Текст книги "На дальних мирах (сборник)"
Автор книги: Роберт Сильверберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 44 (всего у книги 58 страниц)
Ловушка
© Перевод А. Жаворонкова
14, третьего месяца, 2217 года
Увидеть деревья-капризки в нашей долине можно уже повсюду. До чего они красивы! Только представьте: изящные хрупкие ветви, увенчанные очаровательными розовыми цветками, грациозно покачиваются, уносимая ветром пыльца устилает землю золотистыми сугробами, а мускусный аромат навевает самые приятные воспоминания. Новые побеги капризок вырастают за считаные часы, как по мановению волшебной палочки. Дюжина здесь, другая там. Распространяются с быстротой лесного пожара, с неотвратимостью стихийного бедствия.
– Вселенная,– говаривал мой папаша,– обязательно убьет тебя, дашь ты ей шанс или нет. Везде и всюду людей подстерегают ловушки.
Ловушка в столь благословенном крае, как наша долина? Что-то не верится. Почва здесь плодородная, климат круглый год мягкий, ежедневно после полудня дует теплый южный бриз. Правда, дождей выпадает маловато, зато вдоволь фунтовых вод. И самое главное, местные туземцы совершенно безобидны.
– Слишком уж житье здесь легкое и беззаботное,– сказал бы на это мой папаша.– Ищи скрытую ловушку.
Скрытую ловушку? Но существует ли она?
Что ж, поживем – увидим.
16, третьего месяца, 2217 года
Мы – обычные фермеры, отказавшиеся гнуть спины в мирах, где вся земля давным-давно поделена. Мы в поте лица пашем местную серую почву ради того, чтобы наши праправнуки стали здешними баронами и герцогами.
Конечно, испокон веков здесь живут привидки, но они спокойные, миролюбивые, и им нет дела до будущих графств и герцогств. Поэтому мы преспокойно прокладывали дорогу и перерабатывали местные минералы и растения в насыщенный питательными веществами торф.
Но спокойной жизни неожиданно пришел конец! Отыскалась все-таки проклятая скрытая ловушка – растения-капризки...
Первую капризку посадила Хелин Ганнетт. Та самая Ганнетт, которую по праву прозвали «Зеленые пальцы». Ведь под ее опекой расцветают даже безнадежно увядшие цветы и сухие ветки.
Поначалу капризка была спокойным, почти сферическим кустом, в обхват взрослого мужчины, не выше десятилетнего ребенка. Гладкие розовые тонкие стебли с красной сердцевиной под полупрозрачной корой изящно обвивали друг друга, между бирюзовыми листьями в форме подков там и здесь набухали бутоны. Хелин посадила капризку среди полусотни иных местных растений перед дверью своего дома. Все растения у нее были тщательно ухожены, каждое глубоко посажено в темный песчаный фунт, вокруг основания ствола насыпана горка земли, препятствующая испарению влаги.
Ничего не скажешь, умелый садовник наша Хелин.
– Как ты назвала это растение? – спросила у нее как-то моя супруга.
– Капризка.
– Почему именно капризка?
– Да потому что посадила я ее, повинуясь минутному капризу. Гляди, как быстро растет.
Капризка действительно росла как на дрожжах. Высаженный Хелин черенок был всего лишь с руку длиной. За ночь он пустил корни. Через фи дня на нем появились ветви. Еще через неделю он уже превратился в крепкое деревце, теснившее другие растения. Куст-монстр. Напасть, а на вид безобидное растение.
– У тебя дар,– сказала Хелин моя жена,– Что бы ты ни посадила, все растет и дает обильные плоды.
– Да какой там дар,– отмахнулась Хелин.– Просто надо помнить, что растения живые. Люби их, заботься о них, и они потянутся к свету.
Через несколько дней метрах в тридцати от первой капризки, у дома Ника и Натали Вонг, что через дорогу, потянулась вверх вторая капризка. Поначалу побег был малюсеньким, робким, но, едва пробившись из под земли, пошел в рост и через неделю достиг того же размера, что и капризка у дома Хелин, хотя о нем никто не заботился. Не те это люди, Вонги.
