Текст книги "На повестке дня — Икар"

Автор книги: Роберт Ладлэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 48 страниц)

– Понятно. – Кендрик спокойно посмотрел на нее. – Все арабы террористы. Уверен, это напечатано самым жирным шрифтом.

– Именно.

– Но к вам это не относится.

– Нет. Я сказала, что ты будешь оскорблен, однако это слово недостаточно сильное. Ты будешь в ярости. И все-таки, прежде чем решишь совершить что-либо бесповоротное, выслушай, пожалуйста, меня.

– Да что же это, Каши, ради всего святого?

– Благодаря тебе мы с Сабри посетили ряд заседаний твоего сената и твоей палаты представителей. Даже были удостоены чести присутствовать в твоем Верховном суде и слушать судебные споры.

– Все эти заведения не исключительно мои. Ну так что же?

– То, что мы видели и слышали, замечательно. Вопросы государственной важности, даже законы, открыто обсуждаются не просто депутатами, но и учеными мужами... Ты видишь плохие стороны, пагубные стороны, несомненно, в том, что ты говоришь, есть правда, но разве нет там и другой правды? Мы наблюдали много мужчин и женщин, которые страстно и смело отстаивают то, во что они верят, не боясь, что их будут избегать или заставят замолчать.

– Избегать их могут, но замолчать не заставят. Никогда.

– И все же они ведь действительно рискуют ради своего, дела, часто очень сильно рискуют?

– Ну да, черт побери. Они раскрываются.

– За свои убеждения?

– Да... – Кендрик подождал, пока слово растворится в воздухе. Цель Каши Хассан была ясна; это было и предупреждение ему в минуту всепоглощающей ярости.

– И потом, в «чертовски хорошей системе», как ты ее назвал, есть ведь и хорошие люди. Пожалуйста, помни об этом, Эван. Не унижай их.

– Чего-чего не делать?

– Я плохо выразилась. Прости. Мне надо идти. – Каши быстро вышла из комнаты, затем обернулась, стоя в дверях. – Умоляю тебя, дорогой Эван, если от злости ты решишься на что-то радикальное, во имя Аллаха, позвони сначала моему мужу или, если хочешь, Эммануилу... Без предубеждения, однако. Я люблю нашего еврейского брата так же, как и тебя. Правда, у мужа отношение в чем-то более сложное...

– Можешь на это рассчитывать.

Каши вышла, и Кендрик буквально набросился на газеты, вывалив их на кровать.

Если бы примитивным криком можно было уменьшить боль, то от звука его голоса вдребезги разбились бы окна в домишке. Одни лишь заголовки могли свести с ума:

«Нью-Йорк таймс», 12 октября, вторник:

"ОБЪЯВЛЕНО, ЧТО КОНГРЕССМЕН ОТ ШТАТА КОЛОРАДО ЭВАН КЕНДРИК СПОСОБСТВОВАЛ РАЗРЕШЕНИЮ ОМАНСКОГО КРИЗИСА.

Как говорится в секретном меморандуме, он перехитрил арабских террористов".

«Вашингтон пост», 12 октября, вторник:

"КЕНДРИК ОТ ШТАТА КОЛОРАДО – СЕКРЕТНОЕ ОРУЖИЕ США В ОМАНЕ.

Выследил и поймал арабских террористов и их связников".

«Лос-Анджелес таймс», 12 октября, вторник:

"СОГЛАСНО РАССЕКРЕЧЕННЫМ МАТЕРИАЛАМ, КЕНДРИК, КОНГРЕССМЕН ОТ ШТАТА КОЛОРАДО, – КЛЮЧ К РЕШЕНИЮ ОМАНСКОЙ ПРОБЛЕМЫ.

Арабы поддерживают палестинских террористов. Подробности пока засекречены".

«Чикаго трибюн», 12 октября, вторник:

"КАПИТАЛИСТ КЕНДРИК СБИВАЕТ ОКОВЫ С ЗАЛОЖНИКОВ, УДЕРЖИВАЕМЫХ КОММУНИСТИЧЕСКИМИ ТЕРРОРИСТАМИ.

Убийца арабов пребывает в смятении перед разоблачением".

