Текст книги "Роберт Маккаммон. Рассказы (СИ)"

Автор книги: Роберт Рик МакКаммон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 53 страниц)

Солнце поднималось над Новым Орлеаном. Безоблачное небо обещало ещё один жаркий, душный день.

Он сидел на бордюрном камне перед магазином мисс Фаллон, когда в половине десятого появился Малькольм.

– Ты нарушил условия, так? – спросил Малькольм. – Да. Я это знал. По-другому с такими, как ты, не бывает.

Он открыл дверь, Дэйв вошёл в магазин и уселся в углу, ожидая мисс Фаллон.

Она прибыла в половине одиннадцатого, в розовых джинсах и пестрой блузке. Малькольм указал на забившегося в угол Дэйва.

– Турист облажался.

Мисс Фаллон вздохнула, покачала головой.

– Хорошо, хорошо, я выпил пива! – воскликнул Дэйв, едва за ними закрылась дверь кабинета мисс Фаллон. – Нельзя требовать от человека невозможного! Но я просил два или три дополнительных дюйма, а не ярда! Вы мне дали орудие, которым гордился бы Франкенштейн!

– Неужели? – Она поднесла руку ко рту, чтобы скрыть улыбку.

– Зря лыбитесь. Смешного тут ничего нет. Не могу же я жить, вышибая двери этим… монстром! Сделайте меня таким, как я был! Деньги оставьте себе, но сделайте меня прежним!

Мисс Фаллон убрала руку, встретилась с ним взглядом.

– Извини. Это невозможно.

– Вы хотите ещё денег? Так? Черт, наличных у меня уже нет. Возьмете «Визу»? «Мастер-Кард»? Это все, что у меня…

– Я не могу вернуть тебя в прежнее состояние, – ответила мисс Фаллон. – Нет ни заклинаний, ни снадобий для человека, который хотел бы уменьшить свою штучку.

– О, – выдохнул Дэйв. Рухнула последняя надежда.

– Извини. – Она пожала плечами. – Если бы ты четко выполнял мои инструкции, все было бы в порядке. Но… – Она замолчала. Что ещё она могла сказать?

– Я не могу… Я не могу вернуться домой в таком виде! Господи, нет! А если у меня будет эрекция в самолете?

Мисс Фаллон на мгновение задумалась.

– Подожди. – Сняв трубку, она набрала номер. – Привет. Это я. Приходи сюда и принеси все необходимое. – Она положила трубку. Глаза её весело блеснули.

– Кто это? Кому вы звонили?

– Тете Флавии. Она готовит ганк. Часть снадобья, которое ты выпил. – Мисс Фаллон забарабанила пальцами по столу. – Ты хочешь, чтобы твоя штучка обрела прежние размеры, так?

– Да. Я готов на все! Клянусь Богом! Мисс Фаллон наклонилась к нему.

– Ты позволишь нам поэкспериментировать с тобой?

– Поэкс… – Слово застряло в горле. – Это как?

– Ничего болезненного. Попробуем один эликсир, потом другой. Тебе понадобится железный желудок, но, возможно, мы найдем лекарство. Со временем.

– Со временем? – Дэйва охватил ужас. – И сколько вам потребуется времени?

– Месяц. – Она стерла со стола пылинку. – Может, два. Максимум три.

Три месяца, думал он. Три месяца пить отстой из выгребной ямы.

– Никак не больше четырёх, – добавила мисс Фаллон. Дэйва качнуло.

– У тети Флавии есть свободная спальня. Я вижу, что вещи уже при тебе. – Она посмотрела на чемодан. – Если хочешь, можешь поселиться у неё. Тебе это обойдется в сто долларов в неделю.

Дэйв попытался что-то сказать, но с губ сорвался нечленораздельный хрип.

Прибыла тетя Флавия с чемоданом в руках. Тоже светлая мулатка, с глазами цвета меди, в широком красно-золотом кафтане. Лицо напоминало сморщенную тыкву. Уши украшали серьги в виде мышиных черепов.

