Текст книги "Палач Рима"

Автор книги: Роберт Фаббри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

Калигула жестом приказал им молчать. Фульвий и Руфин тем временем схватили Магна за руки и вытолкнули вперед. Магн бросил на Веспасиана умоляющий взгляд и попытался вырваться. Веспасиан и его спутники с ужасом наблюдали за тем, как преторианцы подталкивают их друга к верной гибели.

– Я знал, мой сладкий, что мои ноги неслучайно привели меня сюда, – довольно проворковал Тиберий. – Обожаю видеть ужас в глазах людей в самый последний момент, перед тем как они оказываются в воздухе.

– Да, я знаю, дядя, – ответил Калигула, когда Магна подтащили почти к самому краю. – Но тебе также приятно слышать их крики. Этот же человек – храбрец. Он не кричит и не взывает о пощаде.

– Ты прав, мой сладкий. Он этого не делает.

– Зато я знаю кое-кого, кто непременно закричит.

– В таком случае мы должны сбросить его.

– Отличная идея, дядя. Клемент, вели своим людям притащить сюда жреца! – распорядился Калигула.

Клемент моментально все понял.

– Фульвий, тащи сюда жреца!

Фульвий и Руфин отпустили Магна и бегом бросились назад к вилле. Магн на трясущихся ногах остался стоять на краю бездны.

– Пока мы ждем, дядя, я попрощаюсь со своим другом. Думаю, ему и его товарищам пора. Им нужно в дорогу, чтобы как можно скорее передать Антонии твое письмо.

– Да-да, мой сладкий, – рассеянно согласился Тиберий, чье внимание было вновь приковано к чайкам. – После этого мы с тобой поиграем с рыбками.

– Отлично, дядя, – ответил Калигула, оттягивая Магна от края утеса. – Увидимся с тобой у фонтанов. А сейчас я должен проводить моего друга.

С этими словами он быстро повел их за собой по тропе мимо резвящихся «рыбок». Со стороны виллы тем временем донеслись крики.

– Клемент, выведи их через главные ворота. Среди бела дня им никак не уйти отсюда незамеченными, – сказал Калигула. Вскоре, таща упирающегося Ротека, со стороны виллы показались Фульвий и Руфин. Несчастный жрец, словно раненая птица, с криками скакал между ними на одной ноге.

– Спасибо тебе, мой друг, – от всей души поблагодарил Веспасиан Калигулу. – Даже не представляю, как ты еще жив в этом месте.

– Все не так уж и плохо, – с улыбкой ответил Калигула. – Рыбки очень даже хороши.

Проходя мимо Ротека, Веспасиан в последний раз бросил в его сторону взгляд и при виде гнусной физиономии жреца ощутил злорадное удовлетворение.

– Вот это годная замена, – буркнул Магн. На нем по-прежнему не было лица. – Он вместо меня. Так бы каждый день.

– Это мог быть любой из нас, – заметил Сабин, поднимаясь по ступенькам.

– Или вы все, – добавил Калигула, останавливаясь на самом верху. – Такое бывало на моих глазах. Палл, передай бабушке, что я постараюсь сделать так, чтобы Тиберий постоянно думал про Сеяна.

– Непременно, благородный Гай, – с почтительным поклоном ответил грек.

– И не беспокойтесь по поводу Тразилла. Старый шарлатан непременно объявит, что для перемен настал благоприятный момент, как только я скажу ему, что его зять станет префектом претория. А теперь быстро уходите, пока Тиберий не передумал. А то вдруг он решит, что хочет провести остаток утра, глядя, как людей сбрасывают с утеса. Пусть лучше он резвится с «рыбками».

Веспасиан пожал Калигуле руку и уже было повернулся, чтобы зашагать за Клементом, когда тишину виллы прорезал звук, которого он уже давно ждал: долгий, душераздирающий вопль. Сначала громкий и пронзительный, он постепенно сделался тише и наконец оборвался.

Часть VI

РИМ,

октябрь 31 года н. э.

