Текст книги "Дом(II) Я помню вкус твоих губ (СИ)"

Автор книги: Rina Ludvik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Кристалл, который я время от времени сжимал в его руке, первое время работал, как обычно, – освещал его всего, затем тух. А потом перестал: загорался у него в руке и тух сразу. Я не знал, что это значит: то ли кристалл «разрядился», то ли Пашка был уже полностью выздоровевшим, и лечить было нечего. Мой вёл себя точно так же. И я начал приходить в отчаяние. Не то чтобы я разуверился, что он очнётся… я боялся, что это его состояние может затянуться на годы. Гнал от себя эти панические мысли, ругал себя последними словами, но… они не уходили и мучили меня, особенно по ночам. И я решил поговорить с его лечащим врачом, Валентином Фёдоровичем.

– Видишь ли, Тимур… ничего, что я на «ты»?

– Нормально.

– Паша вполне здоров. Я бы даже сказал – абсолютно здоров. Никаких последствий после аварии. Даже шрамов не осталось. Потрясающая регенерация. В моей практике это первый такой случай. Мне не от чего его лечить как хирургу. Держу по просьбе отца. Другим он, видишь ли, не доверяет.

– Но он же в себя не приходит?

– Не приходит. Это да. Тут, видишь ли, какое дело?

Он замолчал и задумался. Я напряжённо ждал. Внутри была натянутая струна. Ждал, как собственного приговора.

– Я так думаю, у него была какая-то травма.

– Но-о…

– Нет-нет, не хирургическая. Это всё мы вылечили. Тут другое…

Он опять посмотрел на меня, как бы желая убедиться, что мне говорить можно.

– До аварии ещё с ним что-то такое произошло. Потрясение какое-то или, может, неприятности, с которыми он не мог справиться. Что-то такое было… Это уже из области психологии… Не могу сказать точно, могу только предположить, что, возможно, авария эта – как следствие тех его неприятностей. Из-за стресса снизилась концентрация внимания, и вот плачевный итог…

Я обомлел. Нет, я застыл и смотрел на хирурга неподвижным взглядом: «Пашка страдал? Но из-за чего? Он же сам…»

– Ты меня понимаешь?

– Д-да… – выдавил я из себя.

– Вот. Дальше я тебе скажу не как врач – как человек, поживший и повидавший. Тут, я думаю, дело вот в чём: Паша по какой-то причине не хочет сам возвращаться. Почему такой вывод? Опять же скажу: он абсолютно здоров. Операция на мозге прошла крайне удачно. Я сам ассистировал. Не буду тебя грузить медицинскими терминами, всё равно не поймёшь. Скажу просто: все параметры жизнедеятельности в пределах нормы. Всё чистенько. Нет никаких причин ему быть не в сознании. Их просто нет. Кроме одной: он сам не хочет вернуться. Это последствия какого-то чудовищного стресса. Он просто сбежал.

– И… и что делать?

– Ничего не делать. Ждать. Разговаривать с ним, как будто он в сознании, и ждать. Мы его поддерживаем, уход и всё остальное… Специалисты его наблюдают. Только ждать. Ты же друг? Уверен – знаешь о нём всё. Значит, должен знать, что произошло. Вот и… делай выводы.

Я знал… и не понимал. Всё, что произошло тогда, на встрече нового года, не вписывалось ни в какие рамки моего понимания. Я знал только то, что они ушли вместе с Ксюшей и… я их видел. Я очень хорошо знал Пашку: он бы ни за что не стал делать что-то просто так – по глупости или из любопытства. Нет, он много чего делал раньше по этим двум причинам. Хотя бы взять этот дом в деревне. Именно поэтому мы тогда туда и попёрлись – из-за Пашкиного любопытства и из-за нашей общей глупости. Ебанаты!

Но это дом. С Ксюшей просто так он бы не стал. Он же близко к себе не подпускал никого. А тут я видел их вместе всю вечеринку. Значит, всё было не просто так. А потом всё случилось, как случилось: я уехал, а он… А он, выходит, начал встречаться с Ксюшей. Я сам это слышал от неё. Как-то вечером шёл от Пашки и решил навестить тётю Нину. Она редко теперь бывала дома – ночевала у него в палате. Но в это время она ещё должна была быть дома. Дверь в квартиру была приоткрыта. Я не стал об этом раздумывать, просто вошёл. И услышал голоса: говорили тётя Нина и Ксюша. Я встал как вкопанный.