– А он красавчик. – Тетя Флавия улыбнулась Дэйву, сверкнув золотым зубом. Положила чемодан на стол мисс Фаллон, откинула крышку. Внутри стояли пузырьки с темными жидкостями, лежали корешки, коробочки с порошками, мешок земли с кладбища тети Эстер. – Принесла полный комплект. Когда начнем?

– Как только будет готов твой новый жилец, – ответила мисс Фаллон. Дэйв позеленел. – О, я забыла тебе сказать, моя тетя Флавия – вдова. И она всегда любила крупных мужчин. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.

И когда тетя Флавия начала доставать из чемодана баночки и коробочки, Дэйв заметил, что под кафтаном, на уровне промежности, что-то трепыхнулось. Что-то… очень большое.

– Боже мой, – прошептал Дэйв.

– Как я и говорила, – мисс Фаллон улыбнулась, – я считаю, клиент всегда должен получать то, что просит.

Тетя Флавия налила жидкость из одной бутылочки в другую и добавила порошка с запахом дохлой летучей мыши. Смесь начала булькать и дымиться.

– Он самый симпатичный из всех. – Тетя Флавия повернулась к мисс Фаллон. – Жаль, что тощий, но главное – размер штучки, не так ли? – Она рассмеялась и двинула Дэйва локтем в бок.

Он смотрел на табличку на столе мисс Фаллон. С надписью: «Сегодня первый день отдыха в вашей жизни».

– За долгую жизнь. – Тетя Флавия протянула ему бутылочку. Что-то терлось о кафтан изнутри.

Дэйв взял бутылочку, кисло улыбнулся и почувствовал, как штучка дернулась и начала набухать.

Перевод: В. Вебер

Красавица

Robert McCammon. "Beauty", 1990. Цикл «Greystone Bay».

«Добро пожаловать, Красавица» – вот что было написано на транспаранте. Он висел на фасаде отеля «Морская арфа» на обозрении у всего мира. Чего я пока не знала, так это, что целиком надпись гласила: «Добро пожаловать, Красавица – Мисс Грейстоун-Бэй». Разгулявшийся прошлой ночью ураган сорвал остальные буквы и унес неведомо куда. Стоило нам увидеть полотнище, как Мама сжала мою ладонь, и мне показалось, что у меня вот-вот лопнет сердце. Мама всегда звала меня Красавицей, и вот теперь «Морская арфа» тоже приветствовала меня этим именем.

О-о, это был чудесный денек! Мама снова рассказывала сказку о Золушке. Эта история никогда мне не наскучит. И когда длинный, причудливый чёрный автомобиль, присланный за нами, зашел в поворот, и впереди показался, стоявший на холме отель «Морская арфа», я поняла, как себя чувствовала Золушка. Если вы возьмете мечту и покроете её сахарной глазурью, у вас получится «Морская арфа»: все эти окна, вся эта зеленая трава, голубое небо над головой и… этот транспарант. От одной мысли, что «Морской арфе» известно моё имя, кровь быстрее бежала по венам. Энни, моей младшей сестренке, ясное дело, пришлось поехать с нами, и она поднимала шум из-за того, что сегодня все внимание было приковано только ко мне. Впрочем, я не возражала. Ну, почти. Мне не хватало Папы, но мистер Тиг не позволил ему уйти с завода даже сегодня. Мама говорит о мистере Тиге такое, о чем я не отважусь рассказать ни одной живой душе.

Водитель подвез нас к парадной лестнице. Другой одетый в униформу человек сошел по ступеням и распахнул дверцу машины. Мы вышли и поднялись на крыльцо, и нам даже не пришлось самим тащить свои сумки. Затем я, словно ледяное изваяние, стояла у открытых дверей и оглядывала внутреннее убранство «Морской арфы», а Энни приплясывала и бесновалась около меня. Мама велела ей успокоиться и не позорить нас, а человек в униформе улыбнулся и произнес:

– Это честь для нас, миссис Гатри. – Голос его давал понять: вы попали туда, куда нужно.

Мама улыбнулась, не разжимая губ. Она всегда стыдилась своих зубов: один из передних обломан, ну и все такое.

