Текст книги "Дом(II) Я помню вкус твоих губ (СИ)"

Автор книги: Rina Ludvik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Расположившись за столиком возле панорамного окна с видом огней вечернего города, начали изучать меню. Через некоторое время Пашка спросил:

– Чего будешь заказывать?

– А ты что выбрал? Мне всё равно, могу то же, что и ты.

– Давай тогда по солянке. Ты как, любишь первое?

– Отлично! Давно, кстати, не ел.

– Во-во! Мне даже иногда кажется, что я её и раньше любил.

Я внимательно посмотрел на Пашку, но промолчал. Может, он не только про солянку помнит? Интересно, хоть какие-то картинки из прошлого всплывают в его голове или нет?

– А на десерт что возьмём?

– Паш, я всеядный. Правда! Заказывай, что хочешь – себе и мне. Я согласен заранее.

– Окей!

К нам подошла официантка – женщина хорошо за сорок с усталой приклеенной улыбкой:

– Добрый вечер! Что будете заказывать?

– Здравствуйте! Нам две солянки, на десерт клубнику со сливками, вот этот тортик и по лимонному фрешу и… кофе, – он посмотрел на меня. – Тём, тебе какой?

– Мне чёрный с сахаром.

– Значит один чёрный, один со сливками. И тоже с сахаром.

– Молодые люди, у вас большой заказ… Давайте сразу рассчитаемся.

Пашка посмотрел на меня и пошёл пятнами. Я быстро достал карту и протянул её официантке.

– Паш, всё нормально. Ничего страшного. Я заплачу.

– Послушайте, уважаемая, мы, по-вашему, похожи на босяков или, я не знаю, проходимцев? Вы что себе позволяете? – и ко мне. – Убери, я сам расплачусь, – и к несчастной, раскрасневшейся тётке: – Пригласите администратора! И поторопитесь – мы ждём!

Несчастная женщина извинилась, кивнула и удалилась быстрой походкой в сторону кухни.

– Паш, зачем так всё усложнять? Тут ведь всякий народ ходит. Видать, были уже случаи, что уходили, не рассчитавшись. А платить-то ей! Знаешь, какая у них зарплата? Копейки. А работа, сам видишь – собачья.

Пашка пыхтел, глядя на меня, и готов был продолжить свой взрывоопасный монолог.

Я остановил его жестом.

– Паш, дыши, ну? Вдох-выдох… вдох-выдох! Успокойся. Она не хотела нас обидеть. Просто ты не привык. Ты же у своего Марио только бываешь. А там, во-первых, другой уровень, а во-вторых – ты там свой. Согласен?

– Никогда бы не подумал, что меня можно принять за чмошника, который пожрёт и слиняет. Если бы не ты, я б их тут всех урыл. Даже жрать расхотелось. Слушай, может, пойдём отсюда? Смотреть на всё не могу.

– Можно и пойти, но заказ мы уже сделали, а ещё ты администратора вызвал… забыл?

– Да мне похер. Щас позвоню Марио, он тут быстро всех на уши поставит. Харчевня, бля!

– Слушай, кончай залупаться! Обычная кафешка. Чё ты хочешь? Тут за день миллион таких, как мы, проходит. Уследишь за всеми? Паш, пожалуйста, просто забудь. И давай спокойно поедим. Она не хотела тебя обидеть. Просто здесь не самый высокий уровень, согласен?

– Ладно. Уговорил. Не хочу портить тебе настроение. Так хорошо день провели, и на тебе! «Утром деньги – вечером стулья!» Блять, ноги моей больше в забегаловках не будет!

Я смотрел на Пашку и не узнавал. Паша – барин! От прошлого Пашки ничего не осталось. Это был другой, избалованный богатой, обеспеченной жизнью мажорик. Откуда столько гонора, столько высокомерия у ключевского босяка Пашки Снегова, который мог с утра надеть мятую футболку шиворот-навыворот, да так и проходить, особо не заморачиваясь, весь день, не обращая на такую мелочь никакого внимания.

Сейчас передо мной сидел пышущий праведным гневом оскорблённого самолюбия «dandy лондонский» в эксклюзивном прикиде: кашемировом белом пуловере с выглядывающим воротничком рубашки от JOOP, васильковых трендовых джинсах и с Rolex, неброско поблёскивающим платиновым браслетом из-под тёмно-синей манжеты.

