Текст книги "Витпанк"
Автор книги: Роберт Сильверберг
Соавторы: Джеффри Форд,Кори Доктороу,Нина Кирики Хоффман,Пат (Пэт) Кадиган,Дэвид Лэнгфорд,Пол Ди Филиппо,Пэт Мэрфи,Уильям Сандерс,Брэдли Дентон,Аллен Стил
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)
Стеклянная дверь тихо скользнула в сторону, и Марвин в одних носках шагнул на террасу. Отлив уже начался, море было спокойным и в тишине он мог отчетливо слышать голоса, раздающиеся внизу, на пляже.
Он протянул руку назад, в дверной проем, и щелкнул выключателем. Пространство под домом внезапно затопил свет, яркий как день. Один из голосов испуганно вскрикнул, и Марвин ухмыльнулся про себя. Установка этих прожекторов под террасой обошлась ему не так уж дорого, и он всегда знал, что когда-нибудь они окажутся кстати – в такую ночь, как сейчас.
Он быстро пересек террасу и выглянул через перила. Смотреть вниз было почти больно: белый песок слепил глаза, отражая яркий свет. Впрочем, ему не составило труда рассмотреть двоих мужчин, стоявших на пляже, на полпути между домом и водой – а также узнать эти два смуглых лица, глядевших на него снизу вверх.
– Здравствуйте, мистер Брэдшоу, – крикнул индейский парень. – Надеюсь, мы вас не побеспокоили?
Старик проговорил что-то на индейском наречии. Парень сказал:
– Мой дедушка приносит извинения за то, что мы пришли так поздно. Но в ресторане сегодня вечером было много работы, и мистер Коэльо не соглашался отпустить меня пораньше.
– Какого черта? – выговорил Марвин, обретая наконец дар речи.
– Было бы лучше, если бы вы сошли сюда, – добавил парень. – Вам стоит посмотреть на это.
Самым логичным в данном случае было бы, разумеется, вернуться в дом и позвонить в полицию, чтобы этих двоих арестовали за нарушение границ чужого владения. Но тогда неизбежно выплывет наружу, что Марвин уже и раньше имел дела с этими краснокожими ублюдками. Местные копы по разным причинам недолюбливали Марвина, и наверняка они разнесут по всей округе эту историю – о том, что он нанял индейского знахаря, чтобы изгнать тараканов из своего дома.
А если он попросту пристрелит этих сукиных детей, то отправится в тюрьму. Для белого человека в наши дни больше нет правосудия.
Марвин прошел обратно в дом. Памела по-прежнему стояла на лестнице.
– Это те чертовы индейцы, – сказал он ей, проходя мимо. – Если они оскальпируют меня, звони девять-один-один. Хотя нет – ты скорее всего пригласишь их на чашку чая с печеньем.
Он вышел через парадную дверь, обошел дом и спустился по деревянной лестнице к пляжу. Двое индейцев никуда не делись. Старик присел на корточки, нелепо скрючившись, а парень стоял, наклонившись над ним и уперев ладони в колени. Судя по всему, они рассматривали что-то на земле.
– Вот, мистер Брэдшоу, – сказал парень, не поднимая головы. – Взгляните-ка на это.
Марвин пошел к ним, чувствуя, как песок похрустывает у него под ногами, и заодно вспомнив, что забыл надеть хоть какую-нибудь обувь. Полные носки песка, отлично! Подойдя, он встал между стариком и парнем, начав было:
– Ну что, какого…
И тут же, совсем другим голосом:
– Боже всемогущий!
Он никогда не видел столько тараканов за всю свою жизнь.
Песка под его ногами было почти не видно – его покрывал темный ковер плоских кишащих телец. Свет прожекторов отражался от их блестящих коричневых спинок и высвечивал целый лес колышущихся усиков.
Марвин отпрыгнул назад и врезался в Памелу, которая вышла следом за ним.
– Осторожнее, Марвин! – оскорбленно произнесла она, но тут же завопила и вцепилась в его руку.
