Текст книги "На дальних мирах (сборник)"
Автор книги: Роберт Сильверберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 58 страниц)
– Я забыл в комнате одну вещь,– сказал он Силии.– Сейчас быстро сбегаю, и пойдем.
Поднявшись в номер, он позвонил в «Президенте».
– Мистера Хилгарда, пожалуйста.
– Минутку.– Долгая пауза.– Повторите, пожалуйста, фамилию.
– Хилгард. Теодор Хилгард. Если я не ошибаюсь, он в номере семьсот семидесятом.
Еще более долгая пауза.
– Извините, сэр. Мистер Хилгард у нас не останавливался.
– Понятно, – произнес Хилгард, ничего не понимая, и повесил трубку. Потом взглянул на себя в зеркало, пытаясь отыскать какие-нибудь признаки удара – отекшие веки или провисающие щеки... Ничего. Абсолютно ничего. Но лицо у него приобрело странный серый оттенок, и Хилгарду подумалось, что выглядит он на тысячу лет.
Выйдя из отеля, они остановили такси и отправились в археологический музей. Хилгард неоднократно бывал там, причем последний раз за день до того. Но из реплик Силии ему стало ясно, что она тут впервые, и это только прибавило хлопот: приходилось делать вид, будто он совершенно не знаком с музеем. Перемещаясь по залам, он, как мог, изображал удивление и свежий восторг по поводу экспонатов, знакомых ему уже многие годы,– огромные ольмекские головы из камня, устрашающая статуя богини Коатликуэ, инкрустированные нефритом маски... Впрочем, иногда необходимость в фальшивых чувствах отпадала. В ацтекском зале, слева от Камня Солнца, Хилгард обнаружил высокую мраморную стелу, которой еще день назад не было. Совершенно новым для него оказался стеклянный шкаф, заполненный удивительными ольмекскими статуэтками. Зал майя тоже выглядел совсем не таким, каким он его помнил. Хилгард никак не мог понять, в чем дело. Даже огромный фонтан в форме зонтика, расположенный во внутреннем дворике музея, отличался от того, который запечатлелся в его памяти: из сегодняшнего торчали в разные стороны золоченые спицы. От всех этих маленьких странностей, накопившихся за день, Хилгарда буквально лихорадило, и Силия несколько раз спросила, не заболел ли он.
В тот вечер они пообедали в уличном кафе за несколько кварталов от отеля, потом долго гуляли пешком и вернулись в свой номер незадолго до полуночи. Когда пришло время раздеваться и ложиться спать, Хилгарду снова стало не по себе. Может быть, она ждет от него внимания? Это мысль просто сразила его. Не то чтобы Силия была непривлекательна, отнюдь. Но ведь совершенно чужой человек... Он всегда предпочитал длительное ухаживание, ощущение непринужденности в общении со своими избранницами, духовную близость, любовь – скорее не предпочитал, а считал непременным. Но даже если отмахнуться от собственных наклонностей, как мог он рассчитывать на успех, притворяясь мужем этой женщины? Все мужчины ведут себя в таких ситуациях по-разному, и она в два счета поймет, что он кто-то другой, или заподозрит нелад ное – ведь ему совершенно незнакомы все эти ритуалы и привычки, которые семейные пары вырабатывают и сохраняют годами. Неизвестно еще, как она поведет себя, если он вдруг обнаружит свое полное незнание их семейной жизни...
Хилгард панически боялся признаться, что чувствует себя каким-то перемещенцем из того мира, который по-прежнему считал своей настоящей жизнью. По крайней мере до тех пор, пока сам не разберется, что с ним произошло. К счастью, Силия была не в настроении. Она просто чмокнула его в щеку и кратко, почти по-дружески обняла, затем повернулась на бок и прижалась к нему спиной. Хилгард прислушивался к ее ровному дыханию и долго не мог заснуть, размышляя о той неестественной ситуации, в которую попал, оказавшись в постели с женой другого человека. Даже при том, что Силия действительно была женой Теда Хилгарда, ситуация почему-то ассоциировалась у него с понятием супружеской неверности...
