Текст книги "Судьба Убийцы"

Автор книги: Робин Хобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 64 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Городской стражник. Вот кого он звал, и двое из них тут же появились рядом. Один улыбался и смотрел на меня почти с добротой, будто не мог поверить, что поймал такого маленького вора. Но другой оказался деловитым парнем, который схватил меня за тунику и поднял на ноги. Он стал задавать мне вопросы, и булочник начал кричать, рассказывая историю со своей стороны. Я покачала головой и жестами указала на рот, пытаясь объяснить, что не могу говорить. Я думала, что все получится, пока добрый стражник не склонился близко к своему напарнику и внезапно не ущипнул меня так, что я взвизгнула.

Теперь все было кончено. Меня потрясли за шкирку, и когда державший меня стражник занес руку для удара, я выпалила на Общем языке: «Я была голодна, и поэтому украла. Что еще мне оставалось делать? Я так голодна!». Затем я опозорила себя рыданиями и потянулась к хлебу. Поймавший меня мужчина отступил, поднял буханку и отдал мне. Булочник попытался вырвать ее, но держащий меня стражник повернул меня так, чтобы он не дотянулся. Затем, в довершение моего позора, он поднял меня, посадил к себе на бедро, словно я была совсем малышкой, и поскакал через рынок.

Я держала буханку обеими руками. Я не могла сдержать слезы и всхлипы, но это не могло удержать меня от того, чтобы как можно быстрее съесть хлеб. Я понятия не имела, что может случиться со мной дальше, но решила, что в одном могу быть уверена – я наполню свой живот этим хлебом, который принес мне столько проблем.

Я все еще сжимала в руках последний кусок, когда мы остановились в трех шагах от неприметного каменного здания. Он толкнул дверь, занес меня внутрь и опустил на пол, когда вошел его напарник.

Пожилой мужчина в причудливой ливрее поднял взгляд от стола, когда мы вошли. Перед ним был разложен его обед, и он выглядел довольно раздраженным из-за того, что его прервали. Пока я осматривалась, они говорили обо мне поверх моей головы. Около пустой стены стояла скамья. На ней сидела женщина. Ее ноги были скованы вместе. На другом конце скамьи, сгорбившись и закрыв лицо руками, сидел человек. Он поднял взгляд на меня, и я увидела окровавленный рот и опухший глаз. Он снова закрыл лицо руками.

Стражник, который меня нес, схватил за плечо и потряс. Я подняла на него глаза. Он что-то сказал мне. Я покачала головой. Со мной заговорил человек за столом. Я покачала головой снова. Тогда он спросил меня на Общем языке:

– Кто ты? Ты потерялся, малыш?

И от этого простого вопроса я заплакала снова. Он выглядел немного встревоженным. Он махнул двум стражам, и они исчезли за дверью. Выходя, один из них обернулся и посмотрел так, будто переживал за меня. Но человек за столом опять заговорил:

– Скажи мне, как тебя зовут. Твои родители могут заплатить за то, что ты взял, и забрать тебя домой?

Было ли это вообще возможно? Я вздохнула.

– Меня зовут Пчелка Видящая. Я из Шести Герцогств. Меня украли оттуда, и мне нужно вернуться домой, – я вдохнула и произнесла дикое обещание: – Мой отец заплатит за мое возвращение.

– Я не сомневаюсь, что он сделает это, – мужчина облокотился на стол рядом с небольшим кругляшом сыра. – Как ты оказался на улицах Калсиды, Пчелкавидящая?

Он превратил мое имя в одно слово. Я не стала его поправлять. Это не имело значения. Если бы он выслушал меня и отправил весточку моему отцу, я знаю, он заплатил бы за то, чтобы меня вернули домой. Или это могла бы сделать Неттл. Она точно могла бы это сделать. Так что я рассказала ему свою историю, стараясь избегать упоминания неправдоподобных вещей. Я рассказала ему, как калсидийцы напали на мой дом и похитили меня. Я не объяснила ему, как попала в Калсиду, только сказала, что сумела сбежать от Керфа и его сообщников, потому что они были жестоки со мной. И теперь я была здесь и очень хотела отправиться домой, и если бы он написал моему отцу, я уверена, что кто-нибудь бы приехал, привез деньги и забрал меня домой.

