Текст книги "Палач Рима"

Автор книги: Роберт Фаббри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

– Веспасиан, что происходит? – нервно спросил Корбулон, когда его отец прошел внутрь храма.

– Если бы ты был на утренних дебатах, ты бы знал, – уклончиво ответил Веспасиан, чтобы еще больше его раззадорить.

– Нам было нехорошо, – высокомерно ответил Корбулон. – Наверно, накануне мы съели несвежих креветок.

– Я бы не советовал тебе есть креветки, если тебе от них всякий раз бывает дурно.

– Ты прав, – буркнул Корбулон, вспомнив, что он уже как-то раз использовал этот предлог в присутствии Веспасиана. – И все-таки, в чем дело?

– Если ты войдешь и проголосуешь за предложение консула, то все будет в порядке, – загадочно ответил Веспасиан.

Сообразив, что ему не пристало расспрашивать кого-то, кто сам не является сенатором, Корбулон фыркнул и направился в храм.

– Призванные Отцы, – донесся изнутри голос Регула, – прошу тишины!

Гул голосов внутри храма тотчас стих. Двери остались открытыми. Веспасиан встал рядом, чтобы наблюдать за происходящим.

– Хотя день уже объявлен благоприятным, – начал Регул, – теперь мы находимся под опекой другой богини и потому обязаны сделать ей жертвоприношение.

По залу пробежал с одной стороны одобрительный шепот, и ропот несогласия – с другой. Трион тотчас вскочил с места, однако прежде чем он успел возразить, Регул заговорил дальше.

– Дабы меня не обвинили в том, что я корыстно толкую знамения, я приглашаю младшего консула принести богине жертву.

Трион с радостью ухватился за это предложение. Прикрыв голову складкой тоги, он шагнул к алтарю. Поскольку в храм Согласия их привел полет гусей, для жертвоприношения также был выбран гусь. Скороговоркой читая над птицей молитвы, Трион быстро свернул гусю шею, после чего вскрыл тушку, чтобы рассмотреть печень. И тотчас же поспешил объявить, что печень в полном порядке – знак того, что Конкордия благосклонно взирает на их сегодняшнее собрание.

– Спасибо тебе за твои труды, консул, – со всей серьезностью поблагодарил Триона Регул и возобновил свою речь. – Об этом заседании нас просил сенатор Плавтий, и поэтому первое слово предоставляется ему.

Регул опустился на свой консульский стул; Плавтий же поднялся, чтобы заговорить.

– Призванные Отцы! – он в театральном жесте вытянул вперед правую руку и обвел взглядом весь зал, включая в некий незримый круг всех присутствующих. – Я попросил вас собраться снова, потому что я, как и многие из вас, неправильно истолковали пожелания нашего императора и тем самым создали взрывоопасную ситуацию.

По залу пробежал одобрительный гул – с таким утверждением были согласные все.

– И потому я предлагаю тщательно разобраться, что он хотел нам сказать. Он попросил нас проголосовать – «должен он или нет быть заточен в темницу». И мы все единогласно истолковали это как желание императора бросить Сеяна за решетку.

И вновь обе партии согласились с его словами.

– Однако заточение гражданина в темницу никогда не признавалось в Риме в качестве наказания. Как же мог император просить нас проголосовать за наказание, которого не существует?

По лицам сенатором пробежало недоумение. Кто-то нахмурил брови.

– Давайте еще раз задумаемся над словами «должен или нет». Говоря так, Тиберий дал нам понять, что решение, что сделать с этим человеком, остается за нами. Мы же, Призванные Отцы, истолковали эту фразу дословно. Выбор состоял вовсе не в том, заточить Сеяна в темницу или оставить на свободе. Нет, наш император порой бывает куда более тонок, чтобы его мог сразу понять даже верный ему Сенат.

Зал наполнился хором одобрительных возгласов. Веспасиан улыбнулся. Последняя фраза была явно вставлена в речь с тем расчетом, чтобы Тиберий ее прочел, когда будет знакомиться с отчетом о повторном заседании.

