Текст книги "Роберт Маккаммон. Рассказы (СИ)"
Автор книги: Роберт Рик МакКаммон
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 53 страниц)
И сквозь звуки стремительно подступающей смерти доносился скрип катившихся по снегу маленьких колесиков.
Затем стало тихо – только ледяной ветер продолжал заунывно рыдать.
Джонни медленно приподнял голову и взглянул на человека, восседавшего на красной тележке.
На старике было надето драное зеленое пальто и бейсболка с надписью «Н.Й. Зэпс». Но чумазое, угловатое лицо и затянутые катарактой глаза оставались все теми же. Когда старик улыбнулся, показались зубы цвета грязи.
– Карандаши нужны, старина? – спросил он мягко и потряс жестянкой перед лицом Джонни.
– Пожалуйста… пожалуйста… позвольте мне вернуться назад… пожалуйста…
– Позволить тебе вернуться назад? – Старик нахмурился. – Но ты ведь так торопился попасть сюда. Разве нет? Видит бог, у тебя есть право только на одну поездку! В общем, вот ты и здесь! Неужто тебя не устраивает конечный пункт маршрута?
– Я умираю, – прошептал Джонни. Снег облепил ему лицо. – Пожалуйста… Я умираю.
– Как я и говорил, время летит. О-о, что-то в тебе было мертво ещё тогда, мистер бизнесмен! Вот я и подумал, что ты будешь счастливее, если и остальная часть тебя станет такой же! Время летит! Разве ты ещё не понял этого?
– Да… Я понял. Пожалуйста… Я должен вернуться… к своей жене. Хочу, чтобы все было… как раньше. Должен вернуться…
– А зачем? – Глаза старика сузились. – Зачем тебе возвращаться.
Веки Джонни начали примерзать друг к другу, и ему с трудом удавалось ворочать языком.
– Я должен вернуться, – прошептал он онемевшими губами, – для того, чтобы… получить возможность проделать этот путь как следует. Без спешки. Не причиняя боль. Просто… сознавая, что… время летит.
– Ты прав. – Бродяга кивнул и снова потряс жестянкой. Джонни чувствовал, как ритм его сердца запинается, становясь все медленнее… медленнее… медленнее…
– Что ж, – сказал старик, – в таком случае, возьми карандашик.
Он предложил жестянку Джонни, а затем, когда тот потянулся к ней скрюченными пальцами, резко отдернул её назад.
– Эй, эй, – сказал он. – Не так быстро. Сначала гони эти клевые часики.
Джонни снял усыпанный бриллиантами «Ролекс», и старик напялил его себе на запястье, присовокупив к остальным часам.
– Круто, реально круто. Впрочем, не стоит терять время попусту. Теперь возьми карандаш. И лучше поторопись.
Джонни потянулся вверх. Ищущие пальцы нашарили один из карандашей и вытащили его из металлической банки.
И в следующий миг заснеженный проспект потонул в стремительном вихре времени. Снова был знойный август, и двадцатипятилетний Джонни Стриклэнд стоял на забитом толпой тротуаре с карандашом в одной руке и дипломатом в другой. Старик в красном возке никуда не делся, разве что теперь на нем снова красовалась бейсболка «Метс».
Они замерли, глядя друг на друга. Людская толчея бурлила вокруг них, словно эти двое были островком посреди стремительного потока.
– Ну? – спросил старик. – Что теперь скажешь, юный бизнесмен?
Джонни взглянул поверх головы бродяги на Бреннан-билдинг. Молодому человеку пришло в голову, что сегодня у него не нашлось времени по-настоящему взглянуть на Энн, вдохнуть аромат её волос, поцеловать и обнять её, как он делал многие годы (нет, считанные минуты!) назад, когда они только-только поженились. Вдруг, издав радостное гиканье, Джонни запустил дипломат в воздух. Взлетая все выше и выше, чемодан раскрылся, и все бумаги, заметки, отчеты и наброски – все это вывалилось наружу и поплыло к небесам, словно воздушные змеи тех детей, которые уверенны, что никогда – никогда – не бывает по-настоящему поздно.
– Другое дело, – произнес старик и улыбнулся.
