Текст книги "Роберт Маккаммон. Рассказы (СИ)"
Автор книги: Роберт Рик МакКаммон
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 53 страниц)
В спину Джека упиралось что-то металлическое. Что-то имевшее цилиндрическую форму. Он оглянулся и увидел огнетушитель.
Адольф прыгнул со своего насеста на краю стекла, рухнул на медсестру и принялся размашисто полосовать ей спину, вспарывая униформу и срезая ленты плоти.
Огнетушитель был у Джека в руках. Уцелевший указательный палец дернул за колечко предохранительной чеки. Послышалось шипение вступивших в реакцию химикатов, и цилиндр сделался холодным. Медсестра визжала в попытках сбросить с себя Адольфа. Она соскользнула на пол, и Адольф, схватившись лапой за край колясочки, стал подтягиваться вверх, обнажив бритвенные зубы. Он затащил себя внутрь и потянулся к обтянутой розовой кожицей головке младенца.
– А вот и я! – крикнул Джек. – Кто не спрятался, я не виноват!
Адольф поднял свою уродливую голову и посмотрел на Джека; зубы монстра зависли в трех дюймах от плоти младенца.
Джек нажал на рычаг баллона. Холодная белая пена брызнула из раструба, узкой струей пролетела сквозь окно и ударила Адольфа в плечо и морду. Малыш запищал – однако кошачий вопль Адольфа вспарывал барабанные перепонки несравнимо сильнее. Ослепленный ледяными химикатами, демон скатился на пол и, лежа на спину, полосовал лапой воздух. Джек продолжал поливать его из огнетушителя. Адольф попытался подняться, но снова упал и пополз по полу – маленькая, покрытая пеной, брыкающаяся тварь.
– Брось огнетушитель! – раздался крик слева от Джека.
Там стояли два охранника, и рука одного из них лежала на рукояти пистолета.
– Бросай! – повторил он и наполовину вытащил оружие из кобуры.
Джек пропустил приказ мимо ушей. Разбив баллоном остатки оконного стекла, он шагнул в палату новорожденных. Направив раструб на Адольфа, он продолжил распылять содержимое баллона. Тварь билась у его ног. Джек почувствовал, что его губы изогнулись в ужасающей ухмылке, и услышал собственный крик:
– Сдохни, ублюдок! Сдохни! Сдохни!
Он поднял огнетушитель и обрушил его на тело монстра. Затем ещё раз – на череп. Кости – или то, что служило демону костями, – лопнули с легким, едва слышным треском. Лапа Адольфа вытянулась вверх и слепо молотила во все стороны. Медсестра продолжала вопить. Кто-то схватил Джека за руку, ещё кто-то старался оттянуть его прочь. В помещении творился форменный дурдом. Джек отпихнул одного из охранников и поднял огнетушитель, чтобы ударить ещё раз. Однако баллон вырвали у него из рук, а шею сдавило чьё-то предплечье.
Голова Адольфа – один глаз чёрный, словно кусок угля, лицо провалилось внутрь – вынырнула из химического облака. Единственный топазовый глаз отыскал Джека, и позади расквашенных губ демона блеснули лезвия зубов. Лапа Адольфа сомкнулась вокруг левой лодыжки Джека, когти начали погружаться в плоть.
Джек поставил правую ногу на ухмыляющуюся рожу и надавил всем своим весом, вложив в это усилие всю кипевшую внутри него ярость.
Череп демона раскололся, и наружу вывалилось нечто, походившее на комок переплетенных личинок. Джек растоптал и их тоже. И продолжал топтать, пока все черви не перестали извиваться.
Лишь после этого он позволил себе упасть. Тьма захлестнула разум, и затянула Джека в свои глубины.
Он очнулся в отдельной палате. Обнаружил, что его руки обездвижены, а раны зашиты и перевязаны свежими бинтами. Отсутствие одного указательного пальца было, как ему думалось, не такой уж и высокой ценой. Левая лодыжка тоже оказалась перевязана, он совершенно её не чувствовал. «Омертвевшие нервы», – сообразил Джек. Что ж, он всегда считал, что трость придает мужчине солидности.
Джек не знал, сколько времени прошло, потому что наручные часы забрали вместе с окровавленной одеждой. Впрочем, солнце уже зашло, и над кроватью горел ночник. Во рту ощущался медицинский привкус, а язык словно оброс какими-то ворсинками.