Ксюха плакала и рассказывала про свою давнюю к Пашке любовь. Мне это было, если честно, неинтересно и неприятно слышать. Про её «любовь» к Пашке знали все, естественно, кроме самого Пашки, но почему-то всерьёз не воспринимали и посмеивались. По-доброму, конечно, но всё равно. Сейчас мне смешно не было. Я уже хотел тихонько выйти, но тут она заговорила про них с Пашкой. Я опять остановился. Она подтвердила мои мысли: они начали встречаться, и всё у них было просто заебись. Это от неё он шёл в тот ебучий вечер, когда его сбила машина.

Получается, что хирург ошибся: не было у него никакого стресса. Наоборот, у него всё было просто замечательно. Она просила Пашкину мать сделать ей пропуск. Но та отправила её к Малышеву. Он лишних в свою хирургию не пускал. Строгий дядька. Похоже, так у неё ничего и не вышло: я ни разу её там не видел. Только пару раз в вестибюле больницы, но когда проходил, она отворачивалась. Ну, а я был этому рад: общаться с Ксюхой мне было неприятно.

Дальше я слушать не стал. Вышел, тихонько прикрыв дверь.

Когда в первый день после каникул пришёл в школу, произошло ещё одно довольно странное событие: ко мне на большой перемене подошёл Кот. Я про себя так называю Котова – главного придурка нашего класса. Он предложил отойти куда-нибудь поговорить. Ну, отошли. Даже было интересно, хотя мне тогда мало до чего было: все мысли о Пашке. Я мог предположить всё, что угодно, но только не то, о чём он меня спросил.

Он спросил, как у Пашки дела, как его самочувствие. Причём спросил безо всякого подвоха.

Я ничего лучше не придумал, как: «А тебе зачем?» Он сказал, что в день аварии они встретились случайно в кафе. Пашка был с «девушкой». И теперь ему жаль, что всё так получилось. Типа, если бы тогда Пашка согласился остаться, ничего бы могло не произойти.

Про упоминание «девушки» меня сильно кольнуло, прям резануло. Вот значит как, даже в кафе водил… Это было больно. А ещё удивило, что Пашка общался с Котом и его свитой. Я ничего не понимал. Мне казалось, что речь шла не о моём Пашке, а о каком-то постороннем человеке. Всё это было очень странно и не похоже на моего друга.

Друга? Теперь уже не знаю. Да и не важно. Главное, чтобы выскочил побыстрее из своего небытия.

«Господи, пусть он будет жив и здоров! И пусть вернётся. Прошу только это!»

Теперь Кот частенько спрашивал у меня про Пашку. Мы даже как-то незаметно для меня начали общаться. Правда, только с ним. Свиту я игнорировал: ненавижу шестёрок. Он оказался неплохим чуваком, когда переставал строить из себя крутого. Но слишком близко мы не общались: мне было не до кого, и настроение совсем не располагало к пустому трёпу.

Я жил только теми часами, которые проводил возле Пашки. Руки у него всегда были прохладные, и я брал их в свои и согревал. Мне вообще казалось, что он мёрзнет, хотя в палате было тепло. Я даже попросил ему ещё одно одеяло. Мне ли не знать, какой он мерзляк, мой Пашка.

Незаметно зиму сменила весна. В классе приступили к подготовке к первым ЕГЭ, которые должны начаться с двадцатого апреля. Я тоже готовился: одиннадцать лет обучения в школе просрать не хотелось. Первыми шли базовые предметы: я напропалую решал задачки по математике вместе с Пашкой, повторял правила по русскому. Вспоминал особенности характера и поведения главных героев в рамках учебной литературы.

Уверен, если бы он меня слышал, обязательно бы чего-нибудь схохмил или хотя бы изменил выражение лица. Пусть на секунду – я бы заметил. Однажды долго сидел и молча смотрел на него. Потом не выдержал и осторожно прижался к его губам своими. Я очень скучал по Пашке. Даже словами выразить не могу, как скучал. Но в следующую минуту почувствовал себя насильником-извращенцем. Скорей всего, ему это было бы неприятно. От этой мысли было невыносимо больно, так больно, что я даже не сдержался и заскулил, как щенок, которого выбросили из дома под дождь.