«Нью-Йорк пост», 12 октября, вторник:

"ЭВАН, НАСТОЯЩИЙ МУЖЧИНА ИЗ ОМАНА, ПОКАЗАЛ АРАБАМ!

Акция в Иерусалиме: сделать его почетным гражданином Израиля! Нью-Йорк требует парада!"

«Ю-Эс-Эй тудей», 13 октября, среда:

"КЕНДРИК СДЕЛАЛ ЭТО!

Арабские террористы охотятся за его головой! Мы хотим статую!"

Эван стоял над кроватью. Его глаза скользили по заголовкам, набранным жирным шрифтом. Изо всех мыслей Кендрика более всего мучил простой вопрос: ну почему? А поскольку ответ не приходил, мало-помалу в мозгу всплыл и другой: кто?

Глава 21

Если бы он мог ответить на один из этих вопросов, ничего такого не было бы в газетах. Газетчики прибегали к помощи «авторитетных», «высокопоставленных» и даже «конфиденциальных» источников. Большинство этих источников отбивалось от вопросов формулировками «без комментариев», «в настоящее время нам нечего сказать», «события, о которых идет речь, анализируются». И все это было косвенным подтверждением.

Весь фурор начался из-за сверхсекретного меморандума на бланке Госдепартамента. Анонимный документ всплыл из небытия архивов; утечка, вероятно, произошла через какого-либо служащего, решившего, что из-за непомерных строгостей национальной безопасности, главным образом из параноидального страха перед ответными мерами террористов, была допущена большая несправедливость. Копии меморандума оказались разосланы во все газеты, телеграфные агентства и на все телестанции и появились там между пятью и шестью утра по восточному поясному времени. Каждая копия сопровождалась тремя фотографиями конгрессмена в Маскате. Возможность опровержения исключалась.

Это спланировано, подумал Эван. И время тоже выбрано с таким расчетом, чтобы поразить только что проснувшийся в стране народ.

Но почему?

Примечательным было сокрытие сведений – как в плане того, что опустили, так и того, что, наоборот, выпятили. Факты приводились удивительно точные, вплоть до таких подробностей, как его тайный прилет в Оман, исчезновение из аэропорта вместе с сотрудниками разведки, снабдившими Эвана арабской одеждой и даже гелем для придания темного цвета коже, что делало его совместимым с «районом боевых действий». Господи! Район боевых действий!

Делались поверхностные, часто гипотетические намеки на контакты Кендрика с определенными людьми. Их имена были по очевидным причинам вырезаны, вместо них в тексте зияли черные дыры. Подробно рассказывалось о его добровольной отправке в поселение террористов, где он едва не расстался с жизнью, но зато узнал имена, которые должен был узнать, чтобы установить людей, стоявших за палестинскими фанатиками, особенно одно имя. (Оно, конечно, тоже было вырезано.) Кендрик выследил и поймал того человека (вырезано, черная дыра) и заставил его назвать имена террористов, захвативших американское посольство в Маскате. В итоге тот человек был убит (подробности вырезаны, черная дыра на месте целого абзаца), а Эван Кендрик, представитель от девятого округа Колорадо, был вновь водворен под защитный покров Соединенных Штатов.

В газетах также сообщалось, что для проверки фотографий были привлечены эксперты. Каждый снимок подвергли спектрографическому анализу на аутентичность. Проверялись возраст негатива и возможность лабораторного монтажа. Все оказалось подлинным, вплоть до даты и дня недели, установленных после двадцатикратного увеличения заголовка газеты, которую нес на фотографии какой-то пешеход на улицах Маската. Более серьезные газеты отмечали отсутствие источников, которые могли бы подтвердить или опровергнуть, насколько правдоподобны представленные отрывочные сведения. Но и они не сомневались в подлинности фотографий и изображенного на них человека. И все дружно сетовали, что этого человека, конгрессмена Эвана Кендрика, нигде нельзя отыскать, чтобы он сам подтвердил или опровергнул эту невероятную историю. «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост» откопали нескольких его друзей и соседей в столице, Вирджинии и Колорадо. Но никто из них не мог припомнить, что видел конгрессмена или что-либо слышал о нем в период, о котором шла речь, четырнадцать месяцев назад.

