Текст книги "Долг Короля (СИ)"
Автор книги: Риссен Райз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 36 страниц)
– Зачем?
– Это его суть. Его смысл существования. То, зачем он был сотворен.
Анхельм очень скептически хмыкнул.
– Неэффективно он действует. Разве не проще было бы просто убить всех живых?
– Останутся хранители. Останется пробудившийся Анарвейд, скоро вернется Даламерис, а там и Зинона с Эхларом объявятся. Восстановится прежний порядок, но с некоторыми дополнениями в виде непобедимых надзирателей. Так вот, Ладдар хочет этого не допустить. При этом он мыслит не днями или годами, как вы, а тысячелетиями, просчитывая, кто и в какой момент может сыграть решающую роль. Так уж совпало, что сейчас самое подходящее время для осуществления его планов, так сказать, отправная точка, переломный момент в истории мира. Он уничтожил дух Жизни, Альтамею. Он давно внес раздоры в жизнь людей, поселив в их умах идеи мести, чувства зависти, гордыни… Но самое коварное чувство – ложная добродетель. Она носит маску жалости и сочувствия. Яд жалости обездвиживает и приводит к фатальным последствиям для жертвы. Все это – поклонение культу Смерти, разрушению. Кизуни, дух Любви, стала беспомощной. Всего раз допустив ошибку, к которой подтолкнул ее Ладдар, она стала делать их одну за другой, и это привело к печальнейшим последствиям: ее подопечные стали разочаровываться в любви. Кизуни не может жить, когда ее дети не слушают друг друга, не слышат голоса любви и разочаровываются в ней. Люди сознательно бегут от любви, меняя жизнь во всем многообразии ее эмоционального спектра на спокойное, но пустое существование, где цель и смысл всего один – потреблять. А это – прямая дорога к разрушению жизни. Родилась Киррато, Ненависть распаляющая. И дальше все развивалось так, как нарастает снежный ком. Ненависть приносила печали, печаль рождала безразличие, безразличие пряталось за страхом. Так появлялись один за другим духи разрушения. Все они медленно, но верно убивают Кизуни, разрушают самые прочные нити, которые сшивают мир. Хотя знают, что живы только благодаря ей, ибо любовь есть жизнь, и жизнь есть любовь. Все живое в этом мире существует только благодаря любви. Только! Любовь – краеугольный камень, суть всего существующего. Без любви нет ничего! Ничего нет!
Фрис замолчал.
– Не делай так больше, – попросил он уже спокойным голосом.
– Я постараюсь, – ответила Рин.
– Ты когда-нибудь будешь серьезной?
– Сразу же, как только ты перестанешь тыкать мне пальцем в лоб. А свои речи лучше напиши мне письмом, я так лучше воспринимаю информацию. И еще: слишком много имен! Составь список!*[1]
Рин убрала его руку, молча развернулась и пошла обратно в каюту, надеясь хоть немного побыть в одиночестве. Слишком много событий за утро. Слишком много! Анхельм окликнул ее, но Рин только прибавила шагу: разговаривать с кем бы то ни было после такой унизительной сцены ей не хотелось. Да кем вообще возомнил себя Фрис? Ворвался в ее жизнь, стал читать нравоучения, толкать философские речи, впутал ее в неприятности! Как будто ей без того было мало.
Рин закрыла за собой дверь на замок и подергала ручку, чтобы убедиться, что никто не войдет. Она достала из сумки свою записную книжку и карандаш, подточила его и стала записывать все, что произошло с ней за день, перемежая события собственной оценкой и язвительными комментариями. Она так увлеклась этим занятием, что слегка испугалась, когда услышала внезапный стук в дверь и голос Анхельма. Герцог требовал открыть дверь немедленно. Но его тон совершенно не понравился Рин, поэтому она даже не ответила.
– Рин! Я стою под дверью в мокрой одежде, и сей факт меня совершенно не радует. К тому же я голоден, а потому зол. Если сию секунду не откроешь, я…
– Что ты? – перебила Рин. – Ну вот что ты мне можешь сделать? Я сегодня получила массу удовольствия, выслушивая обвинительные речи ото всех, кого только видела, включая тех, с кем я познакомилась сегодня же. Так что я тоже злая, и если ты хоть слово еще скажешь в таком тоне, я тебя вообще не пущу! Будешь ночевать у Фриса.