«Транквилизаторы», – догадался он.
Дождь все ещё продолжал стучать в окно по ту сторону жалюзи.
Дверь распахнулась, и в палату вошла молодая румяная медсестра. Прежде чем дверь закрылась, Джек мельком увидел стоявшего в коридоре полицейского. Медсестра остановилась, заметив, что он очнулся.
– Привет. – Голос Джека звучал хрипло – вероятно, из-за передавившей глотку руки санитара. – Не подскажите, который час?
– Около половины восьмого. Как вы себя чувствуете?
– Живой, – ответил он. – Вроде бы.
Медсестра выглянула за дверь и сказала полицейскому:
– Он очнулся.
Затем она подошла к постели Джека и проверила его температуру и пульс. Заглянула ему в зрачки, осветив глаза маленьким фонариком. Джек обратил внимание, что в палате нет телефона, и спросил:
– Как считаете, могу я попросить кого-нибудь позвонить моей жене? Полагаю, ей хотелось бы узнать, что со мной произошло.
– Вам стоит попросить об этом лейтенанта. Пожалуйста, следите за светом.
Джек подчинился.
– Дети… – произнес он. – Они в порядке, да?
Она не ответила.
– Я знал, что он пойдет к детям. Знал. Я вспомнил, как мальчик сказал, что Сатана…. – Он замолчал, потому что медсестра, глядя на него как на буйнопомешанного, отступила от кровати.
«Она не знает», – дошло до него.
Конечно нет. К этому времени охрана должна была навести порядок, а на работу заступила другая смена. Всю кровь отмыли, тела положили в мешки и без лишнего шума переправили в морг, свидетелей предупредили и проконсультировали, руководство больницы утешило родственников погибших, рабочие уже устранили материальный ущерб. Джек был рад, что не он занимает пост директора по связям с общественностью мемориальной больницы Марбери, поскольку битва обещала быть жаркой.
– Простите, – поправил себя Джек. – Что-то я заговариваюсь.
Медсестра спросила, что бы он хотел на ужин – рубленный стейк или ветчину, – и, когда Джек выбрал, вышла из палаты. Он лежал, размышляя о том, что семь часов назад он сражался с троицей демонов, которая вылезла из внутреннего святилища, возведенного в глубинах безумия маленького мальчика, а нынче выбирал между рубленным стейком и ветчиной (предпочтя в итоге стейк).
«Такова жизнь», – подумал он.
На самом деле все это казалось ему абсурдным, и он чувствовал себя будто жертва автомобильной аварии, которая, стоя среди крови и обломков, переживает о том, что пропустит сегодня вечером любимые телепередачи. Демоны или нет – планета продолжала вращаться, а рубленные стейки готовились на кухне внизу. Он засмеялся, и понял, что тут одно из двух: либо транквилизаторы, введенные ему в организм, оказались чертовски сильными, либо же его поезд попросту сошел с рельсов из-за потрясения.
Вскоре дверь снова распахнулась. На сей раз к Джеку заявился мужчина лет, примерно, сорока пяти, с седыми кудрявыми волосами и угрюмым, решительным лицом. Он носил темно-голубой костюм, и от этого человека веяло официозом и упрямством.
«Полицейский», – сообразил Джек.
– Доктор Шеннон, – сказал мужчина и слегка кивнул. – Я лейтенант Бойетт из полиции Бирмингема. Он вытащил бумажник и показал значок. – Не возражаете, если я присяду?
– Валяйте.
Бойетт подвинул стул поближе к кровати и сел. У него были темно-карие глаза, которые внимательно смотрели на Джека Шеннона.
– Надеюсь, вы в состоянии ответить на несколько вопросов.
– Полагаю, сейчас для этого самое подходящее время. – Джек попытался сесть, опершись на подушки, но у него закружилась голова. – Я бы хотел позвонить жене и дать ей знать, что со мной все в порядке.
– Она знает. Мы связывались с ней сегодня днем. Думаю, вы понимаете, что мы не могли рассказать ей всю историю целиком. Сначала нужно самим во всем разобраться. – Он достал из внутреннего кармана плаща небольшой блокнот и открыл. – Мы взяли показания у мисс Дуглас, миссис Партэйн, мистера Криспа и у сотрудников родильного отделения. Надеюсь, вы согласитесь: то, что произошло здесь сегодня, было… немного странным.