От гипотезы, в которой фигурировал удар, пришлось отказаться. Слишком многое она оставляла без объяснений. Но что тогда? Внезапное помешательство? Он совсем не чувствовал себя сумасшедшим. Вот окружающий мир действительно свихнулся, а сам он казался себе по-прежнему спокойным, уравновешенным и педантичным. Настоящее безумие наверняка должно выглядеть более дико и хаотично. Но если это не потеря памяти и не приступ всепоглощающего самообмана, то что происходит? Может быть, там, в Теотиуакане, открылись вдруг ворота между двумя мирами, подумал он, и в тот момент, когда на него накатило это странное головокружение, он перешагнул в мир другого Теда Хилгарда, а тот, соответственно, очутился в его собственном мире? Бред, конечно. Но происходящее с ним тоже походило на бред.
Утром Силия сказала:
– Я придумала, как разрешить наш спор насчет Куэрнаваки и Гвадалахары. Мы просто отправимся в Оахаку.
– Блестяще! – воскликнул Хилгард.– Мне так нравится Оахака! Нужно будет только позвонить в «Президенте конвенто» и заказать номер. Это прекрасный отель со старинными двориками...
– Когда это ты был в Оахаке, Тед? – спросила она удивленно,
– Э-э-э... довольно давно,– смущенно ответил Хилгард.– Еще до того, как мы поженились...
– А мне казалось, что ты в Мексике первый раз.
– Разве я так говорил? – Хилгард густо покраснел.– Не знаю, о чем я тогда думал. Должно быть, я имел в виду, что мыв первый раз едем сюда вместе. Я едва помню Оахаку, поскольку это было так давно, но я действительно летал туда как-то раз на уик-энд...
Все это звучало крайне неубедительно. Смутные впечатления от поездки, которые при слове «Оахака» вдруг заставили его во всех деталях вспомнить замечательный отель? Силия, конечно, заметила несоответствие, но предпочла не вдаваться в подробности, за что Хилгард был ей очень признателен. Однако он понимал, что эти маленькие противоречия и фальшивые ноты в его высказываниях откладываются у нее в памяти и рано или поздно она потребует объяснений.
Меньше чем через час они закончили приготовления к поездке и в полдень вылетели в Оахаку. Прибыв в отель, Хилгард вдруг испугался, что клерк, запомнив его по визиту двухлетней давности, может сразу обратиться к нему по имени, но все обошлось. Сидя перед обедом в отеле у бассейна, Силия и Хилгард листали путеводители и планировали экскурсии по Оахаке: поездка к руинам Монте-Альбан, вылазка в Митлу, утреннее посещение знаменитого Субботнего рынка,– и снова ему пришлось разыгрывать неосведомленность обо всех этих местах, которые на самом деле он прекрасно знал. Причем теперь его постоянно беспокоило, насколько убедительно он играет. В тот вечер они пообедали на балконе великолепного баскского ресторана, откуда открывался вид на центральную площадь города, и отправились к отелю пешком. Свежий аромат ночного воздуха окутывал улицы, с площади доносились звуки оркестра. На полпути к отелю Силия взяла его за руку. Хилгард едва ее не отдернул, но все же удержался: даже этот совершенно невинный жест заставил его почувствовать себя бессовестным мошенником. Когда они добрались до отеля, Хилгард предложил зайти в бар и выпить перед сном.
– Уже поздно,– сказала она мягко.– Пойдем к себе.
За обедом они выпили графинчик сангрии и бутылку красного мексиканского вина, отчего у Хилгарда возникло ощущение раскованности и спокойствия. Но это ощущение не заслоняло страха перед ожидающим его испытанием. Он остановился на лестничной площадке и взглянул на сверкающий отражениями бассейн. Тяжелые пурпурные кисти бугенвиллей у древней каменной стены внутреннего дворика казались в лунном свете почти черными. Картину дополняли огромные соцветия гибискуса, беспорядочно разбросанные по лужайке, и странные шипастые цветы, поднимавшиеся из пышной сочной листвы. Силия тронула его за локоть.
– Пойдем.
Хилгард кивнул. Когда они оказались в номере, Силия включила свет и начала раздеваться. Взгляды их встретились, и он заметил, как на ее лице желание сменилось тревогой и недоумением. Что-то было не так, и она это поняла. Притворись, приказал себе Хилгард. Притворись... Он робко обнял ее... Нет.
