Текст книги "Роберт Маккаммон. Рассказы (СИ)"

Автор книги: Роберт Рик МакКаммон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 53 страниц)

– Ладно… Да да да… Я доволен… Но кто это со мной делает? Ради бога! Скажите мне! – Его хриплый голос почти сорвался на крик.

Два человека в масках молча забрались обратно в пикап. Даг бросился за ними. Он увидел номерной знак: Пенсильвания. Пока Даг кричал и молотил рукой в борт пикапа, затянутая в чёрную перчатку рука водителя спокойно вставила карточку в считывающее устройство. Металлические пропускные ворота поднялись и опустились. А затем от пикапа остались только два красных задних фонаря, стремительно уносящиеся прочь.

У Дага подкашивались колени. Он должен вернуться в Манхэттен и уговорить Клариссу не расставаться с ним. Нужно рассказать ей всю историю целиком… Она ему поверит. Да, непременно поверит. Он её заставит.

Даг скормил считывающему устройству кредитную карту, и в ответ оно выдало: «ОТКАЗАНО».

Он попытался ещё раз. «ОТКАЗАНО».

Попытался снова с другой картой. «ОТКАЗАНО».

Он опробовал свою дебетовую карту, и получил уведомление «НЕДОСТАТОЧНО СРЕДСТВ».

Аппарат не принимал наличных, только кредитные или дебетовые карты. Даг ошеломленный сидел в машине.

Потом у него зажужжал мобильник. Звонил его отец. Из их семейного дома в Индиане.

– Даг! – послышался полный страдания голос отца. – Господи боже, Даг! Зачем ты это сделал?

– Что? Ты о чем?

– Твой дядя Пол наткнулся на это в сети. Сынок, оно расползается как вирус!

При любых других обстоятельствах слова отца могли бы показаться забавными, но тут он произнес:

– Твоя мать увидела это… У неё был сердечный приступ. Я сейчас в больнице. Боже мой, Даг, зачем ты это сделал? Твоя мать уничтожена! Слышишь? Ты её…

Телефон Дага вырубился.

Просто вырубился. Черный экран. Никакой сети. Ничего.

Словно лунатик, он выбрался из машины. Даг не знал куда ему идти и что делать. Однако он должен был куда-то пойти, должен был что-то сделать.

Бросив машину, он, пошатываясь, прошёл между воротами и забором и оставил парковку позади. Он что, плачет? Сказать точно Даг не мог, потому что ужас вцепился в горло мёртвой хваткой и едва не задушил его.

Он тащился вперёд, в темноту меж разрушенных зданий. В город, который никогда прежде не казался ему таким безлюдным, таким чужим и таким уничтоженным.

Перевод: Е. Лебедев

Кровь победит Голливуд

Robert McCammon. "Blood Is Thicker than Hollywood", 2022

– Стать миллионером – это большой риск, положу я вам, – сказал мужчина с зажатым между зубами мундштуком, инкрустированным драгоценными камнями. Он закурил «Голуаз», передвинул мундштук, улыбнулся и пожал плечами. – Разумеется, я и так уже стал, много раз, снова и снова, но лишний миллион не сделает мне больно, ja?[31]

Хозяин кабинета с рубиново-красным ковром на полу и окнами, выходившими на оживлённую поутру Мелроуз-авеню, сидел по другую сторону стола, пытаясь отстраниться от густого дыма турецкого табака этих французских якобы сигарет. Казалось, его осаждали ароматные волны оттоманских янычар. Сам он хранил верность «Честерфилду». Его сигарета по-американски вежливо тлела в белой мраморной пепельнице, стоявшей по его правую руку.

– «Доложу», – поправил гостя Бош Циммерман, глава «Биг зет продакшн», для которого этот кабинет был раем и адом одновременно.

– Pardonne moi?[32]

– «Доложу», а не «положу». Ваш английский…

– О, razbira se[33]. Я говорю на шести языках.

Циммерман потянулся за сигаретой. В бриллиантовом кольце на мизинце отразился осколок запоздало заглянувшего в окно сентябрьского солнца и расцвел, как киношный прожектор.

– Вам следовало бы освежить язык.

– Я всегда освежаю, – ответил гость, сверкнув зубами. – И чищу. Идеально.

Телефон на столе Циммермана зазвенел, нарушая неловкое молчание. Потом ещё раз зазвенел, и ещё.