ГЛАВА 18

– Сенат в полной растерянности, – произнес Пет, бросая Веспасиану тяжелый кожаный мяч. – То Тиберий посылает сенаторам письмо, в котором осыпает Сеяна комплиментами за его безупречную службу, то на следующее утро вмешивается в судебное расследование, которое Сеян затеял против одного из своих многочисленных врагов, и приказывает прекратить дело. – Пет негромко крякнул, поймав мяч, и тотчас же с силой отбросил его назад Веспасиану.

– Не просто прекратить, а полностью снять с ответчика все обвинения.

– При этом он подарил Сеяну жреческий сан, ему и его старшему сыну Страбону, – добавил Сабин, лежа на деревянной скамье. Он был занят тем, что упражнял руки и грудь, поднимая над головой два тяжелых свинцовых шара.

– Верно, – согласился Веспасиан, кидая мяч в Пета с такой силой, что едва не сбил его с ног. – Но одновременно он одарил еще более престижным саном Калигулу.

– И вот теперь ходят слухи, будто Тиберий задумал наделить Сеяна трибунской властью, – ответил Пет, целясь мячом Веспасиану в голову. Бросок достиг цели. Веспасиан покачнулся и упал. Пет расплылся в довольной улыбке. – Это даже в случае отказа от консульства все равно делает его неуязвимым. – С этими словами Пет подошел к Веспасиану, чтобы помочь ему подняться. – Я выиграл, дружище. Счет два один в мою пользу. А теперь пойдем в парную.

Взяв полотенца, они зашагали через огромный атрий бань Агриппы. Правая рука Августа, Марк Випсаний Агриппа построил их пятьдесят лет назад за городскими стенами на Марсовом поле. В банях всегда было полно посетителей, молодых и старых. Под их округлыми сводами кто-то был занят физическими упражнениями, кто-то отдыхал, кто-то предавался беседе, кто-то отдавал себя в руки банщиков и массажистов. И пока посетители предавались неге, на них из полукруглых или прямоугольных ниш в мраморных стенах пристально взирали раскрашенные статуи.

Самой знаменитой среди них, как сообщил Веспасиану Пет во время их первого совместного визита сюда, был «Апоксиомен», работы Лисиппа из Сикиона. Это было четырехсотлетней давности изображение красивого обнаженного атлета, скребком удаляющего масло со своей правой руки. Десять лет назад Тиберий так влюбился в мраморного юношу, что велел перенести статую в свою опочивальню, а на ее место в общественных банях приказал поставить копию. Увы, к собственному стыду, он был вынужден буквально через несколько дней вернуть оригинал назад. Потому что, когда он был в театре, толпа начала скандировать: «Верни нам нашего Апоксиомена!»

Шум в атрии стоял оглушительный, во сто крат усиленный круглой конструкцией стен и высоким куполом: кряхтенье борцов, подбадривающие возгласы болельщиков, дружный смех в ответ на удачную шутку, нарочитые стоны любителей наводить красоту, отдавших себя в руки банщиков, пока те специальными щипчиками удаляли лишнюю растительность у них подмышками, на груди, ногах и даже в паху. К ним примешивались выкрики торговцев, продававших посетителям еду и напитки, звонкие шлепки массажистов, чьи умелые руки придавали упругость телам их хозяев и повелителей – римских граждан.

– В результате никто не знает, то ли им поддерживать дружбу с Сеяном, то ли всячески его избегать, – сказал Пет, когда они через высокую дверь вошли в менее шумное помещение, квадратную комнату с украшенными фресками стенами, в которую через расположенные под самым потолком окна внутрь лились потоки солнечного света. Здесь посетители отдыхали, лежа на кушетках, а если им и делали массаж, то гораздо более щадящий, поскольку теперь это была завершающая стадия банных процедур. Купальщики уже прошли через теплый тепидарий и горячий кальдарий, затем переместились в обжигающий жаром лаконикум и завершили удовольствия погружением в освежающую, холодную воду фригидария.

– Мне кажется, Тиберий нарочно создает эту неразбериху, чтобы изолировать Сеяна и вместе с тем не спровоцировать его на мятеж, ведь Сеян явно не уверен, долго ли ему еще оставаться в фаворе у Тиберия, – предположил Веспасиан, а про себя усомнился, способен ли выживший из ума высокопоставленный затворник на столь тонкую стратегию.