Прежде чем войти, я оглянулась на Гавань. Та была полна солнечного света. Затем я позволила своей голове повернуться, и, скользнув взглядом вдоль изогнутого полумесяцем берега, различила вдалеке, на фоне небосклона, пятнышко дыма. Он поднимался из длинного коричневого здания, у которого почти не было окон.

– Мой Папа – там, – сообщила я стоявшему у дверей человеку, показывая пальцем.

Я увидела, как Мама едва заметно вздрогнула, а швейцар очень мило улыбнулся.

Я, знаете ли, победила в конкурсе. В конкурсе красоты Грейстоун-Бэй для молодых леди в возрасте от шестнадцати до восемнадцати лет. Победительница получила дюжину роз, сотню долларов и возможность провести выходные в «Морской арфе». И свою фотографию в газете, разумеется. Шестнадцать мне исполнилось совсем недавно – во второй день мая. Мама всегда в меня верила. Она сказала, я могу петь громче шторма, да и с голосом, у меня, полагаю, все в норме. Мама сказала: «Красавица, однажды тебя ждёт большой успех. Ты увидишь и сделаешь то, что мне даже не снилось. Если бы только я могла отправиться с тобой во все те новые места».

Я ответила: «Ты можешь, Мама! Ты всегда можешь быть рядом со мной!»

Она мягко улыбнулась. «Ты – красавица, – сказала Мама, беря мои ладони и сжимая их. – Красавица снаружи и внутри. А я – всего-навсего поношенная тряпка».

«Нет! – возразила я. – Не говори так!» Ведь моя Мама была привлекательной женщиной, и лучше никому не говорить, что это неправда. Была и до сих пор остается, я имею ввиду.

В просторном, светлом фойе нас ожидал управляющий. Это был высокий человек в темно-синем костюме с тонкими полосками. Он сказал, что безумно счастлив видеть нас в стенах «Морской арфы» на этих выходных. Но я почти не слушала его. Я осматривала фойе и пыталась прикинуть, сколько таких домов, как наш, поместится сюда. Наверное, штук десять. У нас было только четыре комнаты. Наше жилище прозвали «охотничьей лачугой», и стены там имели серый цвет. Но не в «Морской арфе». Здесь стены сияли белизной, точно облака. Я никогда не видела столько кресел, диванчиков и столиков где-нибудь, кроме мебельного магазина. А ещё там стояли хрустальные вазы, полные свежесрезанных цветов. Я всегда любила цветы. Обычно я собирала нарциссы вдоль русла Ручья, протекавшего неподалеку от нашей задней двери.

– Здравствуйте, – сказал мне управляющий, и я тоже его поприветствовала. – У кого-то из вас чудесные духи.

– Это фиалки, – сказала Мама. – Она всегда душится ароматом фиалок, потому что этот запах идеально подходит для такой красавицы, как она.

– Да, – согласился управляющий, – это, безусловно, так. – А затем щелкнул пальцами. И вам бы почудилось, увидь вы это, что ковер порос коридорными, словно грибами.

Это странно – то, как ты обращаешь внимание на некоторые вещи. Взять, к примеру, моё розовое платье, которое Мама с Папой купили мне. Оно выглядело отлично в сером свете нашего дома. Но в «Морской арфе»… В «Морской арфе» платье выглядело так, словно розовая ткань была старой и выцветшей. Выглядело так, словно долго-долго провисело на вешалке. А на кровати в моем номере были такие прохладные и хрустящие простыни, что казалось, будто они обнимают вас и не хотят, что бы вы оставляли их. Все окна блестели чистотой, солнце светило ослепительно ярко, и вы могли получить горячую воду, когда бы вам ни заблагорассудилось. Ах, это была мечта Золушки, воплотившаяся в жизнь.

Мама сказала, что Папа собирается заглянуть в «Морскую арфу» после того, как закончит работать – даже если это будет в девять часов вечера. Сказала, что Папа гордится мной, также как и она. Ну а все, что делала Энни, – это крутилась и выставляла себя полной дурой. Мама сказала, что собирается прилечь и отдохнуть и что я должна приглядывать за Энни и не позволять ей проказничать. Вместе мы отправились гулять по белым коридорам и наткнулись на лестницу.

