Текст книги "Витпанк"
Автор книги: Роберт Сильверберг
Соавторы: Джеффри Форд,Кори Доктороу,Нина Кирики Хоффман,Пат (Пэт) Кадиган,Дэвид Лэнгфорд,Пол Ди Филиппо,Пэт Мэрфи,Уильям Сандерс,Брэдли Дентон,Аллен Стил
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)
День 15.Заглянул мистер Паунд и принес новости о Бесси Фольман. В тот момент я чувствовал себя действительно очень, очень плохо, словно это как-то меня касалось. Полагаю, это показывает, какая у меня великая душа – то, что я могу сожалеть о сопернике. Увидев, что он принес с собой газету, я попросил показать мне некролог. И разумеется, хоть я и был самым серьезным соперником Бесси, мое имя там не упоминалось! Может быть, мне стоило послать венок или что-нибудь такое; в конце концов, меня-то будут вспоминать еще сотни лет, а она будет всеми забыта! Наверное, надо было пойти на похороны и еще раз ее нарисовать.
Мистер Паунд сказал, что он не смог разыскать каких-либо упоминаний относительно моей персональной выставки пять лет назад. Он сказал, что хотел посмотреть фотографии моих прежних работ. Кажется, он искренне огорчился, когда я сообщил ему, что вся выставка была скуплена японскими спонсорами.
Не осталось ли у меня непроданных картин, с которыми я мог бы расстаться?
Разумеется, мне пришлось сказать ему, что я продал все, что у меня было, несколько лет назад, когда в моей жизни свирепствовала разрушительная нищета.
Что ж, у нас у всех бывают взлеты и падения, сказал он. Для полицейского он очень разумный человек.
Я спросил, когда он сможет прийти, чтобы попозировать, и этот вопрос взволновал его. Видимо, некоторых людей пугает мысль о том, чтобы позировать для вечности. В них поднимается страх, что их изъяны – а у каждого человека имеется хоть один-единственный крошечный изъян – с течением лет окажутся увеличенными, как в лупе, и через некоторое время от них останется лишь этот изъян, и ничего больше.
Меня зовут Винсент ван Гог, и мне сто тридцать восемь лет. Шутка.
День 16.Мне снилось, что я снова ребенок. Должно быть, это было, когда я ходил в шестой класс. У нас была учительница рисования, у которой мы занимались дважды в неделю. Она задала нам нарисовать что-нибудь из того, что находится на школьном дворе, и я нарисовал голубую кабинку переносного туалета, которая стояла на футбольном поле. Ее было видно от моей парты, если как следует вывернуть шею. Прозвенел звонок, и урок закончился; предполагалось, что к этому моменту я должен был уже доделать рисунок. Миссис Элгуд подошла ко мне и сказала, чтобы я отдал ей листок. Что я могу доработать его в четверг. А я сказал: подождите минуточку, я уже почти закончил; и в тот же момент рисунок был доделан, и я отдал ей его, и она сказала: «Тайрон, но ведь снаружи нет ничего подобного!» А я сказал ей, чтобы она посмотрела сама, а она сказала, что не будет смотреть, а я сказал, чтобы она посмотрела, а она сказала, что не будет, и тогда я взял руками ее голову и попытался заставить ее посмотреть, и разбил ее лицом стекло, и у нее пошла кровь.
А потом я проснулся, и все, что я мог сказать – это что она должна былапосмотреть!
Перечитал то, что написал вчера. Я просто вне себя из-за того, что в газетах публикуют фальшивки. Когда-нибудь я пойду и всех их нарисую. Каждого долбаного критика нарисую так, что мама родная не узнает! Я настолько вышел из себя, что не стал сегодня открывать магазин. Я слышал, как кто-то стучал в дверь, и треклятый телефон звонил не переставая. Др-р-рынь, др-р-рынь, др-р-рынь, пока я наконец не снял трубку с рычага и не положил рядом. Должно быть, чертова хозяйка. О ней я тоже позабочусь. Никому не позволено отрывать гения от работы! Нужно издать специальный закон. Сегодня я нарисовал картину в ярко-красных и оранжевых тонах – «Злое солнце кусает человека». Завтра откроюсь.
