на меня драконьи чары.

– Я решила принять внесенные тобой изменения. Я не убью тебя.

Пока я наслаждался этой толикой хороших новостей, а мои защитники торопливо вкладывали в ножны свои клинки, она наклонила свою большую голову, приблизилась ко мне и глубоко втянула воздух:

– Я не знаю дракона, пометившего тебя. Возможно, позже он ответит мне за твое своеволие, но сейчас нет необходимости меня бояться.

У меня закружилась голова от благодарности и благоговения перед ее великолепием. Мне потребовалась вся воля, которую я смог собрать, чтобы заговорить:

– Я стремился только помочь тем, кто нуждался в моей помощи: тем, кем пренебрегли их драконы, или тем, кого изменили и не управляли их изменениями.

Она широко открыла челюсти, и с замиранием сердца я увидел зубы, что были длиннее мечей, и мерцающие желтым и красным мешочки с ядом у нее в горле. Она снова заговорила со мной.

– Не дави на меня, человечек. Будь доволен тем, что я не убила тебя.

Тогда Хеби поднялась, ее передние лапы оторвались от земли, так что она стала немного повыше. Я снова ощутил силу их безмолвного общения.

Тинталья ухмыльнулась ей, подтянув губы и обнажив свои клыки. Но мне она сказала:

– Ты и подобные тебе могут вмешиваться в тех, на кого драконы не заявили свои права. Это я тебе позволяю, потому что они для меня ничто. Изменяй их всех, как тебе хочется. Но оставь мне то, что принадлежит мне. Это милость, которой я одариваю вас за то, что вы послужили мне в прошлом. Но не воображай, что я плачу тебе долг.

Я почти позабыл о Мотли на своем плече. Не знал, что ворона может шептать, но услышал ее низкий хриплый голос:

– Будь благоразумным.

– Конечно же нет! – поспешно согласился я. Пришло время отказаться от моего непродуманного высказывания. Я перевел дух, осознал, что намереваюсь сказать гораздо худшую вещь, и все равно произнес:

– Я прошу у тебя еще об одной милости.

Она снова продемонстрировала зубы и мешочки с ядом.

– Не собираюсь сегодня умирать, – сказала Мотли и вспорхнула с моего плеча. Мои защитники сжались в круг около меня, но не сбежали. Я счел это мужественным поступком.

– Разве не достаточно в твоей жизни благодеяний, блоха? – потребовала ответа драконица. – О чем еще ты мог бы просить меня?

– Я прошу у тебя знаний! Белые Служители стремились положить конец не одному только Айсфиру, когда искали его смерти, а всем драконам навечно. Я хочу знать, выступали ли они раньше против драконов, а если да, то почему? Больше чего-либо еще я желаю знать обо всем, что известно драконам, и что может помочь мне покончить со Служителями!

Тинталья откинула свою огромную голову на длинной шее. Воцарилась тишина. Затем Хеби произнесла робким детским голосом:

– Она не помнит. Никто из нас. Кроме… меня. Иногда.

– О Хеби! Ты заговорила! – прошептал с гордостью Рапскаль.

Тогда Тинталья подалась вперед, бессловесно взревев, и я ужаснулся, увидев, как Хеби припала к земле и съежилась. Рапскаль снова вытащил свой кинжал из ножен и выскочил вперед, заслонив своего дракона и замахиваясь клинком на Тинталью. Я никогда не видел такого глупого и смелого поступка.

– Рапскаль, нет! – вскричал какой-то Элдерлинг, но тот не остановился. И все же, если Тинталья и заметила этот акт безумного неповиновения, она не придала ему значения. Она переместила свое внимание обратно на меня. Ее рев был низким грохотанием, заставившим мои внутренности завибрировать. Гнев и разочарование излились в словах:

– Это знания, которые я должна иметь, но не имею. Я отправляюсь искать их. Не как благодеяние для тебя, человек, а чтобы выжать из Айсфира то, чем ему следовало поделиться с нами давным-давно, вместо того, чтобы насмехаться над нами из-за истории, которую мы не можем знать. Ведь никакой дракон не может помнить случившееся в то время, когда он был в яйце или плавал в обличье змеи, – она отвернулась от нас, не заботясь о том, что при этом движении как люди, так и Элдерлинги вынуждены были рассыпаться в разные стороны, чтобы избежать удара ее длинного хвоста. – Я иду пить. Мне нужно Серебро. Когда я напьюсь, я должна быть вычищена. Все подготовьтесь к этому.