– Эва! – крикнул он в закрытую дверь, но – ах да – его секретарша вышла на перекур, как только проводила гостя в кабинет. Циммерман нажал на мигающую красную кнопку на аппарате и поднял трубку. – «Биг зет продакшн». – (Гость курил свой «Голуаз» и слушал, чуть наклонив голову набок, уголки его губ растянулись в лёгкой улыбке.) – Привет, Джек, как там мой фаворит? Да… Я знаю, что есть сложности. Нет-нет, я с ними разберусь. Правильно. Я займусь этим сразу, как только… да, наверное, ещё раньше. Клянусь могилой отца. Ты же меня знаешь. Я человек слова. Всё в порядке, не о чем беспокоиться. Хорошо. Обсудим позже.

Циммерман положил трубку, и тусклые глаза на осунувшемся лице уставились на гостя.

– Я предполагаю, – почтительным тоном сказал тот, – что вы говорили с мистером Джеком Николсоном?

– С Джеком Де Лукой, моим букмекером. А теперь букте… то есть будьте… сэр… давайте перейдём к цели вашего визита. Что вас привело ко мне?

– О, прицелиться, ja. Я замышляю спектакль, половинка на серединку.

«Почему ко мне? – подумал Бош Циммерман. – Почему всегда именно ко мне? Кто такой, во имя всего на свете, этот человек? Хорошо, у него есть имя, Эва представила этого парня, но этому кабинету не привыкать к тому, что всякие чудаки и придурки влетают сюда и разбрасываются идеями. Конечно, в конце концов, иногда идеи бывают не так уж и плохи, из тех, что стоит украсть».

Он затянулся «Честером» и ещё раз оценивающе посмотрел на гостя. Вероятно, ему лет сорок, но трудно сказать наверняка. Чёрные волосы до плеч. Лицо не то чтобы красивое, но и не безобразное, хотя есть в этих впалых щеках что-то от мертвеца. Скорпионьей черноты брови сходятся над тонким, острым носом. Клюквенного цвета костюм с бледно-голубым жилетом, рубашкой в красную полоску и белым галстуком аскот, обёрнутым вокруг шеи.

«Дешевка европейская? – Циммерман решил, что это один из тех клиентов, что околачиваются на Ривьере, увиваясь за богатыми пожилыми женщинами. Шампанское по утрам и кутежи до полуночи. – Ох, брат, давай покончим с этим поскорее!»

– Я сделал… – продолжил гость, не дожидаясь, когда Циммерман попрёт на него бульдозером, – как это называется… депозит. Большого размера. Вчера, в Калифорнийском федеральном банке. Сразу, как только приехал сюда. Всё в порядке.

– Мм. Даже так?

– Разве я неправильно сказал?

Циммерман – крупногабаритный, как теперь говорят, мужчина – уже собирался выгнать взашей этого беженца из низкопробных заграничных фильмов, но теперь сощурил глаза, готовясь поймать его на блефе:

– По счастью, я знаком с одним парнем из федерального. Не возражаете, если я свяжусь с ним и немного повишу на проводе?

– Меня не касается, чем вы с ним будете заниматься.

– Позвоню ему по телефону. Позвольте мне проверить вашу креди… вашу личность, прежде чем мы продолжим. Хорошо?

– Si[34], совершенно хорошо.

– Эва! – крикнул Циммерман, но секретарши всё ещё не было на месте. Пришлось звонить самому. – Ральф, у меня тут сидит один приятель, по имени Эр…

– Эрик, через «К», – напомнил гость, пустив ещё одну волну дымных янычар через весь стол.

– Эрик, через «К», Ван Хельсинг. У вас есть такой клиент?

Он замолчал, а потом передал гостю заданный Ральфом вопрос:

– Какое отделение?

– Уилшир. Большой дом.

Циммерман подождал, пока придёт ответ, натужно сглотнул, положил трубку и, глубоко вдохнув сладкий аромат французских сигарет, подумал, что сегодня, 23 сентября 1981 года, выдался удачный день. А потом губы его зашевелились, с усилием проговаривая каждое слово:

– Вы положили на депозит вчера вечером один миллион семьсот тысяч долларов?

– Сначала я с наслаждением пообедал, – сказал Эрик Ван Хельсинг. – Вы знаете «Макдоналдс»?

