Текст книги "На дальних мирах (сборник)"
Автор книги: Роберт Сильверберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 58 страниц)
– Да.
– Как я могу...
– Они будут искать меня. Интеллекты, члены экипажа. Сама мысль о том, что какая-то матрица бродит на свободе, путает их. Они хотят уничтожить меня. Но если их поиски окончатся неудачей, то через какое-то время они забудут обо мне. Подумают, что я сбежала в пространство или еще что-нибудь произошло. И если я вселюсь в тебя, никто меня не найдет.
– На мне лежит ответственность за...
– Пожалуйста,– просила она.– Я могла бы обратиться и к кому-то другому, но чувствую, что ты мне очень близок. Пожалуйста. Пожалуйста.
– Очень близок? Я?
– Ты несчастлив. Ты не можешь найти свое место – ни здесь, ни где-либо еще. Тебе даже труднее, чем мне на Канзасе-четыре. Я ощутила это, едва прикоснувшись к твоему сознанию. Ты новый капитан. И остальные на борту только и делают, что вставляют тебе палки в колеса. Какое тебе дело до них? Спаси меня. У тебя гораздо больше общего со мной, чем с ними. Пожалуйста. Ты ведь не позволишь им просто уничтожить меня? Я так молода. У меня и в мыслях не было причинить кому-то вред. Я лишь хотела добраться до Кул-де-Сака и получить новое тело. Начать жизнь с нуля, в первый раз. Ты поможешь мне?
– С какой стати ты спрашиваешь разрешения? Ты ведь можешь, если захочешь, войти через мой разъем.
– Тот человек умер.
– Он был в отключенном состоянии. Он погиб не потому, что ты вошла в него. От внезапного сильного испуга он начал метаться и разбил свой футляр.
– Все равно,– сказала Вокс.– Против воли «хозяина» я больше не буду ни в кого входить. Скажи, что разрешаешь, или я не войду.
Я молчал.
– Ты поможешь мне? – спросила она.
– Входи,– ответил я.
8
Это было похоже на любое другое подключение: электрохимическая связь двух сознаний через гнездо, имплантированное у основания позвоночника. Так могут сделать два любых человека, желающие установить контакт. С одной разницей – подключения как такового не было. Мы обошлись без этой сложной волынки: сверка полос пропускания и напряжений, подбор преобразователя-адаптера. Вокс просто приспособила свой потенциал к моему. Я на миг ощутил что-то острое – и она уже была во мне.
– Дыши,– сказала она.– Дыши глубоко. Во всю силу легких. Потри руки друг о друга. Дотронься до щеки. Почеши за левым ухом. Пожалуйста. Пожалуйста. Я так давно ничего не чувствовала!
Ее голос звучал так же, как прежде,– реальный и одновременно воображаемый. Он не имел телесной основы, и потому не было напряженности тембра и ощущения, что его создают вибрации голосовых связок. Тем не менее в некоторых существенных аспектах он звучал ясно, твердо и вполне материально – настоящий голос во всех отношениях, кроме одного: он не исходил из чьих-то уст. Полагаю, пока она была снаружи, ей приходилось распространять какую-то часть себя в мою нервную систему, чтобы создавать такой эффект. Теперь в этом необходимости не было, но я по-прежнему воспринимал ее голос, как возникающий где-то вне меня, хотя сейчас она находилась внутри.
Она забросала меня просьбами.
– Выпей воды. Съешь что-нибудь. Можешь похрустеть костяшками пальцев? Давай, ох, пожалуйста! Мне так многое хочется почувствовать. У тебя тут есть музыка? Давай послушаем музыку! Что-нибудь по-настоящему громкое, чтобы оглушало.
Я выполнял все ее желания. Постепенно она угомонилась.
Сам я испытывал странное спокойствие. Не было никаких конкретных проявлений ее присутствия внутри меня – ни особого давления в черепе, ни скольжения вдоль позвоночника. Потоки наших мыслей не смешивались. Вокс никаким образом не могла контролировать мои движения и вообще тело. В этих отношениях наш контакт носил менее интимный характер, чем когда люди соединяются через обычное подключение. Таков, как я вскоре осознал, был ее выбор. Мы вряд ли надолго сможем остаться так тщательно отделенными друг от друга.
– Теперь тебе лучше? – спросил я.
– Я думала, что сойду с ума, если не почувствую хоть что-нибудь.