В «Лос-Анджелес таймс» пошли дальше: не раскрывая своих источников, газета .опубликовала расшифровку записи телефонных переговоров Кендрика. Не считая звонков в различные местные магазины и садовнику Джеймсу Олсену, за четыре недели из резиденции конгрессмена в Вирджинии было сделано только пять звонков, возможно относящихся к делу. Три звонка на кафедры арабистики Джорджтаунского и Принстонского университетов; один – дипломату из Дубая, вернувшемуся за семь месяцев до того домой; и пятый – поверенному в Вашингтоне, который отказался говорить с прессой. К черту деликатность! Охотничьи собаки сделали стойку, хотя добыча исчезла.

Менее солидные газеты, то есть не располагающие большими ресурсами для финансирования обширных исследований, а также все таблоиды, нисколько не заботившиеся о верификации сведений (если они знают, как пишется это слово), чувствовали себя на коне псевдожурналистики. Они использовали попавший к ним в руки меморандум как трамплин в бурных водах героических спекуляций, ибо знали, что их выпуски расхватают неискушенные читатели. Для неинформированных людей печатное слово чаще всего является словом правды. Конечно, это суждение свысока, но совершенно верное.

Однако во всех газетных историях отсутствовала правда, та глубинная правда, которая стояла за этим очень странным разоблачением. Не было никакого упоминания ни о храбром молодом султане Омана, рисковавшем жизнью и положением, чтобы помочь Кендрику, ни об оманцах, охранявших его в аэропорту и на задворках Маската, ни о той удивительной, поразительно профессиональной женщине, которая спасла Эвана в кишащем людьми зале другого аэропорта в Бахрейне после того, как его чуть не убили. Между тем это она нашла ему убежище и врача, который возился с его ранами. И прежде всего, не было сказано ни слова об израильском подразделении, возглавляемом офицером Моссад. А ведь это именно оно спасло его от смерти, воспоминания о чем все еще заставляли Кендрика вздрагивать от ужаса. Не называлось также имя и другого американца, пожилого архитектора из Бронкса, без которого еще год назад останки Эвана исчезли бы в желудках акул Катара.

Вместо этого во всех статьях красной нитью прослеживалась одна общая тема: каждый араб заражен нечеловеческим зверством и терроризмом. Само слово «араб» – синоним жестокости и варварства; в арабах никаких следов порядочности, свойственной людям вообще. Чем больше Эван читал газеты, тем больше злился. Внезапно в приступе ярости он смел их все с кровати.

Ну почему?

Кто?

Кендрик почувствовал ужасную глухую боль в груди. Ахмат! Боже, что они наделали?! Поймет ли молодой султан, сможет ли понять? Ведь таким образом американские средства массовой информации вынесли приговор всему Оману, всей стране, вдаваясь в коварные спекуляции на тему арабского бессилия перед лицом террористов или, хуже того, арабского соучастия в бессмысленном, диком убийстве американских граждан.

Эван понял, что должен немедленно позвонить своему молодому другу и объяснить ему: в том, что произошло, нет его вины. Он сел на угол кровати, схватил телефон. Удерживая трубку подбородком, дотянулся до своих брюк, вытащил бумажник и извлек из него кредитную карточку. Так как Эван не помнил, какой код надо набрать, чтобы позвонить в Маскат, ему пришлось набрать "О" для связи через коммутатор. Внезапно гудок исчез; на мгновение он запаниковал, переводя взгляд широко раскрытых глаз с одного окна на другое.

– Да-а, двадцать третий? – прозвучал наконец в трубке хриплый мужской голос.

– Я пытался позвонить через коммутатор.

– Можете звонить по автоматической связи, раз вы здесь остановились.

– Я... мне надо сделать межконтинентальный звонок, – запинаясь, объяснил смущенный Кендрик.

– Не по этому телефону.

– По кредитной карточке! Как мне связаться с телефонисткой? Я сообщу ей номер моей кредитки.

– Я буду подслушивать, пока не услышу, как вы скажете номер. Может, он поддельный. Понятно?

Эван ничего не понимал. Это что, ловушка? За ним следили до захудалого мотеля в Вудбридже, штат Вирджиния?

– Думаю, на самом деле это не подойдет, – пробормотал он запинаясь. – У меня конфиденциальное сообщение.