Он выглядел немного озадаченным моей запутанной историей, но в конце серьезно кивнул.

– Что ж, теперь я понимаю и, вероятно, даже лучше, чем ты.

Он позвонил в колокольчик, который стоял на краю его стола. Дверь открылась, и вошел сонный стражник. Он был очень молод и выглядел скучающе.

– Сбежавший раб. Собственность некоего Керфа. Отправьте его в крайнюю камеру. Если никто не потребует вернуть его через три дня, продайте его на торгах. Пекарю Серчину полагается цена буханки пыльцевого хлеба. Отметь, что этот Керф должен либо заплатить за него, либо цена буханки будет вычтена из того, сколько за него дадут на торгах.

– Я не раб! – возразила я. – Я не принадлежу Керфу. Он помог украсть меня из дома.

Человек за столом терпеливо посмотрел на меня:

– Военный трофей. Приз победителя. Ты принадлежишь ему, как бы он ни называл тебя. Он может оставить тебя рабом или освободить за выкуп. Это будет всецело зависеть от Керфа, если он придет за тобой, – вздохнув, он откинулся в кресле и сделал глубокий глоток из своей кружки.

Слезы были бесполезны, но полились снова. Скучающий стражник посмотрел на меня сверху вниз.

– Следуй за мной, – сказал он на чистом Общем, и когда я повернулась и побежала в сторону двери, шагнул ко мне, схватил и засмеялся. Он поднял меня за одежду, словно мешок, и пронес сквозь ту же дверь, через которую вошел, не обеспокоившись тем, что ударил меня об косяк. Он захлопнул за нами дверь, бросил меня на пол и сказал:

– Ты можешь идти за мной, или я буду бить тебя на протяжении всего пути по этому коридору. Мне все равно.

Мне не было все равно. Я встала, сдержанно кивнула и пошла за ним. Мы завернули за угол и спустились по каменным ступеням. Внизу было тускло и прохладно. Свет проникал только в несколько маленьких окошек, расположенных в стенах на равном расстоянии друг от друга. Я прошла за ним через несколько дверей. Он открыл последнюю и сказал:

– Заходи сюда.

Я остановилась в нерешительности, тогда он толкнул меня внутрь и захлопнул за мной дверь. Я услышала, как щелкнул замок.

Комната была маленькой, но не такой уж пугающей. Свет проходил в нее сквозь очень маленькое окошко. Оно было настолько крошечным, что даже если бы я добралась до него, то все равно не смогла бы пролезть. В одном углу лежала плетеная соломенная циновка. В противоположном в полу зияла дыра. Пятна и запах сообщили мне о ее предназначении. Рядом с циновкой стоял кувшин. В нем была вода. Я принюхалась, чтобы убедиться, что это действительно вода. Я окунула в него подол рубашки и вытерла с лица глупые слезы. Затем подошла к циновке и села на нее.

Я сидела долго. Потом легла. Должно быть, я ненадолго уснула. Услышав, как отпирается замок, я встала. Мужчина осторожно открыл дверь, оглядел комнату, затем посмотрел вниз на меня. Казалось, он был удивлен тем, что я такого маленького роста.

– Еда, – сказал он и передал мне глиняную плошку. Я была так удивлена, что просто стояла, сжимая ее в руках, пока он выходил и закрывал за собой дверь. Когда он ушел, я посмотрела в тарелку. Там была зерновая каша с лежащими сверху кусочками какого-то оранжевого овоща. Я отнесла ее к циновке и начала осторожно есть руками. Кто-то положил в миску столько еды, что ее бы хватило взрослому. Так много еды у меня не было уже давно. Я старалась есть медленно, думая о том, что делать дальше. Когда еда закончилась, я выпила немного воды и вытерла пальцы о подол рубашки. Свет, проникающий в мою маленькую комнату, тускнел. Я ждала, не случится ли что-нибудь еще, но больше ничего не происходило. Когда в камере стало темно, я легла на циновку и закрыла глаза. Я думала о своем отце. Я представляла, что бы он сделал со стражниками. Или с Двалией. Я представляла, как он душит ее, и, тяжело дыша, сжимала кулаки, настолько мне была приятна эта картина. Он бы проучил их. Он бы всех их убил ради меня. Но моего отца здесь не было. Он не мог узнать, где я. Никто не спешил мне на помощь. Какое-то время я плакала, а затем уснула, сжимая свечу моей мамы.