– Теперь ты почувствовала?
– Да – через тебя. Когда ты к чему-то прикасаешься, как бы прикасаюсь и я.
– Ты же понимаешь, я не смогу прятать тебя долго. Они отстранят меня от командования, если узнают, что я укрываю беглянку. Или сделают что-нибудь похуже.
– Не разговаривай со мной вслух,– сказала она.
– Не понимаю.
– Просто думай. У нас с тобой сейчас общая нервная система.
– Ты можешь читать мои мысли? – по-прежнему вслух спросил я.
– Вообще-то нет. Я не подключена к высшим мозговым центрам. Но я ловлю двигательные, сенсорные сигналы. И могу слышать твои мысли – если ты хочешь, чтобы я их слышала. Примерно так бывает в контакте. Ты бывал с кем-нибудь в контакте?
– Время от времени.
– Тогда ты понимаешь. Просто открой для меня канал. Ты не можешь расхаживать по кораблю, вслух разговаривая с кем-то невидимым. Посылай мне мысль. Это нетрудно.
– Вроде вот этого?
Я отчетливо представил себе некий пакет вербальной информации, скользящий по каналам моего сознания.
– Видишь? У тебя получается!
– Все равно,– сказал я.– Ты не сможешь долго оставаться со мной. Пойми.
Она засмеялась – без сомнений, это был смех, пусть и беззвучный.
– Ты говоришь так серьезно. Спорю, ты до сих пор сам удивляешься, как согласился впустить меня.
– Точно. Скажи, ты действительно рассчитывала, что я соглашусь?
– Конечно. С первого мгновения. По сути ты добрый человек.
– Неужели, Вокс?
– Конечно. Позволь себе быть таким.– Снова безмолвный смех. – Я даже не знаю, как тебя зовут. Подумать только! Я в твоей голове – и не знаю, как тебя зовут.
– Адам.
– Очень милое имя. Земное?
– Древнее земное имя, да. Очень древнее.
– Значит, ты с Земли?
– Нет. Правда, иногда мне кажется, что все мы с Земли.
– Откуда же ты?
– Я не в настроении говорить об этом,– ответил я.
Она задумалась.
– Ты так сильно ненавидишь мир, в котором вырос?
– Пожалуйста, Вокс...
– Конечно, ты его ненавидишь. Как я ненавидела Канзас -четыре. В этом мы похожи, ты и я. И не только в этом. Ты осторожен, я импульсивна, вот и вся разница. Вот почему мы так подходим друг другу. Я рада, что я с тобой, Адам. Ты же не прогонишь меня? Мы принадлежим друг другу. И ты позволишь мне остаться с тобой до Кул-де-Сака. Уверена, ты позволишь.
– Может, позволю, а может, и нет.
Я сам не знал, как поступлю.
– Ох, ты позволишь, Адам. Я уже знаю тебя лучше, чем ты сам знаешь себя.
9
Вот так все начиналось. Я оказался в некоей новой реальности за пределами укоренившегося представления о себе. Это было настолько за гранью моих понятий о приличествующем поведении, что я даже не мог поражаться содеянному. Я впустил ее в себя – вот что я сделал. У меня в голове поселилось чужое существо. Она обратилась ко мне с просьбой, и я впустил ее. Как будто ее безрассудство оказалось заразно. И хотя я не собирайся прятать ее дольше, чем это необходимо, я уже понимал, что не выгоню ее, пока она не окажется в полной безопасности.
Но как я рассчитывал скрыть ее присутствие от всех?
Да, она невидима, но «засечь» ее можно. И все будут искать ее.
Все шестнадцать членов экипажа боялись сбежавшей матрицы, как вампира. И пока она на свободе, они не прекратят поиски. Не только члены экипажа – интеллекты тоже будут выслеживать ее, не из страха, а из целесообразности: им нечего бояться Вокс, но они хотят, чтобы к моменту прибытия на место назначения декларация судна была безупречна.
Экипаж с самого начала не доверял мне. Я был слишком молод, слишком зелен, слишком мягок. Как раз такой человек способен предоставить убежище прячущейся беглянке. Скорей всего, ее вселение в меня будет очевидно для других, хотя я и не понимал пока, отчего. Что касается интеллектов, то они имеют доступ к любым данным, это часть их рутинной деятельности. Возможно, они окажутся в состоянии оценить крошечные психологические изменения, отличия в моих реакциях, или в общей эффективности, или в чем-то еще, что позволит им понять истинное положение дел. Откуда мне знать? Мне придется постоянно держаться настороже – чтобы ничем не выдать присутствие тайного «жильца», поселившегося в моем сознании.