«Паша, за что? За что ты со мной так… за что, Паш?»

Я держал его руку в своих, уткнувшись в них лбом, а по лицу текли слёзы, капая на простыню, на наши сплетённые пальцы. Я замечал их и, с остервенением вытирая лицо о рукав, приходил в себя:

«Придурок! Ну ты и придурок! Ему только твоих слёз сейчас не хватало!»

– Прости, Паш! Всё нормально. Я не буду тебе мешать, только просыпайся, пожалуйста!

Комментарий к Глава 5. Лекарственный препарат – плод моей фантазии. В справочниках по фармакологии вы его не найдёте.

====== Глава 6. ======

Лена

– Тёма, здравствуй! Это Лена.

– Привет! Что тебе нужно?

– Хотела узнать, как у тебя дела?

– Ты за этим позвонила? Узнать, как у меня дела?

– Не только… Я знаю, что с Пашей. Тём, правда, мне очень жаль…

– Лен, говори, что хотела, у меня мало времени…

– Даже не хочешь узнать, как дела у меня? Мне вот… может, плохо. Мы с тобой столько лет дружили… Неужели я для тебя совсем ничего не значу?

– Лен, у тебя что-то серьёзное… или просто поговорить захотелось?

– А если просто? Если мне больше не с кем поговорить?

– Хорошо, говори. Что у тебя?

– Да нет… ничего. У меня всё нормально. ЕГЭ сдала с отличным результатом. Собиралась в Москву. Но… пока решила отдохнуть. Поеду на следующий год. А ты едешь? Уже решил, куда будешь поступать?

– Я уже отдал документы. Буду учиться в Ключе. В строительном.

– Ты шутишь? Зачем тебе это?

– Я должен объяснять?

– Из-за Пашки? Тём, но ведь это глупо. Ты ему ничем не поможешь.

– У тебя всё? Я кладу трубку.

– Подожди. Хотела тебе сказать одну вещь…

– Что?

– Помнишь тот поцелуй? У Ксюхи на кухне… Пашка видел… Я специально это сделала… Зла была на тебя. Извини.

– Что??? Что ты сказала???

– Я увидела, что он на нас смотрит, и поцеловала тебя. Извини. Мне жаль.

– Спасибо, что сказала. Но… теперь уже не важно. Пожалуйста, не звони мне больше.

– Дурак! Ты заслуживаешь большего! Зачем тебе гробить жизнь? Он же овощ…

– Елена Сергеевна! Что вы делаете? – врачиха вошла неожиданно и увидела в моей руке свой старенький мобильник. Вот сука!

– Простите, Лидия Николаевна. Я только на минутку взяла ваш телефон. Мне нужно было позвонить.

– Я должна буду сообщить об этом Борису Леонидовичу, – ледяным тоном училки отчеканила она, блеснув хамелеоновыми линзами.

Мне надоело изображать из себя хорошую, послушную девочку:

– Да и хер с тобой, кошёлка старая! Сообщай! Я сделаю так, что ты скоро сама вылетишь отсюда… без выходного пособия! Думаешь, я не видела, как ты с собой кузовки с продуктами и витамины, которые, между прочим, я должна принимать, домой вывозишь? Что? Внучку подкармливаешь? С кухаркой спелись – на пару воруете?

– Что? Да, как вы…

– Только попробуй ему сказать что-то! Я тоже молчать не стану. Тебе ясно? – я грубо схватила её за воротник халата и приблизила к себе. – Я спрашиваю: ты всё поняла?

– Д-да, простите.

– Ну вот! Так-то лучше! – я пригладила ей край воротника и ласково заглянула в испуганные поросячьи глазки. – Будешь мне давать звонить, когда скажу. Лучше нам жить в мире. Иди, я спать буду.

– Да.

Вот я дура! У него по всему особняку были развешаны камеры. На следующий день мной занималась уже другая врачиха – молодая, стриженая почти под ноль деваха с милым личиком и глазами убийцы из киношного боевика. Она занималась какими-то боевыми искусствами. Я видела, как она рано утром тренировалась на спортивной площадке.