– Тед? – спросила она.– Тед, что происходит?
– Я не могу этого объяснить. Наверно, я схожу с ума.
– Со вчерашнего дня ты ведешь себя так странно...
Хилгард глубоко вздохнул.
– Вчера я увидел тебя в первый раз в жизни.
– Тед?!
– Но это правда. Я не женат. У меня выставочный зал на Шестидесятой Ист-стрит недалеко от Второй авеню. Я прилетел в Мексику один в прошлый четверг и остановился в отеле «Президенте».
– Что ты такое говоришь, Тед?
– Вчера в Теотиуакане, когда я проходил около храма Кеналькоатля, у меня возникло очень странное ощущение, и с тех пор я, похоже, стал кем-то другим, но с тем же самым именем. Извини, Силия, наверно, я говорю невнятно? Я понимаю, в моих словах мало смысла.
– Мы женаты уже девять лет. Мы с тобой партнеры в фирме по изучению рынка «Хилгард и Хилгард» на углу Пятьдесят седьмой и Шестой.
– Изучение рынка... Странно. У нас есть дети?
– Нет. У нас квартира на Восемьдесят пятой, а летом мы обычно... Боже, Тед! Тед?
– Извини, Силия.
В темноте, смягчаемой лишь лунным светом, Хилгард заметил ее глаза – застывшие, испуганные, блестящие. В комнате стоял запах страха – и его, и ее.
– Ты ничего не помнишь о нашей жизни? – хрипло спросила Силия,– Совсем ничего? В январе мы были с тобой в Сан-Франциско и останавливались в «Стэнфорд корт». Там все время лил дождь, и ты купил три статуэтки из слоновой кости в небольшом магазинчике напротив Гирарделли-сквер. Месяц назад мы получили от Брайса контракт на долгосрочный проект, и ты сказал: «Отлично. Давай махнем в Мексику и отпразднуем это событие. Нам ведь давно хотелось побывать в Мексике, а когда повторится такая возможность, неизвестно». В апреле мы должны представить в Атланте большой отчет, а в мае... Тед? Ты ничего не помнишь, Тед?
– Ничего. Абсолютно ничего.
– Боже, ты меня пугаешь. Обними меня, Тед.
– Извини...
– Нас вдвоем ты тоже не помнишь?
– Вчера в два часа дня я увидел тебя впервые в жизни.
– Нужно завтра же лететь домой. Наверняка есть какой-то способ... Лекарства или, может быть, даже шокотерапия. Первым делом мы переговорим с Джудит Роуз...
– С кем? – Хилгард почувствовал маленький всплеск удивления.
– Ее ты тоже не помнишь?
– В том-то и дело, что помню. Я хорошо знаю Джудит Роуз. Высокая, смуглая, вьющиеся черные волосы. Она профессор нейробиологии в Рокфеллеровском университете...
– В Нью-Йоркском медицинском,– перебила его Силия.– Но все остальное верно. Ты видишь? Ты не все забыл! Ты по-прежнему помнишь Джудит!
– Она в Рокфеллеровском,– сказал Хилгард.– Я знаю ее уже лет пять. И в эту поездку мы собирались вдвоем, но в самый последний момент ей пришлось отказаться, поскольку им предложили крупную дотацию. С самого начала было ясно, что ей придется заниматься этим делом не одну неделю, поэтому я поехал, а она...
– О чем ты говоришь? – удивленно спросила Силия.
– Как о чем? Мыс Джудит встречаемся уже довольно долго и...
Силия расхохоталась.
– О боже! Нет, это уже слишком! Ты и Джудит...
– Конечно, мы оба время от времени видимся с кем-то еще. Но Джудит у меня на первом месте. Ни она, ни я, судя по всему, не созданы для семейной жизни, но у нас в определенном смысле идеальные отношения и...
– Прекрати, Тед.
– Я это говорю не для того, чтобы сделать тебе больно. Просто чтобы ты поняла, какие у нас с Джудит сложились отношения.