К нам подошёл администратор – тёмноволосый мужчина средних лет в твидовом костюме с усиками а-ля Людовик XIV. В руках он держал DOCG Кьянти в фирменной упаковке.

– Добрый вечер! – обратился он ко мне. – Здравствуйте, господин Снегов! Я прошу прощения за бестактное поведение нашей работницы. Она у нас работает недавно и ещё не научилась отличать приличных людей от прочих посетителей. Она уже уволена! Ещё раз прошу прощения за допущенную оплошность. Давайте забудем это маленькое недоразумение. В качестве компенсации – ужин от нашего заведения и вот эту бутылку итальянского вина в подарок со всем уважением.

Похоже, это был не администратор, а сам хозяин.

«Да-а! Паша-то наш, оказывается, ба-альшой человек в свете! Кто бы мог подумать! Вон, чуть носом до Пашкиных вихров не достаёт… шапито, блин!»

– И передавайте от меня привет господину Марио. Мы с ним старые добрые приятели. Надо же, в моём кафе и такой конфуз. Пожалуйста, не рассказывайте Марио об инциденте. Он же убьёт меня своими насмешками. Сейчас я распоряжусь – потороплю ваш заказ.

– Благодарю вас! Ничего не нужно. Мы уходим, – с достаточной долей надменности ответил Пашка, мельком взглянув на меня. Я молча наблюдал эту отвратительную сцену.

– Но… господин Снегов… Прошу понять, это просто досадное недоразумение. Уверяю вас, персонал будет проинструктирован самым строжайшим образом. Мне очень жаль, поверьте!

Я больше не мог выносить этот фарс и вмешался:

– Хорошо. Несите заказ, – и посмотрел на Пашку. – Я думаю, мы всё же примем извинения и останемся поужинать, – и к мужику: – Спасибо. Оставьте вино, и ждём солянку.

Мужик ещё извиняюще поулыбался, улыбчиво поизвинялся и слинял. Следом пришли два официанта с подносами и поставили перед нами одуряюще пахнущую солянку. Кроме этого блюдо с заливным, по греческому салату, сметану, какой-то соус с зеленью, паштетики розочками и горку поджаристых румяных тостов – комплимент от заведения.

Мы посмотрели друг на друга, и Пашка победоносно хмыкнул:

– Один-ноль в нашу пользу!

– Ну и нахрена ты весь этот цирк устроил? Тётку из-за тебя уволили. Чё, просто так пожрать нельзя было?

– Тём, я не быдло. И прощать такого никому не намерен. И мне начхать, что это забегаловка. У него, кстати, одни забегаловки в городе, у Иванова этого. Я его сразу узнал. Знал бы, что это его харчевня, ни за что сюда не сунулся. Приятель, бля, Марио! Он год назад у Марио су-шефом работал. И с треском вылетел, когда его команда на званый ужин вместо форели на гриле подала горбушу. Был охуительный скандал. Марио чуть удар не хватил, когда один из гостей, мужик из администрации президента и приятель Марио, позвонил ему на следующий день и смеясь рассказал об этом, как об анекдоте. Отец его потом валерьяновкой с коньяком отпаивал.

Мы посмеялись, и я всё-таки настоял, чтобы Пашка ещё раз вызвал этого Иванова и попросил, чтобы официантку не увольняли. Я знаю, как трудно в Москве найти работу, когда тебе уже за сорок. Возрастной ценз ставит большой крест на таких гражданах. Если ещё и без высшего, то очень трудно куда-то устроиться. Сейчас даже дворниками русских не берут. Зачем, когда есть Равшаны за полцены. Москва не для всех мама родная, кому-то она – увы! – злая мачеха.

Домой я вернулся в одиннадцатом часу. Глеба ещё не было. Повезло! И ещё я сильно вымотался. И ещё завтра у меня зачёт по Основам теории градостроительства. Надо было «полистать» кое-что в инете, но сил не было.

И ещё хотелось «переварить» впечатления от такой неоднозначной встречи с Пашкой. И от самого Пашки, которого я каждый раз для себя открывал по-новому.

Единственное, что было для меня однозначно и бесспорно – я буду за него бороться. Меня не волновали его новые закидоны и хуевыверты в характере. Всё это были отпечатки его новой жизни. В душе, я это знал точно, он всё тот же, прежний – мой заморыш, мой язвительный дрыщ и задохлик, мой любимый суслан. Никому не отдам! Нахуй всех ксюх! Он мой!

