Текст книги "На повестке дня — Икар"

Автор книги: Роберт Ладлэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 48 страниц)

Глава 43

Яростно качающаяся невесомость... его хватают чьи-то руки... свирепые порывы ветра. Кендрик открыл глаза: неясные фигуры суетились вокруг него, отвязывая ремни... затем почувствовал острую боль от укола в руку. Он попытался приподняться, но его удержали, затем положили на ровную, обитую войлоком поверхность внутри огромной вибрирующей металлической конструкции.

– Полегче, конгрессмен! – закричал, постепенно вырисовываясь перед его глазами, человек в белой морской форме. – Я врач, а вас потрепали как следует. Не осложняйте мне жизнь еще больше: сам президент отдаст меня под трибунал, если с вами что-нибудь случится.

Еще один укол. Сколько же можно терпеть боль?

– Где я?

– Вопрос логичный. – Военврач до конца ввел лекарство из шприца в плечо Кендрика. – Вы на борту вертолета в девяноста милях от побережья Мексики. Вы были на Проходе в Китай, приятель, а море здесь бурное.

– Вот оно! – Эван старался говорить громче, но голос его был едва слышен.

– Что такое «оно»? – Доктор нагнулся к нему, и в это время медбрат подал ему бутылочку плазмы.

– Проход в Китай – это остров, который так и называется Проход в Китай! Да окружите же его!

– Я врач, а не...

– Делайте как я вам приказываю!.. Радируйте в Сан-Диего, пусть пришлют самолеты, лодки! Арестуйте там всех!

– Эй, приятель, я, конечно, не специалист, но здесь мексиканские воды...

– Проклятие, да позвоните же в Белый дом!.. Нет! Свяжитесь с человеком по фамилии Пейтон в ЦРУ... Митчелл Пейтон, ЦРУ! Передайте ему то, что я вам только что сообщил. Назовите ему фамилию Гринелл!

– Ух ты, круто. – Молодой врач поднял глаза на третьего человека, стоявшего в ногах у Кендрика. – Вы слышали, что сказал конгрессмен, лейтенант? Пойдите к пилоту. Остров под названием Проход в Китай, человек по фамилии Пейтон в Лэнгли, и кто-то еще по фамилии Гринелл! Живей, парень, это требует любимец президента!.. Эй, это что-то вроде того, что вы сделали с арабами?

– Эмилио? – Эван не стал отвечать на вопрос. – Как он?

– Мексикашка?

– Мой друг... человек, спасший мне жизнь.

– Он здесь, прямо рядом с вами; мы только что подняли его на борт.

– Как он?

– Хуже, чем вы, гораздо хуже. Шестьдесят против сорока, что не выживет, конгрессмен. Мы летим в базовый госпиталь так быстро, как только можем.

Кендрик приподнялся на локте и посмотрел на распростертое за спиной доктора тело Эмилио. Он был без сознания. Рука мексиканца лежала на полу вертолета; лицо у него было мертвенно-бледное, почти маска смерти.

– Дайте мне его руку, – приказал Эван. – Да дайте же ее мне!

– Есть, сэр. – Врач наклонился и приподнял руку Эмилио, чтобы Кендрик смог ее схватить.

– Эль-Дескансо! – проревел Эван. – Эль-Дескансо и твоя семья – жена и nines![56]56
  Дети (исп.).


[Закрыть] Ты, проклятый сукин сын, не вешай на меня свою смерть! Рыбак хренов, залей себе горючего в живот!

– Como?[57]57
  Что? (исп.)


[Закрыть] – Голова мексиканца болталась из стороны в сторону.

Кендрик еще сильнее сжал его руку:

– Так-то лучше, amigo. Помни, мы разозлились! Продолжаем злиться. Ты, гад, держись, или я сам тебя убью.

Повернув голову к Эвану, Эмилио приоткрыл глаза, губы его искривились в улыбке.

– Думаете, сможете убить такого сильного рыбака?

– Убить, может, и не убью, но большую лодку тебе достану.

– Вы loco,[58]58
  Сумасшедший (исп.).


[Закрыть] сеньор, – прокашлялся мексиканец. – И еще остается Эль-Дескансо.