– Если ты таким оригинальным образом хочешь сообщить мне, что у тебя бывали романы, то я это переживу. И даже не особенно удивлюсь. Но только при чем тут Джудит? Это абсурд. В нашем мире нет ничего постоянного, но в одном я могу быть уверена на все сто процентов: у Джудит нет никаких любовников. Они с Роном до сих пор как молодожены. Убеждена, Джудит самая верная женщина в мире.
– Кто такой Рон?
– Рон Вольф,– ответила Силия.– Муж Джудит.
Хилгард отвернулся к окну и глухо произнес:
– В том мире, где я живу, у Джудит нет семьи. Также как и у меня. Она работает в Рокфеллеровском университете. И я не знаю никаких Ронов Вольфов. Или Силий, если уж на то пошло. Я никогда не занимался изучением рынка. Более того, я ровным счетом ничего в этом не понимаю. Мне сорок два года, и я учился в Гарварде, специализируясь по истории искусства. Один раз, уже давно, я был женат на женщине по имени Беверли, но это оказалось ошибкой, которую я не собирался повторять. Мне очень жаль, что я испортил тебе отпуск и вообще поломал жизнь, но я просто не знаю, кто ты такая и откуда взялась. Что ты обо всем этом думаешь?
– Я думаю, что тебе нужна квалифицированная помощь. И я сделаю все возможное, чтобы ты ее получил, Тед. Чем бы ты там ни заболел, я уверена, это можно поправить, если не жалеть терпения, любви, времени и денег.
– Мне вовсе не кажется, что я помешался, Силия.
– Ая ничего подобного и не утверждала. Ты сам сказал, что сходишь с ума. На самом деле у тебя просто какой-то нелепый психический срыв, какое-то расстройство памяти...
– Нет,– сказал Хилгард.– Я думаю, это здесь ни при чем. У меня есть другая гипотеза. Представь себе, что перед храмом Кецалькоатля есть какое-то таинственное место, э-э-э... ворота, пространственная воронка – называй как хочешь. Тысячи людей посещают это место ежедневно, и ничего особенного не происходит. Но я оказался жертвой редчайшего случая с вероятностью в одну триллионную. Я отправился в Мексику в своем мире, и точно так же поступил Тед Хилгард твоего мира. Мы попали в Теотиуакан в одно и то же время и по какому-то невероятному совпадению одновременно оказались в той таинственной точке. Мы оба прошли сквозь эти ворота миров и поменялись местами. Это могло случиться только потому, что наши два мира соприкасались и мы оказались достаточно идентичны и взаимозаменяемы.
– Вот это уже действительно походит на помешательство, Тед.
– Почему? Эта гипотеза не безумней других. В этом мире многое не так. Ты, Джудит, Рон. Здесь у романа Апдайка красная обложка. Я занимаюсь не искусством, а исследованиями рынка. В музее не такой фонтан. И может быть, отправить письмо здесь стоит не восемнадцать центов, а двадцать. Здесь почти все похоже, но немного не так, и чем дольше я наблюдаю, тем больше нахожу несоответствий. У меня в памяти полная, живая картина мира по другую сторону этих самых ворот. С мельчайшими подробностями. Такое не может быть просто психическим расстройством. Они не бывают столь детализированными. Сколько здесь стоит отправить письмо?
– Двадцать центов.
– Вот видишь! В моем мире это стоит восемнадцать. Видишь?
– А что тут видеть? – устало произнесла Силия.– Если ты заблуждаешься относительно того, кто ты есть на самом деле, ты так же искренне можешь считать, что эта почтовая услуга стоит восемнадцать центов. Тем более, что расценки постоянно меняются. Что это доказывает? Послушай, Тед, нам нужно обратно в Нью-Йорк. Мы найдем, как тебе помочь. Надо что-то делать. Я люблю тебя, и ты нужен мне таким, каким всегда был. Ты понимаешь это? До сих пор мы были счастливы с тобой, и я не хочу, чтобы все это исчезло как дым.
– Извини, Силия.
– Мы что-нибудь придумаем.
– Может быть. Может быть.
– А теперь давай спать. Мы оба очень устали.
– Отличная идея,– сказал Хилгард, легко касаясь ее запястья.