А с Глебом я решу. Просто нужно ещё чуть-чуть времени.

====== Глава 15. ======

За окном, не переставая, лил дождь и своим шумом не давал мне уснуть. Это другим нравится засыпать под шум дождя, но не мне. Не люблю сырость, не люблю, когда холодно или ветер. В такие дни меня постоянно морозит, и я часто простываю. Я люблю тепло. Может быть, мои предки из южных земель? Надо спросить у отца, кем был его дед, прадед, пра-пра-дед. Где они родились, где жили? Почему мне раньше это в голову не приходило? Ведь сейчас модно составлять генеалогическое древо, а я знаю только одну свою бабу Липу. О! Она же родилась и жила раньше в Украине. Или нет? Вот долдон! «Иван, не помнящий родства!» Так, кажется, про таких говорят.

Стоп! Откуда я знаю, что баба Липа с Украины? Мама говорила? Да нет! Мама мне говорила, что у неё есть пожилая мама – моя бабушка, и она живёт в деревне. Больше она ничего не рассказывала. Но я был в деревне! Я помню! Деревня Ново… Ново… Что-то про вены. Ново… веново? Нет. Не так. Блин! На карте посмотреть! Так… Где это? Зареченск… Подлесково… Выхино… О! Кажется… вот это – Новожилово! Точно! Это она, деревенька, деревенечка! И бабу Липу помню! Я же её не видел, а помню! Мамочки! Я вспомнил!

– Алло, мам?

– Сыночек! Что случилось? Звонишь так поздно…

– Мам, мам! Я вспомнил! Представляешь, бабу Липу и деревню! Название почти вспомнил – Новожилово!

– Сынок! Вспомнил? Хороший мой!

– Мам, перестань! Ну, чего плачешь-то?

– Это от радости! Слава Богу! Может, потихоньку всё вспомнишь?

– Мам, слушай! Я спросить хотел…

– Что? Спрашивай!

– А баба Липа… она откуда? Ну, где жила раньше, в молодости?

– Да здесь и жила. Только в другом селе. А замуж вышла – в Новожилово к отцу переехала.

А почему ты спрашиваешь?

– Я откуда-то знаю про Украину. Она там не жила?

– Нет, сынок. Родители её там жили. А потом сюда переехали к родственникам её мамы, моей бабушки. Давно это было, ещё в пятидесятых. Она тогда ещё совсем малышкой была. Сейчас-то уже нет никого, одна она и осталась.

– Я подумал, почему я такой мерзляк… и вспомнил, что баба Липа с Украины. И её вспомнил. Представляешь? Само вспомнилось!

– Может, ещё что вспомнил? Дом вспоминаешь, речку, лес, рощу?

– Н-нет… Пока только название деревни, да и то не точно. Это я название на карте нашёл. Думал – Нововеново. Ассоциация с венами была. Ха! Как у Чехова, блин, в «Лошадиной фамилии»! Там тоже по ассоциациям вспоминали.

– Не читала. Но прочту, что за ассоциации.

– Мам?

– Что, сынок?

– Я ещё про Ксюшу спросить хотел…

– Про Ксюшу?

– Да. Она мне про нашу дружбу с ней ещё до больницы рассказывала… Это правда, что мы с ней давно уже дружим?

– …

– Мам? Ты где? Чего молчишь?

– Ну, раз Ксюша говорила… Почему спрашиваешь? Почему сомневаешься?

– Да с Тёмкой как-то разговаривали… Он сказал, что мы с ней не так давно дружить начали…

– С Тёмкой?..

– Ага, с ним! С Тёмкой!

– …

– Мам, ты где там зависаешь всё время? Это он мне рассказал, что раньше я его Тёмой звал, и вы все тоже. Мы с ним теперь опять общаться начали. А что?

– Нет… ничего… Он сам тебя нашёл?

– Нет, мы случайно с ним в городе столкнулись. Разговорились и вот… теперь видимся. Я даже теперь начал понимать, почему с ним дружил: с ним легко общаться и вообще… весело. В общем, я рад, что всё так получилось, ну… что встретились.

– А с Ксюшей у вас как, всё хорошо? Ты её не забываешь?