– Подумать только! – насмешливо ответил голос. – Тогда найдите себе телефон-автомат. Есть там один у закусочной, миль пять по дороге вниз. Слышь, придурок, хватит с меня...

– Да подождите минуту! Ладно, ладно, оставайтесь на линии. Но когда меня соединят, я хочу услышать, что вы отключились, идет?

– Ну, на самом деле я собирался позвонить Луэлле Парсонс.

– Кому?

– Не важно, придурок. Соединяю. Все, кто тут остаются на целый день, извращенцы или под кайфом.

Откуда-то издалека, из района Персидского залива, телефонистка, говорящая по-английски с арабским акцентом, сообщила, что в Маскате нет телефонной станции, начинающейся с цифр «555».

– Наберите эти цифры, пожалуйста, – настаивал Эван, и еще раз, более жалобно: – Пожалуйста!

Он насчитал восемь гудков, прежде чем услышал беспокойный голос Ахмата, произнесший по-арабски «Слушаю».

– Это Эван, Ахмат, – сказал Кендрик по-английски. – Мне нужно с тобой поговорить.

– Что, поговорить со мной? – взорвался молодой султан. – И у тебя, ублюдок, хватает наглости мне звонить?

– Так ты знаешь? О... ну, то, что обо мне говорят.

– Знаю ли я? Одна из самых приятных вещей заключается в том, что я богатый парень – у меня на крыше есть тарелки, и я узнаю все, что хочу, и отовсюду, откуда хочу! У меня даже есть преимущество перед тобой. Ты видел репортажи отсюда и со Среднего Востока? Из Бахрейна и Рияда, даже из Иерусалима и Тель-Авива?

– Очевидно, нет. Я видел только эти...

– Один и тот же мусор, хорошенькая куча, чтобы ты сидел на ней! Сиди себе в Вашингтоне, только не возвращайся сюда!

– Но я как раз хочу вернуться. Я возвращаюсь!

– Но не сюда. Мы умеем читать и слушать и смотрим телевизор. Надо же, ты все это сделал сам! Повесил это на арабов! Убирайся даже из моей памяти, сукин ты сын!

– Ахмат!

– Убирайся, Эван! Никогда такому о тебе не поверил бы. Ты что, приобрел в Вашингтоне больше влияния, называя нас животными и террористами? Это был единственный способ?

– Я никогда не делал этого, никогда не говорил такого!

– Твой мир сделал это! Они твердят это снова, и снова и становится чертовски очевидно, что ты нас всех хочешь заковать в кандалы! И самый последний распроклятый сценарий – твой!

– Да нет же! – запротестовал Кендрик. – Не мой!

– Почитай нашу прессу. Посмотри телевизор!

– Это пресса, а не ты и не я!

– Ты – это ты, самонадеянный ублюдок, живущий по вашим слепым, ханжеским иудео-христианским лицемерным понятиям, а я – это я, араб-исламист. И ты больше не будешь плевать на меня!

– Но я бы никогда этого не сделал, не смог...

– И на моих братьев, чьи земли должны быть у них отобраны по твоему распоряжению, а люди целыми деревнями покинуть свои дома, работу, мелкие ремесла – мелкие, но их, то, чем они занимались из поколения в поколение!

– Ради Бога, Ахмат, ты говоришь, как один из них!

– Опомнись! – В голосе молодого султана слышались злость и сарказм. – Полагаю, что под «ними» ты подразумеваешь парней из тысяч семей, которые под дулами ружей маршируют в лагеря, пригодные разве что для свиней. Свиней, а не людей! Боже милосердный, мистер Всезнайка, знаменитый своей честностью американец! Если я говорю, как один из них, черт побери, то сожалею об этом! И скажу тебе, о чем я еще сожалею: что дошел до этого так поздно. Сегодня я понимаю гораздо больше, чем вчера.

– А это еще значит?

– Повторяю. Читай свои газеты, смотри свое телевидение, слушай свое радио. Вы, тупые и самодовольные народы, готовитесь уничтожать ядерным оружием всех грязных арабов, чтобы больше не бороться с нами? Или собираетесь предоставить эту честь вашим закадычным дружкам в Израиле, которые так или иначе говорят вам, что делать? Просто дадите им бомбы?

– Да перестань же, Ахмат! – воскликнул Кендрик. – Эти израильтяне спасли мне жизнь!