Очередные двери вывели их на теплое октябрьское солнце к округлому бассейну – восемьдесят шагов в длину, сорок в ширину. Вокруг бассейна тянулась мраморная колоннада и ряды каменных скамей, сидя на которых посетители бань отводили душу разговорами и сплетнями.

В дальнем конце бассейна, за колоннадой высился храм Нептуна, построенный Агриппой в знак благодарности владыке морей за свои морские победы – сначала в битве против Секста Помпея, затем при мысе Акций. Однако даже это внушительное сооружение казалось карликом на фоне своего гигантского соседа, Пантеона Агриппы.

– Ты видел его, брат, – отмахнулся Сабин, – он не способен даже на две последовательных разумных мысли. Он утратил и душу, и дух, копаясь в самых темных закоулках своего развращенного сознания.

В следующий момент раздался громкий всплеск, как будто в море упал выпущенный из баллисты огромный камень. Как оказалось, это в бассейн, поджав колени и обхватив их руками, прыгнул какой-то на редкость пухлый толстяк, обдав всех, кто стоял поблизости, фонтаном холодных брызг.

– Невежа! – крикнул Пет, когда голова виновника этого холодного дождя вынырнула из воды. – Давно пора повысить плату за вход. Думаю, это повысило бы и ответственность за поведение.

С этими словами он тем же образом прыгнул в воду рядом с толстяком, – как раз в тот момент, когда тот делал вдох, и теперь бедняга был вынужден фыркать и отплевываться. Веспасиан и Сабин прыгнули в воду вслед за Петом, вторично окатив толстяка водой.

– Думаю, нам никогда не узнать, что это такое, – ответил Пет, стряхивая воду с густых, каштановых волос. – То ли продуманная стратегия, то ли результат неспособности Тиберия думать логично, или же приятное сочетание и того, и другого. Главное, что Сеян напуган, а сенаторы в ужасе, не зная, чью сторону занять, чтобы сохранить свою шкуру.

С этими словами он, ловко лавируя мимо других купальщиков, поплыл к дальнему краю бассейна. Веспасиан и Сабин последовали за ним, причем обоим явно не хватало сноровки.

– А ты? – спросил Веспасиан у Пета, когда они, доплыв до конца, расположились на краю бассейна, свесив ноги в прохладную воду. – На чьей стороне ты?

– В этом и заключается для меня вся красота момента, – с улыбкой ответил Пет. – Как городской квестор я всего лишь выполняю законы. Причем я занимаю столь низкую ступеньку на государственной службе, что никому нет дела до того, что я думаю, главное, чтобы я честно исполнял свой долг.

Веспасиан улыбнулся. В последние несколько месяцев они с Петом стали довольно близкими друзьями, поскольку работали вместе. Вернее, как триумвир капиталис, Веспасиан работал под началом городских квесторов. Неудивительно, что теперь по окончании дня они нередко вместе захаживали в городские бани.

С тех пор как Пет стал квестором и вошел в Сенат, он с удовольствием снабжал Веспасиана последними сенатскими новостями и сплетнями, чтобы затем, с довольным блеском в глазах, подтвердить истинность одних и ненадежность всех остальных слухов. Беседы с Петом помогали Веспасиану, пусть временно, забыть тот страх, который поселился в его душе семь месяцев назад после возвращения с Капри.

Хотя Антония и Калигула утверждали обратное, ему не давало покоя, что один из людей Сеяна их тогда узнал, а ведь за этим может последовать весьма пристрастный допрос. Антония также сказала ему, – во время одного из его редких, однако приятных визитов к ней в дом, – что Сеяну известно о том, что у Тиберия побывала некая депутация, но неизвестно, кто именно и с какой целью, и эта неопределенность не дает ему покоя. Кроме того, по ее мнению, перепады настроения Тиберия были неспроста, и что вскоре за этим последует смертельный удар.

Пет ни разу не спросил Веспасиана, что произошло с ним после того, как он покинул Фракию, или же где он пропадал в течение двух недель марта. По мнению Веспасиана, такое нежелание задавать вопросы объяснялось тем, что в обстановке всеобщего страха и неопределенности было лучше ничего не знать ни о каких заговорах сильных мира сего. Это было весьма разумно со стороны его друга.