Циммерману послышался странный звук в горле, похожий на «бульк, бульк, бульк», но полной уверенности в этом у него не было. Он выпрямился в кресле, осознав, что подался всем телом вперёд, как медведь, готовый разорвать до костей дешёвое европейское мясо.

– Мистер Ван Хельсинг, – обратился он к гостю с настолько непривычной для себя улыбкой, что казалось, будто лицо его вот-вот треснет от напряжения, – чем я могу быть… вам полезен?

– Я хочу сделать спектакль.

– Фильм?

– Телевизионный спектакль.

– Сериал?

– Трудно объяснить. Jezik le vezan[35]. О, извините. Я попробую.

– Попробуйте, и, пожалуйста, с самого начала. ЭВА!

Услышав этот громогласный рёв, блондинка-секретарша уже решила, что пора вызывать полицию, но, вбежав с округлившимися глазами в кабинет, нерешительно остановилась на пороге.

– Кто бы ни позвонил – меня нет, – распорядился Циммерман и, как только дверь снова закрылась, сказал Ван Хельсингу: – Продолжайте, пожалуйста. Мои уши в полном вашем распоряжении.

– Не так много, – ответил Ван Хельсинг. – Мужчина без ушей не привлекателен для женщин.

– Да, верно. Ну хорошо, я вас слушаю… сэр, – добавил он с почтением не столько к самому гостю, сколько к его банковскому счёту.

– Я пришёл сюда по совету мистера Мортона Шевановски, – начал Ван Хельсинг. – Мне объяснили…

– Постойте, постойте! – Циммерман поднял вверх сразу обе мощные руки, в одной из которых ещё дымился «Честер». – Прошу прощения… вы сказали – Мортон Шевановски?

– Я так сказал.

– Я считал, что он умер.

– Nee[36], очень живой. Вчера вечером мы ужинали с ним в зале для русских… о, в «Русском зале», – поправился он. – Но должен сказать, что мистер Шевановски – человек великого возраста. Хотя великого ума и любезности. Он сделал мне в одолжение свой автомобиль. Очень прекрасный «мазерати». В-ж-ж-ж!

– У этого старого сук… джентльмена была потрясающая коллекция автомобилей. Но бог ты мой, я не слышал про Шевановски много лет! Та последняя картина, которую он сделал в… шестьдесят девятом, если не ошибаюсь… «Наплачь мне полный гроб»… добила его окончательно.

– Вспоминаю. Очень популярный в Крымии.

– Кажется, я слышал звон фанфар? – не сдержался Циммерман.

– Я ничего не слышал, – безразлично ответил Ван Хельсинг.

– Этот фильм… та сцена с младенцем и вилами – это уже слишком.

Ван Хельсинг пожал плечами:

– Все знают, что они были ненастоящими, эти вилы. Но я с давнего времени в восхищении его работой. Никогда не могу забыть, в шестнадцать лет… смотрел «Темницу болгарской девушки». Без разрешения семьи, но вы понимаете сами. А потом «Король Крабового острова». Ах, какие воспоминания!

– О-хо-хо. Это было время европейского изгнания Шевановски, когда отдел нравов застукал его с четырнадцатилетней цыпочкой. Но позвольте спросить… чем вы занимаетесь? То есть… очевидно, вы довольно состоятельный человек, я прав?

– Моя семья, – Ван Хельсинг чуть дернул головой вперёд, словно кланяясь своим почтенным предкам, – мой прадед изобрёл то, что теперь носит название «канцелярские кнопки».

– Кнопки, – повторил Циммерман скорее холодным, чем доброжелательным, тоном. – Ага… хорошо.

– Кнопки с цветными головками, – продолжил Ван Хельсинг. – Разных цветов. Очень популярны в моей стране.

– И какая же это страна?

– Мир.

Ответ сопровождала обезоруживающая и чуть ли не ослепительная улыбка во все идеально вычищенные зубы.

Циммерман сделал последнюю затяжку, затушил сигарету в пепельнице и прочистил горло, прежде чем перейти к делу.

– Значит, Шевановски отправил вас ко мне. Хорошо… понял. Так что вы хотите сделать?

– Телевизионный спектакль, – ответил Ван Хельсинг. – Я против вампиров.

– Вампиров.

Новая волна холодного тона хлынула в мир Ван Хельсинга.