День 17.Подавлен и зол.
День 18.Полицейские колотились и колотились ко мне в дверь. Мистера Паунда с ними не было. Они хотели узнать, известно ли мне, что миссис Роберта Сэйс, владелица «Книжного погреба» (и теоретически моя нанимательница), умерла. Нет, сказал я, мне это неизвестно. Ее убили, сказали они. Нет, сказал я, мне ничего не известно. Я очень занят. Меня ждет моя работа над картиной. Я сказал им спасибо за сообщенные новости. Она оставила завещание, сказали они. Я сказал, что всегда знал, что она гоняется за вещами. Да нет, завещание, сказали они – я должен закрыть магазин до тех пор, пока не будет вскрыто завещание. Отлично, сказал я; я сделаю табличку с надписью «Закрыто по случаю смерти» и повешу ее на дверь.
Вечером пришел мистер Паунд и колотился ко мне в дверь, пока я не открыл. Я сказал, что у нас закрыто.
Он сказал, что пришел позировать.
Я впустил его, намереваясь сделать несколько набросков. Он пошел было наверх, в студию, но я сказал ему, что всегда делаю наброски в магазине. Его было непросто зарисовывать, потому что он все время говорил. Он намекнул, что он виджилянт [63], охотящийся за преступниками, которых система могла пропустить из-за каких-нибудь юридических формальностей вроде правила Миранды [64]. Рассказал кучу историй о машинах среди ночи. Почему-то я представил их себе движущимися беззвучно и без огней. «Ночная темнота вам не помеха, а?» – спросил я.
Он сначала яростно вскинулся, потом засмеялся и сказал: «Нет, ночная темнота мне не помеха».
Он много говорил о преступниках, от которых удавалось легко добиться чистосердечного признания. С его связями в полицейском участке он мог очень помочь такому преступнику. Вот, скажем если преступник, совершивший эти недавние убийства, сейчас признается ему, то он сможет значительно облегчить его участь.
И с другой стороны, если этот теперешний преступник будет пытаться извернуться и захочет избежать длинной руки правосудия, то он может создать ему большие неприятности. Он выследит убийцу и нанесет удар в тот момент, когда тот будет меньше всего этого ожидать.
Он не попросил меня показать ему зарисовки, и это было удачно, потому что я не был ими удовлетворен. Когда он ушел, я порвал их все на мелкие кусочки.
Этой ночью я собираюсь спать в студии – чтобы, если что, защитить свои картины. Я почему-то беспокоюсь о них.
День 19.Сегодня нарисовал «Последнего невиновного» – множество больших голубых глаз, глядящих во всех направлениях. В нижнем правом углу картины расположен один-единственный желтый квадратик – он представляет окно. В нем можно разглядеть художника, который рисует усыпанный цветами мирный пейзаж. Может быть, я изменю название и назову это «Внутри моего черепа».
День 20.Этим утром я пришел в чувство и принял лекарство. Я понял, что, видимо, совершил кое-какие нехорошие вещи. Я решил, что подожду мистера Паунда, и когда он придет, сделаю ему чистосердечное признание. Он сможет облегчить мою участь. Он ведь мой друг. Я ждал весь день, но он так и не появился.
Около шести часов я позвонил в центральный полицейский участок. Мистер Паунд говорил, что у него до сих пор остались друзья в полиции; я подумал, что могу порасспрашивать их, и они подскажут мне, как его найти. Ушла целая вечность на то, чтобы связаться с отделом убийств. Я ждал и проклинал себя за то, что не взял у него его номер. Наконец меня соединили с детективом Бликом. Я спросил, не знает ли он мистера Паунда.
– Мистера Кларенса Паунда? – спросил он.
– Я не знаю точно его имени. Он полицейский в отставке. Он говорил, что у него еще остались друзья в полиции.
– Позвольте мне предположить: он говорил вам, что хотел стать сыщиком, но некие политические силы не позволили ему добиться успеха, верно? А еще говорил, что он – виджилянт, вершащий правосудие над преступниками, которым удалось избежать справедливого наказания?