– Ты чертовски прав, спасли, но ты подвернулся им случайно! Ты был всего лишь мостиком к тому, ради чего они сюда прилетели.

– О чем ты говоришь?

– Да ладно, скажу, потому что больше никто тебе не скажет и материал не опубликует. Им было совершенно наплевать на тебя, мистер Герой. То подразделение прибыло сюда, чтобы вытащить из посольства одного человека – агента Моссад, высокопоставленного стратега, изображавшего натурализированного американца, работающего по контракту с Госдепартаментом.

– Господи, – прошептал Эван. – Вайнграсс знал?

– Если и знал, то держал рот на замке. Он заставил их отправиться за тобой в Бахрейн. Вот как они спасли тебе жизнь! Это не было запланировано. Им наплевать на всех и вся, кроме них самих. Эти евреи! Совсем как ты, мистер Герой.

– Да выслушай же меня, Ахмат! Я не несу ответственности за то, что случилось здесь, что напечатали в газетах, что передают по телевидению. Это самое последнее, что я бы...

– Чушь собачья! – перебил молодой выпускник Гарварда и султан Омана. – Ни о чем таком не передали бы без тебя. Я узнал то, о чем не имел ни малейшего понятия. Да кто же они, эти агенты вашей разведки, наводнившие мою страну? Кто все эти связные, с которыми ты вступал в контакт?

– Мустафа, например!

– Он убит. Кто тайно ввез тебя в страну, не информируя об этом меня? Меня! Я управляю этим проклятым местом; так у кого же еще есть такое право? Я что, какая-нибудь дерьмовая пешка в игре?

– Ахмат, Ахмат, я ничего не знаю об этом. Я знал только, что должен попасть туда.

– А я что, случайно подвернулся? Мне нельзя было доверять?.. Конечно нет, ведь я – араб!

– Теперь ты несешь чушь. Тебя охраняли.

– От чего? От американо-израильского заговора?

– Ох, ради Бога, остановись! Я ничего не знал об агенте Моссад в посольстве, пока ты сейчас не рассказал мне. Если бы знал, то сказал бы тебе! И раз уж об этом зашла речь, мой порывистый юный фанатик, я не имею никакого отношения к лагерям беженцев или семьям, марширующим туда под дулами ружей...

– Все вы имеете к этому отношение! – закричал султан Омана. – Один геноцид за другим, но у нас-то нет ничего общего с этим! Прочь!

Связь прервалась. Хороший человек и хороший друг, который способствовал спасению Кендрика, ушел из его жизни. Так же как улетучились теперь и его планы вернуться в ту часть мира, которую он нежно любил.

Прежде чем показаться на публике, Эван должен был выяснить, что произошло, кто допустил это и почему! С чего-то нужно было начинать, и он решил, что этот «кто-то» Госдепартамент и человек по имени Фрэнк Свонн. Конечно, лобовая атака на Госдепартамент исключается. В момент, когда он назовет себя, сработают сигналы тревоги. Пока что, поскольку лицо Эвана все время, до тошноты часто, крутят по телевизору, и половина Вашингтона ищет Кендрика, каждое его движение должно быть тщательно продуманным. Первым делом: как связаться со Свонном так, чтобы ни он сам, ни его сотрудники об этом не знали? Его офис? Эван вспомнил. Год назад он вошел в приемную Свонна, разговаривал с его секретаршей, передав для ее шефа несколько слов по-арабски, чтобы сообщить о важности своего визита. Она тогда скрылась в другом кабинете, а спустя десять минут они со Свонном беседовали в подземном компьютерном комплексе. Та секретарша была не только квалифицированной, но, похоже, и очень надежной, как, очевидно, большинство секретарей в коварном Вашингтоне. И поскольку эта надежная секретарша очень хорошо осведомлена о некоем конгрессмене Кендрике, с которым она беседовала год назад, на нее вполне мог подействовать кто-то другой, также надежный по отношению к ее боссу. И все-таки стоит попытаться. Это единственное, что Кендрик сейчас смог придумать. Он поднял трубку и дождался ответа хриплого менеджера мотеля «Три медведя».

– Консульская служба, приемная директора Свонна, – ответила наконец секретарша.