– Это правильно. Я раздумываю, когда в Женеве, что упускаю нечто важное. Понимаете, ja? Я раздумываю… моё имя. Моё имя должно иметь важность.

– Вы говорите о фильме «Дракула»?

– И о книге перед таковым. Моё имя вот здесь, на бумаге. Я раздумываю… раздумываю… и да, внезапно имею ответ. Я должен снять спектакль, сам в главной роли. Ван Хельсинг против вампиров всего мира. Понимаете?

– Я улавливаю суть. – Глаза Циммермана снова потускнели, возбуждение от колоссальной суммы угасло. – Позвольте только заметить, что телестудии не заинтересуются этим в обозримом будущем. Им нужны семейные драмы, полицейские, врачи, комедии со счастливым концом. И вообще всё это уже было. Слышали когда-нибудь о «Ночном охотнике» Колчака?

– Никогда.

– Так вот, это уже было. И было, и было, пока люди не устали от вампирской клоунады и прочего хлама. Это очень-очень-очень старо. Киностудии ещё покупают подростковые поделки с кровищей, но телевидение не желает к такому даже прикасаться. О, я понимаю, почему Шевановски послал вас ко мне. Он застрял в этом европейском старье. – Циммерман состроил сочувственную, как он надеялся, гримасу. – Мне жаль этого парня. Он летел вперёд и делал достойную карьеру, пока не связался с «несвятой троицей». Джонатан Линч, Фэтти Харбакс и Орлон Кронстин. Вам незнакомы эти имена, но они погубили много талантов.

– Мне жаль это услышать, но я говорю, что мистер Шевановски не погублен и очень далеко от такой судьбы.

Циммерман не знал, что ещё сказать. Ему казалось, что они прошли всю дорогу до конца, сколько бы баксов ни было у этой европейской дешёвки. Но, возможно, придется сделать ещё один шаг.

– У вас есть сценарий? Какой-то план? – Ван Хельсинг озадаченно посмотрел на него, и Циммерман добавил: – Что-то, записанное на бумаге.

– Нет, никакой бумаги. Всё здесь. – Он постучал по лбу концом мундштука. – Я думаю, вы не ухватываете, что я говорю. Это не для того, чтобы записывать, вообще. Никакого сценария. Мы идём и делаем это по-настоящему.

– По-настоящему, – повторил Циммерман. – Что?.. Настоящие вампиры?

– Мы их сделаем такими. – Ван Хельсинг помолчал, чтобы смысл сказанного показал свои клыки. – Всё похоже на настоящее. Я охочусь на вампиров, как по-настоящему. Как моё имя. Мы идем в тайные места вампиров, мы нападаем… иногда они нападают первыми… но в конце Ван Хельсинг всё равно pobjednik. О… простите. Победитель.

– Что? Вы ведь говорите про актёров, правильно? Про людей, наряженных вампирами, чтобы вы могли войти и вбить кол им в сердца или что-то в этом роде?

– Я сам и моя команда. Мы строим это. Мы идём по всему миру, охотимся на вампиров. И на короля вампиров. Кто он? Или она, если королева. Где? Лондон? Амстердам? Каир? Голливуд? Где? И вы понимаете, что мы делаем всё так, что это выглядит настоящим… ничего написанного, всё случается, как случается. Даже съемка выглядит необычно… фильм выглядит как настоящее, свет и темнота настоящие, всё таким образом. И люди наблюдают… они здесь… неделя за неделей… охотятся… вместе с нами идут в drevni[37] пещеры и в подземелья замков… в катакомбы Берлина и в итальянские горы. От места к месту, спектакль. И моё имя делает его настоящим. Вот ваш миллион, сидит перед вами.

Эрик Ван Хельсинг улыбнулся и вид у него стал немного придурковатый.

«Сумасшедший», – подумал Циммерман.

– Похоже, это будет стоить о-о-очень дорого.

– Я имею деньги. Ничего не трачу, после того как оставил гонки «Гран-при».

– А вы точно актёр?

– Я не был никогда. Но настоящее не нуждается в актёрстве! Мы идем и делаем!