– Ну… давно не созванивались. Надо позвонить будет…

– Паш, Ксюша – хорошая девочка и любит тебя. Ты будь к ней повнимательней! А то на Тимура время находишь, а про Ксюшу забываешь! Нехорошо это, сынок.

– Мам, ну что ты, как маленькая! Всё у нас нормально. Она не в обиде. Не переживай. Ты сама как? У тебя всё хорошо?

– Да, сынок. Всё хорошо, не беспокойся. А Тимур как? Он встречается с кем-нибудь?

– Говорит, что нет. А почему ты спрашиваешь?

– Так спросила. Паша, ты не забывай Ксюшу, пожалуйста. Тимур – парень. А тебе нужна девушка. Ты уже взрослый. Понимаешь, о чём я говорю? Нужно уже сейчас задумываться о будущем. Вы с Ксюшей – хорошая пара. Будь к ней повнимательней. На новогодние каникулы приезжай домой. Она тебя ждёт, ко мне часто заходит. И я по тебе сильно соскучилась.

– Ладно, мам. До каникул ещё далеко. Пока не знаю. Может, приеду. Давай, тебе отдыхать надо. Целую тебя. Пока.

– До свиданья, сынок. И подумай, о чём я тебе говорила.

– Хорошо, мам. Пока.

Вот, поговорили, называется! Я ей про Тёму, она мне про Ксюшу. Куда Ксюша денется? У нас вроде всё нормально, только что не видимся. Так это ничего страшного. Вот закончит свой зубной колледж и будет ко мне в гости ездить. Счас-то когда – учимся оба. А ведь она мне так и не ответила, давно мы с Ксюхой вместе или нет. Странно!

Да ладно. Потом всё-таки выясню. Ох! Я же бабулю вспомнил! Само откуда-то пришло!

Может, Тёмке позвонить? Ещё вроде не поздно. Да нет! Двенадцатый час уже, поди, спать лёг. Завтра позвоню. Если будет свободен, может, опять смотаемся куда-нибудь. Не, завтра не получится. До пяти факультатив, а потом отцу обещал к ним приехать. Давно не был. Они там себе камин в гостиной забабахали в стиле старой Англии. Надо глянуть. А может, Тёмку с собой взять? С Марио познакомлю. А то он всё удивляется, что у меня друзей нет. Вот как раз и увидит друга. А что – это мысль!

Отправил Тёмке смс: «Завтра после пяти свободен? Встретимся?» – и, натянув до самого носа пуховое одеяло, лениво «побродив» по разным мыслям, незаметно уснул.

Мы сидели с Глебом на кухне за поздним чаем, обсуждая главный вопрос, стоящий на повестке завтрашнего дня: что подарить Катерине на днюху. Я предлагал купить украшение в ювелирке – демократично, и голову ломать не надо: выбор определится на месте. Глеб же убеждал меня, что это слишком интимный подарок, типа, такое можно дарить только своей девушке. А она нам кто? Она и есть «своя», пусть не девушка, зато верный друг и соратник. Наша «скорая помощь» во всех институтских делах, да и не только: и будет лечить, если надо, и в клуб «нахаляву» сводит, и «по жопе» настучит, если заработаешь.

Глеб же предлагал купить в подарок мультиварку, с чем уже я был в корне несогласен:

«Ещё бы веник с совком предложил!»

Я всегда считал, что женщинам нужно дарить то, что может подчеркнуть: они прежде всего ЖЕНЩИНЫ – лучшая половина человечества, как ни крути, а не «отчаянные домохозяйки»!

Так ни до чего и не договорившись, мы, позёвывая, неспешно убирали со стола, собираясь отправиться на боковую. День был насыщенный: опять сдавали зачёты, подчищая долги.

С Пашкой мы не виделись с прошлой недели, только перезванивались да обменивались смсками: оба были заняты в универах. Но на выходных собирались встретиться. Я ждал, и ждал с нетерпением: уже порядком соскучился по своему суслану. Завтра пятница, и после семи Кет объявила «общий сбор» у неё дома для торжественной части, а потом продолжение празднования её двадцатилетия в клубе до утра, ну или как получится.

Она давно была в курсе наших с Глебом отношений и даже была рада, что Глеб наконец нашёл свою пару, то бишь меня. Я пока отгонял от себя мысли о том, что наше с ним неизбежное расставание будет подобно разорвавшейся бомбе, которая, возможно, разрушит и мою дружбу с Катей. И, скорей всего, это наша последняя совместная тусовка.