– Да ты!.. Ты совсем совесть потеряла?
Рин не ответила.
– Открой немедленно!
Тишина была ему ответом.
– Рин, ну пожалуйста, открой.
«Этим карандашом неудобно рисовать», – подумала она, не обращая внимания на возгласы за дверью.
– Когда высадимся в Лейгесе, я куплю тебе жемчужное ожерелье.
Рин только издевательски фыркнула.
– О чем я и говорила! Ты пытаешься купить мою любовь.
– А как тебе такое предложение: по приезде в Лейгес я куплю тебе все твои самые любимые сладости! Все, что только есть в кондитерской.
Это заставило Рин подняться и открыть дверь.
– Но если ты этого не выполнишь, всю дорогу до Левадии я буду спать в отдельной каюте, – предупредила она. Анхельм посмотрел на нее снисходительно.
– Уж это я тебе могу гарантировать.
Рин прищурилась и оглядела его с ног до головы. Одежда Анхельма облепила тело, с мокрых волос капала вода.
– Ладно, заходи, – сказала она и снова уселась за ведение дневника. Герцог надолго скрылся в уборной, а когда вышел, взял из чемодана сухие вещи, переоделся и лег в постель.
– Что ты пишешь? – спросил он, пытаясь заглянуть ей через руку. Рин загородила страницы.
– Дневник.
– О! Ты ведешь дневники? – он оставил свои попытки, уважительно глядя на девушку.
– Ты как будто в первый раз видишь, – буркнула Рин.
– Просто не обращал внимания. Ты пишешь каждый день? Зачем? Должно быть, много уже накопилось.
Рин поняла, что он не отвяжется, вздохнула и объяснила:
– Я ношу с собой примерно два-три месяца записей. Остальные лежат дома в сейфе. Я не всегда их вела, это привычка с тех времен, когда я застряла в госпитале.
– Госпитале? – переспросил Анхельм.
Рин кивнула.
– Мне там нечем было заняться, а лежать без дела долго я не могла. Когда мне развязали руки, я стала писать дневники, записывать все, что думаю, делаю, свои впечатления. А еще это помогало от провалов в памяти.
– Провалов в памяти?
Рин кивнула.
– У меня ведь была травма мозга. После лечения я стала замечать, что со мной что-то не так. Мне что-то говорят или что-то происходит, через пару дней напоминают, а я этого не помню совсем. Это было очень странно, учитывая то, как меня в академии учили запоминать любую информацию. Варданис посоветовал записывать все, что меня беспокоит, я пошла дальше и стала писать дневники. В них половина моей жизни. Напоминания, воспоминания, рисунки, стихи.
– Ты пишешь стихи? – удивился Анхельм.
– Ну, два или три стиха у меня есть. Это так, для себя, любительские почеркушки школьного уровня. Что? О, нет, не надо на меня смотреть таким взглядом. Не покажу. Нет, Анхельм, даже не думай! Ты как собака, которую забыли покормить!
– Я полагал, что похож на кота.
– Ничего подобного, – чуть улыбнулась Рин. – Ты похож на собаку. На альси.
– Это что за порода такая?
– Аирги вывели, – Рин зевнула. – Горные собаки. Длинные лапы, вытянутое тело, густой белый мех. Раньше их использовали как охотничью породу. У нас был такой пес, когда я маленькая была, ты очень на него похож… – Рин вдруг с неудовольствием ощутила, что беседами ни о чем он почти вывел ее из сварливого состояния, и поспешила в него вернуться: – Так! Анхельм, не мешай, я должна все записать.
Анхельм повернулся на бок и завозился, стараясь найти удобное положение. Ноги у него не помещались на кровать, поэтому он либо ложился по диагонали, закидывая их на Рин, либо поджимал. Вскоре он мирно засопел.