– Три ранчо... – что-то хотел сказать Кендрик, но тут укол, сделанный морским врачом, подействовал, и рука его упала.

* * *

Один за другим элегантные лимузины подкатывали по темным улицам Синувид-Холлоу к большому дому на берегу Чесапикского залива. В прошлые разы машин было четыре, этим вечером – всего три. Та, что принадлежала компании, основанной Эриком Сандстремом, предателем «Инвер Брасс», на сей раз отсутствовала.

Члены «Инвер Брасс» сидели вокруг большого круглого стола необычайной библиотеки, перед каждым стояла медная лампа. Горели все лампы, кроме одной – перед пятым, пустым, стулом. Четыре источника света освещали полированное дерево; темнота вокруг пятого служила напоминанием о хрупкости человеческой жизни в этом большом мире. На сей раз собравшимся было не до веселой болтовни, никто не подтрунивал над тем, что и они смертны, ничем не отличаясь от других, несмотря на свое невероятное благосостояние и влияние.

– Факты вам известны, – сказал Самуил Уинтерс; лампа высвечивала его орлиные черты. – Теперь прошу вас высказаться.

– Мы не можем остановиться. – Крупная черная голова твердо произнесшего это Гидеона Логана выдвинулась из тени. – Альтернатива слишком разрушительна. Волки, спущенные с привязи, захватят власть – то, что они еще не узурпировали.

– Но останавливать и нечего. Гид, – поправила Маргрет Лоуэлл. – Бедняга Милош все наладил в Чикаго.

– Он не закончил, Маргрет, – напомнил Иаков Мандель, сидящий, как обычно, рядом с Уинтерсом. – Дело в самом Кендрике. Он должен согласиться с назначением, нужно его 'убедить, что ему следует занять этот пост. Если вы помните, этот вопрос был поднят Эриком, и теперь я спрашиваю почему. Вероятно, нам вообще стоит оставить Сандстрема в покое, потому что он может стать нашей ахиллесовой пятой.

– Сандстрема, как всегда, глодало жадное любопытство, – грустно проговорил Уинтерс. – Оно же заставило его и предать нас. Однако это не ответ на вопрос Иакова. Наш конгрессмен может уйти.

– Не уверена, что Милош считал проблему настолько серьезной, Иаков. – Адвокат Лоуэлл наклонилась вперед, опершись локтями о стол и длинными пальцами подпирая правый висок. – Говорил он это в действительности или нет, – несущественно, но безусловно настаивал на том, что Кендрик – чрезвычайно, даже немодно, высокоморальный человек. Он так ненавидит коррупцию, что пошел в политику, чтобы заменить коррупционера.

– И поехал в Оман, – добавил Гидеон Логан, – потому что верил, что он, со своим опытом, может помочь. Кендрик совершенно не помышлял ни о какой награде для себя – это нам было доказано.

– И вот почему мы все убедились, что его кандидатура подходит. – Мандель кивнул. – Необычайный человек на весьма обычном поле политических кандидатов. Но достаточно ли этого? Согласится ли он сам, даже если возникнет кампания на национальном уровне, которую так хорошо подготовил Милош?

– Предположение было такое: если его позовут искренне, он откликнется, – спокойно пояснил Уинтерс. – Но является ли это предположение точным?

– По-моему, да, – отозвалась Маргрет Лоуэлл.

– По-моему, тоже. – От кивка крупная голова Логана переместилась вперед, в освещенное пространство. – И все же Иаков прав. Мы не можем быть уверенными наверняка, а если мы ошибаемся, то эти волки – Боллингер и компания – вступят во власть в следующем январе.

– Предположим, Кендрик столкнется с альтернативой ваших волков, с доказательством их продажности, укоренившейся закулисной власти, пропитавшей всю вашингтонскую структуру? – спросил Уинтерс. Его голос звучал не монотонно, как раньше, а весьма живо. – Думаете, при таких обстоятельствах он согласится?

Огромный черный предприниматель, прищурившись, откинулся назад, в тень:

– Зная все, что мы знаем... да, да, я так думаю.

