Текст книги "Судьба Убийцы"

Автор книги: Робин Хобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 64 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

– Возьми его под контроль! – сердито сказала Двалия Винделиару, но тот не ответил.

Я вытянула по полу ногу и уткнулась во что-то большое и мягкое.

– Винделиар ударился головой, – сказала я и тут же отругала себя за глупость. Он без сознания и не может меня остановить. А Керфу все равно. Это мой шанс убить Двалию и освободить нас всех. Корабль содрогнулся и внезапно опять стал вздыматься. Я услышала, как тело Винделиара заскользило по полу.

Оружие. Мне нужно оружие. В каюте не было ничего, что послужило бы мне оружием. У меня нет ничего, чем можно ее убить.

Только Керф.

– Ты пленник. Как и я, – я пыталась говорить глубоким ровным голосом. Мне нужно казаться разумной и более взрослой, а не перепуганным ребенком. – Они забрали у тебя Аларию и продали в рабство. А до этого из-за них ты навсегда потерял леди Шун. Они обманом заставили вернуть ее похитителям вместо того, чтобы взять домой в безопасность. Помнишь, Керф? Помнишь, как они тащили тебя через магический камень, и ты чуть не потерял рассудок? Они снова это сделали. А теперь они заставили тебя оставить Калсиду и дом.

Несмотря на все усилия, мой голос становился все более детским и высоким, пока я пыталась уязвить его сотворенными с ним несправедливостями.

Он мне не ответил. Я рискнула всем.

– Мы должны ее убить. Нам надо убить Двалию. Это единственный способ ее остановить!

– Ты злобная маленькая тварь! – завизжала Двалия.

Я услышала, как она возится, пытаясь подняться с койки, но качка была на моей стороне. Двалия оказалась ниже меня. Я не могла ждать Керфа. Он слишком одурманен и вял. Стараясь тихо двигаться в темноте, я наполовину подползла, наполовину соскользнула к Двалии. Чтобы добраться до нее, у меня было всего лишь мгновение, пока корабль не выровнялся на гребне волны.

Приблизившись к ее койке, я с трудом поднялась на ноги и потянулась к Двалии. Она пыталась встать. Я старалась не дотрагиваться до нее, чтобы она не поняла, где я и что собираюсь сделать. Мне пришлось догадываться, где может находиться ее шея. Резко выбросив руки к голове Двалии, одной рукой я коснулась ее носа и подбородка, опустилась ниже и обеими руками схватила ее за горло и сжала.

Она сильно ударила меня по голове. В ухе зазвенело. Я держала крепко, но мои руки были слишком маленькими. Я могла самое большее немного сжать ее шею, но не перекрыть доступ воздуха, как надеялась. Она вопила, я не понимала слов, но слышала в них ненависть. Я потянулась, чтобы вцепиться в ее горло зубами, но наткнулась на щеку. Так я не могла ее убить, но все равно укусила и крепко стиснула на мясистом лице зубы, пытаясь их сомкнуть. Она завизжала и принялась колотить меня кулаками, но вдруг я поняла: она бьет меня в надежде, что я ее отпущу. Она боится оттащить меня от себя, потому что тогда я вырву кусок лица, который у меня во рту. Живое мясо гораздо крепче вареного. Я с усилием двигала челюстями, перемалывая ее плоть, охваченная в равной степени бешенством и ликованием. Она меня мучила, но я ей отплачу. Я знаю – как. Смыкая зубы, я принялась трепать ее плоть, будто волк с кроликом в пасти.

На нас налетел Керф. Я испытала прилив надежды. Если он мне поможет, мы ее убьем. Корабль выровнялся. Керф может поразить ее мечом. Я хотела прокричать ему это, но не могла выпустить свою добычу. И тут, к моему ужасу, он схватил меня.

– Пусти, – сказал он безразличным голосом сомнамбулы.

– Оттащи ее, – велел ему Винделиар. Он уже пришел в себя.

– Нет! Нет, нет, нет! – вопила Двалия.