День был в разгаре, когда капитан позвал их на обед. За пять дней путешествия морепродукты так надоели Рин, что она сначала хотела отказаться, но передумала, когда Анхельм сказал, что поймали здоровенную акулу. К акульему мясу Рин питала особую страсть: в молодости ей довелось попробовать суп из акульих плавников и с тех пор она никак не могла забыть вкус того блюда. Поэтому пропустить этот обед было непозволительно. Однако ее ожидания не оправдались: было вкусно, но совсем не так, как тогда. Кастедар молча съел свою порцию, тихо поблагодарил капитана и ушел.
Рин стояла перед дверью с тарелками в руках. Фрис не пришел на обед, на ужине его тоже не было, поэтому она решила на некоторое время сменить гнев на милость и принесла ему еду:
– Фрис? Я принесла ужин. Откроешь?
– Заходи. Открыто.
Рин толкнула дверь плечом, прошла в каюту и поставила на стол тарелки. Фрис лежал на кровати, уставившись в окно. Из одежды на нем были лишь белые брюки, рубашка валялась на полу.
– У тебя все хорошо? – осторожно спросила она, подбирая рубашку и вешая ее на спинку кресла.
– Как раз думаю над этим.
– М-м. Ну, если что, заходи.
Рин вышла, но пройдя пару шагов в сторону, вернулась и сказала в приоткрытую дверь.
– Ты съешь, пока горячее. Это акула. Очень вкусно.
– Девчонка…
Она поспешила закрыть дверь.
– Рин?
Она вздрогнула, когда он назвал ее по имени и вернулась.
– Да?
– Иди сюда, – он похлопал рукой рядом с собой, но она не пошла. Фрис поймал ее взгляд и выдохнул:
– Ну пожалуйста. Подойди.
Рин села рядом с ним. Фрис взял ее за руку, притянул к себе и обнял. Она не стала сопротивляться. Произошедшее утром разъедало ее изнутри, сил не было злиться или обижаться.
– Прости меня за это утро, – шепнул он. – Ты ни в чем не виновата, я сам спровоцировал все это. Прости.
Странное чувство пробрало Рин с головы до ног. Объятия Фриса были горячими и родными. От него пахло тем самым запахом, знакомым ей с детства – ледяной водой из горной реки. Его запах – запах из детства, прикосновения его рук – прикосновения родных рук. Почему-то, откуда-то она помнила все это. Откуда? Рин так и продолжала шептать «откуда», перебирать пряди его волос и вдыхать этот пьянящий, до боли родной аромат. Она подняла голову, вгляделась в его волшебные глаза-омуты и увидела звезды. Они мерцали и манили ее, сразу захотелось коснуться лица, притянуть ближе. Среди звезд появилась она сама, только выглядела гораздо моложе. В его глазах Рин – маленькая девочка, не оформившийся подросток с тощей, нескладной фигуркой, яркими изумрудными глазами на худеньком сиреневом лице и встрепанными волосами. В его глазах Рин улыбалась так, как могла улыбаться только та Рин, которая из детства. Та, которая не знала ни печали, ни горестей, ни предательства, ни смерти. И сейчас она отчетливо видела, как та самая она-из-детства смеется и треплет волосы черноволосого мужчины с медовой кожей и раскосыми глазами без белков. Ее смывало накатившей волной счастья от узнавания, Рин показалось, что она тонет, и она моргнула, разрушив иллюзию обретения памяти. Нечеловеческих усилий ей стоило оторваться от Фриса и отстранить его. Кожа под ее ладонью горела, она чувствовала, как быстро и гулко бьется его сердце.
– Что это было? – попыталась улыбнуться она. Вышло криво и жалко.
– Ты. В детстве. Удивлена?
– Не то слово… Я могла так улыбаться?
– Для меня ты всегда так улыбалась, – нежно прошептал он. Рин потрясла головой.
– Я что, была с тобой знакома раньше? Тогда почему я тебя не вспомнила?
– Это мои воспоминания, Рин. Не твои.
– Но почему я не помню? Что со мной сделали? Как они посмели? Ведь моя память – это же моя жизнь!
– Не цепляйся за прошлое, девочка. Это не страшно, что ты не помнишь, ведь я помню за тебя. Моя память хранит все.
Рин отвернулась. Она встала с кровати и прошлась по каюте, пребывая в некотором потрясении. Состояние было весьма и весьма странное: ей хотелось ущипнуть себя, чтобы проверить, не сон ли все это. К тому же, в душе поднималась непонятная, неприятная волна от такого внезапного и довольно грубого вторжения в ее личное душевное пространство.