– Выбор, который предлагал нам наш возлюбленный император, на самом деле не был столь узок. В своей мудрости он знает, что, заточив Сеяна в темницу, мы лишь дадим повод для недовольства, волнений и даже гражданской войны. «Заточение или свобода» – нет, наш выбор был отнюдь не таков. Император имел в виду нечто иное. «Заточение или утрата всех привилегий», «заточение или домашний арест», или здесь в Риме или в провинции, «заточение или отказ в топливе и воде в пределах трехсот миль от Рима», «заточение или изгнание на остров или в далекий город».

Плавтий на минуту умолк, чтобы смысл его слов дошел до слушателей. Один за другим сенаторы начали выкрикивать свои предложения. Кто-то выбирал то или иное наказание, кто-то – снисхождение. Тогда Плавтий повысил голос, заглушая их.

– Или же, Призванные Отцы, – с пафосом произнес он, – «заточение или смерть». И я выбираю второе. Но не смерть римского гражданина, в которой Сеян отказал своим многочисленным жертвам. Нет, пусть это будет смерть врага Рима, смерть через удушение.

Зал взорвался ревом голосов, но Плавтий остался стоять, вскинув руки, ожидая, когда шум уляжется.

– И пусть это будет не только мое мнение, – продолжил он, как только волнение в зале слегка улеглось и его голос стал снова слышен. – Давайте сделаем все так, как надо – в отличие от утренней спешки, чтобы в воле Сената не осталось никаких сомнений. Пусть каждый сенатор встанет и выскажет свое мнение. После чего это предложение будет поставлено на голосование. Если ты, старший консул, согласен со мной, я бы просил предоставить следующее слово моему коллеге, Силию Нерву. Это его право как бывшего консула.

Плавтий сел, а Регул вновь взял бразды правления в свои руки.

– Консул Трион, ты согласен, что мы должны провести полноценные прения?

Трион не стал спорить: он сам требовал этого заседания и сам же совершил жертвоприношение. Поэтому он встал и что-то пробормотал в знак согласия. Впрочем, было видно, что он потрясен услышанным. Его фракция понесла невосполнимую потерю, лишившись в лице Плавтия авторитетного сторонника.

– Прекрасно. Тогда я предоставляю слово бывшему консулу Силию Нерву.

Вперед, слегка вразвалочку, вышел круглый немолодой мужчина.

– Призванные Отцы, я также требую для Сеяна смерти посредством удушения и также проклятие его памяти. Пусть его имя будет стерто со всех памятников и документов и предано забвению, – произнес он и так же слегка вразвалочку вернулся на место.

Со всех сторон донеслись дружные возгласы. Сенаторы поняли, что угодили в ловушку, из которой Сеяна уже не вызволить. Веспасиан, затаив дыхание, наблюдал, как на его глазах срабатывает план Антонии. Регул поочередно, в порядке убывания статуса, одного за другим вызывал сенаторов сказать свое слово. Лишь немногие находили в себе мужество что-то промямлить про снисхождение или хотя бы просить о том, чтобы Сеяну отрубили голову. Большинство высказалось за смерть посредством удушения.

К тому моменту, когда высказался самый младший из более чем четырехсот сенаторов, солнце уже начало клониться к закату, и консулы были вынуждены завершить прения.

Слово взял Регул.

– Призванные Отцы, прежде чем я поставлю вопрос на голосование, осталось высказаться лишь обоим консулам. Консул Трион, твое слово.

Трион медленно поднялся на ноги и неторопливо вышел на середину зала. У него был вид человека побитого, но не сломленного, готового до конца отставить свою правоту, причем единственно доступным способом.

– Призванные Отцы, в течение столетий мы не раз становились свидетелями тому, как человек по той или иной причине предавался гордыне, – голос Триона звучал ровно и неторопливо. Со стороны сенаторов тотчас же донеслись недовольные возгласы. Было понятно, что Трион нарочно тянет время.