«Господи, где он их берёт?»

Мне он сделал последнее китайское предупреждение насчёт звонков. Свобода моя была ограничена – теперь я могла, кроме своей комнаты, находиться только внизу – в гостиной и библиотеке. Гулять же только в определённые часы в сопровождении стриженого цербера. Я пробовала с ней заговорить, но она на меня так посмотрела, что попытки наладить хоть какой-то контакт с этим киборгом я сразу оставила. Я для неё была не человеком, а объектом – заданием, которое она исполняла. Это милое чудовище звали Олеся. И почему не Настенька? Ей бы пошло.

Мне было страшно одиноко в этом огромном, роскошно обставленном особняке, куда меня привёз Борис. Я его пленница, потому что ношу его ребёнка. У них с женой нет детей и, похоже, не будет. Когда я сказала, что беременна, я думала, он меня убьёт. Он следил за тем, чтобы я пила эти чёртовы таблетки. Но в тот раз у меня их с собой не было. А ему наврала, что уже приняла. Я как раз только вернулась из Челябинска и мы отмечали в «Эдельвейсе» окончание школы.

Были все, кроме Тимура и Ксюши. Но так было даже лучше. Мне хотелось оторваться по-полной. А с ними все сидели бы с похоронным настроением из-за Пашки. Он с января лежал овощем в местной больнице без прогнозов на улучшение. Не понимаю, зачем мучить себя и его? И так понятно, что это конец. Жаль пацана, но что поделаешь? Такова жизнь! Не повезло парню. Стоит ли продолжать его мучения и истязать себя бесплодными надеждами на то, что он выйдет из комы? Ну, выйдет, допустим… и что? До конца жизни будет ходить под себя и вываливать изо рта кашу на слюнявчик. НЕ ПОНИМАЮ!

Гуманнее было бы отключить подачу кислорода, ну, или как там это называется… систему жизнеобеспечения? Я не медик. В их терминологии не разбираюсь. А Тимур – идиот! Решил записать себя в добровольные няньки. Ему это скоро надоест. Как говорится – дружба дружбой, а своя рубаха ближе к телу! Поступит, и уже некогда будет бегать к своему задохлику. Появятся другие… задохлики. Он же у нас спасатель обиженных и угнетённых. Придурок!

Меня эта вся ситуация страшно бесила, и я незаметно для себя немного перебрала с коктейлями. В общем, надралась порядком. Да и все хорошо набрались. Как я ни старалась развеселить общество, разговоры всё время опять скатывались на Пашку. Ксюху тоже жалели. Поговаривали, что они вроде бы дружить только начали. Вот это была очень интересная новость. Получается, мне удалось напоследок разбить этот неразлучный голубой тандем: Тимур и Паша. Что-то не слишком верилось про Ксюшу, но спрашивать не стала. Не хотелось, чтобы меня уличили в повышенной заинтересованности. Да и смысла теперь в этом уже никакого не было. Судьба всё решила за них. Вот как раз в тот вечер я и залетела. Надо мне было звонить своему зверю. Он почувствовал, что я никакая, и примчался. И таблеток у меня не было. Наверное, это тоже была судьба.

Беременность я заподозрила через три недели. А когда сделала тест, и всё подтвердилось, сначала испугалась, а потом обрадовалась. Дура! Решила, что он бросит свою серую мышку и женится на мне.

Когда он мне пытался внушить, что брак не для меня, мне стало ужасно любопытно, что же из себя представляет та несчастная, которую он выбрал себе в жёны. Понятно, что брак был чисто из коммерческих изображений. Тигр и любовь – понятия суть несовместные. Очень хотелось посмотреть на эту лахудру. Но где? Я понятия не имела, где он живёт, чем занимается, где бывает. Нас связывали только короткие встречи в его джипе в Ключе да гостиница в Челябинске. Но мне повезло совершенно случайно. Это было в начале января. Я увидела в городе его джип и решила подождать, встав за газетным киоском через дорогу. Ждала около часа. Замёрзла, но терпела.