– А вы, Маргрет?

– Согласна с Гидом. Кендрик, правда, замечательный человек – с политической совестью, полагаю.

– Иаков?

– Конечно, Самуил, но как это сделать? У нас нет документации, никаких официальных записей. – Господи, мы даже наши собственные записки сожгли! Кроме того, мы не можем себя обнаружить, а Варака больше нет.

– На его место у меня есть другой кандидат. Человек, который в случае необходимости сможет заставить Эвана Кендрика поверить в то, что он слышит правду. Всю правду, если он ее еще не знает.

Потрясенные, члены «Инвер Брасс» во все глаза уставились на своего председателя.

– Что вы такое, черт возьми, говорите, Сэм? – вскричала Маргрет Лоуэлл.

– Варак оставил инструкции на случай своей, смерти, а я Дал ему слово не открывать их, пока он жив. Я сдержал слово, не хотел знать то, что он мог мне сообщить... Но вскрыл их прошлой ночью, после звонка Митчелла Пейтона.

– Как вы справитесь с Пейтоном? – спросила вдруг встревоженная Лоуэлл.

– Мы встречаемся с ним завтра. Вам всем нечего бояться: он ничего не знает о вас. Мы или придем к соглашению, или нет. Если нет, я прожил долгую и успешную жизнь – это не будет жертвой.

– Простите, Самуил, – нетерпеливо вмешался Гидеон Логан, – но мы все сталкиваемся с подобными решениями; если бы это было не так, мы бы не сидели за одним столом. Так что за инструкции оставил Варак?

– Связаться с человеком, который может держать нас – или, предположительно, коллективно вас – полностью и официально в курсе. Этот человек с самого начала был информатором Варака. Без него Милош никогда не смог бы сделать то, что он сделал. Когда наш чех обнаружил расхождение в регистрационных данных Госдепартамента шестнадцать месяцев назад, Кендрик был зарегистрирован на входе в Госдеп, но не было отметки о его выходе. Варак знал, где искать. Он нашел не только добровольного, но и преданного информатора... Конечно, заменить Милоша невозможно, но сегодня, в век высоких технологий, наш новый координатор считается одним из наиболее перспективных молодых чиновников в правительстве. В Вашингтоне нет крупного министерства или ведомства, которые не соперничали бы за его услуги, а частный сектор уже по меньшей мере дважды предлагал ему должности, предназначенные для экс-президентов и госсекретарей.

– Он, должно быть, выдающийся юрист или самый молодой эксперт по международным отношениям? – предположила Маргрет Лоуэлл.

– Ни то ни другое, – возразил седовласый председатель «Инвер Брасс». – Его считают крупнейшим специалистом в области компьютерных технологий во всей стране, а возможно, и на всем Западе. К счастью для нас, он происходит из относительно богатой семьи и частная промышленность его не привлекает. В своем роде он, как и Варак, предан идее превосходства нашей страны... В общем, когда он догадался о своих дарованиях, то стал одним из нас. – Уинтерс перегнулся через стол и нажал кнопку слоновой кости. – Входите, пожалуйста.

Массивная дверь необычайной библиотеки распахнулась, и на пороге показался молодой человек не старше тридцати лет. Первое впечатление было такое, будто он сошел с глянцевого плаката рекламы модной мужской одежды из дорогих магазинов. Костюм его не был сшит по мерке, однако и не выглядел дешевым, только скромным и изящным. Но самым поразительным было его точеное, почти идеально греческое лицо.

– Ему надо забыть о компьютерах, – тихо произнес Иаков Мандель. – У меня есть друзья в агентстве Уильямса Морриса. Они дадут ему роль в телесериале.

– Да входите же, пожалуйста, – перебил Манделя Уинтерс, кладя ему руку на плечо. – И, будьте добры, представьтесь.

Уверенно, но не самонадеянно молодой человек прошел к западному концу стола, под черный свиток на стене, который, если его раскрутить, превращался в экран. Какое-то мгновение он постоял, глядя вниз, на пятна света на столе, затем проговорил:

– Оказаться здесь для меня особая честь. Меня зовут Джералд Брюс, в настоящее время я директор ГКО в Госдепартаменте.