Тараканы, как заметил теперь Марвин, не разбегались по всему пляжу и не шмыгали туда-сюда во всех направлениях, как они это обычно делают. Они покрывали лишь узенькую полоску, может быть, трех футов шириной, не больше; и все двигались в одну сторону – целая тараканья река, прямая, как Пятая авеню, начинавшаяся где-то в тени их дома и пересекавшая песчаный пляж, чтобы исчезнуть во тьме где-то в направлении океана. Марвин слышал исходивший от нее тихий непрерывный шорох, словно шуршание ветра в сухих листьях.
– Вы хотели, чтобы они ушли из вашего дома, – сказал парень. – Пожалуйста, они уходят.
– Но как… – голос Памелы ослабел и пресекся.
– Они идут домой, – сказал парень. – По крайней мере, пытаются.
Марвин едва мог расслышать, что ему говорят: он смотрел на тараканов, не в силах оторвать взгляд от их стремительно движущегося скопища. Он двинулся к дому, продолжая рассматривать реку насекомых, пока не натолкнулся на основание обрыва. Ну да, разумеется – тараканы так и лились прямо по поверхности скалы сплошным коричневым водопадом, бравшим начало, по-видимому, где-то под фундаментом.
– Понимаете, – продолжал парень, – такие тараканы, какие завелись у вас, маленькие и коричневые, какие часто встречаются в домах в этой части страны – они родом не отсюда. В книге написано, что это немецкие тараканы; кое-кто считает, что они появились у нас вместе с гессенскими наемниками, которых король послал сражаться с парнями Вашингтона. Я не очень хорошо в этом разбираюсь, но в любом случае это белые люди завезли их сюда из Европы.
Марвин повернулся и с минуту молча смотрел на парня. Затем снова опустил взгляд на тараканов.
– Долбаные иностранцы, – пробормотал он. – Я должен был догадаться.
– А вот южнее, во Флориде и по ту сторону Залива [51], – прибавил парень, – водятся действительно большие тараканы, тропические; их вывезли из Африки на работорговых судах. Потом есть еще такие, которые пришли из Азии – их очень трудно убить…
Памела прервала его.
– А это, м-м… заклинание твоего деда, оно?..
– Возбуждает в них желание вернуться туда, откуда они пришли – точнее, откуда пришли их предки. Попросту заставляетих. Посмотрите сами.
Марвин прошел вдоль тараканьей реки в другую сторону, до кромки океана. Полная луна уже поднялась и светила ярко, так что даже за пределами освещения прожекторов можно было с легкостью разглядеть темную полоску, пересекавшую пространство сверкающего, еще влажного после прилива песка.
Добравшись до границы воды, тараканы не медлили ни секунды. Сплошным, ровным потоком, без единого перерыва, они безудержно текли в океан. Спокойная вода на отмелях была сплошь усеяна темными точками и островками, состоявшими, по всей видимости, из сотен, а то и тысяч тараканьих тел. Марвин вспомнил слышанный где-то анекдот: если построить всех китайцев в колонну и маршем пустить в океан, этому никогда не будет конца, потому что они размножаются слишком быстро.
Когда Марвин двинулся обратно через пляж, старик что-то проговорил.
– Он говорит, что оставит это до утра, на тот случай, если у вас есть крысы или мыши, – перевел парень.
– Это действует и на них тоже? – спросила Памела.
– Конечно, – кивнул парень. – Без дополнительной платы.
– Но какого черта? – удивился Марвин. – Ты что, хочешь сказать, что у вас здесь не было ни крыс, ни мышей, пока не пришел Колумб?
– Нет, какие-то виды, конечно, были – лесные и полевые мыши, водяные крысы. Но обычная домашняя мышь или серая норвежская крыса, либо же эти черные крысы, которых сейчас полно в городах – они все приплыли на кораблях.
– Я здесь не вижу ни одной, – заметила Памела.
– О, для них пока еще рано. Чем больше животное, тем больше времени должно пройти, чтобы средство начало действовать. Это зависит от массы тела. Взять какую-нибудь действительно большую серую крысу – она может ничего не почувствовать до самого конца ночи. Но к утру она обязательно придет сюда и будет пытаться уплыть обратно к себе в Норвегию или куда-нибудь еще.
Старик вновь заговорил.
– Мой дед говорит, что вернется завтра, чтобы прекратить действие наговора. Его нельзя оставлять слишком надолго. А то, знаете… всякое может случиться.