– Это… все равно неприятно. То, что ты знаешь меня лучше, чем я сама себя, – сказала она наконец.
– Не нужно волноваться. Я знаю все и обо всех. Потому что я дух Воды, – улыбнулся Фрис.
– Я не верю, – пробормотала Рин. – Может быть, поэтому ты казался мне таким знакомым, таким родным… Я никогда не чувствовала тебя как чужого, мне казалось это странным. А теперь, когда у меня есть объяснение, я просто не могу в него поверить…
Она почувствовала, что начинает нести бред и замолчала.
– Ну, теперь, когда мы выяснили кто есть кто, что ты сделаешь? – спросил Фрис осторожно глядя на нее. Подтверждали ли его слова правильность ее догадки? Она действительно знала его раньше? Тогда… Где же он был все это время?
Рин грустно улыбнулась, села обратно на кровать и прижалась к его широкой груди, наслаждаясь звуком биения родного сердца, запахом чистой ледяной воды.
– Наконец-то, – шепнул Фрис, щекоча горячим дыханием ее шею.
[1]Фрису сказали составить список – Фрис составил. См. полную хронологию истории в конце тома.
Глава вторая, в которой все в опасности
Жизнь в портовом районе города Лейгес кипела. Отовсюду слышались разговоры и брань моряков и грузчиков, в закоулках девицы в легкомысленных нарядах предлагали поразвлечься, туда-сюда сновали мальчишки, торгующие кустарными поделками вроде бус из ракушек. У одного здания стояла группа торговцев в зеленых плащах, все они обсуждали последнюю новость: «Златокрылый» привез из Соринтии ткани, парусину, конопляный сырец и пеньку для такелажных работ. Среди толпящихся на пристани людей Рин видела множество одетых в драное тряпье людей с красноватым оттенком кожи, выходцев с севера Маринея. Они обступили корабль, тянули руки к пассажирам и кричали наперебой. Кто-то бросал оскорбления в адрес «зажравшихся богатеев», кто-то волочился за обеспеченными гражданами, прося милостыню или работу. Рин взглядывала на них и тут же отворачивалась: видеть результаты провала своей миссии было невыносимо.
Четыре пары каблуков глухо стучали по узенькой улице, вымощенной брусками из дерева кокосовой пальмы. День был в разгаре, жаркое южное солнце нещадно пекло, словно старалось прижарить всех до золотистой корочки. Рин обмахивалась и рукой, и шляпкой, Анхельм развязал галстук и расстегнул три верхних пуговки на рубашке. Фрис шел расхристанный до пояса, обращая на себя восхищенно-стыдливые женские взгляды и возмущенно-завистливые мужские. А Ладдару, казалось, все равно, какая на улице температура. Он так и оставался в своем черном костюме и сюртуке, застегнутом наглухо.
Вдруг Рин увидела впереди примечательное здание и поспешила вперед, обогнав товарищей. Подойдя ближе, она сложила руки на груди и задумчиво рассмотрела вывеску ресторана «Оленье рагу». Она была готова поклясться, что перед ней была копия того заведения в Лонгвиле: интерьер в тех же коричных цветах, тоже есть рояль и официантки в шапочках с оленьими рожками.
– Да вы шутите, – цокнула она языком, приглядываясь к чучелу оленя у входа.
– В чем дело? – спросил Анхельм, подходя к ней.
– Оленье рагу. Такое же, как в Лонгвиле.
– Ну да. В Зальцири тоже есть такое. И в Девори. И в Гор-ан-Маре. Их много. Целая сеть, и все одинаковые. Это проект одного из совладельцев торговой гильдии Хэмлоу, помнишь, он однажды приезжал ко мне? Мы с ним решили открыть сеть таверн по всей стране, а со временем превратим некоторые из них в высококлассные рестораны. Это очень удобное и прибыльное дело, – объяснил Анхельм. – Честно говоря, поначалу мы всерьез волновались об успехе. Но потом один из управляющих маршрутами из центрального отделения Хэмлоу в Синтаре подбросил нам одну любопытную идею. По его совету мы сделали единое название для всей сети и одинаковую одежду для работников. А слухи о симпатичных официантках в шапочках с рожками оленей сделали свое дело.