Когда я проснулась, на полу моей маленькой комнаты лежал небольшой квадрат света. Я воспользовалась дырой в полу, выпила еще воды. Я ждала. Ничего не происходило. Когда мне показалось, что прошло уже очень много времени, я начала кричать и стучать в дверь. Ничего. Когда я больше не могла кричать и стучать, я села на циновку. Потянувшись к Волку-Отцу, я не смогла найти его. Это было тяжелое мгновение. Я решила, что он всегда был просто придуманным. И сейчас я повзрослела, а мир вокруг меня был слишком реальным, чтобы придумывать что-либо.

Когда ты мне нужен, тебя нет. Как и всех остальных.

Когда ты отгораживаешься от меня, то не слышишь, и я не могу говорить с тобой.

Я отгородилась от тебя?

Это происходит, когда ты закрываешь свои мысли. Итак, мы снова в клетке. По крайней мере, твои захватчики добры к тебе. Пока что.

Пока что?

Тебя продадут.

Я знаю. Что мне делать?

Сейчас? Ешь, спи. Позволь своему телу исцелиться. Когда они выведут тебя отсюда, чтобы продать, будь со мной. Может, у нас получится сбежать.

Его слова подарили мне немного надежды, до этого у меня ее не было совсем. Той ночью я плакала, пока не уснула.

Когда следующим утром я проснулась, то почувствовала себя лучше, чем чувствовала долгое время до этого. Я осмотрела синяки на ногах и руках. Из черных и темно-синих они выцвели до желтых и бледно-зеленых. Мой живот болел не так сильно, как раньше, и я могла свободно сделать круг рукой. Я причесала пальцами отросшие волосы и сгрызла ногти покороче. Другой стражник принес мне миску с едой и наполнил кувшин для воды. Пустую миску он забрал с собой. Со мной он не разговаривал. У меня была еще одна большая миска еды. На этот раз в кашу были вмешаны нитеобразные волокна зелени, а сверху лежал кусок желтого овоща. Я все съела, а затем стала наблюдать за тем, как квадрат света передвигался с пола по стене, пока не исчез. Снова настала ночь. И снова я плакала и спала. Мне снилось, как отец отругал меня за то, что я не убрала чернила. Я проснулась в темноте с осознанием, что ничего подобного никогда не случалось, а мне бы хотелось, чтобы это могло произойти. Я уснула снова и увидела важный Сон о плавающем драконе, который взял в плен моего отца. Я проснулась, когда в комнате снова был квадрат света, и мне очень хотелось записать этот сон, но не было ничего, на чем можно было бы писать, как не было и ручки с чернилами. День я провела в попытках привязать свечу к подолу нижней рубашки, чтобы она не потерялась.

День прошел. Еще одна миска с едой. Как скоро они продадут меня? Как они отсчитывают три дня? Начинают ли они со дня, когда поймали меня, или со следующего? Я строила догадки о том, кто купит меня, и какого рода работу мне придется выполнять. Получится ли убедить их послать весточку моему отцу? Возможно, меня купят в качестве домашнего раба, и я смогу уговорить покупателей освободить меня за выкуп? Я слышала о рабах, но понятия не имела, как с ними обращаются. Будут ли меня бить? Держать в собачьей конуре? Я все еще думала об этом, когда услышала скрежет двери. Стражник открыл ее и отступил назад.

– Этот? – спросил он кого-то, и внутрь заглянул Керф. Он смотрел на меня безо всяких эмоций. Я была почти рада видеть его. Затем я услышала голос Двалии:

– Вот она, негодяйка! Сколько же с ней проблем!

– Она? – стражник был удивлен. – Мы думали, это мальчик.