Она сжалась, словно испугалась мысли о том, что может произойти дальше. Но для Хилгарда это прикосновение было как спасательная веревка, брошенная с борта корабля. Он чуть сжал ее руку, потом отпустил и откатился на край кровати. Несмотря на усталость, он долго не мог заснуть и лежал, настороженно вслушиваясь в тишину. Несколько раз Силия чуть слышно всхлипнула. Потом он все же заснул, но не видел в эту ночь никаких снов.
Хилгард предпочел бы остаться в Оахаке еще на несколько дней, побродить неторопливо по прекрасным древним улицам, подышать свежим воздухом, но Силия настояла на возвращении. Она хотела как можно скорее заняться его памятью, и одиннадцатичасовым самолетом Хилгарды вылетели в Мехико. В аэропорту Силия узнала, что днем есть рейс до Нью-Йорка, но Хилгард покачал головой.
– Сегодня мы останемся в Мехико, а полетим первым самолетом завтра утром.
– Почему?
– Я хочу вернуться в Теотиуакан.
– Боже, Тед! – выдохнула Силия.
– Ну сделай это ради меня. Я не улечу из Мексики, не убедившись до конца, что все потеряно.
– Ты надеешься, что тебе удастся просто перешагнуть в другой мир?
– Я не знаю, на что надеяться, но хочу проверить.
– И ты ожидаешь, что другой Тед Хилгард вдруг выйдет из-за пирамиды сразу, как только ты исчезнешь? – В голосе Силии чувствовалось смятение.
– Я ничего не ожидаю,– спокойно ответил Хилгард,– Но мне необходимо проверить.
– А если ты исчезнешь? Что будет, если ты исчезнешь в этой твоей пространственной воронке, а он так и не появится? Я останусь совсем одна? Отвечай, Тед!
– Ты, кажется, начинаешь верить в мою гипотезу?
– Нет. Нет, Тед, но...
– Послушай,– сказал он,– если это действительно всего лишь сумасшедшая гипотеза, тогда ничего не произойдет. А если нет, то тогда, может быть, я вернусь в свой мир, а твой Тед вернется в этот. Кто знает? Я не могу лететь в Нью-Йорк, пока не проверю. Ну, уступи мне хотя бы здесь. Я прошу тебя, Силия. Пожалуйста.
В конце концов ей пришлось уступить. Они оставили багаж в аэропорту, сняли номер в отеле и заказали билеты на следующее утро. Потом попытались нанять такси до Теотиуакана. Водитель почти не говорил по-английски, и пришлось долго объяснять ему, что они вовсе не собираются бродить среди пирамид до вечера, а едут туда всего на полчаса. Этого он вообще не способен был понять: с какой стати может понадобиться кому-то – даже если это двое богатых гринго – гнать полтора часа в один только конец, чтобы провести там всего тридцать минут. Но все-таки они его убедили. Он припарковал машину на южной стоянке, и Силия с Хилгардом быстрым шагом двинулись по дороге к храму Кецалькоатля. В горле у Хилгарда пересохло. Сердце стучало. Силия выглядела не менее взволнованной и настороженной.
– Я шел здесь,– бормотал Хилгард, пытаясь в точности воспроизвести свой маршрут,– и сразу за углом, как только я увидел фасад...
– Тед, пожалуйста, не надо. Прошу тебя.
– Ты сама хочешь попробовать? Может быть, тебе удастся проскочить к нему.
– Пожалуйста, не надо.
– Я должен,– ответил Хилгард.
Нахмурившись, он прошел по мощеной дорожке, остановился, когда показался фасад храма со свирепыми мордами, и, задержав дыхание, шагнул вперед. Хилгард ожидал нового приступа головокружения или того самого ощущения, что вызвало у него мысль о маленьком локализованном землетрясении... Но ничего не произошло. Он оглянулся. Силия, бледная и расстроенная, смотрела на него, скрестив руки на груди. Хилгард вернулся и попробовал еще.
– Может быть, я ошибся в тот раз дюймов на шесть,– сказал он.– Нужно немного левее...
Снова ничего. И в третий раз. И в четвертый. Мимо, окинув его удивленными взглядами, проследовали несколько туристов, но Хилгард продолжал ходить туда-сюда, стараясь не пропустить ни одного дюйма мостовой. На узкой дорожке укладывалось совсем немного возможных маршрутов, но он так ничего и не почувствовал. Врата пространства оставались закрытыми, и он не мог попасть в свой собственный мир.