Они выходили из «Рапсодии» – он и его курица. Маленькая, в жутко-серой норковой курточке, с прилизанной головкой и в квадратных очках!!! У нас что… нашествие очкастых мышей? Боже, как же нежно он её поддерживал, чтобы она не дай бог не поскользнулась на своих тоненьких, как у кузнечика, ножках и не проломила себе башку. А рожа у него была не как у тигра, а как у лакея, который хочет получить чаевые за своё усердие. И это МОЙ ТИГР?! Значит, про брак он мне всё наврал! Я для него действительно была резиновой куклой для его животных извращений. Я ничего не понимала. Я же в сто раз… да что в сто? Я в тысячу раз лучше этих бледных поганок. Тогда почему они, а не я? Даже Тимур, мой преданный рыцарь, и тот меня бросил. Что не так с этим миром? Почему посредственность предпочитают красоте?

Когда сказала ему про беременность, он страшно разозлился. Думала, что прикончит меня прямо в машине. Но он быстро взял себя в руки и сказал, чтоб ничего сама не предпринимала. Ха! Я и не собиралась! Чувствовала, что это мой большой козырь. Он позвонил через неделю, сказал, что меня заберёт водитель. Я запаниковала: а вдруг меня сейчас увезут в клинику и вычистят? И прощай все мои мечты! Нет, не станет он избавляться от своего ребёнка.

А вдруг ему вообще не нужен ребёнок? Я не знала, что он решил. Мне стало реально страшно. Вдруг он вообще хочет от меня избавиться? А что? Вполне в его духе. Всю дорогу я себя накручивала, не зная, что меня ждёт. Так страшно мне ещё никогда не было. Я уже жалела, что вообще всё это затеяла. Нужно было самой потихоньку сделать аборт. Но сейчас об этом думать уже было поздно.

Его новый водитель (старого после того случая я больше не видела) привёз меня за город в дачный посёлок, в его загородный дом. Ничего так себе домик: три этажа, кремовый сайдинг, огромные окна из тонированного стекла, похожие больше на витрины; фасад второго этажа – балкон с навесной крышей из цветного стекла с боковой лестницей.

Это архитектурное чудо окружало не менее чудесное творение дизайнерской мысли – обширная площадка, переходящая в идеально подстриженный газон с разбросанными по нему клумбами, деревцами, кустарниками, альпийскими горками, прудиком с фонтаном-античной девой и беседкой, увитой плющом. Всё это было сказочно красиво. Вот только мне было не до красоты – меня трясло от страха. Ему ничего не стоило прикончить меня и похоронить под какой-нибудь берёзкой в берёзовой роще, отделявшей его усадьбу от остального посёлка. Пока доехали, я была уже еле жива  – зуб на зуб не попадал от страха. А он меня даже не встретил! Охранник довёл меня до дверей и передал домработнице.

Меня сначала провели в комнату, оборудованную под медицинский кабинет, где мужик с повязкой, скрывающей его рожу, подтвердил мою беременность. Затем домработница проводила меня в его кабинет на втором этаже. Он встретил меня довольно приветливо, даже предложил зелёный чай с пирожными. Но что-то в его взгляде было не то. Это был совсем другой, незнакомый мне человек – не мой тигр. То, что он мне потом объявил, совершенно не совпадало с моими предположениями. Убивать меня он и не думал (зря тряслась всю дорогу), но и жениться на мне он также не собирался. Он продиктовал мне свои условия. Не предложил, а именно продиктовал – без права выбора.

Его жена больше не могла иметь детей после неудачной беременности. И он решил оставить нашего ребёнка себе. Моего согласия он не спрашивал. Решение было таково: я подписываю договор на отказ от ребёнка, он взамен устраивает мне в Москве обеспеченную жизнь после его рождения – квартиру, машину, обучение, счёт в банке с кучей нулей. Всё это с одним дополнительным устным условием: я забываю о нём и о ребёнке навсегда.

Если бы он вообще мне ничего не предложил взамен ребёнка, а только это своё устное условие, я бы согласилась не раздумывая. Слишком хорошо его знала и очень хотела жить. Но мой тигр был благородный тигр. А ребёнок мне и самой был сейчас не нужен. Я только закончила школу и собиралась учиться дальше. Ну какой ребёнок? Эта сделка для меня была как неожиданный выигрыш в лотерею. Оставалось только потерпеть несколько месяцев, выносить и родить здоровое чадо… иии… свинтить в свободную, обеспеченную жизнь!