Первое испытание началось меньше чем через час после того, как Вокс проникла в меня. Включился огонек коммуникатора, и послышалась далекая мелодия дежурного интеллекта.
Это был 612-Язон, работавший в вечерней смене. Аура золотистая, музыка звучная и пульсирующая. По сравнению с серией Генри Язоны были резковаты, без этой снисходительности, и обычно я предпочитал их. Однако это было ужасно – видеть этот свет, слышать эту музыку и понимать, что корабельный интеллект хочет поговорить со мной. Я съежился в напряженной позе —так делают, когда не хотят встречаться с кем-то лицом к лицу.
Конечно, лица интеллект не имел. Интеллект – всего лишь голос в динамике и магнитные импульсы где-то на управляющих уровнях корабля. Тем не менее сейчас я воспринимал 612-Язона как огромный пылающий глаз, способный разглядеть притаившуюся во мне Вокс.
– Да? – сказал я.
– Краткий отчет, капитан, относительно мертвого пассажира и сбежавшей матрицы.
Глубоко внутри возникло ощущение быстрого нырка, потом кожа на руках и плечах вспыхнула, когда химия страха яростной волной понеслась по моим венам. Я понимал – Вокс, охваченная внезапной тревогой, открыла «сливные краны» моей гормональной системы. Именно этого я и боялся. Как мог 612-Язон не заметить столь явной эндокринной реакции?
– Продолжай, – произнес я как можно холоднее.
Однако заметить что-то – одно, а интерпретировать данные – совсем другое. Флюктуации эндокринных выбросов у людей могут иметь самые разные причины. Для моей растревоженной совести все было вопиющим сигналом моей виновности, а 612-Язон пока не подавал никаких признаков того, что у него возникли подозрения.
– Мертвого пассажира звали Ганс Эгер Олафсен, пятьдесят четыре года, уроженец...
– Не останавливайся на деталях. Потом пришлешь мне распечатку.
– Сбежавшая матрица,– невозмутимо продолжал 612-Язон – Лилиана Элиани, семнадцать лет, уроженка Канзаса-четыре, направляется к Кул-де-Саку, Хвастливый Архипелаг, контракт Д-14871532, датированный двадцать седьмым днем третьего месяца...
– Это тоже с распечаткой,– прервал его я.– Меня интересует, где она сейчас.
– Такая информация отсутствует.
– Это не ответ, Шестьсот Двенадцать-Язон.
– На данный момент другого ответа нет, капитан. Отслеживающие устройства активированы и работают в режиме поиска.
– И?
– Пока нет данных о местонахождении отсутствующей матрицы.
Вокс внутри меня мгновенно отозвалась на это бесстрастное заявление интеллекта. Страх сменился облегчением – и гормональный выброс тоже. Моя пылающая кожа снова стала прохладной. Заметил ли 612-Язон и это? И если да, сумел ли проанализировать последовательность моих телесных реакций и их скрытый подтекст, наводящий на мысль о том, что я преступно нарушил инструкции?
«Не торопись расслабляться,– мысленно сказал я ей.– Может, это ловушка».
– Какая информация у тебя есть? – добавил я, обращаясь к 612-Язону.
– Известны две вещи: время, когда матрица Элиани сумела покинуть свою запоминающую ячейку, и время ее предполагаемой попытки проникнуть в спящего пассажира Олафсе-на. Пока никакой другой информации нет.
– Предполагаемой попытки? – спросил я.
– Это не доказано, капитан.
– А конвульсии Олафсена? То, что он разбил свой футляр?
– Нам известно, что Олафсен реагировал на какие-то электрические раздражители, капитан. Источник этих раздражителей отследить невозможно, хотя существует предположение, что они исходят от пропавшей матрицы Элиани. Требуется дальнейшее расследование. Это вне зоны моей ответственности – устанавливать связь между событиями, когда доказательства этой связи на данный момент отсутствуют.
Ответ типичный для интеллектов серии Язон, отметил я про себя.
– Иными словами, ты не знаешь, как отследить передвижения матрицы Элиани? – спросил я.