– ГКО? – переспросил Мандель. – Снова сокращения?

– Отдел глобальных компьютерных операций, сэр.

* * *

Когда лучи калифорнийского солнца проникли в окна больничной палаты, Калейла, обнимавшая Эвана, тихонько разжала руки, села на кровать и устало улыбнулась. На ее ресницах еще не высохли слезы, а светло-оливковая кожа была бледна.

– Добро пожаловать в страну живых, – сказала она, беря его за руку.

– Рад быть здесь, – слабо прошептал Кендрик, пристально глядя на нее. – Когда я открыл глаза, то не был уверен, что это ты... Думал, они снова проделывают со мной свои штучки.

– Штучки?

– Они забрали мою одежду... Я был в каких-то старых вельветовых штанах, потом в моем голубом костюме...

– В том, который ты называл твоими «тряпками конгрессмена»? – ласково напомнила Калейла. – Тебе придется купить другой костюм, мой дорогой. То, что осталось от твоих брюк после того, как их с тебя срезали, не починит никакой портной.

– Ты невероятная девушка... Господи, знаешь, как здорово видеть тебя?! Не думал, что снова тебя увижу, и от этого чертовски злился.

– Я это знаю, как здорово увидеть тебя. А теперь отдыхай, поговорим позднее. Ты только что проснулся, а врачи сказали...

– Нет, нет!.. К черту докторов, я хочу знать, что случилось. Как Эмилио?

– Выкарабкается, но у него прострелено легкое и раздроблено бедро. Он больше не сможет как следует ходить, но жив.

– Ходить ему и не придется, будет только сидеть в капитанском кресле.

– Что?

– Не важно... Тот остров. Он называется Проход в Китай...

– Мы знаем, – решительно перебила его Калейла. – Раз уж ты такой безнадежно упрямый, позволь, говорить буду я... То, что сделали вы с Каральо, невероятно...

– Каральо?.. Это Эмилио?

– Да. Я видела фотографии. Господи, там был ужас! Пожар распространился повсюду, особенно в восточной части острова. Дом, аэродромы, даже причал, где взорвались другие лодки, – все уничтожено. К тому времени, как прибыли вертолеты ВМФ с морскими пехотинцами, там все были напуганы до смерти и столпились на западном берегу. Они приветствовали наших людей как освободителей.

– Значит, Гринелла взяли?

Калейла бросила взгляд на Эвана, помедлила, затем покачала головой:

– Нет. Прости, дорогой.

– Но как же?.. – Кендрик начал подниматься, морщась от боли в зашитом и забинтованном плече. Рашад снова ласково поддержала его и уложила на подушку. – Он ведь не мог сбежать! Они его просто не искали!

– Им не нужно было. Потому что мексиканцы сказали...

– Что?

– Прилетел гидроплан и подобрал его.

– Не понимаю. Все коммуникации были вырублены!

– Не все. Ты не знал – не мог знать, – что в подвале центральной усадьбы у Гринелла были дополнительные генераторы, достаточно мощные, чтобы он мог связаться со своими людьми на аэродроме в Сан-Фелипе. Мы все это узнали от мексиканских властей. Гринелл убежал и постарается скрыться, но не сможет спрятаться навсегда; мы держим конец следа.

– Очень образно, как сказал бы мой палач.

– Кто?

– Не важно...

– Я бы хотела, чтобы ты перестал так говорить.

– Извини, не буду. Что насчет юриста Ардис и книги, о которой я тебе говорил?

– Мы близки к цели, но пока не нашли ее. Поверенный Ардис где-то прячется, но где – никто не знает. Все его телефоны взяты на прослушивание, рано или поздно по одному из них юрист позвонит. И как только это сделает – он наш.

– Этот поверенный может подозревать, что вы за ним следите?

– Трудно сказать. Гринелл мог связаться с материком и через Сан-Фелипе передать ему весточку. Мы просто не знаем.

– А Мэнни? – нерешительно спросил Эван. – У тебя снова не было времени...