Холодок в отношениях между мной и Глебом для нас обоих уже был очевиден, просто вслух ещё никто об этом не высказывался. Оба делали вид, что всё нормально, и ничего не происходит. Для меня же ложиться в одну постель с моим любовником стало тяжким испытанием, и он это чувствовал, но молчал. Он стал очень требовательным. Если раньше мы занимались сексом раз в два-три дня, то теперь это происходило каждую ночь.

Для него это, возможно, было подтверждением того, что у нас всё хорошо, что моё резкое к нему охлаждение – временное явление, и его любовь сможет вернуть наши прежние – ровные, безоблачные дни. Понимал ли он, что обманывает себя? Думаю, что понимал, но упорно не хотел этого признавать. Оттягивая наш окончательный разговор, я сам давал ему эту надежду.

Он, как утопающий, пытался выплыть, хватаясь за секс как за последнюю соломинку, всякий раз убеждая себя и пытаясь убедить меня, что мы по-прежнему пара. А я… я не в силах был в этом ему отказать. Я терпел. Терпел и каждый раз, вколачивая его в смятую постель, закрывал глаза и изо всех сил старался вызвать образ моего любимого суслика, каждый раз представляя, что я с Пашкой. И когда мне это удавалось, я уже возбуждался по-настоящему, рыча и терзая стонущее подо мной тело. А потом… Потом было опустошение. Я лежал на своей половине животом вниз, отвернувшись от Глеба, и вновь и вновь повторял про себя:

«Пашенька, подожди, только дождись, родной мой малыш! Скоро я всё решу. Скоро всё это закончится!»

Но дни шли за днями, а я так и не решался на разговор с Глебом. Я не знал, с чего начать, как ему сказать о том, что ухожу. Как ему это преподнести, чтобы он понял, что иного выхода не существует, что наши отношения себя исчерпали. Ещё сложнее было убедить его остаться в нашей однушке. А ещё сложнее – убедить его принять от меня помощь. Как его убедить, чтобы не оскорбить и не ранить ещё больше? Как? Я не знал. Глеб был очень гордый. Я должен был его убедить, что это нужно в первую очередь мне. Я не хотел, чтобы к его страданиям из-за моего ухода прибавились ещё и проблемы с жильём и финансами. Я не мог уйти просто так.

Вечерами втайне от Глеба, пока он сидел на кровати со своим ноутом, по обыкновению, в любимой позе султана, я искал себе временное жильё. Для себя уже решил, что сниму пока на месяц-два однушку, желательно где-нибудь неподалёку, и буду искать двушку в пригороде по умеренной цене. Я пришёл к окончательному решению – приобрести себе квартиру. И всё больше склонялся к Реутову, откуда на электричке ходу до Курской было от силы минут двадцать. А там на метро с одной пересадкой, что в итоге займёт не более сорока минут дороги до универа.

Наконец я определился с жильём, и мы с хозяйкой договорились встретиться вначале следующей недели – посмотреть квартиру и отдать оплату за первый месяц. С Глебом отложил разговор до понедельника, после встречи с Пашкой на выходных. Я уже собрался ложиться, когда услышал блюмканье – пришло смс. Глеб лежал в постели и ждал меня. Он тоже услышал и с интересом посмотрел, как я подскочил к столу и поспешно схватил телефон. Смска была от Пашки, приведшая меня в ступор и страшное волнение: «Завтра после пяти свободен? Встретимся?»

Мысли пустились вскачь, обгоняя одна другую: всё смешалось – радость, смятение, щенячий восторг от того, что мой – мой малыш! – помнит, думает обо мне: «Маленький! Пашенька! Что же делать-то? Как сбежать к тебе?»

Видимо, эмоции, мгновенно захлестнувшие меня, отразились на лице. Я услышал сквозь звон в ушах голос Глеба:

– Кто это тебе так поздно смски шлёт? Из дома? Случилось что?

– А? Да… из дома, – машинально повторил я его последние слова, сказанные так кстати. Сам бы точно не догадался, что ответить, настолько был ошарашен Пашкиной смской.

– Слушай, я, наверное, завтра не смогу пойти к Катюхе. Нужно после универа кое-куда сходить. Мои попросили.