– Мы тоже так думали! – воскликнул Винделиар. – Это мой брат! – Он всунул голову за дверной косяк и улыбнулся мне. Его щеки были не такими пухлыми, как раньше, и редкие волосы потускнели, но глаза все еще светились дружелюбием. Я ненавидела его. Они бы никогда не нашли меня, если бы он не управлял Керфом для Двалии. Он предал меня.

Стражник посмотрел на меня:

– Твой брат. Я вижу, как вы похожи, – но никто не засмеялся.

Я почувствовала слабость.

– Я не знаю этих людей, – сказала я. – Они лгут вам.

Стражник пожал плечами.

– На самом деле, мне без разницы, если они заплатят твой штраф, – он снова перевел взгляд на Керфа. – Она украла буханку пыльцевого хлеба. Вам нужно заплатить за нее.

Керф безучастно кивнул. Я знала, что Винделиар его контролирует, но получалось у него не слишком хорошо. Керф казался бестолковым, словно ему приходилось как следует подумать, прежде чем что-то сказать. Эллик всегда казался очень уверенным в себе. Это Винделиар терял свою магию, или что-то было не так с Керфом? Возможно, причина была в двух переходах через каменные колонны.

– Я заплачу, – сказал он наконец.

– Сначала плати, потом можешь забрать ее. Ты также должен заплатить за четыре дня ее пребывания здесь.

Они закрыли мою дверь и ушли. Я ощутила прилив радости оттого, что они обманом заставят его оплатить дополнительные дни, а потом с волнением подумала, что, возможно, это я потеряла счет времени и на самом деле находилась здесь четыре дня. Я ждала их возвращения, страшась того, что мне снова придется ехать с ними, но чувствуя почти облегчение, что кто-то другой будет отвечать за меня. Мне показалось, что прошло много времени, но наконец я услышала дверной скрежет.

– Идем, – гаркнула мне Двалия. – Ты стоишь гораздо меньше того количества проблем, которые приносишь.

Ее глаза обещали мне последующее избиение, но Винделиар глупо улыбался. Хотела бы я знать, почему он симпатизирует мне. Он был моим злейшим врагом, но в то же время и единственным союзником. Керф, кажется, тоже испытывал ко мне симпатию, но пока Винделиар контролировал его, на его помощь нечего было и рассчитывать. Возможно, мне стоило бы попытаться подружиться с Винделиаром. Возможно, если бы я была мудрее, то сделала бы это с самого начала.

У Двалии был длинный витой шнур. Прежде чем я успела возразить, она обвила его вокруг моей шеи.

– Нет! – закричала я, но она только затянула его туже. Когда я потянулась к шнуру, Керф схватил мою левую руку, а Двалия правую и завернула мне ее за спину. Я почувствовала петлю шнура на своем запястье. Она справилась с этим так быстро, что не оставалось сомнений – она делала это и раньше. Мне было неудобно оттого, что рука находилась слишком высоко, но я не могла опустить ее, не затягивая петлю на шее. Она держала конец шнура в своей руке. Она попробовала потянуть за него, и мне пришлось откинуть голову назад.

– Вот так, – сказала она с явным удовлетворением. – Больше никаких маленьких хитростей от тебя. Мы уходим.

После прохладной темноты моей камеры яркий свет дня причинял боль, и очень скоро мне стало жарко. Керф и Двалия шли передо мной, лишь едва ослабив мой поводок. Мне приходилось торопиться, чтобы успевать за ними. Винделиар семенил рядом со мной. Меня поражала его странная конституция – похожее на боб тело и короткие ноги. Я вспомнила, как Двалия назвала его «бесполым». Я подумала, кастрировала ли она его, как это делали наши мужчины с козлами, которых выращивали на мясо? Или он родился таким?

– Где Алария? – спросила я его тихо.

Он посмотрел на меня с несчастным видом.

– Продана в рабство. За деньги на еду и проезд на корабле.

Керф резко дернулся.

– Она была моей. Я хотел отвезти ее к матери. Она была бы хорошей служанкой. Почему я это сделал?

– Винделиар! – рявкнула Двалия.