– Кориолан, Гай Марий, Сулла, Тарквиний Гордый, Аппий Клавдий…

Перечисление имен продолжилось, и Веспасиан, как и сенаторы, заволновался, что Трион будет говорить, пока не сядет солнце, и тогда дебаты будут объявлены незавершенными и никакого голосования не состоится.

– Сегодня же нам пора посмотреть, что за человек Сеян, – продолжил Трион, после того как перечислил несколько десятков исторических фигур. В зале то и дело раздавались возмущенные выкрики, отчего он был вынужден повысить голос. – Тот ли он человек, который…

Увы, он не договорил, потому что в лицо ему, едва не сбив его с ног, полетел табурет. Трион покачнулся, по правой щеке потекла кровь.

В забрызганной кровью тоге Трион отступил назад и, расправив плечи, открыл было рот, чтобы заговорить снова, но не успел произнести и слова, как на него обрушился настоящий залп табуретов. Младший консул упал и был вынужден ползком искать спасения позади своего консульского стула.

– Спасибо, мы ценим твое мнение, консул, – кивнув своему коллеге, произнес Регул, как будто не заметил ни крови, ни синяков. – Я тоже требую смерти. Сейчас мы разделимся. Те, кто за – пройдут справа от меня, те, кто против – слева. Итак, мы голосуем за то, чтобы приговорить Луция Элия Сеяна к смерти через удушение и проклятию памяти. Имя его будет повсеместно стерто.

Сенаторы, отталкивая друг друга, наперегонки бросились вперед, чтобы пройти справа от консула, лишь бы никто не подумал, что они против. Через считанные мгновения остался лишь один человек, кто этого не сделал: Трион, который все еще прятался за своим стулом. Осторожно высунув голову, он обвел взглядом зал и понял свое поражение.

– Я объявляю, – выкрикнул Регул, – что данное предложение…

Старший консул не договорил. Открыв рот, он уставился в открытые двери, куда-то мимо Веспасиана.

Веспасиан моментально обернулся, чтобы посмотреть, что он там увидел. В пятидесяти шагах от него, все как один в белоснежных тогах, сквозь испуганную толпу к храму Конкордии уверенно шагала когорта преторианской гвардии.

ГЛАВА 20

– Господин, я и мои братишки здесь! – раздался из толпы голос Магна. Веспасиан обернулся и увидел его рядом с храмом. В окружении своих приятелей с большой дороги тот стоял на нижней ступеньке лестницы. В руках у всех были дубинки и палки. Позади них вверх к Капитолию уходила Гемониева лестница.

– Мне кажется, настало самое время подкрепиться, если ты понимаешь, о чем я.

Веспасиан застыл на месте и с опаской посмотрел на главную лестницу, на которую уже ступила первая шеренга преторианской центурии, во главе которой шагал Макрон. Неужели он не смог переманить преторианцев на свою сторону? И теперь сам ради спасения своей шкуры перешел на сторону бывшего врага? Ответа на этот вопрос у него не было. Зато он точно знал, что в данный момент предпочел бы оказаться под защитой Магна и его «братишек». И он повернулся, чтобы уйти.

– Триумвир капиталис! – рявкнул Макрон. – Подойди сюда, или мои солдаты прирежут тебя.

Деваться было некуда, и Веспасиан был вынужден подчиниться. Макрон положил ему на плечо свою пудовую лапищу и толкнул внутрь храма.

Бледные от ужаса, сенаторы словно окаменели. На их глазах в храм прошествовала когорта преторианцев и по команде застыла на месте.

– Что это все означает, трибун? – выкрикнул Регул, когда Макрон вышел вперед, оставив Веспасиана стоять рядом с первой шеренгой.

– Вы уже проголосовали? – прорычал Макрон.

– И каков результат?

– Я как раз собирался его объявить, когда вы столь бесцеремонно прервали меня.

– В таком случае предлагаю тебе немедленно это сделать, консул.