– Немного, – произнес Джек и снова рассмеялся. Теперь он знал, что его, скорее всего, накачали чем-то действительно сильным. Все вокруг приобрело оттенок сна.
– Насколько нам известно, вы спасли жизнь многим малюткам – там, внизу, на втором этаже. Я не собираюсь притворяться, будто знаю, что это были за твари и откуда они вылезли. Все это есть в показаниях мисс Дуглас о том, что произошло с доктором Коуторном, мистером Муном и остальными. Даже психиатрические пациенты дали показания, подтверждающие заявление миссис Партэйн. Черт, мне кажется, некоторые из них до того переполошились, что у них мозги встали на место – если это имеет для вас какое-то значение.
– Я бы этому не удивился. Вероятно, случившееся оказало на них такое же воздействие, какое бывает от шоковой терапии. Как там мисс Дуглас?
– С ней все будет в порядке. Прямо сейчас она лежит в палате через несколько дверей от вашей.
– Что с Розали?
– Миссис Партэйн – сильная женщина. А кое-кто из остальных – например, мистер Крисп – могут и сами угодить в психушку. Он все время плачет, и ему кажется, что у него на спине кто-то сидит. Впрочем, сдается мне, могло быть и хуже.
– О да, – согласился Джек. – Гораздо хуже.
Он попробовал пошевелить пальцами, но онемевшие руки не желали его слушаться. Он пришёл к выводу, что медсестре придется кормить его предстоящим ужином. Глубоко в костях пульсировала усталость – успокоительное призывало ко сну.
Должно быть, это отразилось у него на лице, потому что Бойетт сказал:
– Что ж, я не отниму у вас много времени. Я хотел бы узнать, что случилось после того, как миссис Партэйн заперла вас и мистера Чемберса на восьмом этаже. – Лейтенант вынул ручку и приготовился делать заметки.
И Джек рассказал ему. Говорить было трудно и становилось все труднее: передавленное горло хрипело, а мозг и тело жаждали покоя. Пару раз он замолкал – приходилось собираться с силами и продолжать рассказ. Бойетт наклонялся все ближе, чтобы лучше слышать.
– Я знал, куда направляется Адольф, – произнес Джек. – К детям… Я знал, потому что вспомнил сказанное мальчиком. Вот почему я спустился туда. – Он мигнул, и почувствовал, как темнота снова подступает к нему. Слава Богу, все закончилось. Слава Богу, он выжил. Как и те малыши. – На каком… на каком я этаже?
– На третьем. – Бойетт нахмурил брови и наклонился к самой кровати. – Доктор Шеннон… насчёт тел… трупов тех демонов. Или тварей. Да чем бы они, черт возьми, ни были…
– Демоны, да. Именно так. Они не давали мальчику развалиться.
«До чего же трудно оставаться в сознании», – подумал он.
Шум дождя успокаивал. Хотелось смежить отяжелевшие веки и уплыть прочь – а утром, возможно, снова покажется солнце.
– Доктор Шеннон, мы нашли только два тела.
– Что? – спросил Джек (или подумал, что спросил). Его голос был едва слышен.
– Тело одного мы нашли в палате для новорожденных. И второго, который смахивает на паука. Мы их упаковали и вынесли прочь. Не знаю, куда их забрали. Да и не хочу знать. Но что случилось с третьим? С тем, кого вы называли Лягушонком?
– Я пристрелил его. Всадил две пули. Он лопнул. – Сердце Джека пустилось в галоп. Он попытался приподняться, однако не смог даже пошевелиться. – Прикончил гада.
«О боже, – подумал он. – Ведь прикончил?»
– На восьмом валялся только тот, что похож на паука. – Голос Бойетта доносился откуда-то издалека, словно полицейский стоял в конце невероятно длинного туннеля. – Мы обшарили весь этаж. Перевернули все вверх дном, но так и не нашли третьего тела.
– Не нашли… не нашли… – прошептал Джек; шёпот – единственное, на что он ещё был способен.
Держать голову прямо больше не удавалось, и та соскользнула на бок. Казалось, из тела испарились все кости, а их место заняла леденящая кровь паника. На другой стороне комнаты, рядом с дверью, Джек кое-что заметил – решетку вентиляции.