– Должно быть, моя капризка дала побег,– предположила Хелин,– Поразительная приспособленность к жизни. Всего двух недель от роду, а уже пускает побеги.
Достигнув трех метров высоты, капризка Хелин зацвела. Гроздья цветов на концах веток, напоминающие рои светлячков, имели столь интенсивную окраску, что казалось, от них исходит тепло. Даже после заката солнца в призрачном свете трех лун их было видно за квартал.
О том, что капризка Хелин зацвела, я узнал от жены и, улучив свободную минуту, пошел полюбоваться. Поверьте мне на слово: основывать поселение, даже в таком гостеприимном мире, как наш, это дело не из легких. Свободного времени почти не остается, но я все же выкроил часок перед сном. На крыльце дома Хелин сидели четверо привидок – самец, две самочки и один двуполый. Встретив меня холодными рыбьими улыбками, они вновь уставились на цветущую капризку. Никогда толком не разберешь, что у привидок на уме, но эти были явно зачарованы кустом.
Так мы сидели и молчали. Через минуту двуполый повернулся ко мне и, разевая не в такт словам беззубый рот, спросил:
– Красивый куст, как по-вашему?
– Да,– подтвердил я.– Красивый.
– И мы находим его красивым.
– Приятно, что наши мнения совпадают.
– И цветы очень красивые.
– Да, очень красивые.
– Очень, очень красивые.
Внешне привидки не слишком симпатичные – низенькие, склизкие, бледно-зеленые, почти прозрачные кальмары, передвигающиеся по суше на многочисленных щупальцах. Дружелюбными их не назовешь, но они миролюбивы и вежливы, нашей высадке и дальнейшему расселению не препятствовали. Что они думают о нас, никому не ведомо. Скорее всего, в их убогом представлении мы боги, сошедшие с небес в огненных колесницах. При нашем появлении они поспешно отступили на восток и наверняка нашли там новые земли. Время от времени они появляются в городе, глазеют на все и вся, изредка заговаривают с нами. На англике изъясняются вполне сносно. Сказались, видимо, врожденные способности к звукоподражанию.
Еще минут пять-десять я и привидки сидели на крыльце и любовались цветущей капризкой, по высоте сравнявшейся с крышей дома Хелин. Меня поразило, что при малейшем дуновении ветра из раскрывшихся цветков густыми облаками вылетает пыльца. Цветочный аромат очаровывал. Сначала он напомнил мне духи, которыми много лет назад пользовалась моя мать, затем – аромат молодого недобродившего вина, а еще через минуту я будто ткнулся носом в грудь жены сразу после того, как она приняла ванну.
Вскоре в квартале от городской площади появилась третья капризка. Чуть позже, поблизости,– четвертая. Потом пятая. Через день их повылазило столько, что мы сбились со счету.
Тогда-то и начались неприятности. Поначалу не слишком серьезные. Цветы на капризках опали, и на их месте завязались ярко-красные стручки. Через несколько солнечных дней стручки выросли и начали с оглушительным грохотом взрываться, разбрасывая, словно картечь, на десятки метров вокруг семена с острыми кромками. Едва коснувшись земли, они прорастали. Прежде чем мы догадались носить пластиковые кольчуги и шлемы, пострадало одиннадцать человек, а Сэм Кингстон лишился правого глаза.
Листья на отцветших капризках наполнились жидкостью, близкой по составу к серной кислоте. При малейшем ветерке они облетали и кружили в воздухе, как снопы искр. Если такой лист слегка касался кожи, ожоги не проходили неделями.
За несколько дней с капризок облетели все жгучие листья, и тут же выросли новые. Эти были крупнее и мясистей прежних, а с их кончиков то и дело опадали белые кристаллы. Тогда-то на городскую площадь примчалась, как угорелая, Хелин и заголосила:
– Мой сад умирает! Гибнут все растения! Все, кроме капризок!
Кристаллы оказались гидроокисью натрия – едким натром. Капризки, извлекая это вещество из грунтовых вод, накапливали его в специальных полостях стволов, и падающие с листьев кристаллы вскоре превращали землю вокруг в щелочную пустыню, где могли расти одни капризки.