Она держала меня за голову, прижимая к своему лицу, но Керф был сильнее. Мои зубы сомкнулись, и когда он дернул меня, я вырвала кусок из ее лица. Керф отшвырнул меня, будто землю с лопаты. Я упала, выплюнула мясо Двалии и заскользила по полу, когда корабль опять начал качаться. Добравшись до угла, я постаралась там удержаться. Двалия истерично визжала, а Винделиар приставал к ней с вопросами – ранена ли она, что случилось, что ему делать? Меня затошнило от того, что я сделала. Подбородок был в крови. Я провела по зубам языком и сплюнула.

Винделиар был занят Двалией. Где Керф и что он делает, я не имела понятия. Прочь. Она начнет меня бить, как только сможет. Теперь я знала, какое удовольствие для нее мучить меня. Она меня убьет, и ничто ее не остановит.

Я потеряла опору в темноте на качающемся корабле. Меня прижало к стене, и я стала пробираться вдоль нее, пока не наткнулась на дверь. В корабль ударила волна, и он накренился. Матросы на палубе испуганно закричали. Грядет кое-что пострашнее Двалии. Я решила, что буду бояться кораблекрушения после того, как выберусь из каюты подальше от моей мучительницы.

Когда корабль накренился в очередной раз, меня потащило к противоположной стене. Остановилась я, наткнувшись на чей-то сапог, наверное, Керфа. Я кинулась к стене, нащупала дверь, открыла и выбралась наружу. Дверь закрылась за моей спиной. Двалия все еще орала, проклиная меня. Интересно, сколько у меня времени, прежде чем она поймет, что я ускользнула из каюты.

Я пробиралась в темноте под висящими гамаками. Взрослые люди ругались, молились и плакали. Я налетела на какой-то столб и на мгновение задержалась. Я старалась двигаться тихо, припоминая, что я видела в межпалубном пространстве. Когда корабль начал взбираться на очередную волну, перебежала к следующему столбу. Вцепившись в него, подождала и двинулась дальше, обходя человека. Прочь отсюда. Если мне суждено утонуть вместе с кораблем, пусть это будет подальше от Двалии.

Глава четырнадцатая. Сделка с Парагоном

В отношении рожденного на воле Белого, известного как Любимый:

Нам не удалось определить деревню, где он родился. Все записи о его прибытии в Клеррес либо были неправильно сохранены, либо были уничтожены. Я считаю, что Любимый нашел способ проникнуть в наши архивы, нашел записи, относящиеся к нему и его семье, и спрятал или уничтожил их.

Сговорчивый, когда мы впервые его приняли, он стал неуправляемым, любознательным, лживым и подозрительным. Он по-прежнему был убежден, что он – истинный Белый Пророк, и не собирался принимать наш подход, при котором из нескольких кандидатов Слуги выбирают того, кто лучше всего подходит для этой задачи. Ни доброта, ни суровая дисциплина не поколебали его веру в себя.

Хотя он был бы ценным дополнением к продолжению рода Белых, когда он достиг соответствующего возраста, его темперамент и откровенное поведение давали понять, что будет слишком опасным развлечением для других позволять ему беспрепятственно с ними контактировать.

Я представляю трем коллегам свое мнение. Мы допустили ошибку, изнежив и испортив мальчишку. План усыпить его бдительность и собирать его сны, только побуждал его быть непокорным и скрытным. Продолжить позволять ему свободно передвигаться, посещать деревню, общаться с другими сомневающимися – накликать беду. Моё предложение таково: как предложил наш Белый Пророк, пометьте его татуировками. Ограничьте его. Продолжайте добавлять в блюда снадобья сна и следите, чтобы он был снабжен кистью, чернилами и свитками.

      Продержите его до двадцати лет. Тешьте его тщеславие. Скажите ему, что мы держим его в изоляции, чтобы его сны не могли быть запятнаны разговорами с другими. Скажите ему, что, хотя он не истинный Белый Пророк, он служит миру и Пути, продолжая видеть сны. Позвольте ему проводить время, но не позволяйте ему смешиваться с другими Белыми.

Если к концу этого времени он не станет управляемым, отравите его. Это мое предложение. Вы можете проигнорировать его, но потом не вините меня в его деяниях.