– Так вот как ты зарабатываешь деньги. На хорошеньких официантках. А я-то голову ломала.
– Один из способов… – засмеялся Анхельм.
Рин хмыкнула и зашагала дальше.
– Как же здесь жарко! Еще чуть-чуть, – и на мне можно будет яичницу жарить. Когда мы придем? – выдохнул герцог, обмахиваясь.
– Почти на месте. Нам вот туда.
Спустя пять минут они повернули на Третью Портовую линию, где имели удовольствие лицезреть замечательную драку. Два рослых матроса, судя по кривой траектории движений, находившиеся в приличном подпитии, устроили дебош как раз в том месте, куда направлялась Рин.
Анхельм опасливо покосился на девушку и робко предположил, что, может быть, выбрать другое время, другое заведение и другую дорогу, но та лишь фыркнула и посоветовала держаться за ней. Один матрос – обладатель большой лысой головы, похожей на картофелину, – с видимым удовольствием избивал посетителя кондитерской. Его пьяный товарищ – высоченный, похожий на шкаф бородач, – громил витрину стулом. Стекла сыпались дождем во все стороны так же, как и обломки столов и стульев, на дорогу летели пирожные и тортики, а откуда-то из глубины здания слышались громкие визги хозяйки заведения. Рин растолкала толпу зевак и направилась внутрь, уклонившись от пролетевшего прямо перед ее носом стула.
– Мы закрыты! Мы закрыты! – кричала хозяйка, забившись в угол под стойкой и размахивая руками. Это была немолодая уже женщина сухонького и хрупкого телосложения. На ней был белый передничек и сине-серое платье, щедро обляпанное кремом и мукой. Впрочем, мука и крем теперь были везде: на стенах, на остатках мебели, на побитых посетителях, лежавших на полу без сознания. Рин перешагнула через молоденького парнишку, дергающего ногой, и подошла к хозяйке.
– Альберта, а ну-ка вылезай оттуда.
Хозяйка подняла на нее взгляд и неверяще уставилась.
– Ты… Рин?! – выдохнула она, и та тут же приложила палец к губам.
– Что происходит?
– Да вот эти двое! – Альберта всплеснула руками, показывая на матросов. – Пришли из меня деньги выколачивать! Я уже давно говорила Массаму, что не буду ему платить! А этот вымогатель все равно своих громил прислал! Рин, сделай что-нибудь! Ах! А ну пошел прочь, негодяй! Этот торт для дочки губернатора!
Хозяйка вскочила на ноги и запустила первой попавшейся чашкой в голову матросу, который подбирался к огромному торту с вафельными лебедями. Тот даже не обернулся, когда она разбилась вдребезги об его голову. Рин посмотрела на своих спутников. Герцог шокированно оглядывал заведение, Фрис уже развалился на низенькой табуретке, привалившись к стене, а Ладдар нервно поглядывал на часы.
– Стойте тут, – сказала она. – Придется разобраться. Чувствую, тортиков мне сегодня поесть не удастся, – проворчала Рин, засучивая рукава рубашки. Подойдя к бородатому матросу со спины, она похлопала его по плечу. Тот обернулся, мелькнула рука Рин – она ударила его в кадык, а затем коленом в пах. Верзила захрипел, завыл, согнулся пополам и грохнулся наземь. Его товарищ, увидев это, побежал к Рин. Девушка без труда увернулась от его огромных кулаков, ударила в точки на сгибах локтей, и точно так же, как и бородача – по кадыку и в пах.
– Значит так, ребятки. Дернетесь – оторву бошки к хренам собачьим, – сказала она, надавливая пальцами на болевые точки на их шеях. – Сейчас вы попросите у этой милейшей женщины прощения и вылижете здесь все, включая стены и посетителей. Ясненько?
Рин отпустила лысого, и он тут же прорычал:
– Ух, погоди, вот встану…
Фраза так и осталась недосказанной, потому что к его горлу прижалось лезвие кинжала.