– Пожалуйста, Тед. Хватит.
– Еще один раз.
– Но это просто неприлично. Ты ведешь себя, словно одержимый.
– Я хочу вернуться в свой мир,– твердил Хилгард.
Туда – обратно. Туда – обратно. Он тоже уже начинал чувствовать себя неловко. Может быть, она права: это просто безумие, завладевшее его душой. Никаких ворот на самом деле нет. И в конце концов, не может же он ходить вот так туда-сюда весь вечер под взглядами этих устрашающих каменных изваяний.
– Еще один раз,– сказал Хилгард, и снова ничего не произошло.
Он отвернулся и, стоя спиной к Силии, произнес:
– Ничего не получается. Может быть, этот фокус срабатывает, только когда двойник проходит через ту же точку пространства в то же самое время. А организовать такое заранее просто невозможно. Если бы я мог хотя бы отправить ему сообщение, чтобы он был здесь, скажем, завтра ровно в девять... Привязать записку к камню и закинуть ее в эти ворота...
– Пойдем,– попросила Силия.
– Ладно. Пойдем.
Побежденный и подавленный, Хилгард безвольно проследовал за ней через прокаленную солнцем площадь перед храмом к ждущему такси. В Мехико они вернулись, когда на дорогах царило безумие вечернего часа пик. Ехали почти весь путь молча. В номере отеля вместо двуспальной кровати стояли две односпальные. И слава богу, подумал Хилгард. Ему казалось, что между ним и этой женщиной, считавшей себя его женой, протянулась бездна космической пустоты.
Они пообедали в одном из ресторанов Зона-Росы и рано легли спать, а утром встали с первыми лучами солнца и отправились в аэропорт.
– Может быть, когда ты окажешься дома,– сказала Силия,– какая-то часть памяти к тебе вернется.
– Может быть,—сказал он.
Но квартира на 85-й Ист-стрит ничего не изменила. Симпатичная, красиво обставленная квартира на тридцатом этаже, и стоила она, должно быть, целое состояние, но это была чья-то чужая квартира с чужими книгами, одеждой и ценностями. Среди книг оказалось много таких, что стояли и у него, одежда подходила ему как нельзя лучше, а картины и кое-какие предметы искусства примитивных народов вполне соответствовали его вкусу. Хилгарду казалось, что он дома у брата-близнеца. Но по мере того как он переходил из комнаты в комнату, его все сильнее охватываю паническое чувство беспомощности. Где его картотека? Где коробка, в которой он держал сохранившиеся с детства памятные вещи? Где его первые издания? Где коллекция перуанской керамики? Или все это плод фантазии? Призрачные воспоминания о несуществующей жизни? Его словно отрезало от всего, что он считал реальным, и это приводило Хилгарда в крайнее смятение. В Манхэттенской телефонной книге не значилось Теодора Хилгарда с Третьей авеню, и точно также отсутствовала «Галерея Хилгарда». Вселенная просто поглотила их без следа.
– Я позвонила Джудит,– сообщила Силия,– и рассказала ей кое-что о случившемся. Завтра с утра она хочет тебя видеть.
Он неоднократно бывал в кабинете Джудит в Рокфеллеровском университете, поскольку выставочный зал отделяло от ее места работы всего несколько кварталов. Но это была другая Джудит, и работала она в Нью-Йоркском медицинском, неподалеку от испанского Гарлема. Хилгард дошел до Пятой авеню и сел на автобус, задавая себе бесчисленное множество вопросов. Может быть, в этом мире полагается платить за проезд какими-нибудь жетонами? Остался ли музей «Метрололитэн» на прежнем месте? Какой он увидит Джудит?.. С оплатой за проезд он справился без проблем. Серая приземистая громада музея все еще высилась возле Центрального парка. Верхняя часть Пятой авеню тоже выглядела в обшем-то неизменной. Как и все примечательные здания, что были видны из автобуса. Джудит также не изменилась: по-прежнему элегантная, красивая, излучающая душевное тепло. Ясный взгляд все так же выдавал ее проницательный ум. Не хватало только какой-то озорной искорки, заметной лишь ему одному ауры связывающих их отношений, молчаливого признания их чувств. Она поздоровалась с ним как с другом, но не более.