                                                                      Симфи

Дайте человеку пугающее задание. Затем поставьте его в ситуацию, когда он должен ждать, чтобы выполнить это задание. Сделайте это ожидание максимально сложным. Удерживайте его там, где он мало что сможет сделать и ограничьте возможность побыть в одиночестве. Время остановится для этого человека. Я знаю, что это правда.

Я пытался заполнить свои дни на борту Совершенного полезными занятиями. Мы с Янтарь запирались в ее каюте, чтобы прочесть и обсудить дневник сновидений Пчелки. Это было болезненное занятие для меня, становящееся еще более раздражающим из-за жадной страсти, с которой Шут слушал записи.

– Прочти это еще раз! – командовал он, или, еще хуже, – разве этот сон не связан с тем, который ты читал мне четыре дня назад? Или пять? Вернись назад, Фитц, пожалуйста. Я должен услышать, как эти две записи звучат вместе.

Он смаковал сны, которые, как он утверждал, были доказательством того, что Пчелка была его ребенком, но меня мучали моменты жизни моей маленькой девочки, которые я не помнил. Она написала эти тщательно выведенные слова в одиночестве и проиллюстрировала их с помощью чернил и кисти, украденных с моего стола. Она кропотливо трудилась над каждой страницей, каждая иллюстрация была настолько точной, каждая буква была так аккуратно выведена, а я ничего не знал о ее одержимости. Неужели она сделала это поздно вечером, пока я спал, или, может быть, в то время как я игнорировал ее и Молли, чтобы мрачно писать свои мысли в моем личном кабинете? Я не знал и никогда не узнаю. Каждый пересказанный сон, каждое своеобразное небольшое стихотворение или подробные иллюстрации были упреком тому, каким я был отцом. Я могу отомстить за ее смерть. Я могу убивать в память о ней и, возможно, умереть в результате и покончить с моим позором. Но я не могу изменить того, что я пренебрег своим ребенком. Всякий раз, когда Шут восклицал, как умно она сформулировала рифму, это было похоже на крошечный пылающий уголек стыда, выжигающий мое сердце.

Погода была для нас благоприятной. Корабль двигался плавно. Когда я шел по палубе, мне казалось, что команда двигалась вокруг меня в ритме танца, совершая сложные шаги под музыку, которую только они могли услышать. Речной поток подхватил нас в течение первой части нашего путешествия, так что парус почти не использовали. Плотные зеленые стены леса, уходящего кронами в небо, были выше любой мачты. Иногда река становилась более глубокой и быстрой, деревья были так близко, что мы ощущали запах цветов и слышали хриплые крики птиц и проворных существ, населявших все лесные ярусы. Однажды утром я проснулся поздно, обнаружив, что к реке присоединился приток, и теперь водная гладь вокруг нас стала широкой и плоской. С левой стороны корабля лес отступил к зеленой дымке на горизонте.

– Что там? – спросил я Клефа, когда он остановился возле меня, выполняя свои обязанности.

Он прищурился.

– Не знаю. Вода слишком мелкая для Совершенного или любого крупного корабля. Есть только один канал посередине, и нам чертовски повезло, что Парагону это известно. На той стороне река становится мельче, а затем переходит в зловонную серую отмель, которая может засосать мужчину до бедер. Прогулка по ней затянется, по крайней мере, на один день, а может быть, на два, прежде чем снова начнутся деревья.

Он покачал головой и продолжил размышлять вслух:

– Большая часть Дождевых Чащоб не приспособлена для людей. Нам не стоит забывать, что не весь мир создан для нас. Вот и эти места вам точно не по зубам!

Он спустился по палубе, и я остался в одиночестве смотреть на воду.

Река уносила нас все ближе и ближе к берегу, и мой Уит и Скилл стали осознавать, что корабль не был пассивным компонентом нашего путешествия. Днем я ощущал его осознанность.

– Он управляет собой? – спросил я однажды у Янтарь.