Завершив купанием в холодном бассейне посещение бань Агриппы, благоухающие чистотой Веспасиан, Сабин и Пет легкой походкой вышли на улицу и по мраморным ступенькам отправились в сады, посреди которых были выстроены бани. Это было одно из немногих публичных мест в шумном, многолюдном городе, где обычно царили тишина и спокойствие.

– Как поживает твоя маленькая дочка, Сабин? – поинтересовался Пет, когда они не спеша миновали храм Эвентуса Бонуса, бога доброго исхода событий, и оказались в садах. Легкий ветерок приносил с собой ароматы лаванды. С тех пор как в мае родилась его дочь Флавия, Сабин стал чаще проводить время в обществе брата и его друга.

– Вечно хнычет, – пожаловался Сабин. – Клементина подумывает сменить кормилицу.

– Понимаю, у меня самого было то же самое с сыном Луцием, – сочувственно отозвался Пет. – Никогда не мог понять, как женщины такое терпят. С другой стороны, в такие моменты им было чем себя занять, и уже за одно это я бывал им благодарен.

– А вот я, боюсь, выношу все это с трудом. Я уже позабыл, что такое сон. Клементина требует, чтобы ребенок спал вместе с ней, но наш дом настолько мал, что я не могу выделить ей спальню подальше от моей, чтобы до меня не долетал этот вечный плач. Мне оставалось одно – отправить ее на другую половину дома, к рабам, что она наотрез отказалась сделать. Мне же не хватило твердости настоять на своем.

– Обзаведись домом попросторней, – предложил Пет как человек, который явно не испытывал недостатка в деньгах.

– На данный момент это самый большой, какой я могу себе позволить, – мрачно отозвался Сабин. – Поскольку в этом году меня в очередной раз не выбрали в квесторы, мне придется ждать до следующего года, когда меня уж точно изберут в должность и я смогу поправить финансовое положение.

– Верно, но получается, что до следующего года ты сидишь на мели? Почему бы тебе не взять денег взаймы? – предложил Пет. – Лично я в течение пары лет не заметил бы отсутствие сотни тысяч сестерциев. Скажу больше, я даже не стал бы заламывать проценты, скажем, назначил бы всего десять за весь срок.

– Это было бы более чем щедро с твоей стороны, – ответил Сабин.

Веспасиана это предложение просто потрясло.

– Сабин, как ты можешь!

– Что тебя удивляет?

– Начнем с того, что сенаторам не дозволено участвовать в ростовщичестве, а взимание процентов за ссуду есть нарушение этого правила.

Пет хохотнул.

– Веспасиан, дружище. Лично я не знаю ни одного сенатора, кто это правило соблюдал бы, начиная с Марка Красса. В иные моменты в Сенате ему были должны едва ли не поголовно все, а проценты, которые он взимал, попахивали сущим вымогательством. К тому же это частная договоренность между двумя друзьями.

– Но что будет, если ты не сможешь вернуть долг?

– А вот это уже моя забота, – бросил в ответ Сабин. – Тебя это не касается. К тому же, как сказал Пет, это частная договоренность. Если сама идея ссуды оскорбляет твои высокие принципы, то никто не заставляет тебя эту ссуду брать. Я же, со своей стороны, не вижу в этом ничего предосудительного. Да, я хочу жить с комфортом, и в данный момент обстоятельства вынуждают меня воспользоваться предложением Пета, которое я принимаю с благодарностью.

– Жить с комфортом, но жить по средствам. Как ты сможешь спать по ночам, зная, что должен кому-то такие огромные деньги?

– Зато сейчас мне не дает спать вечный плач Флавии.

Они молча прошли через городские ворота. Впереди высилась громада Капитолийского холма, увенчанного храмом Юноны. Дойдя до него, Веспасиан хмуро попрощался с братом и Петом, которые затем отправились в располагавшийся на Эсквилине дом последнего, чтобы составить договор о ссуде.