– Мы имеем дело с чрезвычайно маленьким электрическим сопротивлением, сэр. В режиме обычного функционирования корабля очень трудно отличить, что это, матрица или нормальные выбросы тока и пульсация электрической системы.
– А если матрица попытается вернуться в свою ячейку, следящая система способна ее зарегистрировать?
– Весьма вероятно, сэр.
– Есть основания полагать, что матрица Элиани все еще на корабле?
– Нет оснований полагать, что ее здесь нет, капитан.
– То есть тебе ничего толком не известно о матрице Элиани.
– Я сообщил все, что известно на данный момент. Отслеживание продолжается.
«Ты по-прежнему думаешь, что это ловушка?» – беззвучно спросила Вокс.
«Наоборот, его слова меня радуют. Но заткнись и не отвлекай меня, поняла?»
– Ладно, держи меня в курсе, как развивается ситуация,– продолжал я, обращаясь к интеллекту.– Сейчас я собираюсь лечь спать, Шестьсот Двенадцатъ-Язон. Сообщи данные об общей ситуации на конец дня и оставь меня в покое.
– Очень хорошо, сэр. Пятый виртуальный день полета. Позиция корабля – шестнадцать единиц от последнего порта Канзас-четыре. Релейную станцию на Ультима Туле успешно миновали в...
Интеллект пробубнил обычный отчет об обычных событиях прошедшего дня, нарушенный лишь новостью о смерти пассажира и сбежавшей матрице; потом снова пошли стандартные данные – расход топлива, скорость и все такое прочее. Первые четыре вечера полета я честно пытался впитать в себя этот ритуальный поток данных вахтенного журнала, будто мое положение зависело от их запоминания, но сегодня я едва вслушивался и чуть не пропустил свою реплику – когда пришло время выразить одобрение и на этом закончить дела. Вокс пришлось «подтолкнуть» меня, дав понять, что интеллект ждет чего-то. Я очнулся, сказал что положено и с облегчением услышал, как стихает музыка – 612-Язон разорвал контакт.
– Ну, что думаешь? – спросила Вокс.– Он вправду ничего не знает?
– Пока нет.
– Ты пессимист.
– Думаю, что у нас может получиться. Но если мы станем слишком самонадеянными, нам крышка. Команда жаждет найти тебя. Малейший промах, и все потеряно.
– Ладно. Не читай мне лекций.
– Постараюсь. А сейчас нужно немного поспать.
– Я не нуждаюсь в этом.
– Ну а я нуждаюсь.
– Давай сначала немножко поговорим?
– Завтра,—отрезал я.
Но конечно, уснуть мне не удавалось. Мешало осознание того, что внутри меня незнакомка, которая, возможно, в этот самый момент исследует самые укромные места моей психики. Или ждет, пока я усну, чтобы проникнуть в мой сон. Мне уже казалось, что я ощущаю ее присутствие, даже когда она молчит: в мозгу появился некий «горячий» узел. Может, это было просто воображение. Я лежал, не в силах расслабиться – сна ни в одном глазу. Спустя какое-то время я вызвал 612-Язона и попросил подключить меня к режиму сна, но и после этого спал беспокойно.
10
До тех событий я почти всегда ел у себя в каюте: мне казалось, таким образом я подчеркиваю свою особую властную позицию. Мое отсутствие в столовой создавало ощущение, будто я этакий суровый и надменный капитан; заодно я избавлял себя от неловкого ощущения, возникающего в присутствии подчиненных, во всех отношениях превосходящих меня. Для меня это была небольшая жертва: моя каюта была весьма удобной, еда та же, что и в столовой, робот-стюард молчаливый и умелый. Я всегда был склонен к уединению – как и большинство тех, кто вы -брал Службу.
Но на следующее утро, проснувшись после этой бесконечной ночи, я отправился завтракать в столовую.
Это никак нельзя было назвать сознательной сменой политики и тщательно обдуманным решением. Никакого решения не было. И Вокс ничего не советовала, хотя, уверен, именно она внушила мне эту мысль. Я действовал автоматически. Встал, принял душ, оделся; признаюсь, я просто забыл о событиях прошлого вечера. Вокс внутри меня молчала. Но так было лишь до тех пор, пока я не оказался под душем. Ощущение теплой, успокаивающей ультразвуковой вибрации почему-то заставило меня вспомнить ее: возникло в высшей степени неприятное чувство, будто я в двух местах одновременно, а затем, сразу же,– потрясающее, странное, непривычное чувство стыда из-за моей обнаженности. Оба ощущения быстро прошли, но заставили меня осознать экстраординарное обстоятельство, воспоминание о котором я какое-то время подавлял: в своем теле я больше не один.