– Эрик, даже тем фильмам, где всё выглядит совсем по-настоящему, нужны сценарий и режиссура. Сдается мне, что вы говорите о документальном кино. – Циммерман кивнул. – О-хо-хо. Шевановски хочет быть режиссёром, правильно? Сколько ему сейчас лет, сто двадцать? Но зачем вам в таком случае нужен я? – Ему было неприятно это говорить, но это была правда… – Снимаете вы на свои собственные деньги и отправляетесь посмотреть мир, и на самом деле это будет, как мне представляется… фильм о путешествиях с… – Он замолчал и продолжил тише: – Фильм о путешествиях с вампирами. Мм.

– Да, – ответил Ван Хельсинг.

– А как насчёт вашей команды? Вы её уже собрали?

– Жду зелёного фонаря.

– Я думаю… это может быть своего рода семейная драма. «Дракулы из Далласа». Нет-нет, я шучу. Выбросьте это из головы. Вам в команду нужна красивая девушка. Нет… две. Одна в очках, умная, а другая немного… понимаете, такая… резкая. Даже стервозная. Вы видите в этом смысл?

– Я слушаю, – сказал Ван Хельсинг. – И также слышу.

– Мускулистый парень… Парень, повёрнутый на всяких штуковинах… две девушки… возможно, профессор, сын или мать которого превратились в вампиров. Господи, это становится похоже на «Миссия невыполнима», которая была хитом много сезонов, – пояснил Циммерман, чтобы гость не сделал неправильных выводов. Он откинулся в кресле и внезапно ощутил прилив положительных эмоций. – Это может иметь продолжение. Может перерасти в драму. Конфликт внутри команды… романтические перипетии… ну и вампиры, разумеется. – Он глуповато улыбнулся, сам понимая, что получилось глуповато. – Главный двигатель шоу.

– Значит, вы помогаете нам. Мистеру Шевановски и мне. Пробы в субботу вечером.

Улыбка Циммермана сдулась и повисла на нижней губе.

– Мистер Шевановски передаёт вам список необходимого. – Ван Хельсинг вытащил из кармана пиджака пакет и толкнул его через стол. – Читайте, читайте, ознакомьтесь.

Циммерман распечатал конверт и посмотрел на исчирканный каракулями лист бумаги.

Перьевая ручка с чернильными кляксами, как раз в стиле главного режиссера. Запрос на три камеры «Аррифлекс-16» вместе с операторами, два штативных микрофона, записывающую аппаратуру, прожектора и сигнальные огни – боже ж ты мой! – восемь актёров, два гримёра, костюмер и…

– Двести свечей? – с отпавшей челюстью переспросил Циммерман. – И подсвечники для них? Вы понимаете, что сегодня среда? Нет никакой возможности добыть это к субботе?

– Почему?

– Это же нужно из штанов выпрыгнуть! Документы, разрешения! Я хочу сказать, что у нас здесь это так быстро не делается. Нам понадобится неделя, чтобы всё собрать. И в любом случае… нужно ещё найти место для съёмок.

– Уже найдено. Мистер Шевановски дал мне три варианта: заброшенный плава… плава… я не могу сказать слово, но это бассейн. В любом случае, это в Гарден-Гроув. Второй – старая недействующая школа в Комптоне. Третий – отель «Уистлер» в…

– В Пиньон-Хиллз! – фыркнул Циммерман. – Конечно же, он рекомендовал это место. Именно там отдел нравов застукал его с молоденькой цыпочкой!

– Мы выбрали отель «Уистлер», – спокойно продолжил Ван Хельсинг. – Мистер Шевановски уже звонил агенту по недвижимости, который владеет имуществом, мистеру Бутби. Я подписываю в «Русском зале» документы, где говорится, что я плачу пять тысяч за пользование отелем, и я плачу все деньги, если он получает повреждения, проваливается пол или обрушается крыша.

– Вы совсем рехнулись! – не смог обуздать себя Циммерман. – «Уистлер» закрыли десять лет назад. Как я слышал, он наполовину сгорел во время лесного пожара. Пожарный инспектор ни за что не позволит зажечь двести свечей в этой пороховой бочке! И вообще, за каким дьяволом вам понадобились свечи?

– Для настоящей атмосферы. Мистер Шевановски говорит, что пожарный инспектор будет присутствовать. Также он говорит, что всё должно быть так. И так будет. Tehty ja tehty![38]

– Ни за что, ни за что. Никогда не получится. Никаким хитровывернутым способом.

Бледная рука Ван Хельсинга вытащила из другого кармана чековую книжку. Потом ручку. Со щелчком выскочил стержень.