Вот только жить мне предстояло в этой роскошной загородной тюрьме с моими тюремщиками весь срок до родов. Вместе со мной здесь жили два охранника, медик, горничная, кухарка и садовник. Кухарка с садовником были супружеской парой, а горничная – их дочерью. Жили они обособленно, со мной почти не разговаривали. Только по необходимости. Да и остальные тоже вели себя так же. Думаю, были заранее проинструктированы. Три раза в неделю водитель привозил из города продукты и мои заказы, если я хотела чего-то особенного из еды, или одежды, или косметики. Правда, мои заказы проверялись цербером. Если она считала, что для ребёнка это вредно – вычёркивала.

Сам приезжал раз в неделю посмотреть, как я. Бывало даже, что мы проводили вместе несколько часов: обедали, гуляли, разговаривали и… всё. Любовью больше не занимались. Теперь я была не женщиной, а инкубатором, в котором выращивалось его драгоценное яйцо. Я понятия не имела, каким образом он утряс вопрос моего отсутствия с родителями. Сказал, чтобы я об этом не волновалась. Надеюсь, что он их не убил. Шутка. Но с него станется. Позвонить им я не могла – общение с внешним миром мне было запрещено.

До обеда мной занималась Олеся: осмотр, взвешивание, уход за моим драгоценным тельцем, массаж. А остальную часть дня и особенно вечер я умирала от скуки. Читать надоело, смотреть мелодрамы про мытарства бедных тупых золушек, которых спасал случайно подвернувшийся добрый принц-олигарх, я ненавидела. Ужастики и прочие ранящие мою «тонкую душевную организацию» фильмы мне были запрещены. Тигр сам выбирал то, что «полезно» для инкубатора. Прогулки с «киборгом» были, скорей, принудительной обязанностью, а не удовольствием: чувствовала себя кроликом возле голодного питона. Я тупела, толстела и превращалась в индейку, которую откармливают для рождественского стола.

Тимур

На дворе октябрь… Осень в этом году слякотная, с ветрами, с затяжными холодными ливнями и серым, беспросветным небом. Всё, как в моей душе – серо и беспросветно.

Учусь в архитектурном на факультете архитектурного проектирования зданий и сооружений. А что? Чем не профессия для мужика? Буду заниматься архитектурой в своём городе. Не так уж и плохо. Отчим с мамой даже были рады, что я не поехал в Москву, а остался с ними. Ну, или делали вид, что рады. Раньше-то только и разговоров было о Москве да престижном ВУЗе, типа МГУ или МГИМО. На худой конец – Баумановки.

О Пашке дома мы почти не разговаривали. Да и дома я почти не жил: уходил утром, а приходил вечером. Всё свободное время сидел рядом с Пашкой. Лето было уже на исходе, шёл восьмой месяц его «заточения», когда он вышел из комы. Меня рядом с ним не было. Позвонила тётя Нина утром и сообщила. Это произошло в два часа ночи… и без меня. А я так мечтал в этот момент быть рядом!

Я сразу вызвал такси и примчался в больницу: теперь у меня был свободный пропуск посещений. Я там был уже как родной. Ксюха, кстати, тоже добилась своего: пропуск ей выписали где-то в июле. Но мы с ней почти не пересекались. Она приходила обычно после четырёх – на час или два. Я на это время уходил в больничную кафешку и ждал там. Понимал, что веду себя глупо, ведь она передо мной ни в чём не виновата, но сделать с собой ничего не мог. А она ни о чём и не спрашивала. В общем, ситуация была глупейшей, но мне было плевать. Моё место было возле Пашки, и точка. Проснётся, тогда сам решит – нужен я ему ещё или нет. А я сделаю всё, чтобы быть ему нужным.