В долине к тому моменту выросли уже сотни капризок. Они были повсюду – перед жилыми домами и амбарами, вдоль улиц и в парке. Появились они и за городом, поначалу только по краям полей, но белая зона смерти ширилась день ото дня, вытесняя земные растения.
– Выкорчуем их,– предложил я на общем собрании.
Меня тут же поддержал Майк Зуков, а затем и остальные жители городка. Мы вышли на улицы с тепловыми колунами и бензопилами, начали с капризки Хелин и через три часа свалили не меньше двух десятков.
За нами пристально наблюдали привидки.
– Они же потешаются над нами,– заявил вдруг Бад Гласник.
– С чего ты взял? – поинтересовался у него я.– Неужели прочитал на их плоских физиономиях?
– Нет, но...
Вскоре мы обнаружили, что опасность представляют не столько сами капризки, сколько их бесчисленные корни. Уходя на глубину пятидесяти, а порой и ста метров, они добирались до грунтовых вод. Выкопать их оттуда не было никакой возможности. Ствол можно было спилить или срубить, но через час-другой на пеньке появлялись молодые побеги. Если мы выкорчевывали и пенек, ветки вырастали из оставшихся в земле обрубков корней, порой метрах в тридцати от уничтоженной капризки.
К тому же приходилось быть предельно внимательными с каждой щепочкой. У оброненной на влажный фунт щепки в палец длиной, у мелкого кусочка коры вскоре вырастали корешки. Подбирать щепки мы поручили детям, но как они ни старались, все равно пропускали одну щепку из каждых пяти. К утру уже тысячи молоденьких капризок помогали своим старшим сестрам и братьям превращать нашу плодородную долину в пустыню.
– Как получилось, что до сих пор вся ваша планета не покрыта сплошными зарослями капризок? – спросил я у старшего на вид привидка.– Как вы ухитряетесь избавляться от них?
– Да легче легкого,– ответил тот.– Как только поблизости появляются капризки, мы напускаем на них жуков хугу, и жуки в мгновение ока поедают капризок. Хугу очень любят есть капризок.
Конечно, хугу – не совсем точное название жуков, но человеческий язык не в состоянии воспроизвести звуки, которые издал убеленный сединой привидка. Но «хугу» очень похоже на то, что он сказал.
Идея скормить капризок жукам хугу сразу же пришлась всем по сердцу. Загвоздка заключалась в том, что в нашей долине хугу отродясь не водились. Привидки, судя по всему, не имели ничего против капризок, но, опечаленные увяданием наших садов, полей и парков, милостиво согласились совершить паломничество в священную землю Глопглип, где обитали хугу, и принести нескольких сюда. Священная земля, конечно, называлась вовсе не Глопглип, но весьма и весьма похоже.
Либо священная земля Глопглип находится на другом конце континента, либо привидки не особо спешат. Жуков хугу мы дожидаемся уже давненько.
Капризки меж тем времени даром не теряли: офавив едким натром верхний плодородный слой почвы и осушив до последней капли фунтовые воды, они превратили нашу зеленую цветущую долину в белую щелочную пустыню – идеальную для себя среду обитания. Теперь куда ни кинешь взгляд, всюду увидишь лишь море колышущихся на ветру розовых цветов, гладкие, сияющие, точно древний фарфор, стволы да прорастающие из земли побеги капризок. Красотища, от которой на куски разрывается сердце.
23, шестого месяца, 2217 года
Паломники наконец вернулись из священной земли Глопглип с дюжиной больших плетеных бутылей. В бутылях находились самые безобразные из когда-либо созданных Господом тварей – насекомые длиной со средний палец, с желтыми ядовитыми скорпионьими хвостами, с острыми блестящими ярко-красными жалами и зелеными глазищами навыкате, светящимися в сумерках. Кроме того, что жуки хугу безобразны, они еще и невероятно прожорливы. Смысл их существования – пожирание, а пожирают они, на наше счастье, капризок.