– В некоторой степени. Каждая часть его, касающаяся воды, сделана из волшебного дерева. Или, точнее, кокона дракона. Жители Дождевых Чащоб строили корабли таким образом, потому что вода этой реки быстро разъедает любые другие материалы. По крайней мере, так было раньше. Я понимаю, что Джамелийцы придумали способ обработки дерева, который позволяет обычным кораблям курсировать по этой реке, не будучи «съеденными». Имперские корабли, так они их называют. Так мне сказали. Живые корабли имеют некоторый контроль над своим движением. Но только некоторый. Совершенный также может контролировать каждую доску своего корпуса. Он может сжиматься и расслабляться. Может предупредить команду о своей протечке. Волшебное дерево кажется способным «излечиваться» после повреждений, если Живой Корабль царапает дно или сталкивается с другими судами.

Я удивленно покачал головой.

– Действительно чудесное творение.

Легкая улыбка Янтарь поблекла.

– Творение не людей или даже судостроителей. Каждый живой корабль должен был быть драконом. Некоторые помнят это более ясно, чем другие. Каждое судно действительно живое, Фитц. Озадаченное в некоторых случаях, сердитое или смущенное в других. Но живое.

Янтарь, задумавшись, отвернулась от меня, положила руки на перила и уставилась на серую воду.

Наши дни на судне были однообразны. Мы завтракали с Брэшеном или Альтией, но редко с обоими. Один из них всегда был на палубе и бродил наблюдая. Спарк и Персеверанс занимали сами себя. Корабль, казалось, завораживал и пугал их, и они бросали друг другу вызов каждый день. Это было задачей Ланта загнать их в угол и успокоить письмами и обучением. Спарк уже умела читать и писать, но имела ограниченное представление о географии или истории Шести Герцогств. Хорошо, что она, казалось, наслаждалась теми часами, которые Лант проводил, наставляя ее, потому что Пер не мог сосредоточено держать в руке перо, пока Спарк разгуливала по кораблю. Довольно часто уроки проводились на палубе, в то время как я и Янтарь спокойно составляли план воображаемого убийства.

Обед в полдень был менее формальным, и часто у меня было мало аппетита, так как утро я проводил в безделье. Меня беспокоило то, что навыки, которые я пытался вернуть себе в Баккипе, теперь снова заржавели, но я не видел способа достать топор или меч, чтобы не спровоцировать лишние вопросы и не создать тревогу. Во второй половине дня мы с Янтарь часто запирались с дневниками Пчелки. Ужин проходил в компании Брэшена и Альтии. Корабль к тому времени, как правило, стоял на якоре или был привязан к деревьям в зависимости от состояния реки.

После ужина меня часто оставляли одного, потому что Янтарь проводила почти каждый вечер с Парагоном. Она надевала шаль и шла к носовому узлу, где садилась, скрестив ноги, и разговаривала с ним. Иногда, что меня немало беспокоило, Парагон держал ее в своих руках. Она сидела на его ладонях, больших пальцах под ее руками, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, и они долго разговаривали в темноте. По его просьбе она взяла у Клефа небольшой набор дудочек и играла для него – низкая, хриплая музыка, которая, казалось, была об одиночестве и потерях. Один или два раза я подходил поближе, чтобы посмотреть, могу ли я присоединиться к ним, потому что, признаюсь, мне было чертовски любопытно о чем они могут говорить столько дней. Но мне стало ясно, что я не должен участвовать в их дискуссиях.

Камбуз и трюмы были обиталищем команды. На Совершенном, я был не только незнакомцем, иностранцем и принцем, а еще и идиотом, который расстроил носовую фигуру и позволил ей публично мне угрожать. Азартные игры, в которые играли под палубой, и грубый юмор команды не были предназначены для меня. Когда я оставался один, я проводил время в тесной каюте, которую Спарк делила с Шутом. Я старался почаще занимать свою голову, обычно перелистывая книги Пчелки. Иногда Альтия и Брэшен приглашали меня выпить с ними вина и поддержать светскую беседу, но все же я понимал, что я и мои спутники были для них скорее грузом, чем гостями. Поэтому однажды вечером я вежливо отказался от очередного приглашения, но мое беспокойство возросло, когда Брэшен настойчиво сказал:

– Нет, нам надо поговорить. Это важно.