– Спасибо! – сказал ему Джонни. – Спасибо! Спасибо!
Он повернулся и бросился бежать по Пятой авеню, но на этот раз – в сторону дома. Внезапно его посетила одна мысль, и он вернулся к старику, сидевшему на детской красной тележке.
Джонни показал ему карандаш.
– А что мне делать с этим?
– Писать историю своей жизни, – сказал старик и стал проталкивать красный возок и себя вместе с ним сквозь лес человеческих ног.
Захохотав, Джонни Стриклэнд помчался домой и ни разу не оглянулся назад.
Перевод: Е. Лебедев
Лучшие друзьяRobert McCammon. "Best Friends", 1987.
Подгоняемый мерзким жалящим дождем, он торопливо пересек стоянку и вошёл в двери мемориальной больницы Марбери. Правой рукой он прижимал к себе темно-коричневый портфель, в котором лежала история жизни монстра.
Стряхнув с плаща брызги воды, он, оставляя на нефритово-зеленом линолеуме мокрые следы, направился к центральному справочному посту и сидевшей за ним медсестре. Он узнал миссис Кертис. Пожелав ему доброго утра, она выдвинула ящик и достала оттуда его бейджик.
– Дождливый денек, – отметила она, наблюдая поверх сдвинутых на кончик носа очков, как он записывается в журнал. – Много кто из врачей подзаработает на такой погоде.
– Вот уж точно. – Он уронил на страницу несколько капель и попытался вытереть их, прежде чем они впитались в бумагу.
Уверенным, остроконечным почерком он вывел: «Доктор Джек Шеннон», затем – дату и время: «16/10, 10:57 утра», а после – своё местоназначение: «8-ой этаж». Он пробежался взглядом по другим именам в списке и заметил, что общественный защитник мистер Фостер ещё не пришёл. Как же поступить: подождать в фойе или отправиться наверх в одиночку? Он решил подождать. Для спешки не было никаких причин.
– Загружены сегодня по полной? – спросила миссис Кертис. Её голос ясно давал понять, что она уже в курсе.
«Конечно в курсе», – подумал Джек.
В курсе, вероятно, был весь персонал больницы, и, естественно, миссис Кертис, торчавшая на справочном посту на протяжении тех шести лет, что он сюда ходит, не могла не знать. Газеты и телевидение раструбили об этом деле на весь белый свет.
– Нет, – сказал он. – Всего одно посещение.
– Ясно.
Ожидая продолжения, медсестра притворялась, будто смотрит на разыгравшуюся за панорамным окном непогоду. Там были серое небо и серый дождь – и складывалось впечатление, что обступавший мемориальную больницу лес тоже сменил все свои цвета на разнообразные оттенки серого. Примерно в четырёх милях к западу лежал город Бирмингем. Его укрывали мрачные облака, тайком прокравшиеся в долину и надолго там обосновавшиеся. Алабамская осень в своём худшем проявлении – до того влажная и густая, что отдается ломотой в костях. Всего три дня назад воздух сделался для обслуживающего персонала таким холодным, что пришлось отключить кондиционеры. Те оставались выключенными, и старая больница, построенная из красного кирпича и серого камня в 1947 году, удерживала в своих стенах тепло и сырость, источала их затхлым дыханием, что призрачно веяло по коридорам.
– Ну, – произнесла наконец миссис Кертис и жилистым пальцем подтолкнула очки к переносице, – полагаю, вам доводилось видать и похуже.
Джек не ответил. Он крепко сомневался, что ему хоть раз доводилось видеть нечто худшее. Собственно, он был совершенно уверен, что не доводилось. Пожелав миссис Кертис хорошего дня, Джек прошёл в уголок ожидания, располагавшийся напротив панорамного окна и серого пейзажа за ним. Он нашел оставленную кем-то газету и, сняв мокрый плащ, устроился на стуле, намереваясь скоротать немного времени: ему не хотелось подниматься на восьмой этаж без общественного защитника.