Жуки сразу же дружно взялись за дело. Расправляться с капризкой они начали с листьев, затем принялись за ветки, потом сожрали ствол до основания и, не останавливаясь, вгрызлись в корни. Поглотив растение до последней молекулы, отложили глубоко под землей яйца, а через считаные дни на свет выползло новое поколение хугу, чтобы тут же наброситься на капризок.
За первую неделю жуки сожрали всех капризок в восточной части долины от пограничной линии до центра города и ежечасно разрастающейся армией двинулись к западу, а третье поколение жуков достигло границ полей.
Глядишь на них, и по спине бегут холодные мурашки. Радует лишь мысль, что жуки хугу обречены. Подъев последнюю кап-ризку, они неминуемо вымрут с голоду. Большинство городских районов уже полностью очищено от проклятых растений, но стоит пробиться молодому побегу, как жуки возвращаются и приканчивают его.
Без капризок долина выглядит опустошенной. К счастью, недавно прошедший дождь смыл корку гидроокиси натрия, и сразу же из-под земли потянулись зеленые ростки обычных земных растений.
Мы сутками отсиживаемся по домам, ожидая окончания расправы с капризками. Оно и понятно! Кому охота оказаться снаружи, когда там свирепствуют армии ненасытных жуков хугу? Мы благодарны жукам за то, что они нещадно изничтожают капризок, но их вид нам не по душе. Если честно, мы даже слегка их побаиваемся и оттого терпеливо ждем, когда, съев последнюю капризку, жуки хугу либо вымрут, либо отправятся на поиски новых пастбищ. Скорее бы!
Из-за проклятых капризок потерян весь урожай этого сезона, запасы нашей пиши тают на глазах. Уверен, мы быстро восполним потерянное, если вернемся к привычным работам на полях. Вопрос в том, прикончат ли хугу капризок прежде, чем нас прикончит голод.
18, восьмого месяца, 2217 года
Вчера прошел самый обильный дождь со времени нашего прибытия на эту планету. Стоит великолепная погода; беда в том, что поля пусты.
Ни единой капризки не осталось, но жуки хугу по-прежнему здесь. И они чертовски голодны.
– Не ты ли уверял, что жуки хугу не едят ничего, кроме капризок? – подозрительно щурясь, спросил у меня Бад Гласник.
– Так, вроде бы, говорили привидки,– ответил я.
– Но случилось иначе,– хмуро пробурчал Билл Ганнетт.
– Да,– подтвердил я.– Случилось иначе.
Случилось так, что, покончив со своей основной задачей, хугу принялись за остальное. Прежде чем мы догадались наглухо запечатать амбары, ненасытные жуки сожрали большую часть наших запасов посевного зерна, затем съели трех котов и почти всех собак в городе. Они даже напали на Майка Зукова и отхватили у него такой приличный кусок левой ноги, что бедняга загремел на стол хирурга.
Выяснилось, что жуков отпугивают огнеметы. Но, к сожалению, ненадолго. Мы испробовали все имеющиеся у нас яды, однако жукам требуется доза, которая отравит на года все земли. Поэтому мы сидим, запершись в собственных домах, а вокруг, щелкая жалами, шныряют проклятые жуки, карабкаются по стенам и выискивают малейшие щелки, стремясь добраться до нас.
Напрашивается законный вопрос: едят ли жуки хугу привидок? Если не едят, то почему?
Похоже, привидки заранее знали, что собой представляют жуки хугу, но все же принесли их из священной земли Глопглип и выпустили на свои земли.
Завтра с утра мы с Уиллом Нордлундом и Бриайсом Фолком, закутавшись поплотнее в толстые одежды, отправимся на тракторе в земли туземцев. Если отыщем привидок, непременно дознаемся , как избавиться от жуков хугу после того, как те покончили с капризками.
29, восьмого месяца, 2217 года
– Да-да, конечно,– заявили нам привидки в один голос.– У жуков хугу есть заклятый враг. Птицы джуджуб с удовольствием едят жуков хугу.
Птицы на туземном языке, конечно же, назывались не джуджуб, а несколько иначе, но весьма похоже на «джуджуб».
Я спросил:
– А где нам достать хотя бы пару птиц джуджуб?