– Будет сделано! – крикнул ей вслед Фрон, когда она величественно прошествовала прочь. Он повернулся к своим родителям, его щеки Элдерлинга пылали, насколько это позволяли чешуйки. – Она великолепна! – прокричал он, и согласный радостный рев вторил его эмоциям.

Я не разделял ликования толпы. Сейчас, когда у меня было время сообразить – насколько близко я подошел к смерти, я чувствовал дрожь в животе. И ради чего был риск? Я знал о Служителях не больше, чем раньше. Я мог надеяться, что получил одобрение Тинтальи для любых Скилл-целителей, которых Неттл и Дьютифул могут со временем прислать. Я мог надеться, что Дьютифул заключит союз с людьми, которые время от времени способны влиять на поведение дракона.

Но теперь я знаю, что Айсфир жив. Моя слабая надежда состояла в том, что Тинталья поделится со мной хоть чем-нибудь, что обнаружит. Я предполагал, что между драконами и Служителями существовала давняя вражда. Могли ли Элдерлинги не подозревать о такой вражде? Я сомневался в этом, и все же мы не обнаружили никаких доказательств.

Или обнаружили? Я вспомнил, как Бледная Женщина захватила Аслевджал. Илистор, так ее назвал Шут. Заключенный во льдах город Элдерлингов стал ее грозной крепостью, отличным местом для наблюдения за войной Внешних Островов против Шести Герцогств, и тем местом, где она могла мучить угодившего в ледяную ловушку дракона и пытаться уничтожить его и весь его род. Она сделала все возможное, чтобы разрушить древний город. Произведения искусства были испорчены или уничтожены, коллекция свитков о Скилл-колоннах оказалась в безнадежном беспорядке… Не говорило ли это о глубоко укоренившейся ненависти? Стремилась ли она разрушить все следы тех людей и остатки их цивилизации?

Я не ждал поддержки от драконов против Служителей. У Айсфира были годы, чтобы отомстить им, имей он такое желание. Я подозревал, что он излил всю свою ярость, когда обрушил ледяной зал Аслевджала и положил конец силам Бледной Женщины. Он предоставил мне убедиться в ее смерти и смерти того каменного дракона, которого она выковала с Кебалом Робредом. Возможно, черный дракон не был таким жестоким созданием, каким казалась Тинталья.

– Это не редкость, что самки могут быть гораздо более жестокими, чем самцы.

– Правда? – переспросил Пер, и я обнаружил, что сказал это вслух.

– Правда, – ответил Лант за меня, и я задался вопросом, не вспомнил ли он при этом о покушении своей мачехи на его жизнь. На открытой площади перед нами Рапскаль суетился над Хеби, будто она его любимая собачка, пока Малта, Рейн и Фрон были заняты оживленной беседой, едва ли не походившей на ссору. Меня накрыло волной головокружения.

– Я хотел бы вернуться в наши комнаты, – тихо сказал я и не нашел сил противиться Ланту, взявшему меня под руку. Слабость, которую я чувствовал после произведенного мной исцеления Скилом, вновь охватила меня, и я не понимал – почему. Янтарь и Спарк присоединились к нам, когда я прокладывал путь наверх по ступенькам. Янтарь остановила остальных у двери.

– Я поговорю с вами позже, – объявила она и велела им уйти.

Лант сгрузил меня в кресло, стоявшее у стола. Я услышал, как он тихо прикрыл за собой дверь, и уже опустил голову на скрещенные руки, когда Шут заговорил со мной:

– Ты болен?