Чтобы развеять дурное настроение, Веспасиан быстро зашагал вверх по Квириналу и вскоре уже стоял у дверей дядиного дома. Войдя в атрий, он застал там самого дядюшку: расположившись рядом с фонтаном, сенатор лакомился пирожными.

– А вот и ты, мой дорогой мальчик! – прогудел Гай, и с его губ на колени ему тотчас посыпались крошки. – Слышал последнюю новость?

– Нет, дядя. Я был в банях.

– Тогда я тем более удивлен, что ты ничего не слышал. Случилось то, чего все давно ждали. Тиберий окончательно сошел с ума, – доложил Гай, вытирая рот салфеткой. – Он попросил Сенат завтра на рассвете собраться в храме Аполлона. Я уже подумываю сказаться больным.

– Но почему, дядя?

– Потому, мой дорогой мальчик, что я не хочу, чтобы все видели, как я голосую против предложения, за которое мне не позволяет голосовать моя совесть. А по слухам, Тиберий обратился к Сенату с письменной просьбой подтвердить трибунские полномочия Сеяна.

Спустя час, когда раб позвал Гая и Веспасиана обедать, во входную дверь кто-то постучал. Быстро глянув в смотровой глазок, дядюшкин новый привратник открыл дверь, и, к великому удивлению Веспасиана, в атрий шагнул Палл, вслед за ним – к его великой радости, Ценис.

Палл, что привело тебя ко мне во столь странный час? – воскликнул Гай. Он, как и всегда, был рад видеть управляющего Антонии, хотя и насторожился, опасаясь, что от него сейчас попросят сделать некое не совсем приятное одолжение. – И главное, в столь прекрасном обществе! – добавил он, покосившись на Веспасиана.

– Добрый вечер, господа! – с поклоном ответил Палл. – Как вы уже догадались, мы пришли к вам по поручению нашей хозяйки.

– В таком случае давайте обсудим его за столом, – предложил Гай, которому не хотелось из-за разговоров откладывать трапезу.

– Это будет уместно?

– Палл, друг мой, ты ведь знаешь не хуже, чем я, что тебе уже больше тридцати лет, и довольно скоро Антония наградит тебя свободой. И когда наступит этот день, ты, вне всякого сомнения, сделаешься влиятельной фигурой. И тогда для меня будет высокой честью принимать тебя за столом в качестве гостя. Так что отобедай со мной сегодня как мой друг, и давай на время забудем, кто из нас – кто.

– В таком случае, господин, я буду всегда помнить оказанную мне сегодня честь, – искренне отозвался Палл.

– И еще я уверен, что Веспасиан наверняка подвинется на своем ложе, чтобы уступить тебе место, моя дорогая, – добавил Гай, с улыбкой глядя на Ценис.

Перед мысленным взором Веспасиана тотчас возникла картина: Калигула и его сестры, но он поспешил отогнать ее прочь.

– Спасибо тебе, господин, – приветливо ответила Ценис, – но мне почему-то кажется, что нам будет тесновато.

Гай от души расхохотался.

– Прекрасно сказано, моя дорогая. Но, по-моему, это должен был сказать Веспасиан.

– Только в том случае, если наши мысли совпали.

Веспасиан покраснел и с обожанием посмотрел на Ценис. Она была прекрасна.

– Итак, мой друг, – весело прогудел Гай, пока симпатичный раб по имени Энор наполнял ему кубок. – Чего на этот раз ждет от меня Антония?

Пустые блюда унесли, и на стол был подан десерт – фрукты и сладкое вино. Веспасиан наелся досыта, и теперь им овладела приятная сонливость. В какой-то момент он случайно коснулся Ценис. Волоски на руке тотчас же встали дыбом, и он не удержался и провел ладонью по ее спине. Ценис улыбнулась ему в ответ и положила в рот виноградину.

– Две вещи, господин, – ответил Палл, неторопливо смакуя вино, вместо того чтобы опрокидывать кубки один за другим, как это делал хозяин дома. – Во-первых, завтра Сенат встречается в храме Аполлона на Палатине, и Антония ждет, что ты там тоже будешь, – с этими словами Палл выразительно посмотрел на Гая, который застыл с недопитым кубком в руке.

Гай печально посмотрел на кубок и поставил его на стол.