– Эти птицы обитают только на священной земле Глопглип,– ответили привидки.
Уилл Нордлунд достал из кармана карту и попросил:
– Покажите, где расположена священная земля Глопглип
– Нет! Нет! – поспешно завопили привидки.– Глопглип – священная земля. Непосвященным туда пути нет.
– Но нам позарез нужны птицы джуджуб,– взмолились мы.
Посовещавшись, привидки заявили, что показать дорогу к священной земле Глопглип они нам не могут, но с радостью отправятся туда сами и принесут нам птиц джуджуб.
– Как скоро? – спросили мы.
– Выйдем мы сразу, как только настанет время паломничества,– ответствовали привидки.
– А это когда?
– Как только год пойдет на излом,– сказали привидки.
– Через пять месяцев?!
– Именно,– подтвердили они наши самые худшие опасения.
– Но мы не протянем так долго. Войдите в наше бедственное положение! Почему бы не отправиться в палом ничество прямо сейчас?
– Нет! Нет! – был единодушный ответ.– Святотатства мы не допустим!
7, одиннадцатого месяца, 2217 года
Привидки все-таки сжалились над нами и месяц назад отправились в священную землю Глопглип. Есть надежда, что к весне они вернутся с птицами джуджуб.
Если мы к тому времени не помрем с голоду, что весьма вероятно, то птицы джуджуб сожрут проклятых жуков хугу, как прежде жуки сожрали капризок. Тогда мы засеем поля и примемся, как и прежде, в упоении закладывать будущие графства и герцогства. Пока же мы не смеем высунуть носа из домов. Целыми днями только и слышны жужжание проклятых жуков и скрежет их жал. Жуки отчаянно голодны и, судя по всему, покидать здешние места не намерены. Едва в наших полях и садах, очищенных от капризок, пробивается зеленый росток, как на него тут же набрасываются полчища жуков.
Вчера вечером, за игрой в покер, мне в голову пришла мысль: если и капризки, и жуки хугу, и птицы джуджуб связаны единой экологической цепочкой, а хугу и джуджуб нездешние – получается, и капризки тоже родом не отсюда. Но где же тогда Хелин раздобыла первую капризку, с которой начались наши беды?
Я спросил ее об этом и заметил в ее глазах панический ужас.
– Мне... Мне ее подарили привидки,– трепеща всем телом, прошептала она.– Не говори никому! Привидки принесли мне крошечный ростоки, как обычно беззубо улыбаясь, сказали, что это особый подарок лучшему в долине садовнику. Растение мне до того понравилось, что я, не подозревая подвоха, тут же посадила его на почетном месте перед домом. Пожалуйста, не говори никому! Умоляю!
Теперь понятно, как из Глопглипа в нашу долину попала проклятая капризка. Занятную ловушку подготовил нам этот мир. Теперь без привидок мы здесь не выживем, а они, как стало ясно, относятся к нам вовсе не по-дружески. Они очень вежливы и будут с радостью приносить нам все новые и новые средства от бедствий, причиненных их предыдущими дарами. За птицами джуджуб, вероятно, последуют крысы флипфлап, которые питаются яйцами птиц, ставших вдруг смертельно опасными, а за крысами... Кто знает?
Я пишу эти строки, а по оконному стеклу, гнусно скрипя лапками, ползут и ползут жуки хугу.
Как ни стараюсь, выхода из создавшегося положения не нахожу. Уберемся ли мы восвояси или останемся, уповая на милость привидок, ясно одно: графствам и герцогствам в ближайшие столетия на этой планете не бывать.
Охотники в лесу
© Перевод О. Зверевой
За двадцать минут пути на глаза не попалось ничего более примечательного, чем стрекоза размером с ястреба. Она промелькнула перед окном времямобиля и умчалась прочь. И Мэллори решил, что пришло время для второго варианта: покинуть безопасную уютную кабину и рискнуть пройтись пешком в пелене испарений – этаким беззащитным пигмеем из будущего среди динозавров в полном запахов лесу позднемелового периода. Именно так он и задумывал – постоянно стремиться к опасностям, пережить все возбуждение охоты, когда не знаешь наверняка, охотник ты или жертва.