Сенаторы сбились в кучу, опасаясь, что приняли не то решение. Трион с торжествующим видом поднялся из-за стула. Регул сглотнул застрявший в горле комок.

– Сенату было предложено проголосовать за то, чтобы приговорить Луция Элия Сеяна к смерти через удушение и проклятию памяти, – произнес он и с опаской посмотрел на Макрона. – И я объявляю, что это решение принято, – добавил он дрожащим голосом.

На какой-то миг в зале воцарилась мертвая тишина. Сенаторы ждали, что скажет Макрон. Все боялись даже пошелохнуться. Макрон трижды хлопнул в ладоши.

– Поздравляю вас, Призванные Отцы, в кои веки вы приняли верное решение!

Последовал дружный вздох облегчения. Трион поник.

– Я рад, что ты так считаешь, трибун, – ответил Регул.

– Отныне, консул, ты обращаешься ко мне «префект». У меня с собой указ императора о назначении меня префектом претория, – заявил Макрон, размахивая двумя свитками. – Кроме того, я передаю требование императора наказать этого человека точно так же, как и Сеяна. Центурион, подведите его ближе.

Центурион вытащил из середины центурии молодого человека, чьи руки были скованы цепями. Впрочем, голову он держал гордо и высоко, а в его взгляде читалось презрение.

– Кто это, префект? – спросил Регул.

– Страбон, старший сын Сеяна. Двух младших детей император пощадил.

– В чем его обвиняют?

– В том, что он сын изменника.

– Но мы не можем приговорить его к смерти лишь на основании родства. Это означало бы возвращение к беззаконию гражданских войн.

– Консул, если ты хочешь поскорее завершить это дело, поступай так, как велит император. Если ты этого не сделаешь, обещаю тебе, я доведу до его сведения, почему Страбона были вынуждены казнить преторианцы, а не Сенат.

– Ты не оставил нам выбора, – ответил Регул и вновь обратился к сенаторам. – На голосование выносится следующее: Страбон, старший сын Сеяна, должен разделить судьбу своего отца. Те, кто за, становятся справа от меня, те, кто против, – слева.

Сенаторы остались там, где и стояли. Лишь Трион, поняв, что ему подвернулась возможность обелить себя в глазах Тиберия, поспешил присоединиться к остальным.

– Решение принято единогласно, – печально объявил Регул.

К великому удивлению Веспасиана, центурия преторианцев разразилась ликующими возгласами, которые докатились и до остальной когорты, что ждала снаружи.

Призовите одного из триумвиров! – крикнул Регул, стараясь перекричать шум, который поднялся, как только известие о казни, прокатившись по рядам преторианцев, достигло толп на Форуме.

– Я как раз тут одного нашел, – сообщил Макрон. – Веспасиан. выйди вперед!

Веспасиан вышел и встал перед Регулом.

– Мое имя, консул, Тит Флавий Веспасиан. Я один из триумвиров.

– Я поручаю тебе, триумвир, выполнить волю римского Сената, – строго произнес Регул. – Отведи этого человека в Туллианум и проследи за тем, чтобы он и его отец, Луций Элий Сеян, были немедленно казнены через удушение, после чего их тела должны быть выставлены на Гемониевой лестнице.

В сопровождении двух преторианцев Веспасиан вывел Страбона из храма и повел вниз по ступенькам. Шум на плошали стоял оглушающий. Толпа плебса принялась крушить расставленные по всему Форуму статуи Сеяна.

То тут; то там вспыхивали потасовки, и вскоре кровь уже лилась рекой. Жители города устроили самосуд над Сеяновыми шпионами и доносчиками, как настоящими, так и теми, на кого просто пало подозрение. Магн и его товарищи живым щитом заслоняли Веспасиана от разбушевавшейся толпы, пока он шагал ко входу в Туллианум. Вход в тюрьму охраняла городская стража.

– Страбон! Страбон! Мальчик мой! – раздался поблизости исступленный женский крик. – Что они с тобой делают?

Веспасиан обернулся и увидел заплаканную женщину, тянувшую руки к его пленнику.