– Э-э… ну да, – сказал я.
– Мне очень неприятно говорить вам это, сэр, но Кларенс Паунд – бывший почтовый работник, уволившийся из-за серьезного психического расстройства. Раз в несколько месяцев он на некоторое время перестает принимать лекарства, и тогда начинает воображать себя каким-то суперполицейским. Если он будет причинять вам беспокойство, дайте мне знать; мы заберем его и доставим к его лечащему врачу.
– Нет-нет, он совершенно не причинил мне никакого беспокойства. Большое спасибо.
Я повесил трубку как раз, когда он спрашивал: «А кто вы…»
Итак, мистер Паунд – всего-навсего шизик. Я должен быть готов к встрече с ним.
День 21.Я спал в своей студии, когда он вломился в нее. Я проснулся и увидел, что он смотрит на мои картины. В одной руке у него был пистолет, а в другой – фонарик.
– Они пустые, – сказал он. – Все эти холсты просто замазаны белой краской!
– Нет, – сказал я. – Просто это очень тонкая живопись. Их нужно рассматривать очень внимательно.
– Они пустые! Ты просто шизик!
– Ничего подобного; это ты– шизик! Ты – бывший почтовый работник, а никакой не полицейский! Ты никогда и не был полицейским!
– Это ложь! – он направил на меня пистолет.
– Это правда. Ты не полицейский.
Внезапно он сел – у него словно бы подкосились ноги. Долгое время он не говорил ничего. Я уже собрался подойти и отобрать у него пистолет.
Затем он начал говорить тихим, безразличным голосом. Он объяснил мне, кто он такой на самом деле, и мне все стало ясно.
Его зовут мистер Карлос Паунд, он владелец очень известной художественной галереи в Нью-Йорке. Сегодня мы соберем все мои картины и погрузим в его микроавтобус. Он отвезет меня в Нью-Йорк, где организует для меня персональную выставку.
Ручаюсь, мы устроим настоящий фурор.
Лесли Уот
Упорная девка
День Независимости – 4 июля – Фейерверки начинаются
Я ждала в коридоре, чтобы первой подойти к двери, когда раздастся звонок, но мама все же опередила меня. Она держала моллюска-шпиона осторожно, двумя пальцами, словно ручные цимбалы; на нем мигал зеленый огонек, свидетельствуя о готовности. Раковина моллюска была из серого текстурированного алюминия, это выглядело одновременно комически и пугающе; но вообще-то у нас в доме всегда так – никогда не знаешь, смеяться тебе или плакать.
– Ох, мама! – сказала я.
– Джинни, мы же должны узнать! – ответила она.
И открыла дверь.
Джейсон сделал шаг вперед. Он вскрикнул, когда моллюск-шпион раскрылся и выпустил ногу, ухватив щепоть его кожи, чтобы измерить температуру, кровяное давление и психологический профиль. На веснушках Джейсона проступил пот (никогда бы не подумала, что веснушки могут потеть), и хотя его макушка почти касалась притолоки, он так съежился, что моя мама по сравнению с ним показалась выше ростом.
Он метнул на меня взгляд, словно бы прикидывая, стою ли я того, чтобы иметь дело с ней.Я предупреждала, что его ждет много интересного – но могу поклясться, что теперь он уже начинал сомневаться, правильно ли поступил.
Мама взглянула на дисплей и прищурилась. Нога тем временем медленно убралась обратно, моллюск со щелчком захлопнулся и послышалось тихое жужжание. Она и без того знала, о чем думает Джейсон, для этого ей не требовался моллюск-шпион. Ему было семнадцать, как и мне, и он думал о том, о чем думают все семнадцатилетние, и о том, что будет потом. Маме было сорок, и она думала о том, что будет после. О своем«после» и обо всех проблемах, которые из-за этого на нее свалятся.
Она нажала кнопку на моих брюках, включив «электропастуха», и сказала:
– Хорошо. Я думаю, вы с Джоном можете пойти погулять.
– С Джейсоном, – поправила я.