Тараканья река у их ног тихо струилась вперед, к забвению.
Марвин плохо спал этой ночью. Его мучил неотвязный кошмар, в котором он бежал, охваченный ужасом, по бесконечной голой равнине под темным небом. Его преследовала группа индейцев, гикая, размахивая томагавками и стуча в барабаны, в то время как тараканы ростом с человека стояли на задних лапках, выстроившись шеренгами по обе стороны его пути, и кричали ему что-то по-испански. Перед ним, обнаженная, предстала Памела. «Это твоя карма, Марвин!» – вскричала она. Он увидел, что из ее головы растут длинные усики, а там, где должны быть груди, расположена дополнительная пара рук.
Он сел в постели, трясясь и обливаясь потом. Запах дыма в комнате был настолько сильным, что он едва мог дышать.
– Га! – выдохнул он, с трудом выбрался из-под скомканного одеяла и встал с кровати. Некоторое время он стоял в темноте, пытаясь удержаться на нетвердых ногах.
– Марвин? – пробормотала Памела с другого края кровати, но даже не повернулась к нему, и он понял, что жена говорит во сне.
Он сошел вниз по лестнице, крепко держась за перила, достал из бара бутылку «Джонни Уокера». Открыв ее в темноте гостиной, Марвин сделал большой глоток, за ним другой – прямо из горлышка. Первый глоток чуть было не вернулся обратно, но от второго ему стало значительно лучше.
Вместе с бутылкой он поднялся наверх, в спальню для гостей, где широко распахнул окно, включил большой вентилятор под потолком и повалился на кровать. Он все еще чувствовал запах дыма, но еще один глоток скотча решил эту проблему.
Долгое время он лежал, понемногу отпивая из бутылки, пока наконец виски не расслабил его настолько, что Марвин смог погрузиться в тупое беспамятство. Ему снова снились сны, но на этот раз там не было ни индейцев, ни тараканов; наоборот, это было прекрасное, успокоительное видение. В нем он шагал по слегка всхолмленным пастбищам; вдоль тропинки, по которой он шел, росли могучие дубы, осенявшие его тяжелыми ветвями, покрытыми густой весенней листвой; на ближнем косогоре паслись овцы.
В отдалении, на гребне высокого холма, высились серые зубчатые стены и башенки какого-то древнего замка. К его воротам подходила извилистая грунтовая дорога, и теперь было видно, что по ней марширует отряд солдат в красных куртках, двигаясь по направлению к Марвину. «Пу-унг, пу-унг, пу-унг, пу-унг», – звучал их барабан, доносясь через поля; Марвин услышал, как они затянули песню:
Хей-йа, хей-йо, хей-йа
Йо-хей, йа-хей, на-уэй
Ах-хо, ха-на-йо
Хо-хо-хо-хо!
Он проснулся вновь; в окно светило солнце. Долгое время он лежал, накрыв лицо подушкой и зная, что ему вряд ли понравится вставать.
Когда наконец он появился в дверях спальни для гостей, потный и небритый, была уже почти середина дня. Проходя мимо ванной комнаты, он услышал шум текущей воды. Памела, должно быть, уже несколько часов как встала – она всегда поднималась до смешного рано, чтобы успеть проделать на террасе свои идиотские медитации и йоговские упражнения вместе с восходом солнца.
Марвин сидел в гостиной и пил кофе, когда прозвенел дверной звонок. Он вскочил на ноги, буркнул: «Вот черт!» и пошел открывать. Солнечный свет кинжалом воткнулся в его глаза, когда он отворил дверь; Марвин прикрыл их, чтобы справиться с болью. Когда он вновь открыл глаза, перед ним на крыльце стояли двое индейцев.
– Простите, если мы пришли немножко рано, – сказал парень. – Мне скоро на работу.
Марвин оглядел их без особой теплоты.
– Какого черта вам еще нужно?
– Ну как же, мистер Брэдшоу… ну, вы же понимаете… Мой дед сделал для вас работу.
Марвин кивнул. Это было ошибкой. Когда океан боли в его голове вновь утих, он сказал:
– И теперь вы хотите, чтобы вам заплатили. Подождите здесь минуточку.