На этот раз я открыла свои чувства и ощутила, что он делал с Керфом. Я попыталась это понять. Я знала, как поднять стены, чтобы отгородиться от мыслей отца. Мне приходилось делать это с ранних лет, просто чтобы держать в порядке собственные мысли. Но это ощущалось так, будто Винделиар поместил стену в мысли Керфа, отгородив их от него и заставив его разделить мысли Винделиара. Я надавила на стену Винделиара. Она не казалась прочной, но я не знала, как сломать ее. Затаившись, я слышала, как он шептал Керфу: «Не беспокойся. Иди с Двалией. Делай, как она скажет. Ни о чем не думай. Все будет в порядке».

Не касайся его мыслей. Не ломай его стену, – это предостережение исходило от Волка-Отца. – Слушай, но не позволяй ему обнаружить тебя там.

Почему?

Если ты найдешь путь к его мыслям, он найдет путь к твоим. Будь очень осторожна с проникновением в его разум.

– Куда мы идем? – спросила я вслух.

– Заткнись! – произнесла Двалия одновременно с Винделиаром, который сказал:

– К кораблю, чтобы продолжить наше путешествие.

Я замолчала, но не потому, что так приказала Двалия. Всего на мгновение я ощутила, как трудно было Винделиару говорить, поспевать за Двалией и контролировать Керфа. Он был голоден, его спина болела, и ему требовался отдых, но он знал, что просить Двалию остановиться будет себе дороже. Сохраняя тишину, я чувствовала, как его внимание сосредотачивается на Керфе. Итак. Если отвлечь его, контроль ослабнет. Это была маленькая, но полезная новость.

Точишь когти и клыки. Ты учишься, детеныш. Мы выживем.

Ты существуешь на самом деле?

Он не ответил, но Винделиар склонил голову и странно посмотрел на меня. Поднять стены. Держать его подальше от моего разума. Теперь мне придется быть настороже. Я сосредоточилась на самозащите и знала, что отгораживаясь от Винделиара, я также отгораживаюсь и от Волка-Отца.

 

Глава восьмая. Тинталья.

Этот сон был похож на движущуюся картину. Свет был тусклым, словно поверх всего размыли бледно-серую или голубую краску. Яркие блестящие ленты колыхались на медленном ветерке, который приходил и уходил, приходил и уходил, так что ленты поднимались и опускались. Они мерцали знаменами из золота и серебра, алым, лазурным и изумрудным. Яркие узоры в виде алмазов или глаз и скрученных спиралей пробегали вдоль каждого знамени.

Во сне я приблизилась, плавно переместившись к ним. Там не было звуков, и мое лицо не ощутило касания ветра. Затем ракурс изменился, и я увидела огромные змеиные головы, тупоносые, с глазами размером с дыню. Я подходила ближе и ближе, хотя и не желала этого, так что, в конце концов, я смогла разглядеть слабый отблеск сети, которая удерживала всех этих существ, как жаберная рыболовецкая сеть удерживает рыбу. Нити сети были почти прозрачными, и каким-то образом я знала, что все эти создания одновременно устремились в нее, чтобы оказаться пойманными и утонуть там.

Этот сон был достоверен, как то, что произошло, и произошло не единожды. И повторится снова и снова. Я не могу остановить то, что уже сделано, но также я знаю, что это случится опять.

                                          Дневник сновидений Пчелки Видящей.

В дверь нашей комнаты постучали ранним утром следующего дня. Я скатился с кровати и встал. Шут даже не вздрогнул. Босиком я неслышно подошел к двери, помедлил, чтобы отбросить волосы с лица, и затем открыл. Снаружи был король Рейн, он откинул назад капюшон своего плаща, вокруг него на пол стекла вода. Лоб блестел от дождя, и капли застряли в редкой бороде. Рейн усмехнулся мне белыми зубами, неуместными на тонком чешуйчатом лице.

– Фитц Чивэл! Хорошие новости, и я хотел сразу же поделиться ими. Прилетела птица с того берега реки. Смоляной прибыл туда.

– Из-за реки? – похмельная головная боль разразилась внезапным бряцаньем в моей голове.