– Ошибаешься. У меня не было ничего, кроме времени, времени отчаяния, чтобы быть точной. Вчера вечером я звонила в госпиталь в Денвере, дежурная сестра сказала, что его состояние стабильное... и, как я поняла, он создает им массу неудобств.

– Он умирает, Калейла. – Кендрик закрыл глаза, медленно качая головой. – Он умирает, и никто ничего не может с этим поделать.

– Мы все умираем, Эван. Каждый день убавляет наши жизни. Утешение небольшое, но Мэнни за восемьдесят, а приговор не действует, пока не произнесен.

– Знаю. – Кендрик посмотрел на их переплетенные руки, потом поднял взгляд на ее лицо. – Ты очень красивая...

– Не хотелось бы на этом задерживаться, но, полагаю, сдала бы экзамен на «хорошо с плюсом». Но и ты не похож на Квазимодо.

– Да, только хожу как он... Не очень скромно, но, по-моему, у наших детей много шансов выглядеть хорошенькими маленькими паршивцами.

– Целиком поддерживаю первую часть, но как-то сомневаюсь насчет второй.

– А ты понимаешь, что сейчас согласилась выйти за меня замуж? А?

– Только попробуй от меня убежать, увидишь, как я хорошо обращаюсь с оружием.

– Мило... Ах, миссис Джонс, вы знакомы с моей женой-снайпершей? Если кто-то явится на вашу вечеринку без приглашения, она врежет ему точно между глаз.

– А еще у меня черный пояс, первый класс, на случай, когда оружие производит слишком много шума.

– Вот это здорово! Больше меня никто не обидит. Пусть только вызовут на бой, и я спущу тебя с привязи.

– Р-р-р-р, – зарычала Калейла, обнажая сверкающие ровные зубы. Затем посерьезнела и внимательно посмотрела на Эвана, как бы его изучая. Ее темные глаза были полны нежности. – Я и правда тебя люблю. Бог знает, что нам, двум неудачникам, пришло в голову, но, по-моему, попытаться стоит.

– Нет, не попытаться. – Правой рукой Эван дотронулся до нее. – На всю жизнь.

Она наклонилась к нему, и они поцеловались, держа друг друга так крепко, словно кто-то из них мог вдруг потеряться. И тут зазвонил телефон.

– Проклятие! – Калейла вскочила.

– Я такой неотразимый?

– Черт, не ты. Я же распорядилась, чтобы сюда не звонили! – Она подняла трубку и резко проговорила: – Да, и кто бы вы ни были, я требую объяснений. Как вы дозвонились в эту палату?

– Объяснение, офицер Рашад, – ответил Митчелл Пейтон из Лэнгли, Вирджиния, – сравнительно простое. Я отменил приказ своего подчиненного.

– Эм-Джей, ты просто не видел этого человека! Он выглядит как Годзилла, на которую сбросили атомную бомбу!

– Для взрослой женщины, Адриенна, – а ты как-то в моем присутствии утверждала, что тебе за тридцать, – это странная привычка – болтаешь как подросток... Между прочим, я говорил с врачами. Эвану нужно отдохнуть, день-другой подержать лодыжку и ногу в покое, а рану на плече периодически осматривать. В остальном он настолько здоров, что может хоть сейчас снова ринуться в бой.

– Вы – рыба замороженная, дядя Митч! Да он еле говорит!

– Тогда почему ты с ним болтаешь?

– Откуда вы узнали?..

– А я и не знал. Ты сама мне только что сказала... Пожалуйста, моя дорогая, вернемся к реальности.

– А Эван что, нереальный?

– Дай-ка телефон. – Кендрик неуклюже взял аппарат из рук Калейлы. – Это я, Митч. Что происходит?

– Как вы, Эван?.. Полагаю, глупый вопрос.

– Очень. Ответьте на мой.

– Юрист Ардис Ванвландерен находится в своем летнем доме в горах Сан-Джачинто. Он звонил к себе в офис, чтобы прослушать сообщения, и мы определили его местоположение. Подразделение направляется туда, чтобы оценить обстановку. Через несколько минут они должны уже быть там.