Эти двое клоунов ничем не смогли бы подтвердить свои претензии, но он был сейчас не в том настроении, чтобы устраивать скандал. Его бумажник был наверху, в спальне, но он знал, что Памела держит немного мелочи в вазе на каминной полке, чтобы платить мальчишкам-рассыльным и подобной же шушере. Он вытащил пачку ассигнаций, отслюнил двадцать бумажек и вернулся к парадной двери.
– На, забирай, вождь. Купи себе новое перо.
Старик даже не прикоснулся к деньгам.
– Сто долларов, – сказал он твердо. По-английски.
Марвин ехидно рассмеялся.
– Мечтать не вредно, о Сидящий Бык! Скажи еще спасибо, что я вообще что-то даю тебе, после того, как ты провонял мне весь дом. Бери двадцатку, или забудь о деньгах.
Старик залопотал что-то парню по-своему, не отводя глаз от Марвина. Парень сказал:
– Если вы не заплатите, он не отведет наговор.
– Ты думаешь, меня это заботит? Даже если бы я хоть на грош верил в это дерьмо, я бы все равно не захотел, чтобы его отводили. Пускай себе будет! По крайней мере, у меня никогда не заведутся тараканы.
– Это действует не совсем так, – ответил парень. – Наговор не оказывает действия ни на что, что находилось за пределами дома в то время, когда он был наложен.
Марвин о чем-то задумался.
– Слушай-ка, я знаю, что мы сделаем. Ты даешь мне немного этого зелья, которое вы жгли вчера, так? А я выписываю тебе чек на сотню баксов, прямо сейчас, идет?
В конце концов, если отбросить всю эту суеверную дребедень, должно же было быть что-то в этом дыме, что изгоняло тараканов лучше, чем любое другое средство на рынке! Может быть, они действительно слетают от него с катушек, кто знает? Взять образец в лабораторию, произвести анализ – да там мог скрываться продукт на несколько миллионов долларов! Стоило рискнуть сотнягой. Ей-богу, может быть, он даже не станет приостанавливать платежа по чеку. Может быть…
Но старик снова покачал головой, и парень сказал:
– Прошу прощения, мистер Брэдшоу. Это секретный состав. И в любом случае без песни он не станет работать.
Глаза Марвина застлала красная пелена, еще более густая, чем до сих пор.
– Ну и черт с вами! – заорал он. – Убирайтесь с моего крыльца, и не забудьте этот ржавый кусок дерьма, что стоит на моей подъездной дорожке! Давайте, уносите отсюда свои краснокожие задницы! – Парень открыл рот, намереваясь что-то сказать. – Ты хочешь неприятностей, Тонто? А у тебя есть лицензия на свои бизнес по борьбе с вредителями в этой стране? Нет? То-то. Давай, давай, пошевеливайся!
Дождавшись, пока треск глушителя разбитого пикапа затихнет вдали, Марвин вернулся в гостиную. Памела в белом махровом халате стояла на лестнице, ее волосы были мокрыми после душа. У нее был омерзительно веселый вид.
– Мне показалось, я слышала голоса, – сказала она. – Кто это был, те двое коренных американцев? Надеюсь, ты щедро заплатил им?
Марвин тяжело опустился на кушетку.
– Я выдал им то, на что они напрашивались.
– Я так расстроена, что мне не удалось увидеть их еще раз! Такая честь – видеть в своем доме настоящего шамана! Да еще с такой вдохновляющей церемонней! Помнишь эту милую песенку, которую он пел? Она до сих пор звучит у меня в уме, снова и снова, как мантра. Разве это не чудесно?
И она поскакала по ступеням обратно к себе наверх, весело напевая: «Хей-йа, хей-йо, хей-йа!». «Пу-унг, пу-унг, пу-унг, пу-унг», – подстукивал ей барабан в голове Марвина.
Остаток дня он провел, лежа на диване в гостиной, большей частью с закрытыми глазами – жалея, что не может заснуть. Он не сделал ни одного движения по направлению к бару. Стаканчик пришелся бы ему в самый раз, но его желудок не вынес бы этого.
Похмелье не проходило; временами Марвину казалось, что его череп вот-вот треснет, как переваренное яйцо. Все его тело ломило, словно он упал и скатился по лестнице. Даже кожа на лице казалась натянутой слишком сильно.