Первый вариант – это безвылазно сидеть в капсуле в течение всей поездки (а он записался на двенадцать часов) и наблюдать за происходящим через непробиваемое стекло. Совершенно безопасный вариант, безусловно. Но и совершенно провальный, если ты прибыл сюда для того, чтобы хоть раз в жизни немного поволноваться. Третий вариант – о нем только перешептывались и, какие бы слухи ни ходили, его никто еще не выбирал – был тоже провальным, но в другом смысле. Просто без оглядки уйти в лес. В заранее установленный срок (обычно через двенадцать часов, и уж никак не более чем через сутки) капсула вернется на исходную позицию в двадцать третьем веке – даже и без пассажира. Но Мэллори вовсе не собирался губить себя. Все, что ему нужно,– это встряхнуться, испытать доселе неведомое ощущение настоящего страха, чтобы зазвенело в ушах и похолодело в животе. Уловить тог старый добрый дух приключений, которого днем с огнем не сыскать в современном мире, где риск оказался на грани исчезновения. Но здесь, в мезозое, риска сколько угодно, лишь заплати за вход. Всего-то и нужно – выйти из капсулы и поискать. Итак, второй вариант как раз для него – небольшая приятная прогулка, а потом назад, в капсулу, задолго до того, как она отправится в обратный путь.
С собой он взял лазерное ружье, рюкзак-аптечку и немного еды. Прицепил к поясу приборчик-гид, а на плече закрепил питье. Но никакого шлема и баллона – он будет смело вдыхать юз-дух мелового периода. Отказался он и от безразмерного бронежилета, который настойчиво предлагала ему капсула. Это же и есть тот самый дух второго варианта: уйти незащищенным в мезозойский рассвет.
Итак, открыть люк. Спрыгнуть со ступенек. Подошвы ботинок спружинили на мягком доисторическом дерне.
Вокруг сыро, но лицо овевает удивительно приятный ветерок. Словно ты в тропиках, но без их невыносимой жары. Пахнет вокруг довольно странно. Должно быть, содержание азота и двуокиси углерода отличается от привычного ему воздуха и, конечно же, здесь нет той грязи, что выброшена в атмосферу за шесть веков развития промышленности. Но есть и еще что-то, какая-то примесь, сладковатая и резкая одновременно. Возможно, это запах кишечных газов динозавров, решил Мэллори. Бесчисленные толпы громадных существ, оглушительно испускающих ветры сотню миллионов лет подряд,– конечно же, они наполнили доисторический воздух смесью углеводородов, которые не распадутся по крайней мере до олигоцена.
Вокруг него до самого неба вздымались чешуйчатые стволы деревьев, толстые, как колонны Парфенона. На их верхушках, высоко над головой, во все стороны разметались длинные плотные листья. Деревья пониже, похожие на пальмы, но, наверное, все-таки не пальмы, теснились между этими колоссами, а уже у самой земли рос густой всклокоченный кустарник. Некоторые деревья были покрыты пушистыми бледно-желтыми цветами; цветы выглядели такими робкими, словно только что появились в этом мире и теперь стесняются вот так запросто показывать себя. Вся растительность – и большие деревья, и мелкие кусты – выглядела помятой, как залежалый товар. Стволы торчали вкривь и вкось, исполинские черешки листьев были согнуты, а обглоданные сучья свисали, как сломанные руки. Создавалось впечатление, что по этому лесу каждые несколько дней проходит армия громадных танков. Тут Мэллори сообразил, что не так уж далек от истины.
Но где они? Прошло уже двадцать пять минут, а он до сих пор не увидел ни одного динозавра – хотя так ждет этой встречи!
– Эй! – крикнул Мэллори.– Где вы, остолопы?
И словно по сигналу, лес разразился целой симфонией: скрипучими вскриками, раскатистым храпом, мириадами фырканий, взвизгов, всхлипов, смешавшихся в общий гул. Как будто хор крокодилов распевается перед исполнением «Мессии» Генделя.