«Что если Лягушонок восстановился? – подумал он, борясь с отупляющим сознание холодом. – Что если он заполз в вентиляцию на восьмом этаже?»
Но ведь с тех пор прошло больше семи часов! Если Лягушонок направлялся в родильное отделение, почему он до сих пор не нанес удар?
– Трубы, – умудрился просипеть он. – В трубах.
– Мы подумали об этом. У нас есть люди, которые прямо сейчас разбирают воздуховоды на куски – но работа предстоит долгая. Как по мне, тут есть две возможности: эта хрень либо покинула больницу, либо издохла где-то в трубах. Мне хочется верить, что тварь испустила дух. Однако мы не прекратим поиски, пока не найдем тело или не разломаем всю вентиляционную систему – а это может занять несколько дней.
Джек пытался заговорить, но голос не слушался его.
«Есть и третья возможность», – понял он.
О да. Третья возможность. Лягушонок, самый умный из лучших друзей Тима Клаузена, обыскивает сейчас этаж за этажом, палату за палатой. Всматривается сквозь прорези решеток и бежит дальше. И так, пока не разыщет того, кто ему нужен.
Того, кто убил его лучших друзей.
«Меня».
«Но, возможно, он мёртв, – подумал Джек. – Я выстрелил в него два раза, и он лопнул».
Да. Возможно, он умер и теперь лежит, забив собой воздуховод. Совсем скоро кто-то отвернет болты, и студенистая тварь с выпученными глазами и ртом как у пиявки вывалится наружу.
Возможно, он умер.
Возможно.
– Ну, вижу, вы утомились. Бог свидетель, денек у вас был адский. – Джек услышал, как скрипнул отодвинутый стул, когда Бойетт поднялся. – Завтра с утра мы первым же делом ещё разок с вами потолкуем. Хорошо?
Джек дрожал не в силах ответить. Он не мог оторвать взгляд от вентиляционной решетки.
– Постарайтесь поспать, доктор Шеннон. Доброй ночи.
Послышался звук открывшейся и закрывшейся двери, и лейтенант Бойетт исчез.
Джек боролся со сном. Сколько понадобиться времени Лягушонку, медленно и методично обшаривающему больницу, чтобы отыскать эту палату? Как скоро он доберется до этой решетки, увидит его лежащим здесь в смирительной рубашке из бинтов и транквилизаторов и начнет проталкиваться в комнату из вентиляции?
Но Лягушонок умер. Должен был умереть.
Утром взойдет солнце, и к тому времени третий из лучших друзей Тима Клаузена будет лежать в мешке для мусора – всего лишь дряблый ком влажной плоти, порожденный дьявольским безумием.
Сопротивление Джека ослабевало. Веки задрожали, вид вентиляционной решетки померк перед глазами.
Но прежде чем погрузиться в сон без сновидений, он подумал, что в палату, должно быть, снова зашла молодая медсестричка. Джек был уверен, что уловил мясной аромат рубленного стейка.
Перевод: Е. Лебедев
ГлубинаRobert McCammon. "The Deep End", 1987.
Лето умирало. Из нависших над землёй облаков капали слёзы дождя. Гленн Колдер сидел в своём фургоне Шевроле и пристально смотрел на бассейн, в котором две недели назад утонул его сын.
«Нилу было всего шестнадцать», – подумал Гленн. Его серые губы были плотно сжаты, а с мрачного измождённого лица уже исчезли остатки летнего загара. «Всего шестнадцать». Костяшки пальцев, сжимавших руль, побелели. «Это несправедливо. Мой сын мёртв, – а ты всё ещё жив. О, я знаю, что ты здесь. Я всё понял. Ты думаешь, что ты чертовски умён. Думаешь, ты всех перехитрил. Ну уж нет, – только не меня».
Перегнувшись через спинку, он протянул руку, взял с заднего сиденья пачку «Уинстона», достал одну сигарету и зажал её губами. Щёлкнул зажигалкой и поднёс её к кончику сигареты.