Я покачал головой, не поднимая ее.

– Я обессилен. Как будто Скилл меня опустошил. Не знаю, почему, – я невольно рассмеялся. – Возможно, все еще дает о себе знать выпитое прошлой ночью бренди.

Он мягко положил руки мне на плечи и стал их разминать.

– Тинталья выбросила мощный заряд чар. Я был парализован им и боялся ярости, которую она направила на тебя. Так странно чувствовать, но не видеть. Я знаю, она собиралась убить тебя, а я был беспомощен. Однако я слышал тебя. Ты твердо стоял перед этой силой.

– Я держал свои стены. Думал, что скоро умру. Однако мы выудили кусочек информации, Айсфир жив.

Мне нравилось ощущение его рук на своих плечах, но оно слишком напомнило мне о Молли. Я повел плечами, уходя от его прикосновений, и он молча пересел в кресло за столом около меня.

– Ты мог умереть сегодня, – объяснил он и покачал головой. – Не знаю, что бы я делал. Ты едва ли не бросал ей вызов убить себя. Ты хочешь умереть?

– Да, – признался я. И добавил: – Но не сейчас. Не до того, как положу в землю многих других людей. Мне необходимо оружие, Шут. Лучшее оружие убийцы – информация, и много информации, – я вздохнул, – Не знаю, известно ли Айсфиру что-то полезное. Также, как не знаю, поделится ли он этим с Тинтальей, или как мы получим эти сведения, если он это сделает. Шут, я никогда не чувствовал себя таким неподготовленным к заданию.

– То же самое со мной. Но никогда прежде я не ощущал такой решимости довести дело до конца.

Я выпрямился и облокотился одной рукой на стол. Коснулся его руки, затянутой в перчатку

– Ты все еще сердишься на меня?

– Нет, – затем: – Да. Ты заставил меня думать о вещах, которые я не хочу вспоминать.

– Мне нужно, чтобы ты вспомнил эти вещи.

Он отвернулся от меня, но руку не выдернул. Я ждал.

– Спрашивай, – резко приказал он мне.

Итак. Время пытать моего друга. Что мне больше всего нужно было знать?

– Есть ли кто-нибудь в Клерресе, кто может нам помочь? Кто-нибудь, кто вступит с нами в сговор? Есть ли способ доставить им сообщение, что мы идем?

Молчание. Собирался ли он и сейчас избегать ответов? Я знал, что хитрость с бренди не сработает еще раз.

– Нет, – наконец выдавил он. – Нет способа передать сообщение. Прилкоп может быть все еще жив. Они разделили нас, когда начали пытать. Я предполагаю, он перенес такое же обращение, какому подвергли и меня. Если он жив, то, вероятнее всего, до сих пор в заключении. Думаю, они считают его слишком ценным, чтобы убить, но я могу ошибаться.

– Я знаю, ты сомневаешься в тех, кто помог тебе сбежать. Но вы с Прилкопом рассылали гонцов. Они были верны вам? Кто-то из этих людей по-прежнему в Клерресе?

Он покачал головой. Его лицо все еще было повернуто в сторону.

– Мы были в состоянии сделать это только в первые несколько лет нашего пребывания в Клерресе. После того, как мы перестали ладить с Четырьмя, но до того, как они поняли, что мы им не доверяем. В первую очередь мы отправили гонцов, чтобы предупредить тебя о том, что Четверо могут попытаться причинить тебе вред. В то время, пока мы этим занимались, Четверо продолжали попытки привить нам свой образ мыслей. Возможно, они действительно полагали, что их Коллаторы и Манипулоры заставят нас поверить, что мы допустили ошибку, – он иронично усмехнулся. – Вместо этого мы пошли другим путем. Я думаю, они нашли наши рассказы захватывающими, ведь знали так мало о жизни за пределами стен. Когда мы рассказали им больше о жизни вне их изолированно мира, некоторые стали задаваться вопросами, чему же учили их Служители. Я не думаю, что Четверо с самого начала понимали, каким сильным влиянием мы начали обладать.