– Какую сумму я должен направить вам? – спросил он, изготовив ручку к работе.

* * *

Обратная перемотка на тринадцать часов назад.

В разноцветном неоновом сиянии голливудской ночи Эрик Ван Хельсинг ждал возле «Русского зала» великого человека. Да, великого. Он всегда так считал, с тех пор как увидел первый нуарный фильм Мортона Шевановски «Детектив в клетке», снятый ещё в 1940 году. Увидел его в 1963 году по телевизору в задней комнате парикмахерской, куда он пришёл поиграть в карты с мистером Балогом, парикмахером и своим другом. Пятнадцатилетний Эрик уже поднаторел в искусстве транжирить деньги. «Детектив в клетке» рябил помехами, местами выцвел, по экрану туда-сюда бегали волны. И всё же строгая чёрно-белая картина с грубым, неожиданным и тёмным насилием породила у Эрика мечты о встрече с человеком, у которого хватило фантазии сделать этот фильм… и другие нуарные фильмы, такие как «Дьявол в свитере» и «Беги, убийца, беги», а также более поздние, как, например, «Темница болгарской девушки». А ещё незабываемый, насыщенный действием спагетти-вестерн «„Танцуй“, – сказал ворон на седьмой день», со сценой, где поезд переехал пленного солдата Конфедерации. Там было столько магии!

Эрик расхаживал взад-вперёд перед входом в ресторан. Такси из «Холидей Инн» в Сенчури-Сити давно уехало. Двое мальчишек-парковщиков продолжали поглядывать на него: может, они никогда прежде не видели такого сияюще-жёлтого костюма, заботливо выбранного для поездки в солнечную Калифорнию? Или красного галстука аскот, очень яркого и предназначенного для привлечения внимания? Ибо что, кроме внимания, имеет ценность для человека?

Мистер Шевановски опаздывал уже на тринадцать минут, но для великого человека время, вероятно, было чем-то мягким и податливым, как глина. Не стоило беспокоиться.

Ещё минут пятнадцать спустя Эрик увидел, как «мазерати-бора» цвета морской волны – 1974 года выпуска, как он решил, поскольку хорошо знал эти машины, – свернула с бульвара Ла Сьенга и с рвом остановилась под красным тентом, где поджидали клиентов мальчишки. И Эрик сразу понял, что это должен быть мистер Шевановски, его будущее.

Ван Хельсинг два года шёл к этому моменту, когда окажется рядом с «борой» и суетливыми парковщиками, открывающими дверцу машины. От появления первой идеи спектакля в Женеве к её доработке в Копенгагене и, наконец, письму, отправленному из Баку в адрес продюсерской фирмы, которая финансировала «Наплачь мне полный гроб». Потом были несколько месяцев томительного ожидания, пока в Монте-Карло ему не доставили письмо с голливудским обратным адресом. Так началась их переписка, и вот он, этот великий человек, мистер Шевановски собственной пер…

– Помогите! Мне не вылезти!

Был ли это человеческий голос или завывание ветра? Он был адресован мальчишке-парковщику, потому что великий человек никак не мог выбраться из «мазерати» своими силами. Поднялась суматоха, его вытягивали, а он брыкался худющими ногами, и в конце концов хрупкую фигуру в коричневом костюме извлекли из машины, как развернувшийся лист древнего пергамента. Едва встав на ноги – такие ненадёжные, – этот тонкий срез стареющего человечества потянулся назад в машину за металлической тростью. А затем упёрся ею в асфальт, как будто пытаясь сохранить равновесие на слишком быстро вращающейся планете.

– Спасибо, мой мальчик, спасибо! – выдохнул он высоким срывающимся голосом и добавил в спину парковщику, уже скользнувшему за руль: – Позаботься, пожалуйста, о моей машине.

А вслед за тем великий, но сморщенный и согбенный Мортон Шевановски посмотрел на Эрика Ван Хельсинга и сказал с улыбкой на лице, напоминавшем сушёное яблоко:

– Эрик!

Разумеется, он узнал Ван Хельсинга по фотографии, посланной семь месяцев назад. Узнал и протянул паучью ладонь.

– Дайте я вас обниму!