– Да что случилось-то? На тебе лица нет. Там у тебя все живы?

Я чувствовал себя последней скотиной, что своим враньём заставлял Глеба волноваться. Но я бы сделал и больше, только уберечь свою любовь, свою тайну. Я продолжал врать:

– Дома всё нормально. Просто родители попросили съездить к их знакомым. И обязательно завтра. Там какая-то помощь нужна. Ты не беспокойся. С Катей я улажу, а подарок без меня сходишь купишь, деньги оставлю. Что ты хотел – мультиварку? Ну вот её и посмотришь, выберешь какую получше.

Я удалил Пашкино сообщение, погасил свет и лёг в кровать. Глеб уже ждал и сразу придвинулся, зарываясь лицом в мои волосы.

– Глеб, давай не сегодня. Я чего-то устал за день. Правда, давай спать.

– Ну и спи себе, я сам всё сделаю. Хочу тебя… весь вечер ждал, – с придыханием, бороздя губами мой висок, прошептал Глеб и двинулся влажной дорожкой к уху, заполняя его губами, языком, жарким дыханием.

Я поёжился от неприятного ощущения и отстранил от себя ладонью лицо Глеба. Это было грубо, но терпеть его ласку было выше моих сил.

Он с недовольным вздохом отодвинулся и лёг на спину, прикрыв глаза, согнутой в локте рукой:

– Тим, что происходит с нами, а? Не скажешь?

– Глеб, я просто хочу спать! Устал! Я же тебя попросил, но ты меня не услышал.

– Ладно. Считай, что услышал. Спи. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи! И перестань обижаться как ребёнок, у которого отняли игрушку.

Глеб приподнялся на локте в мою сторону и совершенно неожиданно для меня проговорил громким надрывным шёпотом:

– Тим, делай, что хочешь. Только… Только не бросай меня, а? Я ведь чувствую, что у тебя кто-то появился. Не решай всё сразу. Я подожду, перетерплю, только не уходи, пожалуйста! Я уже не смогу без тебя.

И вдруг разрыдался – громко, отчаянно, сотрясаясь всем телом. Я молча встал и вышел на кухню.

«Чёрт! Хотел ведь по хорошему уйти! Без истерик! Блять! Надо решаться! Сил больше нет терпеть – и его, и себя мучить. Может, оно так и лучше – всё одно к одному!»

Глеб зашёл следом и, взяв за плечи, повернул меня к себе.

– Тим! Что мне сделать? Скажи! Ты ведь не уйдёшь?

– Глеб, давай поговорим спокойно. Сядь!

Я усадил его, дрожащего, на диван и сел рядом.

– Ну говори! Я уже успокоился. Говори, что хотел.

Он вытер лицо тыльной стороной руки и как-то сразу весь поник, но больше не плакал, только прерывисто дышал.

– Послушай! – начал я нелёгкий разговор. – Мы с тобой очень хорошо жили. Мне правда было хорошо с тобой. И я тебе за это благодарен. Но сейчас нам пришло время расстаться.

При этих словах Глеб вздрогнул и поднял голову, взглянув на меня, как подсудимый, которому вынесли смертный приговор. И тут же опять сник, опустив голову. Я чувствовал себя его палачом. В горле пересохло и першило, но я не двигался, чтобы налить воды. Мне трудно было говорить. Я старался подобрать слова, которые должны были его убедить в правильности и неотвратимости моего решения. И в то же время как можно меньше его ранили. Но это, похоже, было невозможно. Каждое моё слово било по нему наотмашь и склоняло его плечи всё ниже. Его трясло мелкой дрожью.

– Глеб, ты обо мне ничего не знаешь: я не рассказывал. В моей жизни был человек, которого я очень любил и люблю до сих пор. И этого не изменить. Так случилось, что мы с ним расстались. Я пытался забыть. Встретил тебя, думал, что всё постепенно пройдёт. Но не прошло. А сейчас мы опять встретились, и я хочу быть с ним, понимаешь?

Глеб обречённо кивнул и с трудом разлепил пересохшие губы:

– Да. Я знал, что так будет. Боялся и ждал. Всё время ждал, что ты когда-нибудь мне это скажешь. С ума по тебе сходил и ждал, когда ты скажешь и уйдёшь. Это я тебя любил и люблю. А ты и не скрывал, что не любишь. Тебе просто нужно было с кем-то быть. Ты и был… со мной. А мои чувства тебя никогда не волновали. Есть я, нет меня – тебе было похуй.