Немного помолчав, я последовал за ним в их каюту. Альтия уже была там, с пыльной бутылкой вина на столе и тремя бокалами. Некоторое время мы все трое делали вид, что это была не более чем попытка обсудить прекрасный винный букет и отдохнуть в конце дня. Корабль на якоре осторожно покачивался в потоке реки. Открытые окна выходили на реку, и до нас доносились ночные звуки близлежащего леса.

– Завтра мы покинем реку и направимся в Бингтаун, – внезапно объявил Брэшен.

– Думаю, мы хорошо провели время, – сказал я с удовольствием. Я понятия не имел, как долго обычно совершается подобное путешествие.

– Так и есть. Удивительно хорошо. Парагон любит реку, и иногда он бездельничает в этой части путешествия. Но не в этот раз.

– И это плохо? – спросил я в замешательстве.

– Его поведение изменилось. А почти любое изменение является поводом для беспокойств, – медленно сказал Брэшен.

Альтия закончила пить вино и твердо поставила бокал на стол.

– Я знаю, что Янтарь рассказала вам немного о Совершенном, что он, по сути, два дракона в теле корабля, но вы должны знать больше. Он провел ужасную жизнь. Живые корабли поглощают воспоминания и эмоции семей и команд, которые живут на их борту. В начале его осознанной жизни, возможно, из-за его двойственной природы, он перевернулся, и мальчик из его семьи умер, запутавшись в такелаже на палубе. Это травмировало его. Несколько раз после этого он переворачивался, потопив всех на борту. Но живые корабли очень ценятся, поэтому каждый раз, когда его находили, его ремонтировали, ставили на воду и он снова отправлялся в плавание. Так он приобрел известность невезучего корабля, насмешливо называемого Отверженный. Последний раз, когда он ушел в плавание, он пропал на годы. Он вернулся в Бингтаун сам, дрейфуя против течения и был найден с поднятым корпусом прямо возле гавани. Когда его ремонтировали, обнаружили, что его лицо было намеренно повреждено, глаза изрублены, а на груди оставили знак, который многие узнали. Звезда Игрота.

– Игрот – пират.

Их рассказ конкретизировал часть того, что рассказала мне Янтарь. Я наклонился ближе, потому что Альтия говорила вполголоса, словно боялась, что ее услышат.

– Вот опять… – Брэшен произнес это с такой грустью, что я больше не мог сомневаться в серьезности беседы.

– Тем, кто незнаком с родословными традициями Бингтауна, будет трудно понять то, как ужасно обращались с Парагоном. – Ее голос стал жестче. Брэшен прервал ее:

– Также как и Парагону будет сложно понять постороннего человека. Стоит добавить, что Янтарь снова вырезала его лицо, давая ему прозреть. В те дни они стали близки. И он, очевидно, скучал по ней и чувствовал себя сильно ... привязанным к ней.

Я кивнул, все еще смущенный их мрачным тоном.

– Они проводят слишком много времени вместе, – расстроенно сказала Альтия. – Я не знаю, о чем идет речь, но Парагон с каждым днем становится все более неустойчивым. Мы с Брэшеном можем это чувствовать. После стольких лет жизни на борту мы оба…

– Настроены. – Брэшен закончил предложение словом, которое прекрасно подошло. Я думал сообщить им, как сильно я это понял, но воздержался. Они считали меня достаточно странным, пока я не раскрыл наследственную магию, которая позволяет мне прикасаться к разуму других людей.

И может даже к разуму живых кораблей? Я ощущал тоже самое, что и в случае со Смоляным. Я сдерживал свой Скилл после инцидента с Парагоном, опасаясь, что если опущу стены, чтобы услышать его, он не только узнает об этом, но и сочтет раздражающим. Я уже достаточно взволновал его.

– Я могу представить себе такую связь, – продолжил я.

Альтия кивнула и долила нам вина.

– Это связь, которая идет в обоих направлениях. Мы знаем о корабле, и корабль знает о нас. И с тех пор, как на борт взошла Янтарь, эмоции Парагона стали более интенсивными.