Мэллори рассмеялся:
– Да слышу я вас, слышу!
Он подготовил лазерное ружье к бою. Сделал шаг вперед, нетерпеливо озираясь. Как полагают, именно это время – золотой век динозавров, конец бурной геологической эры, когда эволюция щедро порождала все новые причудливые виды и по земле бродили самые разные, прямо-таки сказочные исполины. Гид показал, как они выглядят: смахивающие на творения декадентов длинномордые утконосые монстры величиной с дом, неуклюжие огромные цератопсы с вычурными, в стиле барокко, костяными гребнями, зубастые твари с узловатыми рогами на удлиненных черепах и еще какие-то чудовища с рядами острых шипов на горбатых спинах. Он жаждал увидеть их вживую. Он хотел, чтобы эти страшилища напугали его чуть ли не до смерти. Давайте, выходите из тумана, взгляните свирепо, распахните громадные челюсти! В аккуратном и тщательно упорядоченном мире двадцать третьего века Мэллори ни разу не дрожал от страха, как доводилось людям в былые времена, никогда не испытывал ужаса или настоящей тревоги и даже не был уверен, что понимает значение этих слов. И теперь выложил кругленькую сумму за то, чтобы испытать все эти чувства.
Вперед. Вперед.
Ну же, недоношенные переростки, вытащите свои задницы из болота и покажитесь!
Там. Точно, вон там!
Сперва показалась круглая маленькая голова. Она взмыла над верхушками деревьев, как скалящий зубы футбольный мяч, прикрепленный к длинному толстому шлангу. Затем появилась огромная взгорбленная спина невероятной высоты. Земля начала содрогаться, словно туда забивали сваи, раздался треск деревьев – это исполин принялся проламывать себе дорогу.
Ему даже не понадобились тихие подсказки гида, чтобы понять: по лесу величественно вышагивает гигантский зауропод. «Один из тираннозавров или, возможно, ультразавр». В шепоте гида слышалась некоторая досада на то, что он не может точно опознать этот вид. Но Мэллори совершенно не интересовали такие детали. Он хотел увидеть такого великана – и увидел! Ящер был просто колоссальным. Он появился перед Мэллори в просвете между деревьями, и тот задохнулся от изумления. Какого же роста этот гигант? Двадцать метров? Тридцать? Массивные морщинистые ноги толщиной с секвойю. Жирафы, даже до предела вытянув шеи, могли бы пронестись между ними, не задев массивного брюха. Рядом с таким великаном слон покажется домашней кошкой. Ящер неторопливо поводил из стороны в сторону вытянутым хвостом, ломая толстые деревья. Сто миллионов лет понадобилось на то, чтобы создать такого гиганта. Дарвинисты сойдут с ума, ведь здесь избыток порождает еще больший избыток, неугомонные хромосомы тысячелетиями ликующе перестраиваются, создавая все более толстые кости, более длинные ноги, более массивные тела. И в результате появляется ходячая гора, этакий монумент гигантским рептилиям.
– Эй! – воскликнул Мэллори.– Посмотри! Видишь что-то далеко под тобой? Тут человек внизу. Гомо сапиенс. Я – млекопитающее. Знаешь, кто такие млекопитающие? Знаешь, что мои предки собираются сделать с твоими потомками?
Ящер был уже совсем близко – в каких-то ста метрах. От него так несло мускусом, что Мэллори чуть не задохнулся и зашелся в кашле. Грубая коричневая кожа ящера, твердая как чугун, вся в алых, желтых и голубоватых наростах паразитов, была иссечена оврагами и ущельями столетних ран, такими глубокими, что там мог бы спрятаться и человек. Каждый шаг гиганта казался Мэллори землетрясением. По сравнению с ящером он ничто, блоха, комар. Этот монстр может наступить на него, раздавить – и даже не заметить.
Но Мэллори не чувствовал страха. Зауропод был настолько внушителен, что о какой-либо угрозе не могло быть и речи.
Разве он, Мэллори, боится реки Амазонки? Или планеты-гиганта Юпитера? Или пирамиды Хеопса?
Нет, скорее он чувствовал злость, а не ужас. Эта нелепая живая гора привела его в ярость.