Хуже всего было то, что он продолжал по-прежнему слышать индейскую музыку, которая звучала теперь даже громче, четче и настойчивее, чем прежде. До сих пор это была не более чем досадная помеха, один из этих надоедливых фокусов, какие порой выкидывает мозг, когда тема из «Острова Гиллигэна» [52]застревает у тебя в ушах на целый день. Теперь же она превратилась в несмолкающий шум, заполнявший всю внутренность его черепа первобытным грохотом барабана и дикими завываниями стариковского голоса; время от времени Марвин не мог удержаться, чтобы не зажать уши руками – хотя и знал, что из этого не выйдет ничего путного. Он не прочь был даже закричать, но это было бы слишком мучительно.
Памела исчезла где-то около полудня. «Пошла навестить кого-нибудь из своих придурочных подружек, – угрюмо подумал Марвин, – и плевать ей на своего несчастного, богом проклятого мужа». Однако около четырех часов, когда он доковылял до кухни – не то чтобы ему очень хотелось есть, но возможно, небольшая толика еды успокоила бы желудок, – и случайно выглянул наружу через стеклянную дверь, то увидел ее. Никуда она не делась, вот она, внизу, на пляже. На ней было длинное белое платье, и она словно бы танцевала на песке, двигаясь взад и вперед вдоль самой кромки надвигающегося прилива. Ее руки были подняты над головой и она хлопала в ладоши. Марвин не слышал звука, но его глаза уловили ритм: «хлоп-хлоп-хлоп-хлоп» – в полном соответствии с барабаном, бьющим в его голове, и с буханьем крови в его пульсирующих висках.
Солнце наконец опустилось за горизонт. Марвин не стал включать свет – темнота немного успокаивала боль. «Интересно, – подумал он, – неужели Памела до сих пор на пляже?»
– Памела! – позвал он. Потом позвал еще раз, но ответа не было, и Марвин решил, что это не так уж чертовски его заботит, чтобы идти ее искать.
Однако время шло, а Памелы по-прежнему не было видно. В конце концов Марвин поднялся на ноги и зашаркал к двери. Это могло оказаться небезопасным – белая женщина одна ночью на пляже… Кроме того, ему просто необходимо было глотнуть свежего воздуха. Вонь этого дыма была настолько прилипчивой, что, казалось, въелась в саму кожу; у него чесалось все тело.
Он медленно сошел по деревянной лестнице на маленький пляж. Полная луна уже висела на небе и белый песок ярко мерцал. Марвин мог видеть весь пляж, до самой серебристой полоски, отмечавшей отступающий край океана.
Памелы нигде не было видно.
Он двинулся дальше по песку – без какой-либо определенной мысли о том, что ожидает найти. Его ноги, казалось, ступали сами по себе, не спрашивая его разрешения, и он позволял им это. Его тело больше не ныло; даже головная боль прошла. Барабан в его голове звучал теперь очень громко, оглушительным «ПУ-УНГ, ПУ-УНГ, ПУ-УНГ, ПУ-УНГ», однако почему-то это больше его не беспокоило.
На влажном песке ниже линии высокого прилива виднелась цепочка следов от маленьких босых ног, уводившая дальше к воде. Марвин пошел по следам – без спешки и без особенного интереса. Впереди что-то белело, более светлое, чем песок. Дойдя дотуда, он не был очень сильно удивлен, узнав платье Памелы.
У кромки воды следы обрывались. Марвин постоял там некоторое время, глядя вперед, на освещенную луной гладь океана. Его глаза были устремлены куда-то вдаль, на невидимый горизонт. Его нога выбила хрусткий ритм на влажном песке.
Марвин шагнул вперед.
На вершине обрыва, сидя на большом валуне, индейский парень, служивший у Антонио, произнес:
– Вон он идет.
Его дед, сидевший рядом с ним, тихо хмыкнул.
– Сколько времени это заняло?
– С тех пор как вошла она? – Парень сверился со своими дешевыми электронными часами. Подсветка не работала, но луна светила достаточно хорошо. – Полтора часа. Около того.
– Хм-м. Мне казалось, что он не настолько крупнее нее.
– У нее были хрупкие кости.