– Ну, все равно, – сказала мама.
Брюки-пастухи сидели на мне, словно рукавица сталевара, густо нашпигованные проволокой и настроенные на максимальное поражение. В них я казалась себе огромной и неуклюжей, словно майкелиновский Шинный Человечек [65], разве только что я была девочкой. Эти брюки сделали их изобретательницу, то есть мою маму, сказочно богатой. Миллионы экземпляров использовались по всему земному шару, и до сих пор было зафиксировано только пять смертельных случаев – от сердечного приступа. Все доходы мама пустила на разработку «Упорной Девки» и кучи других продвинутых технологий слежения и контроля, большинство из которых она проверяла на мне.
Был жаркий, душный вечер, и я практически варилась в своих штанах. Я чувствовала запах собственного тела даже через сладкое благоухание дезодоранта и детской присыпки. Маме было наплевать, что меня смущает, когда я потею. Бог мой, она была совершенно сумасшедшая! Ничего удивительного, что ЦРУ отклонило ее заявку.
Я не могла дождаться, когда мы выйдем из дома.
– Ну, пока, – сказала я, хватая свою сумочку и надеясь, что матушка не обыскивала ее.
– Был рад познакомиться, миссис Вуото, – сказал Джейсон.
– Мисс, – поправила мама.
– Неважно, – сказал Джейсон, и я потащила его наружу, где стоял его фургончик.
Сиденья пахли немного неприятно – какой-то смесью пота и тормозной жидкости. Я опустила стекло со своей стороны. Поток воздуха, пройдя через освежитель воздуха в виде бумажного деревца, висевший у Джейсона на окне, омыл сиденья запахом зеленой листвы. Мы отъехали от моего дома.
– Ты взял билеты? – спросила я.
Дженсон запустил руку в карман своей рубашки и помахал в воздухе двумя корешками.
Нашим алиби был поход в кино, где показывали подряд все серии «Звездных войн». Это давало нам достаточно времени, чтобы поболтаться по окрестностям, поесть и после этого даже действительно посмотреть несколько эпизодов, если нам этого захочется. Джейсон миновал склады лесоматериалов, выехал за черту города и свернул на шоссе, ведущее к Маккензи. Дорогу обступили могучие деревья, и в их плотной тени стало достаточно прохладно, чтобы я перестала потеть. Джейсон проехал Либургскую дамбу, въехал на узкий мост, за ним повернул налево и притормозил на гравийной дороге, ведущей к реке. Здесь он припарковал машину. Когда мотор заглох, я услышала гудение мух и москитов и подняла стекло, чтобы не пускать их внутрь. Я снова начала потеть.
Джейсон оказался поверх меня, когда я еще пыталась сообразить, как отреагировать. Было не так-то просто понять, насколько далеко можно позволить ему зайти. Мои штаны издали предупреждающий сигнал, за ним последовало жужжание тестера.
Он прижался ко мне и засунул язык мне в рот. Затем запустил руки мне под рубашку и принялся гладить мои груди. На мгновение меня перестало беспокоить, что в этот самый момент мама наверняка смотрит на дисплей, на котором прекрасно видно, что мы затеяли. Джейсон навалился на меня, прижав к сиденью. Когда его напряженная промежность заерзала по моему телу и мое дыхание участилось, приспосабливаясь к его, я почувствовала, как в основании моей спины возникло какое-то покалывание, распространяясь наружу. Я решила, что это наступает оргазм – мой первый в жизни оргазм! – слишком поздно осознав, что покалывание предвещало готовящийся электрический разряд.
Мои брюки разразились потоком искр, треска и жара. Я вскрикнула от неожиданности, а Джейсон – от боли, скатываясь с меня. Проклятие! Я могла бы продолжать хоть до самого утра!
– Какого черта! – крикнул он, утирая слюну; его волосы были растрепаны, а глаза покраснели и слезились.
– Прости, – сказала я. – Мне действительно очень жаль.
Он отвез меня домой. Мы не разговаривали. Больше я его никогда не видела.