– Меня зовут Мэллори! – крикнул он.– Я пришел из двадцать третьего века, чтобы пристрелить тебя, ты, безмозглая груда мяса! Я лично сделаю тебя вымершим, слышишь?
Он поднял лазерное ружье и прицелился в далекую маленькую головку. Ружье выполнило расчеты, сделало поправки, и вверх ударил радужный луч. На мгновение голову зауропода окружило ослепительное сияние. Но ореол погас, и ящер как ни в чем не бывало продолжал свой путь.
«У него там что, нет мозгов? – удивился Мэллори.– Он слишком туп, чтобы погибнуть?»
Он подошел ближе, вновь выстрелил – и луч пропахал исполинское бедро. И снова никакого эффекта! Зауропод невозмутимо двигался дальше, обгладывая на ходу верхушки деревьев. Третий выстрел был слишком поспешным – луч прошел мимо и пробил дыру в навесе из листьев. Четвертый с тонким свистом угодил ящеру в брюхо, но зауропод даже не почесался. Мэллори был взбешен живучестью колосса. Гид тихо подсказал, что, вероятно, основные нервные центры у этих гигантов расположены в основании хребта. Мэллори забежал за ящера и поднял глаза на его необъятный зад, прикидывая, куда лучше выстрелить. Но тут гигантский хвост взлетел вверх и влево – и на землю хлынула лавина огромных дымящихся зеленых экскрементов размером с добрые валуны. Они с грохотом обрушились на землю, и Мэллори едва успел отскочить в сторону, прежде чем лавина накроет его. Он со всех ног бросился прочь, спасаясь от страшной вони, которую извергала здоровенная куча испражнений. В спешке зацепился за какое-то ползучее растение и, потеряв опору в скользкой грязи, упал на четвереньки. Из жижи выскочило нечто похожее на голубую собачонку с чешуйчатой кожей икольцом острых шипов вокруг шеи и запрыгало на месте, шипя, визжа и скаля страшные желтые клыки. Прицелиться и выстрелить можно было просто не успеть, поэтому Мэллори мгновенно перекатился на бок и огрел зверя прикладом ружья. Клыкастый с рычанием убежал прочь. Когда охотник смог наконец перевести дух и поднять глаза, великан-зауропод уже скрылся из виду.
Мэллори поднялся и захромал прочь от вонючей груды навоза.
Наконец-то он узнал, что такое смертельная опасность. Да еще и дважды за какой-то десяток секунд. Но где же пресловутое потрясение оттого, что едва избежал угрозы, где сладостная дрожь? Никакого удовольствия, никакого долгожданного выброса адреналина...
Какое там удовольствие, какой адреналин?! Лавина экскрементов, тявкающая яшерица с большими зубами – что за жалкие опасности! Защищаясь, он не следил за собственными чувствами, а теперь, перепачканный, с ноющим коленом и униженным самолюбием, испытывал только досаду и разочарование с примесью насмешки над самим собой. Но ведь хотелось-то испытать настоящий страх, а затем восторг от успешного спасения, которое вспоминалось бы после уже со спокойным сердцем.
Ну да ладно, у него еще много времени. Охотник двинулся дальше, в глубь леса.
Отсюда уже не видна была капсула времямобиля. Внезапно возникшее новое чувство пришлось Мэллори по душе – теперь он ощущал себя отрезанным от спасительного островка в этом полном опасностей мире. Он попытался развлечься, придумывая всякие неожиданности. Но это оказалось делом нелегким – не хватало воображения, как не хватило бы любому человеку из замечательного, устроенного, спокойного общества двадцать третьего века. Однако Мэллори старался.
«Предположим,– думал он,– я заблудился в лесу и не могу найти дорогу назад... да нет, не получится! Капсула постоянно посылает сигналы о своем местонахождении, и гид их принимает. А что, если гид сломается? Но такого не бывает. А если снять его и выкинуть в болото? Вот это уже третий вариант – действие, направленное на то, чтобы самому себе навредить и остаться здесь. Я на такое не пойду, подобное даже представить трудно!