– И в такие моменты Совершенный становится более упрямым, – сказал Брэшен. – Мы замечаем это в его движении. Как и экипаж. Некоторое время назад был сложный участок реки с мелководными зонами. Мы обычно замедляем движение, когда пересекаем его. Сегодня он бросил нам вызов, и мы прошли этот отрезок быстрее, чем когда-либо. Почему Совершенный так спешит?

– Я не знаю.

– Как вы связаны?

Внезапно я почувствовал себя слишком уставшим для того, чтобы говорить об этом. Я никогда не хотел рассказывать свою историю по новой.

– Я думал, королева Мальта отправила вам птицей послание.

– Она отправила записку, с просьбой помочь вам, так как вы помогли многим из их детей. Обратили то, что сделали с ними Дождевые Чащобы.

– То, что сделали с ними драконы, – поправил я её. Мне было некомфортно от этого разговора. Очевидно, они были расстроены проявлением гнева в поведении их корабля и хотели обвинить в этом Янтарь. И требуют, чтобы я сделал с этим что-нибудь. Я предложил очевидное решение. – Возможно нам всем нужно пойти прямо к носовой фигуре и спросить, что расстраивает ваш корабль?

– Пожалуйста, не так громко, – предупредила меня Альтия.

Брэшен решительно покачал головой.

– Поверь нам, мы знаем Парагона. Как бы стар он не был, он не воспринимает логические доводы, как взрослый. Он больше похож на подростка. Иногда рациональный, а иногда импульсивный. Если мы попытаемся вмешаться между ним и Янтарь, последствия могут быть... – Он понизил голос, а глаза его расширились. Альтия вскочила на ноги.

– Что это? – спросила она у нас и ни у кого.

Я тоже это почувствовал, как будто по моему телу неожиданно растеклось покалывающее тепло. Одно мгновение мне было трудно восстановить дыхание, и когда я схватился за край стола, чтобы устоять на ногах, я осознал, что у меня вовсе не кружится голова. Нет. Вино в моем бокале дрожало, в нем танцевали крошечные круги.

– Землетрясение. – Произнес я, стараясь быть спокойным. Они не были чем-то необычным в Шести Герцогствах. Я слышал истории о землетрясениях, достаточно сильных, чтобы башни Баккипского замка пошли трещинами. Первые комнаты Шута в Баккипе были в такой разрушенной башне. На моем веку такого не случалось, но рассказы менестрелей о падающих башнях и волнах, сметающих гавани, были ужасающими. И вот были мы, на якоре возле леса огромных деревьев, погрузивших корни в грязь…

– Не землетрясение, – сказал Брэшен. – Это корабль. Пошли!

Я сомневался, что он говорит со мной, но последовал за Альтией из каюты. Мы были не единственными на палубе. Некоторые палубные матросы смотрели на деревья или за борт в недоумении. Клеф бежал впереди. Я шел намного медленнее. Я бы не рискнул вновь побывать в руках Парагона. Я почувствовал неожиданное потрескивание под ногами. Я посмотрел вниз. В слабом свете фонарей корабля, палуба внезапно показалась галечной, вместо того чтобы иметь гладкую плотную структуру волшебного дерева. Нет, не галечной. Чешуйчатой.

Я поспешил за Альтией. Брэшен и Клеф остановились на безопасном расстоянии от носовой фигуры. Янтарь стояла одна на носу с прямой спиной и высоко поднятой головой. Упрямая поза. Носовая фигура обернулась и кинула ей что-то. Она не видела этого и оно упало на палубу со звоном разбитого стекла.

– Ещё! – потребовал он.

– Это все, что у меня есть сейчас. Но помоги мне и я обещаю, что попытаюсь достать тебе ещё.

– Мне нужно больше! Этого было недостаточно!

Взглянув в первый раз, я подумал, что тусклые огни играют с моими глазами. Но лицо Парагона больше не походило на мое. Оно было чешуйчатым как у Элдерлинга Дождевых Чащоб. Когда я посмотрел на него, его глаза сменили цвет. Они все ещё были голубыми, но голубой смешался с серебром. Глаза дракона. Он потянулся к Янтарь пальцами, усеянными черными когтями.