– Пропусти ее! – приказал Веспасиан Магну, поняв, что перед ним Апиката, бывшая жена Сеяна. – Она имеет право попрощаться с сыном, – добавил он, сурово глядя на двух преторианцев.

Апиката бросилась на шею сыну.

– Мама, ничего нельзя поделать, – сказал Страбон. Закованный в цепи, он не мог ответить на ее объятия. – Все кончено. Отцу никогда не стать императором, так же, как и мне.

Но почему они осудили тебя? Ведь ты ни в чем не виноват! – стенала Апиката.

– Виноват, мама, еще как виноват. К тому же на месте Тиберия я поступил бы точно так же. У тебя для утешения есть Капитон и маленькая Юнилла. Береги их и уезжай с ними из Рима.

– Нам пора, – сказал Веспасиан, отрывая руки Апикаты от сына.

– Прощай, мама. Обещаю тебе, что умру с честью, – сказал Страбон, целуя мать в лоб. – Помни меня.

Веспасиан повел его прочь.

– Буду помнить, сын мой! – крикнула им вслед Апиката. – И клянусь, я скажу Тиберию, что точно так же, как он отнял у меня сына, его собственного отняли у него.

Веспасиан отомкнул низкую дверь Туллианума и подтолкнул Страбона. Тот на мгновение замер на пороге. В последний раз взглянув на ясное, синее небо и набрав полную грудь свежего воздуха, Страбон пригнулся и шагнул внутрь. Подземелье тотчас дохнуло на них могильным холодом. Веспасиан невольно поежился. Так бывало всегда, когда он входил в узилище.

Помещение было тесным, низким и без окон. Посередине пола располагался люк. В дальнем конце за столом сидели три тюремщика и при свете масляной лампы играли в кости. Как только преторианцы закрыли дверь, они тотчас же вскочили с мест. Магн и его друзья остались стоять снаружи, вместе со стражниками.

– Еще одного в камеру? – спросил у Веспасиана старший тюремщик, осклабившись беззубым ртом и вытирая руки о грязную тунику. Он явно получал удовольствие от своей работы, что Веспасиану казалось омерзительным.

– Нет, Спурий, – ответил Веспасиан. – Ты должен немедленно казнить его вместе с его отцом, – с этими словами он указал на люк в полу.

– Сеянов сынок? Ну-ну, отправим к праотцам сразу обоих. Такого у нас еще не было.

Подручные Спурия захихикали.

Рубим или крутим? – спросил Спурий, разглядывая шею Страбона, как будто перед ним был жертвенный баран. Страбон продолжал стоять с гордым видом, не обращая внимания на омерзительного тюремщика.

– Крутим! – едва ли не выкрикнул Веспасиан, чувствуя, как в душе закипает гнев. – И поживее!

– Это хорошо. Меньше грязи потом убирать, ребятки, лишь чуток дерьма и мочи. Гоните мне пару удавок, и я живо вздерну этого паренька, – с этими словами Спурий поднял люк и сбросил вниз веревку, что крепилась к железному крюку на потолке.

– Прошу наверх, господин хороший, – крикнул он вниз с притворной учтивостью.

Веревка тотчас натянулась; в следующее мгновение, ухватившись за края, из люка выкарабкался Сеян, голый, в одной лишь набедренной повязке.

Хотя на его потное тело налипла солома, от него исходило ощущение достоинства и власти. При виде его Веспасиан едва не отшатнулся в ужасе. Взгляд Сеяна был полон ненависти к своему тюремщику.

– Император и Сенат в конце концов одумались! – порычал он в лицо Спурию. – Я никогда не забуду твоего гостеприимства, жалкий червяк!

– Боюсь, ты ошибаешься, отец, – подал голос Страбон.

Услышав голос сына, Сеян резко обернулся. Перед ним, между двумя преторианцами, закованный в цепи, стоял Страбон. Он тотчас понял, что это значит, и на какой-то миг самообладание изменило ему. Однако затем он кивнул и улыбнулся кривой улыбкой.