– Коллаторы? Манипулоры?

Он с отвращением фыркнул.

– Замысловатые названия. Коллаторы классифицируют сны и ищут связи и потоки. Манипулоры стараются найти людей или предстоящие события, которые наиболее уязвимы для произведения будущих изменений, такими способами, что принесут наибольшую выгоду Четверым и их Служителям. Они так старались убедить нас с Прилкопом в том, что мы ошибались. Ошибались во всем, но в особенности – утверждая, что один из моих Изменяющих уже исполнил пророческий сон о Нежданном Сыне. Они поведали нам о снах нового Белого Пророка, рожденного «на воле», как они говорили. Сны этого ребенка соотносились со снами о Нежданном Сыне таким образом, что их не мог отрицать даже я. Они говорили о сне про ребенка, который носит сердце волка.

Помнишь, ты спрашивал, если ты не Нежданный Сын, то как я могу быть уверен, что все, что мы сделали, все, что мы изменили, было правильным путем для мира? Это был тот самый вопрос, которым они меня терзали. И я видел, что это сломало уверенность Прилкопа. В последующем мы обсуждали это между собой. Я всегда настаивал на том, что ты был единственным, а потом он спросил, и справедливо спросил, «но что делать с этими новыми снами?» И у меня не было на это ответа, – он сглотнул. – Вообще никакого ответа.

И вот однажды вечером за вином и дружеской беседой наши маленькие друзья по секрету сказали нам, что вольнорожденного ребенка собираются найти и взять под контроль прежде, чем он сможет нанести какой-либо вред существующему порядку развития мира. Они знали, что Четверо собирались искать этого ребенка. Не все Четверо верили, что новый пророк был Нежданным Сыном, но одна из них верила. Симфи. Когда бы мы не обедали с Четырьмя, она бросала мне вызов. И ее возражения были настолько сильны, что поколебали даже мою веру. Изо дня в день Четверо приказывали прочесывать библиотеку сновидений, чтобы найти ребенка. Найти и «взять его под контроль». Я начал бояться, что они найдут те же зацепки, которые я обнаружил и которыми воспользовался много лет назад, чтобы отыскать тебя. Поэтому я отправил других посланников, тех самых, что просили тебя найти Нежданного Сына. Потому что они убедили меня, что существует «вольнорожденный» Белый Пророк. И вот, они были правы. Они узнали, что Пчелка существует, задолго до того, как узнал я. А Двалия убедила их, что ребенок, которого они ощутили, и есть Нежданный Сын.

Его слова напугали меня. Они «почувствовали», что Пчелка существует? Я сложил в уме его слова по кусочкам в целую картину, чтобы полностью понять все, что он мне говорил.

– Что ты подразумеваешь под «вольнорожденным»?

Его плечи напряглись. Я ждал.

– Клеррес, который помнил Прилкоп… – начал он и остановился, поперхнувшись.

– Хочешь чаю? – предложил я.

– Нет, – он вдруг крепко сжал мою руку. Затем спросил:

– У нас остался еще бренди?

– Я посмотрю.

Я нашел закупоренную неполную бутылку под подушкой. Чуть-чуть осталось. Не так уж и много, но хоть что-то. Я нашел его чашку, наполнил и поставил на стол. Его голая рука потянулась к ней. Он поднял и выпил. Когда я снова занял свое место, то заметил, что его рука в перчатке была все там же, где я ее оставил. Я взял его за руку:

– Клеррес Прилкопа?