– И что тогда? – с нежностью разъяренной кобры прошипела Рин ему на ухо. – Дернешься – мой кинжал приятно охладит твою горячую кровь. Попытаешься драться – я изобрету новый цвет. Назову его «мозги в шоколаде». А труп скормлю акулам. И никто не вспомнит, что был такой замечательный лысенький паренек, который любил бить беззащитных и громить лавочки законопослушных пожилых леди. Я голодная. А когда я голодная, я очень злая. И неизвестно, что мне взбредет в голову.
Лезвие пропутешествовало от его горла по спине и уперлось в бок.
– Вставай, позорище. Шагом марш вылизывать стенки.
Она пинками подняла на ноги обоих матросов и уселась на стол, сложив руки на груди. Хозяйка кондитерской незамедлительно вручила матросам ведро с водой и тряпки и стала командовать. Анхельм осторожно подошел к Рин и тихонько спросил ее:
– Милая, какого демона тут происходит? Ты уверена, что у нас есть время заниматься этой ерундой? До сих пор я потакал твоим желаниям, но сейчас я начинаю терять терпение.
Рин вздохнула. Раздражение Анхельма было ей вполне понятно, поэтому она не стала язвить и объяснила:
– Альберта – моя старая знакомая. Когда-то она мне жизнь спасла. Я не могу бросить ее просто так.
– Ты понимаешь, что твои усилия тщетны? Насколько я понял, этих матросов послал кто-то…
– Местная большая шишка криминального мира. Хотела бы я знать, кто такой этот Массам. Альберта?
– Мне не так и много о нем известно. Знаю только, что у него все Южные острова под колпаком, – развела руками хозяйка.
– Слышь ты, лысый! – позвала Рин. Матрос обернулся и подошел, оглядывая неприязненным взглядом Анхельма.
– Че надо?
– Ты давай повежливее говори, – рыкнула Рин, как бы невзначай отодвигая герцога назад, себе за спину. – Тебя Массам послал?
– Не знаю такого.
– Все он знает! – заявила Альберта, подходя к Рин. – Массам уже не первый раз присылает своих подонков!
– Тише, Альберта, тише.
Рин спрыгнула со стола и вдруг с силой пнула лысого чуть ниже колена. Тот, заорав от боли, упал на пол, и она тут же вырубила его ударом по шее сзади. Его бородатый товарищ бросил швабру и дернулся к Рин. Пьяная дымка ушла из его глаз, он был напряжен и готов драться не на жизнь, а на смерть. Оценив ситуацию, она мгновенно выхватила револьвер, и дуло уперлось в лоб матроса. Он замер с поднятыми руками, лицо его стало наливаться кровью.
– На кухню все! Быстро! – отрывисто скомандовала Рин друзьям, не сводя тяжелого взгляда с потенциальной жертвы. – Альберта, закрой двери, зашторь окна, выкини отсюда всех и освободи подсобку. И принеси самую толстую веревку, какую найдешь.
Женщина тот час бросилась исполнять. Фрис тяжело поднялся со стула, лениво подошел к Анхельму, и увел его с собой на кухню. Ладдар молча проследовал за ними. Рин дождалась, когда ее друзья уйдут и снова обратилась к матросу:
– У тебя есть два варианта. Первый: опытным путем мы узнаём, есть ли у тебя мозги. Револьвер препарирует некрасиво, но качественно. Второй вариант: выкладываешь все, что знаешь. Ну как?
– Я ничего не знаю.
– Значит первый вариант? – ее палец чуть придавил курок.
– Белый нас прислал. Наш капитан это. На «Белом ветре» ходит, потому и зовут Белым, – ответил бородач, сверля ее взглядом.
– Зачем прислал?
– Сказал зачистить лавочку и выкинуть кошелку.
– Зачем ему это?
– Груз хранить.
– Какой груз?
– Не знаю.
Рин недоверчиво вскинула бровь вверх и сильнее надавила на курок.
– Правда! Не знаю! – занервничал он. – Торговля! Пес его знает! Мы к товару – ни ногой, Белый в трюм не пускает. Выгружают без нас.
Курок ушел почти до упора.
– Убери ствол, а! – попросил бородач. По его щеке потекла крупная капля пота.
– А рожу тебе вареньем не намазать? Потерпишь. Что он имеет с груза?