– Понятно. Так вот значит, чем все кончилось, – он посмотрел на преторианцев. – И сколько же Тиберий заплатил гвардии, чтобы та предала меня?

Оба гвардейца ничего не ответили, глядя перед собой.

– Ага, стыдно признаться? – усмехнулся Сеян. – Хорошо, попробую угадать. По двадцать золотых каждому?

Преторианцы хранили молчание, отказываясь смотреть ему в глаза.

– Значит, тридцать?

Было видно, что обоим неловко.

Глаза Сеяна от удивления полезли на лоб.

– Так значит, и двадцати не дали. Эх вы, продажные шлюхи.

– По десять золотых, отец, – сообщил Страбон. – Они сами хвастались, пока вели меня в Сенат.

– Хвастались! Хвастались, что получили по десять золотых! Какие-то жалкие двести пятьдесят денариев! – Сеян расхохотался. – Император выкупил свою империю меньше чем за годовое жалованье рядового преторианской гвардии! Вот это покупка! Да за такую цену вскоре любой сможет себе позволить императорский пурпур!

С этими словами он плюнул преторианцам под ноги.

– Ладно, давайте кончать!

Его взгляд упал на Веспасиана. Он тотчас нахмурился и ткнул в него пальцем.

– Я знаю тебя. Сегодня утром ты прятался за колонной в храме Аполлона. Если ты один из триумвиров, то что ты забыл рядом с храмом, где проходило заседание Сената, на котором я должен был получить трибунские полномочия?

– Мне было так велено, – ответил Веспасиан, глядя Сеяну в глаза.

– Кем велено? Макроном?

– Нет, Антонией, – честно признался Веспасиан, не видя смысла скрывать имя той, что сыграла ключевую роль в свержении его пленника.

Сеян улыбнулся мрачной улыбкой.

– Эта старая сука? Так значит, это она, а не Макрон?

Веспасиан кивнул, по-прежнему глядя Сеяну в глаза.

В глазах пленника промелькнул огонек узнавания.

– Я ведь уже видел тебя раньше?

– Верно, видел.

– На стене дома Ливиллы пять лет назад. Ты был в числе тех, что пришли освободить рабыню, личного секретаря Антонии.

– Верно. Я был среди них.

Вы поступили как храбрецы.

Веспасиан продолжал смотреть в глаза Сеяну, как будто слова похвалы его не касаются.

Сеян какое-то время молча смотрел на него. Все, кто были рядом, стояли, не пошелохнувшись, как будто чувствовали, что между этими двумя, триумвиром и осужденным на смерть, возникла некая незримая связь. Веспасиан расправил плечи и гордо вскинул голову. Куда только подевался его страх!

– Есть в тебе нечто, молодой человек, – наконец произнес Сеня. – Нечто такое, что есть и во мне. Железная воля. Антония наверняка ее тоже разглядела в тебе, если она спустя пять лет вновь прибегла к твоей помощи. Обычно она выбрасывает людей уже через несколько месяцев, как только использует их в своих целях. Значит, она считает, что ты годен на нечто большее. Вчера помощник Антонии, сегодня римский палач. Что же уготовано тебе завтра? Кстати, как твое имя?

– Тит Флавий Веспасиан.

– Что ж, юный сын рода Флавиев. Я дам тебе совет. Запомни его хорошенько. Это последний совет, который я кому– то даю. Я здесь всего по одной причине. Одной-единственной. Я не взял власть, когда до нее можно было дотянуться рукой. Когда я был консулом, мне следовало поднять мятеж. Гвардия была моей, Сенат по большей части моим, народ тоже был бы моим. Но я не решился.

Почему я не решился, когда столько лет к этому шел, да и сама власть тоже шла ко мне в руки? Почему? Ведь Антония наверняка рассказала тебе, что я делал все для того, чтобы приблизить это момент, как я пытался стать или наследником Тиберия, или, женившись на Ливилле, регентом наследника; как я избавлялся от соперников, пока выбор Тиберия не сузился до троих – Клавдий, Тиберий Гемелл или я?