– Да, на рассвете. Хорошо, я буду там, если она того требует, хотя, если говорить честно, я хотел сказаться больным.

– Она хочет, чтобы ты там был. Кроме того, ей хотелось бы, чтобы Веспасиан ждал снаружи, причем как официальный представитель власти.

– Но ведь я должен находиться на Форуме, – возразил Веспасиан. – Завтра состоятся три суда по обвинению в государственной измене. Боюсь, мне придется выполнять мои малоприятные обязанности.

– Суды утром отложат. Антонии нужно, чтобы ты находился рядом с Сенатом. С тобой будет Ценис.

– Но почему?

– Не торопи события. Скажу одно, поскольку Ценис будет сопровождать тебя, Антония считает, что будет лучше, если она проведет ночь здесь. Моя хозяйка надеется, что это не создаст для вас дополнительных неудобств.

– Я всегда могу переночевать на диване, – с невинным видом заметила Ценис.

Веспасиан улыбнулся и погладил ей волосы.

Отлично, продолжал Палл, поворачиваясь к Гаю. – Второе, чего она от тебя ждет – чтобы ты все записывал.

– Записывал? Но ведь она всегда может прочесть протокол заседания и ознакомиться с результатами голосования.

– Ее интересует не столько, что будет говориться. Это она уже примерно себе представляет. Куда важнее, где будут сидеть сенаторы и как долго.

– Ты меня заинтриговал, Палл, – ответил Гай, слегка пригубив вино.

Веспасиан заставил себя временно отвлечься от Ценис и прислушаться к тому, что говорил Палл.

– Ты наверняка слышал, что Тиберий якобы попросит Сенат подтвердить трибунские полномочия Сеяна?

– Разумеется! Это ведь на устах у всего Рима, – ответил Гай. – Именно поэтому я и не хотел бы там находиться.

– Прекрасно тебя понимаю. Тем не менее это не просто слух, а придуманная Калигулой стратегия, с которой также согласились Тиберий и моя хозяйка.

– Чтобы проверить, кто не столь честен, как мой дядя? – высказал предположение Веспасиан. Ему тотчас же стало понятно все изящество этого хитроумного хода.

– Именно, – ответил Палл, пораженный тем, с какой быстротой Веспасиан уловил суть этого плана. – Завтра все известные сторонники Сеяна с готовностью придут на эту встречу, уверенные в том, что им предстоит голосование за трибунские полномочия их патрона, а заодно получить все, что им было за это обещано.

Кроме того, этот слух позволит определить тех сенаторов, которые внешне не торопились его поддержать. Но если они сочтут, что тот, кому они оказывали тайную поддержку, наконец займет положение верховной власти, им тоже захочется выразить свою лояльность ему, дабы не быть обделенными его благосклонностью.

– И Антония хочет, чтобы я записал, кто будет сидеть к нему ближе всех остальных? – уточнил Гай, до которого стало доходить, что от него требуется.

– Отчасти да. Но ее больше интересует другое: как долго они будут сидеть с ним рядом.

– Что ты хочешь этим сказать? Будь добр, разъясни.

– Сейчас, погоди немного. Во-первых, ей потребуется список тех, кто окружал Сеяна в начале голосования. Ценис с Веспасианом будут в толпе снаружи храма. Как только ты сделаешь свои записи, ты выйдешь наружу и продиктуешь их ей.

– Но ведь там может быть до сотни имен, – пожаловался Гай.

– Его открытые сторонники пусть не слишком тебя беспокоят. Ей уже известны их имена. От тебя требуется запомнить лишь тех, кто раньше не был заподозрен в симпатиях к Сеяну. Как только Ценис все запишет, раб отнесет список Антонии.

– Но к чему такая спешка? – удивился Веспасиан.

– Боюсь, ход мыслей моей хозяйки мне неизвестен. Она говорит мне лишь то, что мне полагается знать, – Палл вновь повернулся к Гаю. – И все-таки, мне доподлинно известно, что по мере того, как будет зачитываться письмо Тиберия, сначала в адрес Сеяна будут звучать похвалы, но постепенно письмо сделается все более и более нелестным. Моя хозяйка ожидает, что кое-кто поспешит от него отсесть. Ей необходимо знать, в каком порядке это будет происходить, и в какой момент – во время чтения письма. Веспасиан, как триумвир капиталис, имеет право входить в Сенат, если его призывает кто-то из сенаторов. Поэтому ты должен время от времени приглашать его и передавать ему имена. Как только Ценис составит список, она вернется в дом Антонии.