– Неправда. Мне было не всё равно, с кем жить. Я сам тебя выбрал. Ты мне нравился, и ты мне никогда не был безразличен. И мне не всё равно, что с тобой будет. Да, мы расстаёмся, но если ты будешь не против, я бы хотел остаться друзьями.

– Чего? Друзьями? Какими, блять, друзьями? Хочешь смотреть, как я буду подыхать рядом с тобой? Сам-то понимаешь, чё мелешь? Или у тебя твоя любовь совсем тебе мозги отшибла? Ты бы смог смотреть каждый день на своего парня, который тебя выкинул, как ненужною тряпьё, из своей жизни? Друзьями, бля! Завтра же подам документы на перевод на заочное. В общагу перейду. Обо мне можешь не париться – завтра меня здесь не будет.

Он вскочил, намереваясь выйти из кухни, но я его перехватил и рывком усадил обратно.

– Подожди, Глеб! Не кипишуй ты так!

Он отбросил мои руки, пытаясь опять встать, но я держал его крепко, не давая подняться. Наконец он успокоился и обмяк, но продолжал смотреть на меня с ожесточением. Свет мы не включали, но глаза уже привыкли к темноте, и я различал черты его лица и видел боль, плескавшуюся в его поблёскивающих непролитыми слезами глазах. Мне и самому было не легче. Глеб был мне не чужой, да и никогда, наверное, чужим не будет. У нас с ним было много хорошего, и он появился в моей жизни в самый нужный момент, когда одиночество, к которому я так и не смог привыкнуть, становилось уже невыносимым.

Я был тогда рад появлению его в моей жизни. И был ему за это благодарен даже сейчас, когда нашему «мы» наступил конец. Я всегда знал, что у нас с ним нет будущего. Думаю, что и он это тоже знал. Для меня это был просто кратковременный период в моей жизни, моего вынужденного бегства от Пашки и от себя самого. Использовал ли я Глеба? Думаю, что нет. Я был с ним искренен и никогда не давал, и не обещал больше, чем мог. И он ничего не требовал сверх того, что получал от меня. И он знал, что когда-нибудь наша совместная жизнь подойдёт к своему финальному завершению. Знал, но, возможно, не ожидал, что всё произойдёт так скоро. Да я и сам, признаться, не ждал. Просто жил, как жилось – одним днём, и не строил никаких планов на будущее.

– Послушай! Ты можешь меня выслушать спокойно и не перебивать?

– Говори. Чего уж теперь дёргаться-то. Главное ты уже сказал – мы расстаёмся. Теперь, похоже, я должен выслушать твои условия. Ты же у нас мать Тереза, просто так нахуй меня послать не можешь. Я угадал?

– Не могу. И не хочу. Раз ты так ставишь вопрос, что мы не можем продолжать учиться вместе. Хорошо. Я согласен. Только на заочное тебе переводиться не надо. Переведусь я… в другой ВУЗ. Мне это будет несложно. Думаю, отчим поможет. Погоди, я ещё не закончил, – остановил я его жестом, видя, что он уже готов мне возразить.

– Я уже подыскал себе жильё, так что тебе ни в какую сраную общагу перебираться не надо. За хату я проплатил до конца июня. Спокойно живи и доучивайся этот год. Нравится тебе это или нет – мне похуй, что ты обо мне думаешь, – а я тебя не брошу. Может, ты и дальше здесь жить останешься. Или решим по-другому. Поживём – увидим. В столе у тебя в документах карта и пин-код к ней. И, блять, забудь слово «благотворительность»! Я это делаю не только для тебя, но и для себя тоже. После Пашки родней человека, чем ты – у меня нет. Родители, конечно, не в счёт. Но они тут ни при чём. Это совсем другое. Я тебя как считал всегда своим другом, так и буду считать. По-другому, Глеб, никак не получится. Тебе это счас трудно переварить, я понимаю. Но со временем поймёшь. У нас в жизни, по сути, настоящих друзей не так уж и много. Да их вообще много не бывает. Так что не торопись от меня отказываться. А свою любовь ты обязательно встретишь. Своего человека, а не меня – случайного задрота.

Я притянул своего, уже бывшего теперь, любовника за плечи.