– Угу. – Старик усмехнулся. – Я видел тебя, когда она сняла с себя платье. Думал, ты свалишься с обрыва.
– У нее было красивое тело, – сказал парень. – Для женщины ее возраста.
Они смотрели, как Марвин Брэдшоу целеустремленно входит в океан. Вода доходила ему уже до пояса, но он продолжал идти вперед.
– Скорее всего, он не умеет плавать, – заметил парень.
– Ему бы не очень помогло, если бы он и умел. Пойдем, сынок. Нам пора.
Когда они возвращались к пикапу, парень спросил:
– Ты научишь меня этому наговору?
– Когда-нибудь научу. Когда ты будешь готов.
– Это как-нибудь называется? То, что мы… что ты делал там, у них в доме? Как ты это называешь?
– Я называю это запуском.
Парень рассмеялся. Спустя мгновение к нему присоединился и старик, вторя молодому голосу своим сухим, шелестящим смехом. Они все еще смеялись, когда пикап тронулся вверх по прибрежной дороге, направляясь в сторону далеких огней автомагистрали.
Позади них простирались безбрежные пространства океана; его плоскую, сверкающую в лунном свете поверхность нарушало лишь единственное маленькое темное пятнышко – это были голова и плечи Марвина Брэдшоу, идущего вброд по направлению к Европе.
Майкл Арсенолт
Самый обычный Хэллоуин
Как всегда, на Хэллоуин я бродил по улицам, занимаясь тем, чем занимаюсь всегда.
Я охотился за вампирами.
Я выжидал часа, когда станет совсем темно, когда последние лучи жизнеутверждающего солнечного света угаснут окончательно, после чего выбирался наружу. Не было смысла выходить раньше, пока они еще спали у себя в жилищах своим нечистым сном неумерших.
Богом проклятые создания! Какую цену они заплатят!
Я без устали кружил и кружил по улицам; я знал, что они где-то здесь, знал, что лишь я могу отыскать их, и лишь я могу их уничтожить.
Под фонарем я помедлил – проверил оружие и перепроверил снаряжение. Я был готов. Я всегда готов.
Я улыбнулся. На Хэллоуин вампиры становятся самонадеянны. Они ослабляют свою защиту. Они думают, что могут вот так, запросто, смешаться с нами, что мы не сумеем заметить их, не сумеем их вычислить.
Но они ошибаются. Они пытаются незаметно скользить вместе с толпами, прятаться среди «угости-а-не-то-напугателей», всяческих костюмированных охотников за сладостями – но все же они выделяются. Ямогу их вычислить.
Мой обход длился уже два часа, когда наконец я увидел одного из них. Он угнездился в компании громкоголосых и назойливых веселящихся, тщетно пытаясь сделаться незаметным; однако я почти тотчас проник под его маску. Приблизившись к компании сзади и стараясь, чтобы мое присутствие не привлекло внимания, я последовал за ними и изучал егодо тех пор, пока не убедился окончательно. Они шли себе вдоль длинного многоквартирного дома, не обращая на меня внимания, хохоча и расшвыривая пустые банки из-под пива, не имея понятия о том, что среди них демон.
Я приблизился на достаточное расстояние и сделал свой ход.
– Замри, исчадие ада! – вскричал я.
Тогда они все остановились и повернулись ко мне – очевидно, не зная, как им поступить. Возникла пауза; они в молчании меряли меня взглядами. Не знаю, почувствовали ли они окружавшую меня ауру благочестия или уже успели подпасть под гипнотическое влияние вампира. Так или иначе, их жизни никогда уже не стали бы прежними.
– Простите, – произнес пухлощекий человек, одетый клоуном, – но у нас нет мелочи. Мы ничего не можем вам дать.
– Я не нищий! – возразил я. – Я занимаюсь тем, что уничтожаю зло. Пожертвования, впрочем, принимаются.
– Проваливай отсюда, – сказал приятель клоуна, трансвестит. – Ты нас не напугаешь.
Несомненно, им даже в голову не приходило, что я был их единственным спасением. Они были слепы, они не понимали, что я, и только я мог спасти их никчемные шеи. Все, кроме одного: разумеется, самого демона. Он-то знал, кто я такой – я читал это в его холодных, холодных глазах. Я видел также, как страх поселяется в нем. Я знал, что скоро он будет умолять меня; я уже слышал его упрашивания, и они звучали музыкой в моих ушах. Освященная столетиями игра охотника против растленного сатанинского отродья вскоре будет сыграна вновь.