– Оценить? Какого черта там оценивать? У него книга! Войдите и заберите ее! Там, очевидно, перечислены все их глобальные структуры, каждый гнилой торговец оружием, которого они использовали в мире! Гринелл может убежать к любому из них, и его спрячут. Возьмите же ее!

– Забываете об инстинкте самосохранения Гринелла. Вероятно, Адриенна... Калейла вам сказала...

– Да, его подобрал гидроплан. И что?

– Ему, так же как и нам, нужна эта книга. И к настоящему моменту он, несомненно, связался с человеком миссис Ванвландерен. Гринелл не станет рисковать, сам не объявится, но кого-то, кому он может доверять, пошлет, чтобы ее вернуть. А если Гринелл знает, что мы близко, какие, по-вашему, инструкции он даст своему курьеру, который, помимо всего прочего, должен везти книгу в Мексику?

– Где его могут остановить на границе в аэропорту...

– В нашем присутствии. Так что, по-вашему, он прикажет тому человеку?

– Сжечь проклятую книгу, – спокойно ответил Кендрик.

– Точно.

– Надеюсь, ваши ребята свое дело знают.

– Их двое, и один – вроде бы лучшее, что у нас есть. Его зовут Пряник! Можете спросить о нем свою подругу.

– Пряник? Что за идиотское имя?

– Позже, Эван, – перебил его Пейтон. – Мне нужно вам что-то сказать. Сегодня после обеда я вылетаю в Сан-Диего, нам с вами надо поговорить. Надеюсь, вы будете в состоянии беседовать, потому что это срочно.

– Я буду в состоянии, но почему мы не можем поговорить сейчас?

– Потому что пока я не знаю, что сказать... Не уверен, что буду знать позже, но, по крайней мере, надеюсь. Понимаете, через час я встречаюсь с одним человеком, влиятельным человеком, который сильно вами интересуется, интересовался весь последний год.

Кендрик закрыл глаза, чувствуя слабость, и нырнул обратно в подушки.

– Он возглавляет группу или комитет, который называет себя... «Инвер Брасс».

– Так вы что, знаете?

– Только это. Понятия не имею, кто они и что. Мне известно лишь одно: они перевернули всю мою жизнь.

* * *

Светло-коричневая машина с правительственными номерами, принадлежащими Центральному разведывательному Управлению, въехала во внушительные ворота имения на берегу Чесапикского залива и по дугообразной подъездной Дорожке подъехала к гладким каменным ступеням входа. Высокий человек в распахнутом плаще, из-под которого виднелись помятые костюм и рубашка – свидетельство того, что их носили не снимая почти семьдесят два часа, – вылез с заднего сиденья и устало побрел по ступенькам к большой, величественной парадной двери. Холодный воздух хмурого утра заставил Пейтона поежиться и напомнил о приближающемся Рождестве. Но что такое канун Рождества для начальника Отдела специальных проектов? Просто обычный рабочий день. И все же сегодня это был совершенно особый день, внушавший ему страх, потому что приближалась встреча, за отмену которой он отдал бы несколько лет жизни. За долгие годы своей деятельности Пейтон сделал немало вещей, заставлявших желчь извергаться в желудок, но никогда не губил хороших, нравственных людей. Однако сегодня он погубит такого человека. Пейтон ненавидел себя за это, но выбора у него не было. Потому что существует высшее добро, высшая нравственность – это разумные законы нации порядочных людей. А если эти законы нарушаются, значит, отрицается и порядочность.

Он позвонил в звонок.

Служанка провела Пейтона через огромную гостиную, окна которой выходили на залив, к другой величественной двери. Потом открыла ее, и начальник Отдела специальных проектов вошел в настолько необычное помещение, что прежде всего вынужден был оглядеться. Всю левую стену занимала огромная консоль с телевизионными мониторами, циферблатами, проекционным оборудованием; правую – серебристый экран и горящий камин; прямо напротив двери перед соборными окнами стоял большой круглый стол. Самуил Уинтерс встал со стула под стеной со сложным оборудованием и шагнул вперед, протягивая руку.

– Слишком долго, Эм-Джей, можно вас так называть? – спросил историк с мировой известностью. – Насколько я помню, вас все зовут Эм-Джей.