– Из деревни. Барже гораздо проще причалить там, чем на этом берегу, и для капитана Лефтрина лучше разгружаться там и понемногу переправлять груз через реку. У Смоляного полные трюмы: рабочие для фермы, дюжина коз, мешки с зерном. Три дюжины кур. Мы надеемся, козы приживутся лучше, чем овцы. Овцы были бедствием – я думаю, только трое пережили зиму. В этот раз мы будем держать кур в заграждении, – он поднял голову и извинился: – Простите, что разбудил вас так рано, но я думал, вы захотите узнать. Корабль будет нуждаться в очистке перед тем, как будет пригоден для пассажиров. День, может быть, два, в худшем случае три. Но скоро вы сможете отправиться.

– В самом деле, приятные новости, – сказал я ему. – Хотя ваше гостеприимство было замечательным, мы с нетерпением ждем возможности продолжить наш путь.

Он кивнул, разбрызгивая вокруг капельки воды.

– Есть другие, которых я должен уведомить. Простите, мне нужно торопиться.

И он ушел, усеивая каплями коридор. Я попытался представить Дьютифула, передающего такое сообщение гостю. Наблюдая, как он уходит, я почувствовал укол зависти к тому, как непринужденно драконьи торговцы общаются. Возможно, у меня всегда все было шиворот-навыворот. Возможно, то, что я был бастардом, дало мне гораздо больше свободы, чем жизнь в рамках правил, которые связывают принца.

Я закрывал дверь, когда Шут переполз на край кровати.

– Что это было? – спросил он несчастно.

– Король Рейн с новостями. Смоляной пришвартовался на том берегу. Мы отправляемся через день-два.

Он спустил ноги с кровати, сел, а затем, наклонившись вперед, спрятал лицо в руках.

– Ты напоил меня, – пожаловался он.

Я так устал лгать.

– Есть вещи, которые я должен знать. Так или иначе, Шут, тебе нужно было поговорить со мной.

Он медленно, осторожно оторвал голову от рук.

– Я очень сержусь на тебя, – сказал он тихо. – Но я должен был этого от тебя ожидать. – Шут снова спрятал лицо. Его следующие слова были приглушенными: – Спасибо.

Он выбрался из кровати, двигаясь так, будто мозги могут вытечь из черепа, и заговорил голосом Янтарь:

– Тимара просила меня выделить время для визита. Полагаю, ей чрезвычайно любопытно узнать о Серебре на моих руках и том, как оно воздействует на меня. Я думаю сегодня навестить ее. Вызовешь Спарк помочь мне одеться?

– Конечно, – я отметил, что Янтарь не попросила меня проводить ее. Я подумал, что заслужил это.

В тот день, когда дождь ослабел, я рискнул выйти на улицу с Лантом. Мне хотелось увидеть башню с картой. Впервые я увидел ее много лет назад, когда случайно прошел через Скилл-колонну и очутился в Кельсингре. Точные карты, которые дали мне Чейд и Кетриккен, не выжили после медвежьей атаки, так что я надеялся освежить то, что помню, взглянув на карту Элдерлингов. Но мы не успели далеко уйти, как я услышал дикий рев драконов, а затем крики возбужденных людей.

– Что это? – спросил меня Лант и выдохнул: – Нам следует вернуться к остальным.

– Нет. Это приветственные крики. Вернулся дракон, один из тех, которых давно не было, – порыв ветра донес до моих ушей имя. – Тинталья возвращается, – сказал я ему, – и я снова ее увижу.

– Тинталья, – произнес Лант с тихим благоговением. Его глаза были широко распахнуты. – Риддл говорил о ней. Королева-Драконица, пришедшая, чтобы помочь освободить Айсфира, а затем ставшая его самкой. Та самая, которая принудила Айсфира положить голову на домашний очаг в материнском доме королевы Эллианы, чтобы выполнить условие, поставленное Эллианой Дьютифулу.

– Тебе все это известно?

– Фитц, это известно каждому ребенку в Шести Герцогствах. Нед Гладхарт поет ту песню про драконов, в которой одна из строчек: «Синее сапфиров, мерцая подобно золоту». Я должен увидеть ее собственными глазами!