И на первой же странице он увидел это – фотографию дома Клаузенов и статью под заголовком: «Подростка задержали за жуткое тройное убийство». Джек разглядывал фотографию, а рядом стучался в окно дождь. Обычный пригородный дом белого цвета; парадное крылечко с тремя каменными ступеньками, во дворе – аккуратно подстриженный газон и навес для автомобилей. По сути, ничего примечательного – просто один из сотен и сотен домов, натыканных в том районе города. Он походил на дом, в котором вполне могли проводиться рекламные вечеринки фирмы «Тапперуэр» где на небольшой, но содержащей все необходимое кухне выпекались торты; где каждую субботу народ собирался у домашнего телевизора для просмотра футбольных матчей; где все соседи друг друга знали и было очень приятно жить. Дом выглядел обычно и совершенно по-американски, за исключением одной особенности – решеток на окнах.
Разумеется, многие люди купили себе такие кованые решетки и поставили их на окна и двери. К сожалению, это стало частью современной цивилизации… Но эти решетки кое-чем отличались от других. Они стояли с внутренней стороны окон, а не с внешней. Казалось, они предназначались, чтобы удерживать что-то внутри, а не предохранять от вторжения извне. Кроме странного расположения решеток, дом Клаузенов не был ни особо привлекательным, ни отталкивающим. Просто был и все.
История продолжалась на второй странице, там же размещались фотографии жертв: зернистый свадебный снимок мистера и миссис Клаузен и фото маленькой девочки-четвероклассницы.
«Слава богу, здесь нет фотографий, сделанных внутри дома после убийства», – подумал Джек. Ему и так было уже весьма непросто сохранять профессиональное самообладание.
Он отложил газету в сторону. В статье не было ничего нового, а Джек мог при желании восстановить в памяти каждую деталь. Самое главное лежало у него в портфеле; остальное же, о чем ему хотелось узнать, скрывалось в голове паренька с восьмого этажа.
Джек прислушался к ритму больницы – ненавязчивый «дзинь-дон» сигнальных звонков, звучавших из системы внутренней связи и предварявших просьбы к различным докторам; тихие напряженные разговоры других людей, сидевших в уголке ожидания, – друзей и родственников пациентов; скрип медсестринской обуви по линолеуму; непрестанный лязг открывавшихся и закрывавшихся лифтовых дверей. От входа для неотложных случаев на западной стороне больницы, долетел вой сирены скорой помощи. Мимо проскрипела кресло-каталка – чернокожая медсестра толкала в сторону лифтов беременную темноволосую женщину; их путь лежал в родильное отделение на втором этаже. Два строгих доктора в белых халатах беседовали с пожилым человеком, на чьём посеревшем лице отражались горе и страдание. Все люди вошли в лифт, и цифры на табло двинулись вверх.
«Вот они, повседневные узоры жизни и смерти во всем их разнообразии», – рассеянно подумал Джек.
Больница казалась самостоятельной вселенной, под завязку набитой небольшими комедиями и трагедиями; этакой обителью чудес и тайн – начиная с морга в холодном подвале и заканчивая широкими коридорами восьмого этажа, где, точно тигры в клетках, содержались душевнобольные пациенты.
Он бросил взгляд на свои часы. Одиннадцать-тринадцать. Фостер опаздывал, что было для него несвойс…
– Доктор Шеннон?
Джек поднял взгляд. Рядом с его стулом стояла высокая рыжеволосая женщина. Капли дождя усеивали её плащ и сбегали со сложенного зонта.
– Да, – ответил он.
– Я – Кей Дуглас, из управления общественного защитника. – Она протянула руку, и он, поднявшись, пожал её. Хватка женщины была крепкой, всецело деловой и непродолжительной. – Мистер Фостер не смог сегодня прийти.
– Хм, мне казалось, мы с ним обо всем договорились.
– Так и есть. Но у мистера Фостера возникли другие дела. Я буду вместо него.
Джек кивнул.
– Понятно.
Он и в самом деле все понимал. У Боба Фостера имелись политические амбиции. Прямая связь с делом вроде этого, со всей сопутствующей оглаской, не пошла бы карьере Фостера на пользу. Разумеется, он должен был отправить вместо себя помощника.
– Меня все устраивает, – сказал Джек. – Вы уже отметились?
– Да. Может, пойдем?