– Конечно, доктор Уинтерс. – Они обменялись рукопожатиями, и семидесятилетний ученый обвел рукой комнату.

– Я хотел, чтобы вы все это увидели. Мы держали пальцы на пульсе мира, но не ради собственной выгоды, вы должны это понять.

– Понимаю. Кто остальные?

– Садитесь, пожалуйста. – Уинтерс показал на стул напротив своего, на противоположной стороне круглого стола. – Ради Бога, снимите плащ. Когда человек доживает до моего возраста, во всех его комнатах достаточно тепло.

– Если не возражаете, останусь в нем. Наш разговор будет недолгим.

– Вы в этом уверены?

– Вполне, – ответил Пейтон, усаживаясь.

– Ну хорошо, – негромко, но выразительно произнес Уинтерс, подходя к своему стулу. – Необычный интеллект выбирает свою позицию безотносительно параметров дискуссии. А у вас действительно есть интеллект, Эм-Джей.

– Спасибо за щедрый, хотя и в чем-то снисходительный комплимент.

– Звучит скорее враждебно, да?

– Не более чем ваше решение, кто должен управлять страной и быть избранным на высший государственный пост.

– Он, – нужный человек в нужное время по всем нужным причинам.

– Не могу не согласиться с вами. Но способы, которыми вы это делаете... Когда кто-то дает волю мошенничеству для достижения цели, он не может знать, каковы будут последствия.

– Другие тоже так делают. Да они прямо сейчас это делают.

– Это не дает вам права. Разоблачите их, если можете, а вы с вашими возможностями, я уверен, сможете, но не подражайте им.

– Это софистика! Мы живем в животном мире, политически ориентированном мире, в котором доминируют хищники!

– Нам не нужно становиться хищниками, чтобы бороться с ними... Разоблачение, а не подражание.

– Ко времени, когда слово будет произнесено, ко времени, когда немногие поймут, что случилось, безжалостные толпы растопчут нас, обращая в паническое бегство. Они изменят правила, переделают законы. Они недосягаемы.

– При всем почтении позвольте с вами не согласиться, доктор Уинтерс.

– Взгляните на Третий рейх!

– Посмотрите на то, что с ним стало. Посмотрите на Великую хартию вольностей, посмотрите на жестокости французского двора при Людовике XVI, посмотрите на зверства царей, наконец, на Филадельфию в 1787 году! Конституция, доктор! Люди чертовски быстро реагируют на угнетение и беззаконие!

– Скажите это гражданам Советского Союза.

– Шах и мат. Но не пытайтесь объяснить это отказникам и диссидентам, которые день за днем освещают миру темные углы кремлевской политики. Они-то чувствуют разницу, доктор.

– Это крайности! – воскликнул Уинтерс. – Повсюду на нашей бедной, обреченной планете крайности. Они нас разорвут на части.

– Нет, если разумные люди разоблачают крайности и не присоединяются к ним в истерии. Ваше дело, может быть, и правое, но вы-то в своей крайности нарушили законы – писаные и неписаные – и стали причиной смерти невинных мужчин и женщин, потому что считали себя выше законов страны. Вы предпочли манипулировать страной, а не рассказать о том, что вам известно.

– Таково ваше решение?

– Да. Кто другие члены «Инвер Брасс»?

– Так вы знаете название?

– Только что сказал. Так кто же они?

– От меня их имен вы не узнаете.

– Мы их найдем... в конце концов. Но удовлетворите мое личное любопытство: когда создалась эта организация? Если не хотите отвечать, не отвечайте.

– О, но я действительно хочу ответить. – Тонкие руки старого историка дрожали; он сцепил их на столе. – Много десятков лет тому назад «Инвер Брасс» была рождена в хаосе, когда нацию раздирало на части, когда она была на грани самоуничтожения. Это было в разгар «великой депрессии»; страна зашла в тупик, повсюду были взрывы насилия. Голодных мало волнуют пустые лозунги и еще более пустые обещания, а люди, занятые производительным трудом, потерявшие гордость не по своей вине, доведены до ярости... «Инвер Брасс» была образована небольшой группой необычайно богатых, влиятельных людей, следовавших советам таких личностей, как финансист Бернард Манн Барух, и не пострадавших от экономического краха. У них также была общественная совесть, и они помещали свои средства в работу практически, преодолевая мятежи и насилие не только солидными вливаниями капитала и припасов в воспламененные районы, но и тихо проводя через конгресс законы, помогавшие осуществлять меры, ведущие к облегчению. Мы следуем именно их традиции.