Рекламное объявление фирмы «Мерк» [66]в «Журнале Американской Медицинской Ассоциации» (ЖАМА), краткое изложение (полную инструкцию см. в профессиональной информационной брошюре):
«УПОР» основан на технологиях детекции лжи, лабораторного тестирования, кожных датчиков и психосенсоров, используя их для распознавания присутствия ВИЧ, заболеваний, передаваемых половым путем, а также изменений ЭЭГ и когнитивных способностей, предполагающих наличие стресса и неискреннего поведения.
Указания к использованию
«УПОР» является проводящим чипом, предназначенным для имплантации в слой подкожного жира (как правило, на бедре) и показан к применению для предотвращения сексуальных контактов. Он может использоваться как сам по себе, так и в сочетании с другими десенсибилизирующими средствами.
День Хиросимы – 6 августа – Первые бомбежки
Выйдя из-под домашнего ареста, я немедленно назначила свидание с одним парнем по имени Билли, с которым как-то познакомилась в магазине. Мама модифицировала мои брюки-пастухи, снабдив их следящим устройством – но мне, казалось, что я нашла способ перехитрить ее. Билли был моим пробным выездом. Я не могла дождаться, пока вылезу из этих штанов и пущусь во все тяжкие.
Я укомплектовала свой рюкзачок и сказала маме, что иду в библиотеку. Придя туда, я нырнула в уборную, вскрыла пакет «горячего обертывания» из набора скорой помощи и сменила штаны-пастухи на джинсы. После этого я прикрепила пакет на дюйм ниже термостата и GPS-датчиков в промежности штанов, аккуратно уложила их в рюкзак и прошла вместе с ним к информационной стойке.
– Можно оставить это у вас на некоторое время? – спросила я. – Я забыла свою библиотечную карточку и хочу сбегать за ней домой.
– Конечно, пожалуйста, – ответила библиотекарша.
Я отдала ей свой рюкзак, и она положила его под стойку, где он и будет лежать в целости и сохранности, пока я не вернусь за ним перед самым закрытием библиотеки.
Выдержка из передовицы «Пустяковых Таймс» за 20 сентября:
Вчера сенатор от республиканцев Иеронимус Бартоломью Буш из округа Джефферсон подал в отставку в связи с выдвинутыми перед ним обвинениями в том, что он является отцом трех незаконнорожденных детей от трех разных женщин. Законодательная карьера сенатора Буша была безнадежно запятнана, поскольку известно, что его избирательная кампания финансировалось пятимиллионной Партией Целомудрия, помогшей Бушу подняться из относительной безвестности до фигуры национального значения.
Политическая платформа его избирательной кампании базировалась на обещании возврата к семейным ценностям, он успешно содействовал продвижению нескольких законопроектов, обеспечивавших отмену налогов и гарантию возможности обучения для несовершеннолетних, чьи тесты на девственность окажутся положительными. Недавно сенатор Буш возглавил национальный законопроект, запрещающий продажу презервативов без предписания врача. Его адвокат отказался комментировать предъявленные ему обвинения.
Серетта проверила информацию дисплея вскоре после того, как Джинни ушла из дома, и сразу поняла, что ее дочь что-то задумала. GPS, судя по виду, работал нормально, Джинни должна была быть в библиотеке. Однако кривая температуры была слишком ровной, а местонахождение оставалось неизменным, и это настораживало.
Джинни никогда не прислушивалась к ее предупреждениям. Серетта делала все, что только могла придумать, чтобы защитить свою девочку – но, видимо, этого было недостаточно. Какой смысл быть родителем, если ты не можешь воспользоваться своим опытом, чтобы оградить тех, кого ты любишь, от боли и страдания? Настало время для серьезных действий, настало время прибегнуть к кардинальным средствам, пока Джинни не совершила чего-нибудь такого, о чем будет впоследствии сожалеть. Настало время активировать ее «УПОР».
Выдержки из статьи «Руки прочь от моего тела: история Джинни Вуото» – интервью с Джинни Вуото, взятое Китти Келли:
Надо мной все смеялись с тех самых пор, как в «Нейчур» появилась первая статья, где моя мама подробно рассказывала, как она изобрела «Упорную Девку» и как она собирается опробовать ее на мне. Конечно, я чувствую себя неловко, но пытаюсь думать об этом так, будто это все происходит не со мной, а с кем-то другим.