Не дожидаясь его согласия, она отвернулась и целенаправленной походкой двинулась к лифтам. Джек шёл за ней следом, отстав на несколько шагов.
Они оказались в одной кабине с молодой, румяной парочкой и стройной чернокожей медсестрой; парочка покинула кабину на втором этаже, а медсестра – на четвертом. И тогда Джек спросил:
– Вы с ним ещё не встречались?
– Пока что нет. А вы?
Он помотал головой. Лифт, скрипя древними шестеренками, продолжал ползти наверх. Бледно-зелёные глаза женщины следили за движением цифр над дверью.
– Значит мистер Фостер решил, что это дело пахнет жареным, да? – спросил Джек.
Она не ответила.
– Я его не виню. Прокуратура старается придать подобного рода делам как можно более широкую огласку.
– Доктор Шеннон, – сказала она и бросила на Джека быстрый, пронизывающий взгляд, – не думаю, что подобные дела возникали когда-либо прежде. И я искренне надеюсь, больше не возникнут.
Лифт слегка вздрогнул и, замедлив ход, достиг последнего этажа. Двери с грохотом разъехались, и перед людьми предстало психиатрическое отделение мемориальной больницы Марбери.
– Салют, доки! – выкрикнула шагавшая к ним по коридору седовласая женщина, одетая в светло-голубую сорочку, кроссовки «Адидас» и головную повязку. Её лицо представляло собой сплошное переплетение морщин, а губы, походившие на куски резины, покрывал толстый слой алой помады. – Пришел меня проведать?
– Не сегодня, Марджи. Прости.
– Блин! Доки, мне нужен напарник для бриджа! Здесь наверху одни психи! – Марджи смерила Кей Дуглас долгим тяжелым взглядом. – А это кто? Твоя девушка?
– Нет. Просто… друг, – сказал он, не желая вдаваться в подробности.
– Рыжие волосы на голове – ещё не значит, что они рыжие и на киске, – возвестила Марджи, и лицо Кей залила схожая с упомянутым оттенком краска.
Издавая горлом низкое похрюкивание, к ним приблизился тощий безупречно одетый (костюм в тонкую полоску, белоснежная рубашка и галстук) пожилой человек.
– Завязывай с этим дерьмом, Риттер! – потребовала Марджи. – Здесь никому не охота слушать твой закос под аллигатора!
С обоих концов коридора подтягивались и другие люди. Кей сделала шаг назад и услышала, как у неё за спиной с шипением захлопнулись двери лифта. Глянув через плечо, она заметила, что на этом этаже отсутствует кнопка вызова лифта – вместо неё имелось отверстие для ключа.
– Вот ты и попалась! – сказала ей Марджи, криво усмехнувшись. – Так же как мы!
– Никто не говорил, что утром у нас намечается парад! – прогремел могучий голос. – А ну живо дайте доку Шеннону вдохнуть свежего воздуха!
В сторону Джека и Кей двигалась рослая чернокожая медсестра с седыми волосами, необхватной талией и ногами, похожими на тёмные бревна. Риттер встретил медсестру ещё одним гортанным похрюкиванием, напоминавшим любовный клич аллигатора, а затем послушно отошёл.
– Доки пришёл ко мне в гости, Розали! – запричитала Марджи. – Не нужно грубить!
– Он здесь не для того, чтобы проведывать кого-то из нашего отделения, – сообщила чернокожая медсестра – обладательница серых глаз и грубого квадратного лица. – У него есть и другие дела.
– Что ещё за другие дела?
– Розали имеет ввиду, что доктор Шеннон идёт на встречу с новичком, – сказал сидевший напротив лифта молодой мужчина. – Ну, ты знаешь. С тем чокнутым мудилой.
– Следите за языком, мистер Чемберс, – отрывисто сказала Розали. – Здесь леди.
– Женщины – да. Но насчёт леди, я не уверен.
Ему было около тридцати пяти лет; он носил вылинявшие джинсы и синюю клетчатую рубашку с закатанными рукавами. Затянувшись сигаретой, он выпустил в воздух струю дыма.
– Вы – леди, мисс? – спросил он, вперив в Кей глубоко посаженные темно-карие глаза.