– Но как нам узнать, полный это список или нет? – уточнил Гай.

– К тому моменту, когда сенатор-консул закончит чтение императорского послания, рядом с Сеяном не будет никого, – уверенно ответил Палл.

– Мне нужно будет проводить Ценис до дома Антонии?

– Нет, господин, ты останешься рядом с храмом. Моя хозяйка надеется, что у тебя будет много работы. По ее мнению, Тиберий завершит свое послание требованием предать Сеяна смерти.

***

– То есть колебания Тиберия были не более чем уловкой, призванной разоблачить тайных сторонников Сеяна, – сказал Веспасиан, обращаясь к Ценис, которая лежала в его объятиях, покрытая капельками пота. В спальне было темно; в воздухе чувствовался сладкий запах недавнего соития.

Ценис нежно провела губами по его шее.

– Не совсем так. Моя хозяйка считает, что император поступил так в первую очередь из опасений, что если он что-то предпримет против Сеяна, то сторонники последнего могут ему отомстить. Антония продиктовала письмо Калигуле в Мизен, – на Капри незаметно доставить письмо невозможно, там его наверняка прочли бы люди Сеяна, – в котором сообщила ему, что все имена сторонников Сеяна хорошо известны.

Калигула прислал ответ, в котором говорилось, что Тиберий опасается, что их на самом деле гораздо больше, просто они не спешат демонстрировать свою поддержку. Он предложил, каким способом их можно выявить. Моя хозяйка нашла его план хитроумным и посоветовала ознакомить с ним императора, который тотчас же за него ухватился. Потому что с тех пор, как вы побывали на Капри, Тиберий только тем и занимался, что пытался выявить тайных сторонников Сеяна.

Веспасиан улыбнулся.

– То есть по-прежнему пребывал в сомнениях?

– Хуже. Он даже пару раз написал Сеяну, говоря, что болен и стоит одной ногой в могиле, и попросил Сеяна вернуться на Капри. К счастью, Калигула имеет на него влияние, и немалое. В обоих случаях он напомнил Тиберию про предсказание Тразилла и даже уговорил написать Сеяну, что чувствует себя гораздо лучше, более того, в скором времени планирует приезд в Рим, и потому Сеян должен оставаться там до его прибытия.

– Я видел, как Калигула вынужден постоянно выкручиваться. Бедняге не позавидуешь – одно неверное слово, и считай, что ты уже мертвец.

– Верно, и тем не менее ему удается самое главное: не подпускать Сеяна к Тиберию слишком близко.

– И завтра этой неопределенности настанет конец?

– Да, любовь моя. Так или иначе. Посмотрим.

– Что ты хочешь этим сказать, так или иначе? Ведь завтра Тиберий попросит Сенат приговорить Сеяна к смерти.

– Возможно. Вчера я для архива моей хозяйки сняла копию с последнего письма Калигулы. В нем сказано, что когда Тиберий писал свое послание Сенату, с Калигулой он не советовался. Калигула не имел возможности прочитать, что там написано, и поэтому нельзя быть абсолютно уверенными в том, что прозвучит в Сенате завтра утром.

– Но ведь Палл был уверен в том, что Антонии содержание послания известно.

– Паллу известно лишь то, что она ему говорит. Кроме моей хозяйки правду знают лишь двое: Калигула и я.

Веспасиан сел в постели.

– Проклятье! С тем же успехом Тиберий мог изменить свое решение. И где тогда будет Антония, а заодно и все мы вместе с ней?

– Давай лучше спать, Веспасиан. Завтра нам предстоит долгий и трудный день.

Веспасиан поцеловал Ценис в губы и откинулся на подушку. Он лежал, закрыв глаза, однако сон не шел. Завтра ему предстоит не просто долгий и трудный день. Ему предстоит день кровавый. Так или иначе.