Она по-прежнему молчала. Я тоже. Вчерашнее поразительное ощущение родства душ породило у меня желание вернуться к состоянию молчания, бездумья, инстинктивных действий. Нужно позавтракать, напомнил я себе, и вызвал трак, чтобы он доставил меня в столовую. Покинув каюту, я с удивлением столкнулся с роботом-стюардом, уже направлявшимся ко мне с подносом. Он, возможно, тоже удивился, но его металлическое лицо никаких чувств не выражало.
– Сегодня я завтракаю в столовой,– сообщил я ему.
– Как скажете, сэр.
Прибыл мой трак. Я забрался на сиденье и на воздушной подушке понесся в столовую.
Столовая на «Мече Ориона» – великолепное помещение на палубе экипажа, неподалеку от Глаза; одна стена полностью из стекла, и это позволяет видеть огни небес. По прихоти дизайнеров мы сидели так, что эта стена располагалась ниже нас, в результате чего все звезды и миры проносились у наших ног. Другие стены из серебристого металла с орнаментом в виде золотых завитков сияли отраженным светом мелькавших мимо звездных скоплений. В центре стол из черного камня, за каждым из семнадцати членов экипажа закреплено определенное место. Это роскошное и в то же время нелепое помещение – напоминание о богатстве и могуществе Службы.
Когда я вошел, там сидели три члена команды. Педрегал – суперкарго, плотный мрачный мужчина, на вид совсем без шеи. Фреско – навигатор, стройный, вертлявый, темнокожий, от полета к полету меняющий пол: он превращался то в мужчину, то в женщину в соответствии со своим личным ритмом. И Рейбак, ответственный за коммуникацию, уже очень пожилой человек. Его тусклый холодный взгляд выражал либо скуку, либо угрозу – я никогда не понимал, что именно.
– Смотрите-ка, вот и капитан,– сказал Педрегал.– Почтил нас своим присутствием.
Все трое обратили на меня любопытные, испытующие взгляды, что, как я уже понял, было неотъемлемой частью жизни новичка на борту корабля Службы: они вечно искали мое самое уязвимое место. В данный момент у меня оно было в парсек шириной, и я не сомневался, что они сразу же все раскроют, но решил отвечать взглядом на взгляд, хитростью на хитрость, испытанием на испытание.
– Доброе утро, джентльмены,– сказал я и добавил, бросив взгляд на Фреско: – Доброе утро, Фреско.
Заняв место во главе стола, я стал ждать, пока меня обслужат.
Я осознавал, почему сегодня утром покинул свою каюту. Отчасти это было следствием того, что во мне поселилась Вокс, отражением ее опрометчивости и импульсивности. Но в основном, понял я, это была моя собственная уловка, разработанная на недосягаемом, скрытом уровне моего двойного сознания. Чтобы успешно скрывать Вокс и дальше, мне следовало перейти в наступление. Вместо того чтобы прятаться у себя в каюте, пробуждая опасные подозрения в сознании сослуживцев, я должен с вызовом, дерзко, почти рисуясь тем, что сделал, расхаживать среди них, притворяясь, будто ничего необычного не происходит, и таким образом заставить их поверить в это. Столь вызывающее поведение было мне несвойственно, но, возможно, я сумею вытянуть запасы дерзости из Вокс. Если нет, мы оба пропали.
Рейбак сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Полагаю, вчерашние волнующие события пробудили в капитане потребность в дружеском общении.
Я посмотрел ему в лицо.
– Мне хватает дружеского общения, Рейбак. Но я согласен – вчера случились волнующие события.
– Грязное дело.– Педрегал тяжело покачал лишенной шеи головой.– И странное. Надо же! Матрица попыталась проникнуть в пассажира. Для меня это что-то новенькое. Вдобавок пассажира потеряли. Скверно. Очень скверно.
– Ну, такое случается, пассажиры порой гибнут,– заметил Рейбак.
– Да, однажды я летал на корабле, где это произошло,– согласился Педрегал.