– А Калигула? – не удержался от вопроса Веспасиан.

Сеян состроил презрительную гримасу.

– Этот юный извращенец-скорпион? Как ты думаешь, зачем я уговорил Тиберия вызвать его на Капри? Я рассчитывал, что наш безумец-император уже в течение первого месяца сбросит его с утеса. Но я ошибся, хотя кто знает, может, еще и сбросит. Но случись все так, как я задумал, разве кто-то обвинил бы меня в его смерти? Как никто не смог бы обвинить меня в смерти любого из вероятных наследников. Подозревать – да, но доказательств не было бы никаких. Ибо если бы они были, меня самого давно не было бы в живых.

Я делал все для того, чтобы во мне не увидели убийцу моих соперников. Я не желал брать власть. Я хотел, чтобы ее мне дали. Я наивно полагал, что если возьму ее силой, кто-нибудь другой наверняка попытается ее у меня отнять. Но если я получу ее на законных основаниях, то смогу ее удержать и передать сыну.

С этими словами он гордо посмотрел на Страбона и, положив ему на затылок руку, привлек его голову к себе и поцеловал в губы.

– Так каков твой совет, Сеян? – напомнил ему Веспасиан.

– Совет? Ах да, – медленно произнес Сеян и похлопал сына по щеке. – Мой совет таков: когда до власти можно дотянуться рукой, не ведай сомнений. Хватай ее, пока она сама идет к тебе в руки. Никто ее тебе не даст, если ты не схватишь ее сам. Потому что если этого не сделать, кто-то другой уничтожит тебя и твою семью за то, что ты вплотную приблизился к тому, что они оберегают как зеницу ока.

– Зачем ты мне это говоришь?

Сеян печально улыбнулся и покачал головой.

– А теперь давайте положим всему конец. Страбон, сын мой, подойди ко мне. Нас обоих сегодня ждет река.

– Я рад разделить с тобой твою участь, отец.

Сеян взял сына за руку, и они оба опустились на колени. Сеян пригнул голову, сын держал свою прямо.

– Меча не будет, отец.

– Нет, зато будет удавка, – произнес Спурий, делая шаг вперед вместе со своими подручными. Оба держали в руках по веревочной петле.

– Луций Элий Сеян и Луций Элий Страбон! – произнес Веспасиан. – Сенат приговорил вас обоих к смерти через удушение. Вы хотите что-то сказать?

Что хотел, я уже сказал, – ответил Сеян. Тем временем тюремщики накинули им на шеи веревочные петли.

Страбон покачал головой.

– Спурий, давай! – приказал Веспасиан.

Оба тюремщика сзади вставили в петли по короткой дубовой палке и принялись их крутить до тех пор, пока веревки не натянулись, врезаясь жертвам в кожу.

Спурий посмотрел на своего товарища и кивнул.

Медленно и методично они продолжили вращать палки, с каждым новым поворотом все сильнее натягивая веревки и сдавливая приговоренным горло. Держась за руки, отец и сын приняли медленную, мученическую смерть. Сначала глаза обоих вылезли из орбит, а из горла вырвалось клокотание. Затем из открытых ртов пеной потекла слюна и вывалился посиневший язык. По полу растеклись лужи мочи.

Лица обоих, теперь почти фиолетовые, являли собой пугающее зрелище: головы запрокинуты назад, глаза вылезли из орбит и безумным взглядом смотрят в потолок, губы растянуты в жуткой улыбке, зубы оскалены. И все же отец и сын продолжали держаться за руки даже тогда, когда костяшки их пальцев побелели. Затем булькающие звуки прекратились, зато воздух наполнил смрад свежих фекалий. В следующий миг лица обоих исказила гримаса, руки разжались, головы безвольно качнулись, а мертвые тела повалились вперед, удерживаемые лишь веревками, что впились им в горло. Палачи отпустили свои палки, и оба тела рухнули в лужи собственной мочи.