– Шут! Держись от него подальше! – крикнул я, и Парагон поднял глаза, чтобы посмотреть на меня.

– Не смей называть ее шутом! – прорычал он сквозь зубы. – Она мудрее всех вас!

– Янтарь, что ты наделала? – закричала Альтия низким сорвавшимся голосом.

Брэшен молчал, в ужасе глядя на изменившуюся носовую фигуру.

– Она вернула мне мою истинную природу, по крайней мере, частично! – ответил им Парагон. Его лицо менялось, когда я смотрел на него, цвета переливались по чертам, которые мы разделяли. В темноте он блестел медной бронзой. Совершенный сомкнул когтистые руки вокруг Янтарь и поднял ее с палубы. Он властно прижал ее к груди и добавил: – Она знает меня, кто я, и не испугалась дать мне то, что мне всегда было нужно!

– Пожалуйста, корабль, успокойся. Поставь ее обратно на палубу. Объясни нам все. – Брэшен говорил так, будто беседовал с непокорным десятилетним ребенком. Спокойный, но держащий все под контролем. Мне жаль, что я не чувствовал себя также.

– Я не КОРАБЛЬ! – Внезапный крик фигуры согнал птиц с деревьев и отправил их в потемневший лес. – Я никогда не был кораблем! Мы драконы в ловушке! Порабощенные! Но мой верный друг показал мне, что я могу быть свободным.

– Верный друг, – прошептала Альтия, словно сомневаясь в обоих словах.

Брэшен подошел ближе к жене. Каждый мускул его тела напрягся, словно он был собакой на поводке, ожидающей освобождения. Он бросил взгляд через плечо на собравшуюся команду.

– Я справляюсь с этим. Пожалуйста, расходитесь и займитесь своими делами.

Они медленно ушли. Клеф не двигался. Он стоял там, где был, с серьезным лицом. Мой взгляд встретился с Лантом, он положил руку на плечо Спарк, подтянул ее ближе к нему и подтолкнул Персеверанса намекая отойти. Я остался там, где был. Парагон держал Янтарь под подбородком, упираясь в грудь. Она слепо посмотрела на воду.

– Я должна была это сделать, – сказала она. Интересно, говорила ли она со мной или с бывшими друзьями?

– Она поставила меня на путь возвращения к моей настоящей форме! – объявил Парагон ранним звездам в глубоком темном небе. – Она дала мне Серебро.

Я осмотрел палубу и увидел, наконец, осколки стеклянного пузырька. Мое сердце замерло. Неужели она нашла это в моей сумке и взяла, не спросив меня? Не предупредив меня о своем плане? Каков был ее план?

Голос Альтии был выше, чем обычно, когда она спросила:

– Твоей настоящей форме?

– Вы видите, что даже небольшое количество серебра сделало для меня? Если дать достаточно, я верю, что смогу избавиться от этих деревянных досок, которые вы прикрепили ко мне, и заменить парусиновые паруса крыльями! Мы станем драконами, которыми должны были быть!

Альтия выглядела ошеломленной. Она выразила свои мысли так, словно пыталась найти смысл слов, произнесенных на чужом языке.

– Вы станете драконами? Вы перестанете быть Совершенным? Как? – Затем, еще более недоверчиво: – Вы бросите нас?

Он не обратил внимания на обиду в ее голосе, предпочтя вместо этого обидеться на то, что ее слова не смогли донести.

– Что вы хотите, чтобы я сделал? Как ты можешь хотеть, чтобы я оставался таким? Всегда исполнял прихоти других? Идти только туда, где нужен, неся бремя вперед и назад между портами людей? Бесполый? Пойманный в ловушку не своей формы? – От почти жалобного его голос превратился в яростный. Я ожидал, что его колкие слова ранят ее, но она казалась неуязвимой для них.

Альтия бесстрашно шагнула к фигуре, повернувшись лицом к нему в затемняющем свете:

– Парагон. Не делай вид, что не понимаешь, что я чувствую по этому поводу. О тебе.