– Я думаю, мы увидим, – прокричал я, потому что дикий хор трубивших драконов заглушал наши голоса. Они поднялись из города в знак приветствия или вызова. Это было удивительное зрелище, в котором в равной степени мешались красота и ужас. Они резвились, как ласточки перед бурей, но эти существа были больше, чем дома. Они мерцали и сверкали на фоне покрытого облаками неба красками, более похожими на драгоценности, чем на живую плоть.

Затем я увидел Тинталью, летящую высоко над верхушками деревьев. На мгновение мне показалось, что она очень близко, но затем, когда она подлетела ближе, я понял, что ошибся. В действительности она была огромной – она затмевала любого из драконов, которого мы видели в Кельсингре, – и она была намного больше, чем когда я видел ее в прошлый раз.

Эта драконья королева была осведомлена о переполохе, вызванном ею в городе. Она пронеслась над нами, делая большой круг. Пока она спиралью спускалась, делая круг за кругом, я едва мог оторвать от нее глаза. Сердце забилось в восхищении, и я обнаружил, что лицо расползлось в улыбке. Я ухитрился бросить взгляд на Ланта и увидел, что он сложил руки на груди и улыбается ей.

– Драконьи чары, – прохрипел я, но так и не смог прекратить улыбаться. – Осторожно, Лант, или ты запоешь!

– О, ярче сапфиров и мерцающая, как золото! – в его голосе звучала музыка и тоска. – Песня менестреля не в силах отдать ей должное. Она переливается золотом и серебром, она синее драгоценных камней! О, Фитц, вот бы мне никогда не отрывать от нее взгляда!

Я ничего не говорил. Рассказы о драконьих чарах были хорошо известны теперь во всех Шести Герцогствах. Некоторые никогда не становились их жертвами, а другие были околдованы простым взглядом дракона на расстоянии. Лант бы не услышал никаких предостережений от меня сейчас, но я надеялся, что чары рассеются, как только Тинталья исчезнет из виду. Не будь мои Скилл-стены уже поднятыми для защиты от голосов Кельсингры, то, вероятно, и я бы почувствовал такое же головокружение, как и Лант.

Скоро стало ясно, что она приземлится на площади перед Залом приветствий. Лант торопился, и я не отставал от него. И все же она была на земле прежде, чем прибыли мы и стали собираться Элдерлинги и младшие драконы. Лант попытался ринуться вперед, но я поймал его за руку и удержал.

– Королева Малта и король Рейн, – предостерег я Ланта, – и их сын. Они будут первыми, кто поприветствует ее.

И они были первыми. Даже драконы Кельсингры держались на почтительном расстоянии – нечто, чего я не ожидал. Тинталья неторопливо сложила крылья, дважды встряхнув ими, словно желая убедиться, что каждая чешуйка на своем месте, прежде чем постепенно закрыла их под хор восхищенных вздохов собравшихся. Когда Рейн и Малта появились вместе с Фроном, следующим за ними по пятам, мне стало ясно, что Малта успела торопливо прихорошиться, а Рейн надел чистую тунику и пригладил волосы. Фрон улыбался в благоговейном изумлении, но выражение лица Малты было более сдержанным, почти холодным, когда она спустилась по ступенькам, чтобы предстать пред Тинтальей. Королева к королеве, осознал я, несмотря на разницу в размерах.

Рейн шел рядом с Малтой, но в шаге позади, когда королевы вышли вперед поприветствовать друг друга. Тинталья изучала Малту, ее шея выгнулась, а глаза медленно вращались, пока она осматривала ее. Выражение лица Малты не изменилось, когда она равнодушно сказала:

– Итак, ты вернулась в Кельсингру, Тинталья. На этот раз твое отсутствие было долгим.

– Разве? Для тебя возможно, – рев драконицы был музыкальным, и вместе со звуком голоса разносились ее мысли. – Ты должна помнить, что драконы не измеряют время в крохотных капельках дней, которые кажутся столь значительными людям. Но да, я вернулась. Я прибыла пить. И чтобы меня хорошо вычистили.

Как будто наказывая Малту за упрек, драконица проигнорировала Рейна и качнула головой, чтобы посмотреть вниз на Фрона, который взирал на нее с обожанием. Глаза драконицы завращались с нежностью. Она склонилась и выдохнула на него, и я увидел, как одежда мальчика пошла волнами от ее дыхания. Внезапно она вскинула голову, а затем с негодованием уставилась на него.