Энни сказала, что умеет танцевать лучше меня, а я сказала, что не умеет. Мне было шестнадцать, но внутри меня ещё пряталась маленькая девочка, желавшая показать Энни, кто здесь лучше танцует. Так что мы плясали вверх и вниз по лестнице, как в той сцене, где Ширли Темпл танцует на ступеньках и делает три шага вверх, два шага вниз, четыре шага вверх, два шага вниз, пять шагов вверх…

У меня болит голова.

Временами я очень быстро устаю. Иногда день кажется ночью, а ночь похожа на очень длинный день, и часы ни в какую не желают идти. Я устаю и не могу думать правильно.

Я покидаю свою комнату, в которой прохладные, хрустящие простыни на кровати всегда лежат откинутыми, словно синяя рана, и направляюсь к лифту. Имя лифтера мне известно – Кленси. Это чёрный мужчина с седыми волосами; он тоже знает меня. Кленси приводит лифт туда, где я его жду, и когда он с лязгом открывает двери я, словно розовое облако, проскальзываю внутрь кабины.

– Вечер добрый, Красавица, – говорит Кленси.

Я здороваюсь с мистером Кленси.

– Сегодня в «Морской арфе» очень тихо, – говорит он. Говорит то же самое, что и всегда. Мистер Кленси работает только в тихие часы.

Он захлопывает двери, дергает рычаг, и старый лифт начинает спуск. Я слышу, как тросы и шестерни вращаются над нашими головами. Механизм требует смазки: слишком уж громко он скрипит.

– Какое нынче время? – спрашиваю я мистера Кленси.

– Сестра Глории, Джун, ждёт ребенка, – отвечает он. Ах, мистер Кленси может быть таким вредным! Иногда он ведёт себя так, словно у вас вообще нет голоса! – Имена уже подобраны. Третий ребёнок не должен стать для неё большим событием.

– Сейчас весна, мистер Кленси? – спрашиваю я. – Скажите мне хотя бы это.

– Смити пошёл на повышение. Похоже, меня тоже должны повысить. Знаешь, этот Смити постоянно жалуется то на одно, то на другое.

Я хочу закричать, но это ниже моего достоинства. Сказать по правде, мне нравится слушать, как мистер Кленси разговаривает со мной. Нравится звук его голоса и шум лифта. Плевать я хотела на лестницу.

Лифт прибывает в фойе. Двери открываются, и я вижу сверкающие светильники, чудесные стены и мебель; все на своих местах, точно такое же, как в первый день.

– Ты прекрасно пахнешь сегодня, Красавица, – говорит мистер Кленси, когда я выхожу из лифта, (он всегда это говорит).

Я поворачиваюсь и, глядя в его слепые глаза, говорю спасибо. Затем мистер Кленси садится на свой стул и отдыхает, ожидая моего возвращения. Я бреду по вестибюлю между стенами из облаков. Новые, свежесрезанные цветы торчат в хрустальных вазах. В конце концов, я пришла к выводу, что сейчас, скорее всего, весна. В «Морской арфе» всегда весна.

Вот она, моя мечта Золушки. Я могу петь здесь и танцевать на ковре, который цветом походил на залитую солнечным светом Гавань. Однажды я видела бродившего здесь молодого человека. Этот красивый юноша был старше меня. Ему было, наверное, лет двадцать. Я прошлась рядом с ним. Однако под мышкой у парня торчала газета, и у него не нашлось на красавицу времени. Я проплываю между ваз, и некоторые из цветов шуршат, когда я прохожу мимо. Иногда я слышу здесь другие голоса – слабые, дрейфующие туда и обратно. У Папы имелось старое радио, которое он держал в гостиной, и мы с Энни слушали его. Вот на что похожи те голоса. Они словно бы доносятся из далеких-далеких мест – мест, которые и рядом не стояли по красоте с «Морской арфой».