Моя мама вовсе не хочет быть чудовищем, но тем не менее это так. Некоторые вещи должны оставаться личными. У нас у всех должна быть возможность делать ошибки, так же, как у всех должна быть возможность добиваться успеха своими силами. Поэтому я считаю, что «Упорную Девку» нельзя было легализовать. Потому что даже если она действительно «спасает» нас от самих себя – и от парней, – то в результате мы не учимся на своем опыте, мы всего лишь реагируем на некое механическое приспособление, а чему это может научить?
Я знаю, что в мире множество проблем, и людям кажется, что они просто должны сделать хоть что-то. По-настоящему у меня нет ответа, что делать с подростковой беременностью или СПИДом. Может быть, просто нужно, чтобы люди стали лучше. Мир постоянно меняется, и мораль меняется вместе со временем. Возможно, мы живем в таком мире, где каждая девушка должна родить ребенка прежде, чем она научится водить машину – и с этим ничего не поделаешь.
А вообще-то я думаю, что скоро мир прекратит свое существование – из-за войны, глобального потепления или из-за какой-нибудь ужасной катастрофы, так что на самом деле то, что со мной происходит, все равно не имеет большого значения.
«Кризис феминистских ценностей: „Упорная Девка"», выдержки из доклада, представленного Лилит Миллер-Джеймс, Ph.D., M.S.W. [67], Факультет исследования женщины, Калифорнийский Государственный университет, Фуллертон:
В связи с последними публикациями, посвященными «Упорной Девке», в феминистской прессе появились многочисленные протесты: выражалось мнение, что «УД» способствует распространению представления о женщинах как о беспомощных существах, неспособных самим выбрать для себя правильную линию поведения. Я могла бы возразить, что «УД» следует считать лишь тем, чем она является по сути, а именно – временным средством, которое следует использовать до тех пор, пока не будет изобретено, одобрено и распространено какое-нибудь другое приспособление, способное влиять на поведение домогателей, которое бы лучше отвечало требованиям современных сексуальных взаимоотношений.
Наивно игнорировать реальности жизни женщин. Статистика показывает, что каждая четвертая современная женщина становится объектом сексуального домогательства в той или иной форме. Бездействие не может считаться выбором. Перефразируя Гиппократа, можно сказать, что «экстремальные болезни требуют экстремальных лекарств».
* * *
Хэл развалился на заднем сиденье, приготовившись ждать. Его камера была оборудована высококачественным телефотообъективом и снаряжена пленкой для замедленной съемки. Быстрые процессы требуют замедленной съемки, как он любил говорить. Занятия в школе закончились двадцать минут назад, и девчонка должна была появиться с минуты на минуту.
Они делали для «Энкуайрера» специальный выпуск о подростковой беременности. Задачей Хэла было подловить эту девчонку с «Упорной Девкой» – ту самую, у которой мать знаменитая изобретательница, – и сделать с ней пару скандальных кадров, к которым их копирайтер мог бы придумать броский заголовок.
Когда-то Хэл хотел делать материал еще по первому судебному расследованию, до того, как устройство было имплантировано, когда отцу не удалось выиграть опеку – но это было большое дело, права родителей против прав личности, и его босс поручил задание другому парню, у которого было больше опыта. С тех пор прошло пять лет, шумиха улеглась, и вот теперь он занимается вчерашними новостями. Порой он ненавидел свою работу.
Девчонка появилась возле дома.
Он кинул взгляд на старую газетную фотографию, сличая ее с девочкой, беспечно бегущей по дорожке впереди. Да, это, несомненно, она.
Боже мой, подумал он, да ведь это совсем ребенок! Девочка была высокой и слишком усиленно пользовалась косметикой. Ее лицо было еще по-детски пухлым, на щеках играл естественный румянец, ноги немного длинноваты, словно она еще не доросла до них. Она напомнила ему его младшую внучку.