– Привет, это Ральф из разведки, – начал Кендрик. – У меня есть кое-какие новости для Фрэнка.

– Да кто это?

– Все в порядке, я друг Фрэнка. Только хотел ему сказать, что во второй половине дня, возможно, состоится межведомственное совещание...

– Как, еще одно? Ему оно не нужно.

– Что у него с расписанием?

– Перегружено! До четырех он на конференции.

– Ну, если Фрэнк не хочет, чтобы его снова поджаривали на решетке, может, ему стоит взять короткий день, сесть в машину и рано поехать домой?

– Он? В машине? Да мой шеф скорее прыгнет с парашютом в джунгли Никарагуа, но не рискнет принять участие в дорожном движении Вашингтона.

– Знаете, что я имею в виду? Обстановка здесь довольно напряженная. Его могут насадить на вертел.

– Он и так на нем вертится с шести утра.

– Я только пытаюсь выручить приятеля.

– На самом деле у него назначен визит к врачу, – сказала вдруг секретарша.

– Правда?

– Ну да, сейчас. Спасибо, Ральф.

– Я никогда вам не звонил.

– Конечно нет, дорогуша. Просто кто-то из Департамента разведки сверял расписания.

* * *

Эван стоял в толпе людей, ждущих автобус на углу Двадцать первой, откуда был хорошо виден вход в здание Госдепартамента. После разговора с секретаршей Свонна он покинул мотель и быстро поехал в Вашингтон, ненадолго заскочив в торговый центр в Александрии, где купил темные очки, широкополую брезентовую рыбацкую шляпу и неяркую полотняную куртку. 3.48 пополудни. Если секретарша все так же надежна, то Фрэнк Свонн, заместитель директора Консульской службы, выйдет из огромных стеклянных дверей через десять – пятнадцать минут.

Он так и сделал, в спешке повернув в 4.03 налево от автобусной остановки. Кендрик выбрался из толпы и бросился за человеком из Госдепартамента, держась в тридцати футах позади него и гадая, на какой вид транспорта сядет не водящий машину Свонн. Если собирается идти пешком, то Эван остановит его в каком-нибудь месте, где они смогут поговорить без помех.

Свонн не собирался идти пешком. Кажется, намеревался сесть на автобус, идущий на восток по Вирджиния-авеню. Он присоединился к другим людям, неуклюже поспешающим вниз по улице к остановке. Кендрик заторопился, нельзя допустить, чтобы директор Консульской службы сел на этот автобус. Он подошел к Свонну и тронул его за плечо.

– Привет, Фрэнк, – сказал почти весело, снимая тесные очки.

– Как? Это ты? – вскричал пораженный Свонн, заставив вздрогнуть стоящих поблизости ожидающих.

Двери автобуса в это время с шумом распахнулись. – Я, – признал Эван спокойно. – Думаю, нам лучше поговорить.

– Боже милосердный! Вы, должно быть, с ума съехали! – Если и так, то это вы меня довели, хоть и не водите машину...

На этом месте их краткий разговор был прерван странным голосом, казалось заполнившим всю улицу.

– Это он! – завопил взъерошенный человек странного вида, с глазами навыкате и длинными спутанными волосами, спадающими ему на уши и лоб. – Глядите! Смотрите! Вот он! Коммандо Кендрик! Я целый день видел его по телевизору – у меня в квартире семь телевизоров! Знаю все, что происходит! Он это!

Прежде чем Эван смог отреагировать, человек сдернул рыбацкую шляпу с его головы.

– Эй! – закричал Кендрик.

– Глядите! Это он!

– Пойдем отсюда! – шепнул Свонн.

Они рванули вверх по улице. Странный человек пустился за ними в погоню – его мешковатые брюки полоскались на ветру, в вытянутой вперед руке он держал шляпу Эвана.

– Этот тип преследует нас! – сказал, оглянувшись, директор Консульской службы.

– У него моя шляпа! – ответил Кендрик. В двух кварталах впереди из такси вылезала старушка с голубыми волосами, нетвердо держащаяся на ногах.

– Туда! – заревел Свонн. – Такси!