Она встретила его буравящий взгляд. У этого человека был ежик каштановых волос и тронутая сединой борода; и он даже мог быть красивым, если бы не костлявое лицо и безумные глаза.
– Меня, бывало, так называли, – ответила она, и голос её почти не дрожал.
– Да? – плотоядно усмехнулся он. – Что ж… кто-то соврал.
– Проявите-ка немного уважения, мистер Чемберс, – одернула его Розали. Мы ведь хотим вести себя вежливо с нашими посетителями. Все те, кто не заботится о вежливости, могут лишиться своих привилегий на курение. Улавливаете мысль?
Она стояла, уперев руки в огромные бока, и дожидалась ответа.
Несколько секунд он молчал, сидя на стуле у стены и созерцая кончик тлеющей сигареты, затем с неохотой произнес:
– Улавливаю.
– Как ты себя сегодня чувствуешь, Дэйв? – спросил Джек, радуясь разрешению этой маленькой драмы. – Тебя все ещё мучают головные боли?
– Угу. Одна жирная чёрная сука. Сплошная головная боль.
– Хватит. – Теперь Розали говорила тихим голосом, и Джек понял, что медсестра настроена серьезно. – Выбросьте сигарету, мистер Чемберс.
Он, не прекращая ухмыляться, продолжал пускать дым.
– Я сказала: выбросьте сигарету, сэр. Пожалуйста. – Она сделала шаг в его сторону. – Не заставляйте меня просить ещё раз.
Сделав последнюю глубокую затяжку, Дэйв Чемберс выпустил дым через ноздри, а затем приоткрыл рот и втянул тлеющий окурок внутрь. У Кей перехватило дыхание, когда горло мужчины дернулось вверх и вниз.
Небольшой завиток дыма проскользнул между губ Дэйва наружу.
– Довольна? – спросил он медсестру.
– Да, благодарю. – Розали мельком глянула на Кей. – Не волнуйтесь, мэм. Дэйв проделывает этот фокус постоянно. Прежде чем проглотить окурок, он тушит его слюной.
– Всяко лучше той муры, которая в этом заведении считается едой, – сказал Дэйв, подтянув колени к груди. На ногах у него были потертые коричневые мокасины и белые носки.
– Думаю, мне бы не помешал стаканчик воды, – сказала Кей и прошла мимо Розали к питьевому фонтанчику. За ней, словно тень, следовала маленькая женщина с оранжевым «птичьим гнездом» на голове – Кей изо всех сил старалась не обращать на неё внимания.
Фостер говорил ей, что психиатрическое отделение мемориальной больницы Марбери – неприятное местечко, переполненное фигурантами дел со всего округа и настолько же недоукомплектованное сотрудниками. Он, однако, выразил уверенность, что она справится с возложенной на неё задачей. В свои двадцать восемь лет, только что окончив юридическую практику в южной Алабаме, Кей было важно вписаться в контору Фостера. Она работал ещё только два месяца, и предположила, что это очередное испытание общественных защитников; первое испытание состоялось менее трех недель назад и заключалось в подсчете пулевых отверстий в раздутом от газов трупе, который выудили со дна озера Логан-Мартин.
– Хорошая водичка. Ням-ням, – произнесла ей прямо на ухо женщина с оранжевыми волосами.
Кей поперхнулась, вода хлынула у неё из носу, и она стала судорожно копаться в сумочке, разыскивая платок.
– Доктор Коуторн уже там. – Розали кивнула в сторону белой двери, маячившей в дальнем в конце коридора. С такого расстояния казалось, что дверной проем словно бы парит в воздухе, обрамленный белыми стенами и белым потолком. – Вошел туда минут пятнадцать назад.
– Он уже вытащил мальчика из изолятора? – спросил Джек.
– Сомневаюсь. Он не станет это делать без вас и адвоката. Она ведь адвокат, верно?
– Да.
– Так и подумала. Вылитая адвокат. В общем, вы же знаете доктора Коуторна. Наверное, просто сидит там и думает, думает…
– Мы опаздываем. Лучше нам зайти внутрь.
Марджи схватила Джека за рукав.
– Доки, остерегайся того парня. Я видела его лицо, когда его сюда приволокли. Он выстрелит в тебя лучами из глаз и убьет наповал. Богом клянусь, убьет.