– Это была библиотека. Вся история Белых, все сны, которые когда-либо были записаны, тщательно упорядочены и проанализированы в трудах других. Это было место для историков и лингвистов. Все Белые пророки были «вольнорожденными» в его время. Люди осознавали, что их ребенок был... особенным. И они отдавали его в Клеррес. Или ребенок вырастет и сам поймет, что он или она должен будет совершить такое путешествие. Белый Пророк получал там доступ ко всем давним снам и историям других Пророков. Их воспитывали и защищали, кормили, одевали и готовили. А когда Белый Пророк чувствовал, что готов начать свою работу в мире, его обеспечивали припасами: деньгами, лошадью, дорожной одеждой, оружием, перьями и бумагой, и отправляли в путь, как это было с Прилкопом. Служители, которые оставались в Клерресе, записывали все, что знали о Пророке, и вместе со своими потомками терпеливо ждали прихода следующего, – он снова выпил. – Не было «Четырех». Только Служители. Люди, жаждущие служения.

Последовало долгое молчание. Я рискнул:

– Но Клеррес не был таким для тебя?

Он покачал головой, сначала медленно, а затем исступленно.

– Нет! Совсем не таким! Когда родители оставили меня там, я был поражен, обнаружив, что я совсем не уникален в том месте! Сначала с добротой и нежностью они проводили меня к ряду маленьких домиков в красивом саду, с виноградной беседкой и фонтаном. А в домике, куда меня поместили, я встретил трех других детей, почти таких же бледных, как и я.

Они все были сводными братьями и все родились там, в Клерресе. Воспитывались там с рождения. Служители служили теперь не Белому Пророку, а лишь себе. Они собрали детей, потому что могли отследить происхождение каждого Белого Пророка. По слухам, наследие передавалось кузенам, внучатым племянникам, внукам. Соберите их, поселите вместе и разводите их как кроликов. Скрестите их снова друг с другом. Рано или поздно проявятся характерные черты. Ты видел, как Баррич это делал. То, что работает с лошадьми и собаками, работает и с людьми. Вместо того чтобы ждать появления вольнорожденного Белого, они делали своих собственных. И собирали урожай их снов. И Служители, верившие раньше, что Белые Пророки рождались, чтобы направить мир на лучший путь, забыли свой долг и стали заботиться только об обогащении и своем собственном комфорте. Их «истинный Путь» является заговором, позволяющим любым путем заполучить в свое распоряжение как можно больше богатства и власти! Их доморощенные Белые делали все, что им говорили. В небольших масштабах. Поместите на трон соседнего королевства другого человека. Скупайте шерсть и никого не предупреждайте о чуме, которая убьет всех овец. В конце концов, возможно, они решили избавить мир от драконов и Элдерлингов, – он допил остаток бренди в чашке и поставил ее на стол.

Наконец, он повернулся ко мне лицом. Слезы размыли пудру и краски, аккуратно нанесенные Янтарь. Черная, подчеркивающая глаза, превратилась в темные разводы на щеках.

– Хватит, Фитц, – сказал он тоном, не допускающим возражения.

– Шут, мне нужно знать…

– Хватит на сегодня, – он ощупью нашел бутылку с бренди. Для слепого он неплохо справился с задачей, опорожнив остатки бутылки в свою чашку. – Я знаю, что должен говорить с тобой об этом, – хрипло сказал он. – И я буду. В своем собственном темпе, – он покачал головой. – Какую кашу я заварил. Белый Пророк. Вот он, я, слепой и разбитый, снова вовлекающий тебя в это. Наша последняя попытка изменить мир.

Я прошептал про себя:

– Я делаю это не для мира. Я делаю это для себя самого, – тихо поднявшись, я оставил его за столом с бренди.

Спустя два дня Смоляной покинул деревню и перебрался через реку к нам, и за все это время я больше не встречал Тинталью. Лант слышал, что синяя драконица пила запоем Серебро, поохотилась и съела добычу, отоспалась и была начищена ее Элдерлингом в дымящейся паром драконьей купальне. Затем она снова выпила Серебра и покинула город. Отправилась она охотиться или искать Айсфира – не знал никто. Моя надежда узнать что-нибудь у нее погасла. Шут сдержал свое слово – на столе в моей комнате он построил карту острова, города и замка Клерреса. Я откладывал тарелки, приборы и салфетки с наших обедов, и Шут на ощупь выстраивал стены из ложек и расставлял башни из тарелок. Основываясь на этом своеобразном макете, я сделал наброски карты Клерреса. Четыре мощные башни возглавляли внешние укрепления, каждая из которых была увенчана огромным куполом, имеющим форму черепа. По ночам в глазницах зажигались фонари, а на зубчатых внешних стенах всегда несли дозор искусные лучники.