Чердак мне не нравится. Они содержат его в недостаточной чистоте, и голоса там, наверху, хотят, чтобы вы делали плохие вещи.

Однажды я была в вестибюле – танцевала и пела – и увидела управляющего. Того самого человека. Я узнала его по походке и по тому, как он щелкал пальцами у стойки регистрации, вызывая прислугу. Они скакали перед ним, точно побитые дворняжки. Я приблизилась к управляющему и щелкнула пальцами у его уха. Он резко обернулся и секунду смотрел прямо мне в глаза.

Ах, нет, подумала я. Нет. Это не может быть тот же самый человек. Я ошиблась. Это был старик, с белыми волосами и морщинистым лицом. Человек, о котором я подумала вначале, был намного моложе. Однако старик, похоже, уловил аромат моих фиалок: издав придушенный возглас, он отпрянул от стойки; его глаза стали размером с серебряный доллар.

– Поговорите со мной, – произнесла я. – Кто-нибудь, поговорите со мной.

Однако старик только хрипел. И я двинулась дальше.

Какое нынче время? Голова… Порою она так невыносимо болит. Мама? Кажется, я слышала…

Я очень быстро устаю.

Мистер Кленси отвозит меня в лифте обратно на третий этаж.

– Спокойной ночи, Красавица, – говорит он, и я тоже желаю ему доброй ночи. Мама всегда говорила, что вежливость – это признак благородной крови.

Дверь 301-го номера открыта. Она всегда открыта. Я бы не допустила иного. Если кто-нибудь пожелает войти и поговорить со мной, я хочу, чтобы они знали: им здесь рады. Я захожу внутрь – и вижу женщину, что сидит в кресле; рядом с ней горит лампа с голубым абажуром. Когда я вхожу, она поднимает взгляд, и глаза её расширяются. Женщина слегка дрожит, словно собирается вскочить и выбежать за дверь. Однако она берет себя в руки и остается. Я проплываю мимо неё к кровати с синими простынями.

– Ты здесь, не так ли? – спрашивает женщина. Её голос напряжен, но… Мне откуда-то знаком этот голос.

– Ты здесь, – говорит гостья. На этот раз утвердительно. – Это Энн, Красавица. Твоя сестра Энн.

– Я знаю свою сестру! – говорю я, поворачиваясь к женщине. – И ты – не она!

В моем кресле сидит старуха – старуха с сединой в волосах и глубокими морщинами на лице.

– Моя сестренка – маленькая девочка!

– Я… не знаю, сможешь ты это понять или нет. – Старуха, претендующая на право быть моей сестрой, поднимается, сцепив перед собой руки, как будто опасается, что те улетят, словно какие-то морщинистые птицы. – Хочу, чтобы ты знала… сегодня ночью Мама умерла. В больнице. Рак забрал её.

– Лгунья! – кричу я. – Старая, грязня лгунья! Убирайся из моей комнаты!

– Мама попросила прийти и сказать тебе, – продолжает сумасшедшая старуха. – Я была рядом с ней, когда она умерла. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Нет! Нет! Нет! Нет!

– Боже, я, должно быть, совсем спятила. – Женщина качает головой. – Разговариваю со стенами. Торчу в треклятом номере отеля и болтаю со стенами.

– Выметайся!

Я хочу сбить со старухи спесь. Хочу схватить её и вышвырнуть за дверь, словно огородное пугало. Хочу протащить её за волосы до лестницы и сбросить вниз…

Голова. У меня болит голова. Ох, моя голова…

– Это к лучшему, что она умерла, – говорит женщина.

И почему столь безумная, старая дуреха думает, будто я поверю, что она – это Энни?

– Маме было немного больно. Так будет лучше для неё.

Она смотрит на свои руки, и я тоже разглядываю их при свете ночника. Ногти обломаны, а кожа на кистях – грубая и растрескавшаяся. Руки моей Мамы.

– Я… поднялась по лестнице, Красавица, – говорит женщина. – Собиралась воспользоваться лифтом, но… – Она пожимает плечами. – Я должна была пройти по лестнице.