– Деньги. Делится щедро. Команда корабля двести человек, с каждого захода в порт он нам отстегивает по две тысячи ремов. Барыши тут самые большие, видать, даже в Маскарене так много не дают, как здесь.
– Откуда груз?
– Галдам.
– Прибыль, говоришь, самая большая… – прищурилась Рин. – Когда Белый будет в порту?
– Сегодня около девяти придет на третий док.
– Как найти?
– Фрегат с орлом на носу. Ночью он отплывет.
– Ясно, – сказала Рин и ударила бородача под дых. Он согнулся, и она приложила его револьвером по шее. Тяжело вздохнув, она взяла матросов за ноги и поволокла в подсобку. Из-за двери появился бледный и нервный Анхельм. Увидев, как она тащит матросов, он округлил глаза.
– Они же тяжелые!
Рин сделала такое лицо, как будто бы говорила «да быть того не может!»
– Их надо связать, пока не очухались.
Рин накрепко связала их и заткнула рты тряпками. Анхельм следил за ней с некоторым страхом и недовольством.
– Зачем все это? Ты вообще мне что-нибудь объяснишь? – холодно спросил он, когда они прошли на кухню.
– Значит, слушай, – вздохнула Рин тяжело, уселась на стол и задумчиво уставилась сквозь Ладдара. Тот ответил ей неприязненным взглядом, но она не обратила внимания.
– Альберта, сделай хотя бы чаю, я устала, как собака, – поморщилась девушка и продолжила. – Так вот. Судя по тому, что мне удалось узнать, где-то здесь находится крупный склад контрабанды.
– Говоря о контрабанде, что конкретно ты имеешь в виду? – уточнил Анхельм.
– Товар, который приносит самые большие прибыли.
– Золото? Оружие?
– Люди. Рабы, – серьезно посмотрела она на него. – Прямо под нашим носом гнездо работорговцев, о котором местные власти либо не знают, либо не хотят знать, либо знают и потворствуют. Этот бородатый сказал, что товар везут в основном из Галдама. Это рыбацкий городок рядом с Винетрой, до соринтийской границы и герцогства Уве-ла-Корде там рукой подать, всего день пешего пути. В последние годы войны там осталось много сирот, а города вокруг были разбиты, разграблены.
– Ну и при чем тут работорговля?
Рин задумчиво пожевала губы.
– Попробую объяснить. Правительство Маринея сейчас выплачивает огромную репарацию, а до того сильно потратилось на ведение самой войны. Ты рассказывал, что первым делом деньги пойдут на восстановление стратегических объектов, больших городов и выплаты по долгам, и только в последнюю очередь – в деревни. Война довела тамошних жителей до крайней нищеты и оставила существовать буквально на развалинах. Они пошли бы на все, только бы выбраться из этого кошмара. А дальше картина мне видится следующим образом. Приезжает богатый дядя на большом корабле и обещает несчастным детям войны сладкую жизнь на Южных островах, которые маринейцы по старой памяти считают своей территорией, ведь аннексированы острова были чуть больше десяти лет назад. Так вот, он говорит, что устроит их на работу в хорошее место за небольшую плату и забирает с собой… – она ненадолго задумалась, а потом спросила Анхельма:
– Ты вообще был здесь когда-нибудь раньше?
– Нет, ни разу.
– Еще десять лет назад Южные острова были трущобами, в которые даже мне было страшновато соваться. Лейгес был одной большой клоакой, куда стекались все отпетые воры и мошенники. Война навела здесь шороху. Поэтому я была несказанно удивлена, когда увидела сегодня такой порядок на улицах и отстроенный город. Все это не случайно!
– Конечно не случайно, – подтвердил Анхельм. – На восстановление южных территорий выделялся огромный бюджет. Губернатор запросил серьезную сумму, но обоснованно. Лейгес – главный порт на юге, это наше окно на запад. Лицо нашей страны. То, что губернатор в военных условиях сумел превратить трущобы в цивилизованный город – это большая его заслуга. И, кстати, Гордон Атриди, который с этого года назначен министром хозяйства, приедет сюда с ревизией в мае.
– И что он здесь обнаружит? Внешне все будет – конфетка. Но какой ценой дается эта конфетка? Альберта? Ты что-нибудь знаешь?