– Иди сюда.

Обнял его, обмякшего, прижал к себе и, слегка поглаживая, перебирал его всклокоченные волосы. Это было наше прощание. Последняя точка в наших отношениях как любовников, а может быть, первая страница в новых отношениях – друзей и близких, родных людей, если Глеб захочет, если сможет понять и принять это, на что я очень надеялся.

Не знаю, сколько мы так просидели – наверное, долго, пока окончательно не замёрзли: от окна прилично дуло, а отопление работало с перебоями, как и всё в нашей жизни.

Вконец продрогшие и уставшие мы легли спать уже под утро и сразу оба отрубились, едва головы коснулись подушек.

====== Глава 16. ======

Утром, проводив Глеба в универ, я решил пропустить две первых пары и собрать свои вещи: не хотелось делать это при Глебе. Он и так был угрюмым и со мной почти не разговаривал. Я тоже не пытался, понимая, что ему нужно время, чтобы прийти в себя.

Даже не ожидал, что у меня так много вещей. Кроме одежды набралась целая гора разных мелочей, которая требовала тщательного отбора – это взять, это выбросить. Но времени на рассортировку не было, поэтому я просто свалил всё в две коробки. Ещё были книги. Их тоже набралось две коробки. Посуду и прочую утварь решил полностью оставить Глебу. А то уж очень смахивало на развод и раздел совместно нажитого имущества. Куплю всё необходимое потом. Да и много ли мне нужно – пару тарелок, кастрюля, сковородка, чайник. Пожалуй, всё. Свою кружку я забрал – это был подарок от Глеба. Пусть хоть что-то в моей жизни останется от него на память.

На всякий случай позвонил хозяйке съёмной квартиры, и она, на мою удачу, согласилась встретиться, чтобы показать моё новое временное жильё. С ним я сильно не заморачивался, главное, что дом недалеко от метро, и ехать без пересадок. А то, что квартира была достаточно запущенная и требовала значительного ремонта, меня мало волновало: месяц-два потерплю, пока не обзаведусь собственным жильём.

Через полтора часа я уже погрузил свои вещи в газель и отправился на новое место жительства. Универ пришлось пропустить: нужно было более-менее навести порядок, разобрать вещи, купить посуду и прочую кухонную утварь, а ещё массу разных бытовых мелочей, без которых в хозяйстве не обойтись.

Катерине отправил смску: поздравил с юбилеем и извинился за своё отсутствие на нём. Думаю, Глеб ей сам скажет причину, поэтому объяснять ничего не стал. Разговора и так было не избежать, но это всё завтра. Сейчас нужно было обустроиться, причём в сжатые сроки: в пять часов встреча с Пашкой. Кроме того, что я жутко по нему соскучился и был рад, что не нужно ждать ещё один день до встречи, мне было интересно узнать причину.

И ещё я просто «летал» от одной мысли, что он обо мне думает, и сам – сам! – назначил встречу. А то, что повод приятный, я почему-то даже не сомневался. В прошлый раз мы классно провели время и, если забыть про неприятный инцидент с официанткой, всё было просто здорово. Я чувствовал, что от категории «земляки» мы уже на пути к категории «друзья». Во всяком случае, мне очень хотелось на это надеяться.

А пока что от желанной встречи меня отделял мой пятничный «субботник» – превращение закопчённой «берлоги» в относительно уютное «гнёздышко».

Да-а! Правильно говорят: «Один переезд равен двум пожарам!»

В квартире был полный разгром! Среди вековой грязи, что мне досталась от прошлых жильцов, кучей лежали неразобранные тюки и коробки с моими нехитрыми пожитками. Ещё раз сказал себе «спасибо», что купил тазик, швабру и рулон полотенец. Сначала не хотел брать: неохота было тащиться со всем этим. Без того был нагружен под завязку разными бытовыми средствами для наведения чистоты, посудой, двумя пакетами постельного белья, чайником и прочими необходимыми мне – горе-новосёлу – вещами.

По-быстрому расправившись с двумя беляшами, купленными по дороге, я приступил к уборке: помыл окна, пол, навёл относительный порядок в ванной и на кухне. С туалетом всё оказалось сложнее: унитаз было проще заменить, чем очистить. Решил, что подумаю об этом потом. До пяти часов нужно было хотя бы приблизительно привести своё новое жилище в удобоваримый вид.