Внутри высоких белых стен замка находилась вторая стена, окружающая благодатные сады, домики, в которых помещались Белые, и крепость, возведенную из белого камня и кости. Крепость имела четыре башни, каждая выше и меньше в диаметре сторожевых башен внешних стен. Мы перетащили тумбочку из спальни в гостиную и на ней соорудили карту основного этажа цитадели Служителей.

– В крепости четыре наземных этажа и два подземных, – рассказывал мне Шут, выстраивая стены из салфеток и возводя башни из чашек, – это не считая величественных башен, где проживают Четверо. Эти башни выше сторожевых башен у внешних стен. Крыша крепости плоская, на ней расположены бывшие помещения гарема с того времени, когда Клеррес был в равной мере и дворцом, и замком. Эти помещения использовались для содержания под стражей более важных заключенных. С башен открывается прекрасный обзор на остров вокруг замка, а также на гавань и холмы за пределами города. Это очень древнее строение, Фитц. Не думаю, что кто-либо знает, каким образом башни выстроили настолько узкими, но расширяющимися наверху в такие огромные помещения.

– Похожими формой на грибы? – спросил я, пытаясь представить это.

– Возможно, на изысканно-грациозные грибы, – он почти улыбался.

– Насколько узкие ножки этих грибов? – задал я вопрос.

Он подумал.

– У основания – такого же размера, как большой зал в замке Баккип. Но по мере подъема они сужаются вполовину.

Я кивнул сам себе, довольный этим образом.

– Значит, вот где каждый из Четырех спит ночью? Наверху в башнях?

– По большей части. Феллоуди, как известно, имеет плотские желания, которые он удовлетворяет в разных местах. Капра практически всегда находится в своей башне, Симфи и Коултри проводят там большинство ночей, я полагаю. Фитц, много лет прошло с того времени, как я был причастен к их жизням и привычкам.

Замок Клеррес располагался на белокаменном острове один. От его внешних стен до крутых берегов острова простилалась плоская каменистая земля, которую должен был пересечь, чтобы добраться до стен цитадели, любой вторгнувшийся на остров. Часовые наблюдали за водой и за узкой дамбой, обнажавшейся дважды в день во время отливов. Она позволяла приходить и уходить слугам, а также обеспечивала проход паломникам, спешащим узнать свое будущее.

– Как только паломники пересекают дамбу и проходят за стены замка, они видят крепость с древним поврежденным барельефом на фасаде. Все самые значительные помещения находятся на первом этаже: приемные покои, бальный зал, трапезная, и каждая комната обшита панелями из белого дерева. Здесь размещены несколько учебных комнат, но большинство из них находятся на втором этаже. Там молодых Белых обучают и собирают урожай их снов. На этом же этаже находятся расточительно дорого украшенные залы для приема гостей, где богатые покровители могут отдохнуть, потягивая вино и слушая, как Коллаторы читают избранные свитки, а Лингстры их растолковывают. За большую плату, разумеется.

– А Лингстры и Коллаторы все Белые?

– Большинство имеет отпечаток наследственности Белых. Рожденные в Клерресе, они взращиваются, дабы служить Четырем. Также они «служат» тем Белым, которые видят пророческие сны. Они это делают практически так же, как клещ цепляется к собаке. Высасывают сны и толкования и предсказывают возможное будущее богатых дураков, которые приходят к ним за советом.

– Значит, они – шарлатаны.