Альберта согласно кивнула.
– Восточную часть города начали отстраивать еще лет пять назад.
– Но бюджет я подписал только в ноябре позапрошлого года! – воскликнул герцог. – Он не успел бы за такое время так отстроить город.
– Видишь? Значит, ты не все знаешь.
– Нет, подожди. Губернатор мог давать деньги из своего кармана, – не сдавался Анхельм. Рин скептически поджала губы.
– Стал бы он это делать? Анхельм, здесь произошло преступление. Вот это конкретное место собираются использовать в качестве склада для хранения товара из Галдама. Вполне вероятно, живого товара. И я говорю не о живой рыбе. Все, что нам нужно выяснить – это личность Белого, кто в действительности его прикрывает, и что за товар.
– Я думаю, это все проделки Массама, – сказала хозяйка кондитерской. – Он никому в портовом районе жизни не дает. Ко мне-то он не особенно лез, потому что мой муж был начальником полиции. Но когда мой дорогой погиб… Подонки Массама стали все чаще ко мне заходить и намекать, что мне лучше уйти. Я обращалась в полицию, говорила, что мне угрожают, а мне ответили лишь, что это немудрено, учитывая, сколько врагов в преступном мире нажил мой покойный муж. Посоветовали собрать вещи и уехать подобру-поздорову, потому что никто этим делом заниматься не будет. У меня просто не приняли заявление. Но куда мне ехать? Здесь я родилась, здесь уж и в могилу лягу. Кондитерскую жаль, я всю жизнь ей отдала… Последний месяц я провела, словно в осаде… Все соседние лавочки Массам уже взял под свой контроль, я одна осталась на Третьей линии!
– Минуточку, – сказал Анхельм, – а почему я об этом ничего не знаю? Мое «Оленье рагу» в пяти минутах отсюда, но я первый раз слышу о подобных сложностях.
– Не думаю, что ресторан, которым владеет герцог, станут трогать. Отсюда вывод: есть координатор, который говорит, кого можно потрясти, а кого нет. А раз полиция бездействует, то есть кто-то, кто прикрывает вымогателей и контрабандистов надежным способом. Надежнее всего это может сделать только человек, обладающий большими деньгами и властью. Так что, может статься, что губернатор как раз и есть тот, кто прикрывает работорговлю.
– Абсурд, – заявил Анхельм. – Губернатор в родстве с четой Гальярдо, он не стал бы так подводить семью!
Рин прищурилась.
– Послушай-ка, откуда у тебя столько веры в людей? Тебе напомнить, как два не особо дальновидных товарища облапошили тебя, открыли у тебя под носом, в твоем собственном замке, свое дело и украли колье твоей матери, которое только каким-то чудом не успело уйти в неизвестные руки, м-м?
Анхельм только обиженно поджал губы.
– Здесь можно предположить самые абсурдные вещи и вероятность того, что это будет так – примерно девяносто процентов. В семьдесят пятом году я уничтожила здесь огромную сеть контрабандистов, которую прикрывал одновременно Канбери, губернатор и мэр Гор-ан-Маре. Поэтому меня совершенно не удивляет, что здесь снова образуется такое дело. Проклятое место, проклятое эхо войны.
Кастедар достал сигареты и закурил. Рин поморщилась от запаха дыма.
– Собственно, вы-то здесь при чем?
– Хороший вопрос. С одной стороны, здесь может развиться нечто гораздо хуже, чем просто работорговля. В один прекрасный момент этот самый Белый – или Массам – наберет хорошую команду головорезов, грохнет губернатора и захватит власть на острове. Дальше – непредсказуемо. Южные острова – одно из очень немногих мест в Соринтии, где нет гвардейцев императора, поэтому здесь никто ничего не боится. Но с другой стороны, мне за это не заплатят, в личное дело не запишут, к награде не представят, а еще могут заинтересоваться моей личностью. Одним словом, денег здесь я не поимею.
– А безопасность страны, долг родине тебя уже не волнует? – спросил Анхельм мрачно.
– Я этой стране ничего не должна, чтобы геройствовать зазря, – прищурилась Рин. – А по известному закону подлости, инициатива инициирует инициатора.