– Разве вы не понимаете? Это же не человек! Это вампир! Только что из седьмого круга Ада!
– Ну да, а я Бэтмэн, – ответил еще один, в сером трико – как мне показалось, вполне ренфилдским тоном.
– Да нет же! – Что за слепые идиоты! – Я имею в виду, что он действительно вампир! Самый настоящий! Он высосет вас, глупцов, словно дешевую бутылку вина!
И тогда эти кретины принялись смеяться – смеяться, словно истинные марионетки Люцифера, каковыми они теперь и являлись. Это было поистине печально – видеть, с какой легкостью они были околдованы. Я встретился взглядом с дьявольской тварью, и он тоже засмеялся, с явным самодовольством думая, что теперь ему ничто не грозит.
Я понял, что настало время действовать. Запустив руку внутрь своего пальто, я нащупал во внутреннем кармане пузырек, достал его и откупорил пробку.
– Это заставит вас уверовать, – произнес я, высоко поднимая руку. – Это святая вода: единственное средство, чтобы распознать вампира. – Я широко размахнулся и швырнул пузырек в его направлении.
В яблочко! Пузырек разлетелся вдребезги, залив ему всю грудь, обрызгав руки и лицо.
Он расхохотался еще пуще, и остальные присоединились к нему. Они задыхались от смеха и хлопали себя по ляжкам. Они не могли остановиться и закатывались снова и снова – до тех самых пор, пока не начал куриться первый дымок.
Кожа вампира задымилась, вспучилась и пошла пузырями; он испустил душераздирающий вой, словно дикий зверь, которым и являлся.
Остальные, освободившись от заклятия, которым оплел их вампир, ударились в панику.
Члены компании принялись бегать взад и вперед, всплескивая руками и тряся головами, словно не веря тому, чему они были свидетелями. Эти люди, еще какие-то секунды назад числившие злого духа у себя в друзьях, теперь видели его таким, каким он был на самом деле. Для них это было пробуждением.
– Боже мой! – восклицал клоун. – Это все правда! Это правда! Он действительно вампир!
И вот тогда наступил мой черед смеяться. Когда говоришь им, что в пузырьке святая вода, это всегда заставляет их потерять голову. Но каждый хороший охотник на вампиров знает, что вся эта религиозная болтовня не стоит и выеденного яйца: если ты хочешь добиться настоящей реакции, нет ничего лучше доброй порции неразведенной соляной кислоты.
Легко понять, что никто из них не понимал, что делать дальше. Хорошо еще, что я был рядом. Без меня они могли бы впасть в состояние полного ступора, но я-то знал, что надо предпринимать. Я знал, как закончить это дело.
Я вытащил из-под пальто заостренный деревянный кол и швырнул клоуну.
– Проткни его! Давай, прямо в сердце!
Он стоял, безвольно зажав кол в руке и тупо глядя на него с выражением ужаса на лице.
– Ну же! – заревел я. – Это твой единственный шанс!
Клоун занес свое оружие – на его лице проступила решимость – и ринулся вперед. Кол нашел свою цель, и струя нечеловеческой крови хлестнула из груди сатанинского создания.
Еще одно очко в пользу хороших парней.
Моя работа была завершена. Я тронулся дальше, не дожидаясь, пока они начнут осыпать меня выражениями благодарности и восхвалениями. В качестве последнего напутствия я крикнул им через плечо:
– Не забудьте отрезать голову и набить ее чесноком! Потом сожгите – голову и тело по отдельности!
Я завернул за угол, оставив им прибирать место происшествия и разбираться с местными властями. Полагаю, они задолжали мне хотя бы это – после всего, что я для них сделал. К тому же ночь еще только начиналась: меня ждало еще множество нечистых тварей для расправы и множество сладостей в качестве добычи.