Я много думал: не могло так быть, чтоб в одночасье он меня променял на какую-то там Ксюшу. Тем более, что теперь я знал причину: наш дурацкий поцелуй с Ленкой. Мы оба оказались заложниками этой ситуации, этой ебучей подставы. Если бы я тогда не сбежал, когда увидел их целующимися на скамейке, если бы подошёл… Если бы, если бы… Да, возможно, мы бы даже подрались тогда, возможно, орали бы друг на друга… Но тогда бы сразу всё прояснилось! И не было бы никакой Ксюши, не было бы того вечера, когда он шёл от неё… Ничего бы этого сейчас не было. Выходит, виноват во всём был я один. Из-за своего идиотизма. Ебучий ты урод!

Я влетел в вестибюль больницы и сразу остановился как вкопанный: увидел Пашкину мать. Она стояла у окна и плакала. Моя радость вмиг испарилась, уступив место тревоге.

Пашка был в полном порядке, даже уже начал помаленьку самостоятельно пить отвары и бульоны. Никаких особых отклонений врачи не выявили, кроме одного – он ничего про себя не помнил и тётю Нину не узнавал. Это уже был другой Пашка – угрюмый, неразговорчивый и затравленный, как потерявшийся щенок.

В этот же день его перевели в другой корпус – в психиатрию. С ним начали работать специалисты. Но всё оставалось по-прежнему. Он всех боялся и ни с кем не шёл на контакт.

Меня он тоже не узнавал. Я надеялся, что мне удастся хоть немного улучшить его состояние с помощью кристалла. Но и это не помогло. Хотя кристалл опять начал «работать». Я дожидался, когда Пашка днём уснёт, и сжимал кристалл в его руке. Свечение было. Вот только Пашка, проснувшись, оставался прежним. Память не хотела возвращаться.

Налаживать с ним дружбу по новой я должен был сам. И я старался, как мог. Мы выходили с ним на прогулки по больничному парку. Сначала катал его на больничной коляске, потом ему разрешили ходить самому. Я рассказывал ему всё, что приходило на ум: про нас с самого детства. Конечно, только про дружбу. Он почти всегда был безучастным к моим рассказам, просто шёл рядом и молчал, иногда бросая на меня растерянные взгляды. Он меня НЕ ПОМНИЛ!

Тёте Нине было проще: он почти сразу стал относиться к ней, как к своей маме. Это понятно: на то она и мама! Правда, мамой он стал называть её не сразу и обращался на «вы». Но это было поначалу. Потом всё вошло в норму. Отца он тоже начал звать папой. Постепенно уходила его болезненная настороженность. Он ничего не помнил, но с удовольствием слушал тёть Нинины рассказы о нём. Смотрел фотографии и улыбался. Правда, улыбка была растерянная, какая-то беспомощная. Глядя на него в эти моменты, у меня сжималось сердце. Так хотелось его прижать к себе, защитить. Я не выдерживал и выходил в коридор.

Самое поразительное то, что у Пашки вдруг открылись способности к точным наукам. Раньше он никогда не был большим знатоком математики. В физике вообще плавал. Я никак не мог ему элементарно объяснить, почему лампочка горит, или почему… Да целая куча была этих «почему». Например, его понимание напрочь отказывалось понимать, почему люди не падают, если земля круглая. Как мы вообще ходим вниз головами? Для него всё было из области его любимой фантастики. И при этом он дураком совсем не был, просто в его голове это никак не укладывалось. Он, скорей, был лириком, чем физиком. И всю жизнь терпел от меня насмешки на эту тему. Да и сам вместе со мной смеялся. Ему было проще с зелёными человечками: он точно знал, что они давно гуляют по нашей планете и живут где-нибудь в Марианской впадине или в Бермудском треугольнике. Таким был мой Пашка.

И вдруг он стал решать сложные уравнения и задачи по высшей математике, тригонометрии. Обложился учебниками по физике. Зависал на физико-математических сайтах, чего-то там выискивая, с кем-то переписываясь. Это был не мой Пашка. Такого Пашку я не знал.

И ещё… он очень сильно сдружился с Ксюшей. В отличие от меня, она решила пропустить этот год и поступать в следующем, вместе с Пашкой. Когда она приходила к нему, я сразу становился лишним. Я им мешал. А ходить она стала часто, и он её ждал. Со мной же он обращался, как с приятелем, который хоть и был предположительно другом, но особого доверия не вызывал. Он меня просто терпел. Мне даже казалось, что не приди я или вообще перестань ходить – он даже не заметит. Был – был, ушёл – ушёл. Невелика потеря!