Затем женщина поднимает голову, и я вижу, как её взгляд скользит по комнате, словно она выискивает привидение.

– Красавица, – говорит она очень тихим голосом. – Я хочу кое-что у тебя спросить. – Это… так долго мучает меня. Красавица, пожалуйста, скажи мне… Это не из-за меня ты упала с той лестницы? Так ведь?

Она не моя сестра! Моя сестра – маленькая девочка!

– ПОШЛА ВОН! – кричу я ей…

– Пожалуйста, скажи мне. Это не даёт мне покоя долгие годы. Ты упала не из-за меня… правда?

Она ждёт. Энни, что с нами произошло? Что случилось в тот миг, когда было потеряно равновесие? Какое нынче время? И где наша Мама?

– Пожалуйста… пожалуйста, – говорит Энни и, склонив голову, начинает плакать.

– Нет, – произношу я. – Энни? Я упала не из-за тебя. Ясно?

Энни продолжает плакать. Ей всегда нравилось внимание.

– Со мной все в порядке, – говорю я. – Видишь?

Она рыдает и проводит ладонью по глазам. Теперь я кое-что припоминаю: здесь, в моей комнате, на кровати сидела Мама и плакала после того, как рассказала, что Папа умер. Несчастный случай на заводе, сказала она. Несчастный случай… так же, как и с тобой.

– Энни! – кричу я. – Со мной все в порядке! Прекращай плакать!

– Я лишь хотела рассказать тебе о Маме, – говорит Энни. Она высмаркивается в носовой платок и комкает его.

Она, эта пожилая незнакомка, направляется в сторону выхода. Потом замирает на пороге.

– Красавица? Я не знаю, почему ты осталась здесь. Мама, наверное, знала. Но не я. Может, ты здесь, а может, и нет, однако… если получится, не могла бы ты пойти с Мамой? Я имею ввиду… кажется, пришло время уходить отсюда, Красавица. Время отправляться дальше.

А затем моя сестренка выходит за дверь, и я провожаю её до лестничной площадки. Осторожно ступая, она спускается вниз, и я наблюдаю за тем, как она скрывается из виду.

– Энни? – кричу я ей вслед. – Я люблю тебя.

Мама? Ты здесь, Мама? Ты пришла, чтобы побыть рядом со своей Красавицей?

Нет. Где бы Мама сейчас ни была, она не в «Морской арфе». Она отправилась туда, куда я должна была отправиться первой. Она уже видела то, чего у меня никогда не было. Но мы снова можем быть вместе! Ведь можем?

Если я хочу быть с ней, мне придется покинуть мечту Золушки. Не думаю, что я уже готова к этому. Мне страшно. Я люблю весну и так боюсь зимы.

Однако теперь у меня есть ответ. Я знаю, какое нынче время. Энни сказала мне. Время уходить отсюда. Время идти дальше.

Возможно, я так и поступлю. Возможно. Но если вы возьмете мечту и покроете её сахарной глазурью, у вас получится «Морская арфа». Должны ли все мечты заканчиваться в полночь? Должны ли?

У меня болит голова. Я очень быстро устаю. Я хочу отдыхать на синих простынях и слушать, как в Гавани волны разбиваются о скалы. Хочу мечтать о розовых платьях, дюжине роз и транспаранте, который гласит: «Добро пожаловать, Красавица». Возможно, в той мечте меня разыщет Мама. Возможно, она ждёт меня там, и если я поспешу, мы сможем вместе отправиться в путь.

Однако «Морская арфа» не отпускает меня. В ней столько света, столько красоты, столько грез. Могу ли я остаться здесь ещё хотя бы на чуть-чуть?

Мне нужно отдохнуть. Мистер Кленси будет ждать у лифта. Он повелитель своего кусочка «Морской арфы», так же как я – повелительница своего. Завтра – первый день весны. Мне шестнадцать лет, в хрустальных вазах окажутся свежесрезанные цветы, и весь мир будет прекрасен.

Перевод: Е. Лебедев