– Мы потеряли целую группу на «Императоре Каллисто»,– сказал Фреско.– Знаете эту историю? Это было тридцать лет назад. Мы летели с Ван-Бурена в скопление Сан-Педро. Нас зацепила пульсация сверхновой, и дежурный интеллект слегка свихнулся. Взял и загрузил алюминиевую соль в линии питания и убил не то пятнадцать, не то шестнадцать пассажиров. Я видел тела до того, как их отправили в конвертор. Никакой возможности спасти что-либо.
– Да,– кивнул Рейбак,– Слышал я об этом. А вот еще случай произошел на «Королеве Астарте», года два назад. Капитаном там была Челышева – такая маленькая зеленоглазая русская с одного из миров Тройки. Они проводили обычную инвентаризацию и две цифры нечаянно переставили, а потом сигнал о неисправности в системе доставки остался незамеченным. По-моему, тогда погибли шестеро. Преждевременный спуск в кессоне и в результате отравление воздухом. Челышева очень тяжело это переживала. Очень тяжело. Нормально для капитана.
– А еще на «Гекубе»,– сказал Педрегал,– Слава богу, меня там не было. У капитана поехала крыша. Он решил, что на корабле чересчур тихо, пожелал, чтобы по нему разгуливали пассажиры, и начал будить их...
Рейбак вскинул на него удивленный взгляд.
– Ты слышал об этом? Я-то думал, историю постарались замять.
– Слухи всегда просачиваются,– ответил Педрегал с легкой ухмылкой.– Капитана звали Катания-Цзу, со Средиземноморья. Такой, знаете ли, легко возбудимый, как все они. Я тогда работал на «Вальпараисо», и когда мы остановились в системе Сенеки, чтобы подобрать кой-какой груз, мне все рассказал корабельный клерк по имени...
– Ты был на «Вальпараисо»? – спросил Фреско.– Кажется, на том корабле тоже сбежала матрица, десять или одиннадцать лет назад? Вот уж кто был настоящим пожирателем душ, как сказано в отчетах...
– Это уже после меня.– Педрегал махнул рукой.– Но я об этом слышал. Если занимаешься погрузкой и разгрузкой, будешь в курсе всего. Пожиратель душ, говоришь? Я вспомнил о...
И он завел рассказ о кошмаре на одной из поворотных станций в дальнем углу Галакгики, но не успел добраться до середины, как Рейбак перебил его и стал излагать собственную, не менее кровавую историю. А за ним и Фреско, сгоравший от нетерпения, рассказал о корабле, на котором одновременно сбежали три матрицы. Уверен, все делалось в целях моего просвещения: демонстрация того, что Служба серьезно относится ктаким происшествиям, а капитаны, допустившие их, получают несмываемую черную метку в глазах экипажей всех кораблей. Однако их попытки взволновать меня – если они и впрямь хотели этого – не достигли цели. Даже молча Вокс каким-то образом вселяла в меня странную уверенность, позволявшую игнорировать мрачный подтекст этих рассказов.
Я спокойно слушал, вполне прилично играя свою роль: новичок, зачарованный историями, в основе которых лежал опыт, приобретенный во время долгих космических странствий.
– Эти сбежавшие матрицы,– в конце концов заговорил я,– как долго им обычно удается оставаться на свободе?
– Как правило, час-другой,– ответил Рейбак.– Перемещаясь по кораблю, матрица оставляет за собой электрический след. Мы засекаем его, перекрываем позади все пути доступа и ловим ее в какой-нибудь закрытой каюте. Не так уж трудно загнать их обратно в бутылку.
– А если она вселится в какого-нибудь члена экипажа?
– Ну, тогда найти ее еще легче.
Я дерзко спросил:
– Бывало ли так, что сбежавшая матрица вселялась в члена экипажа и ее не находили?
– Никогда,– ответил мне новый голос.
Это оказался Роучер, только что вошедший в столовую. Он стоял у дальнего конца длинного стола, не сводя с меня пристального, испытующего взгляда своих странно светящихся глаз.
– Какой бы хитроумной ни была матрица, рано или поздно «хозяин» придумает способ обратиться за помощью.
– А если «хозяин» не хочет обращаться за помощью?
Роучер внимательно вгляделся в мое лицо.
Может, я слишком обнаглел и выдал себя?
– Но ведь это нарушение инструкций! – с притворным изумлением ответил он.– Это преступление!