Он побарабанил пальцами по своему фотоаппарату. К черту, подумал он. Она еще ребенок. Пусть кто-нибудь другой делает эту грязную работу. Он взял сотовый телефон и уже был готов набрать номер, чтобы сказать, что он очень сожалеет, но ему не удалось сделать снимок – но тут увидел какое-то движение в машине, припаркованной перед ним. Это был Морган из «Звезды».
– Мать твою, – сказал Хэл.
Он откинул крышку объектива и навел фокус. Одной ногой он нажал гудок. «Упорная Девка» обернулась в его сторону; на ее лице было удивление, а может быть, даже испуг. Он защелкал затвором, снова и снова, отсняв половину пленки прежде, чем она встретилась с ним глазами. Он чувствовал себя слишком виновато, чтобы продолжать снимать после этого.
Расшифровка записи одного из эпизодов передачи MTV «Более реальный мир» от 6 октября:
(Камера делает панораму гостиной, где на диване сидят двадцати-с-чем-то-летние Джилл, Мэнди и Тим.)
Джилл (потягивая диетическую колу):Серетта сказала, что от прозака начала прибавлять в весе и поэтому переключилась на травяной антидепрессант, но он тоже не очень-то помогал. Она сказала, что ей казалось, будто на нее набросили темный колпак, словно весь мир начал смыкаться вокруг нее, раздавливая ее посередине.
Мэнди:Да уж. Нам всем было ее очень жалко. Одежда ей не шла, и она постоянно сетовала, что выглядит старомодно и гораздо старше своих сорока. (Усмехается).Мы пытались убедить ее, что она не старая, но она, конечно же, была старой и прекрасно понимала, что мы врем.
Тим:Мне кажется, что она не очень-то заботилась о своем внешнем виде, вот только что она предположительно должна была подавать пример другим женщинам.
Мэнди:Это все так печально. Вся эта семья какая-то бестолковая.
Джилл:Ох, а мы что, разве нет?
Тим:Эй! Я думаю, мы все должны попробовать этих сосисок.
(Переход к кухне. Серетта сидит за обеденным столом, обхватив обеими руками свою кружку. Входит Джинни. Она одета в черное, на губе у нее новый пирсинг.)
Джинни:Мама…
Серетта:Когда ты обращаешься ко мне «мама» вместо «Серетта», это обычно значит, что ты чего-то хочешь.
Джинни:Я опаздываю в школу, но сначала я хочу тебе кое-что сказать. Так что давай ты просто послушаешь, ладно?
Серетта:Ладно.
Джинни:Мне кажется, что мне понравилось бы жить с папой.
Серетта:С этим ослом!
Джинни:Он не осел, мама. Он мой папа. И вообще ты пообещала, что выслушаешь меня.
Серетта:Ты не можешь этого хотеть! Мы переехали в этот телевизионный дом только потому, что ты сказала, что нам будет здесь хорошо. Ты не можешь вот так взять и оставить меня с этими идиотами!
Джинни:Наверное, я ошибалась. Ладно, мне пора. (Хватает с тарелки пригоршню «фруктовых колечек» и поспешно выходит.)
(Переход к гостиной.)
Мэнди:Официально это называется «Устройство Поведенческой Оценки и Реакции» – но люди во всем мире, не считая матери Джинни, которая изобрела эту пакость, называют его «Упорная Девка». Порой я не могу поверить, что она действительно сделала это – превратила Джинни в лабораторную крысу. Но хоть я и не могу в это поверить, тем не менее это правда.
(Переход к кухне. Джилл и Серетта пьют травяной чай.)
Серетта (вытирая глаза платочком):Ничто не может подготовить тебя к этому, когда у тебя появляется ребенок. Иногда ты просто не знаешь, что делать.
Джилл:Я никогда по-настоящему не думала о том, каково это было для моей мамы. Впрочем, она тоже не сказать чтобы много думает о том, каково приходится мне.