– Буду иметь в виду, спасибо.
Он мягко освободился и наградил Марджи спокойной улыбкой, которая была напрочь фальшивой. Внутренности начали закручиваться в комок, а руки сковало ледяным холодом.
– Что с охраной? – спросил он Розали.
– Гил Мун – у двери. Бобби Крисп – за столом.
– Неплохо.
Он оглянулся, чтобы убедиться, что Кей готова идти. Она вытирала нос платком и пыталась избавиться от маленькой женщины с оранжевыми волосами, которую все звали Котенком. Он направился к двери; сбоку от него шла Розали, а сзади – нагоняла Кей.
– Лучше не суйтесь туда, доктор Шеннон! – предупредил Дэйв Чемберс. – Держитесь подальше от этого чокнутого мудака!
– Прости. Это моя работа, – ответил Джек.
– На хер такую работу, мужик. У тебя только одна жизнь.
Джек ничего не ответил. Он прошёл мимо поста медсестер, где несли вахту миссис Мэрион и миссис Стюарт, и проследовал дальше. Ему казалось, что дверь приближается чересчур быстро. В памяти с поразительной ясностью всплывали документы и фотографии, лежавшие в портфеле, – это едва не заставило Джека сбиться с шага. Тем не менее, он был психиатром – весьма неплохим психатром, если судить по его резюме, – и раньше уже много раз работал с душевнобольными преступниками. Это дело не должно вызывать у него беспокойство. Не должно. Определять, в состоянии человек предстать перед судом или нет, являлось частью его работы. В этой обязанности ему всегда много чего не нравилось, но этот случай… Он был другим. Фотографии, сопутствующие делу обстоятельства, заурядный белый дом с решетками на внутренней стороне окон – все совершенно другое. И вызывает чувство глубокой тревоги.
Когда Джек очутился рядом с белой дверью, он ещё не был готов войти в неё. Он надавил на торчащую из стены кнопку, и за дверью послышалось жужжание звонка. Сквозь забранное стеклом квадратное окошечко Джек следил за приближением Гила Муна, на ходу снимавшего с колечка на поясе нужный ключ. Гил – коротко остриженный седой мужчина с бочкообразной грудной клеткой и тоскливым, как у собаки, взглядом – кивнул, признав Джека, и вставил ключ в замочную скважину. Одновременно с этим Розали Партэйн вставила ключ во второй замок. Ключи повернулись с похожими на ружейные выстрелы щелчками – такими громкими, что Кей аж подпрыгнула.
«Спокойно! – приказала она себе. – Ты же, вроде, должна быть профессионалом. Ей-богу, лучше тебе им стать!»
Металлическая, отделанная деревом дверь распахнулась, и Гил произнес:
– Доброго утречка, доктор Шеннон. Мы вас заждались.
– Развлекайтесь, – бросила Розали рыжеволосой женщине и, когда Гил захлопнул дверь, снова защелкнула наружный замок.
Санитар запер свою сторону.
– Доктор Коуторн ждёт в конференц-зале. Здрасьте, мисс.
– Здравствуйте, – сказала она смущенно.
Вслед за Джеком Шенноном и санитаром она шагала по выложенному зеленым кафелем коридору, вдоль обеих сторон которого располагались запертые двери. С потолка лился резкий свет флуоресцентных ламп, а в конце прохода виднелось одинокое, забранное решеткой окно, выходившее на серый лес. В центральной точке коридора за столом сидел стройный чернокожий юноша, одетый в такую же, как у Гила Муна, белую униформу; он читал журнал «Роллинг Стоун» и слушал через наушники музыку. Но когда Шеннон приблизился, санитар встал. У Бобби Криспа были крупные, слегка выпученные темно-карие глаза, а в правой ноздре поблескивал золотой гвоздик пирсинга.
– Привет, доктор Шеннон, – сказал он и, бросив быстрый взгляд на рыжеволосую женщину, кивнул ей в знак приветствия.
– Доброе утро, Бобби. Как оно?
– Идет своим чередом, – ответил тот, пожав плечами. – Как по мне, так оно просто зависло где-то между червями и ангелами.