Эрик подошёл, но рев газующего «мазерати» уничтожил на мгновение любую возможность разговора. Великий человек, морщинистый и костлявый, пропахший нафталином так, что даже чрезмерный аромат одеколона не в силах был этого скрыть, всё же сохранил гриву седых волос почти такой же длины, как у Эрика. Когда «мазерати» умчался на парковку позади отеля, хозяин машины повернул шею, и тускло-коричневые глаза изучающе всмотрелись в Эрика.

– Спустя всё это время! Всё это время!

Прозвучало это так, будто счастливый отец встретился с давным-давно пропавшим сыном.

– Да, сэр, – сказал Эрик, осознав вдруг, что великий режиссёр держится за него, чтобы не упасть. – Спустя очень много времени.

Эрик провеёл Шевановски через большие дубовые двери. Им указали на столик в кабинке, выдержанной в красно-чёрной гамме, с обилием подушек, бархата и свечей в напольных подсвечниках. Огромная сверкающая электрическая люстра под потолком горела больше для вида, намеренно приглушённым ради создания атмосферы светом. Эрик на пару с метрдотелем, выряженным в зелёный мундир царской армии, словно статист из массовки «Войны и мира», усадили Шевановски на стул с высокой спинкой. Трость повесили по соседству на стойку, имитирующую лосиные рога.

– Бог мой! – Мортон Шевановски захрустел костяшками пальцев, словно пытаясь разогнать кровь в онемевших от долгого вождения руках. – Кажется, я уже староват для таких быстрых машин, в особенности рассчитанных на худых итальянских плейбоев.

– Этот автомобиль прекрасный. Семьдесят четвёртый, ja?

– Правильно, и очень проницательно с вашей стороны.

Официант, возможно столь же проницательный, но в данный момент просто невозмутимо-серьёзный, принёс винную карту.

– Вашу лучшую водку, с двойным льдом, – заказал режиссёр. – Эрик, могу я рекомендовать вам то же самое?

Официант в сапогах до бёдер размашисто зашагал исполнять заказ.

– Как я ждал этого! – сказал Шевановски. – Встреча с вами… и сама идея! Она восхитительна! Просто восхи…

Он откашлялся, но приступ кашля породил новый, и новый, и следующий. Наконец он приложил ко рту скомканный платок, а Эрик постучал ему по спине.

– Простите. – Великий человек справился с собой в тот самый момент, когда метрдотель подошел осведомиться, не нужна ли помощь. – Временами сам воздух спорит со мной.

– Полагаю, он грязный в этом городе.

– Да, может быть. Итак. – Запавшие глаза Шевановски, казалось, с трудом сфокусировались. – Я так польщён тем, что вы выбрали меня для этой работы. Спустя все эти годы вспомнили мои фильмы. Это большая честь для меня, что такой молодой человек, как вы, проехал полмира, чтобы… – Он неуверенно замолчал, приготовил платок, но угроза нового приступа миновала, хотя его и передёрнуло пару раз. – Чтобы воспользоваться моими талантами, – договорил он. – Вам, должно быть, известно, что я не руководил съёмками, как это здесь называется, с… ох, не могу вспомнить. Какой у меня был последний фильм?

– «Наплачь мне полный гроб».

– О нет. Был ещё один после этого, много позже.

Он с задумчивым видом застыл на стуле. В какой-то момент Эрик испугался, что великий режиссёр перестал дышать. А потом Шевановски выпалил единым взрывом:

– «Замок кукловода».

– Мне кажется, – с вежливой улыбкой поправил Эрик, – вы только собирались его снять.

– Нет, нет… я помню… или… ну хорошо… О, вот и наша выпивка! Nostrovia!

– Prieka[39], – ответил Эрик, и они выпили.

Поставив рюмку на стол, Шевановски наклонил седую голову набок.

– Мне восемьдесят шесть лет, Эрик. Время сломило меня. Я уже давно отошёл от дел. Но мечтал вернуться к работе… создать ещё один последний… я бы назвал это манифестом. И когда я получил ваше первое письмо и прочитал, что́ вы задумали, и ещё ваше имя, так важное для этого сюжета… такое знаменитое имя… вписанное в историю в каком-то смысле… то сразу решил… да, да, тысячу раз да, это то, что я должен…

Он вдруг замер и сделал жуткий громкий вздох, словно у него внутри с шумом лопнул воздушный шар, и испуганные посетители за соседним столиком чуть не уронили вилки в свои golubtsy.