– Это мое! Кто вмешался в его изменения? Какой глупый дракон осмелился изменить то, что принадлежит мне?

– Ты имеешь в виду, кто осмелился спасти ему жизнь? Кто осмелился исправить его тело так, чтобы ему не приходилось выбирать между пищей и дыханием? Об этом ты спрашиваешь? – требовательно переспросила Малта.

Взгляд Тинтальи перепрыгнул на Малту, ее горло и щеки покрылись красными пятнами, а чешуйки на шее резко встопорщились в ряд гребней. Я думал, королева Малта, по крайней мере, отступит. Вместо этого она шагнула вперед, Рейн одновременно переместился с ней, все также держась рядом. Я был поражен, увидев схожий румянец, окрасивший гребень из плоти над ее лбом. Малта стояла, уперев руки в бедра и запрокинув голову. Узоры на чешуйках ее лица повторяли в миниатюре, как в зеркале, узоры Тинтальи.

Огромные глаза дракона сузились:

– Кто? – снова потребовала она ответа.

Холодок пополз по моему позвоночнику, и я задержал дыхание. Никто не проронил ни слова. Ветер бродил среди нас, вдобавок к ознобу взъерошивая волосы и заставляя краснеть носы.

– Я думал, ты будешь рада увидеть, что я до сих пор жив. Ведь без изменений, произошедших во мне, сомневаюсь, что так и было бы, – Фрон шагнул вперед и встал между родителями и драконицей. Рука Малты потянулась, чтобы удержать его в безопасности, но Рейн перехватил своей рукой ее запястье. Медленно он опустил ее руку вниз и затем сжал в своей. Он что-то проговорил Малте, и я увидел, как ее лицо на миг исказилось страданием. Она вынуждена была молча смотреть, как ее сын противостоял сформировавшему их всех дракону.

Тинталья не отвечала. Признает ли она, что ей было все равно, жив мальчик или умер? Но она была драконом.

– Кто? – потребовала она, и цвета на ее горле вспыхнули ярче. Никто не ответил, и тогда она просто толкнула Фрона в грудь мордой. Он отшатнулся, но не упал. Этого было достаточно.

– Держись от меня подальше, – сказал я Ланту и сделал три шага на открытое пространство, окружавшее дракона. Мои стены были напряжены. Я усилил голос до крика:

– Тинталья! Я здесь!

Быстрее броска змеи она повернула голову, и ее пристальный взгляд обратился ко мне. Я практически ощущал давление этого тяжелого взгляда, когда она сказала:

– И кто же ты, тот, кто осмелился использовать мое имя?

– Ты знаешь меня, – я говорил сдержанно, но громко, чтобы быть услышанным. Фрон оглянулся на родителей, но не стал отступать и укрываться за их спинами.

Тинталья фыркнула. Она переместилась и оказалась передо мной. Запах ее дыхания был мясным и сильным.

– Мало тех людей, кого я знаю, маленький комарик. Тебя я не знаю.

– Но ты знаешь. Это было много лет назад. Ты желала выяснить, где находится черный дракон, и преследовала меня во снах. Ты хотела освобождения Айсфира из его заточения. Я один из тех, кто сделал то, что ты сделать не могла. Я сломал ледник и освободил его от обоих видов мук – ото льда и от пыток Бледной Женщины. Так что ты знаешь меня, драконица. Также, как знаешь мою дочь, Неттл. И тебе известно, что ты моя должница.

Общий вздох пронесся вслед за моими словами. Краем глаза я увидел, как на ступеньках появилась леди Янтарь, Спарк и Пер сопровождали ее с обеих сторон. Я молился, чтобы она не вмешалась и тем самым уберегла молодежь от знакомства с драконом. Тинталья пристально смотрела на меня, ее глаза переливались золотом и серебром, и я чувствовал давление ее разума на мой. На мгновение я опустил свои стены пред ней. Я показал Неттл в ее наряде с крыльями бабочек из снов. Затем я захлопнул врата моего сознания, вытолкнув ее прочь и отчаянно надеясь, что мои стены смогут выстоять.