– Нет, – тихо сказал он. – Это худшая часть, Фитц. Богатые покупают знания о будущем, чтобы еще больше обогатиться. Лингстры собирают видения о предстоящей засухе и советуют человеку накопить зерна для продажи голодающим соседям. Мор и чума могут обогатить семью, если они ожидают этого. Четверо теперь думают не о том, чтобы направить мир по лучшему пути, а только о том, как получить выгоду от бедствий и непредвиденных радостей.

Он глубоко вздохнул:

– Третий этаж – это сокровищница Служителей. Есть шесть помещений, в которых хранятся собрания свитков. Некоторые из свитков такие старые, что их не разобрать, и каждый день записываются и добавляются новые сны. Только богачи могут себе позволить прогуляться здесь. Бывает, что состоятельного жреца Са допускают к самостоятельному обучению, но лишь в том случае, когда у него есть богатство и влияние, которые можно использовать.

Наконец, на четвертом этаже находятся жилые комнаты Служителей, которые пользуются благосклонностью Четырех. Здесь живут некоторые стражники, те, кому больше всего доверяют и кого используют для охраны входов в каждую личную башню Четырех. И наибольшее число Белых сновидцев находится на этом же этаже, куда Четверо могут легко спуститься со своих величественных башен, чтобы переговорить с ними. Правда этот разговор не всегда носит высокоинтеллектуальный характер, если кем-то заинтересуется Феллоуд, – он замолчал. Я не стал спрашивать, был ли он когда-либо жертвой такого рода внимания.

Он резко поднялся и пересек комнату, заговорив через плечо:

– Поднимись еще на один лестничный пролет и ты окажешься на крыше, в старых помещениях гарема, которые теперь стали камерами, где содержатся непокорные Белые, – он хотел уклониться от темы нашего разговора. – Возможно, Прилкопа держат там и по сей день. Или то, что от него осталось, – он глубоко вздохнул и заговорил голосом Янтарь: – Здесь душно. Пожалуйста, позови ко мне Спарк, я хотела бы выйти подышать свежим воздухом.

Я сделал, что она просила.

Наши беседы с Шутом были краткими и непостоянными. Я слушал гораздо чаще, чем говорил, и если он молча поднимался, превращался в Янтарь и выходил из комнаты, я отпускал его. В его отсутствие я зарисовал и записал ключевую информацию. Я ценил то, чем он поделился, но нуждался в большем. У него не было свежих сведений об их пороках или слабостях, не было имен любовников или врагов, не было представления об их распорядке дня. Об этом я разузнаю, шпионя, когда доберусь до Клерреса. Нет нужды спешить. Спешка не вернет Пчелку. Это должна быть холодная, точно рассчитанная месть. Когда я нанесу удар, я сделаю это со всей тщательностью. Моя месть была бы сладка, думал я, если бы они, умирая, знали, за какое преступление расплачиваются. Но даже если они не будут знать, то все равно умрут. Мои планы, в силу сложившихся обстоятельств, были упрощенными, а стратегия – ограниченной. Я упорядочил свои припасы и взвесил возможности. Пять взрывающихся горшков Чейда пережили нападение медведя. Один из них треснул и просыпался грубым черным порошком. Я растопил свечной воск и починил его. У меня были ножи, моя старая праща, топор, слишком большой, чтобы пронести его спокойно в город, – я сомневался, что это оружие принесет пользу. У меня были порошкообразные яды для смешивания с едой и несколько других для нанесения на поверхность предметов, масла, которые могли использоваться на дверной ручке или крае кружки, безвкусные жидкости и гранулы – все виды ядов, которые я знал. Нападение медведя лишило меня большей части запаса ядов. У меня не было никакой надежды отравить водоснабжение замка или достаточной дозы, чтобы отравить большой котел пищи. Мне хватило бы яда, чтобы применить его, если бы я смог заставить Четверых сесть и сыграть со мной в кости, но сомневаюсь, что мне представится такой шанс. Хотя, если бы я мог получить доступ к их личным покоям, то сумел бы покончить с ними.