Увертываясь от машин, они помчались через широкий проспект. Эван открыл ближнюю дверцу и сел, в то время как человек из Госдепа обежал машину сзади, чтобы влезть в нее с другой стороны. Он помог престарелой пассажирке выйти и нечаянно толкнул ногой ее палку. Палка упала на мостовую, а за ней последовала и дама с голубыми волосами.

– Извините, дорогая, – пробормотал Свонн, запрыгивая на заднее сиденье.

– Поехали! – закричал Кендрик. – Скорее! Прочь отсюда!

– Вы что, придурки, банк, что ли, ограбили? – спросил шофер, включая передачу.

– Получишь больше, если поспешишь, – посулил Эван.

– Спешу, спешу. Но у меня нет летных прав. Хочу на земле остаться, понимаете, о чем я?

Как по команде, Кендрик и Свонн развернулись, чтобы посмотреть в заднее стекло. Стоя на углу, тот странный тип со спутанными волосами и в мешковатых брюках что-то записывал на газете; шляпа Эвана теперь была у него на голове.

– Название компании и номер такси, – спокойно прокомментировал директор Консульской службы. – Куда бы мы ни поехали, придется сменить средство передвижения по крайней мере еще один раз через квартал отсюда. Причем не просто пересесть, а предварительно пройти еще квартал пешком.

– Чтобы наш шофер не увидел, в какое такси мы сели.

– Даже ваш голос звучит так, будто вы знаете, что делаете.

– Надеюсь, что знаю. – Запыхавшийся Свонн вынул платок и вытер вспотевшее лицо.

* * *

Через двадцать минут, отпустив второе такси, конгрессмен и человек из Госдепа уже шли по улице в захудалом районе Вашингтона. И получилось так, что оба одновременно взглянули на красную неоновую вывеску бара с тремя отсутствующими буквами. Бар был потрепанный, соответствующий своему окружению. Они кивнули друг другу и зашли внутрь, слегка обескураженные темнотой, царившей внутри, по контрасту с ярким октябрьским днем снаружи, на улице. Единственным ярким, вопящим источником света был телевизор, прикрепленный к стене над жалкой, потрепанной барной стойкой. Несколько сгорбленных, взъерошенных завсегдатаев с затуманенными глазами подтверждали статус заведения. Кендрик и Свонн, украдкой косясь на удаляющееся пятно света, двинулись в самый темный угол справа от стойки и проскользнули в обшарпанную кабинку, сев друг напротив друга.

– Вы в самом деле настаиваете на том, чтобы мы поговорили? – Седовласый Свонн тяжело дышал, лицо его все еще пылало и было покрыто испариной.

– Я настаиваю на том, чтобы назначить вас самым свежим кандидатом в морг.

– Эй, слушайте, у меня черный пояс.

– В каком виде борьбы?

Свонн насупился:

– Во всяком случае, этот прием срабатывает в кинофильмах, когда показывают каратистов. Мне необходимо выпить.

– Позовите официанта сами, – отозвался Кендрик. – Я останусь в тени.

– Тени? – удивился Свонн, подзывая поднятой рукой толстую черную официантку с огненно-рыжими волосами. – А где здесь свет?

– Когда вы последний раз делали три отжимания подряд, мистер Малыш Каратэ?

– Когда-то в шестидесятых. Думаю, давно.

– В то время здесь поменяли лампочки... Теперь обо мне. Как вы посмели сделать это, лжец вы эдакий?

– Да как вы могли подумать, что это я? – Человек из Госдепартамента внезапно замолчал – у столика, подбоченясь, стояла гротескного вида официантка.

– Что будете пить? – поинтересовалась она у Эвана.

– Ничего.

– Здесь это не принято. И подозреваю, не полезно для здоровья. Два ржаных виски, двойных, спасибо. Канадского, если у вас есть.

– Забудьте об этом, – сказала официантка.

– Забыто, – согласился Свонн. Когда официантка отошла, он снова посмотрел на Кендрика. – Ну и шутник вы, мистер конгрессмен! Просто весельчак. Да Консульская служба за моей головой охотится! Госсекретарь издал директиву, в которой разъясняет, что он понятия не имеет, кто я такой, этот отвратный нерешительный теоретик! А уж израильтяне вопят! Думают, что репутация их драгоценного Моссад может быть скомпрометирована кем-то, кто ведет раскопки. И арабы, которых мы поддерживаем деньгами, скулят, потому что им нет никакого доверия! А сегодня в половине четвертого президент – черт бы его побрал! – распекал меня за «нарушение долга». И позвольте заметить, он пропел эту фразу так, будто на самом деле понимал, о чем говорит. Я, конечно, догадался, что там, на линии, было по крайней мере двое других людей... Говорите, вы в бегах? Да это я в бегах! Черт, почти тридцать лет в этом тупом бизнесе...