Тётя Нина меня успокаивала, говорила, что нужно время. Что он обязательно всё вспомнит. Но время шло, а ничего не менялось. Я по-прежнему в его новой жизни не играл никакой роли.

Теперь Пашка уже дома. Я иногда его навещаю. Но для него я стал никем.

====== Глава 7. ======

У меня сегодня особенный день: мне ответил Вадим Николаевич Троицкий. Он профессор одного очень известного московского университета, куда я рассчитываю поступать в будущем году. Он возглавляет кафедру прикладной космонавтики. Таких умных людей я ещё не встречал, да и с ним познакомился заочно в интернете. Я отослал ему несколько своих работ в рамках учебной программы факультета. И вот наконец-то получил ответ. Хвалить он меня не хвалил, но написал, что у меня есть все шансы поступить и учиться на его кафедре. Ух! Аж дух захватило! Скорей бы Ксюха пришла, так хочется с ней всё обсудить!

Есть одна проблема… пока ещё проблема. Мне нужно закончить школу. Я подал заявление на сдачу экзаменов и ЕГЭ экстерном. Такого в их практике ещё не было, поэтому где-то там наверху этот вопрос решают. А я готовлюсь. У меня напряги с русским и литературой. Вот Ксюха меня и подтягивает. Вступительные на вышку – русский, математика и информатика. За последние два предмета моя голова не болит. А вот русский – это проблемка! Хотелось бы высший бал по ЕГЭ, но как получится – не знаю. Но надеюсь, что справлюсь. Хотя я посмотрел свои оценки в школе… Это какой-то пипец! По математике куча трояков! По русскому и литре – так же. Нифига се! Я что, раньше был полным лохом?

Когда с мамой пришли в школу с заявлением на экстерн, на нас смотрели, как на умалишённых. Вот тогда и показали мне электронный журнал успеваемости. Мои, так сказать, достижения. Заявление приняли только через две недели, когда я прошёл несколько контрольных тестов по учебной программе. Моя училка-математичка Любовь Петровна чуть в обморок не грохнулась, когда я решил задания несколькими способами за полчаса. Потом с красными пятнами на лице ещё два часа гоняла меня по всей учебной программе за три последних года.

С физиком Иван Борисычем было попроще. Он дал мне задания с ЕГЭ, которые были в июне. Дал и ушёл на урок. После вернулся, забрал листки и опять ушёл. Я сидел и не знал, чего мне делать дальше – идти домой или ждать его. Он вообще у нас странный: не от мира сего. Вроде с нами, но мыслями точно в другом месте. Вот и со мной так же. Я, прождав полчаса, уже собрался уходить, когда он зашёл в кабинет.

– Сам всё решал?

«Нет, бля, с инета сдул!»

– Ну да… Сам. Могу рассказать детально.

– Не нужно. Уже наслышан от Любови Петровны про твои математические достижения.

Он покопался у себя в портфеле и достал какую-то потрёпанную книгу. Полистал и протянул мне, показав пальцем на открытую страницу:

– Вот это сможешь решить? – он округлил карандашом номер задачки по квантовой механике.

Я посмотрел на обложку. Это был сборник задач по теоретической физике для студентов. Учебник был старый, ещё семьдесят второго года. Я занимался по учебнику Ивлева за две тысячи восьмой и уже много чего в нём порешал. Но хвалиться не стал. Вопрос про «сам всё решил» меня разозлил. Нахрена было уходить, чтобы потом спрашивать? Я что, двоечник, которому нужна тройка за четверть? Чё за идиотские вопросы? Терпеть этого не могу! Бесит!

– Я попробую.

– Можешь взять домой. Как решишь, приходи. Я посмотрю. Тогда и поговорим.

– Это же программа ВУЗа! – съехидничал я без доли ехидства в голосе. Так… сам для себя. Потешиться!

– Ничего страшного. У меня несколько учеников осилили. Здесь нужны базовые знания. Вот и посмотрим на твою подготовку. Искать решение в интернете не советую. Я сразу пойму.