Он сосредоточил свой драконий взгляд на Альтии, пока его неподвижный взгляд не начал казаться синим огнем, кипящим в потрескавшейся печной стене. Он медленно развернул руки, все еще такие странно человеческие, несмотря на их размер и угол. Он опустил Янтарь на палубу и безмолвно повернулся к нам спиной. Янтарь немного покачнулась, но устояла. Я попытался прочесть ее намерения, чтобы увидеть в ней что-то от моего старого друга Шута. Вместо этого я увидел только Янтарь и снова почувствовал бездну восхищения от того, кем была эта женщина.

И на что она была способна.

Парагон отвернулся от всех нас, чтобы посмотреть на темную реку. Напряжение фигуры чувствовалось через волшебный корпус и каркас корабля. Я понял, что он говорит правду. Он не был кораблем. Он был драконом, преобразованным и захваченным людьми. И как бы он ни заботился о тех, кто им командовал, на каком-то уровне он чувствовал обиду. Возможно, даже ненависть.

И мы были полностью в его власти.

Мое тело словно сковало холодом, когда Альтия шагнула к Янтарь. Она напомнила мне крадущегося кота, который оценивает другого кота перед дракой. Маленькие шаги, точный баланс, невозмутимый взгляд. Она говорила низким, мягким голосом:

– Что ты сделала с моим кораблем?

Янтарь повернула невидящие глаза на голос Альтии.

– Я сделала то, что должно быть сделано для каждого живого существа. Что вы должны сделать для Проказницы, если представится такая возможность.

От упоминания Проказницы все мышцы в теле Альтии напряглись, а руки сжались в кулаки. Я видел, как женщины дрались. Я видел, как дамы в тонких платьях набрасывались друг на друга, плакали и кричали. И я видел, как торговки рыбой обнажают ножи, пытаясь разрезать и выпотрошить друг друга, так же холодно, как они обрабатывают рыбу. Альтия не была нежной леди в кружевах, и, наблюдая, как она управляет палубной командой и складывает оснастку, у меня возникло сильное уважение к силе, скрывающейся в этих руках. Но Шут никогда не был бойцом. Ослепший. И учитывая то, что он пережил, я не доверял его недавно исцеленному телу в противостоянии с любой физической силой.

Недолго думая, я бросился вперед и шагнул между ними.

Это была не лучшая позиция, которую я мог занять. Гнев Альтии на ее старого друга ничуть не был похож на ярость, которую пробудил бы в ней незнакомец. Она нанесла удар ребром ладони в середину моей груди.

– Отойди, – потребовала она. Если бы я не был готов к такому удару, у меня бы перехватило дыхание.

– Остановись, – посоветовал я ей.

– Это тебя не касается. Если ты этого не хочешь! – Но прежде, чем я даже подумал об этом, Брэшен ступил между нами, оттеснив Альтию в сторону. Мы стояли грудью к груди, наши глаза встретились в темноте.

– Ты на моей палубе. – Низкое рычание. – Вы должны делать то, что она или я говорим вам делать.

Я медленно покачал головой.

– Не в этот раз, – сказал я тихо. Янтарь позади меня молчала.

– Ты хочешь решить проблему кулаками? – потребовал Брэшен. Он наклонился ближе, и у меня перехватило дыхание. Я был выше его, но он был шире. И, наверное, в лучшем состоянии. Хотел ли я драться?

Я хотел. Внезапно я устал от них всех. Даже от Янтарь. Я почувствовал, как мои губы поднялись, обнажая зубы. Время сражаться, время убивать.

– Да! – пообещал я ему.

– Прекратите! Вы все! Это чувства Совершенного. Фитц, это дракон! – крикнул Шут позади меня. – Это дракон!

Он ударил меня по затылку так сильно, что моя голова наклонилась вперед. Моя бровь врезался в лицо Брэшена, и я услышал, как Альтия что-то кричит. Она держала своего мужа за рубашку и тащила его от меня. Я схватил его, не желая отпускать свою добычу. За моей спиной Шут врезался плечом мне в спину. Альтия споткнулась и опрокинулась назад, волоча Брэшена за собой. Я чуть не упал на них, но откатился в сторону. Шут приземлился на меня сверху и заговорил на ухо.