– Я назвал бы это так же, – быстро и спокойно прервал его Эван. – Виноват.

– Да уж, это точно. – Свонн не пропустил удара. – Потому что кто, кроме нас, ублюдков, будет разгребать это дерьмо тупее, чем система? Мы нужны тебе, Чарли, и не забывай этого. Проблема в том, что нам почти нечем гордиться. Я имею в виду, мне нет нужды мчаться домой, чтобы убедиться в том, что бассейн на заднем дворе очищен от водорослей... Главным образом потому, что у меня нет бассейна, а дом после развода достался моей жене. Ей надоело, что я выхожу за хлебом, а возвращаюсь через три месяца, и в ушах у меня все еще грязь Афганистана! О нет, мистер Секретный Конгрессмен, я не выдал вас! Наоборот, сделал все, что мог, чтобы остановить это. Мне немного осталось, но я хочу уйти чистым.

– Вы пытались предотвратить шум? Каким образом?

– Тихо и очень профессионально. Даже показал ему копию записки, отосланную мною начальству, в которой признавал вас непригодным для такого дела!

– Ему?

С несчастным выражением лица Свонн посмотрел на Кендрика. В это время официантка принесла напитки и стояла, постукивая пальцами по столешнице. Человек из Госдепа полез в карман, глянул в счет и оплатил его. Пожав плечами при виде чаевых, женщина удалилась.

– Ему? – повторил Эван.

– Давайте, – предложил Свонн уныло, отпивая большой глоток виски, – вонзайте еще один коготь, какая разница? Здесь осталось не так уж много крови.

– Значит, вы не знаете, кто он такой. Кто этот «он»?

– О, он сообщил мне свое имя, должность, даже предоставил первоклассную рекомендацию.

– Ну и что же?

– Его не существует.

– Что-то?

– Что слышали.

– Не существует? – допытывался расстроенный Кендрик.

– Ну, реально, конечно, существует, но представился мне совершенно другим человеком. – Свонн допил первую порцию виски.

– Не верю, что это...

– И Айви не поверила, это моя секретарша. Она в ужасе.

– Да о чем это вы? – жалобно спросил Кендрик.

– Из офиса сенатора Аллисона Айви позвонил парень, с которым она встречалась пару лет назад. Сейчас он – один из главных помощников сенатора. Этот парень попросил ее записать ко мне на прием их штатного сотрудника, выполняющего сейчас какую-то конфиденциальную работу для Аллисона. Так она и сделала. Ну а он оказался блондинистым шпионом. Говорил с акцентом, причем неподдельным, который я отнес бы к Средней Европе. Этот тип круто за вас взялся. Если у вас есть шрам, о котором знает только ваша мать, то у него есть изображение этого шрама крупным планом.

– Безумие, – тихо произнес Эван. – Но все же интересно почему?

– Мне тоже было интересно. Я имею в виду, что вопросы, которые он задавал, были загружены ПД...

– Чем-чем?

– Подробными данными. Он знал о вас почти столько же, сколько мог узнать от меня. Такой профессионал, что я без промедления готов был предложить ему работу в Европе.

– Но почему именно я?

– Говорю же, мне тоже стало интересно. Поэтому я попросил Айви перезвонить в офис Аллисона. Начать с того, почему у заштатного сенатора такой СШ...

– Что?

– Не то, что вы подумали. «Супершпион». По здравом размышлении я полагаю, что за ним кто-то стоит.

– Пожалуйста, ближе к делу!

– Конечно. – Свонн взял второй бокал. – Айви звонит своему старому дружку, а тот не понимает, о чем она спрашивает. Он не звонил ей и никогда не слыхал ни о каком сотруднике по имени... как бы его там ни звали.

– Но, Бога ради, ваша секретарша должна была знать, с кем говорит! Его голос, манера разговаривать, какие-то словечки...