Взгляд его бледно-голубых глаз, скрытых за очками в роговой оправе, был прикован к огромному открытому бассейну за высоким забором из проволочной сетки. Над воротами была табличка с большими красными буквами: «СЕЗОН ЗАКРЫТ! ДО ВСТРЕЧИ СЛЕДУЮЩИМ ЛЕТОМ!» За забором виднелись ряды скамеек и солнечные террасы, где жарким знойным летом жители северной Алабамы нежились в лучах солнца. Там же была сцена, на которой иногда субботними вечерами выступала какая-нибудь рок-группа. От сверкающего бетона вокруг бассейна поднимался пар, и в тишине между ударами капель дождя, которые слышались через опущенное боковое стекло, Гленну казалось, будто он различает звуки призрачной музыки, доносящиеся со сцены под красным навесом, оттуда, где в конце пятидесятых он танцевал ещё подростком.
Он представил, будто может слышать крики, визг и громкий смех всех поколений детей, которые приходили сюда, в этот бассейн в зелёном парке Парнелл, начиная с середины сороковых годов, когда бассейн ещё только выкопали и заполнили водой. Склонив голову набок, он прислушался и понял, что среди этих голосов был и голос Нила. Он был похож на журчание воды, стекающей по трубе. Нил звал его: «Папа! Папа! Оно убило меня, папа! Я не утонул! Я ведь всегда хорошо плавал, папа! Ты ведь знаешь это?»
– Да, – мягко ответил Гленн, и глаза его наполнились слезами. – Я знаю.
Огонь зажигалки погас. Гленн закурил и положил её на приборную доску. Он по-прежнему неотрывно смотрел на бассейн, по его щеке покатилась слеза. Голос Нила угасал, пока, наконец, не затих, не слился с голосами других вечно молодых призраков, населявших парк Парнелл.
Если бы каждый раз, проходя сквозь эти ворота, он получал доллар, то он бы давно уже разбогател. По крайней мере, у него было бы намного больше денег, чем приносил его зоомагазин в Брукхил Молл. Он всегда любил животных, и эта работа была ему по душе, хотя раньше, будучи ещё ребёнком, способным мечтать, он хотел работать в зоопарке в большом городе вроде Бирмингема, путешествовать по всему миру и собирать экзотических животных. Отец умер, когда Гленн был на втором курсе Алабамского университета, и ему пришлось вернуться в Берримор Кроссинг и найти работу: мать была тогда на грани нервного срыва. Он хотел вернуться в колледж, но время ускользало день за днём: он познакомился с Линдой, они полюбили друг друга. А потом они поженились, и через четыре года родился Нил…
Такое может случиться с любым, разве не так?
Стёкла его очков были покрыты мелкими брызгами от капель дождя, ударявшихся об опущенное боковое стекло. Гленн снял очки и вытер стёкла носовым платком. Без очков всё казалось ему слегка туманным, но он не так уж и плохо видел.
Руки его дрожали. Он испытывал небольшой страх, но уж точно не ужас. Забавно. До того, как он пришёл сюда, он был уверен, что будет напуган до смерти. Конечно, время ещё не пришло. Нет, нет. Ещё рано. Он снова надел очки, медленно поднял руку, вынул изо рта сигарету и приоткрыл рот, выпуская дым. Затем он прикоснулся к тяжёлым ножницам для обрезки цепей, которые лежали рядом с ним на пассажирском сиденье.
Сегодня, в последний день лета, он пришёл в бассейн, прихватив свой собственный входной билет.
Под брюками у него были красные плавки – те самые, о которых Линда сказала, что в таких только на поле идти, провоцировать быков. На губах Гленна мелькнула нервная улыбка. Если бы не Линда, то за эти две недели он давно бы уже бросился в воду в самом глубоком месте. Она говорила, что им нужно быть сильными, что нужно двигаться вперёд, смириться со смертью Нила и научиться жить с этим, и Гленн соглашался, – но это было ещё до того, как он начал думать. До того, как он начал читать о парке Парнелл и изучать его историю.
До того, как он узнал.
Когда Нил утонул, в муниципальном совете решили временно закрыть и бассейн, и парк. Смерть Нила была уже третьей за это лето. В июне в бассейне погибла девочка по имени Ванда Шеклфорд, а четвёртого июля – Том Данниган. Нил был знаком с Вандой Шеклфорд. Гленн вспомнил, как однажды вечером они с Нилом обсуждали это происшествие.