Уильям Браунинг Спенсер
Огни Армагеддона
Лампочка перегорела с тихим хлопком, напугавшим миссис Вард. Ей было шестьдесят семь лет, так что это был не первый раз, когда в ее присутствии перегорала лампочка – но каждый раз это тревожило женщину. В первый момент можно подумать, что этот хлопок и неожиданное помрачение мира происходят где-то внутри тебя, словно какая-нибудь из клеток мозга перенапряглась и внезапно лопнула.
Она была очень рада, обнаружив, что это не инсульт. Уронив вязание на колени, она позвала мужа.
– Что случилось, Мардж? – спросил он, поднимаясь из подвала.
– Лампочка перегорела, – ответила она.
Ее муж, не говоря ни слова, подошел к лампе, вывернул лампочку и направился в кухню, вернувшись оттуда с новой.
– Ну, а теперь посмотрим, станет ли эта штуковина гореть, – сказал он.
– Почему бы ей и не гореть? – спросила Мардж. Ее муж иногда был совершенно невыносим.
– Да ведь это же одна из тех лампочек, что ты заставила меня купить у того чудика, который вчера тут околачивался – ну, ты его помнишь. Он сказал, что деньги пойдут на благое дело, а я спросил: «На какое дело?», а он сказал – причем не сразу, а так, словно ему пришлось что-то сочинять, – он сказал: «На слепых».
– Я помню, что ты нагрубил ему, Гарри Вард, и именно поэтому мне и пришлось заставить тебя купить коробку. Иногда ты ведешь себя так, словно тебя воспитали орангутанги.
– Я ничего не мог с собой поделать, – сказал Гарри. – «Лампочки для слепых – все равно что беруши для глухих», – сказал я ему. И это было действительно смешно, черт побери, а он даже не засмеялся! И я ведь купил у него целую коробку этих лампочек, не так ли? А в ней их две дюжины, Мардж! – Гарри взял лампочку и осмотрел ее, прищурив глаза. – С виду вроде все в порядке, и это максимум, что можно сказать – судя по виду того парня, который ими торговал. Подумать только – такая жара, градусов, наверное, девяносто в тени, а он в пальто, лицо белое как штукатурка, губы красные – не иначе как губная помада, Мардж! – да еще и шарф намотал на шею, словно он замерзает!
– Бедняжке, наверное, нездоровилось, Гарри. – Мардж вздохнула. Ее муж не был чутким человеком. Разумеется, у него имелись свои достоинства, но иногда у нее появлялось желание назвать все своими именами. Сорок лет назад он действительно выглядел красавцем со своими усами, и от него исходила какая-то гипнотическая энергия, нечто поэтическое… Теперь усы давно канули в прошлое, а энергия превратилась в постоянную мучительную озабоченность – как у старой девы, которая убеждена, что у нее в квартире утечка газа.
– Гарри, я собиралась вязать, – напомнила Мардж.
– Ладно, ладно, – сказал Гарри. – Тебе всегда не хватало терпения.
Гарри наклонился над лампой и ввернул лампочку. Комната осветилась.
– Смотри-ка, работает! – сказал Гарри.
– Конечно, работает, – подтвердила Мардж.
Гарри вернулся к себе в подвал, а Мардж вернулась к своему вязанию. Она немного подремала и проснулась около десяти вечера, когда Гарри вновь поднялся наверх.
– Я иду спать, – сказал он.
– А я, наверное, еще почитаю, – сказала Мардж. – Мне совсем не хочется спать.
Она проследила взглядом, как ее муж поднимается по лестнице. Подождала, пока за ним закроется дверь спальни, а затем прошла на кухню. Нашла в шкафу коробку с лампочками. Потом вытащила стремянку, установила ее посреди комнаты, залезла на нее и заменила все три лампочки в люстре. Старые она выбросила в мусорный ящик и перешла в столовую.
К тому времени, когда она перетащила стремянку на верхний этаж и выкрутила лампочку в ванной, она уже основательно подустала. Никогда не заподозришь, какое количество электрических лампочек находится в доме, до тех пор, пока тебе не придется заменять их все одновременно.
И зачем, зачем ей понадобилось заниматься подобными вещами? Если бы ее спросили об этом – если бы какой-нибудь заинтересованный наблюдатель положил руку ей на плечо и остановил ее, – Мардж ответила бы: «Даже не знаю… Пожалуй, я не могу сказать, зачем я это делаю».