Веспасиан посмотрел на того, кто едва не вырвал власть из цепких когтей Юлиев-Клавдиев. В голове у него все еще звучал их последний разговор. Зачем Сеяну понадобилось говорить ему все это? Разве он когда-нибудь сможет захватить власть? Разве такое возможно?

Внезапно в его мозгу, совершенно непрошенная, всплыла последняя строчка пророчества Амфиарая: «чтобы наутро взять у четвертого Запад». Неужели речь идет о нем? Веспасиан покачал головой и оторвал глаза от мертвого тела того, кто так и не сумел взять в свои руки Запад.

Спурий, выброси тела на ступени, – распорядился он С этими словами он резко повернулся и направился к двери. Снаружи городская стража, а также Магн и его дружки с великим трудом сдерживали натиск толпы, пытаясь оттеснить любопытный плебс от тюремной двери. Веспасиан и оба преторианца бросились им на подмогу и принялись отталкивать напирающую человеческую массу, расчищая путь для Спурия и его подручных. Те бесцеремонно выволокли наружу тела Сеяна и его сына и, бросив их бесформенной грудой на Гемониевой лестнице, поспешили юркнуть назад в свое зловещее обиталище.

При виде бездыханных тел изменника и его сына толпа разразилась радостными воплями и подалась вперед. Буквально каждый сгорал от нетерпения первым надругаться над мертвецами. Вход в Туллианум теперь был свободен.

– Думаю, самая пора сматываться отсюда, господин, – предложил Магн.

– Знаешь, Магн, пожалуй, сегодня ты прав, – ответил Веспасиан, переходя на бег.

Они дошли до здания Курии, где было относительно тихо, и обернулись, чтобы бросить взгляд на Форум. В царившем там хаосе кто-то из растущей на глазах толпы переключил свое внимание на когорту преторианцев во главе с Макроном, что с трудом прокладывали себе путь от Форума обратно в лагерь. В преторианцев, сбивая их с ног, полетели куски разбитых статуй, палки, камни – в общем, первое, что попадалось буянам под руку. Так плебс давал выход своему гневу в адрес тех, благодаря кому временщик Сеян так долго продержался у власти.

Не желая терпеть это безобразие, взбешенный Макрон проревел команду, приказывая колонне остановиться. Гвардейцы замерли на месте и вытащили из-под тог мечи. За первым последовал новый приказ. Гвардейцы тотчас развернулись лицом в беснующейся толпе и с мечами в руках ринулись на своих обидчиков.

Не зная пощады, они безжалостно рубили на куски ближайших к ним людей, а когда те падали, переступали через их тела, чтобы обрушиться на очередную жертву. Свист и улюлюканье вскоре сменились воплями ужаса и боли. Толпа повернулась и бросилась врассыпную. Преторианцы устремились вдогонку убегающим, кромсая мечами тех несчастных, чьи ноги оказались недостаточно быстрыми.

На ступеньках храма Конкордии самые храбрые из сенаторов. кто осмелился высунуть нос наружу, беспомощно наблюдали за резней, которая от римского Форума постепенно распространилась на Бычий Форум и близлежащие улицы.

Веспасиан обернулся и посмотрел на Гемониеву лестницу. На ней никого не было, кроме двух изуродованных тел и впавшей в безумие женщины, что в знак скорби рвала на себе волосы и одежду. Это была Апиката.

Затем от Дома Весталок на дальнем конце Форума донесся оглушающий рев и стук кованых сандалий по каменной мостовой, заставив Веспасиана на миг оторвать глаза от Апикаты. Одного быстрого взгляда было достаточно, чтобы он развернулся и бросился в бегство.

– Бежим! – крикнул Магн и вслед за Веспасианом со всех ног бросился в сторону Квиринала. Его товарищи последовали его примеру. У них за спиной на Форум вышла остальная часть преторианцев. Разойдясь во все стороны, гвардия взялась наводить порядок, напоминая плебсу, кто истинный хозяин в городе.