– Семнадцать лет! – сказал Гленн, держа в руках экземпляр «Вестника Берримор Кроссинг». – Как жаль! – Он сидел в кожаном кресле в углу, а Линда – на диване, вышивала подарок на день рождения для Сью Энн Мур. Нил удобно расположился на полу и собирал пластиковую модель ракеты, которую купил тем же днём в Брукхилл Молл.
– Пишут, что она и мальчик по имени Пол Бакли решили искупаться ночью и перелезли через забор. – Он посмотрел на Линду. – Это случайно не сын Алекса Бакли? Футболист?
– Наверно, да. Ты не знаешь, Нил?
– Ага. Пол Бакли, центральный защитник «Гриссом Хай». – Нил склеил две детали треугольной турельной установки и отложил её в сторону, чтобы дать клею высохнуть. Затем он повернулся к отцу. Он был похож на Гленна, такой же худой, долговязый и в очках.
– Они с Вандой Шеклфорд встречались. Она должна была окончить школу в следующем году. Там ещё что-нибудь пишут?
– Несколько цитат Пола Бакли и полицейского, который доставал тело девочки из бассейна. Пол говорит, они немного выпили, а потом решили искупаться. Говорит, он заметил, что она пропала, только когда позвал её, а в ответ ничего не услышал. Он подумал, что она решила подшутить над ним. – Гленн протянул газету сыну.
– Даже представить себе не могу, что кому-то хочется купаться в темноте, – сказала Линда. Овальное лицо с приятными чертами в обрамлении светлых волос, а глаза карие, как у Нила. Она сосредоточилась на особо трудном стежке, а затем подняла взгляд. – Вот и первый.
– Первый? О чём ты?
Линда смущённо пожала плечами.
– Не знаю. Просто… Ну, говорят, что всё плохое случается по три раза. – Она вернулась к работе. – Думаю, властям лучше бы засыпать этот бассейн.
– Засыпать бассейн? – В голосе Нила прозвучала тревога. – Почему?
– Потому что прошлым летом в июне сын Хапперов утонул там, забыл? В первые выходные каникул. Слава богу, это случилось не при нас. А два года назад утонула дочь Маккарринов, воды было четыре фута. Спасатель этого даже не заметил, пока кто-то не задел её тело ногой. – Она вздрогнула и посмотрела на Гленна. – Помнишь?
Гленн затянулся, глядя на бассейн сквозь лобовое стекло, по которому стекали капли дождя.
– Да, – сказал он тихо. – Я помню.
Так он сказал сейчас, но тем вечером он ответил Линде, что многие люди – особенно дети – тонут в бассейнах, прудах и озёрах каждое лето. Некоторые тонут даже в собственной ванне! В муниципальном совете напрасно решили закрыть парк Парнелл, лишая жителей Берримор Кроссинг, Лидз, Кукс Спрингс и других близлежащих районов возможности отдохнуть. Люди, оставшиеся без парка Парнелл, в жаркий летний день вынуждены или ехать в Бирмингем, или купаться в грязной воде местного озера Логан Мартин!
Однако он помнил, что кто-то из Лидз утонул в дальнем конце бассейна за год до того, как погибла дочь Маккаринов. Кажется, там утонуло ещё двое? Или трое?
– Думаешь, ты чертовски умён, – прошипел Гленн, – но я всё знаю. Ты убил моего сына, и клянусь богом, ты за это заплатишь.
Поверхность воды зловеще подрагивала от дуновений ветра, и Гленну казалось, будто она смеётся. Он услышал голос Нила, доносящийся издалека, сквозь время и пространство: «Оно убило меня, папа! Я не утонул!.. Я не утонул!.. Не утонул! Не…»
Гленн с силой прижал ладонь ко лбу. Иногда это помогало отогнать призрачный голос, на этот раз тоже сработало. У него заболела голова, и тогда он открыл бардачок, достал оттуда наполовину пустой пузырёк «Экседрина». Смахнул крышку, достал одну таблетку и положил её под язык.