– Что с тобой произошло? – спросила она сразу.
Хилгард печально улыбнулся.
– В какое-то неуловимое мгновение у меня, похоже, произошла полная подмена личности. Раньше я был холостяком и шипел выставочным залом за квартал от «Блумингдейлс». Теперь я женатый человек и совладелец фирмы на Пятьдесят седьмой Ист-стрит, занимающейся исследованиями рынка. И так далее и тому подобное. Краткий приступ головокружения среди памятников Теотиуакана – и все в моей жизни перевернулось.
– Ты не помнишь Силию?
– Здесь дело не только в амнезии, если ты это имеешь в виду. Я не помню ни Силию, ни вообще что-либо, имеющее отношение к моей жизни здесь. Зато я помню миллион других вещей, которых теперь, похоже, просто не существует. Полную структуру другой реальности, включая телефонные номера, адреса, детали биографии. Ты, например. Джудит, которую я знаю, работает в Рокфеллеровском университете. Она не замужем и живет в доме триста восемьдесят два по Шестьдесят первой Ист-стрит, а ее номер телефона... Ты понимаешь, что я имею в виду? Кстати, ты, возможно, единственная связь между моей старой жизнью и этой. Почему-то я знаю тебя в обеих реальностях. Можешь себе представить, каковы шансы против такого совпадения.
Джудит смотрела на него внимательно и озабоченно.
– Нам надо сразу провести весь комплекс неврологических тестов, поскольку меня это наводит на мысль о сильнейшем коротком замыкании у тебя в голове. Я в жизни не встречала ничего подобного, хотя уверена, что смогу отыскать в литературе аналогичные случаи. С людьми, которым довелось пережить радикальную диссоциативную реакцию, приводящую к полному разрушению структуры личности.
– Что-то вроде шизоидного припадка, ты это имеешь в виду?
– Психологи теперь не так часто пользуются терминами вроде «шизофрения» или «паранойя», Тед. Они давно потеряли свою строгость под давлением широко распространенных заблуждений, а кроме того, это слишком общие термины. Мы теперь знаем, что мозг – чрезвычайно сложный инструмент, обладающий способностями, которые выходят далеко за пределы нашего рационального понимания. Я имею в виду, например, всякие фокусы с перемножением в уме десятизначных чисел. Вполне возможно, что при наличии определенных стимулов мозг в состоянии выработать абсолютно логичную суррогатную структуру личности, которая...
– Говори проще, я рехнулся?
– Если сказать проще,– ответила Джудит,– ты подвержен устойчивым заблуждениям чрезвычайно подробного характера.
Хилгард кивнул.
– Одно из этих заблуждений, должен тебе сообщить, заключается в том, что за последние четыре года мы с тобой провели вместе не одну ночь.
Джудит улыбнулась.
– В этом нет ничего удивительного. С тех самых пор, как мы с тобой познакомились, ты постоянно и очень мило со мной флиртовал.
– Мы когда-нибудь были близки?
– Конечно нет, Тед.
– Я когда-нибудь видел тебя обнаженной?
– Нет, если только ты каким-то образом не подглядывал за мной.
Хилгард задумался, насколько эта Д жудит отличается от той, которую он знал, потом рискнул:
– Тогда откуда я знаю, что у тебя на левой груди есть маленький шрамчик?
– Мне действительно удалили несколько лет назад небольшую доброкачественную опухоль,– сказала Джудит, пожимая плечами,– Тебе об этом могла сообщить Силия.
– И я бы знал, на какой именно груди?
– Вполне возможно.
– Я мог бы рассказать тебе еще кое-какие подробности, которые полагается знать только человеку, очень близко с тобой знакомому. Например, как ты ведешь себя в постели.
– В самом деле?
Игривая, недоверчивая улыбка на лице Джудит исчезла. Губы ее сжались, глаза сузились, а на щеках появились пунцовые пятна. В глаза Хилгарду она уже не смотрела.
– Я не прятал магнитофон под твоей кроватью. И не обсуждал твои привычки с Роном,– сказал Хилгард. – Я его не узнаю, даже если столкнусь с ним на улице. Мысли я тоже не читаю. Но откуда тогда мне это известно?