– Согласен. У нас все готово?
– Да, сэр. Доктор Коуторн ждёт внутри. – Он махнул на закрытую дверь с надписью «Конференц-зал». – Хотите, чтобы Клаузена привели из изолятора?
– Да, было бы неплохо. Ну, пошли, что ли? – Джек двинулся к двери в конференц-зал, открыл её и придержал для Кей.
Пол внутри помещения покрывал серый ковролин, а стены были обшиты сосновыми панелями. Забранные решетками окна с замутненным стеклом пропускали сумрачный свет, на потолке светились квадраты встроенных флуоресцентных ламп. В комнате стоял один длинный стол с четырьмя стульями: три – на одном краю и один – на другом. На одном из трех отдельно расположенных стульев сидел лысый мужчина с каштановой бородой и в очках в роговой оправе; он листал папку с документами. При виде Кей мужчина поднялся.
– Эм… здравствуйте. Я думал, придет мистер Фостер.
– Это Кей Дуглас, она из конторы Фостера, – объяснил Джек. – Мисс Дуглас, это доктор Эрик Коуторн, глава психиатрических служб.
– Рада познакомиться.
Они обменялись рукопожатиями, и Кей, пристроив в углу свой зонт, сняла мокрый плащ и повесила на торчавший из стены крючок. Под плащом у неё оказались простой чёрный пиджак в тонкую полоску и юбка.
– Что ж, полагаю, мы можем приступать. – Джек уселся во главе стола, поставил рядом с собой портфель и, щелкнув застежкой, открыл его. – Я попросил привести Клаузена из изолятора. Он доставил хлопот?
– Нет, ничего такого. – Коуторн занял своё место. – С тех пор, как его привезли, он ведёт себя спокойно, однако в целях безопасности мы держали его обездвиженным.
– Обездвиженным? – Кей расположилась напротив Коуторна. – Что это значит?
– На него надели смирительную рубашку, – ответил Коуторн. Его бледно-голубые глаза быстро стрельнули в сторону Джека, затем снова посмотрели на женщину. – Это стандартная процедура, когда мы имеем дело с жесток…
– Но вы сказали, что мистер Клаузен вел себя тихо с тех пор, как поступил под вашу опеку. Чем вы объясните применение смирительной рубашки к спокойному пациенту?
– Мисс Дугласс? – Джек вынул из портфеля папку и положил перед собой. – Что вам известно об этом деле? Я знаю, мистер Фостер, скорее всего, проинформировал вас, да и статьи в газетах вы читали. Но приходилось ли вам видеть полицейские фотографии?
– Нет. Мистер Фостер сказал, что ему нужно свежее и беспристрастное мнение.
Джек мрачно улыбнулся.
– Чушь, – сказал он. – Фостер знал, что вы увидите снимки здесь. Наверняка, он знал, что я вам их покажу. Что ж, не стану разочаровывать ни его… ни вас.
Он открыл папку и толкнул ей через стол полдюжины фотографий.
Кей потянулась к ним, и Джек увидел, как её рука замерла в воздухе. На верхнем снимке была изображена комната с расколотой в щепы мебелью; на стенах виднелись бурые узоры, в которых легко угадывались брызги крови – свидетельство жестокой расправы. Буквы начертанной кровью надписи – «СЛАВА САТАНЕ» – стекали к плинтусу. Рядом с надписью к стене прилипли желтоватые комки… Да она знала, чем это могло быть. Человеческой кожей.
Одним пальцем Кей сдвинула верхнюю фотографию в сторону. Второй снимок загнал ей в горло осколок льда; на нем изображалась груда истерзанных конечностей, сваленных в углу помещения, точно какой-то мусор. Отрубленная нога стояла прислоненной к стене – в точности как только что поставленный ею зонт. Расколотая голова лежала в серой луже мозгов. Пальцы отделенных от тела рук царапали воздух. Вспоротое туловище расплескало все свои секреты.
– Господи, – прошептала она и ощутила во рту горячий привкус желчи.
Затем дверь конференц-зала вновь распахнулась, и мальчик, разорвавший на куски мать, отца и десятилетнюю сестру, шагнул внутрь.