Сегодня последний день августа, а значит, завтра утром сюда придут рабочие и откроют большой круглый сток с металлической решёткой в дальнем конце бассейна, на глубине двенадцати футов. Электронасос начнёт откачивать воду через трубы, проложенные ещё в 1945-м, когда строился бассейн. Вода проделает путь в две с лишним мили, пока не достигнет заводи озера Логан Мартин. Гленн очень хорошо знал маршрут, по которому проложены трубы, потому что изучал старые пожелтевшие схемы в администрации Берримор Кроссинг. А в конце мая, когда жара начнёт потихоньку возвращаться, и впереди замаячит знойное лето, вода из Логан Мартин потечёт по этим трубам назад, сквозь сложную систему фильтров и очистительных сооружений, и уже свежая, чистая, вновь засверкает в бассейне.
Но не только вода попадёт в бассейн.
Гленн разжевал ещё одну таблетку «Экседрина» и затушил окурок в пепельнице. Время пришло. Завтра уже будет поздно. Потому что завтра то, что прячется в бассейне, просочится сквозь решётку и скроется на грязном дне озера, где останется дожидаться следующего лета и манящего звука работающего насоса.
У Гленна вспотели ладони, и он вытер их о брюки. Том Данниган утонул в дальнем конце бассейна четвёртого июля, пока все отмечали ежегодный праздник[6] 6
4 июля в США отмечается День независимости.
[Закрыть]и жарили барбекю. Гленн и Линда как раз ели мясо, щедро политое соусом, когда около бассейна поднялась суматоха. Линда вскрикнула: «Боже мой! Нил!».
Но это не Нил лежал на животе, пока спасатель пытался вернуть бездыханное тело мальчика к жизни. Нил нырял в воду с вышки, когда жена Тома принялась звать на помощь. В бассейне было много людей, но никто не видел, как Том Данниган исчез под водой, никто не слышал его крика или всплеска воды. Пробиваясь сквозь толпу зевак, Гленн подошёл ближе и увидел, как спасатель пытается реанимировать Тома. Глаза мальчика были открыты, изо рта сквозь посиневшие губы текла вода. Но взгляд Гленна был прикован к маленькому фиолетовому синяку круглой формы на шее Тома, рядом с тем местом, где начинается череп. На синяке виднелись красные точки, будто крошечные сосуды под кожей были повреждены. Гленн задумался, отчего мог появиться такой синяк. Но кровоподтёк был такой маленький, что он не придал этому значения. Затем врачи «Скорой помощи» унесли Тома, накрыв его простынёй, и после этого бассейн на неделю закрыли для посетителей.
И лишь позднее – намного позднее – Гленн понял, что синяк, возможно, был следом от укуса.
Он кормил хамелеона в зоомагазине, и вдруг рептилия, которая была на тот момент травянисто-зелёного цвета, под цвет дна террариума, решила укусить его за палец. Зубов у хамелеона не было, но на коже остался маленький круглый след, который почти тут же исчез. Но этот след не давал Гленну покоя до тех пор, пока он не понял, что ему это напомнило.
Раньше он никогда не обращал особого внимания на хамелеона, но теперь задумался, как ему удаётся так быстро менять цвет с травянисто-зелёного на песочный, под цвет грунта в углу террариума. Гленн положил в террариум большой серый камень, и вскоре хамелеон, забравшись на него, тут же стал серым. Он мог бы совсем слиться с окружающей средой, если бы его не выдавали крошечные, чёрные, немигающие глаза.
– Я знаю, ЧТО ты такое, – прошептал Гленн. – О да. Я точно знаю.
Темнело. Гленн оглянулся, чтобы проверить, на месте ли экипировка: на заднем сиденье лежали подводная маска с дыхательной трубкой и ласты. Под сиденьем лежал подводный фонарь – большой фонарь в прозрачном пластиковом корпусе с красным выключателем. Гленн купил всё это в спортивном отделе магазина «Кеймарт» в Бирмингеме. Там его никто не знает. Но главная его покупка лежала на заднем сиденье, завёрнутая в жёлтое полотенце. Он протянул руку и положил свёрток себе на колени. Затем он начал осторожно разворачивать полотенце, пока, наконец, не сверкнул металл – чистый, блестящий и смертоносный.
– Выглядит угрожающе, да? – спросил тогда клерк из «Кеймарта».
Гленн согласился с ним. Но, так или иначе, это было именно то, что ему нужно.
– А меня под воду и силой не затащишь, – сказал клерк. – Вот ещё! Я люблю твёрдо стоять на ногах. А для чего вам нужна эта штука?
– Для крупного зверя, – ответил Гленн. – Такого крупного, что вы всё равно не поверите.