Джудит молча передвигала по столу бумаги. Руки у нее немного дрожали.
– Может быть, это у тебя диссоциативная реакция? – сказал он.– Ты забыла все, что нас связывало.
– Ты сам знаешь, что это нонсенс.
– Верно. Потому что Джудит Роуз, которую я знал, работала в Рокфеллеровском университете. Но я знал Джудит Роуз, похожую на тебя буквально во всем. Теперь ты в этом не сомневаешься?
Она не отвечала, глядя на него взволнованно и удивленно, и было в ее взгляде что-то еще – какое-то оживление, заинтересованность, отчего Хилгарду подумалось, что он все-таки сумел дотянуться до нее, до этой Джудит, через барьер своего затерянного мира и разжечь в ее душе некое подобие любви, которую они разделяли в другой реальности. Внезапно его воображение захватил дикий фантастический план – освободиться от Силии, увести Джудит от Рона и заново выстроить в этом незнакомом мире те отношения, что отобрала у него судьба. Но идея погасла так же стремительно, как и возникла. Глупо это. Бессмысленно. Невозможно.
В конце концов Джудит сказала:
– Опиши мне все, что с тобой случилось.
Хилгард рассказал о событиях в Мексике со всеми подробностями, которые только мог вспомнить: головокружение, ощущение перехода куда-то, постепенное понимание, что все изменилось.
– Мне хотелось бы верить, что это психическое расстройство и что несколько таблеток литиевого препарата вернут все на свои места, но на самом деле я так не думаю. Полагаю, случившееся со мной гораздо хуже обыкновенного шизоидного припадка, и вот в это верить мне как раз не хочется. Гораздо легче было бы считать, что во всем виновата диссоциативная реакция.
– Да. Пожалуй.
– А что ты об этом думаешь, Джудит?
– Разве мое мнение имеет значение? Тут важны доказательства.
– Доказательства?
– Что у тебя было с собой, когда ты почувствовал головокружение? – спросила она.
– Камера,– ответил Хилгард, потом, подумав, добавил: – И бумажник.
– С кредитными карточками, водительскими правами и всем прочим?
– Да,– ответил он, начиная понимать, и внезапно его охватил страх, пронзительный и холодный. Доставая бумажник, он бормотал: – Вот он... здесь...
Хилгард извлек из бумажника права: адрес был с Третьей авеню. Он достал карточку Дайнерс-клуба, Джудит положила на стол свою: карточки отличались оформлением. Тогда он достал двадцатидолларовый банкнот. Джудит взглянула на подписи и покачала головой. Хилгард закрыл глаза, и перед его внутренним взором промелькнуло видение храма Кецалькоатля, огромные тяжелые головы пернатых змеев, массивные каменные ступени. На лице Джудит застыло серьезное, даже суровое выражение, и Хилгард понял, что она поставила его перед решающим доказательством. Словно за его спиной навсегда захлопнулись тяжелые ворота... Он вовсе не жертва психоза. Он действительно перешел из одного мира в другой, и назад дороги нет. Его другая жизнь ушла навечно, умерла.
– Может, я все это подделал? – с горькой усмешкой произнес он.– Пока был в Мексике. Специально отпечатал фальшивые деньги и липовые водительские права, чтобы шутка выглядела убедительнее. Да?
Потом он вспомнил что-то еще, принялся лихорадочно копаться в бумажнике и наконец извлек оттуда визитную карточку Джудит с блестящими выгравированными строками: «Отделение нейробиологии. Рокфеллеровский университет». Старую, затрепанную карточку со следами многочисленных перегибов. Джудит посмотрела на нее так, словно он положил ей на ладонь маленькую ядовитую змейку. Когда она снова подняла взгляд, Хилгард увидел в нем печаль и сострадание.
Спустя какое-то время она сказала:
– Тед, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе.
– Что именно?
– Приспособиться. Узнать свою роль в этом мире. На пару с Силией мы, должно быть, сумеем помочь тебе понять, кем ты должен здесь быть. Это пока единственное, что приходит мне в голову. И ты прав: от литиевых препаратов не будет никакого толку.