– Что я должен сделать, – закончил он каким-то сдувшимся и в то же время твёрдым голосом.

Официант принёс украшенное бахромой меню. Шевановски достал из кармана очки с такими толстыми линзами, что казался в них шестиглазым. После долгого изучения он заказал borscht и небольшую порцию белужьей икры. Эрик выбрал салат оливье и kotleti. Когда официант отошёл, великий режиссёр снял очки и сказал:

– Мне восемьдесят семь лет, Эрик. Время сломило меня. Я уже давно отошёл от дел. Но мечтал…

Эрик позволил Шевановски повторить – почти слово в слово – всё, что тот уже излагал несколькими минутами раньше, а сам сказал только:

– Да, сэр.

– Мои машины! – В голосе Шевановски прорвалась страсть. – О, вы должны заехать ко мне и взглянуть на них. Мы так и сделаем после съёмок. У меня три «порше», «Серебряный призрак» двадцать пятого года и, конечно же, «мазерати». А было ещё больше. В прошлом году я продал «Крыло чайки» пятьдесят седьмого года на аукционе в Аризоне… Нет, в Техасе… нет, правильно, в Аризоне. Жаль было расстаться с ним, но я должен платить по счетам и держать двух слуг, которые помогают мне. Исполняют поручения и прочее. Кстати, о поручениях… У меня на примете три имени. Перри Кук из «Брайтхауз продак…», нет, погодите… Перри ушёл в… семьдесят восьмом, кажется. Ну хорошо, тогда… Уолтер Берг из «Вайсрой пик…»… ох, память меня подводит. Уолтер… бедный Уолтер… он теперь в доме престарелых в Глендейле. Значит, Бош Циммерман из «Биг зет продакшн»… уверен, он ещё в деле. Никогда не встречался лично с этим джентльменом, но он подготовил самый чудесный телесериал, какой я только видел, – «Вызовите „скорую“». Врачи и полицейские в одном шоу. Да. Бош Циммерман. «Биг зет продакшн» на бульваре Санта-Мо… нет, кажется, не там. Ничего, найдёте его по телефонной книге. Только не звоните. Отправляйтесь прямо туда. Может быть, вам придется долго ждать, но по телефону вы вообще никогда на него не выйдете. Сошлитесь на моё имя. Вы уже сделали депозит?

– Да.

– Расскажите ему. Он захочет проверить, но тем лучше. Это его заинтересует. Вот документы, как я обещал. – Он не без затруднений достал из кармана пиджака два конверта и пододвинул их Эрику. – Это от Дэвида Бутби. Условия аренды и прочий юридический goulash. Вам нужно будет подписать бумаги, и я отправлю их завтра с посыльным. Чек при вас?

Он дождался кивка Эрика и продолжил:

– Второй для Уолтера Берг… то есть… Боша Циммермана. Подробный перечень того, что нам понадобится. Если он будет упираться, скажите, что я настаиваю на субботнем вечере и также настаиваю на отеле «Уистлер».

Они договорились о месте для съёмок ещё при обмене письмами; и хотя Эрик ничего не знал об этом отеле, он доверился мнению великого человека.

– Он может сказать, что делать фильм в «Уистлере» слишком опасно, но вы заверите его, что с нами будет пожарный инспектор. И отель ничуть не опаснее бассейна в Пальметто или школы Роберта Смолла. По крайней мере, это место мне хорошо знакомо. Два часа от города. Нам не о чем беспокоиться. В своё время я часто приезжал туда на уик-энд. Мой мальчик, у них там было такое казино на нижнем этаже, что замурлычешь.

Эрик понятия не имел, что это означает, но заулыбался и закивал, потом достал ручку и подписал всё, что требовалось, включая чек на пять тысяч долларов агентству Бутби в Пиньон-Хиллз.

Остаток вечера они провели в разговорах о том о сём, начиная с фильмов Шевановски и заканчивая краткосрочными финансовыми вложениями Ван Хельсинга в гонки «Гран-при», а также другими его рискованными предприятиями по всему миру: макаронной фабрикой в Шанхае, парфюмерным магазином в Женеве и линией лыжного снаряжения в Париже.

– Поиск предназначения, – сказал великий режиссёр, оторвавшись ненадолго от поедания икры. – Верно?

– Никогда не задумывался, – последовал ответ после недолгого размышления. – Но… ja… можно сказать и так.