– Именно их? – тихо спросил Пейтон; его глаза, изучающие старика, излучали холод.

– Да, – подчеркнуто выразительно ответил Уинтерс.

– "Инвер Брасс"... Что это значит?

– Это название одного болотистого заливчика на севере Шотландии, которого нет ни на одной карте. Его придумал первый глава организации, банкир, шотландец по происхождению, понимавший, что группе придется действовать втайне.

– Значит, никакой подотчетности?

– Повторяю. Для себя мы ничего не искали!

– Тогда зачем тайна?

– Она необходима, ибо, хотя наши решения (в конечном счете) беспристрастно направлены на благо страны, в глазах многих они не всегда приятны и даже вряд ли могут быть оправданны. И все же они действительно были направлены на благо страны.

– Вряд ли могут быть оправданны? – повторил Пейтон, пораженный тем, что слышит.

– Приведу пример. Несколько лет назад наши непосредственные предшественники столкнулись с тираном в правительстве, у которого были свои взгляды на перемену законов страны, человеком по имени Джон Эдгар Гувер. Этот гигант под конец жизни стал одержимым, перешел границы рационального, шантажировал президентов и сенаторов – порядочных людей – своими грязными материалами, погряз в сплетнях и инсинуациях. «Инвер Брасс» устранила его до того, как он поставил исполнительную и законодательную ветви власти, по существу правительство, перед собой на колени. Затем возник молодой писатель по имени Питер Ченселор и подошел слишком близко к правде. Именно его недопустимая рукопись стала тогда причиной чуть ли не кончины «Инвер Брасс»...

– О Боже! – негромко воскликнул начальник Отдела специальных проектов. – Позволить себе решать, что есть добро, что зло, выносить приговоры... Какая самонадеянность!

– Это несправедливо! Вы не правы!

– Это правда. – Пейтон встал, задвигая за собой стул. – Мне больше нечего сказать, доктор Уинтерс. Я ухожу.

– Что вы собираетесь делать?

– Все, что нужно. Подам рапорт президенту, министру юстиции и комитетам конгресса по надзору. Этого требует закон... Вы обанкротились, доктор. И не трудитесь провожать меня до двери, я найду дорогу.

Пейтон вышел на холодный серый утренний воздух. Он глубоко дышал, стараясь наполнить легкие, но не мог. Навалилась усталость, слишком много грустного и отвратительного в канун Рождества. Пейтон подошел к ступенькам и начал уже спускаться, когда внезапно услышал потрясший землю громкий звук – звук выстрела. Водитель Пейтона стремительно выпрыгнул из машины, распластался на дорожке, держа оружие обеими руками.

Эм-Джей медленно покачал головой и продолжил путь к автомобилю. Силы его были на исходе. Их не из чего было черпать – полное истощение. Отпала и необходимость срочно лететь в Калифорнию. «Инвер Брасс» прекратила свое существование, ее лидер покончил с собой. А без фигуры и авторитета Самуила Уинтерса она превратилась в руины. А способ, каким он умер, сообщение о крахе тем, кто остался... Эван Кендрик? Ему необходимо все рассказать, все стороны этой истории, и заставить его понять. Но это может подождать по меньшей мере день. Все, о чем мог думать Эм-Джей, пока шофер открывал перед ним дверцу, это как бы побыстрее добраться до дома, выпить несколько больше, чем обычно, и отоспаться.

– Мистер Пейтон, – сказал шофер, – вам радиограмма, код пять, сэр.

– Что за сообщение?

– Связаться с Сан-Джачинто. Срочно.

– Поезжайте в Лэнгли, пожалуйста.

– Есть, сэр.

– О, на всякий случай, если я забуду. Счастливого Рождества!

– Спасибо, сэр.