Серетта:Я постоянно говорю себе, что должна просто отбросить все это, но это не так-то просто. (Проглатывает травяной стимулятор, сопровождая его половиной плитки обезжиренного шоколада.) Яникогда не чувствовала в себе особенной склонности к самоубийству, но одна вещь до сих пор пугает меня. Слишком часто мне кажется, что быть там может оказаться так же просто, как и здесь.
* * *
Адвокат Ричарда сказал: «Разумеется, в случаях, подобных этому, решение обычно выносится в пользу матери – но поскольку ребенок сам хочет, чтобы опекуном были вы, у нас сеть надежда».
Этот процесс сопровождался таким накалом страстей, такой шумихой! Телефон звонил не переставая, даже посреди ночи. Репортеры подкарауливали Ричарда у дверей, словно голодные псы, ожидая, чтобы их впустили. К счастью, все судебные издержки ему оплачивала организация «Права Мужчин» (ПМ), основанная мужчинами, лишенными права опеки над своими детьми.
– Единственное, что может нам навредить, – сказал адвокат, – это если она выдвинет против вас обвинение в изнасиловании на свидании. Я, конечно, понимаю, что это неправда, но беспокоюсь о том, как это может прозвучать в суде.
Насколько помнилось Ричарду, Серетта тогда хотела этогоне меньше, чем он. Однако с тех пор она постоянно пыталась отравить его отношения с их дочерью, распространяясь насчет того, что он взял ее силой. Он помнил ту первую ночь с точностью до деталей: как Серетта была одета (черная кружевная блузка, обтягивающие джинсы, туфли на каблуках), легкий аромат пряностей в основании ее шеи, то, как она работала язычком – его жена к тому времени уже давно забыла, как это делается.
Никакого насилия не было. Он проигрывал все случившееся у себя в мозгу достаточно часто, чтобы быть уверенным в этом. Это лишь потом – когда у нее начались задержки, когда Серетта наконец осознала, что он не собирается оставлять ради нее жену – она начала обвинять его в том, что он воспользовался ее слабостью. И ведь не то чтобы он когда-либо что-то ей обещал; она с самого начала знала, что он женат, но ей ни разу не пришла в голову мысль об аморальности происходящего – до тех пор, пока не стало слишком поздно.
Они были примерно одного возраста, и она была ничуть не возвышеннее него. Почему же она обвинила его в своей беременности? Разумеется, он полагал, что она приняла меры предосторожности – если бы онподвергался риску заиметь нежеланного ребенка, он, несомненно, сделал бы это. Может быть, он действительно немного слишком сильно нажимал на нее, чтобы она сделала аборт – но в то время это казалось ему наилучшим выходом. Когда чувства Серетты к нему переменились, она обвинила его в том, что он хотел убить их ребенка.
Может быть, он должен был попытаться проявить больше внимания к нуждам Серетты? Возможно. Сейчас он видел это, но не в то время. Она обвиняла его во всем, что выходило не так. Так же поступала его бывшая жена – у которой, по крайней мере, была законная причина для этого. Слава богу, хоть Джинни не ненавидела его. Его брак распался много лет назад, и его мучило чувство вины за то, что он причинил всем столько боли. Его дочь значила для него больше, чем весь остальной мир.
Выдержки из стенограммы «Шоу Джерри Спрингера»:
Джерри:Ричард Дерринджер после своей весьма публичной связи с Сереттой Вуото приобрел неприятное клеймо «женоненавистника». Однако, по словам Ричарда, это неверно: он ненавидит вовсе не всех женщин, а только Серетту!
Ричард:Мистер Спрингер…
Джерри:Зови меня Джей.
Ричард:Мистер Спрингер…
Джерри:Окей, зови меня Джерри. Ты очень нервничаешь. В чем дело? Ты никогда не смотрел мое шоу?
Ричард:Один или два раза. Я видел выпуск с сиамскими близнецами.
Джерри:О, это мой любимый! Итак, расскажи нам о своей бывшей жене.
Ричард:Она не была мне женой. Мы не состояли в браке.
Джерри:Ну, все равно. Головой клянусь, она была горячая штучка! Или это твоя жена была холодная, как рыба?
Ричард:Послушайте, я не собираюсь отвечать на такие вопросы.