Он провёл рукой по холодной стали ружья для подводной охоты[7] 7
Подводное ружьё – приспособление для поражения заряженным в него гарпуном целей под водой. В основном используется в подводной охоте и спортивной подводной стрельбе.
[Закрыть], лежащего у него на коленях. Он прочитал все предупреждения и инструкции и привёл ружьё в полную готовность. Всё, что оставалось сделать, – это сдвинуть рычажок предохранителя, а затем плавно нажать на спусковой крючок, как у любого другого оружия. Ночью, пока Линда спала, он практиковался в подвале, стреляя по подушкам. Она сочла бы его сумасшедшим, увидев, что от них осталось.
Но она и так считала его сумасшедшим, поэтому какая разница? Как только он рассказал ей о своих подозрениях, она стала как-то иначе смотреть на него. Это читалось в её взгляде. Она думала, что он идёт ко дну.
– Это мы ещё посмотрим.
Теперь, когда час приближался, его лицо покрывали капли холодного пота. Он уже собирался выйти из фургона, как вдруг замер. Сердце бешено стучало.
Полицейская машина свернула на парковку и теперь направлялась прямо к нему.
«Боже, только не это!» – подумал он. Перед глазами возникла Линда с телефонной трубкой в руках: «Офицер, мой муж сошёл с ума! Я не знаю, что он ещё выкинет. Перестал ходить на работу, его мучают кошмары, и из-за этого он почти не спит, а ещё он думает, что в бассейне парка Парнелл завелось чудовище! Говорит, что это чудовище убило нашего сына! К врачу он идти не хочет и вообще не хочет ни с кем разговаривать на эту тему…»
Полицейская машина приближалась. Гленн торопливо завернул ружьё в полотенце и засунул его между дверью и сиденьем. Он положил ножницы для обрезки цепей на пол как раз в тот момент, когда полицейская машина поравнялась с ним и остановилась, и ему ничего не оставалось, кроме как неподвижно сидеть и улыбаться.
– Всё в порядке, сэр? – спросил полицейский на пассажирском сиденье, наклонившись к боковому окну с опущенным стеклом.
– Да. Всё в порядке. Просто сижу здесь. – Гленн чувствовал, как дрожит его голос. Он так широко растянул губы в улыбке, что казалось, они вот-вот порвутся от напряжения.
Полицейский вдруг начал открывать дверь, и Гленн понял, что он увидит снаряжение, лежащее сзади.
– Всё в порядке! – запротестовал Гленн. – Правда! – Но дверь полицейской машины уже открылась, сейчас он выйдет и увидит…
– Погодите-ка, это вы, мистер Колдер? – спросил полицейский, сидящий за рулём. Второй полицейский замешкался.
– Да. Я Гленн Колдер.
– Меня зовут Майк Уорд. Я купил у вас щенка кокер-спаниеля в начале лета. В подарок дочке на день рождения. Помните?
– Э… да! Конечно! – Гленн действительно вспомнил его. – Да! И как он?
– Отлично. Мы назвали его Бозо, потому что у него лапы похожи на клоунские ботинки – такие же большие, мягкие. Знаете, я никогда не думал, что у маленького щенка может быть такой зверский аппетит!
Гленн заставил себя рассмеяться. Он чувствовал, как на глаза давит от напряжения.
Майк Уорд помолчал, а затем сказал что-то своему напарнику, Гленн не расслышал, что именно. Напарник вернулся в машину и захлопнул дверь, и только после этого Гленн позволил себе вздохнуть.
– Так вы в норме, мистер Колдер? Я имею в виду… я знаю, что случилось с вашим сыном, и…
– Всё нормально, – сказал Гленн. – Я просто сижу здесь. Просто размышляю. – Голова у него раскалывалась.
– Мы были здесь, когда всё это произошло, – сказал Майк, – соболезную.
– Спасибо.
В памяти Гленна вновь всплыла та чудовищная сцена: он вспомнил, как оторвал взгляд от спортивного журнала и увидел Нила, спускающегося по алюминиевой лестнице у левого края бассейна, возле дальнего, самого глубокого конца. «Надеюсь, он будет вести себя осторожно», – забеспокоилась Линда и крикнула ему: «Будь осторожен!». Нил помахал в ответ и опустился в сверкающую голубую воду.
